Эмоции и познавательные процессы - избирательное влияние эмоций

Ян Рейковский

Экспериментальная психология эмоций.

(Стр 133-151.)

Часть вторая

ВЛИЯНИЕ ЭМОЦИЙ НА ПОВЕДЕНИЕ — РЕГУЛЯТОРНАЯ ФУНКЦИЯ ЭМОЦИЙ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ЭМОЦИИ КАК ПРОЦЕСС, ОРГАНИЗУЮЩИЙ ПОВЕДЕНИЕ

Возникновение эмоционального процесса приводит к формированию новых форм реагирования. Иногда эмо­циональные реакции бывают бурными и внезапными, воз­никая почти сразу после действия возбуждающего агента. Такая эмоция принимает форму аффекта.

Но эмоции могут формироваться и постепенно, дли­тельное время оставаясь латентными; в таком случае не наблюдаются ни специфические эмоциональные проявле­ния, ни какие бы то ни было следы в сознании — су­ществует только повышенная готовность к эмоциональной реакции.

В дальнейшем появляются организованные изменения в поведении. Сначала это могут быть преимущественно “сопутствующие” экспрессивные изменения, позднее эмоциональный процесс распространяется на все большее число афферентных путей, все меньше места остается неэмоциональному поведению. Одновременно происходит осознание протекающего эмоционального процесса и свя­занных с ним изменений в процессах регуляции. Оно может опережать появление внешних изменений, однако бывает, что человек длительное время не отдает себе отчета в своих эмоциях, в лучшем случае наблюдает их последствия в виде тех или иных непонятных проявлений своего поведения. Иногда эмоции вовсе не находят отражения в сознании.

Эмоция, получившая достаточную силу и организо­ванность, приобретает способность оказывать большое влияние на функциональное состояние различных психических механизмов. Организующая функция эмоций проявляется в нескольких различных формах:

в форме выразительных движений,

в форме эмоциональных действий,

в форме высказываний об испытываемых эмоциональ­ных состояниях,

в форме определенного отношения к окружающему.

Рассмотрим эти формы более подробно.

§ 1. Выражение эмоций — мимика, пантомимика, вокализация

Идентификация мимического выражения. Исследова­ние мимического выражения эмоций началось более 100 лет назад. Одним из первых возник вопрос: почему у человека в эмоциональном состоянии специфически из­меняется напряжение различных лицевых мышц?

Классической попыткой ответить на этот вопрос была теория Ч. Дарвина, изложенная им в работе “Выражение эмоций у человека и животных” (1872). Дарвин выдви­нул гипотезу, согласно которой мимические движения об­разовались из полезных действий. Другими словами, то, что сейчас является выражением эмоций, прежде было реакцией, имевшей определенное приспособительное зна­чение. Мимические движения, возникшие из преобразо­ванных полезных движений, представляют собой либо ос­лабленную форму этих полезных движений (например, оскаливание зубов при гневе является остаточной реак­цией от использования их в борьбе), либо их противопо­ложность (например, расслабление мышц лица — улыбка, выражающая приветливость, является противополож­ностью напряжения мышц, характерного для враждебных чувств), либо прямое выражение эмоционального возбуж­дения (дрожь — это следствие напряжения мышц при мобилизации организма, скажем, для нападения) (см. Szewczuk, 1966, т. -2, с. 69).

Согласно Дарвину, мимика обусловлена врожденными механизмами и зависит от вида животных. Отсюда сле­дует, что мимические реакции должны быть тесно связа­ны с определенными эмоциями. Установление таких свя­зей сделало бы возможным распознавание эмоций по мимическому выражению.

Оказалось, что теория Дарвина верна лишь отчасти, так как мимическое выражение не полностью детерминировано врожденными факторами. Об этом свидетельст­вуют многочисленные наблюдения и экспериментальные данные. Множество исследований было посвящено выяс­нению того, способен ли человек—и в какой мере— правильно распознавать мимические реакции других людей. В этих исследованиях использовалось три вида материала: рисунки мимических реакций, фотографии изображения эмоций актерами и фотографии спонтанного выражения эмоций.

