Лев Николаевич Толстой

ОГЛАВЛЕНИЕ

Детство

Лев Николаевич Толстой родился 28 августа (9 сентября по новому стилю) в 1828 году.

Ныне Ясная Поляна — заповедное место. Здесь все освещено светом вдохновенной творческой мысли писателя. Толстой необыкновенно живо ощущал свою глубокую, не­разрывную связь с породившей его землей, с народом, среди которого он вырос. Он сам поэтически сформулировал это: «Без своей Ясной Поляны я трудно могу себе пред­ставить Россию и мое отношение к ней. Без Ясной Поляны я, может быть, яснее увижу общие законы, необходимые для моего отечества, но я не буду до пристрастия любить его».

Свою кровную связь с историческими судьбами России Толстой ощутил с детских лет, слушая рассказы в семье о том, как дед его при Потемкине сражался с турками под Очаковом, как отец участвовал в походах Отечественной войны 1812 и 1813—1814 годов. Со стен яснополянского зала из золоченых рам на мальчика смотрели суровые и важные лица его предков — исторических деятелей былых времен: вот Сергей Федорович Волконский, прадед, гене­рал-майор, участник Семилетней войны, закончившейся победой над Фридрихом Прусским. Это Сергей Федорович приобрел сельцо Ясная Поляна в окрестностях так назы­ваемой «посольской дороги» — пути, который вел из Пе­тербурга через Москву на юг, в заморские страны; вот его сын Николай Сергеевич Волконский, видный деятель ека­терининского времени, известный своим независимым ха­рактером, «умный, гордый, даровитый» (лист № 3). В за­писной книжке писателя есть запись о том, что в юности он хотел подражать деду. Независимость поступков и суж­дений, сознание собственного достоинства, бесстрашное высказывание истины без оглядки на неудовольствие царя и его приближенных — эти качества восхищали Толстого в характере его деда, эти качества развились и углубились в характере Льва Николаевича; писатель всегда высказы­вал правду о русской жизни, не боясь преследований царских властей.

Толстые вели свою родословную от знаменитого сподвижника Петра I Петра Андреевича Толстого.

Петр I высоко ценил ум, широкую образованность, дипломатические способности Толстого. За большие заслуги на государевой службе Петр Андреевич первый из рода Толстых был отличен графским титулом. На портрете П. А. Толстого работы известного художника И. Таннауэра выразительно переданы черты характера этого сподвижника Петра: тонкий ум, хитрость, коварство. Лев Николаевич интересовался личностью своего предка. Задумав в 1870-е годы роман из эпохи Петра I, он упоминает в числе действующих лиц П. А. Толстого (роман не был написан, сохранились лишь наброски).

В конце жизни П. А. Толстой подвергся опале, был сослан в Соловецкий монастырь, где и умер. Его внукам было возвращено графское достоинство и имения, но они уже не были столь богаты и влиятельны, как их дед.

Правнук П. А. Толстого Илья Андреевич, дед писателя, служил офицером в гвардейском Преобра­женском полку и поправил свое состояние выгодной же­нитьбой на дочери богатого князя Н. И. Горчакова. Выйдя в отставку, граф жил в Москве на широкую ногу, был уважаем всеми за доброту и радушие, избран старшиной Московского английского клуба. Жизнь роскошная, не по средствам привела к полному разорению его состояния. Илья Андреевич вынужден был отправиться в Казань гражданским губернатором, где и служил до своей смерти в 1820 году. Семья оказалась в бедственном положении, ^имение было взято в опеку.

Главой семьи стал 24-летний Николай Ильич. Ему предстояло отстаивать семейную честь и благосостояние, и он выполнил свой сыновний долг.

В 1812 году, едва достигнув 18-ти лет, Николай Ильич поступил на военную службу. Он стал участником войны 1812 года и заграничного похода 1813 года, получил за храбрость н мужество, проявленные в сражениях, боевые награды. В 1819 году Николай Ильич вышел в отставку «по состоянию здоровья>. Однако, как отметил Толстой в «Во­споминаниях», подлинной причиной выхода Николая Ильи­ча из армии было то, что он не счел возможным служить при аракчеевском режиме. В это время службу в армии оставляли многие боевые офицеры 1812 года, будущие декабристы: И. Д. Якушкин, М. А. Фонвизин, М. Ф. Ор­лов. Среди боевых соратников Николая Ильича были члены зарождавшихся тайных обществ, и одним из них был не кто иной, как Павел Иванович Пестель. Они оба в 1813 году участвовали в Лейпцигском сражении под командованием П. X. Витгенштейна и в один день — 14 августа 1814 го­да — за боевые отличия пожалованы в кавалергарды (при­вилегированный кавалерийский полк царской гвардии). Далее пути их разошлись. П. И. Пестель стал во главе Южного общества и после поражения восстания 14 декабря 1825 года был казнен.

О том, что Н. И. Толстой был участником тайных декабристских обществ, нет никаких сведений. Известно лишь о его службе в 1821 —1824 годах в Московском военно-сиротском отделении смотрительским помощником, то есть преподавателем в военной школе, где проходили первоначальное обучение будущие солдаты. Известно, что декабристы придавали большое значение просвещению сол­дат и солдатских детей, надеясь пробудить чувство протеста в солдатской массе.

Граф и подполковник в отставке, Н. И. Толстой , заняв скромное место воспитателя солдатских детей, действовал в духе той программы, которая записана была в «Зеленой книге» — уставе «Союза благоденствия» (так называлась одна из первых декабристских организа­ций).

В 1822 году «смотрительский помощник» граф Н. И. Тол­стой, об имущественном положении которого в его доку­ментах значилось: «крестьян не имеет», женился на княжне Марии Николаевне Волконской, унаследовавшей от отца Ясную Поляну.

Мария Николаевна была старше Николая Ильича. Не сохранилось ни одного портрета Марии Николаевны, кроме ее силуэта в детском возрасте. Говорили, что она была нехороша собой, но что лучистый взгляд ее глаз придавал ей ту особую привлекательность, которая лучше красоты. Княжна переняла от своего отца и гордый, не­зависимый характер, и пренебрежение к мнению света. Прекрасные свойства ее души делали ее любимой всеми, кто ее знал.

Толстой, лишившийся матери 18-ти месяцев от роду, бережно собирал и хранил в памяти все, что удалось ему узнать о ней от родных. В «Воспоминаниях» он писал: «...Все, что я знаю о ней, все прекрасно».

Лев Николаевич всегда с любовью вспоминал о своих родителях, которых потерял в раннем детстве. Черты их жизни и характеров он запечатлел в своих произведениях: облик Марии Николаевны угадывается в поэтическом образе Maman в повести «Детство»; история любви и женитьбы Марии Николаевны и Николая Ильича описана в «Войне и мире» как история женитьбы Николая Ростова и княжны Марьи Болконской. Прототипами героев «Войны и мира» послужили и оба деда писателя: старый князь Болконский многими своими чертами напоминает Н. С. Волконского, граф Илья Ростов — И. А. Толстого. Рассказ о детстве Толстого, о его родителях хорошо до­полнить чтением отрывков из «Воспоминаний».

В 1838 году умерла бабушка Пелагея Николаевна, и дети совсем осиротели. С исключительной любовью и преданностью заботилась о детях Т. А. Ергольская, их дальняя родственница, которую они ласково называли тетенькой. Дружескую привязанность к Татьяне Александровне Лев Николаевич сохранил на долгие годы, о ней он говорил, что она была «третье (после отца и матери) и самое важное лицо в смысле влияния на мою жизнь».

Татьяна Александровна стремилась развивать в детях те задатки высокой нравственности и гуманности, которые первоначально внушены им были родителями. Некоторые черты ее характера Толстой придал Соне в «Войне и мире», а история ее любви к Николаю Ильичу напоминает историю любви Сони и Николая Ростова.

Дети — Николай, Сергей, Дмитрий, Лев и Мария — живо восприняли культурные традиции семьи, рано проявили литературную одаренность. Старший, любимый брат Николенька унаследовал от матери дар сочинять и рассказывать чудесные истории. Однажды он рассказал братьям «Легенду о зеленой палочке»: будто бы эта волшебная палочка тайно зарыта на краю оврага в лесу Старый Заказ; ум ней написан секрет всеобщего счастья людей...

Младший из братьев, Лев, отличался искусством составлять шарады, прекрасно декламировал; в «Воспоминаниях» рассказывается о том, как восхищен был Николай Ильич его чтением стихотворения Пушкина «Наполеон».

Когда братья Толстые затеяли издавать рукописный журнал «Детские забавы» , семилетний Лева вел отделение «Натуральная история», где поместил свои рассказы о птицах — «Орел», «Сокол», «Сова». Пристрастие к жанру короткой истории из жизни животных у Толстого осталось навсегда; в 1870-е годы, уже прославленным писателем создавая свою «Азбуку» для крестьянских детей, он увлеченно писал рассказы, известные теперь каждому школьнику: «Лев и собачка», «Муравей и голубка», «Булька» и многие другие.

Большим событием в жизни мальчика был переезд семьи в Москву из Ясной Поляны в 1837 году. Первая встреча с Москвой запомнилась ему на всю жизнь: «Был хороший день, и я помню свое восхищение при виде московских церквей и домов, восхищение, вызванное тем тоном гор­дости, с которым отец показывал мне Москву».

Студенческие годы Толстого прошли в Казани. Здесь он поступил в университет. Он был сначала зачислен на факультет восточных языков Казанского университета, так как родные хотели, чтобы он сделал дипломатическую карьеру: затем он учился на юридическом факультете.

В студенческие годы Толстого ректором Казанского университета был выдающийся математик Николай Ива­нович Лобачевский . Он знал и отличал среди других студентов талантливого юношу. Впоследствии Лев Николаевич вспоминал о Лобачевском: «Я его отлично помню. Он был всегда таким серьезным и настоящим ученым...» По словам Толстого. Лобачевский говорил ему: «Было бы очень печально, если бы ваши выдающиеся способности не нашли применения. В чем он мог видеть тогда мои способности, уж не знаю».— добавлял Толстой.

В Казани тетка-опекунша Пелагея Ильинична Юшкова занимала видное положение в светском обществе как дочь .бывшего губернатора И. А. Толстого, о котором сохранились добрые воспоминания. Среди светских знакомых П. И. Юшковой был генерал-губернатор Казани С. П. Шипов, в молодости член «Союза благоденствия», друг П. И. Пестеля; впоследствии он уклонился от дви­жения декабристов и был прощен Николаем I; жена Шипова Анна Евграфовна известна как приятельница А. С. Пушкина и В. А. Жуковского. Толстой вспоминал впоследствии, что он «очень любил веселиться в Казанском, всегда очень хорошем обществе».

