Организация и деятельность цензурного аппарата

Организация и деятельность цензурного аппарата 1.Две цензурные политики Александра 1 Будущий император Алек сандр I, воспитанный на либеральных идеях , крити чески относился к тому порядку в России , который царил в конце XVIII в . В 1796 г . он писал свое му воспитателю и учителю Лагарпу : «Господствует неимоверный беспорядок , грабят со всех сторон ; все части управляют ся дурно» . Конечно , он видел и позитивные стороны екатерининского правления . Недаром в его Манифесте при восшествии на престол говорилось : «В о сприемля престол , восприемлем и обязанность управлять Богом нам врученный народ по законам и сердцу августейшей нашей бабки , императрицы Екатерины Великой» . Идеал просвещенного абсолютизма был воспринят и Александром I. В годы своего правления Александр I (1801– 1825), имея высоко инте ллектуальное окружение, влиявшее на него в первый период царствования и активно участвовавшее в управлении страной, провел умеренно-либеральн ые реформы, разработанные Негласным комитетом и М.М. Сперанским. Програм ма Александра I и его сподвижников опиралась на «своеобразную теорию о « законосвободных» учреждениях как норме политического строя, обеспечив ающей условия мирного развития страны и охраны ее как от революционных п отрясений, так и от правительственного деспотизма». Важно подчеркнуть, что власть в лице императора и его окружения в первы й период его правления не только представляла собой, как ей казалось, акт ивную и творческую силу общества, двигающую его косную среду, но и была та ковой на самом деле. Неофициальный комитет, состоявший из друзей Александра I, разработал и нтересные и прогрессивные по тем временам проекты учреждения министер ств, реформы Сената и другие реформы, большинство которых, правда, были ил люзорны или не были до конца осуществлены осторожным императором. 31 марта 1801 г. Александр I подписывает указ:«Простирая попечения Наши в пол ьзу верноподданных Наших и желая доставить им все возможные способы к ра спространению полезных наук и художеств, повелеваем учиненные указом 18 апреля 1800 года запрещения на впуск всякого рода книг и музыки отменить, ра вномерно запечатанные по повелению июня 5-го дня 1800 года последовавшему ч астные типографии распечатать, дозволяя как провоз иностранных книг, жу рналов и прочих сочинений, так и печатание оных внутри государства по то чным правилам, в указе от 16-го сентября 1796 года постановленным». На следующий год 9 февраля был обнародован новый указ императора, еще бо лее либеральный. По нему «наука и художества» ставятся вне зависимости о т полиции. Деятельность цензоров в городах и портах была прекращена, пре дварительная цензура отменена. Снова было разрешено создавать «вольны е типографии»: «...дозволяется каждому по воле заводить оные во всех город ах Российской Империи, давая только знать о таком заведении Управе Благо чиния того города, где кто типографию иметь хочет». Весь контроль за печа тным производством возлагается на гражданских губернаторов, практичес ки его выполняли директора народных училищ как компетентные и просвеще нные лица. Правительственные, учебные, ученые и другие учреждения осущес твляли цензуру продукции своих типографий самостоятельно. Особенностью реформирования цензурного режим а в александровскую эпоху было то , что оно шло параллельно с совершенствованием с истемы народного обра зования . Уже 23 декабря 1801 г . на заседании Неофициального комитета был поставлен вопрос о необходимости этой реформы , а 8 сентября 1802 г . был обнародован манифест об учреждении министерств , видное место среди которых отводилось Министерству н ародного п р освещения . Первым его м инистром стал граф П.В . Завадовский , его то варищем М.Н . Муравьев , взгляды которого на просвещение представляют особый интерес. М.Н. Муравьев-сенатор, попечитель Московского университе та, преподавал в свое время Александру Павловичу русский язык и словесно сть. Он видел в свободе и образовании «главный фундамент, на котором сози дается благосостояние народа», а в свободе исследования «необходимое у словие не только для развития просвещения, но и поднятия народной нравст венности». «Широта, с которой был очерчен круг вопросов ведомства народного прос вещения, возвышенный взгляд на литературу, как на один из проводников на родного просвещения, – замечает официальный историк С.В. Рождественски й, – побудили возложить на это министерство обязанности цензурного вед омства». Уже в «Предварительных правилах народного просвещения» 26 январ я 1803 г. был сделан шаг в этом направлении: «Цензура всех печатаемых в губерн ии книг имеет принадлежать единственно университетам, коль скоро они в о кругах учреждены будут». Уставы всех университетов, кроме Виленского, со держали на этот счет особые параграфы. В каждом университете создавался цензурный комитет, состоявший из деканов. Обязанность цензоров выполня ли профессора, адъюнкты и магистры. Совет университета выступал в качест ве арбитра при цензурных конфликтах. Решение университетской цензуры м ожно было подать на обжалование в Главное правление училищ, созданное в ходе реформы системы народного просвещения в 1802 г. и ставшее высшей инста нцией по делам цензуры. Однако уставы университетов естественно не соде ржали подробной регламентации цензурного порядка. Цензурные комитеты по уставу должны были «отвратить издание сочинений, коих содержание про тивно закону, правительству, благопристойности, добрым нравам и личной ч ести какого-либо частного человека». Главное правление училищ – высшая цензурная инстанция – осознавало н еобходимость законодательного документа, определяющего цели цензуры, а также задачи, обязанности и права цензоров. Оно приступило одновременн о к выработке как университетского, так и цензурного устава. 3 октября 1803 г. на заседании Главного правления училищ с постановкой вопроса о цензурн ом Уставе выступил один из членов Негласного комитета граф Н.Н. Новосиль цев, первый попечитель Санкт-Петербургского учебного округа, президент Императорской Академии наук, председатель Комиссии составления законо в. В его обязанность, кроме того, входило докладывать о состоянии дел Алек сандру I по самым разным вопросам государственного управления. Современ ники характеризуют Н.Н. Новосильцева как «самого старого и осторожного ч лена Негласного комитета». Н.Н. Новосильцев предложил или установить в стране предварительную цен зуру в лице особых цензоров, или просто издать закон о книгопечатании по образцу Манифеста 1799 г. короля Дании Христиана VII. Этот закон по тем времена м носил достаточно либеральный характер и опирался на систему наказани й и штрафов. В числе наказаний были наиболее суровыми: изгнание от 3 до 10 лет за порицание монархического правления, распространение оскорбительны х слухов о короле и его доме, за отрицание Бога и бессмертия души. Понимая необходимость учитывать особенности российского общества и его законо дательство, Новосильцев считал важным внести в готовящийся закон соотв етствующие изменения: вместо предусмотренной в датском законе конфиск ации подозрительных книг полицией предлагалось это право передать рос сийским университетам и академии, которые должны будут представлять св ое мнение о сочинении в Главное правление училищ. Для рассмотрения цензу рных дел создавался суд из особых чиновников, знающих это дело. Всю духов ную литературу и периодику продолжал цензуровать Синод. Такая постановка вопроса о цензуре вызвала на заседании Главного правл ения училищ острую полемику. Академики Н.Я. Озерецковский и Н.И. Фус высказ али ряд возражений против предложений Н.Н. Новосильцева. Они считали, что датский закон «совершенно не предохраняет от гибельных последствий зл оупотреблениями свободой слова». Кроме того, в нем ничего не сказано о во зможной анонимности произведения – актуальный вопрос тех лет: многие л итераторы и публицисты по разным причинам (по скромности, боязни придиро к критики и др.) не хотели называть свое имя, как это требовалось заграничн ым законом. Академики просили принять во внимание также то, что «опыт пок азывает, что запрещение книги придает ей цену и пускает в ход сочинения, н е обращавшие на себя дотоле ни малейшего внимания». В итоге было решено о становиться на проводимой цензурными комитетами предварительной ценз уре, уже привычной российскому обществу. Ее осуществляли духовное ведом ство, Академия, университеты. Такой порядок, по мнению Озерецковского и Ф уса, лучше предохраняет общество от злоупотребления свободой слова, ост анавливая зло в зародыше и лишая его возможности распространиться, кром е того, освобождает авторов от необходимости раскрыть свое имя и т.д. Есть свидетельство о том, что работа над цензурным уставом была гласной. Так, в Главное правление училищ поступила анонимная записка, отражавшая наиболее радикальные настроения того времени. Ее автор делал упор на тех выгодах, которые дает обществу свобода слова и свобода исследования, на необходимость отмены цензуры: «Истинные сыны отечества ждут уничтожен ия цензуры, как последнего оплота, удерживающего ход просвещения тяжким и оковами и связывающего истину рабскими узами. Свобода писать в настоящ ем философическом веке не может казаться путем к развращению и вреду гос ударства. Цензура нужна была в прошедших столетиях, нужна была фанатизму невежества... когда мыслить было преступление». И дискуссия по вопросу о цензурном уставе во время заседания Главного пр авления училищ, и анонимный документ, на наш взгляд, получили отражение в докладе академиков Н.Я. Озерецковского и Н.И. Фуса. Так, в нем говорилось: «Благо, проистекающее из благоразумной свободы печати, так велико и проч но, зло же, сопровождающее злоупотребление этой свободою, так редко и мим олетно, что нельзя не сожалеть о необходимости, в которую ставится прави тельство, во всех прочих делах решительно вступившее на почву либеральн ых принципов, полагать границы этой свободе, вынуждаемое к этой мере опы том, обстоятельствами минуты или же могучим потоком духа времени... Несом ненно в то же время, что свобода мыслить и писать представляется могущес твенным средством возбуждать, облагораживать и развивать национальный гений, что господство истины может даже выиграть от свободы допущения к акого-нибудь заблуждения, потому что едва заблуждение это покажется на б елом свете, как сотни перьев будут готовы к опровержению его. Несомненно, наконец, что истинный прогресс культуры, твердое и неуклонное шествие по пути развития, на какое способен человеческий род, возможны только там, г де свобода употребления психических способностей возбуждает умы, где д озволено публично обсуждать, как вопросы гуманности, так и истины, интер есующие человека и гражданина». Академики указывали на то, что «строгост ь цензуры всегда влечет за собой пагубные следствия: истребляет искренн ость, подавляет умы и, погашая священный огонь любви к истине, задерживае т развитие просвещения». Таким образом, в ходе обсуждения вопроса о первом цензурном уставе сложи лась благоприятная атмосфера для создания документа, решающего пробле мы с учетом интересов и общества, и правления. Поэтому в докладе министра народного просвещения графа П.