Родина и народ в творчестве Н.А. Некрасова

Средняя общеобразовательная школа №28

РЕФЕРАТ

на тему:

Родина и народ в лирике Н.А. Некрасова

Выполнил:

ученик 10 класса «Г»

Амехин А.В.

Проверил:

преподаватель литературы

и русского языка

Плотникова Е.В.

г. Наб. Челны

2003г.

Содержание:

1. Биографическая справка, основные темы творчества, произведения Н.А. Некрасова…………………………………………………………3

2. Тема Родины в лирике Некрасова………………………………………..12

3. Народ-труженик в творчестве Н.А. Некрасова……………………..14

4. Некрасов-сатирик. Краткий анализ стиха «Колыбельная песня».

……………………………………………………………………………………16

1. Некрасов и Белинский………………………………………………………16

2. Использованная литература…………………………………………….19

1.Биографическая справка, основные темы творчества, произведения Н.А. Некрасова.

НЕКРАСОВ, Николай Алексеевич — поэт, прозаик, критик, издатель. Детские годы Некрасова прош­ли на Волге в с. Грешнево Ярославской губ. Осенью 1824 г., выйдя в отставку в чине майора, здесь поселился вместе с семьею в родовом имении его отец, Алексей Сергеевич Некрасов (1788— 1862). В Грешневе он вел обычную жизнь мелко­поместного дворянина, в распоряжении которого было лишь 50 душ крепостных. Человек крутого нрава и деспотического характера, отец Некрасова не щадил своих подданных. Доставалось подвласт­ным ему мужикам, хватили с ним горя и до­мочадцы, особенно мать поэта, Елена Андреевна, в девичестве Закревская (ум. в 1841 г.), женщина доброй души и чуткого сердца, умная и образо­ванная. Горячо любя детей, ради их счастья и спокойствия, она терпеливо занималась воспита­нием и безропотно сносила царивший в доме произвол.

Крепостническое самодурство в те годы было явлением заурядным, но с детских лет глубоко уязвило оно душу Некрасова, потому что жертвой ока­зался не только он сам, не только грешневские крестьяне, но и горячо любимая, «русокудрая», голубоокая мать поэта. «Это было раненное в самом начале жизни сердце,— писал о Некрасове Ф. М. Достоевский,— и эта-то никогда не зажи­вавшая рана его и была началом и источником всей страстной, страдальческой поэзии его на всю потом жизнь». Именно из Грешнева Некрасов-поэт вынес исключительную чуткость к чужому страданию.

От своего отца Некрасов унаследовал силу характера, твердость духа, завидное упрямство в достижении цели и с ранних лет заразился охотничьей страстью, которая способствовала искреннему сближению его с народом. В Грешневе завязалась сердечная привязанность Некрасова к русскому крестья­нину, определившая впоследствии исключитель­ную народность его творчества. В автобиографии Некрасов писал: «Сельцо Грешнево стоит на низовой Ярославско-Костромской дороге... барский дом выходит на самую дорогу, и все, что по ней шло и ехало и было ведомо, начиная с почтовых троек и кончая арестантами, закованными в цепи, в сопровождении конвойных, было постоянной пищей нашего детского любопытства». Грешневская дорога явилась для Некрасова началом познания многошумной и беспокойной народной России. Об этой же дороге вспоминал поэт с благодар­ностью в «Крестьянских детях»: «У нас же дорога большая была: / Рабочего звания люди снова­ли/ По ней без числа». А. Н. Островский неспроста называл Ярослав­ско-Костромской край «самой бойкой, самой про­мышленной местностью Великороссии», а Н. В. Гоголь в «Мертвых душах» доверил «пти­цу-тройку» «ярославскому расторопному мужи­ку». С незапамятных времен дорога вошла в жизнь крестьянина российского Нечерноземья. Суровая северная природа пробуждала в нем особую изобретательность в борьбе за существование: труд на земле подкреплялся попутными ремесла­ми. Завершив полевую страду, устремлялись му­жики в города, всю зиму трудились на чужой стороне, а по весне возвращались в родные де­ревни. Еще мальчиком встретил Некрасов на грешневской дороге крестьянина, не похожего на патри­архального хлебороба, кругозор которого огра­ничивался пределами своей деревни. Отходник далеко побывал, многое повидал, на стороне он не чувствовал повседневного гнета со стороны помещика и управляющего. Это был человек не­зависимый, гордый, критически оценивающий окружающее: «И сказкой потешит, и притчу ввернет». Этот тип мужика стал повсеместным не везде и не сразу. Только после 1861 г. «па­дение крепостного права встряхнуло весь народ, разбудило его от векового сна, научило его самого искать выхода, самого вести борьбу за полную свободу... На смену оседлому, забитому, при­росшему к своей деревне, верившему попам, бояв­шемуся «начальства» крепостному крестьянину вырастало новое поколение крестьян, побывавших в отхожих промыслах, в городах, научившихся кой-чему из горького опыта бродячей жизни и наемной работы».

В характере самого Некрасова с детских лет уко­ренился дух правдоискательства, искони прису­щий его землякам — костромичам и ярославцам. Народный поэт тоже пошел по дороге «от­ходника», только не в крестьянском, а в дво­рянском ее существе. Рано стал тяготиться Некрасов крепостническим произволом в доме отца, рано стал заявлять свое несогласие с отцовским об­разом жизни. В Ярославской гимназии, куда он поступил в 1832 г., Николай Алексеевич целиком отдался приоб­ретенной от матери любви к литературе и театру. Юноша не только много читал, но и пробовал свои силы на литературном поприще. К моменту решающего поворота в его судьбе у поэта была тетрадь собственных стихов, написанных в под­ражание модным тогда романтическим поэтам — В. Г. Бенедиктову, В. А. Жуковскому. А И. Подолинскому.

20 июля 1838 г. шестнадцатилетний Некрасов отправился в дальний путь с «заветной тетрадью». Вопреки воле отца, желавшего видеть сына в военном учебном заведении, Некрасов решил поступить в Петербургский университет. Неудовлетвори­тельная подготовка в Ярославской гимназии не позволила ему выдержать экзамены, но упорный поэт определился вольнослушателем и в течение двух лет посещал занятия на филологическом факультете. Узнав о поступке сына, А. С. Некра­сов пришел в ярость, отправил Некрасову письмо с угро­зой лишить его всякой материальной поддержки. Но крутой характер отца столкнулся с реши­тельным нравом сына. Наступил разрыв: Николай Алексеевич ос­тался в Петербурге без всякой поддержки и опоры. «Петербургскими мытарствами» называют обычно этот период в жизни Некрасова. Мытарств было много: провал на университетских экзаменах, разнос в критике первого сборника подражатель­ных, ученических стихов «Мечты и звуки» (1840), полуголодное существование, наконец, поденная черновая работа в столичных журналах и газетах ради куска хлеба. Но одновременно формиро­вался стойкий, мужественный характер: «хожде­ние по мукам» и закалило поэта и открыло перед ним жизнь петербургских низов. Важнейшей темой его Музы стала судьба простого человека: русской женщины-крестьянки, бесправного му­жика, городского нищего люда.

Литературный талант Некрасова подмечает издатель театрального журнала «Репертуар и пантеон» Ф. А. Кони. Не без его поддержки поэт пробует силы в театральной критике, но обретает по­пулярность как автор стихотворных фельетонов («Говорун», «Чиновник») и водевилей («Актер», «Петербургский ростовщик»). Увлечение драма­тургией не проходит бесследно для поэтического творчества Некрасова: драматический элемент пронизы­вает его лирику, поэмы «Русские женщины», «Современники», «Кому на Руси жить хорошо».

В 1843 г. поэт встречается с В. Г. Белинским, страстно увлеченным идеями французских со­циалистов-утопистов, клеймящим существующее в России общественное неравенство: «Что мне в том, что для избранных есть блаженство, когда большая часть и не подозревает его возмож­ности?.. Горе, тяжелое горе овладевает мною при виде босоногих мальчишек, играющих на улице в бабки, и оборванных нищих, и пьяного из­возчика, и идущего с развода солдата, и бегу­щего с портфелем под мышкою чиновника...» Социалисти­ческие идеи Белинского нашли в душе Некрасова самый прямой и прочувствованный отклик: горькую долю бедняка он испытал на собственном опыте. Именно теперь поэт преодолевает романтические увлечения юности и выходит в поэзии на новую дорогу, создавая глубоко реалистические стихи. Первое из них — «В дороге» (1845) —вызвало восторженную оценку Белинского: «Да знаете ли вы, что вы поэт — и поэт истинный?». Критик писал, что стихи Некрасова «проникнуты мыслию; это — не стишки к деве и луне: в них много умного, дельного и совре­менного». Однако и романтический опыт не прошел для Некрасова бесследно: в «Мечтах и звуках» определились типичные для поэта трехсложные размеры и дакти­лические рифмы; соединение высоких романти­ческих формул с прозаизмами поможет зрелому Некрасову поднимать до высот поэзии бытовую повсед­невность жизни.

Общение с Белинским Н. считал решающим, поворотным моментом в своей судьбе. Впослед­ствии поэт заплатил щедрую дань любви и бла­годарности своему Учителю в стихотворении «Па­мяти Белинского» (1853), поэме «В. Г. Бе­линский» (1855), в «Сценах из лирической ко­медии «Медвежья охота» (1867): «Ты нас гу­манно мыслить научил, / Едва ль не первый вспомнил о народе, / Едва ль не первый ты заго­ворил / О равенстве, о братстве, о свободе...» (III, 19). Белинский ценил в Некрасове острый критический ум, поэтический талант, глубокое знание народной жизни и типичную для ярославцев деловитость и предприимчивость. Благодаря этим качествам Николай Алексеевич становится умелым организатором литератур­ного дела. Он собирает и публикует в середине 40 гг. два альманаха — «Физиология Петербур­га» (1845) и «Петербургский сборник» (1846). В них печатают очерки, рассказы и повести о жизни столичной бедноты, мелких и средних слоев общества друзья Белинского и Н., писа­тели «натуральной школы», сторонники гого­левского, критического направления русского реализма — В. Г. Белинский, А. И. Герцен, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, Д. В. Григо­рович, В. И. Даль, И. И. Панаев и др.

Сам Некрасов в эти годы наряду с поэзией пробует свои силы в прозе. Особо выделяется незакончен­ный его роман «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (1843—1848) —произведение во многом автобиографическое, связанное с «петер­бургскими мытарствами». Отдельные сюжеты и тематические мотивы этого романа Некрасов разовьет затем в поэзии: «Несчастные» (1856), «На улице» (1850), «О погоде» (1858), «Ванька» (1850), «Извозчик» (1855) и др.

