Судьбы восточнославянских народов в глобальном контексте

СУДЬБЫ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИХ НАРОДОВ В ГЛОБАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ

СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ПРОГНОЗИРОВАНИЯ

Нынешняя конференция Санкт-Петербургского университета обладает ценной возможностью прямого диалога представителей различных научных дисциплин, собравшихся в критический период развития восточного славянства. Исчерпанность прошлого и установление нового социального порядка в жизни наших народов порождают и новое мышление. Прототип такого мышления набрал своей силы в Западной Европе и Северной Америке в период после “великой депрессии”. Тот же, по сути, тип мышления устанавливается сегодня в других странах с развитием “трансформационных процессов”. Именно он множит численность агентов социального действия, продвигая ситуацию в регионе и мире по пути коэволюции и усиливая тем самым взаимозависимость человека, общества и природы.

Конец ХХ века вошёл в историю как период “глобализации”. В определенном смысле можно сказать, что впервые за долгий период после ойкумены времен Римской империи, вновь появились основания говорить о существовании Всемирной истории как интегрального опыта всех цивилизаций и народов. Одновременно для всей системы общественных и гуманитарных наук (“наук об обществе и наук о мышлении”, по Ф. Энгельсу) актуализировалась задача периодизации всемирного исторического процесса.

На сегодня существует огромный массив самой разнообразной критической и апологетической литературы, которая наряду с фундаментальной идеей цикличности не менее активно эксплуатирует идею “линейного прогресса”. Более того, похоже, двухсотлетний юбилей Великой французской революции и исход второго тысячелетия со дня Рождения Христова венчали лавры декартовой рациональной традиции, сменяющей единство множественностью, качество количеством. Говоря словами известного Дж. Беркли, эта традиция принесла “духовное” в жертву “материальному”, а интуицию и высший Принцип – в жертву эмпиризму и прагматизму (“здравому смыслу”)ⁱ.

Банальная истина затянувшейся неформальной дискуссии состоит в обнажении слабых сторон, которые выявляла практика односторонней абсолютизации идей вульгарного “линейного прогресса” и вечного “возвращения на круги своя”. К тому же доминировавшие среди историков подходы и использовавшийся ими аналитический инструментарий практически исключали космический фактор, принимающий, как установил в начале ХХ столетия известный русский естествоиспытатель А.Л. Чижевский, существенное участие в становлении и развитии истории.

Одной из задач представляемого на обсуждение научной общественности авторского исследовательского проекта является синтез традиций общественных и гуманитарных дисциплин в сфере социологии истории. Основное содержание авторской концепции изложено в книге “Общественное развитие от Рождества Христова”, вышедшей в мае 2000 года в издательстве Верховной Рады Украины. В данной статье будут затронуты лишь некоторые из ее аспектов.

И так, заметим, что в основе авторского подхода лежит идея цикличности, которая достаточно широко присутствует в современном научном дискурсе. Например, современный российский исследователь Л.М. Синцеров выделяет в истории человечества два больших глобальных интеграционных цикла, которые развертывались на протяжении ХIХ-ХХ веков.

Первый из них – был связан с расцветом Британской империи (1846–1914). Затем, по мнению российского исследователя, наступил период глобальной дезинтеграции, охвативший две мировые войны (1914–1945). Наконец, с 1946 года наступил второй глобальный интеграционный цикл, содержанием которого стало “второе рождение глобального капитализма”ⁱⁱ.