В. Завадовского, который он представил имп ератору Александру I, справедливо подчеркивалось, что «цензурный устав служит, как видно по всему его содержанию, не для стесне ния сочинителей и издателей книг, а для ограничения, напротив, произвола цензоров и не для стеснения свободы мыслить и писать, а единственно для п ринятия пристойных мер против злоупотребления оной» 9 июня 1804 г первый цензурный устав был утвержден Александром I. Основные пол ожения этого документа сводились к следующему: - цензура обязана рассматривать все книги и сочинения, предназначенные к распространению в обществе - назначение цензуры – «доставить обществу книги и сочинения, способ ствующие истинному просвещению ума и образованию нравов, и удалить книг и и сочинения, противные сему намерению» - в связи с этим запрещалось печатать, распространять и продавать что-л ибо без рассмотрения цензуры - цензура вверялась цензурным комитетам из профессоров и магистров п ри университетах во главе с Главным правлением училищ Министерства нар одного просвещения - печатная продукция не должна содержать в себе ничего «против закона Божия, правления, нравственности и личной чести какого-нибудь гражданин а» - цензоры при запрете сочинений и книг обязаны «руководствоваться бл агоразумным снисхождением, удаляясь всякого пристрастного толкования сочинений и мест в оных, которые, по каким-либо мнимым причинам, кажутся по длежащими запрещению, когда место, подверженное сомнению, имеет двоякий смысл, в таком случае лучше истолковать оное выгоднейшим образом, нежели его преследовать» - поощрение распространялось на просвещение и свободу мышления «скро мное и благоразумное исследование всякой истины, относящейся до веры, че ловечества, гражданского состояния, законоположения, управления госуд арством, или какой бы то ни было отрасли управления, не только не подлежит и самой умеренной строгости цензуры, но пользуется совершенною свободо ю тиснения, возвышающего успехи просвещения» Редко бывало в истории России такое единодушное принятие обществом зак онодательного документа. Первый цензурный устав получил позитивные от зывы в текущей периодике. Историки также единодушно называют его наибол ее либеральным за все время существования цензурного законодательства в России. Без сомнения, на идеи этого документа были ориентированы в свое й деятельности и представлениях о цензуре в последующие годы наиболее п рофессиональные специалисты по цензуре 40– 60-х годов XIX в (например, А.В. Ники тенко и Ф.И. Тютчев). Тем не менее, многие историки справедливо видели отры в идей первого цензурного устава от конкретных условий, в которых тогда осуществлялась свобода слова. Так, историк В. Якушкин считал, что цензурн ый устав 1804 г. «не предоставляет в целом твердой гарантии для литературы, н е дает цензуре той строгой организации, которую Главное правление учили щ считало необходимой, не дает подробных наставлений цензорам». Историк и приводят немало примеров, когда на практике положения этого устава обх одили стороной, даже сразу после его принятия. 2.Уставы Николаевской эпохи : «чугунный» Устав 1828 года. С именем императора Николая I связано 30 лет истории России (1825– 1855), при его пр авлении происходит укрепление государства и его бюрократии, стремивше йся сохранить привилегии дворянства, интересы которого она представля ла и защищала. Сам государь обзаводится Собственной Его Императорского Величества Канцелярией. Одним из важных направлений ее деятельности бы ло укрепление государственности через активное законотворчество. В 1826 г. граф М.М. Сперанский начал работу по подготовке к изданию Полного собран ия законов Российской империи. Оно вышло в 1830 г. в виде 45 громадных томов. На их основе был подготовлен и издан в 1833 г. 15-томный Свод законов Российской и мперии, вобравший в себя те документы, которые были годны к действию в то в ремя. Другое направление деятельности С. Е. Императорского Величества Канцел ярии осуществлялось созданным при ней, по предложению графа А.X. Бенкендо рфа, III отделением как органом высшего государственного надзора, политич еской полицией страны. Граф Бенкендорф еще в 1825 г. подавал Александру I запи ски о тайных обществах и об организации тайной полиции. Николай I, начав ца рствование с подавления выступления декабристов, 26 июля 1826 г. назначил Бен кендорфа главным начальником III отделения, а затем и шефом корпуса жандар мов, одной из основных задач которого было политическое наблюдение и сыс к на местах. В ходе следствия по делу декабристов Николай I тщательно изучал документ ы, те мотивы, которые подвигнули блестящих гвардейских офицеров к мятежу . Как свидетельствуют историки, всю свою жизнь он возвращался к документ ам следствия. Это способствовало осознанию Николаем I всей остроты крест ьянского вопроса в стране. Уже в 1826 г. он создает секретный комитет для выра ботки нового положения «об устройстве всех состояний людей», позднее – особое управление для государственных крестьян – Министерство госуда рственных имуществ (1833). Возглавивший его в 1837– 1856 гг. граф П.Д. Киселев, практи к и организатор, разработал проект закона о постепенном освобождении кр естьян. Закон был принят в 1842 г., но суть его была выхолощена поправками. Одн ако графу П.Д. Киселеву все-таки удалось провести в жизнь ряд узаконений, к оторые подготовили почву к освобождению крестьян от крепостной зависи мости позднее. Важно то, что уже в этих документах крепостной крестьянин рассматривался как человек. В 1841 г. было запрещено продавать крестьян в ро зницу. В 1843 г. безземельным дворянам было запрещено покупать крестьян. С 1847 г . министр государственных имуществ получил право приобретать за счет ка зны население дворянских имений. В.О. Ключевский считает, что «в царствов ание Николая I законодательство о крепостном праве стало на новую почву и достигло важного результата – общего молчаливого признания, что креп остной крестьянин не есть частная собственность землевладельца; закон 1842 г. достиг перемещения в праве, но не в положении крестьян». Конечно, надо иметь в виду то обстоятельство, что мощная бюрократическая машина, созда нная в то время, умело обходила, когда это было выгодно, любой закон. В борьбе с крамолой, с чего и началось правление Николая I, естественно имп ератор опирался на полицию и цензуру. В отношении последней ему не пришл ось изобретать что-то новое: на первых порах его вполне устроила та полит ика, которую проводил министр духовных дел и народного просвещения в 1824– 1828 гг. А.С. Шишков в конце жизни Александра I. Именно при Николае I этот госуда рственный деятель смог реализовать свои идеи о цензуре, не имевшие подде ржки Александра I. А.С. Шишков сразу же был принят новым императором, выслу шавшим его и давшим ему указание разработать новый цензурный устав. А.С. Ш ишков задолго до назначения министром занимался проблемой реформирова ния цензуры. Еще в 1815 г. он выступил на заседании Государственного совета с о своим мнением при обсуждении вопроса о разграничении цензурных полно мочий между министерствами народного просвещения и полиции. Он утвержд ал, что главные пороки цензурного устава 1804 г. – «недостаточность руково дящих правил», «отсутствие у цензуры довольного доступа и голоса к защит е или одобрению хорошей и к остановке или обличению худой книги». Кроме т ого, он отмечал, что в стране вообще слишком мало цензоров. Шишков предлаг ал свой проект цензурного аппарата. По нему цензурное управление должно состоять из двух комитетов: верхнего (министры народного просвещения, по лиции, обер-прокурор Синода и президент Академии наук) и нижнего («избран ные, возмужалые, добронравные люди», ученые, знающие языки и словесность), включающего отделы по родам подлежащих цензуре книг. Мнение Государственного совета по проекту нового цензурного устава бы ло принято во внимание Николаем I. 22 апреля 1828 г. третий цензурный устав был и м утвержден. Долгие годы, фактически до 60-х годов, он служил законным руков одством для цензурного аппарата страны. Новый документ не имел крайност ей «чугунного» устава. Во-первых, он был компактнее, меньшего размера: в не м было 117 параграфов, причем 40 из них – об иностранной Цензуре, о чем вообще не было сказано в уставе 1826 г. В противоположность старому уставу устав 1828 г. предписывал цензорам: - «принимать всегда за основание явный смысл речи, не дозволяя себе про извольное толкование оной в дурную сторону», не придираясь к словам и от дельным выражениям; - не «входить в разбор справедливости или неосновательности частных мнений или суждений писателя», а также и в «суждение о том, полезно или бес полезно рассматриваемое сочинение»; - «исправлять слог или заменять ошибки автора в литературном отношен ии», т.е. не выступать в качестве редактора. Таким образом, целый ряд положений третьего цензурного устава был напра влен на ограничение субъективизма в действиях цензора, введение цензур ы в законные рамки. Как это положение устава реализовалось на практике, б удет показано ниже. Существенно отличалась по новому цензурному уставу в сравнении с прежн им организационная структура цензурных учреждений: она упрощалась, а чи сло цензоров увеличивалось, и их труд облегчался. Впервые создавался сто ль представительный и авторитетный орган, объединявший разные заинтер есованные в цензурной политике стороны: - высшей инстанцией стало Главное управление цензуры при Министерств е народного просвещения. Оно состояло из товарища министра народного пр освещения, министров внутренних и иностранных дел, управляющего III отдел ением С. Е. Императорского Величества Канцелярии, президентов Академий н аук и художеств, представителей духовного ведомства, попечителя Петерб ургского учебного округа; - местные цензурные комитеты под председательством попечителей учеб ных округов организовывались в Петербурге, Москве, Киеве, Одессе, Риге, Ви льно и Тифлисе. Отдельные цензоры назначались в Казани, Дерпте, Ревеле; - для рассмотрения привозимой из-за границы печатной продукции учрежд алось новое организационное звено в аппарате цензуры Комитет цензуры и ностранной (КЦИ). Созданная по уставу 1828 г. структура цензурного аппарата стала основой на последующие годы. В 1844– 1855 гг. в духовную цензуру было представлено 6904 произведения, ею допуще но к печати 4380, т.