С 1847 г. в руки поэта и Панаева переходит жур­нал «Современник», основанный А. С. Пушки­ным, потускневший после его смерти под редак­цией П. А. Плетнева и теперь заново возрожден­ный. В «Современнике» расцветает редакторский талант Некрасова, сплотившего вокруг журнала лучшие литературные силы 40—60 гг. И. С. Тургенев публикует здесь «Записки охотника», И. А. Гончаров — роман «Обыкновенная история», Д. В. Гри­горович — повесть «Антон-Горемыка», В. Г. Бе­линский — поздние критические статьи, А. И. Гер­цен — повести «Сорока-воровка» и «Доктор Крупов».

Некрасов спасает высокую репутацию «Современника» и в годы «мрачного семилетия» (1848—1855), когда придирки цензоров доходили до неле­пости и даже в поваренных книгах вычеркивалось словосочетание «вольный дух». Случалось, что перед выходом «Современника» цензура запре­щала добрую треть материала, и Некрасову приходилось проявлять невероятную изобретательность, чтобы спасти журнал от катастрофы. Именно в этот период Николай Алексеевич совместно с гражданской женой А. Я. Панаевой пишет два объемистых романа «Три страны света» (1848—1849) и «Мертвое озеро» (1851), призванные заполнять запрещен­ные цензурой страницы журнала. В суровых условиях оттачивается мастерство Некрасова-редактора, его умение ловко обходить цензурные препятст­вия. На квартире поэт устраиваются еженедель­ные обеды, в которых, наряду с сотрудниками журнала, принимают участие цензоры, волей-неволей смягчающие свой нрав в интимной об­становке. Использует Некрасов и свои знакомства с высокопоставленными людьми как член Англий­ского клуба и искусный игрок в карты. После смерти Белинского в 1848 г. Некрасов подключается к работе в литературно-критическом разделе журнала. Его перу принадлежит ряд блестящих критических статей, среди которых выделяется очерк «Русские второстепенные поэты» (1850), восстанавливающий пошатнувшуюся в 40 гг. ре­путацию поэзии. Заслуга Некрасова-редактора перед русской литературой заключается и в том, что, обладая редким эстетическим чутьем, он высту­пал в роли первооткрывателя новых литера­турных талантов. Благодаря Николаю Алексеевичу, на страницах «Современника» появились первые произведения Л. Н. Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность» и «Севастопольские рассказы». В 1854 г. по приглашению Некрасова постоянным сотрудником «Сов­ременника» становится выдающийся идеолог русской революционной демократии Н. Г Черны­шевский, а затем литературный критик Н. А. До­бролюбов. Когда после 1859 г. произойдет исто­рически неизбежный разрыв революционеров-демократов с либералами и многие талантливые писатели либерального образа мыслей уйдут из «Современника», Некрасов-редактор найдет новые пи­сательские дарования в среде беллетристов-де­мократов и в литературном отделе журнала увидят свет произведения Н. В. Успенского, Ф. М. Ре­шетникова, Н. Г. Помяловского, В. А. Слепцова, П. И. Якушкина, Г. И. Успенского и др.

В 1862 г. после петербургских пожаров подни­мается волна очередных гонений на прогрессив­ную общественную мысль. Распоряжением пра­вительства «Современник» приостановлен на во­семь месяцев (июнь — декабрь 1862). В июле 1862 г. арестован Чернышевский. В этих дра­матических условиях Некрасов предпринимает энергич­ные попытки спасти журнал, а после официаль­ного разрешения в 1863 г. печатает на страни­цах «Современника» программное произведение русской революционной демократии, роман Чер­нышевского «Что делать?». В июне 1866 г., после выстрела Д. В. Каракозова в Александра II, «Со­временник» запрещается навсегда. Рискуя своей репутацией во имя спасения журнала, Некрасов ре­шается на «неверный звук»: он читает оду в честь М. Н. Муравьева-«вешателя», произносит в Анг­лийском клубе стихи, посвященные О. И. Комис­сарову, официально объявленному спасителем царя от покушения Каракозова. Но все эти по­пытки оказались безрезультатными и явились предметом мучительных воспоминаний и раская­ния.

Только спустя полтора года Некрасов арендует у А. А. Краевского «Отечественные записки» и с 1868 г. до самой смерти остается редактором этого журнала, объединяющего прогрессивные литературные силы. В редакцию «Отечественных записок» Николай Алексеевич приглашает М. Е. Салтыкова-Щедри­на и Г. 3. Елисеева. В отделе беллетристики печатаются Щедрин, А. Н. Островский, С. В. Мак­симов, Г. И. Успенский, А. И. Левитов и др. Отделом критики руководят Д. И. Писарев, позд­нее А. М. Скабичевский, Н. К. Михайловский. Отдел публицистики ведут Г. 3. Елисеев, С. Н. Кривенко. Деятельность Некрасова-редактора принадле­жит к числу самых ярких страниц в истории отечественной журналистики.

На издание нового поэтического сборника зрелых реалистических произведений Некрасова реша­ется в особых условиях. В 1855 г., после бесславно проигранной Крымской войны, в стране начался общественный подъем, в русскую жизнь уверенно входила новая историческая сила — революцион­ная демократия, о которой В. И. Ленин писал: «Шире стал круг борцов, ближе их связь с наро­дом». Начинался второй, революционно-демократический этап освободительного движе­ния в России. Сборник «Стихотворения Н. Некра­сова» выходит в свет 15 октября 1856 г., а уже 5 ноября Чернышевский сообщал поэту, нахо­дившемуся на лечении за границей: «Восторг всеобщий. Едва ли первые поэмы Пушкина, едва ли «Ревизор» или «Мертвые души» имели такой успех, как Ваша книга». «А Некрасова стихотворения, собранные в один фокус,— жгутся»,— заметил Тургенев.

Готовя книгу к изданию, Некрасов действительно проделал большую творческую работу, собирая стихи «в один фокус», в единое целое, напоми­нающее мозаическое художественное полотно. Таков, например, поэтический цикл «На улице»: одна уличная драма сталкивается с другой, другая сменяется третьей, вплоть до итоговой фор­мулы: «Мерещится мне всюду драма». Худо­жественная связь сценок между собою придает стихам обобщенный смысл: речь идет уже не о частных эпизодах городской жизни, а о преступ­ном состоянии мира, в котором существование возможно лишь на унизительных условиях. Некрасов вводит в лирику сюжетно-повествовательное на­чало, используя опыт прозы «натуральной школы», но с помощью циклизации сюжетных мо­тивов добивается высокой степени поэтического обобщения. В уличных сценках Некрасова предчувству­ется Достоевский, предвосхищаются образы и сюжетные мотивы будущего романа «Преступле­ние и наказание». Точно так же в «Забытой де­ревне» (1855) отдельные эпизоды из народной жизни, поэтически «сопрягаясь» друг с другом, создают целостный образ крестьянской Руси. Прозаическая сюжетность и здесь переплавляется в синтезирующее поэтическое обобщение.

Глубоко продумана, художественно органи­зована и композиция всей поэтической книги. Сборник открывало стихотворение «Поэт и граж­данин» (1855—1856), раскрывавшее драматичес­кое соотношение гражданственности с искус­ством. Затем шли четыре раздела: в первом — стихи о жизни народа, во втором — сатира на недругов народных, в третьем — поэма об истин­ных и ложных друзьях народа, в четвертом — стихи о дружбе и любви, интимная лирика.

В строгой последовательности располагались стихи внутри каждого из разделов. Первый, напр., напоминал собою поэму о народе, о его настоящем и грядущих судьбах. Открывалась «поэма» сти­хотворением «В дороге», а завершалась жизне­утверждающим «Школьником» (1856). Эти стихи, обрамляющие первый раздел, перекликались друг с другом: их объединял образ русской просе­лочной дороги, разговоры барина с ямщиком, с крестьянским мальчуганом. Поэт сочувствует недоверию ямщика к господам, погубившим его жену, несчастную Грушу. Но сочувствие сталки­валось с глубоким невежеством мужика: он с недоверием относился и к просвещению, видя в нем господскую причуду: «Инда страх меня, слышь ты, щемит, / Что погубит она и сынишку: / Учит грамоте, моет, стрижет». Но к концу пер­вого раздела в народном сознании подмечается благотворный поворот: «Вижу я в котомке книжку. / Так, учиться ты идешь. Знаю: батька на сынишку / Издержал последний грош» (И, 34). Тянется дорога, и на наших глазах изменяет­ся, светлеет крестьянская Русь, устремившаяся к знанию, к университету. Пронизывающий стихи поэтический образ дороги усиливает ощущение перемен в духовном мире крестьянства, при­обретает метафорический смысл. Некрасовская Русь всегда в дороге. Некрасов-поэт чуток к изменениям, совершающимся в народной среде. Поэтому и жизнь крестьянства в его стихах изображается по-новому. Так, на избранный Н. сюжет «В дороге» существовало множество про­изведений об «удалых тройках», о «колокольчи­ках под дугой», о «долгих песнях ямщика». В начале Н. именно об этом напоминает читателю, а затем решительно обрывает традиционный поэтический ход. Не песня, а говор ямщика, на­сыщенный диалектизмами, вторгается в стихи. Если народная песня воспроизводит события и характеры общенационального звучания прямо и непосредственно, то Н. интересует другое: как общенародные радости и печали преломляются в судьбе частного человека из народа, этого ям­щика: к общему поэт пробивается через инди­видуальное, неповторимое. Свой вклад в русскую поэзию Николай Алексеевич, видел в том, что он «увеличил материал, обрабатывавшийся поэзией, личностями кре­стьян». Никто из современников Некрасова не дерзал так близко сойтись с мужиком на страницах поэтического произведения. Художественная дерзость Некрасова яви­лась источником особого драматизма его поэти­ческого мироощущения. Чрезмерное приближение к народному сознанию разрушало многие иллю­зии, которыми жили его современники. Подверга­лась анализу крестьянская жизнь — источник веры и надежды разных направлений и партий русского общества.

