Понятие жизненного мира Э. Гуссерля и его эвристическая значимость для общественных наук

РЕФЕРАТ

по философии на тему:

"Понятие жизненного мира Э. Гуссерля и его эвристическая значимость для общественных наук"

Содержание

Введение

Характерной чертой философии ХХ века является её плюрализм, что, с одной стороны, превращает её изучение в достаточно трудоёмкий процесс, с другой - способствует поддержанию постоянного исследовательского интереса к различным направлениям и школам. Учебные пособия по философии, изданные в Беларуси и России, среди таковых называют феноменологию [6, с.315-324; 10, с.96-105; 11, с.55-57]. Хотя сам термин использовался еще Кантом и Гегелем, широкое распространение он получил благодаря Эдмунду Гуссерлю, который создал масштабный проект феноменологической философии, сыгравший важную роль как для немецкой, так и для французской философии первой половины - середины XX в. [10, с.96].Л. Шестов, лично знакомый с Э. Гуссерлем, в приуроченной к 140-летию последнего статье "Памяти великого философа" отмечал: "мнение, что задача феноменологии Гуссерля - чисто методологическая, … глубоко ошибочное … [и] только заслоняет … всю огромность и значительность гуссерлевской проблематики" [16, с.148].М. Шеллер применил феноменологический метод к исключённым Гуссерлем гуманитарным наукам, к этике, психологии, социологии знания; Н. Гартман - в создании онтологии, М. Хайдеггер - в решительном обращении к субъекту, к "существованию" [15, с. 195-196]. Интерес к феноменологии проявляют современные исследователи не только Западной Европы и Америки, но и Азии и Африки [4, с.383-403].

Для автора данной работы осознанный интерес к самому понятию "феноменология" (и его сущности) появился как к методологической основе одного из направлений современной историографии. Ключевым понятием, связующим феноменологию и историю повседневности, лежащую в поле научно-исследовательского внимания автора, является понятие "жизненный мир". В условиях, когда увеличивается роль и соответственно познавательные способности междисциплинарных исследований, представляет также интерес место упомянутого понятия в смежных с историей науках, т.е. в комплексе социально-гуманитарного знания.

Данные обстоятельства обусловили выбор темы реферата: "Понятие жизненного мира Э. Гуссерля и его эвристическая значимость для общественных наук" и его цели:

Определение сущности и места в учении Э. Гуссерля понятия "жизненный мир".

Выявление особенностей применения понятия Э. Гуссерля "жизненный мир" в современных социальных исследованиях.

Задачами работы являются:

Уточнение историко-культурных условий, обусловивших учение Э. Гуссерля.

Общая характеристика научного творчества Э. Гуссерля.

Анализ процесса оформления понятия "жизненный мир" Э. Гуссерлем, а также его интерпретация учениками Э. Гуссерля.

Знакомство с образцами применения концепции "жизненного мир" Э. Гуссерля в политологии, социологии и истории.

В соответствии с целями реферат разбит на две главы, каждая глава состоит из четырёх параграфов.

Список использованной литературы включает 16 единиц. Большую часть источников можно разделить на две части:

1) учебные пособия различного характера [2; 4; 5; 6; 10; 12],

2) статьи, опубликованные в журналах "Вопросы философии" [1; 11; 14; 16] и "Общественные науки и современность" [7; 13]. Использовались также отдельные материалы международной конференции по проблемам истории повседневности и правам человека [8; 9], "Справочник по философии Запада ХХ века" А. Хюбшера [15], а также издание "Гуссерль Э. Философия как строгая наука" [3].

1. Сущность и место в учении э. гуссерля понятия "жизненный мир"

1.1 Основные черты философского окружения э. гуссерля

Эдмунд Гуссерль родился 8 апреля 1859 г. и прожил до 17 апреля 1938 г. В молодости Гуссерль был математиком, но под влиянием французского философа Франца Брентано он пришёл к философии позитивизма, в дальнейшем, однако, изменил и ей [15, с. 195]. Научные надежды и разочарования Гуссерля можно объяснить его философским окружением, которое в Германии имело свои собственные оттенки и определялось двумя или тремя направлениями [12, с.156].

Прежде всего следует отметить факт все еще решающего господства в философии наук о духе. Философия Гегеля с ее идеей объективного духа привела в переработке Конта к социологии. В Германии решительным оппонентом находящегося в кризисе гегельянства выступил Дильтей. Но для Дильтея речь шла не только о социологии. Его критика гегельянства гораздо глубже; она направлена непосредственно против самих предпосылок гегелевской философии. Для Дильтея основой и владычицей философии является не абсолютный разум, а жизнь. Именно благодаря этой идее Дильтей становится одним из великих теоретиков наук о духе. Литература, искусство, сама социология - все это входит в философию как измерения жизни духа. С этой точки зрения история важна для философии, только постольку, поскольку она - необходимый момент жизни духа.

С другой стороны, это время характеризовалось расцветом наук о природе, что имело вполне определенное последствие для философии: возвращение к Канту, неокантианство. Наибольшей философской силы это направление достигло у Когена и Наторпа. Для этой разновидности неокантианства философия являлась, как говорил Кант, трансцендентальной философией. Но Коген понимал под этим выражением теорию научного метода. Парадигмой всякого знания была физико-математическая наука, а философия, как теория науки, являлась всего лишь приближенной к идеалу положительной науки теорией познания. Помимо неокантианства, некоторым влиянием пользовалась философия Лотце, склонная к метафизике лейбницианского толка с оттенком фихтеанства, и некоторые формы абсолютного идеализма сознания (Шуппе и другие) [12, с.156].