е. чуть меньше одной трети всех рассмотренных цензурой соч инений не получили ее одобрения. Не меньшей «эффективностью» работы отличалась и светская цензура в ник олаевскую эпоху. Казалось бы, Россия в 1828 г. получила вполне прогрессивный по тем временам цензурный устав. Но, как это обычно бывает в законодатель ной практике, он быстро с помощью самого императора Николая I стал обраст ать дополнениями, поправками, новыми узаконениями, соответствующими тр ебованию определенного момента времени, правителя или его бюрократии. У став 1828 г. стали приспосабливать к текущим потребностям власти и власть и мущих. Уже в 1830 г. профессор Петербургского университета и цензор А.В. Никит енко записал в своем дневнике: «Цензурный устав совсем ниспровержен». И он был недалек от истины. Особенностью реформирования цензурного режима в александровскую эпох у было то, что оно шло параллельно с совершенствованием системы народног о образования. Уже 23 декабря 1801 г. на заседании Неофициального комитета был поставлен вопрос о необходимости этой реформы, а 8 сентября 1802 г. был обнар одован манифест об учреждении министерств, видное место среди которых о тводилось Министерству народного просвещения. Первым его министром ст ал граф П.В. Завадовский, его товарищем М.Н. Муравьев, взгляды которого на п росвещение представляют особый интерес. М.Н. Муравьев-сенатор, попечитель Московского университета, преподавал в свое время Александру Павловичу русский язык и словесность. Он видел в с вободе и образовании «главный фундамент, на котором созидается благосо стояние народа», а в свободе исследования «необходимое условие не тольк о для развития просвещения, но и поднятия народной нравственности». «Широта, с которой был очерчен круг вопросов ведомства народного просве щения, возвышенный взгляд на литературу, как на один из проводников наро дного просвещения, – замечает официальный историк С.В. Рождественский, – побудили возложить на это министерство обязанности цензурного ведо мства». Уже в «Предварительных правилах народного просвещения» 26 января 1803 г. был сделан шаг в этом направлении: «Цензура всех печата емых в губернии книг имеет принадлежать единственно университетам, кол ь скоро они в округах учреждены будут». Уставы всех универс итетов, кроме Виленского, содержали на этот счет особые параграфы. В кажд ом университете создавался цензурный комитет, состоявший из деканов. Об язанность цензоров выполняли профессора, адъюнкты и магистры. Совет уни верситета выступал в качестве арбитра при цензурных конфликтах. Решени е университетской цензуры можно было подать на обжалование в Главное пр авление училищ, созданное в ходе реформы системы народного просвещения в 1802 г. и ставшее высшей инстанцией по делам цензуры. Однако уставы универс итетов естественно не содержали подробной регламентации цензурного по рядка. Цензурные комитеты по уставу должны были «отвратит ь издание сочинений, коих содержание противно закону, правительству, бла гопристойности, добрым нравам и личной чести какого-либо частного челов ека». Следует отметить, что в таком преобразовании цензуры лежит явное стремл ение власти к профессиональному использованию ее силы, а также проступа ет представление о ее просветительской функции, что подтверждается и со держанием первого цензурного устава (1804 г.) – интереснейшего документа н ачального периода правления Александра I. Любопытно, что многие такого р ода документы тех лет остались проектами, тогда как этот устав некоторое время действовал в том виде, как был принят. Главное правление училищ – высшая цензурная инстанция – осознавало н еобходимость законодательного документа, определяющего цели цензуры, а также задачи, обязанности и права цензоров. Оно приступило одновременн о к выработке как университетского, так и цензурного устава. 3 октября 1803 г. на заседании Главного правления училищ с постановкой вопроса о цензурн ом Уставе выступил один из членов Негласного комитета граф Н.Н. Новосиль цев, первый попечитель Санкт-Петербургского учебного округа, президент Императорской Академии наук, председатель Комиссии составления законо в. В его обязанность, кроме того, входило докладывать о состоянии дел Алек сандру I по самым разным вопросам государственного управления. Современ ники характеризуют Н.Н. Новосильцева как «самого старого и осторожного ч лена Негласного комитета». Н.Н. Новосильцев предложил или установить в стране предварительную ценз уру в лице особых цензоров, или просто издать закон о книгопечатании по о бразцу Манифеста 1799 г. короля Дании Христиана VII. Этот закон по тем временам носил достаточно либеральный характер и опирался на систему наказаний и штрафов. В числе наказаний были наиболее суровыми: изгнание от 3 до 10 лет з а порицание монархического правления, распространение оскорбительных слухов о короле и его доме, за отрицание Бога и бессмертия души. Понимая не обходимость учитывать особенности российского общества и его законода тельство, Новосильцев считал важным внести в готовящийся закон соответ ствующие изменения: вместо предусмотренной в датском законе конфискац ии подозрительных книг полицией предлагалось это право передать росси йским университетам и академии, которые должны будут представлять свое мнение о сочинении в Главное правление училищ. Для рассмотрения цензурн ых дел создавался суд из особых чиновников, знающих это дело. Всю духовну ю литературу и периодику продолжал цензуровать Синод. Такая постановка вопроса о цензуре вызвала на заседании Главного правл ения училищ острую полемику. Академики Н.Я. Озерецковский и Н.И. Фус высказ али ряд возражений против предложений Н.Н. Новосильцева. Они считали, что датский закон «совершенно не предохраняет от гибельных последствий зл оупотреблениями свободой слова». Кроме того, в нем ничего не сказано о во зможной анонимности произведения – актуальный вопрос тех лет: многие л итераторы и публицисты по разным причинам (по скромности, боязни придиро к критики и др.) не хотели называть свое имя, как это требовалось заграничн ым законом. Академики просили принять во внимание также то, что «опыт пок азывает, что запрещение книги придает ей цену и пускает в ход сочинения, н е обращавшие на себя дотоле ни малейшего внимания». В итоге было решено о становиться на проводимой цензурными комитетами предварительной ценз уре, уже привычной российскому обществу. Ее осуществляли духовное ведом ство, Академия, университеты. Такой порядок, по мнению Озерецковского и Ф уса, лучше предохраняет общество от злоупотребления свободой слова, ост анавливая зло в зародыше и лишая его возможности распространиться, кром е того, освобождает авторов от необходимости раскрыть свое имя и т.д. Есть свидетельство о том, что работа над цензурным уставом была гласной. Так, в Главное правление училищ поступила анонимная записка, отражавшая наиболее радикальные настроения того времени. Ее автор делал упор на тех выгодах, которые дает обществу свобода слова и свобода исследования, на необходимость отмены цензуры: «Истинные сыны отечества ждут уничтожен ия цензуры, как последнего оплота, удерживающего ход просвещения тяжким и оковами и связывающего истину рабскими узами. Свобода писать в настоящ ем философическом веке не может казаться путем к развращению и вреду гос ударства. Цензура нужна была в прошедших столетиях, нужна была фанатизму невежества... когда мыслить было преступление». И дискуссия по вопросу о цензурном уставе во время заседания Главного пр авления училищ, и анонимный документ, на наш взгляд, получили отражение в докладе академиков Н.Я. Озерецковского и Н.И. Фуса. Так, в нем говорилось: «Благо, проистекающее из благоразумной свободы печати, так велико и проч но, зло же, сопровождающее злоупотребление этой свободою, так редко и мим олетно, что нельзя не сожалеть о необходимости, в которую ставится прави тельство, во всех прочих делах решительно вступившее на почву либеральн ых принципов, полагать границы этой свободе, вынуждаемое к этой мере опы том, обстоятельствами минуты или же могучим потоком духа времени... Несом ненно в то же время, что свобода мыслить и писать представляется могущес твенным средством возбуждать, облагораживать и развивать национальный гений, что господство истины может даже выиграть от свободы допущения к акого-нибудь заблуждения, потому что едва заблуждение это покажется на б елом свете, как сотни перьев будут готовы к опровержению его. Несомненно, наконец, что истинный прогресс культуры, твердое и неуклонное шествие по пути развития, на какое способен человеческий род, возможны только там, г де свобода употребления психических способностей возбуждает умы, где д озволено публично обсуждать, как вопросы гуманности, так и истины, интер есующие человека и гражданина». Академики указывали на то, что «строгост ь цензуры всегда влечет за собой пагубные следствия: истребляет искренн ость, подавляет умы и, погашая священный огонь любви к истине, задерживае т развитие просвещения». Таким образом, в ходе обсуждения вопроса о первом цензурном уставе сложи лась благоприятная атмосфера для создания документа, решающего пробле мы с учетом интересов и общества, и правления. Поэтому в докладе министра народного просвещения графа П.В. Завадовского, который он представил имп ератору Александру I, справедливо подчеркивалось, что «цензурный устав служит, как видно по всему его содержанию, не для стесне ния сочинителей и издателей книг, а для ограничения, напротив, произвола цензоров и не для стеснения свободы мыслить и писать, а единственно для п ринятия пристойных мер против злоупотребления оной» 9 июня 1804 г первый цензурный устав был утвержден Александром I. Основные пол ожения этого документа сводились к следующему: Ш цензура обязана рассматривать все кни ги и сочинения, предназначенные к распространению в обществе (§ 1); Ш назначение цензуры – «доставить обще ству книги и сочинения, способствующие истинному просвещению ума и обра зованию нравов, и удалить книги и сочинения, противные сему намерению» (§ 2); Ш в связи с этим запрещалось печатать, рас пространять и продавать что-либо без рассмотрения цензуры (§ 2); Ш цензура вверялась цензурным комитетам из профессоров и магистров при университетах во главе с Главным правлен ием училищ Министерства народного просвещения (§ 4); Ш печатная продукция не должна содержат ь в себе ничего «против закона Божия, правления, нравственности и личной чести какого-нибудь гражданина» (§ 15); Ш цензоры при запрете сочинений и книг об язаны «руководствоваться благоразумным снисхождением, удаляясь всяко го пристрастного толкования сочинений и мест в оных, которые, по каким-ли бо мнимым причинам, кажутся подлежащими запрещению, когда место, подверж енное сомнению, имеет двоякий смысл, в таком случае лучше истолковать он ое выгоднейшим образом, нежели его преследовать» (§ 21); Ш поощрение распространялось на просвещ ение и свободу мышления «скромное и благоразумное исследование всякой истины, относящейся до веры, человечества, гражданского состояния, закон оположения, управления государством, или какой бы то ни было отрасли упр авления, не только не подлежит и самой умеренной строгости цензуры, но по льзуется совершенною свободою тиснения, возвышающего успехи просвещен ия» (§ 22). Здесь уместно вспомнить цитированное ранее мнение подобного же рода, пр инадлежащее М.