В первом разделе сборника 1856 г. определи­лись не только пути роста народного самосозна­ния, но и разные формы изображения народной жизни в творчестве Некрасова. Стихотворение «В доро­ге»—это начальный этап: здесь лирическое «я» поэта еще отстранено от сознания ямщика, голос героя звучит самостоятельно и независимо от голоса автора. В форме такой «ролевой ли­рики» написаны у Некрасова многие стихи — «В деревне», «Вино», «Пьяница» и др. Но по мере того как в народной жизни открывается высокое нравственное содержание, «ролевая лирика» сменяется более утонченной формой поэтического «многоголосия»: исчезает лирическая разобщен­ность, и голос поэта сливается с голосом народа: «Знаю: батька на сынишку / Издержал послед­ний грош». Так мог сказать об отце школьника его деревенский сосед. Но говорит-то здесь Некрасов: народные интонации, сам речевой склад народ­ного языка родственно принял он в свою душу. В 1880 г. Достоевский в речи о Пушкине говорил о «всемирной отзывчивости» национального поэта, умевшего чувствовать чужое как свое, прони­каться духом иных национальных культур. Николай Алексеевич многое от Пушкина унаследовал: Муза его уди­вительно отзывчива на чужую радость и чужую боль. Народное миропонимание, народ­ный взгляд на вещи органически входят в лири­ческое сознание Некрасова, придавая его поэзии особый стилистический симфонизм. Это проявилось по-своему даже в его сатирических произведениях. У предшественников Некрасова сатира была по пре­имуществу карающей: поэт высоко поднимался над своим героем и с идеальных высот метал в него молнии обличительных испепеляющих слов (ср. «К временщику» Рылеева). В «Современной оде» (1845) Николай Алексеевич старается, напротив, как можно ближе подойти к обличаемому герою, проник­нуться его взглядом на жизнь, подстроиться к его самооценке: «Украшают тебя добродетели, / До которых другим далеко, / И беру небеса во свидетели — / Уважаю тебя глубоко...» (Т. I.— С. 31). Очень часто сатира Н. представляет собою монолог от лица обличаемого героя — «Нрав­ственный человек» (1847), «Отрывки из путевых записок графа Гаранского» (1853). При этом Некрасов намеренно заостряет враждебный ему образ мыслей и чувств, глубоко погружается в психо­логию сатирических персонажей: явными оказы­ваются самые потаенные уголки их мелких, под­леньких душ. Открытия эти поэт широко исполь­зует потом в «Размышлениях у парадного подъ­езда» (ироническое восхваление вельможи), в «Железной дороге» (саморазоблачительный мо­нолог генерала), в сатирической поэме «Совре­менники». Подобно талантливому актеру Некрасов пе­ревоплощается, надевает на себя разные сати­рические маски, но остается в любой роли еще и самим собой, изнутри осуществляя сатири­ческое разоблачение.

Нередко использует поэт сатирический «пе­репев», который нельзя смешивать с пародией. В «Колыбельной песне. Подражание Лермонто­ву» (1845) воспроизводится ритмико-интонационный строй лермонтовской «Казачьей колыбель­ной», частично заимствуется и ее высокая поэ­тическая лексика, но не во имя пародирования, а для того, чтобы на фоне воскрешенной в соз­нании читателя высокой стихии материнства рез­че оттенялась низменность тех отношений, о ко­торых идет речь у Некрасова. Пародийное использование («перепев») является здесь средством усиления сатирического эффекта.

В третьем разделе поэтического сборника 1856 г. Некрасов публикует поэму «Саша» (1855) — один из первых опытов в области поэтического эпоса. Она создавалась в счастливое время подъ­ема общественного движения, в ожидании лю­дей с сильными характерами, революционными убеждениями. Их появления ожидали из общест­венных слоев, близко стоявших к народу,— мел­копоместных дворян, духовенства, городского мещанства. В поэме «Саша» Николай Алексеевич хотел показать, как рождаются эти «новые люди» и чем они отличаются от прежних «героев времени», «лиш­них людей» из среды культурного дворянства.

Духовная сила человека по Некрасову питается кров­ными связями его с родиной, «малой» и «боль­шой». Чем глубже эта связь, тем значительнее оказывается человек и наоборот. Лишенный кор­ней в родной земле, культурный дворянин Агарин уподобляется в поэме степной траве перекати-поле. Это умный, одаренный и образованный че-лозек, но в его характере нет твердости и веры: «Что ему книга последняя скажет, / То на душе

его сверху и ляжет: / Верить, не верить — ему все равно, / Лишь бы доказано было умно!» (Т, IV.— С. 25). Агарину противопоставлена дочь мелкопоместных дворян, юная Саша. Ей доступны радости и печали простого деревенско­го детства: по-народному воспринимает она природу, любуется праздничными сторонами крестьянского труда на кормилице-ниве. В по­вествование о Саше и Агарине Некрасов вплетает лю­бимую крестьянством евангельскую притчу о се­ятеле- и почве. Крестьянин-хлебороб уподоблял просвещение посеву, а его результаты — земным плодам, вырастающим из семян на трудовой ни­ве. В роли «сеятеля знаний на ниву народную» выступает в поэме Агарин, а благодатной поч­вой оказывается душа юной героини. Социалис­тические идеи, с которыми знакомит Сашу Ага­рин, падают в плодородную почву народной ду­ши и обещают в будущем «пышный плод». Героев «слова» скоро сменят герои «дела».

Оригинальным поэтом выступил Некрасов и в зак­лючительном, четвертом разделе поэтического сборника 1856 г.: по-новому он стал писать и о любви. Предшественники поэта предпочитали изображать это чувство в прекрасных мгнове­ниях. Н., поэтизируя взлеты любви, не обошел вниманием и ту «прозу», которая «в любви неиз­бежна» («Мы с тобой бестолковые люди», 1851) В его стихах рядом с любящим героем появился образ независимой героини, подчас своенравной и неуступчивой («Я не люблю иронии твоей...», 1859). А потому и отношения между любящими стали более сложными: духовная близость сме­няется размолвкой и ссорой, герои часто не по­нимают друг друга, и это непонимание омрачает их любовь («Да, наша жизнь текла мятежно», 1850). Подчас их личные драмы являются про­должением драм социальных: так, в стихотво­рении «Еду ли ночью по улице темной» (1847) во многом предвосхищаются конфликты, харак­терные для романа Достоевского «Преступление и наказание».

Накануне реформы 1861 г. вопрос о народе и о его исторических возможностях со всею остротою и противоречивостью встал перед людь­ми революционно-демократического образа мыс­ли. В 1857 г. Н. создает поэму «Тишина». Кресть­янская Русь в ней предстает в едином собира­тельном образе народа-героя, великого подвиж­ника отечественной истории. Но когда проснет­ся народ к сознательной борьбе за свои инте­ресы? На этот вопрос нет в «Тишине» опреде­ленного ответа. Нет его и в последующих стихо­творениях Н. от «Размышлений у парадного подъезда» до «Песни Еремушке» (1859), став­шей гимном нескольких поколений русской революционной молодежи. В этом стихотворении сталкиваются и спорят между собой две песни: одну поет няня, другую — «проезжий город­ской». В песне няни утверждается мораль холоп­ская, лакейская, в песне «проезжего» звучит призыв к революционной борьбе под лозунгами «братства, равенства, свободы». По какому пути пойдет в будущем Еремушка, судить трудно: стихотворение и открывается и завершается пес­ней няни о терпении и смирении. Столь же не­разрешенно звучит вопрос, обращенный к наро­ду в финале «Размышлений у парадного подъез­да». Ореолом жертвенности и аскетизма окру­жена в поэме «Несчастные» (1856) личность ссыльного революционера. Подобная трактовка «народного заступника» не вполне совпадает с этикой «разумного эгоизма» Чернышевского и Добролюбова. Не согласуются с нею и религиоз­ные мотивы в творчестве Некрасова, наиболее отчетливо прозвучавшие в поэме «Тишина», а также в сти­хах и эпических произведениях, посвященных изображению революционера. По отношению к великим людям века (к Белинскому, напр.) у Некрасова не раз прорываются чувства, близкие к религиоз­ному почитанию. Характерен мотив избранности, исключительности великих людей, которые про­носятся «звездой падучею», но без которых «за­глохла б нива жизни». При этом Николай Алексеевич отнюдь не порывает с демократической идеологией. Его герой напоминает не «сверхчеловека», а хрис­тианского подвижника (Крот в поэме «Несчаст­ные»; ссыльный декабрист в поэме «Дедушка», 1870; герой стихотворения «Пророк», 1874: «Его послал Бог Гнева и Печали / Рабам земли на­помнить о Христе» (III, 154). Христианский ореол, окружающий некрасовских героев, связан отчасти с идеями утопического социализма, усвоенными Некрасовым с юности. Будущее общество ра­венства и братства французские и русские со­циалисты-утописты рассматривали как «новое христианство», как продолжение и развитие не­которых нравственных заповедей, завещанных Христом. Белинский называл православную цер­ковь «опорою и угодницею деспотизма», однако Христа считал предтечей современного социа­лизма: «Он первый возвестил людям учение сво­боды, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения». Многие сов­ременники шли еще дальше. Сближая социа­листический идеал с христианской моралью, они объясняли это сближение тем, что в момент сво­его возникновения христианство было религией угнетенных и содержало в себе исконную мечту народов о будущем братстве. В отличие от Бе­линского, Герцен и Некрасов более терпимо относились к религиозности русского крестьянина, видели в ней одну из форм естественной тяги простого человека к социализму. Подобное «обмирще­ние» религии никак не противоречило, напротив, целиком совпадало с коренными особенностями крестьянской религиозности. Русский мужик ме­нее всего уповал в своих верованиях на загроб­ный мир, а предпочитал искать «землю обето­ванную» на этом свете. Множество легенд оста­вила нам крестьянская культура о существовании таких земель, где живет человек в «доволь­стве и справедливости». В поэзии Некрасова они нашли широкое отражение вплоть до крестьянской эпо­пеи «Кому на Руси жить хорошо», в которой семь мужиков-правдоискателей ищут по Руси «непо­ротой губернии, непотрошеной волости, избыткова села». В подвижническом облике некрасов­ских народных заступников проявляется глубо­кий их демократизм, органическая связь с на­родной культурой. В миросозерцании русского крестьянина воспитана трудной русской исто­рией повышенная чуткость к страдальцам за истину, особое доверие к ним. Немало таких мучеников-правдоискателей Н. находит в кре­стьянской среде. Его привлекает аскетический облик Влага («Влас», 1855), способного на вы­сокий нравственный подвиг, и суровый образ пахаря в поэме «Тишина», который «без нас­лаждения живет, без сожаленья умирает». Судь­ба Добролюбова, выдающейся исторической личности, в некрасовском освещении оказыва­ется родственной доле такого пахаря: «Учил ты жить для славы, для свободы, / Но более учил ты умирать. / Сознательно мирские наслажденья /Ты отвергал...» (Т. II.— С. 173). Если Черны­шевский вплоть до 1863 г. чутьем политика осоз­навал реальную возможность революционного взрыва, то Н. уже в 1857 г. чутьем народного поэта ощущал то поистине трагическое поло­жение, вследствие которого революционное дви­жение шестидесятников оказалось «слабо до ничтожества», а «революционеры 61-го года ос­тались одиночками...». Этика «разум­ного эгоизма» Чернышевского, отвергавшая жертвенность, основывалась на ощущении бли­зости революции. Этика подвижничества и поэ­тизация жертвенности у Н. порождалась созна­нием невозможности быстрого пробуждения на­рода. Идеал революционера-борца у Некрасова неиз­бежно смыкался с идеалом народного подвиж­ника.