Вместе с тем в это время происходил по самым различным направлениям экстраординарный рост психологии как науки. Прежде всего речь идет об экспериментальной психологии, высшим достижением которой была психология В. Вундта. От Дильтея берет начало другая концепция психологии. Речь идет не о разрабатываемой в лабораториях "объяснительной" психологии умственных феноменов, а о психологии, которая стремится чисто описательным путем "понять" умственную жизнь и ее смысл. Это была verstehende Psyhologie, "понимающая" психология. И, наконец, ещё только возникающая, но призванная оказать наибольшее влияние на философию психология Брентано, схоласта, приспособившегося к современной психологии, занятой поисками сущности психического. Для Брентано специфическим свойством всякого феномена сознания является тот факт, что он содержит в себе в конечном счете интенциональное существование предмета: зрение - это зрение чего-то, мышление есть мышление о чем-то, оценка - оценка чего-то и т.д. Интенциональность является, в той или другой форме, специфической характеристикой психического феномена: всякий психический феномен или интенционален в самом себе, или опирается на интенциональный феномен. Брентано был инициатором важной серии психологических и философских исследований, выполненных тремя его великими учениками - Твардовским, Мейнонгом и самим Гуссерлем.

Таким было окружение Гуссерля. В силу своего темперамента и в соответствии с естественной тенденцией эпохи Гуссерль поклонялся математике, которая наложила существенный отпечаток на его философию на всех этапах его деятельности. Сама идея философии как строгой и точной науки реализуется, до известной степени, по образцу математики. Но под влиянием Брентано Гуссерль пытается дать психологическую интерпретацию всех значительных математических понятий. Об этом и свидетельствует написанная им в Геттингене работа "О понятии числа, психологический анализ". Отсюда берет начало "Философия арифметики", посвященная Брентано. Но появление только первого тома этой работы не было случайностью. Дело в том, что, подобно тому как потерпел неудачу Бергсон, применяя к понятию времени идеи Конта, потерпел неудачу и Гуссерль, желая дать психологическую интерпретацию арифметических понятий. Вместе с этим стала проблемой сама идея философии. Гуссерль почувствовал необходимость пойти другим путем, придать философии новое направление. Нужно было освободиться как от психологизма, так и от идеи философии, основанной на науках о духе (Дильтей). На этом пути для философии открывалась новая сфера деятельности - феноменология [12, с.157].

1.2 Общая характеристика творчества гуссерля

Творчество Гуссерля можно разделить на несколько этапов. Первый из них, который характеризуется эмпирико-позитивистским уклоном, представлен работой "Философия арифметики" (1894), направленной на раскрытие психологических оснований логики и математики.

В ключевой работе второго этапа - "Логические исследования" (1901) - намечен радикальный разрыв с психологизмом и эмпиризмом, сформулированы основные категории и программа новой философской дисциплины - "феноменологии". В I томе ("Пролегомены"), критикуя антропологизм и психологизм в логике, Гуссерль стремится обосновать "чистую логику", которая призвана раскрыть объективно-идеальное единство теоретического знания, являющееся независимым как от связей между физическими объектами, так и от связей психических переживаний конкретного индивида [10, с.97]. Во II томе ("Логические исследования") обозначены центральные проблемы всего последующего творчества Гуссерля. В "Логических исследованиях" эксплицируются категории и принципы феноменологии, которая призвана показать возможность "чистой логики" как фундамента научного познания. Феноменология - "дотеоретическая" и беспредпосылочная наука, не связанная метафизическими понятиями, которая, по Гуссерлю, непосредственно описывает процесс конституирования смысла сознанием. Эта непосредственность обусловлена тем, что феноменология "выносит за скобки" как аппарат умозаключений, так и традиционные метафизические проблемы, из которых фундаментальная - проблема трансценденции, или "внешнего мира" [10, с.98].

Третий, "трансцендентальный", период, охватывает большую часть творческого наследия Гуссерля. В "Идеях к чистой феноменологии" (1913) полем исследования феноменологии становится "трансцендентальное сознание". Для достижения "феноменологической установки" и сферы чистого сознания необходимо последовательное проведение особой процедуры - феноменологической редукции, или "эпохе" [10, с.98]. Первый ее этап, заключающийся в вынесении за скобки всех суждений о предметах внешнего мира (область "естественной установки", или обыденного сознания), позволяет выделить индивидуальное сознание, или психологическую субъективность, в качестве области исследования феноменологической психологии. Сознание предстает как феномен, не включенный в каузальность природных процессов. Второй этап - "эйдетическая редукция" - направлен на выявление сущностной архитектоники сознания или его a priori, представляющего собой поле чистых сущностей, или "эйдосов", которые имманентны психическим актам и в то же время несводимы к ним. Третий этап, или "трансцендентальная редукция", заключающаяся в вынесении за скобки психологической жизни сознания, открывает сферу исследования собственно феноменологии как философской науки [10, с.98-99].

Фундаментальной характеристикой сознания является интенциональность, которая описывается Гуссерлем как двучленная коррелятивная структура, включающая акт полагания предмета (ноэзис) и неразрывно связанный с ним полагаемый предмет (ноэма). Ноэтические фазы формируют многообразную и изменчивую жизнь сознания или его "реальный" момент; ноэма представляет собой "идеальный" момент, предметный смысл, сохраняющий идентичность в различных актах сознания [10, с.99-100].

В "Картезианских размышлениях" (1932) Гуссерль переосмысливает проблему интенциональности в терминах декартовского cogito, признавая тем самым связь феноменологии с предшествующими системами трансцендентального идеализма. Центральное понятие этого периода творчества - трансцендентальная субъективность, или Эго, которое исследуется феноменологической "эгологией" Чистое сознание, или трансцендентальное "Я", представляет собой предельную точку опыта, с которой сам этот опыт, включающий как индивидуальное "Я", так и мир, являющийся всегда в качестве коррелята сознания, обозревается и описывается незаинтересованным наблюдателем. Феноменология, которая в ранних работах выступала как вспомогательная дисциплина для создания фундамента чистой логики, приобретает здесь статус "первой философии" и основания любого возможного знания, которое должно быть заново отстроено на феноменологическом фундаменте [10, с.100].

