Этнопсихологические особенности народов Востока. Японцы

Министерство образования и науки Республики Казахстан

Карагандинский Государственный Университет
им. Е.А. Букетова

Кафедра ________________

РЕФЕРАТ

на тему «Этнопсихологические особенности
народов Востока. Японцы»

Подготовила:

студентка гр. ФОР-31

Ютландова А.Ю.

Проверила:

___________________

Караганда, 2004

Cодержание

Введение

Проблема личностного-индивидуального в духовно-культурной традиции народов Дальнего Востока - проблема, которая давно привлекает внимание ученых как одна из наиболее актуальных, раскрывающих своеобразие развития культур народов дальневосточного региона. Такое внимание диктуется не только научным, академическим интересом, но и очевидным стремлением к расширению диалога между Востоком и Западом, к углублению взаимопонимания носителей разных менталитетов в условиях усиливающихся интеграционных процессов в экономической, социально-политической и духовно-культурной жизни.

В данной работе будут рассмотрены этнопсихологические особенности одного из народов Востока японцев, имеющих одну их самых интересных и самобытных культур не только среди стран Востока, но и всего мира.

1. Японский национальный характер

Термин «национальный характер» широко использовали еще основоположники марксизма. В работах К. Маркса и Ф. Энгельса многократно встречаются выражения: «английский национальный характер», «немецкий национальный характер», «особенности характера каждого народа» и т. д., причем национальный характер рассматривается в качестве важнейшего фактора, отличающего одну нацию от другой.

Национальный характер, как указывалось выше, представляет собой объективную реальность и выступает в виде системы специфических черт. Ф. Энгельс отмечал у англичан, например, практицизм, эмпиризм, формализм К. Маркс выделил характерный староанглийский юмор. К национальному характеру применимо положение И. П. Павлова, относящее характер к общепсихологическим явлениям (в этом плане мы разделяем точку зрения А. И. Горячевой. «Если вы представите,— говорил И. П. Павлов,— отдельные черты совершенно врозь, то, конечно, вы характера... не определите, а нужно взять систему черт и в этой системе разобрать, какие черты выдвигаются на первый план, какие еле-еле проявляются, затираются и т. д.».

Опираясь на это методологическое положение, мы составили представление о системе черт японского национального характера, используя литературные источники, мнения людей, длительное время общавшихся с японцами, и, наконец, свои личные наблюдения. В нашем исследовании, как это принято в социальной психологии, черты национального характера сгруппированы по принципу «этническая общность — группа — личность».

В японском национальном характере, по нашему мнению, рельефно выделяются: а) общеэтничеекие черты трудолюбие, сильно развитое эстетическое чувство, любовь к природе, приверженность традициям, склонность к заимствованиям, этноцентризм, практицизм; б) черты группового поведения — дисциплинированность, преданность авторитету, чувство долга; в) обыденно-житейские черты — вежливость, аккуратность, самообладание, бережливость, любознательность.

Общеэтнические черты

Трудолюбие и связанное с ним усердие во всех сферах трудовой деятельности — важнейшая черта японского национального характера. Разумеется, мы не собираемся утверждать, что, например, немцы, американцы, англичане менее трудолюбивы. Однако трудолюбие немца совершенно иное. Немец трудится размеренно; экономно, у него все рассчитано и предусмотрено. Японцы отдаются труду самозабвенно, с наслаждением. Присущее японцам чувство прекрасного они выражают и в процессе труда.

В японском языке есть специфическое выражение фурю. Оно состоит из иероглифов фу — ветер и рю — поток, понятие «ветра и потока» передает чувство прекрасного. По утверждениям японского писателя Тэцудзо Тани-кава, эстетическое чувство — это основа японского национального характера, именно та кардинальная черта, вокруг которой группируются все остальные.

Всем известно, пишет Т. Таникава, что в каждой японской семье, как бы ни была она бедна, всегда находится горшок с растениями и панно-картина, висящее в специальной нише. Даже на самом маленьком клочке земли обязательно разбит садик. В таких садиках — несколько деревьев, каменный фонарь, земля покрыта мхом; их можно встретить во многих уголках японских больших городов. Если бы к тому имелась возможность, то каждая японская семья охотно сделалась бы обладательницей подобного садика и тщательно за ним ухаживала.

Известно стремление японцев рано (в пятьдесят или пятьдесят с небольшим лет) удаляться от дел и предаваться эстетическому наслаждению природой — деревьями, цветами, птицами, ветром и луной, в соответствии с фурю. Все, что в представлении иностранцев соединяется е Японией, подчеркивает Т. Таникава,— обучение женщин художественной аранжировке цветов, искусству чайной церемонии и сочинению стихов, обучение мужчин военным искусствам — имеет отношение к фурю.

Японское фехтование носит название кэндо, японское искусство стрельбы из лука называется кюдо. Первое означает «путь меча», второе — «путь лука». Под путем здесь, как известно, понимается не дорога, а единый Закон, единый Путь всех вещей. «Путь меча» и «путь лука», получив глубоко философский смысл в сознании японцев, были возведены в разряд искусства, отвечающего требованиям красоты. В связи с этим основной целью стрелка из лука, например, должно быть не попадание в мишень, а овладение самим искусством стрельбы. Когда стрелок в совершенстве овладеет каждым своим движением, когда он освободится от навязчивого желания во что бы то ни стало попасть в цель, стрела устремится к цели сама собою. Это в полной мере относится к каратэ, дзюдо, айкидо. Эстетические нормы вообще в большой степени определяют жизненную философию японцев, художественный вкус пронизывает весь уклад их жизни.