Н. Муравьеву-сенатору. Это свидетельствует о том, что граф С. С. Уваров был недалек от истины, называя устав 1804 г «творением известного М ихаила Никитича Муравьева». Итак, первый цензурный устав был плодом колл ективной работы Негласного комитета, под ним стояло 8 подписей: «Михаило Муравьев, князь Адам Чарторыйский, Г Северин Потоцкий, Николай Новосильц ев, Федор Клингер, Степан Разумовский, Николай Озерецковский, Николай Фу с». Редко бывало в истории России такое единодушное принятие обществом зак онодательного документа. Первый цензурный устав получил позитивные от зывы в текущей периодике. Историки также единодушно называют его наибол ее либеральным за все время существования цензурного законодательства в России. Без сомнения, на идеи этого документа были ориентированы в свое й деятельности и представлениях о цензуре в последующие годы наиболее п рофессиональные специалисты по цензуре 40– 60-х годов XIX в (например, А.В. Ники тенко и Ф.И. Тютчев). Тем не менее, многие историки справедливо видели отры в идей первого цензурного устава от конкретных условий, в которых тогда осуществлялась свобода слова. Так, историк В. Якушкин считал, что цензурн ый устав 1804 г. «не предоставляет в целом твердой гарантии для литературы, н е дает цензуре той строгой организации, которую Главное правление учили щ считало необходимой, не дает подробных наставлений цензорам». Историк и приводят немало примеров, когда на практике положения этого устава обх одили стороной, даже сразу после его принятия. Подобная история случилась с молодым писателем И.П. Пниным при переиздан ии его книги «Опыт о просвещении относительно к России» Впервые она вышл а еще до появления устава (СПб., 1804) и имела успех у публики: тираж быстро разо шелся. При подготовке нового издания своего сочинения Пнин дополнил его вставками, получившими одобрение царя. Однако на книгу поступил донос од ного бездарного писателя, посчитавшего ее вредной и «полной разрушител ьных правил». Сигнал был воспринят цензором. Подвергались цензурным гонениям несмотря на первый цензурный устав и и здания масонов, мистические сочинения. К примеру, был запрещен на 9-м номер е журнал «Сионский вестник» (издатель вице-президент Академии художест в А.Ф. Лабзин). Однако надо констатировать, что все это были частные случаи цензурной практики. В целом цензурный режим первого десятилетия XIX в. был достаточно мягким, даже в сравнении с екатерининским правлением лучшег о времени, что соответствовало тем иллюзиям, которые питала тогда власть . Аппарат цензуры руководствовался первым цензурным уставом 20 лет. Влияни е его идей в той или иной степени распространялось и на более отдаленные времена через деятельность наиболее прогрессивных цензоров. Но опыт об ращения этого документа в практике цензурования показал, что бюрократи я государства постепенно корректирует действие закона в ту сторону, как ая на данном историческом этапе выгодна власть имущим или, что бывает ре же, вызвана объективными обстоятельствами. Подобного рода корректиров ка иногда на нет сводит эффективность законодательства. Правление Александра I сопровождалось войнами (1805– 1807 гг. – участие в воен ных действиях антифранцузских коалиций, в 1806– 1812 гг. вел успешную войну с Т урцией, а в 1808– 1809 гг. – со Швецией). Триумфом России завершилась Отечествен ная война 1812 г. с наполеоновской Францией. Общественное мнение и журналис тика, как камертон, отражали поражения и успехи России и ее союзников в эт их баталиях. Во все времена война сопровождалась усилением цензурного р ежима. Одновременно с усилением одного вида цензуры, как правило, происх одит ужесточение цензурного режима вообще, что и случилось во второй пол овине царствования Александра I, когда военная цензура получила расшире нное толкование и взяла под опеку в первую очередь политическую и иностр анную цензуры. В 1807 г. началась война с Францией. Она проходила под лозунгом борьбы с узурп атором законной власти, агрессором по отношению к другим государствам Е вропы. Впервые Россия получила возможность выступить гарантом мира в Ев ропе, имея для этого не только военную мощь, но и гуманные цели. Это хорошо соответствовало тем идейным иллюзиям, которые питал еще Александр I. Но у словия войны, затем и поражения заставили наводить определенный внутре нний порядок. Светское общество было насквозь пропитано симпатиями к Фр анции. Оно было воспитано на французской литературе и даже говорило по-ф ранцузски (впрочем, и сам император, как отмечают историки, слабо знал род ной язык). Еще в 1801 г. Александр I упразднил тайную экспедицию как центр адми нистративного произвола в полицейском сыске и охране порядка. Начав вое нные действия, он создает особый комитет «по сохранению всеобщего споко йствия и тишины», в январе 1807 г. преобразует его в «комитет общей безопасно сти» с более широкими полномочиями, в том числе и цензурными. Постепенно происходит возврат в этом отношении к порядкам, царившим при Павле I, хотя и сопровождавшийся колебаниями, свойственными внешней поли тике России. Цензура стала запрещать произведения французской литерат уры. Военный губернатор С.К. Вязмитинов наложил арест на книги «История Б онапарта» и др. и препроводил их в Цензурный комитет к графу Н.Н. Новосильц еву, который на этом посту в 1807 г. заменил графа П.А. Строганова, сопроводив и х распоряжением: «В уважение нынешних обстоятельств нашел вышеозначен ные сочинения недозволительными». Книги были изъяты из обращения. Особу ю непоследовательность цензура проявила к информации о Наполеоне. Ампл итуда ее колебаний шла от плюса (союзник) до минуса (антихрист) и обратно. В этом плане ей не хватало профессионализма, гибкости, осторожности. Тильз итский мир (1807 г.) не должен был убаюкать ее бдительность. Цензура же измени ла позицию на 180 градусов. Она не дозволяла прессе неблагоприятных отзыво в о Наполеоне вообще. Когда «Русский вестник», издаваемый С.Н. Глинкой, про должил публикацию разоблачительных статей о Наполеоне, цензура потреб овала от издателя не допускать впредь в печать такого рода сочинения. Что касается политической информации, то цензурное ведомство выработа ло специальный циркуляр, по которому всем учебным округам предписывало сь довести до сведения цензоров, чтобы они «не пропускали н икаких артикулов, содержащих известия и рассуждения политические». Затем последовал запрет не писать о любых конституциях. Полити ческая цензура получала все большее развитие, о чем свидетельствуют ука зания министра народного просвещения графа А.К. Разумовского в цензурны е комитеты: «Комитет г.г. министров положил, чтобы в настоящ их обстоятельствах издатели всяких периодических сочинений в государс тве, в коих помещаются политические статьи, почерпали из иностранных газ ет такие только известия, которые до России вовсе не касаются, а имеющие н екоторую связь с нынешним нашим политическим положением заимствовали бы из “С.-Петербургских ведомостей”, издаваемых под ближайшим надзором». Этот «ближайший надзор» в большинстве случаев стало осуще ствлять новое учреждение – Министерство полиции, созданное в ходе рефо рмирования управления страной в 1811 г. Ему были даны значительные цензурные полномочия, сводившие на нет либер ализм цензурного устава. Особая канцелярия Министерства полиции осуществляла «цензурную ревиз ию» – надзор за книгопродавцами и типографиями, наблюдение за тем, чтоб ы в империи не обращались книги, журналы, «мелкие сочинения и листки без установленного от правительства дозволения», иностранные сочинения «неодобрительного содержания». В особую канцелярию доставля лись «сведения о дозволениях, данных для тиснения новых сочинений и пере водов, о вновь пропущенных из-за границы книгах», о постановке новых теат ральных сочинений. Полиция получила право надзора «над изданием и обращ ением разных публичных известий и прочих предметах сего рода», в том чис ле рекламы (афиш, объявлений и т. п.). Мало того, Министерство полиции имело некоторые права на контроль за цен зурой. Оно должно было наблюдать, чтобы в обществе не обращались книги, ко торые, «хотя и пропущены цензурою, подавали повод к преврат ным толкованиям, общему порядку и спокойствию противным». В таких случаях министр полиции должен был связаться с министром народн ого просвещения и представить свое мнение на Высочайшее усмотрение. Цен зурные функции Министерства народного просвещения ограничивались и те м, что только после согласия министра полиции министр народного просвещ ения мог дать разрешение на открытие типографии. Кроме того, надо иметь в виду и личность министра, впервые возглавившего тогда Министерство пол иции. Им стал генерал-адъютант, бывший петербургский обер-полицмейстер А .Д. Балашов, который понял свои цензорские полномочия очень широко и стал фактически соперничать в наведении цензурного режима с министром наро дного просвещения графом А.К. Разумовским, не сумевшим противостоять ему . Министр полиции А.Д. Балашов сразу же потребовал от Министерства народн ого просвещения, чтобы цензурные комитеты доставляли ему сведения о кни гах, одобряемых в печати, не разрешали к печати без дозволения полиции ни каких частных объявлений. Таким образом, с 1811 г. в стране установился новый цензурный режим, характер которого во многом зависел от Министерства полиции. Социальная информа ция, обращавшаяся в обществе, литературный процесс, журналистика оказал ись под двойным контролем, который некоторое время корректировался осо быми условиями, сложившимися в стране, охваченной Отечественной войной 1812 г., которая способствовала росту национального самосознания, активиза ции всей общественно-политической жизни. «Общество непривычно оживило сь, – пишет В.