Нам представляется, что приведенная выше попытка “выделения” цикла на основе интеграционных и дезинтеграционных процессов, сопровождающих соответственно стабильный и кризисный периоды развития стран, регионов и мира (цивилизации) в целом не лишена своего объективного основания. В определенном смысле можно также согласиться и с мыслью Л.М. Синцерова о “втором рождении глобального капитализма”. Ведь так или иначе, нынешняя волна “трансформационных процессов” сопряжена с радикальной экономической реформой, в результате которой угасает перспектива плановой экономики и в тоже время все активнее вступает в свои права рыночное хозяйство. Этот процесс, по мнению аргентинской исследовательницы К. Саломон, сопровождается глубокими структурными изменениями экономических отношений, вызывающих нарушение долгосрочной экономической динамики, описанной известным русским экономистом Н.Д. Кондратьевым (1892-1938)ⁱⁱⁱ. Существенные изменения – укрепление финансового и ослабление производственного секторов экономики – усматривает в нарастающем сегодня монетаризме Л. Ларуш, директор американского шиллеровского института науки и культуры, автор концепции “физической экономики” и автор проекта “стратегической оборонной инициативы” (СОИ). Анализируя, в частности, увеличивающийся разрыв между темпами роста финансового и производственного секторов экономики он приходит к пессимистическому демографическому прогнозу – выводу о резком (на три четверти в течение жизни одного поколения) сокращении народонаселения Земли, если человечество не примет экстраординарных мер по целенаправленному укреплению основ “физической экономики”^iv.

Характер происходящих в современном мире изменений действительно позволяет говорить о глобализации трансформационных процессов, результаты которых, как нам представляется, уже в первой четверти ХХI столетия будут не просто охватывать значительную часть современных наций-государств, их общественных институтов, но и станут определяющим содержанием современной цивилизации в целом. Правда, было бы логично предположить о наличии в мировом сообществе (“глобальном социальном объекте”) своеобразного баланса, вследствие которого рост числа стран, испытывающих трансформационные процессы, будет уравновешиваться определенным количеством стран, для которых более естественными станут противоположные (по направленности и содержанию) трансформационным процессам революционные тенденции развития.

Однако и сегодня, и завтра не будет ошибкой сказать, что современное поколение людей является свидетелями масштабных реформаторских изменений в мире. Определяющим фактором такого развития мировых процессов является рост и синхронизация прорывов в сфере научно-технической революции. Лежащий в основе новой мощной волны НТР интеллектуальный потенциал трансформирующихся объединенных наций способен в нынешней ситуации (завершения больших космических циклов) к синергетическому эффекту и, таким образом, к созданию прогнозированного Священным писанием “Нового Неба и Новой Земли”.

Уже сегодня достаточно четко просматриваются черты ближайшего будущего  входящей в свои права постиндустриальной эпохи, наступление которой ещё в 60-70-х годах довольно точно прогнозировал А. Тоффлер. Сейчас мы живём в период четвертой информационной революции. Первая была связана с изобретением человеческого языка, что и сделало человека человеком, превратив его в действительного субъекта истории. Этот факт, собственно, и отражен в религиозной традиции, которая гласит, что “вначале было слово”. Вторая информационная революция была связана с изобретением письменности. Это великое открытие привело к возникновению могущественных государств. Третья информационная революция была связана с изобретением книгопечатания, развитие которого создало фундаментальные предпосылки для научно-технического прогресса. Наконец, четвёртая информационная революция, которая происходит на наших глазах, связана с современными информационными технологиями, бурное развитие которых позволяет говорить о становлении информационного общества.

Постиндустриальная эпоха породила свою идеологию – постмодернизм, отрицающий так называемые метатеории и скептически относящийся к теоретическому обоснованию возможности социальной инженерии. В то же время, становление качественно нового  постиндустриального общества, сопутствующие ему усложнение социальной структуры, динамика социальных отношений и стремительно меняющаяся социальная реальность настойчиво ставят на повестку дня вопрос о создании адекватных новым условиям общественного развития средств социального прогнозирования.

Искомые прогностические средства, их эффективность и надежность должны, очевидно, отвечать кардинально меняющимся политическим, экономическим, демографическим, социально-культурным, физиологическим и психологическим основам жизнедеятельности человека и общества. Иными словами, решить актуальную научную проблему можно только на междисциплинарной основе. История и география – две родные сестры. Историческая география является вспомогательной научной дисциплиной для обеих наук. Социология же возникла как законное дитя гуманитарных и точных научных дисциплин.

Авторский коллектив, который я имею честь представлять, ещё только формируется, в том числе определяется и сфера общих интересов. В частности – это развитие теоретических вопросов социологии истории, глобальные технологии и прогностика.

Представленное в книге “Социальное развитие от Рождества Христова” конспективное изложение концепции социально-исторического развития имеет объектом анализа жизненный цикл общества как субъекта исторического процесса.