Первое пореформенное лето 1861 г. Некрасов провел, как обычно, в Грешневе, в кругу своих прияте­лей, костромских и ярославских крестьян. Осе­нью поэт вернулся в Петербург с целым «ворохом стихов». Его друзей интересовали настроения пореформенной деревни: к чему приведет недо­вольство народа грабительской реформой, есть ли надежда на революционный взрыв? Поэт отве­чал на эти вопросы поэмой «Коробейники» (1861). В ней Некрасов-поэт выходил на новую дорогу. Предшествующее его - творчество было адресо­вано в основном читателю из образованных кру­гов общества. В «Коробейниках» он смело рас­ширил предполагаемый круг своих читателей, непосредственно обратился к народу, начиная с необычного посвящения: «Другу-приятелю Гавриле Яковлевичу (крестьянину деревни Шоды, Костромской губернии)». Поэт предприни­мает и второй беспримерный шаг: за свой счет он печатает поэму в серии «Красные книжки» и распространяет ее в народе через деревенских офень — торговцев мелким товаром. «Коробей­ники» — поэма-путешествие: бродят по сельским просторам деревенские торгаши — старый Тихоныч и молодой его помощник Ванька. Перед их любознательным взором проходят одна за другой пестрые картины жизни тревожного предреформенного времени. Все, что происходит в поэме, воспринимается глазами народа, всему дается крестьянский приговор. О подлинной на­родности поэмы свидетельствует и то обстоятель­ство, что первая главка ее, в которой торжест­вует искусство некрасовского «многоголосия», вскоре стала народной песней. Главные критики и судьи в поэме — не патриархальные мужики, а «бывалые», много повидавшие в своей стран­нической жизни и обо всем имеющие собствен­ное суждение. Создаются живые типы «умствен­ных» крестьян, деревенских философов и поли­тиков, заинтересованно обсуждающих совре­менные порядки. В России, которую судят мужики, «все переворотилось»: старые устои разрушаются, новое в состоянии брожения и хао­са. Картина развала крепостнической России на­чинается с суда над «верхами», с самого батюш­ки-царя. Вера в его милости была устойчивой в крестьянской психологии, но Крымская война у многих эту веру расшатала. «Царь дурит — народу горюшко!» — заявляет в поэме Тихоныч. Затем следует суд над праздной жизнью господ, проматывающих в Париже народные деньги. Завершает картину разложения история Титушки-ткача. Крепкий, трудолюбивый крестья­нин по воле всероссийского беззакония превра­тился в «убогого странника» — «без дороги в путь пошел». Тягучая, заунывная его песня, вбирающая стон российских сел и деревень, свист холодных ветров на скудных полях и лугах, готовит в поэме трагическую развязку. В глу­хом костромском лесу коробейники гибнут от рук лесника, напоминающего «горе, лычком под­поясанное». Это убийство — стихийный бунт от­чаявшегося, потерявшего веру в жизнь человека. Почему Некрасов так завершает поэму? Вероятно, потому, что остается верен жизненной правде: известно, что и перед реформой и после нее «на­род, сотни лет бывший в рабстве у помещиков, не в состоянии был подняться на широкую, от­крытую, сознательную борьбу за свободу»Трагическая развязка в поэме осложняется внутренними переживаниями коробейников. Ти­хоныч и Ванька стыдятся своего торгашеского ремесла. Поперек их пути, основанном на прин­ципе «не обманешь — не продашь», встает чис­тая любовь невесты Ваньки, Катеринушки, предпочитающей всем щедрым подаркам коро­бейника «бирюзовый перстенек» — символ свя­той девичьей любви. В трудовых крестьянских заботах с утра до поздней ноченьки топит Катеринушка свою тоску по суженому. Вся пятая часть поэмы, воспевающая самозабвенный кре­стьянский труд на земле и самоотверженную любовь,— упрек торгашескому занятию коро­бейников, отрывающему их от трудовой жизни и народной нравственности. Не случайно в «Кре­стьянских детях» (1861), созданных одновремен­но с «Коробейниками», Некрасов воспевает суровую прозу и высокую поэзию крестьянского детства и призывает хранить вечные нравственные цен­ности, рожденные трудом на земле, то самое «вековое наследство», которое поэт считает ис­током русской национальной культуры.

После 1861 г. в стране начался спад общест­венного движения, лидеры революционной демократии были арестованы, прогрессивная мысль обезглавлена. Осенью 1862 г. в тяжелом настро­ении Некрасов навестил родные места, побывал в Грешневе и в соседнем селе Абакумцеве на могиле матери. Итогом этих событий явилась лиричес­кая поэма «Рыцарь на час» (1862) —одно из самых проникновенных произведений Некрасова о сы­новней любви к матери, перерастающей в любовь к Родине, о драме русского человека, наделен­ного жгучей совестливостью, жаждущего опоры для революционного подвига. Поэму эту Некрасов очень любил и читал всегда «со слезами в го­лосе». Сохранилось воспоминание, что вернувшийся из ссылки Чер­нышевский, читая «Рыцаря на час», «не выдер­жал и разрыдался».

Польское восстание 1863 г., жестоко подав­ленное русскими правительственными войсками, подтолкнуло придворные круги к реакции. В этот период некоторая часть революционной интел­лигенции потеряла веру в народ, в его твор­ческие возможности. На страницах демократи­ческого журнала «Русское слово» стали появ­ляться статьи, в которых народ обвинялся в гру­бости, тупости и невежестве. Позднее и Черны­шевский в «Прологе» устами Волгина произнес горькие слова о «жалкой нации» — «снизу до­верху все сплошь рабы». В 1863—1864 гг. Н. работает над поэмой «Мороз, Красный нос», исполненной светлой веры и доброй надежды. Центральное событие «Мороза» — смерть кре­стьянина, и действие в поэме не выходит за пре­делы одной крестьянской семьи, однако смысл ее общенациональный. Крестьянская семья в поэме — это клеточка всероссийского мира: мысль о Дарье, углубляясь, переходит в думу о «величавой славянке», усопший Прокл подобен крестьянскому богатырю Микуле Селяниновичу. Да и событие, случившееся в крестьянской семье, потерявшей кормильца, как в фокусе собирает не вековые даже, а тысячелетние беды русской женщины-матери, многострадальной славянки. Горе Дарьи определяется в поэме как «великое горе вдовицы и матери малых сирот». Событие, на первый взгляд далекое от эпохальных кон­фликтов, Некрасов поворачивает так, что в частном про­ступает общее, сквозь крестьянский быт просве­чивает многовековое народное бытие. Некрасов­ская эпическая мысль развивается здесь в русле довольно устойчивой, а в середине XIX в. чрез­вычайно живой литературной традиции. Поэти­зируя «мысль семейную», Некрасов на ней не останав­ливается. «Века протекали — все к счастью стре­милось, / Все в мире по нескольку раз измени­лось,— / Одну только бог изменить забывал /Суровую долю крестьянки...» (IV, 79). В поэме Н. это не простая поэтическая декларация. Всем содержанием, всем метафорическим строем поэмы Н. выводит сиюминутные события к ве­ковому течению российской истории, крестьян­ский быт — к всенародному бытию. Так, глаза плачущей Дарьи растворяются в сером, пасмур­ном небе России, плачущем ненастным дождем, или сравниваются с хлебным полем, истекающим перезревшими зернами-слезами, а порой эти слезы сосульками повисают на ресницах, как на карнизах родных деревенских изб. Образная система «Мороза» держится на этих разбуженных метафорах, выводящих бытовые факты поэмы к всенародному и всеприродному бытию. К горю крестьянской семьи по-народному отзывчива в поэме природа: как живое существо, она откли­кается на происходящие события, вторит кресть­янским плачам суровым воем метелицы, сопут­ствует мечтам Дарьи колдовскими чарами Мо­роза. Смерть крестьянина потрясает весь космос крестьянской жизни, приводит в движение скры­тые в нем духовные силы. Величие русского на­ционального характера Некрасова видит в энергии сострадательной любви. В тяжелом положении домочадцы менее всего думают о себе, менее всего носятся со своим горем. И горе отступает перед всепоглощающим чувством жалости и сострадания к ушедшему человеку вплоть до же­лания воскресить его ласковым словом: «Сплес­ни, ненаглядный, руками, / Сокольим глазком посмотри, / Тряхни шелковыми кудрями, / Са­харны уста раствори!» (IV, 86). Так же встре­чает беду и овдовевшая Дарья. Не о себе она печется, но, «полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит». Даже в будущем она не может помыслить себя одинокой. Мечтая о свадьбе сы­на, она предвкушает не свое счастье только, а счастье любимого Прокла, обращается к умер­шему мужу, радуется его радостью. Такая же теплая, родственная любовь распространяется у нее и на «дальних» — на усопшую схимницу, напр., случайно встреченную в монастыре: «В личико долго глядела я: / Всех ты моложе, на­рядней, милей, / Ты меж сестер словно горлинка белая / Промежду сизых, простых голубей» (IV, 101). И собственную смерть Дарья преодолевает силой любви, распространяющейся на детей, на Прокла, на всю природу, на землю-кормилицу,

на хлебное поле. «Человек брошен в жизнь за­гадкой для самого себя, каждый день его прибли­жает к уничтожению — страшного и обидного в этом много! На одном этом можно с ума сойти,— писал Н. Льву Толстому.— Но вот Вы замечаете, что другому или другим нужны Вы — и жизнь вдруг получает смысл, и человек уже не чувст­вует той сиротливости, обидной своей ненужнос­ти, и так круговая порука... Человек создан быть опорой другому, потому что ему самому нужна опора. Рассматривайте себя как единицу — и Вы придете в отчаяние». Нравственная философия Н. вырастала из глубинной народ­ности его мировоззрения и творчества. В поэме «Мороз, Красный нос» Н. поэтически трансфор­мирует народные причитания, сказочно-мифо­логические образы, символику обрядовой и бы­товой лирики, народные верования, приметы, гадания, рассказы о вещих снах, встречах, пред­знаменованиях. Поэтика сказки, былины, лири­ческой песни помогает Н. раскрыть народную жизнь изнутри, придать высокий поэтический смысл «прозаическим» реалиям повседневного крестьянского быта. В «Морозе» поэт коснулся сокровенных пластов нравственной культуры, неиссякаемого источника выносливости и силы народного духа, столько раз спасавшего Россию в годины национальных потрясений.

Именно эта обретенная Н. глубокая вера в народ помогала поэту подвергать народную жизнь суровому и строгому анализу, как, напр., в финале стихотворения «Железная дорога» (1864). Поэт никогда не заблуждался относи­тельно ближайших перспектив революционного крестьянского освобождения, но и никогда не впа­дал при этом в отчаяние: «Вынес достаточно русский народ, / Вынес и эту дорогу железную, / Вынесет все, что господь ни пошлет. / Вынесет все — и широкую, ясную / Грудью дорогу проло­жит себе. / Жаль только — жить в эту пору пре­красную / Уж не придется — ни мне, ни тебе» (И, 120).

