Скульптурный миф русской демократии

Хочется надеяться, что дискуссия о возвращении памятника Дзержинскому на Лубянку приобрела хотя бы на время академический характер. Сам я, есте ственно, с готовностью подписал по этому поводу вполне патетическое воз звание, распространявшееся Союзом правых сил, хотя риторика в духе «Марс ельезы» о кровавых тиранах и зловещих силах, готовящих нам новый террор, на мой взгляд, мало помогала понять суть происходящего. Уместней, пожалу й, было бы вспомнить неудобоцитируемую народную мудрость насчет того, чт о и почему лучше не трогать. Однако поскольку прямая опасность вроде бы пока отступила, то имеет смыс л задуматься о содержании разыгравшегося на наших глазах скверного ане кдота. Как всегда, именно в символическом измерении обнаруживают себя мн огие важные механизмы исторической динамики. Прежде всего, обращает на себя внимание необыкновенно минималистская э стетика этого столкновения идолопоклонников и идолоборцев. Речь идет н е о том, чтобы разрушить или воздвигнуть монумент, но исключительно о его перемещении на сравнительно небольшое расстояние. Семиотика городског о пространства оказывается столь интенсивной, что несколько километро в пути, которые может проделать статуя, оказываются значимыми для фундам ентального изменения всего политического ландшафта страны. Сама пространственная организация предполагаемого действа с неизбежн остью определяет его базовую метафору. Речь идет о возвращении бронзово го Феликса из временного изгнания на свое законное место, которое до сих пор пустует. При этом как бы подразумевается, что основанием для такого р ешения должны стать не столько реабилитирующие, сколько, условно говоря , смягчающие обстоятельства. Приверженцы Дзержинского не пытаются изоб разить основание ВЧК его заслугой, а все больше упирают на беспризорнико в и железные дороги, подкрепляя эти доводы суждениями об эстетических до стоинствах памятника и о необходимости центральной вертикали для заве ршения ансамбля Лубянки. По сути дела, московские власти обещали нам про явить милосердие — бедняга уже достаточно настрадался на Крымском вал у. Конечно, такого рода оправдывающиеся интонации вовсе не исключают того, что нам предлагают проект полномасштабной реставрации, — вопрос состо ит только в том, что именно собираются реставрировать. Едва ли хоть кого-н ибудь из нашей политической элиты, бубнящей сегодня об уважении к истори ческому прошлому, воодушевляет перспектива возрождения красного или к акого бы то ни было еще террора. А если, боже упаси, нашей стране суждено ещ е раз оказаться под властью террористического режима, то он будет устана вливаться под совсем иными знаменами и вряд ли захочет записать в свои с вятцы польского шляхтича и рыцаря мировой революции. Объектом историче ской ностальгии в данном случае является вовсе не героическая эра, когда Дзержинский расстреливал заключенных и опекал беспризорников, а куда б олее памятные всем времена, когда он стоял посередине площади и взирал с постамента на Детский мир и Политехнический музей. Как известно, памятник Дзержинскому был построен в 1958 году, и сам культ пре дседателя ВЧК был создан в эпоху оттепели. С выбытием из советского пант еона Сталина и его соратников и недореабилитацией расстрелянных им рев олюционных вождей вроде Троцкого, Зиновьева и Бухарина место рядом с Лен иным оказалось предательски пустым. Рано умерший Феликс Эдмундович, воп лощавший популярную в ту пору романтику революции и Гражданской войны, о казался тут как нельзя кстати. С помощью поднятого на щит слова «чекист» сотрудники новопреобразованного Комитета государственной безопасно сти отделывались от неприятных ассоциаций с НКВД, возводя свою генеалог ию поверх голов дискредитированных Берии и Ежова к куда более политичес ки приемлемым образцам. Некогда Николай I вручил шефу созданного им Третьего отделения носовой п латок, чтобы утирать слезы вдов и сирот. Рука, держащая карающий меч револ юции и одновременно гладящая завшивленные головки беспризорников, ста ла столь же подходящей эмблемой репрессивной мифологии позднесоветско го режима. Именно в этом качестве Дзержинский был инкорпорирован наступ ившей эпохой прощальной стабильности. Воцарившись на одноименной площ ади, он и представлял контору, нависавшую за его спиной, и воплощал образ и деального блюстителя порядка. На Запад и Восток глядит Милицанер И пустота за ними открывается И Центр, где стоит Милицанер — Взгляд на него отвсюду открывается Отвсюду виден Милиционер И с Юга виден Милиционер И с неба виден Милиционер И с — под земли... Да он и не скрывается. (Д.