Страсти и горести поэта Ф.И.Тютчева

Страсти и горести поэта

2006

Содержание

Введение 2

Откуда они пошли, Тютчевы 3

Екатерина Львовна 3

Иван Николаевич 4

Николай Афанасьевич Хлопов 5

Страсти и горечи Федора Тютчева 6

Заключение

Библиография

Приложения

Без Тютчева нельзя жить.

Лев Толстой.

С творчеством Ф.И.Тютчева мы познакомились еще в начальной школе. С возрастом его поэзия воспринималась по – разному. О личной жизни поэтов и писателей обычно рассказывают вскользь. Поэтому меня заинтересовала жизнь этого человека, и я решила окунуться в его внутренний мир, узнать о его интересах и увлечениях, о людях, окружавших его.

Среди его интересов были, конечно же, и женщины… именно о них и пойдет рассказ.

Откуда они пошли, Тютчевы

Род Тютчевых восходит к «хитрому мужу» Захарию Тютчеву, посланцу великого князя Дмитрия Донского к хану Мамаю. Храбрый воин, участник Куликовской битвы, возмущенный унизительным ответом татарского мирзы русскому князю, Тютчев разорвал, возвращаясь в Москву, его грамоту и послал обратно ее клочки в Орду. Весть эта быстро разошлась по Руси, и «русский посол Захарий Тютрин» даже стал одним из героев народной сказки «Про Мамая безбожного».

Дед поэта секунд-майор Николай Андреевич Тютчев был далеко не заурядной личностью: умен, красив, статен, отличался силою и добрым нравом. Н.А. Тютчев женился на Пелагее Денисовне Панютиной и прожил с ней долгую и счастливую жизнь, проникнутую любовью и уважением. У них было семеро детей – три сына и четыре дочки.

Из всех родственников поэта особенно интересным человеком была его тетка, Надежда Николаевна Шереметева. Она получила известность и в русской литературе благодаря своей дружбе и переписке с В.А.Жуковским и особенно с Н.В. Гоголем. Надежда Николаевна была тещей декабриста И.Д. Якушкина.

Екатерина Львовна

Главой семьи в доме Тютчевых считалась Екатерина Львовна, маменька, как ее называли в доме.

Ее мать, Екатерина Михайловна, умерла в 1788 году, оставив мужу, Льву Васильевичу Толстому, одиннадцать детей – трех сыновей и восемь дочерей. Старших детей отдали учиться, а большинство младших взяли на воспитание родственники. Так в двенадцать лет она попала в дом к своей тетке по отцу Анне Васильевне Остерман. В этом доме и провела своё детство и юность, мать поэта, через которую он приходился родней известным родам Толстых и Остерманов.

Место, где стояла усадьба Остерманов, хорошо известна старым москвичам. В те времена эта почти окраина Белого города – огороженная некогда стенами центральная часть Москвы – была еще раздольной. Вокруг раскинулись дворы знатных дворян вперемежку с купеческими дворами, с обширными дворами.

В те годы сюда и начал захаживать скромный симпатичный гвардии поручик Иван Николаевич Тютчев, вскоре сделавший предложение племянницы Анны Васильевны Остерман Екатерине Толстой. Согласие на брак было получено, и в 1798 году состоялась свадьба, после которой молодые уехали в родовое имение Тютчевых Овстуг. Здесь у них в 1801 году родился первенец, сын Николай, а 23 ноября 1803 года и будущий поэт Федор.

Аксаков, знавший Екатерину Львовну уже в преклонном возрасте, характеризует ее в «Биографии» как «женщину замечательного ума, сухощавого, нервного сложения, с наклонностью к ипохондрии, с фантазией, развитою до болезненности». Наклонность преувеличивать свои недуги не помешала матери большого семейства дожить до глубокой старости. Она умерла в мае 1866 года и была похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище.

Иван Николаевич

Отец поэта, Иван Николаевич, получил образование в Петербурге в основанном Екатериной II Греческом корпусе, а затем служил в гвардии. Дослужившись до чина поручика, он подал в отставку.