Лев Николаевич танцевал на балах, участвовал в спек­таклях и «живых картинах». В одной из них — «Предло­жение жениха» — он с успехом исполнил роль жениха-простофили. Живые черты юноши Толстого запечатлены в воспоминаниях его казанской знакомой А. Н. Зарницыной: «Лев Николаевич на балах был всегда рассеян, тан­цевал неохотно и вообще имел вид человека, мысли которого далеко от окружающего, и оно мало его занимает. Вслед­ствие этой рассеянности многие барышни находили его даже скучным кавалером, и едва ли кто из нас тогда думал, что из такого сонного юноши выйдет такой гений, равного которому теперь во всей Европе нет». К этому же времени относится карандашный набросок неизвестного художника: Толстой изображен в профиль в студенческом мундире.

Из событий студенческой жизни Толстого знаменательной была его работа под руководством профессора Д. И. Мейера: сравнение «Наказа» Екатерины II с сочинением французского философа-просветителя XVIII века Монтескье.

Работой этой он увлекся и впервые серьезно задумался над вопросами государственного устройства, политической жизни, общественных отношений. В тетради дневника, всецело посвященной разбору «Наказа»,— отрицательное отношение к монархическому правлению, осуждение рабства: «В нашем отечестве земледелие и торговля процветать не / могут до тех пор, покуда будет существовать рабство». I Юный Толстой подчеркивает важность согласования госу-дарственных законов с законами нравственными.

Самостоятельная работа так увлекла его, что он за­бросил университетские занятия. Впоследствии Толстой го­ворил, что причиной его выхода из университета до окон­чания курса была работа над «Наказом». Она пробудила в нем живое стремление к практической деятельности на пользу ближнему, а этого не могла дать тогдашняя казенная университетская наука.

Толстой оставляет университет и Казань. Он отправляется в Ясную Поляну, доставшуюся ему в наследство по разделу с братьями и сестрой.

Путь духовных исканий для Льва Николаевича был нелегкий, порой им овладевало отчаяние от недовольства собой и окружающей жизнью. В порыве такого настроения он однажды чуть не уехал из Казани в Сибирь. Об этом случае Толстой в 1904 году сделал запись для П. И. Би­рюкова, говоря о себе в третьем лице: «Жизнь его была такая безалаберная... он готов был на всякое изменение ее. Так, зять его Валериан Петрович Толстой, будучи женихом (Марии Николаевны, сестры Льва Николаевича.— Н. А.), ехал назад в Сибирь окончить там свои дела перед женитьбой. Когда он уезжал, Лев Николаевич вскочил к нему в тарантас... и не уехал в Сибирь, кажется, только оттого, что у него не было на голове шапки».

Встреча Толстого с декабристами состоялась позднее, уже после их возвращения из сибирской ссылки: с С. Г. Волконским — во Флоренции в 1860 году, с М. И. Муравьевым-Апостолом и П. Н. Свистуновым — в Москве в 1878 году. Интерес к декабристам и их судьбе нашел реальное воплощение в творчестве Толстого, в его работе над романом «Декабристы», к которому он обра­щался дважды — в 1860 и в 1878—1879 годах, но так и не закончил это произведение, оставив замечательные отдельные главы и интереснейшие наброски.

Весной 1847 года Толстой приехал в Ясную Поляну. Он намеревался испытать здесь свои силы в практической деятельности, занимаясь устройством жизни крестьян. Не­удачи и разочарования, которые его постигли в Ясной Поляне, он описал позднее в рассказе «Утро помещика» (1852—1856).

Яснополянские впечатления, наблюдения над бытом и характерами крестьян, любовь к народу, подлинный де­мократизм отразились в рассказах о жизни деревни , еше крепостной в те годы.— «Поликушка» (1861 — 1862), «Три смерти» (1858—1859).

Военная служба Толстого на Кавказе. Участие в героической обороне Севастополя.

В 1848—1851 годах деревенское уединение чередовалось с периодами шумной, как сам Толстой определял, «безалаберной» столичной жизни — в Москве, в Петербурге. Молодой человек был принят в высшем свете, бывал на балах, музыкальных вечерах, спектаклях. Всюду его принимали ласково, как сына достойных родителей, о которых сохрани­лась добрая память В Москве Лев Николаевич бывал в семье декабриста П. И. Колошина, в дочь которого Сонечку он был влюблен в детстве. Под именем Сонечки Валахиной она изображена в повести «Детство».

Литературные занятия все больше привлекают Толстого, он задумывает повесть «из цыганского быта», но рассеянная светская жизнь мешает сосредоточенному труду. Недоволь­ство собой, желание круто переменить жизнь, сменить пустую болтовню светских гостиных на настоящее дело привели его к внезапному решению уехать на Кавказ.

Николай Николаевич, возвращаясь в полк, предложил брату ехать с ним, и они отправились. Об этой поездке Толстой вспоминал как «об одном из лучших дней своей жизни». От Саратова до Астрахани плыли по Волге: «...взя­ли косовушку (большую лодку), уставили в нее тарантас и с помощью лоцмана и двух гребцов поехали где парусом, где на веслах вниз по течению воды».

Он впервые наблюдал природу южных степей и их обитателей — киргизов, много читал в дороге. 30 мая 1851 года Толстые прибыли в казачью станицу на левом берегу реки Терека — Старогладковскую. Здесь располагалась артиллерийская бригада, в которой служил Николай Николаевич. Здесь началась и военная служба Льва Николаевича. К этому времени относится дагерротип (изображение фотографическим способом на серебряной пластинке), запечатлевший братьев Толстых.

Толстой сначала участвовал в военных действиях волонтером (добровольцем), затем успешно сдал экзамен на фейерверкера и был зачислен прапорщиком, то есть млад­шим артиллерийским офицером, на военную службу. Во всем самостоятельный, он во что бы то ни стало хотел сам определить свой жизненный путь, избрав нелегкую службу офицера-артиллериста. Характерно, что он отказался от рекомендательного письма к наместнику Кавказа князю М. С. Воронцову, которое намеревался написать давний друг семьи Толстых, их родственник А. И. Горчаков. Тол­стой просто-напросто уехал, не простившись со старым князем.

Военная служба на Кавказе в те времена была опасной: шла война с отрядами горцев, объединившихся вод пред­водительством Шамиля, Однажды (это было в 1853 гаду) Толстой чуть не попал в плен к чеченцам. когда их отряд двигался их крепости Воздвиженская в Грозную.

Под Толстым была очень резвая лошадь, и он мог легко ускакать. Но он не оставил приятеля Садо Мисербиева, мирного чеченца, лошадь которого отставала. Они удачно отбились и прискакали в Грозную за подкреплением.

В офицерском обществе, не отличавшемся высокими духовными интересами, Лев Николаевич чувствовал себя одиноко. Его больше привлекали солдаты, в них он сумел оценить простоту, доброе сердце, стойкость и мужество. Но особенно привлекательна была для него вольная жизнь казаков. Он подружился со старым казаком-охотником Епифаном Сехиным, слушал и записывал его рассказы, казачьи песни. Черты характера Епифана Сехина запе­чатлены в образе дяди Брошки в «Казаках» (повесть начата на Кавказе, закончена в 1862 году).

Военная служба не могла занять Толстого всецело. Чувство смятения, недовольство собой не покидают его и на Кавказе. В день рождения, 28 августа 1852 года, Толстой записывает в Дневнике: «Мне 24 года, а я еще ничего не сделал. Я чувствую, что недаром вот уже восемь лет, что я борюсь с сомнением и страстями. Но на что я назначен? Это откроет будущность». Случилось так, что на следующий день он получил из Петербурга письмо Н. А. Некрасова, содержащее похвалу рукописи его первой законченной повести «Детство».

На Кавказе Толстой сделал свой самый главный выбор в жизни — он стал писателем. «...Помните, добрая тетенька, что когда-то вы посоветовали мне писать романы; так вот я послушался вашего совета — мои занятия, о которых я вам говорю,— литературные. Не знаю, появится ли когда в свет то, что я пишу, но меня забавляет эта работа» — так писал Толстой с Кавказа в Ясную Поляну Татьяне Алек­сандровне Ергольской. Он задумал роман «Четыре эпохи развития», в котором хотел изобразить процесс духовного роста человека, «резко обозначить характеристические чер­ты каждой эпохи жизни: в детстве теплоту и верность чувства; в отрочестве скептицизм, в юности красоту чувств, развитие тщеславия и неуверенность в самом себе».

На Кавказе написана первая часть задуманного рома­на — «Детство»; позднее были созданы «Отрочество» (1854) и «Юность» (1856); четвертая часть — «Моло­дость» — осталась ненаписанной.

Проникновенно, тонко и точно писатель открывает в своей повести мир детства. Перед нами — художественное исследование формирования человеческой души. Создавая образы героев повести, писатель использовал свои личные впечатления и переживания, но повесть автобиографична лишь отчасти. В созданных им образах сконцентрировалось то типическое, что характерно для реалистического изоб­ражения жизни. Недаром автор возражал против заглавия «История моего детства», под которым повесть была опуб­ликована в «Современнике». Он утверждал, что писал не о своем только детстве, но о том, что есть в детстве каждого человека.

Поэтому «Детство» бессмертно. Оно интересно и важно сменяющим друг друга поколениям читателей во всем мире. Толстой сумел раскрыть, как в потоке разнообразных, порой мимолетных впечатлений бытия кристаллизуется человече­ское в человеке. В этом процессе он отметил существенную сторону: доброе влияние на формирование детской души людей из народа. С какой теплотой и любовью наряду с образом Mаman обрисован образ старушки экономки Натальи Саввишны.

Слуги в доме Иртеньевых, другие люди из народа с их простотой и искренностью чувств ближе детям, чем обще­ство гостиной, где под благовоспитанными манерами скры­ты эгоизм и фальшь.

Так, уже в первом произведении Толстого возникает тема противопоставления народной и господской жизни и обнаруживается со всей очевидностью демократическая направленность его творчества.

На Кавказе написаны рассказы о буднях армии — «На­бег», «Рубка леса». В них правдиво, с большой теплотой писатель обрисовал образы русских солдат, их непоказную храбрость, преданность воинскому долгу.

Когда в 1853 году началась война России с объеди­ненными военными силами Англии, Франции и Турции, Толстой подал прошение о переводе его в действующую армию, как он сам объяснял впоследствии, «из патриотиз­ма». Его перевели в Дунайскую армию, и он участвовал в осаде турецкой крепости Силистрия.

Сознавая историческое значение совершающихся на его глазах событий, Толстой писал в Дневнике: «...Россия или должна пасть, или совершенно преобразоваться». Пора­жения русской армии делали для него очевидной необхо­димость решительных и быстрых преобразований во всем укладе общественной жизни России.

По дороге из Дунайской армии в Севастополь Толстой отмечает в Дневнике патриотическое воодушевление наро­да, его «великую моральную силу», массовый героизм сол­дат и матросов и в то же время бездарность царских генералов, их неспособность руководить, всеобщую нераз­бериху: «...Грустное положение и войска и государства». Он полон решимости действовать против того, что считает злом, «пером, словом и силою».