Исследования, в которых использовались рисунки мимических реакций, исходили из положения, сформули­рованного еще в 1859 г. немецким анатомом Пидеритом, Согласно которому мимическое выражение можно охарак­теризовать при помощи нескольких элементарных выразительных движений (Woodworth, Schlosberg, 1955, с. 113);

Пидерит составил множество схематических рисунков;

На основе этих рисунков Боринг и Титченер создали взаимозаменяемые изображения отдельных частей лица и, комбинируя их, получили 360 схем мимического выраже­ния. При предъявлении этих вариантов испытуемым каж­дый из них казался вполне естественным. Однако, когда нужно было назвать эмоцию, соответствующую этим изображениям, мнения оценивающих обнаружили довольно большие расхождения; так, лицо, которое должно выражать, по мнению авторов, презрение, описывалось такими понятиями, как упрямство, рассеянность, неодоб­рение, пренебрежение, отвращение; большинство (34% испытуемых употребили, однако, определение “презре­ние”.

Но в отдельных случаях наблюдалось совпадение суж­дений. В табл. 4 приведены результаты группы, состоя­щей из 1300 испытуемых.

Таблица 1

Поскольку испытуемые должны были выбирать оп­ределения из списка, содержащего 18 названий, получен­ные результаты значительно превышают случайные и свидетельствуют о том, что черты, выделенные Пидеритом, достаточно хорошо соответствуют выражению отдель­ных эмоций.

Аналогичное исследование было проведено с фотогра­фиями актеров, изображавших различные эмоции. Лангфелд установил, что число правильных оценок чувств, которые хотел изобразить актер, составляет от 17 до 58%, то есть не выше, чем число правильных оценок профилей Пидерита. Установлено также, что объяснение и упраж­нение могут улучшить результаты оценок (Woodworth, Schlosberg, 1955, с. 116; см. также Kalina, 1960).

Шкала мимического выражения. В рассмотренных экспериментах оценки испытуемыми выражения лица имели качественный характер и классифицировались дихотомически (как правильные или неправильные).

При таком подходе не учитывается, однако, то, что выражение некоторых эмоций является весьма сходным. Так, в упоминавшемся эксперименте с рисунками Пидерита многие испытуемые определяли выражение лица, которое должно было передавать состояние неожиданности как “изумление”; это не является большой ошибкой, так как оба выражения лица имеют между собой много общего. Это наводит на мысль, что отдельные формы мимического выражения не являются качественно осо­быми и их можно представить в виде некоторого конти­нуума, построив шкалу мимического выражения. Первая попытка построить такую шкалу принадлежит Вудвортсу. Позднее эта шкала была усовершенствована Шлосбергом (Woodworth, Schlosberg, 1955, с. 124—128; Schlos­berg, 1952).

Шкала Шлосберга является круговой. Она включает шесть основных категорий:

1) любовь, радость, счастье;

2) удивление;

3) страдание, страх;

4) решимость, гнев;

5) отвращение;

6) презрение.

Чем больше расстояние между отдельными позициями на шкале, тем менее сходны соответствующие мимические выражения; но поскольку шкала имеет круговую форму,

(рисунок приложен в архиве)

Рис. 11. Шкала мимического выражения Шлосберга. На осях “принятие—непринятие” и “удовольствие— неудовольствие” отмечено 9 ступеней, характери­зующих силу проявления реакций. Цифры с краю (1,00, 2,00 и т. д.) обозначают качественно раз­личные пункты шкалы; цифры внутри круга оз­начают номера расположенных на шкале изобра­жений Фруа-Витманна

за пунктом 6 следует пункт 1, это означает, что эти вы­ражения являются родственными. Согласно Шлосбергу, мимические выражения на этой круговой плоскости мож­но описать при помощи двух координат, характеризую­щих два основных измерения эмоций:

удовольствие — неудовольствие (от пункта 1 до пункта 4),

принятие — непринятие (от пункта 2,5 до пункта 5,5)

Удаление по оси от края к центру указывает на все более слабое проявление данного мимического выражения; в центре находится нулевая точка — нейтральное выражение. Дальнейшее перемещение по этой же оси в направлении края будет означать усиление противоположного выражения.

Пользуясь такой шкалой, Шлосберг провел ряд иссле­дований, в которых испытуемые должны были расклады­вать фотографии согласно принципу предложенной им шкалы. Было установлено, что ошибки оценок колебались в довольно узких пределах. Правильность оценок зависе­ла от степени выраженности эмоций в мимике, то есть от удаленности оцениваемого изображения от центра системы координат; чем ближе оно к краю (то есть чем сильнее экспрессия), тем правильнее были оценки.

Успешность исследований, опирающихся на шкалу Шлосберга, говорит о том, что предположение о существо­вании континуума различных мимических выражений, а также выделение двух измерений этих выражений осно­вываются на верных предпосылках.