На протяжении многих веков в Японии культивировалось чувство прекрасного, превращаясь постепенно в своего рода религиозный культ поклонения красоте, который распространялся среди всех слоев населения.

Издавна в обучение писать иероглифы на равных правах входили требования и правильности и красоты, что вырабатывало с детства устойчивый эстетический навык. Иероглифическая система сложна, она требует безупречной точности линии, ее красота и выразительность давались лишь путем эмоционального творческого усилия. Естественно, переписывание иероглифов рассматривалось как занятие на уровне эстетики.

В японском языке имеются эстетические понятия ханами — любование цветами, цукими — любование луной и юкими — любование снегом, выражающие существенную часть повседневной жизни. Традиция поклонения прекрасному передается от поколения к поколению. Она сказывается во всем, проявляется в чувствах, словах и поступках. Сами японцы считают, что присущее им особое чувство красоты — это их национальное достояние, которым иностранцы могут только восхищаться.

Повышенная восприимчивость к красоте сделала японцев чрезвычайно эмоциональными. Им свойственно смотреть на все С точки зрения личного переживания даже тогда, когда поставленная цель может быть достигнута лишь путем трезвого, объективного подхода. Конечно, любовь к прекрасному свойственна всем народам, но у японцев это — неотъемлемая часть национальной традиции.

Вообще традиция, точнее, традиционализм проник в поведение, помыслы и чаяния японской нации, стал важнейшей чертой ее характера. Сложившиеся в японском обществе традиции особенно ярко выражают идею преемственности в общественной жизни, закрепляя национальные, культурные и бытовые элементы. Японцы бережно относятся к культурному наследию прошлого, они сохраняют классический театр, чайную церемонию, икебану В динамичном обществе XX века японцы ищут опору в постоянстве и находят его в традиционных формах искусства.

Японцы во всем видят смысл, уходящий корнями в далекую древность. На Новый год (празднества, кстати сказать, длятся целую неделю) у каждого дома ставятся ветки сосны (символ долголетия, могущества), сливы и бамбука (символ постоянства и добродетели), развешиваются пучки соломы и узкие бумажные полоски. Соломенные пучки затем сжигают, «чтобы отогнать злых духов», как это делали в старину. Особенно сильно влияние на японцев традиционных ценностей семейной системы, которая всегда носила консервативный характер. Действия пнди--вида ограничивались определенными рамками — ориентацией на семейный коллектив, полное подчинение главе семьи.

Отношение японцев к континентальной культуре не исчерпывалось ни отталкиванием, ни слепым преклонением; достаточно часто оно приобретало характер соревнования, диалога, который со временем стал внутренним принципом японской культуры. Заимствованные элементы иноземной культуры творчески переплавлялись, приобретали новый характер и постепенно становились органической частью японской традиции. Японию можно охарактеризовать как устойчивую и в то же время «открытую» систему культуры в противоположность странам типа Индонезии («открытая», но неуравновешенная культурная система, хотя традиции ислама и способствуют возникновению противоположной тенденции) и типа Индии, Китая (устойчивый, «закрытый» тип, чрезвычайно неохотно уступающий иноземным влияниям). Психологически японская «открытость» ведет к совмещению любви к традиции с любовью к чужому и новому. Поэтому японский традиционализм — явление особого рода.

В современной Японии с большим вниманием относятся к традициям, к далекому прошлому, к памятникам старины. Японцы усиленно стремятся сохранить неизменными унаследованные от предыдущих поколений нормы поведения, формы культуры. Для них характерно бережное отношение к сложившемуся укладу жизни как к культурному наследию, внимание не только к содержанию поведения, но и к внешним проявлениям, к стилю, благодаря чему форма поведения остается особенно устойчивой. Нынешняя обстановка в Японии свидетельствует о живучести традиций в политическом мышлении и социальном поведении японцев. Японский традиционализм оказывает многоаспектное влияние на общественно-политическую жизнь страны.

Япония благодаря своему островному положению и высокой плотности населения могла постепенно ассимилировать и перерабатывать все вновь доходившие до нее культурные влияния в соответствии со своими национальными целями. После «открытия» Японии во второй половине XIX в. японцы редко прибегали к разного рода искусственным защитным барьерам против внешнего культурного натиска. Впитывая чужую культуру постепенно, Япония сумела сохранить свою исконную культуру, оперируя по своему усмотрению элементами привходящих культур, т. е. по-настоящему их ассимилируя, а не отталкивая, как это были вынуждены делать многие восточные культуры в стремлении просто сохраниться и выжить.

Японцы перенимали у других то, что представляло для них интерес на конкретном этапе их исторического развития. Каждый элемент чужой культуры осваивался таким образом, чтобы можно было его приспособить к японским условиям. В результате заимствования всегда носили прагмагический характер, да и, по существу, заимствованиями и не были — скорее речь может идти о своего рода трансформации, применительно к социальным или иным потребностям Японии. Во всем этом процессе отчетливо просматривается устойчивый этноцентризм, явившийся питательной средой одной из доминирующих черт японского национального характера — гордости за свою нацию.