Так в обстановке жестокой реакции, когда пошатнулась вера в народ у самих его заступ­ников, Н. сохранил уверенность в мужестве, ду­ховной стойкости и нравственной красоте русско­го крестьянина. После смерти отца в 1862 г. Н. не порвал свои связи с родным его сердцу ярославско-костромским краем; близ Ярославля он приобрел в мае 1862 г. усадьбу Карабиха и каждое лето наезжал сюда, проводя время в охотничьих странствиях с друзьями из народа. Вслед за «Морозом» появилась «Орина, мать солдатская» (1863) — стихотворение, прослав­ляющее материнскую и сыновнюю любовь, ко­торая торжествует на только над ужасами нико­лаевской солдатчины, но и над самой смертью. Появился «Зеленый Шум» (1862—1863) —сти­хотворение о весеннем чувстве обновления: воз­рождается к жизни спавшая зимой природа и оттаивает заледеневшее в злых помыслах чело­веческое сердце. Рожденная крестьянским тру­дом на земле вера в обновляющую мощь при­роды, частицей которой является человек, спа­сала Н. и его читателей от полного разочарова­ния в трудные годы торжества в казенной Рос­сии «барабанов, цепей, топора» («Надрывается сердце от муки», 1863).

Тогда же Н. приступил к созданию «Стихо­творений, посвященных русским детям» (1867— 1873). Обращение к миру детства освежало и ободряло, очищало душу от горьких впечатлений действительности. Главным достоинством не­красовских стихов для детей является непод­дельный демократизм: в них торжествует и крес­тьянский юмор, и сострадательная любовь к ма­лому и слабому, обращенная не только к чело­веку, но и к природе. Добрым спутником нашего детства стал насмешливый, лукаво-добродушный дедушка Мазай, неуклюжий генерал Топтыгин и лебезящий вокруг него смотритель, сердо­больный дедушка Яков, отдающий букварь кре­стьянской девчушке.

Особенно трудным для Некрасова оказался конец 60 гг.: нравственный компромисс, на который он пошел во имя спасения журнала, вызвал упреки со всех сторон: реакционная публика ули­чала поэта в корыстолюбии, а духовные едино­мышленники — в отступничестве. Тяжелые пе­реживания Н. отразились в цикле так называ­емых «покаянных» стихов: «Ликует враг...» (1866), «Умру я скоро...» (1867), «Зачем меня на части рвете...» (1867). Однако эти стихи не вписываются в однозначное определение «пока­янных»: в них звучит мужественный голос поэта, исполненный сложной внутренней борьбы, не снимающий обвинений с себя, но клеймящий позором и то общество, в котором честный че­ловек получает право на жизнь ценой унизи­тельных нравственных компромиссов.

О неизменности гражданских убеждений поэта в эти драматические годы свидетельствуют его стихи «Душно! без счастья и воли...» (1868). Тогда же, в конце 60 гг. расцветает сатиричес­кий талант Н. (завершение цикла «О погоде», 1865; создание «Песен о свободном слове», 1865—1866, поэтических сатир «Балет», 1866, и «Недавнее время», 1871). Используя изощрен­ные приемы сатирического разоблачения, поэт смело соединяет сатиру с высокой лирикой в пределах одного произведения, он широко при­меняет полиметрические композиции — сочета­ние разных размеров внутри одного стихотво­рения. Вершиной и итогом сатирического твор­чества Н. является поэма «Современники» (1865), в которой поэт обличает новые явления русской жизни, связанные с бурным развитием капиталистических отношений. В первой части «Юбиляры и триумфаторы» сатирически вос­создается пестрая и разноречивая картина юбилейных торжеств в развращенных бюрократических верхах, во второй — «Герои време­ни» — свой голос обретают грабители-плуто­краты, разномастные хищники, рожденные веком железных путей. Н. проницательно замечает не только грабительскую, антинародную сущность, но и неполноценные трусливые черты в характе­рах поднимающихся русских буржуа, не укла­дывающихся в классический тип буржуа евро­пейского.

Начало 70 гг.— эпоха очередного обществен­ного подъема, связанного с деятельностью ре­волюционных народников. Н. сразу же уловил первые симптомы этого пробуждения. В 1869 г. у него возник замысел поэмы «Дедушка», ко­торая создавалась для юного читателя. События поэмы относятся к 1856 г., но время действия в ней достаточно условно. Ясно, что речь идет и о современности, что ожидания декабриста-де­душки — «скоро дадут им свободу» — устрем­лены в будущее и не связаны с крестьянской реформой. По цензурным причинам рассказ о восстании декабристов звучит приглушенно. Но Н. художественно мотивирует эту приглушен­ность тем, что характер дедушки раскрывается перед внуком Сашей постепенно, по мере того как мальчик взрослеет. Постепенно юный герой проникается красотой и благородством народолюбивых идеалов дедушки. Идея, ради которой герой-декабрист отдал всю свою жизнь, нас­только высока и свята, что служение ей делает неуместными жалобы на свою личную судьбу. Именно так следует понимать слова героя: «Днесь я со всем примирился, что потерпел на веку!» Символом его жизнестойкости является железный крест, скованный из кандалов — «об­раз распятого бога»,— торжественно снятый с шеи дедушкой по возвращении из ссылки. Хри­стианские мотивы, окрашивающие личность де­кабриста, призваны подчеркнуть народный ха­рактер его идеалов. Центральную роль в поэме играет рассказ дедушки о переселенцах-крестья­нах в сибирском посаде Тарбагатай, о предпри­имчивости крестьянского мира, о творческом ха­рактере народного общинного самоуправления. Как только власти оставили народ в покое, дали мужикам «землю и волю»,— артель вольных хлебопашцев превратилась в общество свобод­ного и дружного труда, достигла материального изобилия. Поэт окружил рассказ о Тарбагатае мотивами крестьянских легенд о «вольных зем­лях». Поэт был убежден, что социалистические устремления живут в душе каждого бедного мужика.

Следующим этапом в разработке декабрист­ской темы явилось обращение Н. к подвигу жен декабристов, отправившихся вслед за своими мужьями на каторгу в далекую Сибирь. В поэ­мах «Княгиня Трубецкая» (1871) и «Княгиня Волконская» (1872) Н. открывает в лучших женщинах дворянского круга те же качества национального характера, какие он нашел в женщинах-крестьянках поэм «Коробейники» и «Мороз, Красный нос».

Произведения Н. о декабристах стали фак­тами не только литературной, но и обществен­ной жизни. Они вдохновляли революционную молодежь на борьбу за народную свободу. По­четный академик и поэт, известный революци­онер-народник Н. А. Морозов утверждал, что «повальное движение учащейся молодежи в на­род возникло не под влиянием западного социа­лизма, а что главным рычагом его была народ­ническая поэзия Некрасова, которой все зачиты­вались в переходном юношеском возрасте, даю­щем наиболее сильные впечатления».