В более поздних работах Шлосберг дополнил свою схему третьим измерением, отражающим уровень акти­вации, который он назвал измерением интенсивности. Полюса этого измерения составляют, с одной стороны, сон, с другой—напряжение (tension). Ось этого изме­рения так наклонена к плоскости двух предыдущих, что максимум напряжения положительно коррелирует с состоянием неудовольствия (Schlosberg, 1954).

Рассмотрим эти три измерения подробнее. Первое из них, удовольствие — неудовольствие, соответствует об­щепринятой характеристике эмоций как полярного явле­ния с положительным или отрицательным знаком. Труднее интерпретировать второе измере­ние: принятие (внимание) — непринятие. Описывая это измерение, Шлосберг поясняет, что “внимание” (англий­ское attention мы переводим как “принятие”) характери­зуется максимальной установкой и готовностью рецепто­ров к приему раздражении (как, например, при неожи­данности, удивлении), тогда как “непринятие” должно означать “закрытие путей” для поступления раздраже­нии, как это бывает в случае презрения или отвращения (Schlosberg, 1952, с. 222). Однако возникает сомнение, правильно ли концепция рецепторной готовности описы­вает полученные факты. При круговой шкале из нее сле­дует, что выражение любви не предполагает установки рецепторов на прием раздражителей — максимальное выражение любви соответствует нулевой точке на шкале “принятие — непринятие”. Сомнительным представляется также то, что максимум неудовольствия соответствует мимике гнева, а не мимике страдания. Третье измерение Шлосберга не вызывает сомнений; оно соответствует вы­деленному нами выше измерению “степень возбуждения”. Не вполне ясно только, действительно ли при положи­тельных эмоциях невозможно достижение такой степени возбуждения, которая характерна для отрицательных эмоций. Повседневные наблюдения этого не подтвержда­ют. Данную интерпретацию мимического выражения эмо­ций следует, видимо, принять как гипотезу, нуждающую­ся в дальнейшем анализе. Можно ли рассматривать ре­зультаты исследований Шлосберга как довод в пользу того, что отдельные эмоции имеют устойчивое мимиче­ское выражение и что с помощью специально разрабо­танной шкалы можно с большой точностью идентифици­ровать эти выражения?

На этот вопрос нельзя ответить утвердительно. В исследованиях Шлосберга использовались фотографии людей, изображавших различные эмоции, поэтому следо­вало бы выяснить, допускает ли такую интерпретацию спонтанное выражение эмоций.

Спонтанное выражение эмоций. Исследование подлин­ных эмоций сталкивается со значительными трудностя­ми. Действительно, как получить достаточно большое число различных фотографий подлинных эмоциональных реакций. Как вызвать у человека реальное пережива­ние эмоций, не вторгаясь в его жизнь? Стремясь преодолеть подобные затруднения, некоторые психологи прибе­гали к весьма драматическим методам. К наиболее из­вестным из такого рода исследований относятся экспери­менты Лэндиса (Crafts, Schneiria, Robinson, Gilbert, 1938).

Лэндис проводил свои эксперименты в 20-х годах (результаты их опубликованы в 1924 г.). Это были, не­сомненно, очень жестокие эксперименты. Так, чтобы выз­вать сильные отрицательные эмоции, за спиной испыту­емого неожиданно раздавался выстрел; испытуемому приказывали отрезать большим ножом голову живой белой крысе, а в случае отказа экспериментатор сам у него на глазах совершал эту операцию; в других случаях испы­туемый, опуская руку в ведро, неожиданно находил там трех живых лягушек и одновременно подвергался удару электрического тока, и т. д. Но именно поэтому в экс­перименте Лэндиса удавалось вызывать подлинные эмоции.

На протяжении всего эксперимента испытуемых фото­графировали. Чтобы облегчить объективное измерение мимических реакций, основные группы мышц лица обво­дились углем. Это позволяло впоследствии — на фотогра­фиях — измерять смещения, которые происходили при различных эмоциональных состояниях в результате со­кращения мышц.

Попытки установить, какие группы мышц участвуют в выражении отдельных эмоциональных состояний, дали отрицательные результаты. Вопреки ожиданиям оказа­лось невозможным найти мимику, типичную для страха, смущения или других эмоций (если считать типич­ной мимику, характерную для большинства людей).