О. Ключевский, – приподнятое великими событиями, в которых ему пришлось принять такое деятельное участие. Это возбуждение долго не могло улечься и по возвращению русской армии из-за границы. Силу этого во збуждения нам трудно теперь себе представить; оно сообщилось и правител ьственным сферам, проникло в официальные правительственные издания. Пе чатались статьи о политической свободе, о свободе печати; попечители уче бных округов на торжественных заседаниях управляемых ими заведений пр оизносили речи о политической свободе как о последнем и прекраснейшем д аре Божьем. Частные журналы шли еще дальше: они прямо печатали статьи под заглавием «О конституции», которые старались доказать «доброту предст авительного учреждения». Именно в это время было положено начало «ранне либеральной идеологии». Журналистика и литература воодушевляли воинов на подвиги, способствов али всенародному патриотическому подъему. В этом особую роль играли выш едший в октябре 1812 г. журнал Н.И. Греча «Сын Отечества», «Русский вестник» С. Н. Глинки, а в 1813 г. газета «Русский инвалид». Для императора Александра I Отечественная война 1812 г. и послевоенный пери од послужили суровым испытанием. Он ощущал стремление общества огранич ить самодержавную власть, видя опасность для нее во всеобщем одушевлени и, ведущем к разговорам о свободе, конституции и т.п. Как показали дальнейш ие события, приведшие к выступлению на Сенатской площади 14 декабря 1825 г., оп асения императора были не напрасны. Но поворот Александра I от либерализ ма к мистицизму лишь усугубил складывавшуюся ситуацию. Конечно, надо пом нить и то, что Александр I был сыном Павла I. Несмотря на то, что Александр во спитывался при досмотре «бабки» Екатерины II, он многое воспринял и от отц а, что должно было проявиться в соответствующих условиях. Соучастие в уб ийстве Павла I, возвышение в Европе Наполеона и успешные действия францу зского императора против России, поражение под Аустерлицем, двусмыслен ный Тильзитский союз, нависшая военная угроза со стороны Франции, безусп ешный поиск союзников в борьбе с нею, фактическое отстранение от руковод ства военными действиями в 1812 г., в ходе которых решалась судьба страны, раз очарования во внутренней политике – все это вело к существенным измене ниям в характере и мировоззрении императора и сказывалось на его правле нии. Место друзей первой поры царствования стали занимать совсем другие люди. Его Негласный комитет ушел в небытие, реформатор М.М. Сперанский в ма рте 1812 г. получил отставку. Александр I становится основателем политическ ого Священного союза, опиравшегося на религиозно-политический консерв атизм в международных отношениях. Это потребовало от императора опреде ления новых задач, которые были поставлены перед Министерством народно го просвещения: «основать народное воспитание на благоче стии, согласно с актом Священного союза». Высшая цензурная инстанция – Главное правление училищ, имевшее новый с остав, становится оплотом в проведении новой политики Александра I и уже сточении цензурного режима в стране. Особую активность при этом проявля ют члены Главного правления училищ М.Л. Магницкий, Д.П. Рунич, А.С. Стурдза. В Комитете министров этих лет царит граф А.А. Аракчеев, облеченный с 1814 г. пол ным доверием императора. Цензурный устав 1804 г. фактически перестает быть руководством в деятельности цензурного аппарата. В 1816 г. на должность министра народного просвещения император назначил кн язя А.Н. Голицына, бывшего с 1803 г. обер-прокурором Святейшего Синода. Манифе ст от 24 октября 1817 г. провозгласил: «Желая дабы христианское благочестие бы ло всегда основанием истинного просвещения признали мы полезным соеди нить дела по Министерству народного просвещения с делами всех вероиспо веданий в состав одного управления под названием Министерство духовны х дел и народного просвещения». Первым распоряжением князя А.Н. Голицына стало решение образовать надел енный цензурными функциями Ученый комитет, контролировавший учебную л итературу, рассчитанную главным образом на молодое поколение, и дававши й отзывы на новые книги, издаваемые для учебных заведений, и представляв ший мнение о них. Для руководства этой деятельностью А.С. Стурдза разрабо тал подробную инструкцию. При новом составе Главного правления училищ м истицизм получает полную поддержку как в философии, так и в литературе. П убликуются переводы произведений Якова Беме, К. фон Эккартсгаузена, И.Г. Ю нг-Штиллинга, возобновляется выпуск «Сионского вестника», который был о свобожден князем А.Н. Голицыным от цензуры, так как сам министр народного просвещения стал его цензором. Начинается преследование инакомыслящих . Ученый комитет устанавливает полный контроль над учебной литературой вузов. В 1821 г. гонениям подверглась профессура Петербургского университе та: профессор философии А.И. Галич, профессор всеобщей истории Э.-В.-С. Раупа х, профессора статистики К.Ф. Герман и К.Н. Арсеньев были заподозрены в «не благонамеренном направлении», о чем свидетельствовало, по мнению Д.П. Ру нича, содержание их лекций. В итоге заслуженные ученые были уволены из ун иверситета, а их книги, изданные и одобренные ранее, были изъяты из библио тек. Были запрещены книги профессора Лубкина (Казань) «Начертание метафи зики»; профессора Петербургского университета, декана, преподававшего естественное право, Лодия «Логические наставления, руководствующие к н азначению и различию истинного от ложного»; известного педагога Янкови ча де-Мириево «Книга о должностях гражданина и человека», изданная еще в 1783 г. для народных училищ при поддержке Екатерины II, и т.д. Члены Главного правления училищ М.Л. Магницкий и Д.П. Рунич вообще предлаг али запретить «безусловно преподавание естественного права, не отлага я далее, ныне же во всем государстве». Ярким примером, характеризующим це нзурный режим, является история с книгой А.П. Куницына «Право естественн ое». Куницын читал лекции в Царскосельском императорском лицее, открыто м в 1811 г. при поддержке Александра I. Директор лицея генерал Е.А. Энгельгардт обратился к князю А.Н. Голицыну ка к к министру с просьбой поднести императору экземпляр только что вышедш ей книги А.П. Куницына. А.Н. Голицын отправил ее в Ученый комитет, член котор ого академик Н.И. Фус как основной рецензент одобрил книгу, но Д.П. Рунич, по печитель Петербургского учебного округа, пришел совсем к другому мнени ю, что убедительно показывает, какие идеи витали тогда в стенах Главного правления училищ. В 1818 г. цензоры получили новое предписание: обо всем, что касается правител ьства, журналы, газеты, литераторы могут писать с санкции самого правите льства, так как тому «лучше известно, что и когда сообщить п ублике»; «частным же лицам не следует писать о политических предметах ни за, ни против: и то, и другое нередко бывает одинаково вредно, давая повод к различным толкам и злоключениям». Министр народного просвещения князь А.Н. Голицын, опираясь на эти докуме нты, смог в конце концов прикрыть державшийся несколько более самостоят ельно по сравнению с другими изданиями «Дух ж урналов» Г.М. Яценкова. Еще в 1816 г. князь А. Н. Голицын усмотрел в нем «разные н еприличности»: «многие политические статьи не в духе нашего правительс тва». В 1817 г. в январе он сделал замечание членам Цензурного комитета и пред упредил издателя, что закроет журнал, если он не изменит его характер. В 1818 г. 28 мая А.Н. Голицын втолковывал попечителю Петербургского учебного окру га графу С.С. Уварову: «... издатель “Духа журналов” помещает в нем статьи, со держащие в себе рассуждения о вольности и рабстве крестьян и многие друг ие неприличности». Надо отметить, что Яценков каждый раз аргументирован но отвечал на критику, ссылаясь на соответствующие параграфы цензурног о устава. В начале 1820 г., возмущенный несколькими «неприличными» статьями «Духа журналов», князь А.Н. Голицын дал следующее распоряжение С.С. Уваров у: «Наконец, ныне вновь оказалось в № 17 и 18 сего журнала явное порицание мон архического правления таким образом, что приметно без наималейшего сом нения постоянное направление издания сего действовать в противном вид ам и интересам правительства, что ни в каких землях терпимо и допускаемо быть не может... Вследствие сего издание “Духа журналов” с 1821 г. необходимо прекратить». В числе наиболее острых политических проблем по-прежнему оставался воп рос о крепостном праве. К 20-м годам XIX в. положение в деревне обострилось, в по мещичьих имениях прокатился ряд крестьянских смут. На них власть отклик нулась новым циркуляром, по которому попечителям учебных округов предп исывалось не пропускать через цензуру сочинения о политическом состоя нии крестьян в России. В одном из московских журналов была помещена пере водная с немецкого языка статья, где утверждалось, что залогом благосост ояния России может быть открытие народных училищ и освобождение кресть ян. Цензор, профессор и декан Н.Е. Черепанов в соответствии с цензурным уст авом пропустил эту статью в печать. Но руководство учебным округом учло новый циркуляр, Черепанова обвинили в «неповиновении воле начальства», уволили из цензоров и запретили переизбирать его в деканы. Такое давление власти на цензурный аппарат привело его в паническое сос тояние: цензоры боялись своей тени. В 1824 г. Цензурный комитет получил анони мную рукопись «Нечто о конституциях». Естественно, в сложившейся обстан овке сочинение с таким названием сразу же было запрещено, хотя в нем дока зывалось превосходство неограниченной монархии над конституционной. К ак оказалось, автором его был сам М.Л. Магницкий. Атмосфера в обществе, цензурная политика власти вели к усилению всех вид ов цензуры, в первую очередь, духовной. До обнародования первого цензурн ого устава 1804 г. в стране существовали комитеты смешанных видов цензуры к ак «служба его величества». Их деятельность сопровождалась неизбежным и противоречиями между светской и духовной цензурой. Цензурный устав 1804 г . внес ясность в положение дел: духовная цензура была отнесена в ведение С инода. По аналогии со светской она в 1808 г. «начертаниями правил о образован ии в государстве духовных училищ» оказалась в сфере деятельности Духов ной академии, при которой образовывались духовно-цензурные комитеты. В « Начертаниях правил» определялись их основные задачи. Организация Мини стерства духовных дел и народного просвещения привела к расцвету духов ной Цензуры в 1817 г., ее усиленному давлению на светскую, о чем свидетельству ет вмешательство руководителей духовной цензуры в дела университетов, в цензурование журналистики и произведений литературы и т.