Женившись на Екатерине Львовне, он был вполне счастлив в семейной жизни, боготворил жену. Благодаря доброму, незлобивому характеру Ивана Николаевича в семье всегда царила спокойная и благожелательная атмосфера. Не только дети и жена не слышали от него грубого слова, но и слуги. Тютчев, по свидетельству Аксакова, слыл человеком рассудительным, «со спокойным, здравым взглядом на вещи», отличался «необыкновенным благодушием, мягкостью, редкой чистотою нравов».

Первым его биографом стал его сын Федор, воспевший в своих стихах отца. Юному стихотворцу тогда еще не исполнилось и одиннадцати лет, и чтение стихотворения, по крайней мере у родителей, всегда вызывало слезы восторга. Стихотворение было написано ко дню рождения отца, 13 ноября, по всей вероятности, 1814 года, и называлось «Любезному папеньке!».

В сей день счастливый нежность сына

Какой бы дар принесть могла!

Букет цветов? – но флора отцвела,

И луг поблекнул и долина…

Подробностей его жизни, за давностью времени, сохранилось мало, но при их разыскании начали попадаться ранее не известные факты. Вот например, до последнего времени никто из биографов поэта не мог точно сказать, сколько же лет исполнилось его отцу в тот памятный день посвящения ему сыновнего стихотворения – 13 ноября 1814 года, ибо дата рождения Ивана Николаевича Тютчева долгое время не была известна точно. И только в 1980 году удалось установить эту дату – Иван Николаевич Тютчев родился в 1768 году.

Николай Афанасьевич Хлопов

С четырех летнего возраста Федор Иванович находился под присмотром «дядьки» Хлопова Николая Афанасьевича. Николай Афанасьевич был для поэта подобно знаменитой пушкинской няни Арины Родионовны.

Вольноотпущенный Татищевых, Хлопов поступил в служение к Тютчевым для ухода за Федором, которому стал нянькою и добрым другом на протяжении почти двух десятилетий. «Грамотный, благочестивый, он пользовался большим уважением своих господ», - писал о нем в «Биографии» Аксаков. Николая Афанасьевича уважала и даже боялась вся дворня, с которой он предпочитал не общаться. Родители вполне доверяли заботливому верному дядьке, каждодневно провожавшему их сына-студента в университет.

Поэтому когда Федор уезжал за границу. То лучшего спутника ему и не искали. Пребывание двух русских людей, пожилого и юного, за границей, в незнакомой обстановке, которая была особенно тягостна для незнающего немецкого языка Николая Афанасьевича, еще более сблизило их обоих. Хлопов и там сумел создать для своего питомца русский домашний уют в квартире, с московской сытной пищей и добрым русским гостеприимством, - у них любили бывать сослуживцы Федора.

Николай Афанасьевич оставил несколько интересных сведений о поэте. И сделал это довольно оригинальным способом. В Москве, после вторичного отъезда Федора за границу, он заказал икону в ознаменование самых значительных, по его мнению, событий из жизни поэта. В центре иконы было изображение богоматери «Взыскание погибших», а на обороте надпись к ней: «В сей день мы с Федором Ивановичем 1822 года приехали в Петербург, где он вступил в службу». Весной 1826 года Хлопов заболел, и с каждым днем ему становилось все хуже и хуже. 16 мая он умер. «В доме г. надворного Ивана Николаевич Тютчева умер вольноотпущенный дворовый человек Николай Афанасьев, 56 лет, от расслабления желудка. Исповедан и приобщен приходским священником при дьячке. Тело схоронено на Калитническом кладбище 18 мая».

Места захоронения его теперь уже не существует. Но память о Хлопове, первом свидетеле юных лет жизни поэта, бережно хранится в Музее-усадьбе имени Ф. И. Тютчева вместе с иконой, завещанной старым слугой.