Следует подчеркнуть, что типичные мимические кор­реляты не были найдены не только для ситуаций, которые классифицировались как вызывающие страх, смущение и т. д., но и для тех эмоциональных состояний, которые определялись так самими испытуемыми (то есть для тех случаев, когда последние утверждали, что они испыты­вали страх, отвращение и т. п.).

Вместе с тем было установлено, что у каждого испы­туемого есть некоторый характерный для него репертуар мимических реакций, повторяющихся в различных си­туациях: закрывать или широко раскрывать глаза, морщить лоб, открывать рот и т. д.

Эти результаты противоречат как данным, получен­ным в других вышеупомянутых исследованиях, так и повседневному опыту.

Некоторый свет на причину такого несоответствия другим исследованиям проливают данные дополнительных опытов, проведенных Лэндисом с тремя из его испытуе­мых. Он просил их попытаться изобразить некоторые эмоции, испытанные ими в эксперименте (религиозные чувства, отвращение, страх и т. д.). Оказалось, что мимическая имитация эмоции соответствовала общепринятый формам экспрессии, но совершенно не совпадала с , выражением лиц тех же самых испытуемых, когда они -•⁾ переживали подлинные эмоции. Таким образом, следует различать общепринятую, конвенциональную, мимику как признанный способ выражения эмоций спонтанное проявление эмоций.

Представление о том, что по выражению лица можно судить об испытываемых человеком эмоциях, верно, если оно относится к конвенциональным мимическим реакци­ям, к тому своеобразному языку мимики, которым пользу­ются люди для преднамеренного сообщения о своих уста­новках, замыслах, чувствах. Возможно, что это представ­ление верно и в отношении спонтанной мимики, но при условии, что имеются в виду хорошо знакомые люди. Когда нам приходится долго общаться с человеком, мы узнаем, что такое-то выражение лица означает у него раздражение, тогда как другое — восторг. Помимо общего языка эмоций, необходимо знать еще язык индивидуаль­ный, то есть язык мимики конкретного человека. Обыч­но мы постигаем язык эмоций лишь близких нам людей.

Исследования Лэндиса указывают на необходимость различения, непроизвольных мимических реакций, которые являются автоматическим следствием переживаемых эмоций и произвольных выразительных действий, возни­кающих в результате намеренного сокращения мышц лица. Об этом же говорят данные исследований, посвященных изучению развития мимики ребенка.

У младенцев мимика является сравнительно бедной. Гудинаф обнаружила у десятилетней слепоглухой девоч­ки хорошо сформированные мимические схемы почти всех видов, описываемых шкалой Вудвортса и Шлосберга. Это значит, что мимические схемы являются врожденны­ми. Согласно наблюдениям других авторов, у слепых де­тей плохо формируются произвольные мимические реакции, но спонтанное выражение чувств не отличается от зрячих; с возрастом мимика зрячих становится все более выразительной и богатой, тогда как мимика сле­пых детей либо не изменяется, либо становится еще более бедной (цит. по: Woodworth, Schlosberg, 1955, с. 130— 131).

Таким образом, на формирование мимического выра­жения эмоций оказывают влияние три фактора :

врожденные видотипичные мимические схемы сответствующие определенным эмоциональным состояниям;

приобретенные, заученные, социализированные спосо­бы проявления чувств подлежащиё произвольному контролю;

индивидуальные экспрессивные особенности, придающие видовым и социальным формам мимического выражения специфические черты, своиственные только данному индивиду.Следует отметить, что такая индивидуальная специфика может быть как более, так и менее выраженной” Так, например; в группе из 12 испытуемых Колмен выделил: только двух, у кого мимика была выразительной и обнаруживалась устойчивая связь между эмоциями и их выражением (там же, с. 120).

Пантомимика, выражение, эмоций голосом. Исследо­вания жестов и голоса выявляют влияние аналогичных факторов. Так, эксперименты, в которых эмоции опреде­лялись по заснятым на кинопленку движениям рук опытного актера, показали, что уровень точности оценок является примерно таким же, как при определении эмоций по выражению лица.

В состоянии эмоционального возбуждения обычно возрастает сила голоса, а также значительно изменяются его высота и тембр. Отдельные интонационные колебания высоты могут охватывать целую октаву.

Неоднократно предпринимались попытки выявить при помощи звукозаписи вызываемые эмоциями изменения голоса. Однако в виду множества факторов, от которых зависят особенности записи, эти попытки до сих пор не увенчались успехом.