Японский этноцентризм имеет глубокие исторические корни. Он обусловлен особенностями этногенеза, географическим положением и спецификой производства в стране, всем ходом социального развития. Оторванность от континентальных цивилизаций, постоянная готовность к нашествиям породили у японцев стремление к замкнутости, усилили националистические тенденции. В результате в психологии японцев особое значение приобрела сложная социально-психологическая система, в которой понятие «мы», т. е. японцы, четко противостоит понятию «они» — все, кто не японцы. Японцы любят все конкретное, образное. То, что лишено образности, их не заинтересует.

Японцы объясняют это своей нелюбовью к абстракциям. В Японии и под философией понимают не то, что в Европе или в Америке. Европейцам, чтобы вникнуть в суть вещей, надо осуществить «отлет» от предмета, абстрагироваться, посмотреть на него со стороны. Лишь после такого мысленного оперирования с предметом европейцы получают затем конкретное представление о нем и осуществляют практическую деятельность с ним. Японцы же делают иначе: им свойственно проникновение в «глубь» предмета без особого абстрагирования. Такой метод «вхождения» заимствован ими у китайцев, чье мышление отличается удивительной конкретностью.

При восприятии какого-либо нового предмета китайцы стараются припомнить, подыскать что-нибудь похожее, ранее встречавшееся. Когда им нужно понять ато новое, они пытаются найти общие «зерна» его со старым, уже знакомым, и таким путем объясняют смысл и назначение нового. Вот несколько примеров из трактата Сунь-цзы о военном искусстве: «Удар войска подобен тому, как если бы ударили камнем по яйцу»; «Мощь — это как бы натягивание лука, рассчитанность удара — это как бы пуск стрелы»; «...мощь того, кто умеет заставить других идти в бой, есть мощь человека, скатывающего круглый камень с горы в тысячу саженей». Такой тип .конкретного мышления в Японии прослеживается как в науке и искусстве, так и в повседневной жизни.

У японцев, как и у китайцев, конкретность мышления связана в значительной степени с особенностями языка и письменности. Складывание такой черты характера, как практицизм, в свою очередь, во многом обусловлено привычкой выражать свои мысли конкретным образом.

Решая те или иные задачи, японцы действуют на основе своего предыдущего опыта, а не путем абстрактных построений. Сталкиваясь со сложными ситуациями, они подходят к их решению с утилитарных позиций. Многие исследователи японского национального характера подчеркивают, что японцы сразу принимают то, что имеет для них практическую ценность. Этому соответствует и своеобразная японская логика мышления: она основывается скорее на обстоятельствах, чем на заданных принципах.

Черты группового поведения

Группа — это объединение людей по различным признакам, например по возрасту, профессии, полу и т. д. Социальная психология под группой понимает такое образование, в котором люди осознают свою принадлежность к этому образованию, хотя мера и степень осознания этой принадлежности может быть различной. Группа здесь выступает как «микросреда», в которой четко проявляются вполне определенные групповые черты. Подобное явление характерно для любой этнической сообщности, разница заключается лишь в степени групповой сплоченности. В Японии она очень высока. В системе черт группового поведения японцев выделяются прежде всего дисциплинированность, преданность авторитету и чувство долга.

В межличностных отношениях японцев дисциплинированность проявляется как стремление к упорядоченности. Эта их особенность предполагает строгое следование определенному порядку, совершение поступков, приемлемых для других: прилежное исполнение своего долга, бескорыстное уважение вышестоящих и старших.

В Японии существуют организации, называемые кёдотай (букв, объединение, община). Особенности этих организаций в значительной степени объясняются исторической традицией, потребностью коллективной организации работ и жизни и тесно связаны с групповым конформизмом. Японцы воспринимают ррганизации как органические единицы. Для каждой организации характерна тенденция быть всеохватывающим объединением в определенном месте (в деревне, на предприятии и т. п.) и включать всех потенциальных членов. В организации господствует патерналистское покровительство со стороны лидера, что ориентирует ее на особые ценности, создает атмосферу солидарности и как бы семейных отношений. Систему этих отношений называют отношениями оябун — кобун. Оябун означает личность со статусом оя (родитель), кобун — личность со статусом ко (ребенок). Оябун — глава объединения — выступает как защитник интересов группы, его роль сходна с ролью отца и главы семьи. От его способностей, статуса, яичной привлекательности зависит функциональная прочность отношений оябун — кобун. Кобун — все остальные члены объединения — находятся между собой в таких же отношениях, как младшие и старшие братья в семье, они должны беспрекословно следовать за оябун в интересах стабильности объединения и, следовательно, жизненного благополучия каждого его члена. По своей организационной основе они напоминают средневековые семейно-деховые ремесленные корпорации.

В течение многих веков в сознании японцев культивировалась необходимость следования примеру вышестоящего. Основой такого взгляда на взаимоотношения людей послужили идеи Конфуция, проникновение которых в Японию началось еще в IV в. Конфуцианство закрепляло традиционно-патриархальные устои и социальное неравенство, регламентировало общественные отношения, устанавливая строгую иерархию в семье и обществе. С самого детства японцу прививается привычка подчипять свое «я» интересам группы. В нем воспитывается сознание зависимости от семьи; первые поклоны, которым учат японского ребенка старшие, дают ему представление о субординации, о его месте в группе.