А. Пригов) В сущности, Дзержинский, изваянный Вучетичем, был воплощением незыблемо сти советского космоса, оказавшегося на поверку столь хрупким. Пока он с тоял на своем посту, мир сохранял знакомые и неподвижные очертания. Эту п окосившуюся твердыню и штурмовала толпа 22 августа 1991 года. Когда уже к вече ру подогнанный кран оторвал памятник от постамента и потащил его к сквер у у Дома художников, стало очевидно: «начальство ушло», как некогда выраз ился Розанов, для России настали дни исторических перемен. Пытаясь сегодня вернуть Феликса в его давнюю вотчину, начальство хочет с ообщить нам, что оно само пришло обратно и готово нас контролировать, а по д революционными девяностыми подведена окончательная черта. Если соор ужение памятника обозначало «возвращение к ленинским нормам», то его во сстановление символизирует возвращение к нормам брежневским, а вернее, к андроповским. Говорят, что, выдвинув свою идею, Лужков хотел сделать Пут ину подарок к 50-летию. Звучит убедительно. Даже если приношение это по тем или иным причинам решено было счесть «несвоевременным», его эстетика чр езвычайно соответствует образу, который стремится создать и сам презид ент. Как мне уже доводилось писать в этой колонке, он стоит на посту даже в новогоднюю ночь. Мне совсем не кажется случайным и диким то обстоятельство, что предложен ие поставить Дзержинского на место было высказано на заседании, где был утвержден проект памятнику Александру II, сооружение которого было иници ировано СПС. Как не соблюсти баланс и не сделать после этого реверанс ком мунистам, к тому же подчеркнув единство и преемственность российской ис тории на всех ее этапах, — пример здесь опять-таки подал президент, соста вив пакет наших государственных символов. Главное — власть, а кто ее осу ществлял, не так, в сущности, важно. Сказано же было, что Лубянской площади недостает вертикали. У новой инкарнации Дзержинского как стража порядка есть и еще один аспек т. В «милицанерском» цикле Пригова есть стихотворение, написанное еще в 1981 году и оставшееся почти незамеченным, но оказавшееся пророческим. В созерцании пусть отвлеченном, но чистом Мне открылось, что Милицанеру под стать В полной мере у нас еще нет Террориста Чтоб обоим в величье пред небом предстать. Чтоб сходились они на российском просторе Как мужское и женское, пламень и лед... Действительно, в ту пору террориста с большой буквы в российской политич еской мифологии не существовало, и железный Феликс одиноко томился на бе скрайних просторах отчизны, взыскуя врага. Теперь враг, наконец, найден, и площадь, оставленная без смыслового центра, выглядит сиротливо, а само е е зияние смотрится как запоздалый памятник некогда желанной свободе, от которой так хочется укрыться за бронзовой спиной, в тени знакомых корпус ов. И все же нельзя не задаться вопросом: почему Лужков, столь неизменно резк о высказывавшийся против восстановления памятника, вдруг выступил с по добной инициативой, и почему она была столь недвусмысленно отвергнута п резидентской администрацией? Я думаю, что ответы на оба эти вопроса буду т неожиданно сходными. С одной стороны, значительная часть новой элиты о казалась готова столь снисходительно отнестись к самой репрессивной э мблематике коммунистического прошлого потому, что она напрочь переста ла бояться коммунистического реванша. В новой системе координат железн ый Феликс перестал ощущаться для них угрозой и превратился в защитника. С другой стороны, новая власть не чувствует особой необходимости столь п одчеркнуто отмежевываться от революции августа 1991-го, потому что уже давн о отменила ее. Принятие гимна стало последней символической акцией этой отмены, и в новых демонстрациях попросту нет нужды. Вертикаль власти выс троена, а если ее понадобится подпереть лубянским памятником, то и тогда можно будет легко обойтись без подсказок раскаявшихся оппонентов. Зано во отдавать московской мэрии идеологическую инициативу никто не собир ается. В своей классической книге «Скульптурный миф Пушкина» Роман Якобсон по казал, как волновала поэта тема статуи, которая внезапно оживает и убива ет тех, кто оказывается на ее пути. Пушкин, как всегда, глядел в корень. Похо же, попадать под памятники — это наше историческое предназначение. Поед ет ли снова железный Феликс вдоль красной ветки Московского метрополит ена, и кого еще суждено ему задавить по дороге? Дай ответ. Не дает ответа.