Страсти и горести Федора Тютчева

Федор Иванович Тютчев слыл в аристократических салонах светским львом, несмотря на то, что был дурен собой, неуклюж, небрежно одет и рассеян. Все это исчезало, когда он начинал говорить. Его портрет в возрасте сорока с лишним лет дал писатель Погодин: «Низенький, худенький старичок, с длинными, отставшими от висков поседелыми волосами, которые никогда не приглаживались, одетый небрежно… вот он выходит в ярко освещенную залу, музыка гремит, бал кружится в полном разгаре… Старичок пробирается нетвердой поступью близ стены... Из угла прищуренными глазами окидывает все собрание…. Он ни на чем и ни на ком не остановился, как будто б не нашел, на что бы обратить внимание… Он отвечает отрывисто, сквозь зубы.…К нему подходит кто-то и заводит разговор…. Подошедший сообщает новость, только что полученную, слово за слово его что-то задело за живое, он оживляется, и потекла потоком речь увлекательная, блистательная, настоящая импровизация».

Его ум не стрел с годами, не старело и сердце. На всю жизнь Тютчев сохранил способность к безрассудной, не помнящей себя, слепой любви. Его стихи и в самую позднюю пору дышат юношеской страстью, а ведь сердце, по всем человеческим законам, должно было бы устать от бесчисленных увлечений…

Однолюбом Федор Иванович не был. Он мог страстно обожать двух женщин сразу и при этом не кривил душой. Женщины же, которых он любил, отвечали ему еще более беззаветным, самозабвенным чувством, он увлекал их порой с первой встречи. Современники о нем говорили:

«Это не было только человеческое лицо, а какое-то неуловимое, невольно поражающее каждого сочетание линий и штрихов, в которых жил высокий дух гения и которые как бы светились нечеловеческой, духовной красотой. На плотно сжатых губах постоянно блуждала грустная и в то же время ироническая улыбка, а глаза, задумчивые и печальные, смотрели сквозь стекла очков загадочно, как бы что-то прозревая впереди, и в этой улыбке, взгляде – как бы жалость ко всему окружающему, равно как и самому себе».

Первый биограф поэта И.С. Аксаков писал о творчестве Тютчева, что «стихи у него не были плодом труда, хотя бы и вдохновенного, но все же труда, подчас даже усидчивого у других поэтов». Все это правильно, но если у большинства поэтов стихи действительно являются «плодом труда», то у Тютчева их можно скорей назвать плодом раздумий души – мятущейся или негодующей, влюбленной или ненавидящей, как бы поэтическим завершением его духовной мысли. Поэтому уместны слова Аксакова, что поэт «не писал» стихи, а «только записывал», и чаще всего «на первый попавшийся лоскуток» бумаги.

И все-таки есть у поэта одно стихотворение, которое он писал почти всю жизнь. Много кто знает эти замечательные строки о любви, которые чаще поются, нежели декламируются:

Я встретил вас – и все былое

В отжившем сердце ожило;

Я вспомнил время золотое –

И сердцу стало так тепло…

Поэт начал их писать в своей душе еще в пору цветущей юности, а закончил уже в преклонном возрасте, почти полвека спустя. Но и в начале зарождения этих строк, и тогда, когда они были закончены, Тютчевым владело одно и тоже чувство, которое он бережно нес в себе столько лет и в котором не побоялся признаться на самом краю жизни. И обращено это чувство было к Амалии Максимилиановне Крюденер.

Они познакомились во второй половине 1823 года, когда приписанный сверхштатным чиновником к русской дипломатической миссии в Мюнхене двадцатилетний Федор Тютчев уже освоил свой немногочисленные служебные обязанности и стал чаще появляться в свете. Пятью годами моложе его была графиня Амалия Максимилиановна Лерхенфельд. Отец Амалии, дипломат граф М. Лерхенфельд, был в тридцатых годах баварским посланником в Петербурге. Но влечение, которое молодые люди почувствовали друг к другу с первых встреч, отметало все сомнения по поводу их разного положения в обществе.

Пятнадцатилетняя красавица взяла под свое покровительство превосходно воспитанного, чуть застенчивого русского дипломата. Теодор (как звали здесь Федора Тютчева) и Амалия совершали частые прогулки по зеленым, полным древних памятников улицам Мюнхена.

Их восхищали и поездки по дышащим стариной предместьям, и дальние прогулки по прекрасному Дунаю, с шумом пробивающему себе дорогу сквозь восточные склоны Шварцвальда. О тех временах осталось нам слишком мало сведений, но зато картину их воссоздают воспоминания Тютчева

Я помню время золотое,

Я помню сердцу милый край.