Выражение эмоций голосом, так же как и мимическое выражение, имеет как врожденные видотипичные компоненты, так и приобретённые — социально обусловленные и формирующиеся в процессе индивидуального развития "компоненты. Врожденными механизмами обусловлены такие проявления, как изменение силы голоса (при измене­нии эмоционального возбуждения) или дрожание голоса (под влиянием волнения). При усилении эмоционального возбуждения возрастает количество функциональных еди­ниц, актуализированных к действию, что оказывает влияние на усиление активации мышц, участвующих в го­лосовых реакциях,

Иногда сильное возбуждение может, напротив, прояв­ляться в уменьшении силы голоса "(можно говорить шипящим от ярости голосом). Эта форма является след­ствием сочетания врожденной тенденции к усилению го­лоса под влиянием эмоций и приобретенной способности не издавать слишком сильных звуков.

Что касается движений всего тела — пантомимики, то здесь удалось выявить одну отчетливую комплексную реакцию, возникающую в ответ на сильный внезапный раздражитель, прежде всего звуковой. Это так называемая реакция вздрагивания (startle pattern).

Некоторые авторы считают, что эта реакция предшествует собственно эмоциональным реакциям. К последним можно относить лишь более развитые ее формы. Эти более развитые формы носят явный отпечаток со­циальной обусловленности.

Межкультурные различия в выражении эмоций. Исследования поведения людей, принадлежащих к раз­ным культурам, обнаружили, что в сфере выражения эмоций встречаются как универсальные типы реакций, так и специфические для отдельных исследовавшихся культур. Это можно проиллюстрировать данными Кляйнберга (1938), который провел анализ китайской литера­туры с точки зрения описания выражения эмоций.

Он установил, что для описания страха, например, используются следующие выражения: “Все дрожали, а их лица были цвета глины”; “Волосы стали дыбом, и по телу побежали мурашки”; “Холодный пот покрыл его тело; он беспрерывно дрожал”; “Ее ноги будто приросли к земле; она готова была кричать, но уста ее были немы”. Все приведенные здесь описания вполне понятны евро­пейцу, что указывает на сходство выражения страха в разных культурах.

Для описания гнева используются такие выражения:

“Он заскрежетал зубами, стирая их в порошок”; “Его глаза широко раскрылись и стали круглыми” (что у нас означает, скорее, удивление или страх); “Был так раз­гневан, что несколько раз лишался чувств”. У нас, ско­рее, сказали бы “лишился чувств от потрясения” или “лишился чувств от страха”.

(Кляйнберг сообщает, что когда в разговоре с китайцем он выразил удивление по поводу того, что от гнева можно лишиться чувств, то услышал в ответ, что для китайца столь же удивитель­ным кажется тот факт, что в викторианскую эпоху женщины так легко падали в обморок в затруднительных ситуациях. Таким образом, автор считает, что обморок также является социально обусловленной формой выражения эмоций.)

Такое выражение, как “высунул язык”, означает удивление, “потирал ухо и щеку” — удовлетворение, тогда как “хлопнул в ладо­ши” — беспокойство или неудовлетворение. Китаянка постукивает пальцем по затылку своего ребенка, выражая таким способом неудовлетворение, и потирает пальцем щеку, вместо того чтобы сказать “стыдно”.

Таким образом, принимая во внимание те формы вы­ражения эмоций, описания которых встречаются в худо­жественной литературе разных культур, можно отметить, что язык эмоций содержит как общие элементы, сходные для разных культур, так и элементы специфические для определенных культур. Возникает вопрос: какие "именно формы выражения имеют универсальный характер и ка­кие — специфический? Чтобы ответить на этот вопрос, полезно познакомиться с данными, собранными социальными антропологами, этнографами и путешественниками. Рассмотрим, что именно в отдельных культурах означают определенные эмоциональные реакции. При этом будем опираться на обзор Кляйнберга (1948).

Слезы являются почти универсальным признаком печали. Однако нормы культуры оказывают влияние на эти формы реакций, определяя, когда, каким образом и как долго следует плакать. Так, в Черногории на погре­бальной церемонии женщины и мужчины должны пла­кать в разное время. Мексиканские индейцы плачут во время некоторых религиозных церемоний, а после их завершения возвращаются к типичному для них радост­ному настроению. Андаманцы, например, плачут при встрече с людьми, которых они давно не видели, а также после установления мира между воюющими сторонами;

родственники, но видевшиеся несколько педель или ме­сяцев, при встрече обнимаются, усаживаются рядом и обливаются слезами (там же, с. 185).