Поздний этап философствования Гуссерля характеризуется частичным отказом от идеи строго беспредпосылочного знания. Это продиктовано проблематикой последней книги Гуссерля "Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология" (1938), посвященной сферам социальности и обыденного сознания, которые прежде "выносились за скобки" [10, с.101].

Непосредственным началом работы над "Кризисом" послужил доклад, прочитанный Гуссерлем в Вене в мае 1935 г., куда он приехал по приглашению "Венского культурного общества". Доклад назывался "Философия и кризис европейского человечества". О кризисе европейского человечества говорил философ, пользовавшийся мировой известностью, но вынужденный после прихода к власти нацистов прервать академическую деятельность, уйти в отставку и не имевший больше у себя на родине возможности публиковаться по причине своего неарийского происхождения. В условиях победы национал-социализма в Германии, фашизма в Италии, в обстановке политического и социального кризиса, духовной растерянности либеральной интеллигенции доклад Гуссерля, ставившего вопрос об истоках кризиса и о способах его преодоления, обращавшегося к традиционным гуманистическим ценностям старой Европы, имел большой успех и был прочитан дважды: 7-го, а затем 10 мая [1, с.125].

В "Кризисе" у Гуссерля появляется новое понятие - "жизненный мир", являющийся смысловым фундаментом всякого человеческого знания, в том числе и знания естественнонаучного. Именно забвение жизненного мира, абстрагирование от него, разрыв с ним механики нового времени положил, по Гуссерлю, начало превращению ее в объективизм и натурализм и тем самым подготовил кризис европейских наук [1, с.130].

Между тем проблемы, поставленные в докладе Гуссерля, выходили далеко за пределы политической злобы дня: это были вопросы о сущности философии и конкретных наук, об историческом характере и о развитии человеческого познания, о месте и значении европейской культуры в общем развитии человечества, об укоренённости "универсального научного разума" в "окружающем жизненном мире" и о смысловой структуре последнего. Проблематика, лишь в общем виде намеченная в докладе, была затем развернута Гуссерлем в ряде исследований, которые не увидели света при его жизни и вместе с венским докладом составили содержание шестого тома "Гуссерлианы", подготовленного учеником Гуссерля Э. Финком и выпущенного В. Бимелем в 1954 г. В 1970 г. вышло американское издание "Кризиса" в переводе Д. Карра (D. Сагг.), вызвавшее новую волну интереса к феноменологии в англоязычных странах [1, с.125].

Журнал "Вопросы философии" опубликовал венский доклад Гуссерля "Кризис европейского человечества и философия" в 1986 г. и 12 параграфов из последнего труда Гуссерля под названием "Кризис европейских наук и трансцендентальная философия" в 1992 г.

1.3 Концепция "жизненного мира" э. гуссерля

Выражение "жизненный мир" встречалось в работах Гуссерля и до 1920 г., однако оно было нагружено иначе. Так, в лекциях 1910-1911 гг. "Основные проблемы феноменологии" выражение "жизненный мир" употреблялось в смысле "простого мира опыта", "естественного понятия мира" в отличие от теоретических построений науки. В 20-х годах это понятие встречается чаще, особенно в лекциях но феноменологической психологии 1925-1928 гг. и во "Введении в феноменологическую философию" (1926-1927). Последователь Гуссерля Изо Керн детально рассмотрел смысл понятия "жизненный мир" в работе Гуссерля (еще не опубликованной)"Природа и дух" (1927) и пришел к выводу, что уже здесь в основном намечена та концепция "жизненного мира", которая позднее была развернута в "Кризисе европейских наук" [1, с.130].

Гуссель называет соответствующий раздел "Жизненный мир как забытый смысловой фундамент естествознания". Он подчёркивает, что "уже Галилей осуществил замещение единственно реального, опытно воспринимаемого и данного в мире опыта - мира нашей повседневной жизни миром идеальных сущностей, который обосновывается математически. Это замещение было воспринято его последователями и физиками последующих столетий" [3, с.86]. В итоге "не стало предметом размышления" как "то, что дано непосредственно", так и то, "как в свободном фантазировании из непосредственно созерцаемого мира и его форм создаются … эмпирически-созерцательные и отнюдь не точные формы…", а "естествознание и связанная с ним геометрия" изменили "целям, которые заключены в этой жизни и должны быть соотнесены с жизненным миром" [3, с.87]. По мнению Гуссерля, "человек, живущий в этом мире, в том числе и человек, исследующий природу, может ставить все практические и теоретические вопросы, только находясь внутри этого мира, может теоретически относиться к нему лишь в бесконечно открытом горизонте непознанного … Мы сталкиваемся с этим миром как миром известных и неизвестных нам реалий". "К миру действительного, опытного созерцания" Гуссерль относит "и форму пространства-времени, и все формы организации тел, среди которых мы сами живём в соответствии с телесным способом существования личности" [3, с.87]. "Это действительно созерцаемый, опытный и в опыте постигаемый мир, в котором практически разворачивается вся наша жизнь, сохраняется неизменным в своей собственной сущностной структуре, в собственном конкретном каузальном способе бытия независимо от того, постигаем ли мы его непосредственно или с помощью каких-то искусственных средств … "видимые" вещи всегда нечто большее, чем то, что мы в них "действительно и подлинно" видим" [3, с.88].

Общая интерпретация "жизненного мира" может иметь следующий вид. В отличие от мира конструированного и идеализированного, жизненный мир не создастся нами искусственно, в некоторой особой установке, а дан непосредственно до всякой особой установки сознания, причем дан с полнейшей очевидностью всякому человеку. Это - дорефлексивная данность в отличие от теоретической установки, требующей предварительной рефлексии и перестройки сознания. Именно этот мир, говорит Гуссерль, является той общей почвой, на которой вырастают все науки. Поэтому для осмысления научных понятий и принципов мы должны обратиться к этому повседневному миру [1, с.130].