В лирическом творчестве Н. 70 гг. происхо­дят существенные изменения. Возрастает число поэтических деклараций, причем позиция граж­данского поэта остро драматизируется. Внутрен­няя цельность личности в условиях надвигавше­гося на Россию буржуазного двоедушия отстаи­вается ценой более сурового аскетизма. Предпоч­тение и теперь, только более решительное, Н. от­дает поэту-бойцу. Все чаще Н. говорит о нем, как о «гонимом жреце» гражданского искусства, обе­регающем в душе «трон истины, любви и кра­соты». Идею единства гражданственности и ис­кусства приходится упорно отстаивать, защи­щать, вплоть до освящения ее традициями вы­сокой романтической культуры эпохи 20 гг. Так открывается перспектива обращения Н. к твор­честву юного Пушкина-романтика. «Элегия» (1874) насыщена, напр., патетическими интона­циями пушкинской «Деревни». Свои стихи о сути поэтического творчества Н. осеняет автори­тетом Шиллера — «Поэту» и «Памяти Шиллера» (1874). В позднем творчестве Некрасов-лирик оказы­вается гораздо более традиционным, литератур­ным поэтом, чем в 60 гг., ибо теперь он ищет эстетические и этические опоры не столько на путях непосредственного выхода к народной жизни, сколько в обращении к поэтической тра­диции своих великих предшественников. Лири­ческий герой Н. 70 гг. более сосредоточен на своих чувствах, на смену демократической стихии «многоголосия» часто приходит самоанализ, мучительная рефлексия, а вместе с нею и лер­монтовские интонации. Образ мира как кресть­янского жизнеустройства вытесняется образом мира как общего миропорядка. Масштабы ос­мысления жизни становятся более глобальными . В ряде стихотворе­ний, таких, как «Утро» (1872—1873), «Страшный год» (1872—1874), Н. предвещает Блока с его темой страшного мира. Обновляется поэтическая образность некрасовской лирики, происходит своеобразная символизация художественных де­талей. Так, в стихотворении «Друзьям» (1876) деталь из крестьянского быта — «широкие лапти народные» — приобретает символическую мно­гозначность как олицетворение всей трудовой, крестьянской России. Переосмысляются и полу­чают новую жизнь старые темы и образы. Жи­вую картину, развернутую в стихотворении «Му­за» (1848), поэт сжимает в емкий поэтический символ: «Не русский взглянет без любви / На эту бледную, в крови, / Кнутом иссеченную Му­зу» (Т. III.— С. 218). Эта устремленность к син­тезу, к итогу, к емкому и афористичному худо­жественному образу получила свое завершение в лирическом цикле «Последние песни» (1877). Достойным финалом эпического творчества Н. явилась эпопея «Кому на Руси жить хорошо» (1865-1877). Композиция этого произведения строится по законам классического эпоса: оно состоит из отдельных, относительно автономных частей и глав — «Пролог. Часть первая», «Кре­стьянка», «Последыш», «Пир — на весь мир». Внешне эти части связаны темой дороги: семь мужиков-правдоискателей странствуют по про­сторам Руси, пытаясь разрешить не дающий им покоя вопрос: «Кому на Руси жить хорошо?» В «Прологе» намечена и первоначальная схема путешествия — встречи с попом, помещиком, купцом, чиновником, министром и царем. Однако эпопея лишена сюжетной целеустремленности. Н. не форсирует действие, не торопится привести его к всеразрешающему итогу. Как эпический худож­ник, он выявляет все многообразие народных характеров, всю непрямоту их жизненных дорог. Введенные в эпопею сказочные мотивы позволя­ют Н. свободно и непринужденно обращаться с временем и пространством, легко переносить действие из одного конца России в другой. Объ­единяет эпопею не внешний, а внутренний сюжет: шаг за шагом проясняется в ней противоречи­вый, но необратимый рост народного самосо­знания, еще не пришедшего к итогу, еще находя­щегося в трудных исканиях. В этом смысле и сюжетная рыхлость, «незаконченность» произве­дения не случайна, а глубоко содержательна; она выражает по-своему пестроту и многообра­зие народной жизни, по-разному обдумывающей себя, по-разному оценивающей свое место в мире, свое предназначение. С этой же целью Н. использует все многоцветие устного народного творчества: сказочные мотивы пролога сменяют­ся былинным эпосом, потом лирическими песня­ми и, наконец, песнями Гриши Добросклонова, стремящимися стать народными и уже частично принятыми и понятыми народом. В развитии художественной мысли эпопеи подвергается со­мнению первоначальная формула спора, осно­ванная на собственническом понимании счастья, включающего в себя «покой, богатство, честь». С появлением Якима Нагого ставится под сом­нение критерий богатства: во время пожара Яким спасает картиночки, забыв о целковых, скопленных в течение всей многотрудной жизни. Этот же герой доказывает, что честь дворянская не имеет ничего общего с трудовой крестьянской честью. Ермил Гирин всей жизнью своею оп­ровергает первоначальные представления стран­ников о сути человеческого счастья. Казалось бы, Гирин имеет все, что надобно для счастья: «и спокойствие, и деньги, и почет». Но в критичес­кую минуту жизни он этим «счастьем» жертвует ради правды народной. Постепенно в сознании крестьянства рождается смутный еще идеал под­вижника, борца за народные интересы. Одновре­менно с этим и в сюжетном движении эпопеи на­мечается некоторый поворот. Забыв о богатых и знатных, мужики обращаются в поисках счастли­вого к народному миру, а он являет перед ними нового героя — Савелия, богатыря святорусско­го. Это уже стихийный народный бунтарь, спо­собный в критической ситуации произнести реши­тельное слово «наддай», под которое крестьяне закапывают живьем ненавистного немца-управ­ляющего. Савелий оправдывает свой бунт кре­стьянской философией: «Недотерпеть — пропасть, перетерпеть — пропасть». Но грозная богатыр­ская сила Савелия не лишена противоречий. Не случайно сравнивается он со Святогором — са­мым сильным, но и самым неподвижным богаты­рем былинного эпоса, а Матрена Тимофеевна за­являет иронически: «Такого-то богатыря могучего, чай, мыши заедят». В отличие от Савелия Матрена не терпит и на любую несправедливость отвечает немедленным действием: она ищет и находит выходы из самых драматических ситуа­ций, с гордостью говоря о себе: «Я потуплен­ную голову, сердце гневное ношу». В движении и развитии находятся у Н. не только отдельные герои от Якима Нагого до Савелия и Матрены, но и массовый, собирательный образ народа. Мужики деревни Большие Вахлаки после ре­формы разыгрывают «камедь» подчинения вы­жившему из ума князю Утятину, соблазнившись посулами его наследников-сыновей. В «После­дыше» Н. дает емкий сатирический образ кре­постнических отношений, тем более современный и многозначный, что и после половинчатой ре­формы крестьянство на много десятков лет ос­тавалось в фактической зависимости от господ. Но есть предел крестьянскому терпению: вос­стает на барина Агап Петров. История с Агапом рождает у вахлаков чувство стыда за свое по­ложение, игра в «камедь» подходит к концу и завершается смертью «последыша». В «Пире — на весь мир» народ справляет «поминки по кре­пям». В праздничное действо вовлекаются все: звучат народные песни освобождения. Далеко не однозначны, противоречивы и пестры эти песни на духовном пире народном. Иногда они контрастны по отношению друг к другу, как, напр., рассказ «Про холопа примерного — Якова верного» и легенда «О двух великих грешниках». Здесь поэма напоминает всероссийскую кресть­янскую сходку, мирской диалог. В разноречи­вый хор народных голосов органично входят песни Гриши Добросклонова, интеллигента-револю­ционера, знающего о том, что счастье может быть достигнуто в результате всенародной борь­бы за общие интересы. Мужики прислушиваются к Грише, иногда согласно кивают головами, но последнюю песню «Русь» Гриша еще не успел пропеть вахлакам. Потому и финал поэмы открыт в будущее, неразрешен: «Быть бы нашим стран­никам под родною крышею, / Если б знать могли они, что творилось с Гришею» (Т. V.—С. 235). Но странники не услышали песни «Русь» и не поняли, в чем заключается «воплощение счастия народного»: «Встали — небужены, / Вышли —непрошены, / Жита по зернышку / Горы нано­шены! / Рать подымается — / Неисчислимая. / Сила в ней скажется / Несокрушимая!» (V, 234).

В начале 1875 г. Н. тяжело заболел. Ни зна­менитый венский хирург Билльрот, ни мучитель­ная операция не могли приостановить смертель­ной раковой болезни. .Вести о ней вызвали поток писем, телеграмм, приветствий и адресов со всей России. Общенародная поддержка укрепила силы поэта, и в мучительной болез­ни он создает «Последние песни». Приходит время ' подведения итогов. Н. понимает, что своим творчеством он прокладывал новые пути в поэтическом искусстве. Только он решал­ся на недопустимую на прошлом этапе развития русской поэзии стилистическую дерзость, на сме­лое сочетание элегических, лирических и сати­рических мотивов в пределах одного стихотворе­ния. Он совершил существенное обновление тра­диционных жанров русской поэзии: ввел граж­данские мотивы в элегию («Элегия»), полити­ческие инвективы в романс («Еще тройка», 1867), социальные проблемы в балладу («Сек­рет. Опыт современной баллады», 1855). Н. рас­ширил возможности поэтического языка, вклю­чая в лирику сюжетно-повествовательное начало («В дороге»), элементы фельетона («Чиновник», 1844), традиции физиологического очерка («Пьяница», 1845). Н. творчески освоил, при­общив к современной поэзии, русский фольклор: склонность к песенным ритмам и интонациям, использование анафор, параллелизмов, повто­ров, «тягучих» трехсложных размеров (дактиля, анапеста) с глагольными рифмами, применение фольклорной гиперболы. В «Кому на Руси жить хорошо,» Н. поэтически обыгрывает пословицы, широко использует постоянные эпитеты, но, главное — он творчески перерабатывает фоль­клорные тексты, раскрывая потенциально зало­женный в них революционный, освободительный смысл. Необычайно расширил Н. и стилистичес­кий диапазон русской поэзии, используя разго­ворную речь, народную фразеологию, диалек­тизмы, смело включая в произведение разные речевые стили — от бытового до публицистичес­кого, от народного просторечия до фольклорно-поэтической лексики, от ораторско-патетического до пародийно-сатирического стиля.

Но главный вопрос, который мучил Н. :на протяжении всего творчества, заключался не в формальных проблемах «мастерства». Это был вопрос-сомнение, насколько его поэзия способна изменить окружающую жизнь и получить при­ветный отклик в крестьянской среде. Мотивы разочарования, порою отчаяния и хандры сме­няются в «Последних песнях» жизнеутвержда­ющими нотами. Самоотверженной помощницей умирающего Н. является Зина (Ф. Н. Викторова), жена поэта, к которой обращены лучшие его стихи. По-прежнему сохраняется у Н. житийная святость материнского образа. В стихотворении «Баюшки-баю» устами матери Родина обраща­ется к поэту с последней песней утешения: «Не бойся горького забвенья: / Уж я держу в руке моей / Венец любви, венец прощенья, / Дар кроткой родины твоей...» (III, 204).

На похоронах Н. возникла стихийная демон­страция. Несколько тысяч человек провожали его гроб до Новодевичьего кладбища. А на гражданской панихиде вспыхнул исторический спор: Достоевский в своей речи осторожно срав­нил Н. с Пушкиным. Из толпы революционной молодежи раздались громкие голоса: «Выше! Выше!» Среди оппонентов Достоевского наибо­лее энергичную позицию на этот счет занимал присутствовавший на похоронах Н. Г. В. Пле­ханов.

2.Тема Родины в лирике Некрасова

Тема родины занимает одно из ведущих мест в творчестве Некрасова. В произведениях, посвященных этой теме, поэт затрагивает наиболее острые проблемы своего времени. Для Некрасова была актуальна проблема рабства. Однако он рассматривал ее несколько в другом аспекте. Поэта прежде всего волнует рабская покорность крестьян. Это объясняется тем, что поэт видел в крестьянстве подлинную силу, способную обновить и возродить современную ему Россию. В стихотворении «Железная дорога» автор показывает, что идеи рабского смирения очень силь­ны в народе, даже тяжелый труд и нищета не могут изменить его мировоззрение:

Грабили нас грамотеи-десятники,

Секло начальство, давила нужда

Все претерпели мы, божий ратники,

Мирные дети труда!

Образ народа в стихотворении трагичен и масштабен. Автор искренним сочувствием рассказывает о тяжелой участи строителей. Иногда повествование приобретает характер документального свидетельства:

Видишь, стоит, изможден лихорадкою,

Великорослый, больной белорус;

Губы бескровные, веки упавшие,

Язвы на тощих руках,

Вечно в воде по колено стоявшие

Ноги опухли, колтун в волосах.

Описание бедствий народа поэт заканчивает восклицанием:

Вынес достаточно русский народ,

Вынес и эту дорогу железную —

Вынесет все, что Господь ни пошлет!

Вынесет все — и широкую, ясную

Грудью дорогу проложит себе...

Однако эти оптимистические строки заканчиваются горьким приговором поэта:

Жаль только — жить в эту пору прекрасную

Уж не придется — ни мне, ни тебе.

Поэт не надеется на то, что положение народа улучшится в ско­ром будущем прежде всего потому, что сам народ смирился со своей участью. Подчеркивая это, Некрасов заканчивает стихотворение безобразной сценой, которая еще раз доказывает, что психология крестьян-строителей — это психология холопов:

Выпряг народ лошадей — и купчину

С криком ура! по дороге помчал...

Образ России, «одержимой холопским недугом», возникает и в стихотворении «Размышления у парадного подъезда». Поэт идет от изображения городских сцен к описанию мужицкой России. Перед нами предстают образы крестьян-ходоков:

...Армячишко худой на плечах,

По котомке на спинах согнутых,

Крест на шее и кровь на ногах...

Крест — это символ мученичества, которое суждено нести крес­тьянину. Но поэт не только говорит о тяжелой участи крестьянст­ва. Он стремится показать глубину страданий всей народной Рос­сии. Обобщенный образ страдающей Руси возникает в песне-стоне мужиков:

...Родная земля!

Назови мне такую обитель,

Я такого угла не видал,

Где бы сеятель твой и хранитель,

Где бы русский мужик не стонал...

В этой части стихотворения Некрасов использует традиции рус­ской песни. Поэт часто употребляет повторы, характерные для на­родной поэзии:

Стонет он по полям, по дорогам,

Стонет он по тюрьмам, по острогам,

В рудниках, на железной цепи,

Стонет он под овином, под стогом,

Под телегой, ночуя в степи...

Сочувствуя народному горю, Некрасов в то же время утвержда­ет, что только сами крестьяне могут избавить себя от страданий. В конце стихотворения поэт спрашивает русский народ:

Что же значит твой стон бесконечный? Ты проснешься ль, исполненный сил?..