д. В то же время в обществе получает широкое развитие такое явление литерат урного процесса, как доносительство – одна из Разновидностей цензуры о бщественного мнения. На это явление наиболее серьезное внимание обрати л М.С. Ольминский, выступивший в журнале «Правда» в 1904 г. со статьей «Свобод а печати». Он писал: «Видя ограничения исходящими из определенных учрежд ений или от отдельных лиц, исследователи редко пытались или, вернее сказ ать, вовсе не делали сколько-нибудь систематических попыток заглянуть п одальше учреждений, вскрыть зависимость распоряжений о печати от тех об щественных отношений, которые глубже и могущественнее всяких учрежден ий». М.С. Ольминский считал, что нельзя в цензурных репрессиях видеть вину «одной администрации»: «На самом деле, по крайней мере в первой половине XIX века цензурное ведомство и высшая власть нередко шли впереди русской и нтеллигенции, защищая право свободного исследования и право критики пр отив покушений со стороны литераторов и ученых. Писатели сплошь и рядом жаловались на чрезмерные цензурные послабления. Цензор – случалось – присылает в редакцию собственную статью, а редактор препровождает ее вы сшему начальству, как доказательство вольномыслия цензора». Историки о бходят вниманием «случаи, когда писатели и ученые на деле поступали вопр еки признанию принципа свободы печати». Об этом свидетельствуют многие факты литературной и научной жизни алек сандровской эпохи: борьба между сторонниками старого и нового слога – к арамзинистов и последователей А.С. Шишкова, а также «полемика» между Н.И. Н адеждиным и Н.А. Полевым в 30-е годы XIX в. и др. В 1810 г. попечитель Московского учеб ного округа П.И. Голинищев-Кутузов говорил, что сочинения Н.М. Карамзина по лны вольнодумства, безбожия, якобинского яда и материализма. Эти настрое ния той поры, царившие в кругах литераторов, осуждающих свободу философи и, свободу слова, ведущую якобы к разврату общества и революции, как это бы ло во Франции, ярко отражает басня И.А. Крылова «Сочинитель и Разбойник», п оявившаяся в печати 2 января 1817 г. Мораль басни сведена к утилитарному выво ду: Сочинитель грешнее Разбойника и ему представлен счет, так как, опоена его ученьем, Там целая страна Полна Убийствами и грабежами, Раздорами и мятежами И до погибели доведена тобой! В ней каждой капли слез и крови ты – виной. И смел ты на богов хулой вооружиться? А сколько впредь еще родится От книг твоих на свете зол!.. В 1818 г. «Дух журналов» (№ 5) писал, что «Французская революция отравила ядом в се источники в Европе». В «Трудах Общества любителей российской словесн ости» (М., 1818, XII) С.П. Жихарев резюмировал: Горе вам, Вольтеры, Дидероты: Творений ваших яд не только не слабеет, Но, разливался, век от веку лютеет. Академия наук в 1819 г. доносила в цензурное ведомство на журналистов, крити ковавших произведения академиков, их издания. Академики считали, что «в целой Академии больше знания, чем у отдельного журналиста, а посему посл едние не имеют права оценивать академические книги, тем более, что нет оп ределенного закона, который бы давал журналистам это право». Поэтому пос тупок критика, осмелившегося указывать на недостатки русской граммати ки, изданной Академией, подлежит суду правительства. Однако цензурное ве домство ответило, что «Академия может сама обличить перед публикой неос новательность суждений критика». К 20-м годам XIX в. для руководства страной становится неприемлемым то против оречие, которое отчетливо было видно между первым цензурным уставом и со циально-политическим состоянием общества, идеями документа и идеями, ко торые разделяли стоявшие тогда у власти. Один из основных деятелей верхо вного цензурного органа – Главного правления училищ М.Л. Магницкий, нап ример, заявлял: «Слово человеческое есть проводник адской силы философи и XVIII в., книгопечатание – орудие ее». Сразу же с появлением Министерства д уховных дел и народного просвещения на повестку дня был поставлен вопро с о новом цензурном уставе, преобразовании цензуры вообще. В июне 1820 г. для разработки такого устава был создан комитет из членов Главного правлен ия училищ князя В.П. Мещерского и М.Л. Магницкого, членов Ученого комитета Д.П. Рунича, И.С. Лаваля, Н.И. Фуса. Душою всего дела был Магницкий, написавший обстоятельный «Проект мнения о цензуре вообще и началах, на которых пред полагает цензурный комитет составить для оной устав». «Проект мнения о ц ензуре...» состоял из четырех разделов: в первом характеризовалась цензу ра в странах Западной Европы, во втором был дан очерк русской цензуры, в тр етьем «доказывалась угрожающая Европе опасность революции», которую м ожно предупредить лишь соответствующим воспитанием народа и цензурой; в четвертом излагались основные «начала предстоящей цензурной реформы ». М.Л. Магницкий считал, что «всю нравственную и ученую цензуру» надо сосре доточить в Министерстве духовных дел и народного просвещения, но цензур ные комитеты должны быть независимыми от университетов. Они должны нахо диться в Петербурге, Москве, Риге и Вильно. Цензорами могут назначаться л ица «значительные по званию их по доверенности министра». Наконец, новый цензурный устав должен был охватить «все извороты и уловк и настоящего духа времени». Одновременно с Магницким проек т нового цензурного устава, но несколько мягче и терпимее, представлял А. С. Стурдза. В мае 1823 г. Главное правление училищ обсуждало эти документы и з атем представило свой проект на утверждение, но он был передан в Ученый к омитет для сравнения с готовившимся уставом духовной цензуры. 15 мая 1824 г. министром духовных дел и народного просвещения был назначен адм ирал А.С. Шишков, писатель, администратор и академик президиума Российск ой Академии (1813 г.). На первом же заседании Главного правления училищ, котор ое вел Шишков, он изложил свои идеи о просвещении народа, цензуре и ее зада чах. Но их он осуществит уже в другой период истории России – при Николае I. в начало УСТАВЫ НИКОЛАЕВСКОЙ ЭПОХИ: СТАНОВЛЕНИЕ ЦЕНЗУ РНОГО АППАРАТА «Чугунный» устав 1826 г. переизбыт ок руководящих правил и структурирование цензурного аппарата. Третий ц ензурный устав 1828 г. и его дополнения: «обязанность давать направление сл овесности», ограничение субъективизма цензоров, цензурный аппарат и су бординация его составляющих. С именем императора Николая I связано 30 лет истории России (1825 – 1855), при его правлении происходит укрепление государства и его бюрократ ии, стремившейся сохранить привилегии дворянства, интересы которого он а представляла и защищала. Сам государь обзаводится Собственной Его Имп ераторского Величества Канцелярией. Одним из важных направлений ее дея тельности было укрепление государственности через активное законотво рчество. В 1826 г. граф М.М. Сперанский начал работу по подготовке к изданию По лного собрания законов Российской империи. Оно вышло в 1830 г. в виде 45 громад ных томов. На их основе был подготовлен и издан в 1833 г. 15-томный Свод законов Российской империи, вобравший в себя те документы, которые были годны к д ействию в то время. Другое направление деятельности С. Е. Императорского Величества Канцел ярии осуществлялось созданным при ней, по предложению графа А.X. Бенкендо рфа, III отделением как органом высшего государственного надзора, политич еской полицией страны. Граф Бенкендорф еще в 1825 г. подавал Александру I запи ски о тайных обществах и об организации тайной полиции. Николай I, начав ца рствование с подавления выступления декабристов, 26 июля 1826 г. назначил Бен кендорфа главным начальником III отделения, а затем и шефом корпуса жандар мов, одной из основных задач которого было политическое наблюдение и сыс к на местах. В ходе следствия по делу декабристов Николай I тщательно изучал документ ы, те мотивы, которые подвигнули блестящих гвардейских офицеров к мятежу . Как свидетельствуют историки, всю свою жизнь он возвращался к документ ам следствия. Это способствовало осознанию Николаем I всей остроты крест ьянского вопроса в стране. Уже в 1826 г. он создает секретный комитет для выра ботки нового положения «об устройстве всех состояний людей», позднее – особое управление для государственных крестьян – Министерство госуда рственных имуществ (1833). Возглавивший его в 1837– 1856 гг. граф П.Д. Киселев, практи к и организатор, разработал проект закона о постепенном освобождении кр естьян. Закон был принят в 1842 г., но суть его была выхолощена поправками. Одн ако графу П.Д. Киселеву все-таки удалось провести в жизнь ряд узаконений, к оторые подготовили почву к освобождению крестьян от крепостной зависи мости позднее. Важно то, что уже в этих документах крепостной крестьянин рассматривался как человек. В 1841 г. было запрещено продавать крестьян в ро зницу. В 1843 г. безземельным дворянам было запрещено покупать крестьян. С 1847 г . министр государственных имуществ получил право приобретать за счет ка зны население дворянских имений. В.О. Ключевский считает, что «в царствов ание Николая I законодательство о крепостном праве стало на новую почву и достигло важного результата – общего молчаливого признания, что креп остной крестьянин не есть частная собственность землевладельца; закон 1842 г. достиг перемещения в праве, но не в положении крестьян». Конечно, надо иметь в виду то обстоятельство, что мощная бюрократическая машина, созда нная в то время, умело обходила, когда это было выгодно, любой закон. В борьбе с крамолой, с чего и началось правление Николая I, естественно имп ератор опирался на полицию и цензуру. В отношении последней ему не пришл ось изобретать что-то новое: на первых порах его вполне устроила та полит ика, которую проводил министр духовных дел и народного просвещения в 1824– 1828 гг. А.С. Шишков в конце жизни Александра I. Именно при Николае I этот госуда рственный деятель смог реализовать свои идеи о цензуре, не имевшие подде ржки Александра I. А.С. Шишков сразу же был принят новым императором, выслу шавшим его и давшим ему указание разработать новый цензурный устав. А.С. Ш ишков задолго до назначения министром занимался проблемой реформирова ния цензуры. Еще в 1815 г. он выступил на заседании Государственного совета с о своим мнением при обсуждении вопроса о разграничении цензурных полно мочий между министерствами народного просвещения и полиции. Он утвержд ал, что главные пороки цензурного устава 1804 г. – «недостаточность руково дящих правил», «отсутствие у цензуры довольного доступа и голоса к защит е или одобрению хорошей и к остановке или обличению худой книги». Кроме т ого, он отмечал, что в стране вообще слишком мало цензоров. Шишков предлаг ал свой проект цензурного аппарата. По нему цензурное управление должно состоять из двух комитетов: верхнего (министры народного просвещения, по лиции, обер-прокурор Синода и президент Академии наук) и нижнего («избран ные, возмужалые, добронравные люди», ученые, знающие языки и словесность), включающего отделы по родам подлежащих цензуре книг. Многие из идей А.