7 ноября 1854 года Толстой прибыл в Севастополь. Под сильным впечатлением увиденного Лев Николаевич пишет письмо брату Сергею. Точность описания, глубина патриотического чувства заставляют современного читателя воспринимать этот листок из семейной переписки как замечательный документальный памятник эпохи «Дух в войсках выше какого описания,— пишет Толстой.— Во времена древней Греции не было столько геройства. Корнилов, объезжав войска, вместо: «Здорово, ребята!» — говорил: «Нужно упреть, ребята, умрете?» — и войска кричали: «Умрем, ваше превосходительство! Ура!..» и уже 22 тысячи исполнили это обещание. Рота моряков чуть не взбунто­валась за то, что их хотели сменить с батареи, на которой они простояли тридцать дней под бомбами. Солдаты вы­рывают трубки из бомб. Женщины носят воду на бастионы для солдат... Чудное время... Мне не удалось ни одного раза быть в деле, но я благодарю бога за то, что я видел этих людей и живу в это славное время».

Вскоре Толстой был назначен в 3-ю легкую батарею 11-й артиллерийской бригады на 4-й бастион, прикрывавший доступ к центру города — один из самых опасных и от­ветственных участков Севастопольской обороны, находив­шийся постоянно под огнем противника .

Жизнь в тяжелых условиях бок о бок с солдатами и матросами, несмотря на опасность, нравилась Толстому. Он проявил здесь незаурядную личную храбрость, выдерж­ку, мужество. Товарищи по службе на 4-м бастионе вспо­минали о нем: «Он был в полном смысле душой батареи... Это был редкий товарищ, честнейшая душа, и забыть его решительно невозможно».

На 4-м бастионе Толстой хорошо изучил характер рус­ского солдата. Ему были по душе солдатская веселость и удальство, когда, например, радуясь весне, солдаты соорудили летучего змея и запускали его над неприятельскими траншеями, вызывая на себя ружейный огонь. То, что видел и понял, он описал в рассказе «Се­вастополь днем и ночью». Толстой предполагал поместить рассказ в «Военном листке» — журнале для солдат, кото­рый он намеревался издавать с группой офицеров-едино­мышленников. Однако демократическое направление жур­нала было «не во взглядах правительства», издание не раз­решили. Под названием «Севастополь в декабре» рассказ был напечатан в № 6 «Современника» за 1855 год.

Вслед за первым рассказом написаны «Севастополь в мае» и «Севастополь в августе 1855 года». Рассказы потрясли современников суровой правдой о войне.; В «Се­вастопольских рассказах» писатель впервые сформулировал принцип, которому оставался верен на протяжении всего своего творческого пути: «Герой моей повести — правда». Он сумел показать героические поступки без ореола лож­ного героизма, представил не парадную сторону войны, но ее будни «в крови, в страданиях, в смерти».

Уже в «Севастопольских рассказах» Толстой выступил против войны как бесчеловечного явления, чуждого разуму,

«Севастопольские рассказы» невелики, но в них запечат­лены широкая панорама событий и множество лиц: здесь солдаты, матросы, строевые офицеры и офицеры-аристок­раты, дети. Эти образы достоверны, как сама жизнь. Среди них — трогательный и привлекательный цельностью, иск­ренностью, чистотой нравственного чувства 17-летний Во­лодя Козельцов, погибший на Малаховом кургане, из рас­сказа «Севастополь в августе 1855 года». Герой Толстого пережил свое время. Много лет спустя однажды у своих знакомых Лев Николаевич услышал, как один из мальчиков, игравших в войну, называл себя Володей Козельцовым.

В годы Великой Отечественной войны подвиги героев Севастопольских рассказов» воодушевляли советских воинов.

В осажденном Севастополе Толстой постиг ту истину, что главная движущая сила истории — народ. Героем эпо­пеи Севастополя был для него русский народ. Вместе с народом, солдатами, матросами он испытал радость борьбы и горечь поражения. То, что он пережил в дни падения Севастополя, оставило навсегда неизгладимый след в его душе. В 1902 году во время своей тяжелой болезни в Крыму Толстой в бреду повторял: «Севастополь горит! Севастополь горит...»

Военный и исторический опыт Севастополя помог Тол­стому создать в «Войне и мире» такие реалистические картины войны, каких еще не знала мировая литература.

Петербург. Заграничные путешествия. Педагогика. Женитьба.

В начале ноября Толстой был отправлен курьером в Петербург, куда прибыл 19 ноября 1855 года. Он остано­вился у И. С. Тургенева, в его квартире на Фонтанке, у Аничкова моста. Они уже были знакомы заочно. Имение Тургенева Спасское-Лутовиново Орловской губернии на­ходилось рядом с Покровским, где, выйдя замуж за В. П. Толстого, жила Мария Николаевна, сестра Льва Николаевича. Тургенев бывал у М. Н. Толстой, выражал ей свое восхищение талантом ее брата; из Покровского Иван Сергеевич написал первое письмо Толстому, в котором убеждал его оставить военную службу и целиком посвятить себя литературе, благодарил за посвящение ему рассказа «Рубка леса».

Тургенев был старше Толстого на 10 лет, и когда по приезде Льва Николаевича в Петербург он близко сошелся с ним лично, то испытал к нему чувство, похожее на отцовское; Толстой отвечал Тургеневу искренней дружеской приязнью, переписывался с ним, часто встречался, гостил в Спасском.

В 1855 году в Петербурге Тургенев ввел Толстого в круг известных петербургских литераторов, способствовал его литературному успеху. Особенно сблизился Толстой с писателями, группировавшимися вокруг

Возглавившее современник Некрасов и Чернышевский стремились содействовать возмужанию реалистиче­ского таланта начинающего писателя. «...Я люблю в вас... великую надежду русской литературы,— писал Некрасов Толстому,— для которой вы уже много сделали и для которой вы еще более сделаете, когда поймете, что в на­шем отечестве роль писателя — есть прежде всего роль учителя и, во возможности, заступника за безгласных и приниженных».

В твоих статьях, посвященных ранним произведениям Толстого, Чернышевский тонко определил своеобразие его таланта.

Но Толстой еще не сделал окончательного выбора. Жизнь его была неустроенной, он метался из Петербурга в Москву, в Ясную Поляну, в Покровское, снова в Петербург… Как будто стремительный духовный рост, что происходил в нем , не давал ему покоя, гнал с места на место.

Неукротимая энергия и свежесть его духовных сил привлекали и очаровывали окружающих. Один из друзей Толстого, П_ К. Анненков. заметил: «...просто изумительно, как много мыслил этот человек о нравственности, добре и истине и с каких ранних пор!…»

Настойчивые советы Тургенева оставить военную службу все-таки имели действие на Толстого: он подал прошение об отставке и в ноябре 1856 года получил увольнение от военной службы, а в начале 1857 года отправился в свое первое заграничное путешествие через Варшаву в Париж. Здесь он застал Некрасова и Тургенева. В письме из Парижа Тургенев сообщал их общему другу: «Толстой здесь — в глядит на все, помалчивая и расширяя глаза, поумнел очень во все еще ему неловко с самим собою — а потому н другим с ним не совсем покойно. Но я радуюсь, глядя на вето: это, говоря по совести, единственная надежда

В Париже Лев Николаевич знакомился с культурной и общественной жизнью Франции: посещал лекции, кон­церты, Лувр, Национальную библиотеку. Его восхищало здесь чувство «социальной свободы». Но в то же время Толстой остро чувствовал противоречия буржуазной циви­лизации. То. что ему довелось увидеть в Париже, потрясло его на всю жизнь. Это была казнь на площади Рокетт. На глазах у Толстого гильотина отсекла голову осужденному. «Я видел иного ужасов на войне и на Кавказе, но ежели бы при мне изорвали на куски человека, это не было бы так отвратительно. как эта искусная и элегантная машина, посредством которой в одно мгновение убили сильного, свежего, здорового человека» — так под непосредствен­ным впечатлением происшедшего писал Толстой своему другу.

Он поспешно выехал из Парижа в Швейцарию, где «природа больше всего дает это высшее наслаждение жиз­ни». Но и среди швейцарской природы своим острым взглядом он подмечал контрасты, разрушавшие иллюзию идил­лической жизни. Встреча с нищим певцом у роскошного

отеля Швейцергоф в Люцерне послужила Толстому сюже­том для рассказа «Люцерн».

В этом рассказе, как ив повести «Детство», писатель показал истинное благородство и душевную тонкость в че­ловеке из народа, а под респектабельной внешностью бо­гатых туристов — духовную ограниченность и эгоизм.

В 1860 году Толстой отправился во второе заграничное путешествие. В это время он увлекся школьным делом, и целью его поездки было ознакомление со школами За­падной Европы. Тяжелым событием в жизни Толстого стала смерть любимого брата Николеньки на юге Франции, в Гиере. Он умер на руках Льва Николаевича. «Скоро месяц, что Николенька умер. Страшно оторвало меня от жизни это событие...— записал Толстой в Дневнике.— Николенькина смерть — самое сильное впечатление в моей жизни». Эта утрата заставила Толстого снова болезненно ощутить свое I сиротство. В письме А. А. Толстой он высказал вполне, кем был для него брат: «Мало того, что это один из лучших людей, которых я встречал в жизни, что он был брат, что с ним связаны лучшие воспоминания моей жизни,— это был лучший мой друг».

Из Франции Толстой в начале марта 1861 года прибыл в Лондон. Здесь ему посчастливилось присутствовать на лекции Чарльза Диккенса, который был одним из самых любимых писателей Толстого; его портрет он поместил в своем яснополянском кабинете среди портретов близких людей.

В Лондоне Толстой встретился с А. И. Герценом.

Продолжая дело декабристов в годы николаевской ре­акции, Герцен возвысил свой голос против самодержавного гнета и подвергся преследованиям правительства. Он по­кинул Россию и был основателем вольной русской прессы за границей. Его «Полярную звезду» и «Колокол», запре­щенные в России, жадно читала передовая русская моло­дежь. Читал их и Толстой. Его особенно интересовали материалы о декабристах, которые публиковались в «По­лярной звезде».

Герцен также был знаком с сочинениями молодого писателя, высоко ценил их. Огромный авторитет Герцена не смутил Толстого, и при встрече он горячо, порой даже яростно отстаивал перед Герценом свои взгляды на ко­ренные вопросы исторического развития России. В письме Тургеневу Герцен шутя жаловался, что Толстой в спорах «как под Севастополем берет храбростью и натиском». Каждый отстаивал важность своего дела: Герцен — дело революционной пропаганды вольным русским словом, Тол­стой — дело народного просвещения, которым в то время был одержим,— организацию сельских школ, «универси­тетов в лаптях», то есть учительских курсов. Толстой мечтал о преобразовании русской жизни мирным путем, мысль о насильственной революции его отталкивала.

Однако, страстно споря, Толстой и Герцен были друг другу близки. Толстой до конца дней восхищался Герценом и хранил память о своей единственной с ним встрече. На память о встречах в Лондоне Герцен подарил Толстому фотографию, на которой он сфотографирован вместе со своим другом, поэтом Н. П. Огаревым.