Прикладное значение концепции состоит в разработке универсальной модели эпохального исторического цикла как инструмента анализа и прогноза развития человечества (всемирной истории), истории отдельных стран и континентов.

“Всюду, где ставится вопрос о действии,  писал Н.Д. Кондратьев, – то есть о том, чтобы так или иначе изменять окружающий мир, тем самым ставится вопрос о знании и прогнозе”^v.

Казалось, что после попперовской уничижительной критики “историцизма”, вести речь о научном прогнозировании будет невозможно. Скажем, можно ли предопределить решение проблемы государственных границ? Традиционно, радикальное их изменение происходит вследствие войн, когда страны-победители навязывают побеждённым странам свои условия послевоенного геополитического устройства. Но кто бы мог предположить в середине 80-х годов ХХ века, что не пройдёт и десяти лет, как политическая карта “старого континента” – Европы радикально изменится вследствие распада СССР, Чехословакии и Югославии.

Интенсивные общественные изменения последнего периода будят творческую мысль. Именно в этот период и кристаллизуется идея исследовательского проекта как синтеза различных научных дисциплин.

Характерной чертой проекта является его ориентация на принцип цикличности развития.

Циклический характер присущ психическому развитию личности, определяющей основой которого является деятельность (С.Л. Рубинштейн, А.Н. Леонтьев). Развивая положения культурно-исторической теории, Д.Б. Эльконин выдвинул концепцию периодизации психологического развития личности, основанную на понятии “ведущей деятельности”. Историческое же происхождение ведущих видов деятельности позволяет провести аналогию между индивидуальной и общественной (социетальной) психикой^vi.

Каждая эпоха в историческом развитии личности состоит из закономерно связанных между собой двух периодов. На первом этапе происходит усвоение задач, мотивов, норм деятельности, развитие эмоционально–потребностной сферы. На втором – формирование операционно-технических возможностей. Переход от одной эпохи к другой происходит вследствие возникновения несоответствия между операционно-техническими возможностями и задачами, мотивами деятельности, на основе которых они сформировались.

Аналогичная смена эпох, видимо, имеет место в развитии общества, в котором морально-этический план сменяется политико-правововым, иррациональное поведение уступает место рациональному, универсальное образование трансформируется в функциональную грамотность, а фундаментальная наука уступает место эксперименту и прикладным исследованиям. При этом внешний природно-космический фактор (экстремумы солнечной активности) играет роль своеобразного пускового механизма общественных перемен.

На основе оригинального теста цветовых предпочтений и разрабатываемой системы социетальных (общесистемных) показателей исследовательской группе удалось методологически и отчасти инструментально обеспечить верификацию научной гипотезы о правомерности рассмотрения универсальной модели личностного и общественного развития, а также начать работы по выявлению механизма смены социетальных показателей, отражающих принципиальные изменения в поведении социальных (индивидуальных и общественных) систем.

В качестве теоретической основы использовались такие бинарные шкалы, как: “экстраверсия/интровесрия”; “рациональность/иррациональность”; “эмоциональность/прагматичность”; “сенсорность/интуитивность”; “экстернальность/интернальность”; “интенциональность/экзекутивность”.

Экспериментальные работы проводились с использованием бинарной шкалы “интенциональность/экзекутивность”, которая позволила определить гендерное характеристики ряда социальных (общественных) объектов. В частности, в 1992 году нам впервые удалось определить такие характеристики для Украины (62:38), России (56:44) и Белоруссии (37:63). Нам удалось также зафиксировать начало общесистемных изменений в Украине, которые начались в 1994 году и динамика которых имеет место до сих пор.

Есть основания полагать, что дальнейшая разработка социетальных показателей и их определение для стран мира создаст возможности для развития экспериментальных работ по реконструкции истории и прогнозу общественного развития на уровне стран, регионов и мира в целом.

Для дальнейшего развития перспективного, на наш взгляд, научного направления начаты работы по созданию информационного интернет-портала, используя который мы рассчитываем получить необходимые социетальные характеристики по 50 странам всемирной выборки. Возможно и единовременное получение необходимых эмпирических данных, однако такой подход требует на порядок больше и денежных затрат (порядка 400.000 USD).