Строгая регламентация в структуре японского общества, система семейного воспитания и организация образования в стране всегда были ориентированы на высокую значимость авторитета. На первый план издавна выдвигалось «беспрекословное следование за авторитетом», а такие ценности, как удовлетворение личных интересов и доcтижение личного успеха, играли второстепенную роль. Поклонение авторитету и сейчас поддерживается различными средствами, рассматривается как социальная норма. С эпохи феодализма в Японии популярно изречение, состоящее из пяти иероглифов: хи—ри—хо—кэн—тэн (несправедливость — справедливость — закон — власть — небо). Это выражение означает следующее: несправедливость подвластна справедливости, справедливость — закону, закон — власти, а власть подчиняется только Законам Неба.

В течение длительного времени в японском обществе культивировалась мысль о том, что хотя земная власть никогда не превзойдет Законы Неба, ибо они сильнее, чем земные законы, но восставать против нее неразумно. Эта идея глубоко укоренилась в сознании японцев. Она берет свое начало от конфуциева рэй (кит. — ли), регламентировавшего взаимоотношения людей в общественной, служебной и личной жизни. Требования рэй послужили основой послушания, повиновения и преклонения перед авторитетом. Смысл конфуцианской морали усвоен японцами в виде следующего изречения: «Отношения между старшим и младшим подобны отношениям между ветром и травой: трава должна склоняться, если подует ветер».

Еще в токугавский период японский ученый Дзёкэн Нисикава в своей книге «Судьба крестьянина» (1721) писал: «В силу того, что низшие классы не имели возможности играть какую-либо роль в управлении страной, они обязаны были только подчиняться». В 1879 г. министр внутренних дел Хиробуми Ито заявил, что «дать многим судить о политике, значит навлечь на страну несчастье». Дух покорности переплетался со страхом перед властью: полицейскими, правительственными и армейскими чиновниками. В представлении японцев власть — это «нечто длинное и плотное»; воспитывая устремление к тому, чтобы «быть завернутым во что-то длинное и плотное», власти добивались смирения и покорности.

Непреодолимый страх перед полицией, перед правительственными чиновниками сохраняется у японцев и по сей день, особенно среди людей старшего поколения Это неоднократно подтверждали данные опросов, периодически проводимых канцелярией премьер-министра Японии. В книге Масами Симудзу «Как вступать в контакт с другими» фигурирует следующее наставление: «Смиренное преклонение — лучший способ войти в контакт с правительственными чиновниками». Подобные рекомендации содержатся и в книгах последних лет.

Покорность и смирение перед власть имущими превратились в характерную черту многих японцев, легли в основу неписаного кодекса их поведения. (Конечно, у крестьян в далеких провинциях они выражены более отчетливо, чем у рабочих на крупных предприятиях современного типа.) Кодекс этот всегда подкреплялся чувством долга, соблюдением личных обязательств, и все правила поведения сопровождались педантичными детализированными церемониями. Сейчас эти церемонии приспособлены к новым условиям и занимают на шкале человеческих ценностей большое место как «ответственность за совершаемые поступки из чувства долга». Конечно, перечисленные качества нельзя считать исключительно японскими, но в Японии они особенно сильно влияют на человеческую личность, способствуя нередко подавлению собственного Я.

Дух покорности не только создавал у японцев привычку к механическому повиновению, но и сдерживал развитие их личности. Выходившие в токугавский период книги по сингаку — «повседневной этике» — проповедовали в народе идею о самозабвенном беспрекословном служении вышестоящему. Поэтому всякое свое спонтанное желание японец должен был отвергать как эгоистичное, а высшей добродетелью, по сингаку, считалась готовность к самопожертвованию.

Дух покорности, прививавшийся в течение веков, выработал у японцев определенный тип «психологических наклонностей»: жизнь и поведение индивида регулируются строго установленными нормами, смысл которых не оспаривается никем и ни при каких обстоятельствах. Японцы настолько прониклись идеей подчинения высшим, что в присутствии авторитета даже испытывают нечто, похожее на удовольствие.

Обыденно-житейские черты

Вежливость, аккуратность, терпеливость, бережливость, любознательность и другие близкие к ним черты обыденно-житейского плана группируются вокруг стержневой черты — самообладания, имеющего самые разнообразные оттенки.

В Японии популярно выражение: «Самурай холоден, как его меч, хотя и не забывает огня, в котором этот меч был выкован». И действительно, самообладание и сдержанность — качества, которые с древних времен считались у японцев первыми признаками храбрости. Эти черты национального характера во многом обусловлены влиянием буддизма, проповедовавшего терпение, воздержание и сдержанность *. В средние века, когда самурай обязан был сохранять присутствие духа в ответственных случаях, эти качества считались, безусловно, необходимыми.

Идея умеренности и самоограничения пронизывает всю японскую культуру, и японец с детских лет постигает суть высказываний Лао-цзы «Тот, кто знает, где остановиться, не подвергает себя опасности»; «Тот, кто знает свой жребий, тот не будет унижен», на всю жизнь впитав идею о том, что нельзя желать большего, чем тебе отпущено судьбой. Японские писатели, такие, как Камо-но Тёмэй («Надежды на хижину») и Кэнко («Записки от скуки»), пропагандировали эту идею в художественной форме, способствуя созданию специфически японского стиля поведения.

Интересны в этой связи жизненные правила, которых рекомендуется придерживаться японцам: 1) примиряйся с ситуацией, какой бы она ни была; 2) находи возможность соблюдать установленные правила; 3) ограничивай себя в развлечениях; 4) причиной несчастья считай самого себя. Следование этим правилам, в свою очередь, сказалось на особом подходе японцев к оценке объективной действительности: в характере японцев и их мировоззрении ярко обозначился фатализм.