«Живой, отзывчивый, умный, интересный,— вспоминал Толстой много лет спустя,— Герцен сразу заговорил со мною так, как будто мы давно знакомы, и сразу заинте­ресовал меня своей личностью. Я ни у кого уже потом не встречал такого редкого соединения глубины и блеска мыслей...»

В письме к Герцену Толстой впервые упоминает о том, что начал писать роман о декабристе. Это было несколько глав, в которых описано возвращение декабриста Петра Лабазова с женой, дочерью и сыном из сибирской ссылки. Впоследствии из этого замысла выросла эпопея «Война и мир».

Из Лондона Толстой возвращался в Россию через Брюс- » сель. Здесь он сфотографировался. Снимок запечатлел происшедшую в нем перемену: мы видим его возмужавшим, энергичным, сильным, с черной, слегка кур­чавой бородой. Таким запомнился первым ученикам ясно-полянской школы их учитель. Таким он изображен на детском рисунке того времени.

О том, как важны и значительны были для Толстого его занятия с крестьянскими детьми, общение с ними, мы узнаем из его письма к А. А. Толстой: «Есть и у меня поэтическое, прелестное дело, от которого нельзя оторваться — это шко­ла... Классы рядом в саду под яблонями, куда можно пройти нагнувшись, так все заросло. И там сидит учитель, а кру­гом школьники, покусывая травки и пощелкивая в липовые и кленовые листья. Учитель учит по моим советам, но все-таки не совсем хорошо, что и дети чувствуют. Они меня больше любят. И мы начинаем беседовать часа 3—4, и никому не скучно. Нельзя рассказать, что это за дети — надо их видеть... Дом школы теперь почти отделан. Три большие комнаты — одна розовая, две голубые заняты школой. В самой комнате, кроме того, музей. По полкам кругом стен разложены камни, бабочки, скелеты, травки, цветы, физические инструменты и т. д.». Экспонаты для школьного музея Толстой собрал во время заграничной поездки. Дом школы, о котором идет речь,— флигель яс­нополянской усадьбы.

Однажды, занимаясь с детьми и желая приохотить их писать сочинения, Толстой предложил ученикам придумать рассказ на тему народной пословицы или поговорки. Школь­никам это понравилось. Толстому удалось пробудить в де­тях творческое начало. Сочинения крестьянских ребят вос­хищали Толстого серьезностью взгляда на жизнь, выра­зительностью языка. Лучшие рассказы «Ложкой кормит, стеблем глаз колет» и «Солдаткино житье» Толстой напе­чатал в приложении к педагогическому журналу «Ясная Поляна», который он издавал в 1862 году.

Школа еще более сблизила Толстого с жизнью народа, по-новому раскрыла для него его талантливость. Писатель отдавал силы народному образованию ради спасения «то­нущих Пушкиных и Ломоносовых», а они, по его наблю­дениям, «кишат в каждой школе».

Занимаясь с детьми, Толстой с восхищением наблюдал, как в крестьянском ребенке обнаруживается художник. Толстой утверждал даже, что творчество крестьянских де­тей открывало перед ним великие законы искусства. Об этом он писал в статье «Кому у кого учиться писать» — кре­стьянским детям у литераторов или литераторам у крестьянских детей. Выходило так, что учиться надо у детей. В этом выводе, по существу, отражено то, что дала Толстому-художнику школа: заглядывая в душу крестьянского ребенка, он усваивал народный взгляд на окружающее. Это была одна из необходимых предпосылок для создания народно-героической эпопеи о войне 1812 года — «Войны и мира».

Вскоре важное событие в жизни Толстого отдалило его от школьных занятий: в сентябре 1862 года он женился на Софье Андреевне Берс, дочери давних хороших знакомых, московского врача Андрея Евстафьевича и его жены Лю­бови Александровны. Их дочерей Лизу, Соню и Таню Лев Николаевич знал еще девочками; сестры Берс привлекали своей жизнерадостностью, непосредственностью, отсутствием манерности. Особое очарование отличало младшую Таню. Впоследствии, когда Толстого спрашива­ли, с кого списан образ Наташи Ростовой, он отвечал шутя: «Я взял Таню, перетолок ее с Соней, и вышла Наташа.

Сразу же после свадьбы Лев Николаевич и Софья Андреевна уехали в Ясную Поляну, где прожили почти безвыездно 20 лет. Толстой обрел наконец семейное счастье. В Софье Андреевне он нашел прилежную помощницу в своем литературном труде. Она бесконечное число раз разбирала и переписывала трудные для чтения рукописи писателя, счастливая тем, что первая читает его произ­ведения.

«Я дожил до 34 лет и не знал, что можно так любить и быть так счастливым»,— признавался Толстой своим друзьям.

Одним из первых сочинений, переписанных набело рукой Софьи Андреевны, была повесть «Казаки». Толстой работал над ее завершением зимой 1862 года. Повесть была на­печатана в № 1 «Русского вестника» за 1863 год. Образ главного героя повести Оленина автобиографичен. Созна­ние ничтожества пустой светской жизни, стремление начать другую, новую жизнь, простую и здоровую, какой живут казаки, было мечтой и самого Толстого. Впервые в русской литературе поэтически и правдиво описана жизнь казачьей станицы, народные праздники и обычаи. В галерею русских народных характеров вошли образы казачки Марьяны, Лукашки, дяди Ерошки.

«Война и мир»

Выбор давно сделан. Литература, искусство, педагогика и семья» — этой записью в Дневнике обозначен новый, необычайно плодотворный период в жизни писателя.

Софья Андреевна и появившиеся вскоре дети — Сережа, Таня, Илья — вносили оживление в уединенную яснопо­лянскую жизнь. Лев Николаевич с увлечением занимался хозяйством, воспитанием детей, по вечерам — чтением, му­зыкой: играл на фортепьяно в четыре руки с Софьей Андреевной сонаты и симфонии Моцарта и Бетховена, пьесы Шопена.

Толстой работал над новым романом. Семь лет упорного труда потребовало осуществление его замысла. Завершая работу, уже в окончательной редакции он озаглавил про­изведение «Война и мир». Он находился в расцвете своих творческих сил и осознавал это вполне, испытывал ощу­щение свободы от того, что в гармоническом соответствии раскрывались все стороны его громадного таланта: склон­ность к философским обобщениям, одержимость и дотош­ность историка, проницательность художника.

Обращение к исторической теме не было для Толстого случайно. Оно не было и стремлением укрыться от жгучих вопросов современности в своем счастливом яснополянском уединении.

С юности Толстой испытывал неутолимую потребность «знать ход истории», чтобы найти в жизни свою цель и свое место. О закономерностях исторического развития он горячо спорил с Герценом в Лондоне.

Теперь, два года спустя, в тишине «комнаты под сво­дами» Толстой заново переживал вихрь не­давних впечатлений: Севастополь в огне, шум парижских улиц, накаленную атмосферу политических споров в доме Герцена. Еще громче и явственнее звучали в его сознании голоса, спорящие об исторических судьбах Европы и России.

Чем глубже Толстой задумывался над сущностью своих исторических взглядов, тем очевиднее становилось их родство со взглядами декабристов. Звено исторической цепи, разорванной царем-жандармом на Сенатской площади, чудесным образом оказывалось в его руке.

Толстой снова обратился к замыслу описать историю жизни возвратившегося из Сибири декабриста. Его глазами Толстой хотел увидеть и с его позиции объяснить «свою Россию». В то же время художник стремился понять, как сложился особенный характер его героя, а для этого он должен был проследить «эпохи его развития».

Молодость героя «совпадала с славной для России эпохой 1812 года». Толстой погрузился в изучение мате­риалов эпохи. Он прочел исторические сочинения о войнах с Наполеоном русских и французских историков: А. И. Ми­хайловского-Данилевского, М. И. Богдановича, А. Тьера и других. Чтение глубоко разочаровало его: в сочинениях этих, где собрано множество фактов и подробностей, от­сутствовал «тон правды», что, по мнению Толстого, было необходимым условием подлинно исторического сочинения.

Он прочел также русские и французские романы об эпохе наполеоновских войн: сочинение Жермены де Сталь «Дель­фина», роман М. Загоскина «Рославлев, или Русские в 1812 году», Р. Зотова «Леонид, или Некоторые черты из жизни Наполеона» и роман Александра Дюма «Наполеон», вы­шедший в Париже в 1846 году. Но в этих романах Толстой остро ощущал условность литературного изображения жизни.

Значительно интереснее оказались для него воспоми­нания самих участников сражений, людей той эпохи. В их рассказах он находил богатый материал для творческой обработки. В яснополянской библиотеке и поныне хранятся «Походные записки русского офицера» И. Лажечникова, «Записки о 1812 годе Сергея Глинки, первого ратника Московского ополчения», сочинения Д. В. Давыдова, «За­писки современника с 1805 по 1819 год» С. Жихарева. На страницах этих книг — пометы, сделанные Толстым во вре­мя работы. Особенно он ценил сочинения поэта-партизана Дениса Давыдова.

Но пожалуй, для писателя было еще важнее прикос­нуться к подлинным документам того времени, например прочитать письма, написанные в 1812 году, и это оказалось возможным: через знакомых Толстой получил пачки напи­санных по-французски писем. Их писала московская ба­рышня Мария Аполлоновна Волкова своей подруге, Варваре Ивановне Ланской, в Петербург. Письма по­нравились Толстому, в них эпоха оживала в мельчайших подробностях, необходимых для романиста, и он почерпнул отсюда некоторые черты действительной жизни и придал их своим героям, людям, «которых никогда не было».

...Из Москвы 24 июня 1812 года М. А. Волкова сооб­щала: «...Гагарины тоже достойны сожаления. Кн. Андрей решается отправиться в поход и предоставляет жене спра­виться с родами, как знает...» И перед нами сразу же I возникают образы толстовского романа — князь Андрей Болконский * небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами» и его жена, «маленькая княгиня».

Однако писателю стоило огромного труда вылепить эти 'образы, найти из множества возможных вариантов тот, который неотразимо воздействует на читателей. Успеху творческих исканий способствовала обстановка Ясной По­ляны, где живы еще были предания дедовских времен. О них напоминали своим звучным боем старинные «нор-тоновские» часы в футляре из красного дерева в форме (башенки, фамильные портреты в зале, аллеи посаженного старым князем Волконским парка. В шкатулках хранились письма отца и матери, альбомы с рисунками и стихами 1810—1820-х годов.

Толстой предполагал озаглавить роман «Три поры». Об этом свидетельствует второй вариант начала, носящий подзаголовок «Часть 1-я 1812 год». Три поры — три важнейшие исторические эпохи жизни героя-декабриста: 1812 год — 1825 год — 1856 год. Но и этот вариант отброшен. Вот как сам Толстой объяснял причину изменения замысла: «Я другой раз бросил начатое и стал писать со времени 1812 года, которого еще запах и звук слышны и милы нам... Между теми полуисторическими, полуобщественными, по­лувымышленными великими характерными лицами великой эпохи, личность моего героя отступила на задний план, а на первый план стали, с равным интересом для меня, '•и молодые и старые люди, и мужчины и женщины того времени...»