С. Шишкова получат поддержку в ходе цензурной реформы 1826 г . Следует отметить, что в Министерстве духовных дел и народного просвеще ния еще до назначения Шишкова министром создавался проект цензурного у става. Но новый министр нашел его «далеко недостаточным до желательного в сем случае совершенства» и внес замечания, с учетом которых составлялс я цензурный устав 1826 г. В «Записках А.С. Шишкова» говорится: «Я, не могший по с лабости моего зрения и здоровья заняться великим сим трудом, употребил н а то директора канцелярии моей князя Шихматова, человека благоразумног о и усердного, к пользам престола и отечества». Таким образом, у нового цен зурного устава было два творца – А.С. Шишков и князь П.А. Ширинский-Шихмат ов, один из крупных государственных деятелей николаевского периода. Новый цензурный устав был принят 10 июня 1826 г. и лег в основу осуществляемой цензурной реформы. В противоположность цензурному уставу 1804 г. он был кра йне подробен (его объем был в пять раз больше) и состоял из 19 глав и 230 парагра фов. Новый устав был пронизан стремлением регламентировать все возможн ые задачи цензуры и действия ее аппарата. В 11 главах определялись цели и з адачи цензуры, излагались ее организационные основы, фактически предла галась первая в истории России структура цензурного аппарата. В остальн ых 8 главах подробнейшим образом раскрывался характер, способы и методы цензуры разных типов произведений печати. Основные положения цензурного устава 1826 г. сводились к следующему: Ш цель учреждения цензуры состоит в том, ч тобы произведениям словесности, наук и искусства при издании их в свет п осредством книгопечатания, гравирования и литографии дать полезное ил и, по крайней мере, безвредное для блага отечества направление; Ш цензура должна контролировать три сфе ры общественно-политической и культурной жизни общества: 1) права и внутр еннюю безопасность, 2) направление общественного мнения согласно с насто ящими обстоятельствами и видами правительства, 3) науку и воспитание юно шества; Ш традиционно цензура вверялась Министе рству народного просвещения, а руководило всею ее деятельностью Главно е управление цензуры. «В помощь ему и для высшего руководства цензоров» утверждался Верховный цензурный комитет, состоявший в соответствии с т ремя направлениями цензуры из министров народного просвещения, внутре нних и иностранных дел; Ш правителем дел Верховного цензурного комитета состоит директор Канцелярии министра народного просвещения. Ежегодно он составляет наставления цензорам, «долженствующие содержат ь в себе особые указания и руководства для точнейшего исполнения некото рых статей устава, смотря по обстоятельствам времени»; Ш в стране создавались Главный цензурны й комитет в Петербурге, местные цензурные комитеты – в Москве, Дерпте и В ильно. Главный цензурный комитет подчинялся непосредственно министру, остальные – попечителям учебных округов; Ш право на цензуру, кроме того, оставалось за духовным ведомством, академией и университетами, некоторыми админис тративными, центральными и местными учреждениями, что закладывало прос тор для субъективизма цензуры. Устав 1826 г. определял должность цензора как самостоятельную профессию, «требующую постоянного внимания», «многотрудную и важную, поэтому она не могла быть соединена с другой должностью». Э то был, без сомнения, шаг вперед в осознании роли Цензора, так как професси онала можно спросить за предпринятые действия сполна, лишить его работы и т.д. Кроме того, штат цензоров был увеличен, повышены их оклады. Так, Главн ый цензурный комитет в Петербурге имел ранее 3-х цензоров, в новом качеств е – 6. Их оклады выросли с 1200 руб. в год до 4000, цензоров местных комитетов – до 3 тыс. Деятельность цензуры регламентировалась в 8 главах устава. В них строгос ть ее доводилась до крайних пределов: запрещались Ш места в сочинениях и переводах, «имеющи е двоякий смысл, ежели один из них противен цензурным правилам», т.е. цензо р получил право по-своему улавливать заднюю мысль автора, видеть то, чего нет в произведении, которое он рассматривает; Ш «всякое историческое сочинение, в кото ром посягатели на законную власть, приявшие справедливое по делам наказ ание, представляются как жертвы общественного блага, заслужившие лучшу ю участь»; Ш рассуждения, обнаруживающие неприятно е расположение к монархическому правлению; Ш медицинские сочинения, ведущие «к осла блению в умах людей неопытных достоверности священнейших для человека истин, таковых, как духовность души, внутреннюю его свободу и высшее опре деление в будущей жизни. Цензоры должны были отсекать в рассматриваемых ими сочинениях и переводах всякое к тому покушение». Новый цензурный устав был перегружен такими подробностями, которые не и мели прямого отношения к цензуре, загромождали и без того громоздкий его текст, а потому вносили путаницу в действия цензоров. Так, в уставе отмеча лось: Ш «сочинения и рукописи на языке отечест венном, в коих явно нарушаются правила и чистота русского языка или кото рые исполнены грамматических погрешностей, не пропускаются к напечата нию без надлежащего со стороны сочинителей или переводчиков исправлен ия»; Ш в документе давались подробные правил а для руководства не только цензоров, но и изложение прав и обязанностей книгопродавцев, содержателей библиотек для чтения, типографий и литогр афий, а также рекомендации по ведомостям и повременным изданиям, особо о еврейских книгах, правила об ответственности цензоров, книгопродавцев, работников типографий, распространителей печати и т.д. По мнению графа С.С. Уварова, второй устав содержал в себе «множество дроб ных правил и был очень неудобен для практики». В целом, характер этого док умента получил устами современников точное определение: его назвали чугунным. Действовал он чуть бо лее года. Когда в 1827 г. министр внутренних дел В.С. Ланской приступил к разра ботке особого цензурного устава, регламентирующего деятельность иност ранной цензуры, он столкнулся с необходимостью отступить от сути парагр афов «чугунного» устава. В связи с этим он обратился к Николаю I, и тот сраз у же увидел в этом предлог отказаться от недавно утвержденного им цензур ного устава. Император повелел не только не придерживаться его отдельны х правил, но и пересмотреть его в целом. По Высочайшему повелению для этого была организована авторитетная ком иссия, состоявшая из В.С. Ланского, А.X. Бенкендорфа, князя И.В. Васильчикова, тайного советника графа С.С. Уварова, действительного статского советни ка Д.В. Дашкова. Комиссия выработала проект нового цензурного устава, кот орый был вынесен на Государственный совет. Мнение последнего, представл енное Николаю I, довольно основательно и вполне объективно показывало пр еимущества этого нового цензурного документа. В мнении Государственно го совета подчеркивалось существенное различие в определении действия цензуры, которое «заключено в пределах более соответству ющих истинному ее назначению. Ей не поставляется уже в обязанность дават ь какое-либо направление словесности и общему мнению; она долженствует т олько запрещать издания или продажу тех произведений словесности, наук и искусства кои, в целом составе или в частях своих, вредны в отношении к в ере, престолу, добрым нравам и личной чести граждан». Для наг лядности в этом документе цензура сравнивалась с таможнею, которая «не производит сама добротных товаров и не мешается в предпри ятия фабрикантов, но строго наблюдает, чтобы не были ввозимы товары запр ещенные, но лишь те, коих провоз и употребление дозволено тарифом». При сравнении нового устава со старым очевидным было существенное разл ичие задач цензурного ведомства, что вело и к более четкому и точному опр еделению обязанностей возлагаемых на цензоров. В Мнении отмечалось, что по проекту нового устава цензоры «не поставлены судьями д остоинства или пользы рассматриваемой книги. Они только ответствуют на вопрос: не вредна ли та книга и все их действия ограничиваются простым ре шительным на сей вопрос ответом». Таким образом, Государст венный совет констатировал, что «проект нового устава дае т менее свободы собственному произволу цензоров и тем способствует усп ехам истинного просвещения, но в то же время дает им возможность запреща ть всякую вредную книгу на основании положительного закона и не входя в предосудительные прения с писателем». Мнение Государственного совета по проекту нового цензурного устава бы ло принято во внимание Николаем I. 22 апреля 1828 г. третий цензурный устав был и м утвержден. Долгие годы, фактически до 60-х годов, он служил законным руков одством для цензурного аппарата страны. Новый документ не имел крайност ей «чугунного» устава. Во-первых, он был компактнее, меньшего размера: в не м было 117 параграфов, причем 40 из них – об иностранной Цензуре, о чем вообще не было сказано в уставе 1826 г. В противоположность старому уставу устав 1828 г. предписывал цензорам: Ш «принимать всегда за основание явный с мысл речи, не дозволяя себе произвольное толкование оной в дурную сторон у», не придираясь к словам и отдельным выражениям; Ш не «входить в разбор справедливости ил и неосновательности частных мнений или суждений писателя», а также и в « суждение о том, полезно или бесполезно рассматриваемое сочинение»; Ш «исправлять слог или заменять ошибки а втора в литературном отношении», т.