Эта черта имеет глубокие корни в сознании японцев. В чрезвычайных обстоятельствах, во время стихийных бедствий японцы предпочитают придерживаться позиции пассивного выжидания, когда «все пройдет само собой». Книги, пьесы, песни, в которых трактуются понятия «судьба», «рок», «предрешенность» и т. п., ценятся и пользуются большой популярностью у современных японцев. Фатализм, иррациональное ощущение предрешенности прослеживается в различных аспектах жизни: за многими жизненными событиями японцы видят какие-то скрытые силы. Однако параллельно у современных японцев получил развитие и рациональный подход к действительности, часто связанный с личными интересами. Критерием рационального поведения является успех в жизни, который, считают японцы, зависит в первую очередь от бережливости и в большой степени от вежливости.

Вежливость, несомненно, одна из кардинальных обыденно-житейских норм в национальном характере японцев, альфа и омега японского образа жизни. Любое слово, жест, поступок, даже побуждение отмечены печатью вежливости.

На улицах, в садах и общественных учреждениях можно встретить таблички, призывающие к вежливости. «Человек не должен подчиняться ничему другому, кроме добра и вежливости» — гласит одно из самых распространенных изречений. В Японии никого не удивят приветливые продавцы в магазинах, внимательные шоферы такси, учтивые официанты. «Здесь обслуживание всегда сопровождается улыбкой и никогда — чаевыми!» — замечает Мишель Комморс в своих очерках «Сервис с улыбкой».

Вежливость буквально пронизывает взаимоотношения гостиничной прислуги и гостей, водителя такси и пассажиров, хозяина какого-нибудь магазинчика или продавца и покупателей. Так, заходя в обычно пустующие магазинчики средней руки, где продавцы имеют возможность коротать время где-либо в уютном уголке, покупатель, как правило, извещает о своем приходе словами. «Гомэн куда-сай!» («Извините, пожалуйста!»). Он может долго рассматривать товар, интересоваться подробностями, расспрашивать и всегда получит вежливый ответ. Но перед тем как взять что-либо в руки, японец извинится и спросит разрешения хозяина. Вежливая речь является непременным атрибутом общения в Японии.

Многих, впервые посетивших Японию, поражают устройство жилища, атрибуты одежды и убранства помещений. На всем печать строгости и порядка. И везде поразительная чистота. Наглядную картину этой стороны национального характера японцев нарисовал в своей книге Н. Т. Федоренко: «Мы входим в „гэнкап" — небольшую прихожую. Каменный пол из отполированных булыжников серых и буроватых тонов. За ним — деревянный настил, приподнятый, как театральные подмостки. Здесь мы оставляем верхнюю одежду и, по старинному правилу, снимаем свои ботинки, которые сразу же ставим на увлажненные кругляки таким образом, чтобы можно было легко, как бы с ходу надеть их при прощании. На пол в японском доме не полагается ступать теми же ботинками, в которых вы шли по грязной дороге. Ведь уличную пыль главным образом приносят на обуви... Надеваем легкие туфли и проходим в комнату. Но когда с дощатого пола, зеркально отполированного, нам нужно войти в комнату с циновочным полом, мы снимаем и эти легкие туфли. Ходить по циновке принято лишь в специальных матерчатых носках — „таби" — либо в обычных носках».

Естественно, такую идеальную чистоту может позволить себе человек с достатком, в жилищах бедняков — все проще. Однако стремление к такому идеалу общенационально.

Аккуратность и чистоплотность в сочетании с бережливостью служат как бы фундаментом для овладения известными производственно-практическими навыками, позволяющими японцам с поразительной точностью и совершенством создавать продукцию, которая является предметом зависти многих зарубежных фирм. Безусловно, здесь надо отдать должное и японской любознательности.

Особенности национального характера японцев, как и любой другой этнической общности, по своей природе социальны. «Своеобразие условий жизни каждого народа, — справедливо отмечает Н. Джандильдин, — специфика окружающих его на протяжении всего периода существования явлений вырабатывает у него определенный оттенок в способе восприятия мира, в образе мышления, т. е. то, что дает ему возможность подмечать и обнаруживать черты, скрытые для других народов». Способ производства, условия жизни японцев создали у них особый стиль проявления способностей к познанию.

Те, кто встречаются с японцами впервые, сразу подмечают их пытливость, стремление вникнуть в суть вещей, докопаться до скрытого смысла. «Что вы скажете о японцах?» — спросили мы как-то одного нашего инженера, сопровождавшего по Москве группу японских энергетиков. «Они как-то по-особенному любознательны»,— не задумываясь ответил тот. Как же это «по-особенному»? Полагаем, что не сделаем здесь открытия, если скажем, что японцы любознательны по натуре, по духу жизни, похоже, они любознательны от рождения, хотя мы уже не раз подчеркивали, что национальный характер народа формируется в условиях его жизнедеятельности. Как бы там ни было, любознательность неотделима от национального японского характера.

Надо заметить, что любознательности японца присуща четкая практическая направленность, можно сказать, прагматическая нацеленность. Когда инженер-японец берет в руки незнакомое изделие, он старается «схватить» это изделие в единстве формы и содержания. Любознательность японца детерминирована конкретностью его мышления, в значительной мере воспитанного буддизмом.