День вечерел; мы были двое;

Внизу, в тени, шумел Дунай.

И на холму, там, где, белея,

Руина замка вдаль глядит,

Стояла ты, младая фея,

На мшистый опершись гранит,

Ногой младенческой касаясь

Обломков груды вековой;

И солнце медлило, прощаясь

С холмом, и замком, и тобой.

И ветер тихий мимолетом

Твоей одеждою играл

И с диких яблонь цвет за цветом

На плечи юные свевал.

Ты беззаботно вдаль глядела…

Край неба дымно гас в лучах;

День догорал; звучнее пела

Река в померших берегах.

И ты с веселостью беспечной

Счастливый провожала день;

И сладко жизни быстротечной

Над нами пролетала тень.

Тютчев был настолько очарован своей юной избранницей, что стал всерьез подумывать о женитьбе. Графиня в свой шестнадцать лет выглядела очаровательной, у нее было много поклонников, что, видимо, вызывало ревность поэта. В числе ее поклонников оказался и барон Александр Крюденер, секретарь посольства, товарищ Тютчева. Набравшись смелости, Федор Иванович решился просить руки Амалии. Но русский дворянин показался ее родителям не такой уж выгодной партией для их дочери, и они предпочли ему барона Крюденера.

По настоянию родителей Амалия, несмотря на нежные чувства, которые она испытывала к Тютчеву, все же дала согласие на брак с Крюденером. Юный дипломат был убит горем. Тогда-то и должна была, по всей вероятности, произойти та самая загадочная дуэль Федора Тютчева с кем-то из его соперников или даже с одним из родственников Амалии. Но в конце концов, по словам дядьки Федора Ивановича Николая Афанасьевича Хлопова, для него «все кончилось благополучно».

Неизвестно, пожалела ли потом о своем замужестве Амалия Максимилиановна, но дружеские чувства к поэту сохранила. Время покажет, что ни она, ни он не забудут своей привязанности.

С годами Тютчев и Амалия встречались все реже и реже. В 1852 году скончался Александр Крюденер. Через некоторое время Амалия выходит замуж за графа Н.В. Адлерберга.

И все-таки судьба еще дважды подарила им дружеские свидания, ставшие достойным эпилогом их многолетней привязанности. В июле 1870 года Федор Иванович лечился в Карлсбаде. В это время сюда на целебные воды съезжалась европейская и русская знать, многие были знакомы Тютчеву. Но самой радостной для него была встреча с Амалией Максимилиановной, которая с мужем тоже приехала на лечение.

Последняя их встреча произошла 31 марта 1873 года, когда у своей постели уже разбитый параличом поэт вдруг увидел Амалию. Лицо его сразу просветлело, в глазах показались слезы. Он долго молча смотрел на нее, не произнося то волнения ни слова.

А на следующий день Федор Иванович написал несколько слов дочери: «Вчера я испытал минуту жгучего волненья вследствие моего свидания с графиней Адлербег, моей доброй Амалией Крюденер, которая пожелала в последний раз повидать меня в этом свете и приезжала проститься со мной. В ее лице прошлое моих лучших лет явилось дать мне прощальный поцелуй». Амалия Крюденер пережила Тютчева на пятнадцать лет.

Федор Иванович женился рано – в двадцать три года. После окончания университета в 1826 году он был определен на дипломатическую службу в Мюнхен и уже через год стал мужем прелестной Элеоноры Петерсон, вдовы русского посланника, взяв ее с четырьмя сыновьями от первого брака.

Элеонора была старше Тютчева на четыре года, она боготворила его. «Никогда человек не стал бы столь любим другим человеком, сколько я любим ею, - признавался спустя годы Федор Иванович, - в течение одиннадцати лет не было ни одного дня в ее жизни, когда, дабы упрочить мое счастье, она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновенья, умереть за меня».

У них уже три дочери…. И вдруг новая страсть врывается в жизнь Тютчева. Он влюбляется в жену барона Дернберга Эрнестину, одну из первых красавиц Мюнхена, красота которой сочеталась с блестящим умом и прекрасным образованием.