Исходя из задач адаптации к новым тенденциям общественного развития, на наш взгляд, есть основания предлагать переход от традиционной “двухтактной” модели развития – эволюция-революция к более адекватной “четырёхтактной” модели – универсальному эпохальному историческому циклу.

Итак, развитие любого социума осуществляется через развертывание эпохальных циклов, каждый из которых состоит из двух нормативных (“инволюция” и “эволюция”) и двух переходных (“революция” – “коэволюция”) периодов.

После радикальных изменений, которые несет в себе революция, наступает период инволюции, содержание которого направлено, образно говоря, на “усвоение” качеств, приобретённых обществом в предыдущем цикле своего развития. В определенном смысле можно говорить о формировании в инволюционном периоде новой “мотивационной” основы общественной системы. Эта мотивация формируется во всех сферах жизнедеятельности общества  в экономике, политике, образовании, науке, культуре, искусстве. В результате складываются социальные механизмы (поколенческой и институциональной) преемственности. Период инволюции протекает на фоне относительного “свертывания” прежней (существовавшей до революции) динамики развития социальных процессов и упрощения общественной структуры, что дает в целом основание говорить о социальной регрессии. Вновь укрепляет свои позиции традиционализм. Чем дальше все очевиднее набирает силы модель так называемого “закрытого общества”, ориентированного на собственные силы и экстенсивный путь развития. Коллективный интерес в таком обществе становится высшей ценностью, которая собственно и определяют рамки свободы индивида. Социализация подрастающего поколения здесь ориентирована на формирование “универсального” человека, в основе которого лежит эмоционально-чувственный психологический тип личности.

Период эволюции наоборот, характеризуется социальной прогрессией - расширением социальных процессов, усложнением социальной структуры и инновационной активностью граждан, среди которых доминирует рациональный (когнитивный) психологический тип поведения личности. Есть предпосылки к смене межгосударственных и социокультурных границ. Стабильными являются только изменения.

Нормативные (стабильные) периоды закономерно чередуются переходными (кризисными) периодами в развитии общества.

Коэволюция – является фазовым переходом от нормативного периода “инволюции” к нормативному периоду “эволюции”. С точки зрения академика Н.Н. Моисеева коэволюция – это “стабильное не равновесие”^vii. Иными словами речь идёт о такой модели общественного развития, при которой достаточно интенсивные количественные изменения ещё не привели, говоря терминологией синергетики, к смене аттракторов, или качественной смене сущности сложной системы. В период коэволюции меняется лишь полярность системных (социетальных) качеств общества.

В период же революции происходит кардинальная смена социетальных характеристик – “обобщение” результатов развития социума на протяжении всего эпохального цикла и открытие нового цикла.

Таким образом, схему универсального эпохального цикла условно можно представить следующим образом: революция – инволюция – коэволюция – эволюция.

Теперь обратим наше внимание на проблему исторической судьбы восточнославянских народов в контексте нашей концепции.

Первый эпохальный цикл истории Украины уходит в историю Киевской Руси. Революционный этап цикла связан с географическим, военно-политическим освоением пути из “варяг в греки”. Это время от княжения Олега до завоевательных походов Святослава (964-969). Начало инволюционного периода первого эпохального цикла идентифицируется с принятием в 988 году христианства по византийскому обряду, то есть с выбором цивилизационной принадлежности. Коэволюционная фаза цикла связана с монголо-татарским нашествием (1237-1240), а эволюционная фаза с существованием украинских земель в составе Великого княжества Литовского.

Революционный этап второго эпохального цикла открывается народно-освободительным восстанием во главе с Б. Хмельницким (1648-1654). Инволюционный период связан с началом периода Руины, инкорпорацией украинских земель в состав России и Польши. Коэволюционный период начался с попыток проведения буржуазно-демократических реформ в Российской империи с 1861 г., однако он прерывается революционными событиями 1917-1921 годов. Весь советский период своей истории Украина оставалась в инволюционном состоянии. Коэволюционный период начался с 1991 года – с момента распада СССР.