Японский буддизм далек от каких бы то ни было аналитических, абстрактных построений. Буддизму свойственна простота, конкретность, лаконичность. Адепты буддизма настойчиво учатся тому, как общаться друг с другом, «минуя слова». Одна из популярных буддийских притч так иллюстрирует постулат о нераздельном единстве субъекта и объекта: «Маленькая рыбка сказала морской королеве: „Я постоянно слышу о море, но что такое море, где оно — я не знаю". Морская королева ответила: „Ты живешь, движешься, обитаешь в море. Море и вне тебя и в тебе самой. Ты рождена морем, и море поглотит тебя после смерти. Море есть бытие твое"». Японцев учат познавать суть вещей без абстрагирования, потому и любознательность японцев конкретна. Возможно, это имеет прямую связь с особенностями их творческой устремленности.

Японцы в повседневной жизни

Психологический облик современного японца, как и представителя любой другой общности, определяется особенностями национальной культуры, которая обладает большой устойчивостью ко всем изменениям в жизни общества. Это связано с тем, что в основе культуры лежит национальная история, язык народа, его психология. Процессы модернизации и заимствований не касаются глубинных основ национальной психологии, которые проявляются и у современного японца в общепринятых способах поведения.

Чтобы нагляднее представить себе современного японца, давайте прежде всего посмотрим, как он ведет себя в различных жизненных ситуациях, как «общается» с окружающими его вещами в повседневной жизни.

Японец, как мы знаем, совсем не расположен к тому, чтобы отказываться от привычного. В национальном японском доме у него все по старинке. В токонома — встроенной нише — по-прежнему стоит букет и висит какэмоно (свиток) — картина или иероглифическое изречение. Конечно, национальный дом теперь наполнен атрибутами цивилизации, однако введенные в обиход предками вещи не оставили предназначенных им мест. Нередко, правда, японцу некуда поставить, скажем, телевизор. В обычном японском доме телевизору просто нет места. По данным статистики, до шестидесяти процентов японцев живут еще в традиционных японских домиках. Тут японцы, конечно, окружены своими национальными вещами.

Японец в национальном доме

Статистики утверждают, что многие из типичных японских домиков, в которых обитает большинство населения страны, в значительной степени обветшали. В сельской местности и небольших городках, где влияние модернизации менее заметно, кварталы старых построек еще сохраняют национальный колорит, но в крупных городах их подавляет современная цивилизация. Хотя некоторые наши журналисты, побывав в традиционном японском доме несколько часов или проведя в нем один-два дня, восхищаются его планировкой, интерьером, царящим в нем порядком, сказать по правде, такой дом — не самое удобное жилище. Даже японцы в какой-то степени разделяют такую точку зрения, а среди горожан все большее число отдает предпочтение стандартным городским квартирам. Это не значит, что японцы склонны перенимать европейские стандарты. Нет, и в городские многоэтажные здания они вносят свой национальный дух. Психологические стереотипы в известной степени диктуют и порядок устройства жилища.

Конструктивной основой традиционного японского дома является каркас, смонтированный из грубо обработанных древесных брусьев. Каркас устанавливается на многочисленных опорах, что придает постройке достаточную жесткость и уменьшает возможность разрушения при землетрясениях. Несущих степ в доме нет; решетчатые рамы, на которые наклеена полупрозрачная бумага, могут по желанию сдвигаться, разбираться, даже служить окном. Как правило, свес крыши достаточно велик, чтобы обеспечить защиту внутренних помещений от полуденного летнего солнца, но не препятствовать доступу мягких утренних и вечерних солнечных лучей.

Обычный японский дом никогда не красят ни снаружи, ни изнутри. Конечно, внутренние конструкции всегда тщательно полируются, отчего они приобретают приятный, ласкающий глаз вид, а внешние — предоставляют обрабатывать самой природе. Общий вид дома и его окружение соответствуют национально-психологической концепции в а б и: возвышенной простоте, как бы опоэтизированной.

Ощущение ваби усугубляется благодаря серой тростниковой крыше, которая навевает также и дух старины, печального очарования — саби. Однако такая крыша легко может воспламениться от случайной искры, и теперь ее все чаще заменяют черепичной. При этом черепицу делают темно-серой, иногда — голубых или тускло-коричневых оттенков, что не противоречит духу ваби; кричащих тонов тщательно избегают. Но черепичная крыша все-таки не очень практична: во-первых, довольно дорогая, а во-вторых, очень тяжелая. Поэтому все большее распространение получают облегченные крыши из некрашеной нержавеющей жести. Исходя из принципов ваби, и здесь отдают предпочтение нейтральным тонам, соответствующим характеру материала, из которого строятся дома. Впрочем, с середины 60-х годов стала распространяться мода на яркие, броские крыши.

Обычно японские национальные дома в городских условиях не имеют прилегающих к ним двориков, поэтому дети играют прямо на улице. Те, кто имеет средства и возможности, возводят у своих домов заборы. Если эю удается, японцы непременно разбивают возле дома миниатюрный садик с каменным фонарем, а если позволяет место, то воздвигают и миниатюрный чайный домик. Но даже возле домов, как будто бы начисто лишенных и клочка земли, японцы все же ухитряются создавать нечто вроде зеленых уголков, где непременно помещают несколько неотесанных камней.