Основные определения жизненного мира даются Гуссерлем путем противопоставления его конструкциям естествознания. Во-первых, жизненный мир всегда отнесен к субъекту, это его собственный окружающий повседневный мир. Во-вторых, именно поэтому жизненный мир имеет телеологическую структуру, поскольку все его элементы соотнесены с целеполагающей деятельностью человека. Если в естествознании всё субъективное должно быть исключено, а потому там нет места и для понятия целей, то в жизненном мире все реалии отнесены к человеку и его практическим задачам. Наконец, если мир, как его описывает математическая физика, неисторичен, то жизненный мир, напротив, представляет собой историю. Если в естественных науках мы всегда прибегаем к объяснению, то жизненный мир открыт нам непосредственно, мы его понимаем. Жизненный мир есть некое "нетематизированное" целое, служащее фоном, горизонтом для понимания смысла человеческих действий, целей, интересов, в том числе и любых "частных" (профессиональных) миров, включая и научно-теоретические построения. "Жизненный мир неизменно является предданным, неизменно значимым как заранее уже существующий, но он значим не в силу какого-либо намерения, какой бы то ни было универсальной цели. Всякая цель, в том числе и универсальная, уже предполагает его, и в процессе работы он все вновь предполагается как сущий..." [Цит по: 1, с.130-131]. Всякая очевидность, по Гуссерлю, восходит к очевидности жизненного мира [1, с.131].

1.4 Оценка "жизненного мира" учениками гуссерля

Не все последователи Гуссерля безоговорочно приняли последний этап его эволюции. Особенно настороженно отнеслись к понятию жизненного мира те из учеников Гуссерля, которые разделяли его идеи первого периода, когда Гуссерль выступил как мыслитель "платонизирующего направления" [1, с.131].

А. Койре, один из выдающихся историков науки ХХ в., не принял понятия жизненного мира, потому что это подрывало бы основы его мышления, которыми он был обязан во многом раннему Гуссерлю. Койре затронул проблему, которая стала предметом оживленного обсуждения в 70-е годы: "Как следует понимать "жизненный мир" Гуссерля - как постоянно изменяющийся и относительный, разный в каждую из исторических эпох, или же как некий постоянный, изначально-данный, к которому могут быть отнесены как к своей твердой основе все исторически-изменчивые "миры" античный, средневековый, современный?" Этот вопрос с еще большей остротой, чем у Койре, поставлен у Д. Кара, переведшего "Кризис" на английский язык и являющегося убежденным приверженцем раннего Гуссерля как критика скептицизма и релятивизма. По мнению Карра, понятие жизненного мира часто толкуется именно в духе того самого исторического релятивизма, против которого так настойчиво выступал сам Гуссерль. Этот релятивизм предстает во многих обличьях и идет из разных направлений: отчасти он формируется, пожалуй, под влиянием неверно понятой гуссерлевской критики объективизма и даже под влиянием опять-таки, быть может, неверно истолкованного - гуссерлева понятия жизненного мира. Отчасти, например, в англосаксонской теории науки Куна и Фейерабенда, он возник относительно независимо от феноменологии. К представителям релятивизма понятий Карр относит далее - Витгенштейна "Философских исследований", Гадамера в "Истине и методе", некоторых так называемых структуралистов, прежде всего Мишеля Фуко, представителей старшего поколения "социальной критики" Франкфуртской традиции и мыслителей "апокалиптических", т. e. позднего Хайдеггера и Жака Деррида. Правда, Карр считает, что в этом повинен не сам Гуссерль и его идеи, а только их неверное толкование. Однако в действительности поводов к такому толкованию Гуссерль дал более чем достаточно. [1, с.132].

У Гуссерля нет однозначности в отношении понятия жизненного мира. С одной стороны, жизненный мир понимается просто как окружающий повседневный мир опыта и в качестве такового представляет собой исторически-изменчивый социальный мир во всех его конкретно-эмпирических формах проявления. С другой стороны, однако, у Гуссерля есть попытки выйти за пределы этого, так сказать, фактически-эмпирического жизненного мира и понять его в качестве некоторой априорной структуры, в качестве чистого феномена, как интенциально-историческое образование, коррелят трансцендентальной субъективности. А поскольку жесткой границы между трансцендентальным и эмпирическим субъектом провести не удается, то и у Гуссерля граница между образом мира и самим миром все время колеблется. Отсюда и постоянные споры между последователями Гуссерля об истинном смысле понятия жизненного мира [1, с.132-133].

Несмотря на осознание этого противоречия последователями Гуссерля, тема "науки о духе" как онтологии "жизненного мира" становится в XX в. самой популярной в феноменологии и экзистенциализме. В центре философии, в соответствии с экзистенциализмом, должен быть человек, бытие которого есть непосредственно данная нам реальность. А посредством него уже осознаётся предметный мир и общество. Для обозначения категории "бытие" Хайдеггер пользуется немецким словом "Dasein" как характеристики мгновенного среза человеческой жизни, позволяющей показать, чем она является не вообще, а в каких-то конкретных обстоятельствах - в определённом месте и в строго определённый момент [2, с.565-566]. Понятие жизненного мира, предложенное Э. Гуссерлем, оказало значительное влияние на становление герменевтической теории. Герменевтика не только использует понятие жизненного мира как совокупности человеческих ценностей и целей, но и опирается на открытый Э. Гуссерлем феномонологический метод для анализа социально-культурных явлений [2, с.581-582]. Гадамер сближает гуссерлево понятие жизненного мира с понятием историчности, которое было одним из центральных у Дильтея и затем стало предметом обсуждения в работе Хайдеггера "Бытие и время". Поэтому неудивительно, что жизненный мир оказался в центре внимания философов истории и культуры, социологов и социальных психологов, а также ряда историков науки и философии [1, с.131].