Смех является довольно распространенным признаком радости и удовлетворения. Нередко с помощью смеха выражается также презрение и насмешливое отношение. В Китае смех может означать гнев, а в более давние вре­мена он был также формой поведения, предписываемой слуге, который, например, сообщал господину о своем несчастье с улыбкой, чтобы уменьшить значение несчастья и не беспокоить им почтенное лицо. В Японии проявление печали и боли в присутствии лиц более высокого положения рассматривалось как демонстрация неуважения. Поэтому человек, которому делается выговор, должен улыбаться, однако следует помнить, что смех, при ко­тором обнажаются задние зубы, также является оскорбительным для вышестоящего лица.

В некоторых приведенных примерах смех является формой, предписываемой нормами культуры, чтобы скрыть отрицательные эмоции. Такую же функцию смех может выполнять и в нашей культуре; так, у детей смех довольно часто бывает реакцией на ситуацию, вызыва­ющую отрицательные эмоции.

Более значительные различия наблюдаются в выра­жении радости. Так, например, на Таити для выраже­нии радости люди иногда причиняют себе боль. Уилсон (цит. по: Klineberg, 1948, с. 194) приводит пример старой женщины, которая, неожиданно встретив сына, от радости исцарапала себя до крови. Подобные формы проявления радости наблюдались среди аборигенов Австралии. И все же самой распространенной формой выражения ра­дости является смех.

Рассматривая отдельные эмоции и разные формы их выражения, можно заметить, что некоторые из них по­нятны людям разных культур, тогда как другие можно понять только в рамках определенной культуры. Это раз­личие, как предполагает Кляйнберг, отчасти связано с тем, что эмопии различаются своими социальными функ­циями. Некоторые эмоции, например гнев, любовь, заин­тересованность, презрение, явно направлены на окружающих и являются формой взаимодействия между челове­ком и его социальной средой. Другие же (например, "страх, печаль) имеют более эгоцентрический характер, и являются ответом на то, что произошло с человеком.

Правда и эгоцентрические эмоции имеют социальное значение (люди, например, хотят показать, что они пе­чалятся из-за чужого несчастья, что кого-то боятся), но это является их вторичной функцией.

Все, что касается отношений между людьми, как правило, предполагает четкие нормы, обязательные для всех членов данной культуры, поэтому эмоции, направленные на других в большей степени, чем эгоцентрические эмоции, подвержены влиянию культуры. Понятно, что эмоции направленные на окружающих, характеризуются более значительными межкультурными различиями. Эго­центрические эмоции, поскольку они выполняют функцию передачи информации о личных отношениях, также под­вергаются регулирующему влиянию культуры. Таким образом, обычной реакцией в состоянии печали является плач, но особые правила устанавливают, при каких об­стоятельствах, в какой степени и как долго можно пла­кать. Обычным проявлением удовлетворения является смех, но особые правила определяют, когда и каким об­разом можно смеяться.

Взаимозависимость эмоций и их выражения. Рас­смотренные данные говорят о том, что связь между эмо­циональными процессами и их выражением (мимическим, вокальным, пантомимическим) является весьма сложной. У новорожденных все эти три формы реакций характе­ризуются слабой организацией. Сравнительно хорошо организованными являются реакции лицевых мышц и некоторых органов (сосудодвигательные реакции, напри­мер покраснение). По мере развития формируются опре­деленные комплексы реакций, охватывающие мышцы лица и всего тела. Организация такого рода реакций но­сит, по-видимому, врожденный характер (как это следует из наблюдений над слепорожденными). Возмож­но, что при очень сильных эмоциях организация реак­ций существенно нарушается; в результате исчезают дифференцированные мимические схемы и возникают силь­ные сокращения отдельных групп мышц либо некоторые мышцы внезапно перестают действовать, что проявляет­ся в форме специфических гримас, характерных для ин­дивида, но не зависящих от вида переживаемых эмоций (см. эксперимент Лэндиса). Некоторые эмоции связаны с достаточно определенны­ми тенденциями к реакциям, которые хотя спонтанно и не становятся полностью организованными, но под влиянием научения возникают легче, чем другие. Так, эмоция страха способствует, видимо, научению реакции убегания, а эмоция гнева — реакции нападения. Маленький ребенок не умеет ни убегать, ни нападать, но, пo всей видимости, он сравнительно легко научится убегать, когда испытает страх.