Некрасов верит в пробуждение народа, недаром в поэме «Кому на Руси жить хорошо» он с большой выразительностью рисует об­разы крестьян-борцов. С искренней симпатией показаны в поэме Ермил Гирин, Яким Нагой, Савелий — богатырь святорусский.

Некрасов также широко использовал в своих произведениях приемы народного творчества. Это, прежде всего, отразилось в поэме «Кому на Руси жить хорошо». Уже первые строчки поэмы вводят нас в мир народной сказки:

В каком году — рассчитывай,

В какой земле — угадывай,

На столбовой дороженьке

Сошлись семь мужиков...

Поэт сумел передать живую речь народа, его песни, присказки и поговорки, вобравшие в себя вековую мудрость, лукавый юмор, печаль и радость.

Некрасов считает своей ро­диной именно народную Россию. Все свое творчество он посвятил служению народным интересам, так как видел в этом главную за­дачу поэзии. Некрасов в своем творчестве утверждает принцип гражданственности поэзии. В стихотворения «Поэт и гражданин» он говорит:

Поэтом можешь ты не быть, Но гражданином быть обязан!

Это вовсе не означает: не будь поэтом, а будь гражданином. Для Некрасова истинный поэт — это и есть «отечества достойный сын». Подводя итог своему творчеству, Некрасов признавался:

Я лиру посвятил народу своему.

Быть может, я умру неведомый ему,

Но я ему служил — и сердцем я спокоен...

Таким образом, поэт видел смысл своего творчества имен­но в служении отечеству, поэтому тема родины занимает одно из ведущих мест в их поэзии.

3.Народ-труженник в творчестве Н.А. Некрасова

…В нашем отечестве роль писателя есть прежде всего роль… заступника за безгласных и приниженных.

Н. А. Некрасов.

С детства знакомы каждому из нас проникновенные стихи и поэмы Николая Алексеевича Некрасова. Создавая свои бессмертные произведения, поэт смотрел на жизнь глазами народа, рассказывал о ней его языком. С любовью, сочувствием и пониманием, с глубоким проникновением в самую суть жизни рисовал Некрасов простого человека. Он подмечал в нем живой ум, сметку, талант, большое человеческое достоинство, стремление к труду.

В творчестве Н. А. Некрасова труд занял одно из почетнейших мест. Поэт в своих стихотворениях правдиво рассказал о том, как живет и работает русский народ, показал его как подлинного строителя и творца жизни, «сеятеля и хранителя» богатств страны, «чьи работают грубые руки».

Труд – основа жизни, и только тот может себя по праву считать человеком, кто трудится, лишь тому откроются в будущей жизни небесные блага, кто на земле проводит время не в праздности, а в праведных трудах. Поэтому всякий положительный персонаж некрасовской поэзии – прежде всего хороший и умелый работник.

Лирик Некрасов как бы всегда среди людей, их жизнь, их нужды, их судьба его глубоко волнуют. И поэзия его всегда социальна.

В шестидесятые годы поэтом написано одно из самых значительных его произведений – знаменитая «Железная дорога». Эта великая песня мертвецов, строителей железной дороги, вскрывает бессовестную эксплуатацию предпринимателями труда русских крестьян. Поэт сумел нарисовать живую картину тяжелой жизни и бесправия рабочих:

Мы надрывались под зноем, под холодом,

С вечно согнутой спиной,

Жили в землянках, боролися с голодом,

Мерзли и мокли, болели цингой.

На невыносимые и бесчеловечные условия строители ж/д указывают не для того, чтобы посетовать на тяготы, перенесенные ими. Эти тяготы усиливают сознание высокой значимости сделанной ими работы, ибо трудились мужики на пользу общую. Бескорыстным трудом они служили Богу, а не личным целям, поэтому в эту лунную ночь любуются делом рук своих и радуются, что во имя Божие вынесли великие муки и страдания.

Слышишь ты пение?.. «В ночь эту лунную

Любо нам видеть свой труд…

Всё претерпели мы, божии ратники,

Мирные дети труда!»

В заключительной части Некрасов от образов обездоленных, стонущих мужиков переходит к широкому, обобщенному образу – стонущей Руси, переполненной великой скорбью народной.

Поэт верит, что русский народ добьется освобождения от эксплуататоров:

Да не робей за отчизну любезную…

Вынес достаточно русский народ,

Вынес и эту дорогу железную –

Вынесет всё, что господь ни пошлёт!

Вынесет всё – и широкую, ясную

Грудью дорогу проложит себе.

Среди русских поэтов Некрасов наиболее глубоко почувствовал и нарисовал трагически прекрасные образы вечных тружеников и страдальцев – бурлаков. Их жизнь он видел с детства, ребенком слышал их песни-стоны, увиденное и услышанное неизгладимыми чертами врезалось в память поэта. Некрасов рано понял, что

В мире есть царь: этот царь беспощаден,

Голод названье ему.

Беспощадный царь-голод сгоняет людей на волжские берега и заставляет тянуть непосильную бурлацкую лямку. В автобиографической поэме «На Волге» поэт описал то, что потом всю жизнь «забыть не мог»:

Почти пригнувшись головой

К ногам, обвитым бечевой,

Обутым в лапти, вдоль реки

Ползли гурьбою бурлаки…

Труд бурлаков был настолько тяжел, что смерть им казалась желанной избавительницей. Некрасовский бурлак говорит:

Когда бы зажило плечо,

Тянул бы лямку, как медведь,

А кабы к утру умереть –

Так лучше было бы ещё.

Всюду наряду с показом беспросветной тяжести крестьянской доли, Некрасов рисует могучие, сильные, светлые образы людей из народа, согретые авторской любовью. Это Иванушка – богатырского сложения, здоровенный детинушка, Саввушка – росту большого, рука, что железная, плечи – косая сажень.

«Трудничество»- характерная черта народных героев поэта. Мужика манит работа тяжелая, напоминающая богатырское деяние, в мечтах-думах он видит себя не иначе, как богатырем: пашет пески сыпучие, рубит леса дремучие. Прокл в поэме «Мороз, Красный нос» уподобляется почитаемому в крестьянстве труженику-богатырю:

Большие, с мозолями руки,

Подъявшие много труда,

Красивое, чуждое муки

Лицо – и до рук борода…

Вся жизнь Прокла проходит в тяжелой работе. На похоронах крестьянина «голосящие» родные вспоминают о его любви к труду как об одной из главных добродетелей кормильца:

Родителям был ты советник,

Работничек в поле ты был…

Эту же тему подхватывает в « Кому на Руси жить хорошо» Савелий, который, обращаясь к Матрене Тимофеевне, говорит:

Ты думаешь, Матренушка,

Мужик – не богатырь?

И жизнь его не ратная,

И смерть ему не писана

В бою – а богатырь!

Нет ни одной стороны крестьянской жизни, которая была бы обойдена Некрасовым. Мысль о бесправии и страданиях народа неотделима в творчестве поэта от другой мысли – о его незаметном, но подлинном величии, о дремлющих а нем неиссякаемых силах.

Тема нелегкой женской судьбы проходит через многие произведения Николая Алексеевича. В поэме «Мороз, Красный нос» автор рисует образ «величавой славянки». Некрасов рассказывает о трагической судьбе Дарьи, которая взяла на себя всю мужскую работу и от этого погибает. Восхищение поэта красотой крестьянки неразрывно сливается с восхищением перед её ловкостью и силой в труде.

Н. Чернышевский писал, что для женщины, которая «много работает», признаком красоты будет «необыкновенная свежесть, румянец во всю щеку». Именно этот идеал описывает Некрасов, видя в крестьянке сочетание внешней привлекательности и внутреннего, нравственного богатства, душевной стойкости.

Красавица, мира на диво,

Румяна, стройна, высока,

Во всякой одежде красива,

Во всякой работе ловка.

Судьба Дарьи воспринимается как типическая участь русской женщины из народа. Поэт неоднократно томечает это в своих стихах:

Три тяжкие доли имела судьба,

И первая доля: с рабом повенчаться,

Вторая – быть матерью сына раба,

А третья – до гроба рабу покоряться,

И все эти грозные доли легли

На женщину русской земли.

Говоря о мучительной женской участи, Некрасов не перестает воспевать удивительные духовные качества своих героинь, их огромную силу воли, чувство собственного достоинства, гордость, не задавленную тяжелыми условиями жизни.

С огромной поэтической силой поэт показывает горькую судьбу детей. Из дома их гнали «забота и нужда», на фабрике их ждал изнурительный, непосильный труд. Дети гибли, «высыхали» в фабричной неволе. Этим маленьким каторжникам, не знавшим отдыха и счастья, Некрасов посвятил стихотворение «Плач детей». Тяжесть труда, убивающего живую душу ребенка, однообразие его жизни поэт передает монотонным ритмом стихотворения, повторением слов:

Целый день на фабриках колеса

Мы вертим – вертим – вертим!

Бесполезно плакать и молиться,

Колесо не слышит, не щадит:

Хоть умри – проклятое вертится,

Хоть умри – гудит – гудит – гудит!

Жалобы детей, обреченных на медленное умирание у фабричного станка, остаются без ответа. Стихотворение «Плач детей» - это страстный голос в защиту маленьких тружеников, отданных голодом и нуждой в капиталистическое рабство.

Поэт мечтал о том времени, когда труд станет для человека радостным и свободным. В поэме «Дедушка» он показал, на какие чудеса способны люди, когда труд их свободен. «Горсточка русских», сосланных в «страшную глушь», бесплодную землю сделала плодородной, чудесно возделала нивы, вырастила тучные стада. Герой поэмы, старик-декабрист, рассказав об этом чуде, добавляет:

Воля и труд человека

Дивные дива творят!

Тема народа-страдальца и тема народа-труженика определяет лицо некрасовской поэзии, составляет её сущность. Через всё творчество поэта проходит мысль о физической и душевной красоте человека из народа, в которой Н. А. Некрасов видел залог светлого будущего.

4. Некрасов-сатирик.

Краткий анализ стихотворения «Колыбельная песня».

Стихотворение «Колыбельная песня» написано Некрасовым в 1845 году. Через повествование автора, через его наставления, скрытую критику показано предостережение младенца, заключающееся в сравнении его будущей жизни с жизнью отца. Но предостережение является не частным случаем, оно обращено ко всему человечеству. Сопоставив бессмертную любовь автора к Родине, его сострадание, боль за мучающуюся Россию можно сделать вывод о недовольстве Некрасовым имеющимся строем, уничтожающим всю суть русского бытия, испепеляющего, изматывающего простой труженический народ. Между строк можно проследить тему нелегкой крестьянской судьбы и захватившей всю России бюрократии, которая живет за счет взятничества, за счет чьи-то жизней, за счет чьего-то неоцененного труда. Русские чиновники никогда не отличались добронравностью и человеколюбием, но всегда имели уважение среди людей. Простой народ, побаиваясь за сое существование, вынужден был покорно поклоняться, выполнять все требования, пренебрегая своим мнением. Автор описывает блага при «жизни человечьей», но делает это с отвращением, тем самым обнажая свои истинный чувство, свою жестокую точку зрения:

Будешь ты чиновник с виду,

И подлец душой.