Произведение обретало подлинно эпический характер, интерес к отдельной, пусть выдающейся личности сменился интересом к жизни народа в целом. «В «Войне и мире» я любил мысль народную вследствие войны 1812 года»,— скажет позднее Толстой.

«Мысль народная» — душа, сила сцепления всех эле­ментов произведения. «Войну и мир» мы называем эпопеей не только за широту охвата действительности, но за истинную народность, выразившуюся в глубоком постижении русского национального характера, как он проявился в исторических событиях.

Одна из особенностей повествования в «Войне и ми­ре»— сочетание эпического и лирического начал. На все изображаемые в романе события автор смотрит как бы сверху, он сразу видит всех участников действия, и от него не ускользает ни одно слово, ни одно движение в толпе действующих лиц. В то же время он сан как бы участвует в изображаемых событиях, всякий раз принимая облик того или другого из своих любимых героев — Андрея Болкон­ского на Праценских высотах, когда он, раненный в Аустерлицком сражении, видит высокое и мрачное небо», Пьера Безухова на батарее Раевского во время Бородинского сражения, то Николая Ростова, то Пети Ростова ночью, на партизанском бивуаке, то Николеньки Болконского, меч­тающего совершить таков подвиг, как совершали герои Плутарха.

Это перевоплощение позволило Толстому достичь такой правдивости, достоверности в описании исторических со­бытий, что совершенно исчезает ощущение литературного повествования и достигается полная иллюзия, что перед нами жизнь, как она есть.

Главные герои романа — Андрей, Пьер, Наташа, Николай и Петя Ростовы, Николенька Болконский соединены глубоким внутренним родством: в каждого из них художник вложил часть себя. Он насытил их внутреннюю жизнь своим богатым духовным опытом.

Первые части романа под заглавием «1805 год» печа­тались в журнале «Русский вестник» за 1865 год. Произ­ведение имело успех, и Толстой хотел издать его отдельной книгой с иллюстрациями. Он заказал рисунки М. С. Башилову и очень заинтересовался работой художника, пе­реписывался с ним, давал советы. В письмах Толстого к М. С. Башилову содержатся дополнительные черточки к характеристикам героев.

Рассказ о грандиозных исторических событиях не отвлекает Толстого от важной для него темы: «природа и человек», напротив, события жизни человеческой посто­янно соотнесены в романе с жизнью природы. Описывая подробно сражения, он столь же подробно описывает сцену охоты Ростовых. Она для него важна, потому что во взаимодействии с природой наиболее глубоко и полно вы­являются существенные черты характера и жизни людей.

Писатель противопоставил в романе вечные, природные начала временному, суетному: царства рушатся — простые человеческие радости неизменны. В этом противопоставле­нии — особенность толстовской философии истории.

Подлинная кульминация романа-эпопеи — Бородинское сражение; к нему сходятся и от него расходятся нити повествования; этим событием проверяются характеры главных героев романа, в нем раскрывается вполне ха­рактер всего народа — главного вершителя исторических судеб, по мысли Толстого.

Подготовка к описанию Бородинского сражения потре­бовала от писателя особенно много сил. Не полагаясь на изучение известных исторических источников, Толстой 25—27 сентября 1867 года совершил поездку на Бородин­ское поле, взяв с собой Степу Берса, младшего брата Софьи Андреевны. На местности он сделал необходимые записи. Впоследствии С. А. Берс вспоминал: «Два дня Лев Ни­колаевич ходил и ездил по той местности... Он делал свои заметки и рисовал план сражения...» Пристальное изучение народной жизни, опыт Севастополя, знание «своей Рос­сии» — все это помогло Толстому достичь подлинно реали­стического изображения народно-освободительной войны.

Создавая «Войну и мир». Толстой выступал художни­ком-новатором, он опрокидывал сложившиеся литератур­ные приемы описания исторических событий и воинских подвигов, укоренившиеся представления о героическом и героической личности. Он все время на протяжении пове­ствования вступал в спор: с официальными историками, с сочинителями военных донесений, с писателями-романти­ками; его произведению свойствен полемический пафос.

Толстой разоблачал «лживое», с его точки зрения, пред­ставление о герое, сопоставляя в романе Наполеона и Ку­тузова; он был убежден в том, что, как бы ни изменялись формы человеческого общежития, всегда останется один постоянный закон добра. Развенчивая бур­жуазный культ сильной личности (примером такой личности был Наполеон), он утверждал: «...Нет величия там, где нет простоты, добра и правды».

Толстой не отрицал роли личности в истории, напротив, он стремился постичь значение каждой бесконечно малой в сумме миллионов равнодействующих, из которых скла­дывается историческое движение. Он писал: «Движение народов производит не власть, но деятельность всех людей».

«Мысль народная» романа-эпопеи не только в изобра­жении освободительной войны народа против иноземного нашествия, но и в глубокой вере в торжество добра и спра­ведливости, в победу жизни над смертью. В эпилоге романа жизнь торжествует над смертью в любви Наташи и Пьера, княжны Марьи и Николая Ростова, в сыне Андрея Болконского Ннколеньке, который вырастет декабристом.

С 1867 года стало выходить отдельное издание «Войны и мира» в шести частях (последняя часть вышла в свет в 1869 году). Роман сразу же привлек внимание читающей публики и раскупался нарасхват. В газетах появились сообщения о блистательном успехе романа, о том. что его «прочла вся Россия». Среди первых читателей, высоко оценивших роман, были историк М. П. Погодин, писатели Н. С. Лесков, М. Е. Салтыков-Щедрин. И. С. Тургенев, назвавший «Войну и мир» «одной из замечательнейших книг нашего времени».

Вскоре появились переводы «Войны и мира» на иност­ранные языки, и Толстой был признан одним из великих писателей XIX столетия.

«Анна Каренина»

Еще отсылались в Москву из Ясной Поляны корректуры последних

частей «Войны и мира», а Толстой был уже полон новых творческих замыслов. Его снова привлекает педагогика, и он задумывает создать свою «Азбуку» и книги для первоначального чтения. С этой целью он перечитывает множество русских народных былин и сказок, у него даже является мысль начать роман, героями которого будут былинные богатыри. Осенью 1871 года Толстой приступил к работе над «Азбукой» и, чтобы заново проверить свои педагогические методы, на основе которых он ее создавал, возобновил занятия с крестьянскими детьми. Теперь ему помогали проводить занятия Софья Андреевна и старшие дети. Сережа и Таня успешно обучали ребят начальной грамоте, но Илья, которому не было еще семи лет, подрался со своими учениками...

Толстой считал, что создание книг для детей требует особых знаний и мастерства. Он писал А. А. Толстой: «...Эта Азбука одна может дать работы на сто лет. Для нее нужно знание греческой, индийской, арабской литератур, нужны все естественные науки, астрономия, физика и ра­бота над языком ужасная — надо, чтоб все было красиво, хорошо и, главное, ясно».

Для «Азбуки» и «Русских книг для чтения» Толстой написал рассказы «Филипок», «Косточка», «Лев и собачка», «Кавказский пленник», хорошо известные теперь всем де­тям. «Новая азбука» Толстого, вышедшая в 1875 году, пользовалась большим успехом, особенно в сельских шко­лах, и выдержала 28 изданий при жизни писателя.

Одновременно с созданием «Азбуки» Толстой увлеченно работает над романом из эпохи Петра I: изучает истори­ческие материалы, набрасывает разнообразные варианты. Петровская эпоха привлекала его потому, что в ней ему виделся «узел русской жизни», начало того исторического процесса, последствия которого совершались на его глазах. Однако, потратив много труда на разработку исторического замысла, Толстой неожиданно стал писать роман на со­временную тему, в окончательной редакции получивший название «Анна Каренина».

В этот начальный период работы Толстого над «Анной Карениной» художник И. Н. Крамской написал в Ясной Поляне первый живописный портрет писателя.

Роман, над которым работал Толстой в 1873—1877 годы, в одном из первоначальных вариантов был им озаглавлен «Два брака». И хотя заглавие он впоследствии изменил, в композиции произведения сохранилась эта глав­ная параллель первоначального замысла: в ней отчетливо прослеживается последовательность и сочетание двух сюжетных линий — линии Анны Карениной, ее брак был несчастлив и привел к трагической развязке, и линии Константина Левина, семейная жизнь которого сложилась вполне счастливо. Но созданные художником образы тем и прекрасны, что полны жизни и не укладываются в рам­ки простой схемы. Счастливый семьянин Левин страдает, отчаивается, испытывает отчуждение от жизни, потому что маленькое семейное счастье его не может удовлетворить, он мучительно ищет пути к всеобщему счастью и справедливости. Образ Левина автобиографичен. Недаром фамилию героя Толстой образовал от своего имени: Лев — Левин.

В романе о современности Толстой исследовал жизнь как |художник-историк, он остро схватывал изменения, происшедшие в жизни общества, чутко улавливал готовящиеся социальные сдвиги. В рамках семейного романа он дал широкую картину жизни пореформенной России, где после отмены крепостного права в 1861 году «все переворотилось и только укладывается».

Если в с Войне и мире» превратности исторических судеб противопоставлена незыблемость семейного начала, тор­жество простых человеческих радостей, то в «Анне Карениной» вихрь истории вторгается в тот вечный круг бытия, который писатель ранее полагал недоступным этому вторжению. «Все переворотилось» — и социальные изменения! роковым образом отозвались в сфере семейных отношений, человеческих страстей, в самом мироощущении человека.

Роман начинается словами: «Все смешалось в доме Облонских». Несчастлива не только Анна, несчастлива Долли, жена ее брата, добродушного и легкомысленного эгоиста Стивы Облонского. Сиена семейных неурядиц, раз­лада, крушения устоявшегося быта сразу вводит в ту атмосферу неблагополучия, в которой развертывается действие романа.

Неудачи преследуют всех главных героев: неудачей кончается первое объяснение Левина с Кити и рушатся его надежды на семейное счастье; с. оскорблена первая любовь Кити — ей изменяет Вронский; рушится семейное благо­получие и служебная карьера Алексея Александровича Каренина; изломана жизнь Вронского — в конце романа он уезжает добровольцем на Балканы, чтобы найти смерть на войне; и, наконец, Анна, казалось бы созданная для счастья, ввергнута в ужасную душевную борьбу, осуждена обществом, доведена до предела отчаяния и гибнет под колесами поезда.