Гипотетичная схема российской истории может быть представлена в следующем виде. Революционный этап первого эпохального цикла связан с политическим отделением Северо-восточных княжеств от Киевского княжеского стола. Инволюционная фаза цикла идентифицируется с монголо-татарским нашествием или с выбором “евразийской” геостратегии. Коэволюционная фаза первого эпохального цикла связана с правлением Ивана Грозного. (“Судебник” 1550 г., взятие Казани 1552 г., опричнина 1565-1572 гг.). Эволюционный этап первого эпохального цикла российской истории связан с территориальной экспансией, начавшейся с похода Ермака в Сибирь 1581 г. Этот исторический период метко охарактеризовал В.О. Ключевский: “государство пухло, а народ хирел”.

Революционный этап второго эпохального цикла открывается вестернизаторскими реформами Петра Великого (1698-1725). Инволюционный период, начавшись сразу после смерти Петра, продолжался до поражения России в Крымской войне (1854). Коэволюционный поворот был связан с попытками проведения буржуазных реформ в середине ХIХ века, однако он был прерван революцией 1917 года. Весь советский период идентифицируется с инволюционной фазой развития. Коэволюционный поворот произошёл с распадом Советского Союза.

Методология представленной авторской концепции дала основания говорить о несоответствии циклов развития Украины и России, с одной стороны, и Белоруссии с другой.

Первый эпохальный цикл белорусской истории начинается в ХI веке с политического отделения от Киева. Инволюционная фаза цикла продолжалась до ХVII века. Коэволюционная фаза первого эпохального цикла была связана с подключением белорусской истории к украинской и российской во времена деятельности Б. Хмельницкого. И здесь намечается различие. В конце ХVII века Белоруссия, похоже, вступает в эволюционный этап развития, который был актуальным для неё и в советский период истории. А в 1991 году. Белоруссия, в отличие от Украины и России, вступила в революционный этап развития второго эпохального цикла. Напомним, что для России и Украины актуальным остается коэволюционный этап цикла.

Границы между княжествами, различными государственными образованиями восточнославянских народов были подвижными на протяжении всей истории.

Напомним, что украинско-российская государственная граница существенно преобразилась после событий 1917-1921 годов.

В докладной записке в ЦК ВКП (б) “Об урегулировании государственной границы между УССР и РСФСР” говорилось, что за это время к УССР были присоединены территории с 278081 жителем, а в состав РСФСР переданы территории с 478009 жителями^viii. Однако в советский период это была только административная граница.

Ситуация изменилась в связи с распадом СССР. В августе 1991 года тогдашний пресс-секретарь президента Бориса Ельцина П. Вощанов заявил о необходимости пересмотра границ между союзными республиками. Это был бы прямой путь в ад гражданской войны, которая развивалась бы по сценарию, худшему, чем балканский, поскольку на постсоветской территории было ядерное оружие. Единственно верным было решение о признании де-факто существовавших на то время границ между союзными республиками государственными.

После подписания 31 мая 1997 года в Киеве Договора о дружбе, сотрудничестве и партнёрстве между Украиной и Российской Федерацией ускорился переговорный процесс о делимитации и демаркации государственной границы, что является естественным процессом с точки зрения международного права.

Это не означает, что между восточнославянскими народами автоматически вырастает стена отчуждения. Нас связывает слишком многое. Зримым подтверждением этого стало открытие 22 декабря 2000 года в Санкт-Петербурге памятника Тарасу Шевченко, гений которого пробудился в вашем великом городе.

Следует отметить, что достаточно нестабильными являются внутренняя федеральная территориальная структура Российской федерации. Решение чеченской проблемы военными методами является лишь паллиативом. Однако эта проблема ставит под угрозу сохранение евразийского российского цивилизационного пространства как арены взаимодействия между различными культурами и мировыми религиями.

Создание в мае 2000 года семи федеральных округов по идее должно было гарантировать единство политико-правового и рыночного российского цивилизационного пространства. Не секрет, что существуют стратегические планы расчленения и овладения российским пространством, например, З. Бжезинский серьёзно рассматривает перспективу создания Сибирской республики (Якутия-Саха занимает особо важное положение в любом геополитическом раскладе), суверенизации мусульманских республик (Татарстан, Башкортостан, Ингушетия, Чечня). Новодворская видит гарантию сохранения демократической России только как национального государства, а не как евразийской квазиимперии, пусть даже в пределах “Московского княжества”.