2. Использование понятия "жизненный мир" современными общественными науками

2.1 Феноменология политического мира

Феноменология мира, появившаяся на свет благодаря Гуссерлю и Хайдеггеру, по мнению Клауса Хельда, профессора Университета Вупперталь (Германия), обладает достаточными систематическими возможностями, чтобы развиться до феноменологии политического мира [14, с.39]. Основывается он на наблюдении, что для человека в повседневной жизни мир как мир остаётся скрытым, но что он может стать явным. При этом Хельд уточняет, что понятие "мир" следует понимать здесь с учётом смысла феноменологического метода, основанного на принципе корреляции. Последний гласит: всякая определённость сущего сводится к способу его явления для человека [14, с.40-41].

Ссылаясь на Хайдеггера, под "жизненным миром" Хельд понимает взаимосвязь отсылок, возникающих при повседневных инструментальных действиях (т.е. действиях, имеющих определенную цель и осуществляемых соответствующими средствами). Основополагающий признак инструментальных действий - беспокойство. Если предметные средства в процессе исполнения инструментальных действий служат нам хорошо, они остаются незаметными и как таковые не проявляются. Возникающая помеха вызывает стремление её устранить, при этом мир становится видимым, но только на некоторое время [14, с.42]. На передний план выступает возможный характер действий, преодолевается беспокойство, свойственное инструментальным действиям, и размыкается круг сокрытости жизненного мира. Когда же возможности вступают в открытое пространство, они изменяют свой статус и становятся "общественными", "публичными". В такой ситуации мир приобретает совершенно иной характер: он становится взаимосвязью отсылок общественного дела, т.е. политическим миром [14, с.44-45]. По мнению Хельда, этот мир выходит за пределы жизненного мира. Свободное политическое пространство политического мира раскрывается благодаря тому, что люди объединяются в сообщество, единственная и главная цель которого - сделать возможной проявление свободы каждого, его явной способности к возможным действиям [14, с.45].

Далее Хельд предлагает соответствующий взгляд на тоталитарную угрозу в политической жизни ХХ столетия, для чего использует древнегреческие понятия "кайрос" (осознание того, что существует подходящий или неподходящий "момент" для определённого решения) и "этос" (общая взаимосвязь жизненных убеждений - привычных, оправданных норм поведения, - образующих основу для совместной общественной деятельности). При столкновении мнений дело идёт о том, можно ли оценить некую ситуацию как возможный кайрос и в каком именно отношении. Тем самым решается, как вообще возможно действовать в этой ситуации. Но всегда возникает так же и вопрос, как действовать должно. Таким образом, политический мир с самого начала своего существования принял, из-за столкновения мнений, неустойчивое положение между этосом и кайросом [14, с.46-47]. Время возникновения этоса (в прошлом) и кайроса (в будущем) остаётся непостижимо сокрытым от нашего познания и тем самым избегает власти человека. Явление политического мира основывается на двойном освобождении от сокрытости и в этом смысле имеет характер конечности. То, что сокрытость соразмерна конечности, мы ощущаем в настроенности страха, которым обосновано уважение перед свободой других, поскольку они могут начать по-иному [14, с.48].

Человечество в нашем столетии могло проверить эту взаимосвязь в негативной форме. Кажется, что именно принцип политического мира предписывает, что все должно подлежать общественному столкновению мнений, следовательно, и этосу. Но именно по таким соображениям [выходит, что] этос необходимым образом теряет свою обязательность. Из-за утраты обязательности этоса общность политической совместной жизни лишатся почвы. По-видимому, беспочвенность может возникнуть только из-за "решимости", претендующей на то, чтобы вновь придать силу утраченному этосу. Так возникают тоталитарные попытки предписать обществу этос. Но следствием этого является только самонадеянность людей [желающих] несправедливо присвоить себе роль самой сокрытости, предоставляющей мир, и тем самым избежать конечности своей экзистенции [14, с.48-49].

Аналогичные извращения случаются и в опыте кайроса. Чтобы решить, благоприятен ли повод для возможности начать, следует в каждой ситуации "правильно" оценить последствия действия в будущем. Для этого существует только один-единственный критерий: согласие собственного суждения о последствиях с возможными точками зрения других людей, выносящих свое суждение. Но они должны оставаться неприемлемыми, если этос утратил свою обязательность. Альтернативой этосу выступает предпосылка, что в наших ожиданиях предчувствуется гарантированное будущее, которое и придает цель каждому политическому действию. Благодаря уже известной цели истории становится известным и общее правило. Это правило представлено в тоталитарных "программах".

Таким образом Хельд приходит к выводу, что общей чертой искусственной реституции этоса и программного планирования, которое призвано установить кайрос является восстание против конечности, а с утратой чувства опасности утрачивается и уважение перед свободой, как можно увидеть на примерах тоталитарных режимов [14, с.49].

2.2 Феноменологическая социология

Большое воздействие на развитие ряда разделов современной социологии Запада оказала так называемая феноменологическая социология, оригинальная версия которой была разработана австрийским (до 1938 г) философом и социологом, профессором социологии нью-йоркской школы социальных исследований (с 1953 г) Альфредом Шюцем (1899-1959).

Опираясь как на учение Э. Гуссерля, так и на идеи М. Вебера, Дж.Г. Ми-да, А. Бергсона, У. Джеймса, Шюц в своем основном труде "Феноменология социального мира" (1932) выдвинул собственную концепцию понимающей социологии, пытаясь решить применительно к сфере социального знания поставленную Гуссерлем задачу - восстановить связь абстрактных научных понятий с жизненным миром, миром повседневного знания и деятельности [5, с.249].