Образ Анны Карениной — один из лучших женских образов в мировой литературе. Но такой, какой мы ее знаем, Анна явилась не сразу — образ героини изменялся в про­цессе создания романа, приобретая все более привлека­тельные и выразительные черты. Толстой упорно добивался совершенства пластического образа. Так, естественная, за­вораживающая красота Анны Карениной родилась в по­исках наиболее точного описания: известны четыре черно­вые редакции описания внешности Анны. Одна из харак­терных черт внешности Карениной — «своевольные корот­кие колечки курчавых волос, всегда выбивавшиеся на за­тылке и висках» была списана Толстым с натуры. По свидетельству Т. А. Кузминской, писатель придал Анне Ка­рениной черты внешности дочери Пушкина Марии Алек­сандровны Гартунг (лист № 17). Встретив однажды М. А. Гартунг на балу в Туле, Толстой заметил у нее «породистые арабские завитки на затылке» и этой чертой ее внешности особенно восхищался.

Прочитав «Анну Каренину», И. С. Тургенев сказал о Толстом: «Он теперь первый писатель не только в России, но и во всем мире. Некоторые его страницы, например, свидание Анны Карениной с сыном,— какое совершенство! Когда я читал эту сцену, у меня книга из рук выпала. «Да! Неужели,— говорил я мысленно,— можно так хорошо на­писать?»

Сцена, когда Анна приходит на свидание с отнятым у нее сыном в день его рождения, исполнена драматизма и правды, в ней передан вихрь чувств, охвативших отчаяв­шуюся мать. Эта сцена изображена талантливым художни­ком современником Толстого М. А. Врубелем.

Раскрывая трагедию женщины-матери, Толстой с по­разительной тонкостью воплотил в романе столь важную для него тему детства. К замечательной галерее детских портретов, созданных писателем, где рядом с Николенькой Иртеньевым и Володей Козельцовым Петя Ростов к Николенька Болконский, принадлежит и Сережа Каренин. В двух-трех сценах художник раскрывает историю детской души, пострадавшей от соприкосновения с жестоким и не­справедливым миром взрослых.

Итог романа — осуждение современного общества, в котором нет места для простого человеческого счастья.

Герой романа Левин ищет выход из непримиримых социальных противоречий, что наблюдает вокруг, мечтает о «бескровной революции». Левину приходится проделать огромную внутреннюю работу, чтобы осознать свое место в мире. Одолев путаницу изменяющейся жизни, он сбли­жается с народом, стремится усвоить мужицкую веру и приходит к убеждению, что закон добра неизменен, как природа, как мироздание. В истории Левина отразилось начало духовного кризиса, который пережил сам Толстой.

В 1878 году, закончив работу над «Анной Карениной», он снова вернулся к своему давнишнему замыслу романа о декабристе.

Работа над декабристской темой оказалась чрезвычайно важной для самого писателя: в процессе этой работы совершился резкий перелом в его отношении к самодер­жавию. Глубокий кризис мировоззрения заставил Толстого зимой 1879 года оставить незавершенными свои художе­ственные замыслы.

«Исповедь». Произведения 80 – 90-х годов. «Воскресение»

Трудное время внутреннего перелома совпало для Толстого с изменением обычного яснополянского распорядка жизни: с осени 1881 года семья по зимам стала жить в Москве, так как наступила пора старшим сыновьям поступать в университет, дочерям — выезжать в свет. Летом 1882 года Толстой купил дом в Долгохамовническом переулке, ныне Музей-усадьба Л. Н. Толстого в Москве, улица Льва Толстого, 21. Старший сын писателя Сергей Львович вспоминал,|что отцу «...нравилось уединенное положение этого дома и его запущенный сад размером почти в целую десятину... Дом, в том виде, в котором он был куплен, был мал для нашей семьи, и отец решил сделать к нему пристройку... Нижний этаж и антресоли остались в прежнем виде, а над первым этажом были выстроены три высокие комнаты с паркетными полами, довольно большой зал, гостиная и за гостиной небольшая комната (диванная) и парадная ле­стница. Для своего кабинета отец выбрал одну из комнат антресолей с низким потолком и окнами в сад».

Но и густой сад не мог оградить Толстого от городского ; шума, а главное, от тех острых социальных противоречий, которыми была полна жизнь капиталистического горо­да,— в 80-е годы прошлого века Москва уже превратилась, из старой патриархальной столицы в промышленный центр.

Толстой хорошо знал крестьянскую жизнь, понимал деревенскую бедность и сострадал ей; контрасты городской жизни, где рядом с роскошью уживалась ужасающая нищета, были для него новы, непонятны; со свойственной ему пытливостью социального исследователя он принялся изу­чать условия жизни городской бедноты. Увиденное дей­ствовало на него угнетающе: «Прошел месяц, самый му­чительный в моей жизни. Переезд в Москву. Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют».

Длительные прогулки пешком по Москве Толстой со­вершал иногда вместе с художником И. Е. Репиным; часто в районе Хитрова рынка они грелись с бездомными нищими у костра, слушали разные рассказы, и Толстой примечал интересное для своих сочинений. Посещал он также ок­рестные фабрики, побывал у грузчиков Казанской железной дороги,— они работали без отдыха по 36 часов! И везде он видел, что трудящийся люд обездолен.

В московский период жизни Толстой принял участие в трехдневной переписи населения в Москве. Ему помогал сын Илья, впоследствии вспоминавший об этом: «В январе 1882 года отец участвовал в московской трехдневной пе­реписи. Он выбрал себе самый бедный район города Мо­сквы, около Смоленского рынка, заключающий в себе Про­точный переулок и знаменитые в то время ночлежные дома, Ржанову крепость и другие. Я помню, как к нему приходили студенты, с которыми он подолгу говорил, запершись в своей комнате, и помню, как один раз он взял меня с собой осматривать ночлежный дом. Мы ходили вечером по ка­моркам в страшной вони и грязи, и отец опрашивал каждого ночлежника, чем он живет, почему он попал сюда и сколько он платит и чем питается.

...Я смотрел на папа и видел на его лице все то, что я чувствовал сам, но в нем было еще и выражение страдания и сдержанной внутренней борьбы, и это выражение запечатлелось во мне, и я помню его до сих пор».

Поразившая юношу внутренняя борьба в душе его отца была разрядом той духовной грозы, того перелома, который переживал в это время Лев Николаевич. Обо всем, что происходило в его душе и его сознании, он рассказал в сочинении «Исповедь».

Перелом в мировоззрении художника был подготовлен его изначальной привязанностью к народной жизни, его глубоким демократизмом. Толстой рассказал о том, как исподволь совершалась в нем перемена взглядов, и он в конце концов пришел к отрицанию основ жизни того класса, к которому принадлежал. Он обрушился с резкой критикой на существующий социальный строй. Основное зло его он видел в том, что одни трудятся, а другие живут тунеядцами за их счет. «Чтобы понять жизнь,— писал он,— я должен понять жизнь не исключений, не нас, пара­зитов жизни, а жизнь простого трудового народа». Это был, по его понятиям, главным образом мужицкий, крестьянский народ. И писатель усваивает себе мужицкую точку зрения на жизнь, становится, по определению В. И. Ленина, вы­разителем идей «примитивной крестьянской демократии».

В «Исповеди» Толстой рассказал и о том, как рушилась его вера, как перед ним открывался обман церковного учения. Поэтому сочинение было запрещено духовной цен­зурой. «Исповедь» отдельной брошюрой была издана за границей.

Однако, отвергнув церковную веру, Толстой надеялся победить существующее социальное зло с помощью новой очищенной религии; главное в ней — проповедь всеобщей любви, самоусовершенствование, непротивление злу наси­лием. Разъяснению своей веры Толстой посвятил целые трактаты: «В чем моя вера?», «Так что же нам делать?», «О жизни» и другие. Но сам писатель в своей общественной и художественной практике вступал в противоречие с соб­ственной религиозной проповедью, активно вмешиваясь в происходящие на его глазах события, обличая зло и ложь социального устройства общества и тем самым оказывая сопротивление самодержавию.

В 1891 —1892 годах Толстой организовал помощь го­лодающим крестьянам Орловской и Рязанской губерний. То, что он увидел, побывав «на голоде», в деревнях разо­ренного края, привело его к убеждению в неизбежности социального переворота: «Какая будет развязка, не знаю, но что дело подходит к ней и что так продолжаться, в таких формах, жизнь не может,— я уверен»,— писал Толстой по возвращении из Рязанской деревни Бегичевки.

Изображение народной жизни всегда привлекало Тол­стого-художника. Осудив господскую жизнь, он осудил и господское искусство, в том числе и те свои произведения, которые, по его мнению, были непонятны народу — «Войну и мир», «Анну Каренину», и пришел к убеждению, что надо создавать новое искусство, понятное и близкое народу.

В 80-е годы Толстой создает новый для него жанр короткого народного рассказа-притчи, он использует при этом традиции устного народного творчества. Таковы, на­пример, его рассказ «Чем люди живы», «Сказка об Ива­не-дураке», запрещенная царской цензурой за осуждение самодержавия.

Привлек Толстого и жанр народной драмы. В 1886 году он написал для народного театра «Скоморох» пьесу «Власть тьмы». Сюжет ее был заимствован им из подлинного су­дебного дела Тульского окружного суда: судили мужика, из-за жадности к деньгам совершившего уголовное пре­ступление. Нищета, забитость, невежество, развращающая власть денег — все это отразилось в народной драме. Кар­тины деревенской жизни представлены Толстым с превос­ходным знанием крестьянского быта, психологии, языка. Созданные им образы до сих пор живут на сцене: властная лицемерка Матрена; отставной солдат-философ Митрич; не речистый, на разные лады повторяющий словечко «тае» Аким-правдолюб, хранитель народной совести.

В жестоком, корыстном мире взрослых чистотой нрав­ственного чувства светится детская душа: в числе дей­ствующих лиц — крестьянская девочка Анютка; чтобы оха­рактеризовать ее стремительность, расторопность, сметли­вость, Толстому потребовалось всего лишь одно меткое народное выражение: «однова дыхнуть» — оно составляет особенность речевого портрета Анютки.

Царская цензура запретила постановку «Власти тьмы» в народных театрах. Только после снятия цензурного за­прета в 1895 году народная драма Толстого была постав­лена в Малом театре, а в 1902 году осуществлена ее постановка на сцене Московского художественного театра.

Еще до появления на сценах русских театров «Власть тьмы» была сыграна в Париже; пьесы, инсценировки про­изведений Толстого вошли в репертуар многих европейских театров. Возрастали популярность и международный ав­торитет писателя: Толстым восхищались, с Толстым спо­рили, ему следовали, на него яростно нападали, прокли­нали — равнодушных не было.

Голос художника, ищущего истину, рождал взволно­ванные отклики. В апреле 1887 года в Ясную Поляну пришло письмо из Франции от ученика Высшей нормальной школы в Париже Ромена Роллана, ставшего впоследствии прославленным писателем. С юношеской непосредственно­стью и искренностью он выразил восхищение творениями Толстого; молодой человек спрашивал о смысле жизни, о назначении искусства.

Итогом пережитого и перечувствованного за полвека, вершиной творчества Толстого на рубеже XIX и XX веков стал роман «Воскресение».

Над «Воскресением» писатель работал более десяти лет (1889—1899 годы).

Роман, в котором жизнь освещалась новым, мужицким взглядом на вещи, сложился у Толстого не сразу, он вырос в процессе работы из рамок психологической повести.