Это было не просто увлечение, какие случались с ним и раньше, а роковая страсть, которая, по словам поэта, «потрясает существование и в конце концов губит его».

Разве можно таить такую любовь от чужих глаз? Тем более что Эрнестина теперь свободна: муж ее умер вскоре после ее знакомства с Федором Тютчевым. Их роман получает огласку. Жена, узнав о связи мужа, пытается покончить с собой…. Так или иначе, жить в одном городе, в одной стране уже не возможно.

После отпуска, проведенного в России, Федор Иванович отправился к новому месту службы, в Турин. Жена и дети еще в Петербурге, и он, воспользовавшись временным одиночеством, мчится в Геную, где назначено прощальное свидание с Эрнестиной. Тогда никто из них не мог и предположить, что через полтора года она станет госпожой Тютчевой.

Пароход, на котором Элеонора с детьми в мае 1838 года ехала к мужу, ночью загорелся. И.С. Тургенев, оказавшийся в числе пассажиров, впоследствии вспоминал, как некая молодая женщина, не теряя самообладания в угаре всеобщей паники, босая, полуодетая, выносила сквозь пламя трех малюток. Это была Элеонора Тютчева.

Однако простуда и волнение сделали свое: через три месяца она скончалась в страданиях. Смерть жены потрясла Тютчева. Он поседел в одну ночь…

Жуковский, посетивший Федора Ивановича за границей, удивился: «Он… горюет о жене, которая умерла мученической смертью, и говорит, что влюблен в Мюнхене».

Да, и в эти страшные дни он грезил об Эрнестине и был убежден: если бы не она – не вынести ему тяжести перенесенной утраты… Они венчались в июле 1839 года.

После 22 лет, проведенных за границей, началась новая жизнь – на родине, в Петербурге. Здесь поэт встретил свою последнюю любовь, которая обернулась для него и «блаженством», и «безнадежностью»…

Роман Тютчева с Еленой Денисьевой стал самым сильным в его жизни. Они встретились, когда ей было – 24, ему – 47… .

Денисьева училась в Смольном институте благородных девиц вместе с дочерьми поэта. Анна Тютчева была всего на три года моложе ее, они дружили. Девушка принадлежала к старинному, но обедневшему дворянскому роду. Она рано лишилась матери и была на попечении тетушки, А.Д. Денисьевой, инспектрисы Смольного института. Та, со всеми властная, сухая, к племяннице была снисходительна, любила ее, как дочь, и рано начала вывозить в свет.

Природа одарила Елену Александровну незаурядным умом и энергичным характером. Впечатлительная, живая, веселая, она, вдруг попав в высшее общество, сама преобразилась. Обладая «счастливой наружностью», девушка была окружена множеством блестящих поклонников.

Вместе с теткой Елена бывала в доме Тютчевых. Федор Иванович встречался с ней и в Смольном, когда посещал своих дочерей. Увлечение поэта нарастало постепенно, пока, наконец, не вызвало ответного чувства. Они стали близки с 1850 года. Через полтора десятилетия Тютчев напишет:

Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло

С того блаженно-рокового дня,

Как душу всю она вдохнула,

Как всю себя перелила в меня…

Федор Иванович снял недалеко от Смольного квартиру с видом на Неву, где они встречались. Долгое время никто ни о чем не догадывался. Обмануть тетку было легко: Денисьева и прежде не раз ночевала у своих богатых подруг. Тютчев же зачастую проводил время на балах или у друзей до утра.

Но вскоре Елена забеременела. Это ли не позор для Института благородных девиц! Отношения Тютчева и Денисьевой вылились в светский скандал. Жестокие обвинения пали на женщину, которая ради любимого человека пренебрегла и честью, и будущим. Теперь перед нею навсегда закрылись двери домов, где прежде она была желанной гостьей. Отец ее проклял. Тетушке вынуждена была оставить своё место в Смольном институте и вместе с племянницей переселилась на частную квартиру.

Роман Тютчева с Денисьевой длился до самой смерти Елены Александровны. От Федора Ивановича у нее родилось трое детей: два сына и дочь. Все они, по настоянию матери, записывались на фамилию Тютчевых. И тем не менее считались незаконнорожденными.