Главная цель социальных наук, по Шюцу, состоит в "получении организованного знания о социальной реальности". Социальная реальность при этом определяется как общая сумма объектов и явлений социокультурного мира, каким он предстает обыденному сознанию людей, живущих среди других людей и связанных с ними многообразными отношениями взаимодействия [5, с.250].

Социальный мир, согласно концепции Шюца, - это повседневный мир, переживаемый и интерпретируемый действующими в нем людьми как структурированный мир значений, выступающих в форме типических представлений об объектах этого мира. Эти типические представления приобретают форму обыденных интерпретаций, конституирующих наличное знание, которое вместе с личным опытом действующего индивида является принимаемой на веру совокупностью средств ориентации в этом мире [5, с.251]. Главной же методологической задачей социологии является, согласно Шюцу, открытие общих принципов организации повседневной жизни [5, с.250].

Самой трудной из стоящих перед социологом задач Шюц считал проблему выработки объективных понятий и объективно верифицируемых теорий, описывающих структуры значений. В этой связи Шюц обращал особое внимание на то, что он обозначал как "научную установку", позволяющую исключить наличную биографическую ситуацию наблюдателя и связанную с нею естественную установку, позволяя социологу определить, что имеет значение для решения интересующих его проблем. "Принять установку научного наблюдателя жизненного мира, - пишет Шюц, - значит не считать более себя и свои собственные интересы центром этого мира, а найти другую точку отсчета для ориентации по отношению к явлениям" [5, с.252-253].

Правила же образования социологических понятий и конструирования социологических объяснений, по Шюцу, предполагают наличие прямой и отчетливо прослеживаемой преемственности между социологическими понятиями и типологическими конструктами, которыми пользуются сами индивиды для обозначения явлений собственного социального опыта. Тем самым социологическое описание обосновывается на уровне значений и обеспечивается возможность его обратного перевода, то есть перевода на язык значений, свойственных самой исследуемой реальности. Таким образом, обоснованность всякого социологического объяснения должна определяться с помощью предложенного Шюцем критерия адекватности: действия участников должны объясняться в терминах социальных значений (критерий субъективной интерпретации), причем это должны быть такие значения, которые действительно используются участниками для категоризации этой деятельности и могут опознаваться ими как таковые (критерий субъективной адекватности) [5, с.253].

Анализ свойств обыденного мышления и деятельности явился, пожалуй, самым значительным достижением феноменологически ориентированной социологии Шюца. Он показал и доказал, что наиболее полно и последовательно человеческая субъективность реализуется в мире повседневности - одной из сфер человеческого опыта, которая характеризуется особой формой восприятия и осмысления мира, возникающей на основе трудовой деятельности [5, с.253].

2.3 История повседневности

Мировая историография даёт весьма скудную информацию о понятии "повседневность". Свой "научный статус" оно обретает лишь с конца 1960-х годов. Попытка концептуального осмысления понятия повседневность впервые была предпринята во Франции представителями исторической школы "Анналов". В российской историографии самым последовательным сторонником французской школы "Анналов" стал А.Я. Гуревич, исследовавший наиболее характерные черты народной культуры в начальный период европейского средневековья. Англо-американская историография оказалась менее восприимчивой к концептуальному восприятию истории повседневности. В американской литературе понятие повседневности чаще всего рассматривается в тесной связи с понятием народной культуры.

Всестороннее научно-теоретическое обоснование понятия "повседневность" получило в западногерманской историографии. Более того, оно дало название целому направлению в немецкой исторической науке - "истории повседневности" (Alltaggeschichte). Первоначально понятие "повседневность" (Alltag) использовалось только в социологии. После выхода на немецком языке книги А. Лефевра "Критика повседневной жизни" (1975) оно получило более широкое признание. Более того, для многих учёных оно привычно ассоциировалось с распространённой в немецкой гуманитарной науке социо-философской концепции "мира окружающей жизни" (Lebenswelt). Главное, конечно же, заключалось в новизне концепции и в её эвристических возможностях при изучении разнообразных проблем взаимодействия между повседневной жизнью и миром культуры, между индивидуальным, личностным опытом и опытом коллективным, общественным [8, с.18-19].

В 1983 г. сторонники "истории повседневности" в ФРГ создали профессиональное объединение под названием "Мастерская истории". Целью объединения было изучение реалий повседневной жизни в её историческом развитии, исследование многосторонних связей между микро - и макромиром, восприятие истории с позиции "маленького человека", глядя "сверху вниз". С этого момента "история повседневности" по существу превратилась в самостоятельное направление исторической науки в ФРГ. Прежнее единодушие историков в отношении к концепции "повседневности" сменилось бескомпромиссной полемикой, в ходе которой "история повседневности" неожиданно предстала, по определению К. Липп, в виде "неконтролируемого монстра с головой гидры" [8, с. 20]. К середине 1990-х годов дискуссии и споры пошли на спад. "Повседневность" как метод исследования, казалось, потеряла в научном плане свою былую актуальность. Социальная история заимствовала ряд важных положений из концепции "повседневности", а сама "история повседневности" эволюционировала в новую дисциплину - историческую антропологию. Но уже в конце 1990-х годов дискуссия об эвристических возможностях концепции "повседневности" возобновилась с новой силой [8, с. 20-21].

Повседневная история движется от объективных интересов к субъективному опыту. Она отворачивается от классовых позиций и концентрирует внимание на жизненных мирах. Поэтому повседневная история описывает не интересы, а исследует разнообразный опыт и его взаимосвязи. История опыта, в трактовке истории повседневности, - это история восприятия хода истории и реакция на него на уровне мысли и действия. Необходимо осмыслить, как люди воспринимают ход истории. Каждый переживает его по-своему, Этот опыт продолжает действовать, он передаётся дальше и преобразуется в культурные образы. При этом опыт соблюдает дистанцию по отношению к теории. Свой опыт повседневной жизни мы накапливаем не в свете теорий (идеологий, общественных взглядов и т.п.), вначале нам приходится ориентироваться в жизненных мирах без каких бы то ни было теорий. В этом плане он является непосредственным отражением истории в отдельном человеке, он очень индивидуален и поддаётся обобщению лишь в очень узких пределах [9, с.80-81].