Городские условия практически исключают постройку около дома гаражей для личных автомобилей. Приобретение автомобилей, хотя цены на них довольно высоки, в значительной степени лимитируется местами для стоянок, так как узкие городские улочки совершенно не приспособлены для этих целей. В некоторых крупных городах существует практика продажи автомобилей только тем, у кого есть место для стоянки.

Обычно японский дом имеет приподнятый над землей парадный вход — гэнкан, где при входе снимают обувь, две смежные комнаты, пол которых покрыт циновками (татами), миниатюрную кухню, туалет и ванную. Комнаты разделяются раздвижными бумажными перегородками; если их полностью раздвинуть, создается общее помещение. В одной из комнат принимают гостей, здесь имеется встроенная ниша — токонома.

Атмосфера японского национального дома вообще воплощает дух глубокого уважения к мужчине, может быть, даже преклонения перед ним как перед кормильцем. Строгость, целесообразность, отсутствие чего-либо лишнего в убранстве дома создает у главы семьи традиционное ощущение своего господства. Хозяйке отводится миниатюрный уголок — кухня, где она усердно трудится на благо мужа и детей, чуть ли не круглосуточно хлопоча по дому.

Утром, если позволяет погода, хозяйка открывает окна и двери и проветривает все уголки дома. Она тщательно выбивает вещи и сметает пыль с мебели и деревянных конструкций. Когда-то только сквозняк и помогал ей удалять пыль, теперь к ее услугам пылесос. Заодно производится мойка, стирка, утюжка и т. д. Особо ласкового обращения удостаивается кухонная утварь, которая перетирается, перекладывается, перевешивается. Кухня задерживает внимание хозяйки значительно дольше, чем все остальные помещения, на кухне женщина чувствует себя госпожою, здесь ей все подвластно. Так, через час-другой уютный японский дом приобретает умытый и причесанный вид, всюду царят блеск, аккуратность, чистота.

Японец в городской квартире

В японских городах получили распространение несколько типов квартир: двух-, трех-, четырех- и пятикомнатные; в них-то и живет основная масса горожан. Самые популярные — двухкомнатные и трехкомнатные малогабаритные квартиры. В комнате японской квартиры обычно 12 с небольшим квадратных метров (шесть татами, как говорят японцы). Двухкомнатные квартиры бывают двух видов: с миниатюрной кухней или с кухней, достаточной для расположения семьи при трапезе. Такие же кухни в трех-, четырех- и пятикомнатных квартирах. Вряд ли стоит говорить, что размер квартиры напрямую зависит от достатка семьи. Так же очевидно, что представители деловых кругов и аристократия живут в шикарных апартаментах.

Облик японских городских квартир практически стандартен и весьма слабо согласуется с традиционной эстетикой японского национального дома. Бесконечные коробки на шкафах, полках, вешалках — свидетельство ограниченной площади жилища; множество разнообразных кукол, мягких и набивных игрушечных зверушек, расставленных по полкам, на телевизорах, на пианино. Причем кукла на пианино почти непременно французская. Так повелось еще с тех пор, когда первые инструменты появились на японском рынке и в рекламных целях украшались французскими куклами.

Вообще японские квартиры буквально наводнены всевозможными украшениями — от кукол и набивных зверушек до разрисованных тарелок, фотографий, обрамленных гравюр и эстампов.

Куклы и игрушечные зверушки — самые типичные японские подарки. Этнографы усматривают в этой традиции отзвуки анимистических воззрений, глубоко укоренившихся в сознании японца. И какие бы неудобства ни создавали подаренные куклы в квартире, японец не выбросит ни одной, а будет хранить их вместе с игрушечными зверьками годами, возить с собой с квартиры на квартиру и т. п.

Стены малогабаритных японских квартир сплошь заставлены шкафами, бюро, полками и т. п., что вызвано отсутствием традиционных ниш. Только в многокомнатных квартирах можно найти сегодня подлинно национальные уголки с просторными токонома и салонами для чайной церемонии. В малогабаритных современных квартирах все это практически исключено.

В убранстве городской квартиры сразу ощущается господство женщины. Такое впечатление создают всевозможные украшения, многочисленные игрушки, детская мебель и одежда. В квартире превалируют розовые оттенки. Кухонная посуда и утварь часто выполнены в форме цветов. В городской квартире только книжные шкафы с корешками деловых книг и журналов, да золоченые горлышки бутылок с горячительными напитками напоминают о присутствии в доме мужчины. Вообще женщина словно бы уступает мужчине уголок квартиры, где тот может отдохнуть и расслабиться.

Поэтому в городской квартире так остро осознаешь факт утери главой семьи своего былого господства над женщиной. Правда, мужчина уступил женщине лишь власть над вещами. Сам же он ускользает из-под ее опеки, ища развлечений в мужской компании.

Говоря научным языком, в японском городе наблюдается процесс экстериоризации ролевых функций семьи. Городская квартира как бы способствует этому процессу: в квартире нет гостевых комнат, мужчине негде принять друзей, негде повеселиться. И вот он идет в бары, в ночные клубы... Женщина же, как и в старые времена, в основном остается домохозяйкой. Ее дело — поддерживать порядок в доме, воспитывать детей. Однако и ее все чаще влечет мир за стенами дома.

Японка, как и прежде, внимательно следит за порядком в доме и хлопочет о благополучии мужа, воспитывает детей. Но одновременно растет число женщин, вовлеченных в общественное производство. Это ли обстоятельство, или уменьшение площади жилища, его стандартизация играют свою роль, но, хотя японка и теперь может служить идеалом чистоплотности, примером простоты и элегантности, все чаще облик японского дома отдаляется от традиционного.