Провожать тебя я выйду-

И махну рукой!

Автор является ярым противником нечестно заработанного богатства, он показывает нам всю суть дармовой, богатой жизни. Некрасов объясняет нам, что существо, управляющее людьми, как скотом, наживающееся за их счет, за счет их страданий, не имеет носить гордого имени «человек». Поэт противостоит несправедливости и бесчестию. Называя младенца «безвредным» , «наивным», он говорит о душевной чистоте народе, его «неиспореченности». Своеобразность художественных средств, в который раз подчеркивает мастерство автора, которое так четко и разумно доносит до читателя основы несправедливости. Эпитеты, использованные автором, ещё раз доказывают нам главную цель произведения – показать людям последстви я расслоения общества, которое оставляет такой жестокий отпечаток в истории общества. Соотнося временя эволюции и времена написания стиха можно сказать, что история шла «на попятную», при этом уничтожая все наращенные потенциалы развития.

Подводя итог можно сказать, что Некрасов являлся истинным патриотом, так яро защищающим Родину. Вся та несправедливость, которая блудила вокруг «больной» России для Некрасова совпадается в одном понятии – бюракратия. И Некрасов был прав, ведь и сейчас именно этот фактор, к сожалению, добивает Россию….

5. Некрасов и Белинский.

Критическая деятельность молодого Некрасова явилась частью той борьбы за реалистическое и социальное начало в литературе, какую вели Белинский и писатели натуральной школы. Поэтому естественно, что его газетные статьи и рецензии скоро обратили на себя внимание Белинского - еще до того, как они познакомились. Мнения их часто совпадали; порой Некрасов даже опережал Белинского в своих оценках, поскольку тот печатался в «толстом» ежемесячнике («Отечественные записки»). Белинский, несомненно, бывал, удовлетворен, встречая рецензии, в которых молодой литератор язвительно высмеивал псевдоисторические повести К. Масальского и М. Загоскина, высокопарно-романтические стихи забытых ныне авторов и - что еще важнее – казенно-монархические сочинения Н. Полевого и Ф. Булгарина, претендовавших на первые места в литературе и журналистике.

Белинский надолго запомнил некрасовский фельетон. Через несколько лет, в 1847 году, он заметил в одном из писем: «…Некрасов – это талант, да еще какой! Я помню, кажется, в 42 или 43 году он написал в «Отечественных записках» разбор какого-то булгаринского изделия с такой злостью, ядовитостью, с таким мастерством, – что читать наслажденье и удивленье».

Это была высокая похвала в устах Белинского.

В середине 1842 года произошло знакомство Белинского и Некрасова. Некрасов сразу же понравился Белинскому. Знакомство вскоре перешло в дружбу. В кружке, который собирался вокруг критика, было немало талантливых людей, их связывали вполне дружеские отношения, но только в Некрасове Белинский увидел представителя новой разночинной интеллигенции, к которой принадлежал и сам.

Белинскому нетрудно было угадать подлинное призвание Некрасова. По словам И. И. Панаева, он полюбил его за «резкий, несколько ожесточенный ум, за те страдания, которые он испытал так рано, добиваясь куска насущного хлеба, и за тот смелый практический взгляд не по летам, который вынес он из своей труженической и страдальческой жизни и которому Белинский всегда мучительно завидовал». Белинский начал увлеченно работать над развитием Некрасова, над расширением его кругозора; он старался внушить ему те истины и то направление мысли, которые казались ему единственно справедливыми.

О чем были их разговоры? Конечно, о литературе, о новых книгах, о журналах, но, прежде всего о том, что особенно волновало в это время критика: с увлечением он развивал перед друзьями идею социализма, мысль о необходимости свободы для большинства. Некрасов был благодарным и внимательным слушателем. Нередко, засидевшись у Белинского часов до двух ночи, он потом долго бродил по пустынным улицам в возбужденном настроении – столько было нового и непривычного в том, что он слышал. В позднейших стихах Некрасов указал те предметы, которых чаще всего касался Белинский:

Ты нас гуманно мыслить научил,

Едва ль не первый вспомнил о народе

Едва ль не первый ты заговорил

О равенстве, о братстве, о свободе…

(«Медвежья охота», 1867)

Лозунги Великой французской революции, названные здесь, показывают, что Белинский с полной откровенностью излагал в кружке свои самые заветные убеждения. Некрасов понимал и ценил это. По свидетельству Достоевского, он благоговел перед Белинским. Отныне все главные литературные замыслы Некрасова, его издательские начинания складывались под влиянием идей и вкусов Белинского. Именно он убедил молодого писателя окончательно отказаться от мелкой литературной работы, считая, что для него уже пришло время приняться за большое сочинение. Некрасов так и поступил. Опираясь на весь накопленный запас петербургских впечатлений, он начал в 1843 году писать роман, озаглавленный «Жизнь и похождения Тихона Тростникова», который был опубликован лишь в 1931 году.

Существует множество фактов, о том, как Белинскому нравились стихи Некрасова. Так однажды, когда Некрасов читал в кружке Белинского стихотворение «В дороге» тот чуть не со слезами на глазах сказал ему:

• Да знаете ли вы, что вы поэт – и поэт истинный?

Известно так же, что Белинский так был увлечен стихотворением «Родина», что выучил его наизусть, переписал и послал своим знакомым в Москву.

Но не всегда Некрасов находил взаимопонимание у Белинского. Известен конфликт, который сам критик определил как «внутренний разрыв» с Некрасовым, продолжавшийся, впрочем, недолго, касался вопроса о положении Белинского в журнале и о его заработке.

Некрасов говорил, что для него встреча с Белинским была «спасением» . «Всем ему обязан», - заявлял он. Действительно, в формировании мировоззрения, в восприятии революционных идеалов Некрасовым роль Белинского была исключительно велика. Вспоминая уже в 1867 году эпоху 40-х годов, поэт писал:

Над уровнем тогдашним приподняться

Трудненько было; очень может статься,

Что я пошел бы горною тропой,

Но счастье не дремало надо мной;

Чрез одного мечтателя такого

Случайно я наткнулся на другого.

Сам за себя он громко говорил.

Кто зал его, кто был с ним лично близок,

Тот, может быть, чудес не натворил,

Но ни один покамест не был низок …

Почти ребенком я сошелся с ним.

В период цензурных запретов повышенный интерес к Белинскому начало проявлять Третье отделение, и только смерть (26 мая 1848 года) спасла его от крупных неприятностей. Об этом позднее писал и Некрасов в поэме, посвященной критику:

Настала грустная пора

И честный сеятель добра

Как враг отчизны был отмечен;

За ним следили, и тюрьму

Враги пророчили ему…

Но тут услужливо могила

Ему объятья растворила:

Замучен жизнью трудовой

И постоянной нищетой,

Он умер … Помянуть печатью

Его не смела…

Имя Белинского надолго сделалось запретным, и первым, кто все таки решился упомянуть его, был Некрасов.

Еще одно стихотворение о Белинском Некрасов напечатал в 1855 году. Оно называлось сначала «Памяти приятеля», а затем «Памяти Белинского».

В этом стихотворении Некрасов прославлял Белинского за его «помыслы прекрасные» и «высокую цель», говорил о его великом значении для всего последующего развития русской общественной мысли:

И с дерева неведомого плод

Беспечные беспечно мы вкушаем.

Нам дела нет, кто возрастил его,

Кто посвящал ему и труд и время…

Некрасов написал поэму «В.Г. Белинский» (1855), запечатлев мужественный образ критика-трибуна. В этой поэме любовно отображен характер деятельности «неистового Виссариона». Преклоняясь перед памятью своего учителя, Некрасов рассказывает о жизни и печальной участи Белинского:

Он честно истине служил,

Он духом был смелей и чище,

Зато и раньше проложил

Себе дорогу на кладбище.

Все лучшее, что могло нарисовать воображение революционного поэта,

Некрасов приписывает Белинскому. Он для Некрасова учитель в самом высоком смысле этого слова, он провозвестник счастливой жизни и борьбы с угнетением:

О! Сколько есть душой свободных

Сынов у родины моей,

Великодушных, благородных

И неподкупно верных ей,

Кто в человеке брата видит,

Кто зло клеймит и ненавидит,

Чей светел ум и ясен взгляд,

Кому рассудок не теснят

Преданья ржавые оковы,–

Не все ль они признать готовы

Его учителем своим?…

И в 60-х годах, под влиянием дорогих поэту воспоминаний, Некрасов вновь пишет о Белинском, давая высокую оценку его личности и революционной роли. Поэт признавался:

Я лучший перл со дна души достал,

Чистейшее мое воспоминанье!

Неоднократно в своих произведениях Некрасов выражал скорбь, что имя Белинского предается забвенью, что его могила затеряна:

Кто знал его, забыть не может,

Тоска по нем язвит и гложет,

И часто мысль туда летит,

Где гордый мученик зарыт.

Насколько Некрасов дорожил памятью о Белинском, насколько горячо и искренне он стремился воскресить его в сознании общества, показывает его письмо к цензору Бекетову. Цензор вычеркнул несколько страниц в статье «Современника», где говорилось о Белинском. Тогда Некрасов обратился к цензору с таким умоляющим письмом: «Почтеннейший Владимир Николаевич, бога ради восстановите вымаранные Вами страницы о Белинском… Будьте друг, лучше запретите мою «Княгиню», запретите десять моих стихотворений кряду, даю честное слово: жаловаться не стану даже про себя».

Белинский с присущей ему проницательностью первый предсказал, что Некрасов будет иметь большое значение в литературе.

Некрасов занял в литературном мире выдающееся место потому, что его талант питался передовыми идеями 40-х годов. И в ту глухую эпоху он решительно и до конца отстаивал кровные интересы русского народа. Именно Некрасов, - в значительной мере благодаря влиянию Белинского, - оказался идеологически и теоретически подготовленным к той великой роли в литературе, которую сыграть ему в полной мере удалось позже, лет через десять, в обстановке большого общественного подъема, при поддержке Чернышевского и Добролюбова.

6. Использованная литература:

1. А.В. Папаев «Некрасов Сатирик», Москва, 1973год.

2. Школьная библиотека, Н.А. Некрасов «Избранное», Москва, 1983год.

3. Школьная библиотека, Н.А. Некрасов «Избранная лирика», Москва, 1986 год.

4. Библиографический словарь «Русские писатели» (М-Я), том 2, Москва, 1990 год.