Против политико-географической централизации власти выступает, например, Союз правых сил (СПС), считающий, что Россия как демократическое государство может существовать только как федерация.

Но это уже тенденция следующего - эволюционного периода, который вступит в свои права в начале эпохи Водолея (после 2003 года), если этому будет содействовать “глобальный контекст” - необходимые “социетальные” изменения в нынешних странах-лидерах социального прогресса, прошедших в 20-30 –х годах опыт “Великой депрессии”.

Украина после апрельского 2000 года конституционного референдума также двигается в направлении федерализации. Однако решение этой проблемы будет связано также с переходом к эволюционному этапу исторического развития.

Максимум через лет пять западная граница Украины станет восточной границей Европейского союза. Вместо “железного занавеса” времён “холодной войны” возникнет “золотой занавес”, отделяющий Европу богатых от восточноевропейских “бедных родственников”.

Если представить модель евро-континентального развития в виде эллипса, мы можем говорить о переносе центра тяжести от одной его части к другой. В данном случае речь идёт о возможности погружения в начале ХХІ века Европейского союза в период потрясений, который ещё А. Тоффлер назвал “футурологическим шоком”^ix. В этом случае инициатива развития перейдёт к Восточной Европе. В этом регионе весьма вероятно, что Украине может быть отведена культурно-цивилизационная роль Бельгии в нынешней Западной Европе. То есть речь идёт об особой миссии культурно-политического центра.

“Путь России в материнскую Европу лежит через Киев. Это не великодержавный путь нового присоединения Украины к России, а покаянный путь присоединения России к Киеву как к центру возрожденческого византийского движения. Историческая судьба Киева стать духовной столицей возрождённого славянства”^x. Можно согласиться с этой прогностической точкой зрения российского политолога Панарина. Ясно, что восстановление в старой форме бывшего Советского Союза является утопической идеей, которая всё больше теряет социально-политическую поддержку. Однако это не исключает, а, наоборот, предполагает поиск новых форм интеграции. Будет ли это модель Европейского Союза или модель Евразийского Союза покажет будущее. Ясно одно, что переход Украины и России к заключительной фазе коэволюционного этапа универсального эпохального цикла предполагает усложнение в том числе и пространственных структур. Возможно, будет преодолена тенденция конца ХХ века, связанная с распадом больших социокультурных пространств, ведь процесс глобализации имеет две одинаково значимые составляющие – регионализацию и интеграцию. Соотношение между этими тенденциями и будет определять судьбу восточнославянских народов в ХХI веке.

Список литературы:

Генон Рено. Кризис современного мира. – М., 1991.

Синцеров Л. Длинные волны глобальной интеграции // Мировая экономика и международные отношения. – 2000. – №5. – С. 56-64.

Саломон К. Культурная экспансия и экономическая глобализация // Мировая экономика и международные отношения. – 2000. – №1. – С. 105-115.

Ларуш Л. Меморандум: “Перспективы возрождения народного хозяйства России” / Шиллеровский институт науки и культуры; Пер. с англ. проф. Т.В.Муранивского. – М., 1995.

Кондратьев Н.Д. Проблемы предвидения // Вопросы конъюнктуры. – М., 1926. – Т.2. – Вып.1.

Афонін Е.А., Бандурка О.М., Мартинов А.Ю. Суспільній розвиток від Різдва Христового = Social Development AD. – К., 2000. – С. 178-179.

Моисеев Н.Н. Ещё раз о проблеме коэволюции // Вопросы философии. – 1998. – №8. – С. 32.

Сергійчук В. Етнічні межі і державний кордон України. – К., 2000. – С. 21.

Тоффлер А. Футурошок. – СПб., 1997.

Панарин А.С. Политология. – М. , 1999. – С. 365.

АФОНИН Эдуард Андреевич, доктор социологических наук, профессор, президент Украинского общества содействия социальным инновациям

МАРТЫНОВ Андрей Юрьевич, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории Украины Национальной академии наук Украины