Всю полноту жизненных проявлений повседневная история подразделяет на три сферы. Первая включает в себя кардинальные антропологические факты, относящиеся к человеку в силу того, что он - человек: рождение, сексуальность, болезнь, смерть, детство, старость. Ко второй сфере относятся стратегии, необходимые для существования: питание, одежда, жильё, работа, досуг. Третья сфера - это способы выживания в экстремальных ситуациях, таких, как кризисы, войны, плен, преследование и т.п. Эти три сферы чётко свидетельствуют о том, что история повседневности открыта другим наукам, в частности исторической антропологии, этнографии. Физической истории, истории чувств, и что она использует их познания и методы [9, с77-78].

В отличие от теорий современной социальной истории, направляющих своё внимание на "всеобъемлющие общественные структуры и процессы", повседневная история использует "сплошное описание", способные выявлять мелкие единицы исследования [9, с.78-79]. Поиск следов повседневности имеет дело с новыми источниками, требующих и новых приёмов их интерпретации: изучение "эго"-документов, опросы очевидцев и работа с изобразительным материалом [9, с.83].

Таким образом, как метод исследования история повседневности связана прежде всего с личным, индивидуальным опытом, неравномерно отражённым в различных источниках [8, с.22].

2.4 Историческая феноменология

Все большее место в спорах, идущих вокруг проблематики исторической науки вообще и изучения российской истории в особенности, занимает историческая феноменология - методологическое направление, восходящее к феноменологии Э. Гуссерля. Характерной чертой последней была устремленность к самоочевидному, аподиктическому знанию, выступавшему в данном случае как знание беспредпосылочное. В последние годы в исторической феноменологии наметился целый ряд ответвлений, по видимости противостоящих друг другу. Однако альтернативные подходы могут быть и взаимодополняющими, близкими по методу и интенциям, но отличающимися по предмету (в данном случае - относящимися преимущественно к содержанию и форме исторического знания) [7, с.89]. Конечно, феноменология способна быть частью гуманитарного знания только в методологически опосредованном виде. Ее эпистемологические принципы должны быть спроецированы на специфику той научной отрасли, где феноменология утверждается не как особый метод, а как общепознавательная установка [7, с.98].

Одним из первых идеи чистой феноменологии Э. Гуссерля переосмыслил в своих философских и культурно-исторических трудах Лосев. Для него феноменология важна тем, что позволяет увидеть вещь, становясь существенной точкой отсчета для любого гуманитарного исследования. Феноменология, как считал автор "Философии имени", не является наукой в строгом смысле слова, но представляет собой "лишь установление области и границ исследования". Феноменология - "лишь намечание разных направлений, в которых должна двигаться мысль, чтобы создать науку об интересующем ее предмете". Результаты феноменологической редукции здесь дополняются глубоким диалектическим конструированием предмета изучения. Неслучайно лосевская теория мифа предусматривала синтез феноменологии XX века и достижений античной и немецкой классической философии [7, с.98].

Между тем, если диалектика, как говорил Лосев, - "глаза науки", то феноменология - ее самосознание, позволяющее в непредвзятом свете увидеть предмет истории, обнаружить многообразие формы смыслового самораскрытия изучаемых явлений. Причём опыт чистой феноменологии не сводится к редукционистскому постулату, требующему отречения от объективной реальности (что фактически вольно или невольно приводило бы к субъективному идеализму). Важна сама возможность исследовать мир прошлого, преломленный в чужом сознании ("мой мир" автора) [7, с.98].

Историческая феноменология не отрицает прежнего опыта гуманитарной науки - речь идет о реализации принципа дополнительности. Ни одна область познания не может сегодня претендовать на совершенную полноту охвата истории и культуры. Значит, для исследователя важно знать, где проходят границы применяемого метода. Вопрос, что и как изучать, призван стимулировать процесс научного самоопределения.

Задача историка-феноменолога состоит не в отрицании того, как было "на самом деле", предлагая свое "правильное понимание". Для него этот вопрос решается в двух измерениях: факты первого вида (событийный ряд) существуют сами по себе, без учета мифической природы сознания, как факты "чистые", пребывающие вне каких бы то ни было субъективных оценок и суждений. Факты второго вида - это идеи, мысли, настроения, которые пронизывают наличное бытие и делают его живым для культуры. Межвидовое взаимодействие подобно круговращению: от чистых эмпирических данностей - к их идеальным, самодостаточным смыслам, и обратно. Историк-феноменолог имеет дело с фактами обоих видов, но изучает прежде всего самосознание культурных форм. В идеале историк-позитивист и историк-феноменолог помогают друг другу в освоении источниковой реальности, если они отчетливо представляют познавательные границы используемых методов.

Для исторической феноменологии важнейшим видом фактов являются феномены источников, функции чужого сознания, пропущенные через него мифы. Историческая феноменология реконструирует мифы как подлинную осуществившуюся реальность. Путь к очевидности - это путь к самой вещи, которую следует увидеть такой, какая она есть в смысловых пределах конкретной культуры [7, с.99].

Российские исследователи А.В. Каравашкин и А.Л. Юрганов в книге "Опыт исторической феноменологии" обратились к таким сюжетам русского прошлого, которые наиболее ярко иллюстрируют возможности заявленного метода [Каравашкин, с.99]. Они пришли к выводу, что "во многих проявлениях культура Московской Руси самодостаточна и неожиданна. Ее противоречия мнимы. То, что для современного сознания парадоксально, для сознания средневековых авторов относится к сфере очевидностей" [7, с.100].

Таким образом, суть принципов, которыми руководствуется историческая феноменология, в том, что теория здесь позволяет обнаружить предмет, но не предвосхищает природу и свойства объекта исследования, не подменяет самих выводов историка [7, с.100].