Провозглашенное в Японии равенство женщины с мужчиной открыло для японки новые сферы деятельности. Гражданский кодекс 1947 г. формально дал ей много прав и свобод: она может учиться, может работать в различных общественных организациях. Однако до полной эмансипации женщин еще очень далеко.

По-прежнему очень сильное влияние на семейную психологию японцев оказывает традиционная система иэ. Японское слово иэ, обозначая семью, клан, дом, хозяйство и т. п., подчеркивает непрерывность семейной линии. В традиционной концепции иэ выражается сущность группового сознания японцев, основанного на беспрекословном подчинении главе семьи. В современном японском обществе эквивалентом и э стала компания, где все наемные работники считаются членами хозяйства во главе с предпринимателем.

В процессе развития иэ может трансформироваться в додзоку (расширенную семью) и состоять из главной семьи и «боковых семей» — бункэ (младшая ветвь рода, фамилии). Бункэ соблюдает верность главной семье, которая, в свою очередь, заботится о них.

Все это явилось идеологической основой концепции «нация — семья».

Патерналистская система и э тяготеет над японской женщиной, однако ее господство дифференцируется в зависимости от принадлежности женщины к тому или иному социальному классу. В необеспеченных рабочих семьях и в сельской местности среди крестьян давление традиционного и э для женщины куда тяжелее, чем в городских зажиточных семьях.

Экономические и социальные процессы послевоенной Японии наложили видимый отпечаток на условия жизнедеятельности японцев. Японская женщина оказалась перед необходимостью выхода на рынок труда. Усилившаяся урбанизация и рост капиталистических отношений в деревне способствовали распаду патриархальных семейных кланов и образованию взамен их малых, так называемых нуклеарных семей. Все это привело к резкому сокращению размеров семьи: в 1973 г. средний состав японской семьи насчитывал 3,45 человека, а к 1985 г. эта цифра упала до 3,11 человека.

Японец вне дома

Поведение японцев вне дома отличается от привычного для нас. Жена и муж редко выходят вместе из дому. Обычно муж старается уйти куда-нибудь один. Следует заметить, что в Японии уже наметилась тенденция семейных прогулок по воскресеньям. В обычные же дни глава семьи проводит досуг с друзьями.

Согласно статистике, лишь немногим более половины семейных японских мужчин из средних слоев населения возвращаются домой к девяти часам вечера; в более зажиточных кругах общества этот процент падает до десяти. Японцы не очень-то стремятся вечером в свои городские квартиры, они стараются отдыхать вне дома.

Унаследовав от предков чувство мужского превосходства, японец считает обременительным находиться по вечерам в обществе собственной жены; японец рвется на просторы города, в увеселительные заведения. Поступить иначе — значит уронить мужское достоинство, потерять социальную роль главы семейства.

Вечерние «выходы» мужской части населения Японии давно стали неотъемлемой частью японского образа жизни. В них втянуты как любители развлечений, так и те, кто хочет просто пообщаться с людьми своего круга. Едва начинают сгущаться сумерки, как любители повеселиться устремляются в районы ночных заведений, среди них немало и уставших за длинный трудовой день рабочих и служащих. Бездельники жаждут развлечений, трудяги мечтают отдохнуть, забыться, расслабиться. Последние должны также заботиться о поддержании тесных социальных контактов. Провести свободное время за выпивкой с коллегами — значит сохранить и упрочить хорошие отношения на работе. Обычно рабочие и служащие являются постоянными посетителями сравнительно недорогих ресторанчиков. Как только они переступают порог, им тут же подносят рюмочку сакэ или бокал пива. Посетители чинно рассаживаются и начинают обмениваться новостями.

Беседуют о разном. Тут и жалобы на боссов, и советы, и предложения. Слышны дружеские одобрения, похлопывания по плечу. Пересуды сменяются осуждением каких-то неполадок, критикой неурядиц. Однако во всем этом — ни тени озлобленности или уныния: японец смотрит на жизнь более или менее спокойно. Кстати сказать, бизнесмены «гуляют» чаще не на свои деньги, а за счет «представительских» фондов своих компаний.

Характерно, что ночная жизнь больших городов сравнительно коротка. Волна гуляний катится по ночным заведениям часа три, примерно с восьми до одиннадцати. К одиннадцати часам ночи большинство гуляющих расходится по домам. После одиннадцати прекращаются многие шоу, полиция начинает свои рейды по злачным кварталам. Кроме всякого рода низкопробных увеселений ночной Токио предлагает и подлинные образцы национального искусства: допоздна идут представления классических, кукольных и музыкальных театров, их залы обычно не пустуют.

Список использованных источников

1. .А. Пронников, И.Д. Ладанов. Японцы / электронная публикация.

2. Э. В. Соколов. Сальвадор де Мадриага: доминанты национальных характеров. / «Человек» N 4 2003 г.

3. Т. Новикова. Вековые традиции и современные теории. О том, как овладевают знаниями и готовятся к труду японские школьники. / «Директор школы» N 1. С. 74-80, 1995 г.

3. Эфендиев Ф.С. Этнокультура и национальное самосознание. – Нальчик: «Эль – Фа», 1999. – 304 с.

4. Ю.Б. Козловский. Проблема личностного-индивидуального в духовно-культурной традиции народов Дальнего Востока / электронная публикация.