Сюжетом для нового произведения послужил рассказ, который Толстой слышал от своего знакомого, судебного деятеля А. Ф. Кони. Однажды молодой человек из богатой и знатной дворянской семьи просил его содействия, чтобы получить разрешение жениться на арестантке, падшей де­вушке Розалии Они, обвинявшейся в краже. Рано остав­шись сиротой, она была воспитанницей, затем горничной в доме его родственников. Богатый повеса обманул ее и бросил с ребенком. Розалию выгнали из дому, ей оста­вался лишь путь «на дно». Во время суда произошла встреча соблазнителя с его жертвой. Молодой человек испытал раскаяние и решил женитьбой загладить свою вину. Однако свадьба не состоялась: Розалия умерла в тюремной больнице от тифа.

Толстой начал работать над повестью, которую назвал «Коневской»,— о согрешившем и раскаявшемся барине Не­хлюдове. Важна и нужна была эта тема Толстому потому, что давала возможность художественными средствами по­казать, как совершается нравственный переворот в душе 'человека, а способность к такому перевороту, нравствен­ному воскресению, по убеждению художника, заложена в душе каждого. В одном и том же человеке может проявляться и эгоизм, следствие которого — дурные, без­нравственные поступки,— и самоотречение, любовь и со­страдание.

В период работы над «Коневской» Толстого особенно занимала мысль о текучести человека: «Люди как реки: вода ;во всех одинаковая и везде одна и та же, но каждая река Сбывает то узкая, то быстрая, то широкая, то тихая, то (чистая, то холодная, то мутная, то теплая. Так и люди. (Каждый человек носит в себе зачатки всех свойств людских, и иногда проявляет одни, иногда другие, и бывает часто совсем не похож на себя, оставаясь все, между тем, одним и самим собою. У некоторых людей эти перемены бывают особенно резки. И к таким людям принадлежал Нехлюдов».

Милым, чистым юношей он попадает под развращающее влияние той жизни, что ведут люди его круга, не размыш­ляя, подчиняется их правилам. История с Катюшей про­буждает в нем, как в человеке не до конца испорченном, раскаяние, но сознание того, что все так делают, усыпляет его совесть. И только встреча на суде заставляет его очнуться от нравственного сна и ужаснуться тому, что он сделал.

Первоначальный вариант «Воскресения» заканчивался венчанием Нехлюдова и Катюши в тюремной церкви. Но написанное не удовлетворяло Толстого. 5 ноября 1895 года он записал в Дневнике: «...Ясно понял, отчего у меня нейдет «Воскресение»: ложно начато... Надо начать с нее».

Так появляется новое начало, в котором описано утро арестантки Масловой, и весна передается через восприятие человека, выведенного из душной тюремной камеры на весенний воздух.

Толстой заставляет читателя понять, каким преступле­нием против человечности был поступок Нехлюдова, по понятиям светского общества представлявший обычное яв­ление. В Масловой-арестантке убито все высокое и пре­красное и, главное, вера в свое человеческое достоинство.

С огромной художественной убедительностью Толстой изображает в романе нравственное воскресение падшей женщины. В тюрьме Маслова знакомится с политическими ссыльными-революционерами, и с ними она отправляется по этапу в Сибирь. «Это такие чудесные люди»,— говорит о них Катюша. Примером своей самоотверженной жизни для блага других, своим дружеским участием они помогают Катюше вновь обрести чувство человеческого достоинства. После долгих мытарств ее душе открываются любовь и счастье.

Толстой показывает в романе нравственное воскресение обоих героев — и Нехлюдова, и Масловой. Отсюда и на­звание романа — «Воскресение».

История арестантки Масловой дала художнику воз­можность осуществить то, что он задумал еще в период работы над «Декабристами» — показать «простую жизнь в столкновении с высшей». Сделав главной героиней романа простую девушку нз крестьянской семьи, он выделил, таким образом, как главную тему повествования, тему жизни народной. Судьба героев романа показана на широком фоне общественной жизни России: изображены все слои обще­ства — от высших чиновников, благоденствующих господ, до разоренных нищих крестьян, до арестантов, бредущих в Сибирь по этапу.

«Воскресение»— роман социальных контрастов. Он по­строен на системе противостоящих друг другу контрасти­рующих «сцен»: утро Нехлюдова, пробудившегося в своей чистой пуховой постели,— и утро Масловой в грязной и душной тюремное камере; обжирающиеся господа в сце­не закуски в богатом доме Корчагиных — и чахнущие с голоду дети, женщины, старики в разоренной деревне Не­хлюдова Панове…

Нарисовав потрясающие картины нищеты и угнетения народа, художник подверг суровому осуждению все обще­ственное устройство России. Каждой страницей своего про­изведения ои обличал суд, церковь, государственные уч­реждения, мораль господствующего класса. В художествен­ной форме он выразил то убеждение, которое сложилось у него за годы практической деятельности среди народа: дальше жизнь так продолжаться не может. Своим романом Толстой предсказывал неизбежность социального переворота.

«Воскресение» — роман социально-обличительный, кри­тический реализм достигает в нем наивысшей силы, пре­вращаясь, по определению В. И. Ленина, в «срывание всех и всяческие масок». В то же время в романе — предвестие новой жизни. Писатель вместе со своим героем Нехлюдовым совершает открытие нового мира — мира трудящегося че­ловека. Нехлюдов едет в вагоне III класса, где он окружен совсем другими людьми, чем те, кто окружал его в вели­косветском обществе. «Да, совсем новый, другой, новый мир».— думал Нехлюдов, глядя на эти сухие, мускулистые члены, грубые домодельные одежды и загорелые, ласковые и измученные лица и чувствуя себя со всех сторон окру­женным совсем новыми людьми с их серьезными интере­сами, радостями и страданиями настоящей трудовой и че­ловеческой жизни...

И он испытывал чувство радости путешественника, от­крывшего новый, неизвестный и прекрасный мир».

«Воскресение» печаталось в распространенном в то вре­мя иллюстрированном журнале для семейного чтения «Ни­ва», начиная с мартовского номера 1899 года (»ЙЯЭ*Я83Я^*-Иллюстрировал роман по просьбе Толстого художник Л. О. Пастернак. Он приезжал в Ясную Поляну, читал рукописи «Воскресения», затем показывал Толстому эскизы рисунков. Большинство из них Толстой нашел прекрасными .

Для Толстого-художника важно было не только изобразить картины жизни, но взволновать читателя и заставить его откликнуться. «...Пишу свое совокупное — многим — письмо в «Воскресении»,— говорил он о своей работе над романом. И ни одно произведение Толстого не вызывало при своем появлении в свет такого интереса читающей публики и такого международного признания, как «Воскресение». Высокую оценку роману дали Чехов, Горький, Ромен Роллан.

Горький отметил, что содержание романа противоречит религиозно-философской проповеди Толстого, что ему «пришлось признать и почти оправдать в «Воскресении» активную борьбу»; Блок в своих Записных книжках назвал «Воскресение» «...завещанием уходящего столетия новому».

Выход в свет «Воскресения» усилил ненависть к Толстому его противников, всех тех, кого с такой смелостью и беспощадностью он обличал в романе. Особенно неис­товствовали церковники: они не могли простить писателю разоблачения церковного обмана, а этому были посвящены страницы и даже целые главы романа. «Воскресение» явилось одним из поводов отлучения Толстого от церкви.

24 февраля 1901 года в газете «Церковные ведомости» было опубликовано «Определение Святейшего Синода», составленное врагом Толстого, обер-прокурором синода К. П. Победоносцевым, который узнал себя в «Воскресении» в сатирическом образе Топорова. Публикуя «Определение», правительство и церковь стремились подорвать авторитет и популярность писателя среди народа. Однако отлучение вызвало новый прилив народной любви и симпатии к от­лученному писателю. В московский дом Толстого приходили делегации, приносили цветы, памятные подарки, адреса. Присылали множество сочувственных писем. В. И. Ленин писал об отлучении Толстого: «Святейший синод отлучил Толстого от церкви. Тем лучше. Этот подвиг зачтется ему в час народной расправы с чиновниками в рясах, жандармами во Христе...»

Толстой в 1900-е годы. Уход. Смерть.

Более чем полвека посвятил Толстой писа­тельскому труду: лите­ратура, искусство были для него делом нужным и важным; он глубоко верил в преобразующую силу искусства, и судьбы искусства его волновали.

Толстой выступал не только творцом, но и борцом за народность и реализм в искусстве. Свои мысли об искусстве он высказывал в статьях, в книге «Что такое искусство?», в письмах к писателям, художникам, артистам, в беседах с ними,— а встретиться с Толстым, побывать в его московском доме в Хамовниках и в Ясной Поляне стре­мились многие выдающиеся деятели русской культуры. Среди них — писатели А. П. Чехов,. В. Г. Короленко, А. М. Горький, Леонид Андреев; художники — И. Е. Репин, М. В. Нестеров, Н. Н. Ге и многие другие.

С отеческой заботой и вниманием относился Толстой к своему младшему современнику Чехову; он рано заметил его замечательный талант, следил за появлением его новых рассказов, любил читать их в семейном кругу, особенно рассказ «Душечка». Толстой находил, что у Чехова — «ма­стерство высшего порядка>, и называл его «несравненным

художником жизни». Для Чехова Толстой был олицетво­рением великих традиций русской литературы. «...Когда в литературе есть Толстой,— писал Чехов,— то легко и приятно быть литератором».

В 1895 году Чехов побывал у Толстого в Ясной Поляне, а в 1901 году писатели встречались в Крыму, в Гаспре.

Знаменательной была встреча Толстого с Горьким — она произошла в самом начале XX века, в январе 1900 года в московском доме Толстого.

Однажды в беседе с Чеховым Толстой хвалил произ­ведения Горького и выражал пожелание познакомиться с автором. Личное знакомство убедило Толстого в том, что Горький — «настоящий человек из народа», что было высокой похвалой. Осенью 1900 года Горький посетил Ясную Поляну. К этому времени относится фотография Толстого с Горьким, сделанная С. А. Толстой.

Когда в 1901 году царское правительство заключило Горького в нижегородскую тюрьму, Толстой хлопотал об его освобождении и добился перевода под домашний арест. В ответ на заботы о нем Горький прислал Толстому бла­годарственное письмо. О встречах с Толстым в Москве, в Ясной Поляне, в Крыму Горький написал очерк «Лев Толстой» создав великолепный литературный портрет пи­сателя. В. И. Ленин высоко ценил воспоминания Горького; о Толстом, относил их к лучшим образцам мемуарной литературы.

Многолетняя дружба связывала Толстого с художни-, ками Н. Н. Ге, И. Е. Репиным, Л. О. Пастернаком. В пор­третах, написанных с натуры, они запечатлели живой, неповторимый образ Толстого.