Положение молодой женщины было двусмысленным. Она становилась всё более раздражительной, вспыльчивой. Елена любила Фёдора Ивановича безумной (без преувеличения), но требовательною любовью. Все это вносило в их жизнь не только счастливые, но и тяжелые минуты. Однажды, когда Тютчев осмелился высказать сомнение: нужно ли рожать еще одного ребенка – в голову его полетела бронзовая статуэтка. К счастью, Елена промахнулась – удар был на столько силен, что откололся угол изразцовой печи…

Поводов для сцен у измученной женщины было предостаточно. Это и нередкие отлучки Федора Ивановича, нечаянно оброненное нежное письмо жене… Денисьева была отвержена светом, а Тютчев оставался завсегдатаем петербургских аристократических салонов. С семьей он не порвал, да некогда бы и не решился на это. Мучительная раздвоенность терзала его. Он во всем винил себя – и не без основания.

В первый год своей близости с Денисьевой он писал:

Я, жалкий чародей перед волшебным миром,

Мной созданным самим, без веры я стою –

И самого себя, краснея, сознаю

Живой души твоей безжизненным кумиром.

Тогда же в письме к жене он делает беспощадное по отношению к себе признание: «Ах, насколько ты лучше меня, насколько выше! Сколько серьезности и достоинства в твоей любви, и каким мелким и жалким я чувствую себя рядом с тобою!... Чем дальше, тем больше я падаю в собственном мнении…».

…Но пора уже обратится к этой труднейшей, даже мучительной для всякого, кто думает о ней на достойном ее уровне, теме – теме двойной любви Тютчева. Все обстояло именно так: поэт в самом деле в продолжение долгих лет испытывал подлинную любовь одновременно к двум женщинам.

При этом он постоянно страдал от острого чувства вины перед обеими, и не столько даже из-за своей «измены» и той, и другой, сколько от сознания, что – в отличие них обеих – не отдает себя каждой из них всецело, до конца. Это сознание запечатлено со всей силой и в целом ряде стихотворений, и в письмах поэта.

Но, пожалуй, самообвинение было не вполне справедливо. Многое говорит о том, что Тютчев любил обеих женщин поистине на пределе души. Возможность такой – конечно, очень редко встречающейся – ситуации объясняется отчасти тем, что Эрнестина Пфеффель и Елена Денисьева отличались друг от друга не меньше, чем Россия и Европа… И само чувство любви поэта к каждой из них было различным.

В Эрнестине поэта восхищала «выдержанность» и «серьезность»; между тем, говоря о Елене Денисьевой, - как вспоминал муж ее сестры Георгиевский, - Тютчев «рассказывал об ее страстном и увлекающемся характере и нередко ужасных его проявлениях, которые, однако же, не приводили его в ужас, а, напротив, ему очень нравились как доказательство ее безграничной, хотя и безумной, к нему любви»…

Это заключение, по всей вероятности, справедливо. В минуту полной откровенности Тютчев говорил, что он несет в себе, как бы в самой крови, «это ужасное свойство», не имеющее название, нарушающее всякое равновесие в жизни, эту жажду любви…». Поэту ни в коей мере не были присущи жажда славы, почестей, власти, тем более богатства и т.д. Но то, что он назвал «жаждой любви», переполнило его душу, пронизывая ее и восторгом и ужасом.

«Вся жизнь поэта ясно свидетельствует, что слово злоупотребление» - это безжалостное самоосуждение. Можно сказать, что он испытывал беспредельное упоение той любовью, которую он вызывал, что он утопал в этой любви, словно теряя в ней самого себя и свою любовь. Ему казалась, что вызванная им любовь – ничем не заслуженный, поистине чудесный дар. Вот убеждение, которое Тютчев не раз высказывал в различной форме: «Я не знаю никого, кто был бы менее, чем я достоин любви. Поэтому, когда я становился объектом чьей-нибудь любви, это всегда меня изумляло…».