Таким образом, можно предположить, что у человека существует готовность к определенного рода реакциям, или, иначе говоря, готовность к более легкому научению определенным способам поведения. Научение направ­ляется социальными нормами; благодаря научению воз­никают также и такие реакции, которые могут не иметь никакой “природной” связи с той или иной эмоцией.

Благодаря научению выражение эмоций становится организованным, а вместе с тем и относительно однород­ным у всех членов данной культуры. Кроме того, оно создает возможность намеренного выражения эмоций, а также контроля над этим выражением. В результате вы­разительные движения приобретают характер специфи­ческого “языка”, при помощи которого люди раскрывают друг другу свои позиции и отношения, сообщают то, что они переживают.

Таким образом, в обществе, помимо членораздельного языка, выполняющего функции накопления, организа­ции и передачи опыта, существует еще язык выразитель­ных движений, функция которого заключается в непо­средственном выражении того, что чувствует человек. Этим языком в совершенстве овладевают актеры, приоб­ретая способность пластически передавать эмоции, вызы­ваемые в результате произвольного намерения.

Использование языка эмоций. В нашей культуре каждый учится понимать и использовать язык эмоций, однако не каждый достигает при этом удовлетворитель­ных результатов.

Овладение языком эмоций требует усвоения общепри­нятых в данной культуре форм их выражения, а также. понимания индивидуальных проявлений эмоций у людей, с которыми человек живет и работает. Что касается зна­ния типичных норм выражения эмоций, то большинства людей способно овладеть ими без особых затруднений. Поэтому понимание эмоционального смысла, заключен­ного в мимике, жестах, голосе актера, не вызывает труд­ностей. Казалось бы, невысокая точность опознания, полученная в экспериментах с идентификацией эмоций по фотографиям, свидетельствует об обратном. Однако эти результаты требуют учета одного обстоятельства. Дело в том, что паши суждения об эмоциональном состоянии других людей обычно бывают основаны не только на наб­людениях за выражением лица, но также и на наблюде­нии за жестами и голосом. Кроме того, существует еще один весьма важный класс данных — данных о ситуа­ции, в которой находится человек. Одно и то же мими­ческое выражение, наблюдаемое в разных ситуациях, будет истолковываться по-разному. Стало быть, когда мы утверждаем, что какой-то человек выглядит печальным, то это в известной мере объясняется тем, что, зная ситу­ацию, в которой он оказался, мы ожидаем от него нменно такой эмоции.

При распознавании эмоций используется вся доступ­ная информация о поведении наблюдаемого лица и ситу­ации, в которой он находится. Об этом свидетельствует эксперимент Экмана, в котором испытуемым предъявля­лись фотографии, изображавшие определенное лицо во время двух фаз специально проводившейся клинической беседы: в фазе стресса, создававшей напряжение и отри­цательные эмоции, и в фазе разрядки, когда этому лицу объяснялась причина стресса. Испытуемые должны были определить, какие из фотографий относятся к первой фа­зе и какие — ко второй. Оказалось, что испытуемые могли правильно оценить фотографии (на уровне значимости 0,05 в одной серии и 0,01 — в другой), если видели ситу­ацию, в которой находилось наблюдаемое лицо, то есть если фотография изображала также и человека, прово­дившего беседу. Если же фотографии нужно было оценить .без этой дополнительной информации, правильность суж­дений не превышала уровня случайности (Tomkins, Izard, 1966, гл. XIII).

Трудности и ошибки при оценке выражения эмоций объясняются несколькими причинами. На оценку оказы­вает влияние прежде всею собственное состояние наблю­дателя. В этом отношении восприятие эмоций подчиняет­ся тем же самым общим закономерностям, что и воспри­ятие вообще (см. гл. 4, § 2). Сильное влияние на оценку эмоций оказывает и внушение. Так, в одном из экспе­риментов, проведенном еще в 20-х годах Фернбергером, испытуемые должны были определить эмоции, изобра­женные на фотографиях. В дальнейшем те же самые фотографии экспонировались с предварительным сооб­щением о том, что они дояжны выражать, и с просьбой оцепить, достаточно ли хорошо они это делают. Получен­ные результаты представлены в табл. 5.