Особенно любил и ценил Толстой Николая Николаевича Ге, который был не только его другом, но и единомыш­ленником. Прекрасный портретист, создавший целую га­лерею портретов русских писателей, Ге задумал и выполнил портрет Толстого за работой. Дочь писателя Татьяна Львовна вспоминала о том, как создавался этот портрет: «Прекрасный портрет моего отца написан им (Ге) в несколько сеансов в Москве в то время, как отец зани­мался писанием у себя в кабинете. Я помню, как доволен был Ге тем, что во время работы отец иногда забывал о его присутствии и иногда шевелил губами, разговаривая сам с собой».

Частым гостем в Ясной Поляне был И. Е. Репин. Ему принадлежит серия карандашных зарисовок Толстого и несколько живописных портретов (листы № 11 и 19). В 1908 году, когда Репин гостил в Ясной Поляне, Софья Андреевна сфотографировала его рядом с Толстым.

Репин написал воспоминания о Толстом, и в них есть черты, дополняющие созданный им живописный образ: «Грозные, нависшие брови, пронзительные глаза — это не­сомненный властелин. Ни у кого не хватит духу подойти к нему спроста... Но это добрейшая душа, деликатнейший из людей и истинный аристократ по манерам и. особому изяществу речи. Как свободно и утонченно говорит он на иностранных языках! Как предупредителен, великодушен и прост в обхождении со всеми! А сколько жизни, сколько страсти в этом отшельнике! Еще никогда в жизни не встречал я более заразительно смеющегося человека...»

Репин недаром отметил замечательную черту великого писателя — предупредительность и простоту в общении со всеми людьми. В Ясной Поляне бывали не только знаме­нитые гости, русские и зарубежные; сюда за советом, за помощью к Толстому отовсюду шли простые люди. И Толстой помогал им, чем мог. Как и в годы молодости Толстого, по праздникам перед яснополянским домом со­бирались крестьянские ребятишки, и Софья Андреевна с дочерьми раздавала им гостинцы и книжки.

Постоянен был интерес Толстого к жизни народа, к народным нуждам, к талантам, которыми богат народ. «Мы все учимся у народа»,— говорил Толстой, и ему всегда было в высшей степени присуще чувство ответственности и долга художника перед народом. Об этом свидетельствует одна из последних записей Толстого об искусстве: «Как только искусство перестает быть искусством всего народа и ста­новится искусством небольшого класса богатых людей, оно перестает быть делом нужным и важным и становится пустой забавою».

Прислушиваясь к тому, что совершается в глубинах народной жизни, Толстой ясно осознавал, что Россия на­кануне революции. И ему довелось быть не только очевидцем первой русской революции, но в своих произведениях, как в зеркале,— по образному определению В. И. Ленина,— отразить ее силу и ее слабость.

Глубокий реализм в оценке исторических событий характерен для статей Толстого 900-х годов. Вопросам исторического развития России, осуждению деспотического правления уделено немало места наряду с картинами бедствий народа и его угнетения в статьях «Единое на потребу», «Конец века», «Великий грех». Толстой возвышает свой голос против несправедливых империалистических войн.

События разразившейся в 1905 году революции вызвали Противоречивое отношение Толстого. Он осуждал то, что Люди «насилием хотят прекратить, обуздать насилие», и в то же время понимал благотворность революционных событий, несущих обновление народной жизни. Толстой определил свое место в революции — «адвоката стомилли­онного земледельческого народа».

В канун своего 80-летия Толстой выступил с протестом против смертных казней — жестокими средствами самодержавие расправлялось с народом после поражения революции 1905—1907 годов. «Не могу молчать!» — так озаглавил писатель свою статью. Запрещенная в России, она печаталась иностранными газетами и издательствами и вызвала взволнованные отклики во всем мире.

Протестом против деспотизма, насилия, несправедливых войн, социального угнетения и религиозного обмана про­никнуты художественные произведения Толстого 900-х го­дов, среди них — непревзойденная по яркости образов и художественному совершенству повесть «Хаджи Мурат» (1896—1904).

Толстой нередко вспоминал о том, как в начале 50-х годов, участвуя в военных действиях на Кавказе, он слышал от очевидцев рассказы о Шамиле и Хаджи Мурате. Образ бесстрашного горца-джигита глубоко запечатлелся в его памяти. Однажды во время прогулки ему напомнил о Хаджи Мурате изрубленный куст «татарина» (репейника) посреди распаханного поля. Этот образ послужил художественным зерном будущей повести.

Ее герой — Хаджи Мурат — неотделим от суровых и величавых гор Кавказа. Толстого восхищала в Хаджи Мурате могучая сила жизни в борьбе человека со смертью.

История Хаджи Мурата давала художнику богатую возможность изобразить социальные контрасты, показать «простую жизнь в столкновении с высшей»: бедную саклю горца, деревенскую избу — и аристократическую гостиную графа Воронцова, приемную императора Николая I в Зимнем дворце. Эгоизму и порочности представителей николаевской России писатель противопоставляет душевную

красоту простых людей: горца Садо, солдата Авдеева.

В изображении Толстого главные исторические фигуры, представители «властного абсолютизма — азиатского и европейского» — Николай I и Шамиль одинаково враждебны своим народам.

В сердцах миллионов людей и сегодня рождает отклик горячий призыв писателя к миру, к тому, чтобы народы жили не по законам вражды, а по законам добрососедства и единения.

В то время как Толстой работал над главами о Николае I для «Хаджн Мурата», он задумал и написал еще один рассказ о николаевской эпохе — «После бала». 18 июня 1903 года он сделал набросок в Дневнике: «...Веселый бал в Казани, влюблен в Корейшу красавицу, дочь воинского начальника-поляка, танцую с ней; и кра­савец старик отец ласково берет ее и идет мазурку. И наутро после влюбленной бессонной ночи звуки барабана, и сквозь строй гонят татарина, и воинский начальник велит больше бить». Здесь точно записано содержание рассказа, перво­начально названного «Дочь и отец».

Отец Вареньки, в которую влюблен герой рассказа Иван Васильевич, «воинский начальник типа старого служаки николаевского времени». В сцене экзекуции обнаружи­вается не только внешнее, но и внутреннее сходство лю­безного на балу полковника с царем-жандармом.

Под впечатлением увиденного герой рассказа Иван Ва­сильевич приходит к мысли о неучастии в зле, решает, что никогда не поступит на военную службу. Однако вопреки проповеди пассивного неучастия в царящем зле силой реалистического искусства Толстой побуждал к активной борьбе с самодержавием.

В произведениях 900-х годов Толстой сочувственно изоб­ражает революционеров: в рассказе «За что?» — польского революционера Мигурского и его жену Альбину, в неза­вершенной повести «Нет в мире виноватых» — рабочего Павла Кудряша.

На склоне лет писатель был еще полон творческих замыслов, чувствовал в себе способность и силы напря­женно работать. Он не спешил публиковать написанное (повесть «Хаджи Мурат», драма «Живой труп», несколько рассказов были опубликованы после его смерти), упорно работал над рукописями, добиваясь художественного со­вершенства своих творений.

Исследователь творчества Толстого академик Н. К. Гуд­зий, много лет изучавший рукописи писателя, пришел к выводу, что «черновые редакции и варианты произведений Толстого во многих отношениях представляют собой са­мостоятельную ценность».

В последние годы жизни Толстого барская жизнь в Ясной Поляне все более становится ему в тягость. В ма­ленькой записной книжке, которую прячет от всех, «Днев­нике для одного себя>, он записывает: «Вид этого царства господского так мучает меня, что подумываю о том, чтобы убежать, скрыться». Он мечтает о простой трудовой жизни в деревне, среди крестьян.

Заветное желание Толстого — сделать свои произведе­ния достоянием народа, чтобы миллионы людей не были лишены «может быть, нужного им для души». Однако это желание писателя вызывало сопротивление Софьи Андре­евны, считавшей его рукописи достоянием семьи. Тайно от Софьи Андреевны Толстой подписал 21 июля 1910 года «Завещание», к которому добавил разъяснение о том, чтобы после его смерти произведения его не составляли ничьей частной собственности.

Обстановка в Ясной Поляне становилась тяжелой. Тол­стой чувствовал себя одиноким. Наступила ненастная хо­лодная осень 1910 года с ранними заморозками и снегом. Ночь с 9-го на 10 ноября (28 октября по старому стилю) Толстой провел беспокойно. В пятом часу он разбудил своего друга, домашнего врача Душана Петровича Мако-вицкого объявил ему, что принял окончательное решение уехать. Ом стали спешно собираться в дорогу.

Толстой направлялся на юг России, где предполагал поселиться у кого-либо из своих знакомых крестьян, В пу­ти он заболел воспалением легких и вынужден был сойти с поезда та станции Астапово Рязано-Уральской желез­ной дорога. В доме начальника станции Ивана Ивановича Озолина, предоставившего больному писателю приют, несмотря на запрещения и угрозы дорожного на­чальства. Толстой провел последние семь дней своей жизни.

Весть об уходе писателя из Ясной Поляны и его болезни на маленькой, затерянной среди бескрайних русских полей станции облетела весь мир. Ежедневно газеты печатали сообщения о состоянии здоровья Толстого.

А больному становилось все хуже. 3 ноября (16 по новому стилю) Толстой дрожащей от слабости рукой сделал последнюю запись в своем Дневнике: «Ночь была тяжелая. Лежал в жару два дня... Вот и план мой. Fais ce qui doit... И все на благо и другим и, главное, мне...»

«Делай, что должно, и пусть будет, что будет» — эту французскую поговорку он помнил с детства — ее любила повторять Татьяна Александровна, и он припомнил эти слова, когда жизнь оставалась накоротке...

7 (20) ноября в 6 часов 5 минут утра Л. Н. Толстой скончался.

Из Астапова специальным поездом гроб с телом Тол­стого был доставлен на станцию Козлова Засека, близ Ясной Поляны. Здесь уже собралась многотысячная толпа. Рабочие, крестьяне, интеллигенция, учащаяся молодежь — все шли отдать последний долг великому писателю русской земли. До Ясной Поляны гроб несли на руках. Во главе траурной процессии шли яснополянские крестьяне. Они несли полотнище с надписью: «Лев Николаевич! Память о твоем добре не умрет среди нас, осиротевших крестьян Ясной Поляны».

Царское правительство, боявшееся, что похороны Тол­стого превратятся во всенародную демонстрацию против самодержавия, выслало в Ясную Поляну жандармов и стражников «для охраны порядка». Похороны Толстого состоялись 9 (22) ноября в лесу Старый Заказ, на месте, Которое он заранее указал,— на месте «зеленой палочки»

Смерть Толстого вызвала волну антиправительственных демонстраций: бастовали рабочие заводов; в Петербурге, у Казанского собора, произошла студенческая демонстра­ция; волнения и беспорядки происходили в Москве и в других городах.

В дни похорон Толстого в газете «Социал-демократ» (она издавалась в Женеве) была напечатана статья В. И. Ленина «Л. Н. Толстой». В ней Ленин дал глубокую оценку мирового значения творчества Толстого как целой эпохи в развитии русской и мировой культуры.