Именно такого, очевидно, было и начало его отношений с Еленой Денисьевой. Как свидетельствовал Георгиевский, поэт вызвал в ней «такую глубокою, такую самоотверженную, такую страстную любовь, что она охватила и все его существо, и он остался навсегда ее пленником».

Любовь Елены Денисьевой, в самом деле, являла собой нечто исключительное; Георгиевский буквально не мог подобрать слов для определения ее силы и глубины. Он писал, что Елена Александровна смогла «приковать к себе» поэта «своею вполне самоотверженною, бескорыстною, безграничною, безраздельною, и готовою на все любовью…- такою любовью, которая готова была и на всякого рода порывы и безумные крайности с совершенным попранием всякого рода светских приличий и общепринятых устоев».

Эрнестина же ждала его шесть лет. Теперь она делала вид, что ничего не происходит. Могла ли она, урожденная баронесса Пфеффель, получившая образование в Париже и Стокгольме, опустится до ревности?!... Письма поэта к жене (она проводила летние месяцы в Овстуге, имении Тютчевых) показывают, что он, как и прежде, болезненно переносит разлуку с ней: «Мне не с кем больше говорить… Мне, говорящему со всеми…».

Самым задушевным его признанием, обращенным к жене, стали стихи, написанные весной 1851 года:

…если бы душа могла

Здесь, на земле, найти успокоение,

Мне благодатью ты б была –

Ты, ты, мое земное провиденье!

Листок бумаги, на котором были написаны эти строки, Тютчев вложил в альбом жены. Они пролежали там 25 лет и были обнаружены лишь через два года после его смерти. «Это целое событие в моей безрадостной жизни», - скажет Эрнестина. Что ж, их брак счастливым не назовешь…

Тютчев метался между двумя женщинами: то ехал в Овстуг, к жене, то возвращался в Петербург, к Леле.

В состоянии ли была выдержать Денисьева эту странную, болезненную ситуацию?... Елена Александровна скончалась от чахотки спустя два месяца после рождения последнего сына, Николая, - и тем сломала, как говорит поэт, «пружину его жизни». Раскаяние за загубленную жизнь не оставляло его…

На другой день после похорон он пишет: «Все кончено: вчера мы ее хоронили. Что это такое? Что случилось? О чем это я вам пишу не знаю… Но во мне все убито: мысль, чувство, память, все…».

Его состояние ужасно. «Я изнываю день за днем все больше и больше в мрачной, бездонной пропасти… Смысл моей жизни утрачен, для меня ничего больше не существует… Если бы настал мой последний день, я приветствовал бы его, как день освобождения».

Он бежит от самого себя за границу, к жене, которая находилась там с детьми. Эрнестина, видевшая страдания мужа, скажет: «Его скорбь для меня священна, какова бы не была причина». Эти слова делают ей честь.

Но что ему теперь Швейцария, что Ницца:

Жизнь, как подстреленная птица,

Подняться хочет и не может…

Нет ни полета, ни размаху –

Висят поломанные крылья,

И вся она, прижавшись к праху,

Дрожит от боли и бессилья…

Пребывание за границей не излечило. В марте 1856 года Тютчев спешит домой, к тем местам, где покоится Елена. И – возвращается к новым могилам. Вскоре от скоротечной чахотки умирает его 14-летняя дочь от Денисьевой, а на другой день, от того же недуга,- годовалый сын. Следом один за другим уйдут престарелая мать поэта, старший сын Дмитрий и единственный брат Николай. 15 июля 1873 года не стало и Федора Ивановича Тютчева.

Любовь всегда приносила ему и тем, кого он любил, не только радость, но и горе.

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей

Мы то сильнее губим,

Что сердцу нашему милей!

Библиография:

1. Биографический словарь-справочник для школьников «Русские писатели», Москва, 1999г.

2. Ломунова М. «Страсти и горести поэта», ж – л «Будь здоров», №3 – 2000г.

3. Кожинов В. «Род Тютчевых на земле Московии»……

4. Кожинов В. «Тютчев», ж - л «Роман-газета»,№ 2 - 1994 год.

5. Чагин Г.А. «Тютчев в Москве»…….

6. Фотографии с сайта www.kultura-portal.ru .