Таблица 5

(Цит. по: Woodworth, Schlosberg, 1955, с. 115)

Как видно из этой таблицы, внушение оказывает на оценку эмоций большое влияние. Однако следует заме­тить, что не во всех случаях внушение воспринималось с одинаковой легкостью; в некоторых случаях оно почти единодушно отвергалось (например, когда лицо выра­жало ужас, а сообщалось, что это внимание). Таким об­разом, словесное внушение, а, по-видимому, также и вну­шение, содержащееся в самой ситуации, не полностью определяют оценку выражения эмоций; здесь обнаружи­ваются большие индивидуальные различия (Лангфелд, цит. по: Woodworth, Schlosberg, 1955, с. 116).

Примером внушения, содержащегося в самой ситуа­ции, может служить факт, установленный в эксперимен­тах, проведенных в Брендисском университете (Maslow, 1962); в них одни и те же фотографии предъявлялись трем группам испытуемых, находящихся в трех разных помещениях. Одно из помещений было изысканно обстав­лено, второе — вполне обычно, а в третьем были призна­ки беспорядка и запустения. Оказалось, что, когда фо­тографии рассматривались в неубранной комнате, изоб­раженным на них людям приписывались иные состояния, чем в том случае, когда они рассматривались в изыскан­но обставленной комнате.

Понимание языка эмоций требует не только знания общих норм выражения эмоций, типичных для данного общества. Оно требует еще способности и готовности ана­лизировать специфический язык окружающих людей и обучаться ему.

Далеко не каждый хочет и может осуществить такой анализ и усвоить индивидуальные языки эмоций. Это обусловлено разными причинами. Одни чрезмерно сосре­доточенны на собственной личности и поэтому неспособны замечать и правильно оценивать состояние других людей. У других невнимание к окружающим связано с чувством собственного превосходства. У третьих такие затрудне­ния в овладении языком эмоций объясняются чувством тревоги. Это может быть тревога, связанная с эмоциями других людей (если в прошлом опыте данного лица они были по преимуществу отрицательными), или тревога, связанная с собственными эмоциями и побуждающая данное лицо избегать всего того, что могло бы вызвать у него эмоции; вследствие этого человек не замечает про­явления эмоций v других людей.

Встречаются, разумеется, и такие люди, которые не стремятся понимать выражения эмоций у других людей потому, что это им по той или иной причине выгодно.

Не только понимание, но и само выражение эмоций может вызывать затруднения.

Некоторые люди не умеют выражать эмоции потому, что не усвоили необходимых принятых в обществе форм выражения.

Другие люди боятся выдать свои собственные чувст­ва. Это может быть страх перед утратой самоконтроля или боязнь порицания со стороны окружающих (боязнь быть скомпрометированным, отвергнутым или осме­янным).

Иногда бедность выражения обусловлена врожденны­ми факторами. Считается, что степень экспрессивности определяется также и этнической принадлежностью. Так, широко распространено представление о том, что амери­канские индейцы очень сдержанны в проявлении своих чувств. Однако такое представление не соответствует действительности. При определенных обстоятельствах эти невозмутимые индейцы могут проявлять очень сильные эмоции, например, оплакивая смерть жены или ребенка. То же самое можно сказать о китайцах или японцах, которых также считали очень сдержанными в выраже­ния своих чувств. Но оказалось, что китайцы, воспи­танные в других, культурах, могут стать столь же экс­прессивными, как и европейцы.

В заключение следует сказать, что, хотя биологические и этнические факторы и нельзя исключать из числа детерминант выражения эмоций, решающее значение принадлежит процессу научения.

Иногда большая сдержанность в проявлении чувств бывает связана с усвоением норм поведения, господству­ющих в семье или вообще в непосредственном окруже­нии ребенка.

Степень эмоциональной экспрессивности. Оказывает существенное влияние на характер межличностных отно­шений. Чрезмерная сдержанность приводит к тому, что человек воспринимается как холодный, равнодушный, высокомерный. В некоторых случаях это вызывает только удивление, в других — порождает неприязнь и стано­вится препятствием для установления нормальных отно­шений между людьми. Можно думать, что развитие способности адекватно выражать свои чувства в соответству­ющий момент и с надлежащей интенсивностью является одной из главных проблем социального развития челове­ка. Чрезмерная или недостаточная эмоциональная экс­прессивность, ее неадекватность условиям — один из важнейших источников конфликтов в межличностных отно­шениях.

Но эмоциональный процесс обусловливает формирова­ние не только тех или иных выразительных реакций, но и более сложных, развернутых и продолжительных форм поведения — эмоциональных действий.