Заключение

Основными факторами, повлиявшими на научные изыскания Э. Гуссерля, были своеобразно совпадающие во времени: всё ещё господствующие науки о духе (в частности, критика Дильтеем философии Гегеля), физико-математическая наука (как парадигма всякого знания о природе) и, конечно, психология (в особенности взгляды Брентано). Исследователи отмечают, что всё творчество Э. Гуссерля можно разделить на несколько периодов, каждый из которых соотносится с основными трудами философа и обладает соответствующими характеристиками.

Понятие "жизненный мир" в трудах Э. Гуссерля встречалось даже до 1920-х годов, однако центральное место оно занимает в работе "Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология", появившейся на свет в 1938 г. Главную причину кризиса философ видит в "забвении" ими "жизненного мира", который на самом деле является смысловым фундаментом всякого человеческого знания, в том числе и знания естественнонаучного. Характерными чертами "жизненного мира" Гуссерль считал следующие: а) "жизненный мир" является основанием всех научных идеализации; б) он субъективен, т.е. дан человеку в образе и контексте практики - в виде целей; в) это - культурно-исторический мир, или образ мира, каким он выступает в сознании различных человеческих общностей на определенных этапах исторического развития; г)"жизненный мир" релятивен; д)"жизненный мир" как проблемное поле не "тематизируется" ни естественной человеческой исследовательской установкой, ни установкой объективистской науки (вследствие чего наука и упускает из виду человека); е) он обладает априорными структурными характеристиками (инвариантами), на основе которых формируются научные абстракции и научная методология [10, с.102].

Отсутствие чёткого определения и свободное употребление понятия "жизненный мир" самим Э. Гуссерлем стало, с одной стороны, объектом критики и поводом к упрёкам в релятивизме по отношению к Э. Гуссерлю, с другой - позволило многим последователям философа уточнять его значение в соответствии с собственными исследовательскими интересами. Наиболее привычной концепция "жизненного мира" стала прежде всего для немецкоязычных учёных, в том числе не-философов.

Немецкий исследователь К. Хельд попытался применить её для анализа тоталитарной угрозы в ХХ в. Используя уточнённое М. Хайдеггером понятие "жизненный мир", он предложил характеристики так называемого "политического мира" и определил условия и причины возникновения тоталитарных политических режимов. Американский социолог австрийского происхождения А. Шюц применил понятие жизненного мира для анализа социальной реальности, под которой он понимал общую сумму объектов и явлений социокультурного мира, каким он предстает обыденному сознанию людей, живущих среди других людей и связанных с ними многообразными отношениями взаимодействия. В ФРГ оформилось одно из новых направлений социальной истории - история повседневности. Жизненный мир в ней представлен как индивидуальный опыт восприятия хода истории и реакция на него на уровне мысли и действия. Достойны упоминания также другие случаи использования понятия Э. Гуссерля "жизненный мир" при исследовании прошлого (феноменологическая история) и настоящего ("анализ глобализации в плане глубокого изменения … жизненного мира" [13, с.128]) человечества.

Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что предложенная немецким философом Э. Гуссерлем концепция жизненного мира не потеряла актуальности спустя десятилетия и имеет высокий эвристический потенциал для исследований социально-гуманитарной направленности.

Использованная литература

1. Гайдаенко П.П. Научная рациональность и философский разум в интерпретации Эдмунда Гуссерля // Вопросы философии. 1992. №7. С.116-135.

2. Гiсторыя фiласофii: Вучэб дапам. для студэнтаў выш. навуч. установаў / Пад рэд. праф.Ч.С. Кiрвеля. - Гродна: ГрДУ, 1997.

3. Гуссерль Э. Философия как строгая наука. - Новочеркасск: Агенство САГУНА, 1994.

4. История современной зарубежной философии: компаративистский подход. - СПб., Издательство "Лань", 1997.

5. История социологии: Учеб. пособие. Под общ. ред. А.Н. Елсукова и др. - Мн.: Выш. шк., 1997.

6. История философии: Уч-к для высш. учеб. завед. - Ростов н/Д.: "Феникс", 2001.

7. Каравашкин А.В., Юрганов А.Л. Историческая феноменология и изучение истории России // Общественные науки и современность. 2003. № 6. С.89-101.

8. Кошелев В. Концепция "повседневности" в европейской культуре исторического исследования / Гiсторыя штодзённасцi i правы чалавека: Матэрыялы Мiжнар. канф., 1-5 снежня 1999 г., Мiнск. - Мн., 2000. -С.17-22.

9. Пандель Г. - Ю. Повседневная история как новый жанр историографии / Гiсторыя штодзённасцi i правы чалавека: Матэрыялы Мiжнар. канф., 1-5 снежня 1999 г., Мiнск. - Мн., 2000. - С.73 - 87.

10. Современная западная философия: Учеб. Пособие / Под ред. Румянцевой Т.Г. - Мн.: Выш. шк., 2000.

11. Субири Х. Пять лекций о философии. Лекция № 5. Гуссерль // Вопросы философии. 2002. №.5. С.156-172.

12. Философия: Учеб. пособие для высш. учеб. завед. - Ростов н/Д.: "Феникс", 2001. - С.30-72.

13. Фурс В.Н. Глобализация жизненного мира в свете социальной теории // Общественные науки и современность. 2000. № 6. С.128-139.

14. Хельд К. Понятие экзистенции и политический мир // Вопросы философии. 1997. № 4. С.38-49.

15. Хюбшер А. Мыслители нашего времени. Справочник по философии Запада ХХ века. Пер. с нем. - М.: Издательство ЦТР МГП ВОС, 1994.

16. Шестов Л. Памяти великого философа (Эдмунд Гуссерль) // Вопросы философии. 1989. №1. С.144-160.