е. не выступать в качестве редактора. Таким образом, целый ряд положений третьего цензурного устава был напра влен на ограничение субъективизма в действиях цензора, введение цензур ы в законные рамки. Как это положение устава реализовалось на практике, б удет показано ниже. Существенно отличалась по новому цензурному уставу в сравнении с прежн им организационная структура цензурных учреждений: она упрощалась, а чи сло цензоров увеличивалось, и их труд облегчался. Впервые создавался сто ль представительный и авторитетный орган, объединявший разные заинтер есованные в цензурной политике стороны: Ш высшей инстанцией стало Главное управ ление цензуры при Министерстве народного просвещения. Оно состояло из т оварища министра народного просвещения, министров внутренних и иностр анных дел, управляющего III отделением С. Е. Императорского Величества Канц елярии, президентов Академий наук и художеств, представителей духовног о ведомства, попечителя Петербургского учебного округа; Ш местные цензурные комитеты под предсе дательством попечителей учебных округов организовывались в Петербург е, Москве, Киеве, Одессе, Риге, Вильно и Тифлисе. Отдельные цензоры назнача лись в Казани, Дерпте, Ревеле; Ш для рассмотрения привозимой из-за гран ицы печатной продукции учреждалось новое организационное звено в аппа рате цензуры Комитет цензуры иностранной (КЦИ). Созданная по уставу 1828 г. структура цензурного аппарата стала основой на последующие годы. В этом же году была регламентирована деятельность духовной цензуры: 22 ап реля, после многих лет волокиты со стороны церковных иерархов, был утвер жден императором устав духовной цензуры, действовавший впоследствии м ного лет. Основные функции цензуры выполнял сам Святейший Синод. При все й централизации церковной жизни и издательского дела церкви, сосредото ченного еще по указу Петра III в Московской синодальной типографии, Святей ший Синод при всем желании не мог собственной цензурою охватить всю духо вную печатную продукцию. В те годы сложившаяся практика тормозила печат ное дело православия, не давала возможность контролировать проповеди, д а и выпускаемые на местах издания, поэтому еще в 1808 г. митрополит Платон выд винул право духовных академий на самостоятельную цензуру. Оно было зане сено в проект устава духовно-учебных заведений, и затем выработано полож ение о цензурных комитетах при духовных академиях. Были организованы це нзурные комитеты в 1809 г. при Петербургской Духовной академии, в 1814 г. – при М осковской. Высочайший указ Александра I 1814 г., обращенный к комиссии духовных училищ, р азвивал целую программу духовного просвещения. В ней определенное мест о отводилось и духовной цензуре, в частности, правилам деятельности духо вных цензурных комитетов. Одновременно началась работа над уставом дух овной цензуры. В 1817 г. преосвященным Амвросием (Протасовым) при правлении К азанской Духовной академии был создан комитет, занимавшийся цензурой п роповедей священников города Казани и его уезда. Наконец, в 1819 г. при Киевск ой Духовной академии тоже возник цензурный комитет. В 1824 г. в период борьбы православной церкви с мистицизмом был создан особый комитет для изучен ия мистической литературы и периодики и вынесения решения в каждом конк ретном случае по изданию. Цензурный комитет при Казанской Духовной акад емии появился лишь в 1845 г. Комитеты цензуры активно очищали поток религио зной литературы от еретических, сомнительных сочинений, о чем свидетель ствуют цифры, приведенные в 1909 г. историком Ал. Котовичем, сведенные в табли цу В 1844– 1855 гг. в духовную цензуру было представлено 6904 произведения, ею допуще но к печати 4380, т.е. чуть меньше одной трети всех рассмотренных цензурой соч инений не получили ее одобрения. Не меньшей «эффективностью» работы отличалась и светская цензура в ник олаевскую эпоху. Казалось бы, Россия в 1828 г. получила вполне прогрессивный по тем временам цензурный устав. Но, как это обычно бывает в законодатель ной практике, он быстро с помощью самого императора Николая I стал обраст ать дополнениями, поправками, новыми узаконениями, соответствующими тр ебованию определенного момента времени, правителя или его бюрократии. У став 1828 г. стали приспосабливать к текущим потребностям власти и власть и мущих. Уже в 1830 г. профессор Петербургского университета и цензор А.В. Никит енко записал в своем дневнике: «Цензурный устав совсем ниспровержен». И он был недалек от истины. Во-первых, постепенно расширялся круг ведомств и учреждений, имевших пра во на цензуру, а этим расширялась возможность цензурного произвола. Рядо м повелений императора Николая I 30– 40-х годов разным ведомствам и учрежде ниям: Министерствам Двора, Финансов, Военному, Внутренних дел, II и III отделе ниям С. Е. Императорского Величества Канцелярии, Военно-топографическом у депо, шефу жандармов, Почтовому департаменту, Вольно-Экономическому об ществу, Комиссии построения Исаакиевского собора, Кавказскому комитет у, Главному попечительству детских приютов, Управлению государственно го Коннозаводства и т д. – было предоставлено право просматривать и одо брять к печати книги, журнальные и газетные статьи, которые касались их и нтересов. Как замечает историк С.В. Рождественский, «одна только чистая п оэзия и беллетристика подлежали ведению цензурных комитетов, все же про чее сверх их отдавалось на просмотр того или другого ведомства». А.В. Никитенко несколько позже в своем дневнике производил такие подсчет ы: «Итак, вот сколько у нас ныне цензур: общая при Министерстве народного п росвещения, Главное управление цензуры, верховный негласный комитет, ду ховная цензура, военная, цензура при Министерстве иностранных дел, театр альная при Министерстве императорского двора, газетная при почтовом де партаменте, цензура при III отделении Собст. Е. В. Канцелярии и новая педагог ическая (в 1850 г. был учрежден цензурный комитет для рассмотрения учебных к ниг и пособий. – Г.Ж.). Итого, десять цензурных в едомств. Если сосчитать всех лиц, занимающихся цензурою, их окажется бол ьше, чем книг, печатаемых в течение года. Я ошибся: больше. Еще цензура по ча сти сочинений юридических при II отделении Собственной канцелярии и ценз ура иностранных книг – всего 12». Кроме того, говоря о цензуре начала 30-х годов, надо иметь в виду воздействи е на внутреннюю политику России международных событий: во Франции произ ошла Июльская революция 1830 г., развернулась бельгийская война за независи мость, происходили народные волнения в Европе. Уже 4 августа 1830 г. Николай I с ущественно ограничил и без того дозированный диапазон политической и м еждународной информации в прессе. Император повелел, «чтобы во все издаваемые в России журналы и газеты за имствованы были известия о Франции токмо из одной прусской газеты, выход ящей под заглавием «Preussische Staats Zeitung» и чтобы статьи из сей газеты, которые должны быть помещаемы во французском журнале «Journal de St-Petersbourg», были представляемы кня зю X.А. Ливену, генерал-адъютанту, «на предварительное просмотрение». Значительно активизировалась деятельность графа А.X. Бенкендорфа, неред ко дававшего указания по цензуре, выходившие за рамки цензурного устава 1828 г., что на первых порах вызывало некоторое возмущение и даже противодей ствие министра народного просвещения князя К.А. Ливена. Так, в январе 1831 г. III отделение сообщило ему повеление императора о прямой ответственности сочинителей и издателей за каждую опубликованную статью. Князь К.А. Ливе н усмотрел в этом нарушение §47 Цензурного устава и представил свое мнени е в докладе Николаю I. Для решения вопроса был создан особый комитет, котор ый через некоторое время пришел к выводу, что новое правило никак не нару шает устав. В этом же году Главное управление цензуры распорядилось, что бы цензоры вели секретный журнал имен авторов статей. Тенденция роста числа ведомств, обладающих цензурными Функциями в усло виях развития николаевского бюрократического режима, была постоянной. Каждое ведомство ревностно следило за публикациями, содержавшими любу ю информацию о нем, и, нередко при этом проявляя самодурство, требовало их на просмотр. 7 декабря 1833 г. светлейший князь А.И. Чернышев, военный министр в 1832– 1852 гг., добился высочайшего повеления о том, «чтобы о современных военн ых событиях помещаемы были в журналах лишь официальные реляции». И тем н е менее он также требовал предварительного представления к нему всех ст атей, помещаемых в российской прессе о современных военных событиях. Зат ем, в 1834 г., военное ведомство запретило «Санкт-Петербургским ведомостям», «Сыну Отечества», «Северной пчеле» печатать выписки из высочайших прик азов о производстве и назначении генералов. Привилегию в этом имела толь ко одна газета – «Русский инвалид». В этом же году граф А.X. Бенкендорф ини циировал повеление императора о том, чтобы чиновники отдавали свои лите ратурные произведения и переводы в газеты и журналы только после предва рительного разрешения своего начальства. Наконец, в 1845 г. министры добили сь права быть цензорами всего касающегося деятельности их ведомств. Таким образом, помимо организованной к середине XIX столетия сети цензурн ых комитетов, в стране сложилась еще одна – из ведомственных учреждений и организаций, обладающих цензурными полномочиями, которую недреманно контролировала высшая ее инстанция – III отделение С. Е. Императорского Ве личества Канцелярии во главе с деятельным и бдительным министром внутр енних дел, шефом жандармов графом А.X. Бенкендорфом. в начало САМОДЕРЖАВНЫЙ ЦЕНЗОР Активное вмешательство Никол ая I в решение цензурных вопросов. Император и литераторы. Контроль за цен зурным аппаратом. Решение всех цензурных вопросов в период царствования Ник олая I происходило при самом активном участии императора, что составляет особенность этого периода истории цензуры. Николай I всегда ревностно с ледил за журналистикой и действиями цензуры, сам выступал в качестве гла вного цензора в своей державе и цензора цензоров. (Этот сюжет вполне мог с тать темой большой самостоятельной работы.) Отношение Николая I к журнал истике и журналистам ярко характеризуют его слова, высказанные им, когда ему пришлось выступать в качестве высшего арбитра в истории с публицист ом и издателем Н.И. Гречем, жаловавшимся на цензуру, пропускавшую статьи, я кобы порочащие его друга Ф.В. Булгарина. Император поддержал цензоров, за кончив свою резолюцию от 29 июля 1831 г. так: «Вы призовите его (Ф.В. Булгарина. – Г.Ж.) к себе, вымойте голову и о бъясните, что ежели впредь осмелится дерзко писать, то вспомнил бы, что жу рналисты сиживали уже на гауптвахтах, и что за подобные дерзости можно и под суд отдать». Милитаризованное мышление Николая I распространялось и на литераторов. Характерный пример в этом отношении – трагическая судьба поэта А.И. Пол ежаева. Через 15 дней после казни руководителей восстания декабристов Ни колай I самолично ночью судил студента Московского университета Полежа ева за сатирическую поэму «Сашка», ходившую тогда по рукам. А. И. Полежаев писал в поэме: Герой поэмы не только кутила и повеса, но он «жаждет вольности строптиво й», ищет «буйственной свободы», «своим аршином Бога мерит и в церковь гро ша не дарит» и т.д. Самодержавный цензор комментировал: «Я положу предел этому разврату. Это все еще следы, последние остатки: я их искореню» Поэт был отдан в солдаты и отправлен под пули на Кавказ. Николай I постоянн о осведомлялся, как служил Полежаев. В 32 года талантливого поэта не стало. Без сомнения, Николай I отдавал себе отчет о влиянии литераторов на общес тво. В своих действиях по отношению к ним он не был однолинеен. Об этом гов орят его взаимоотношения с А.С. Пушкиным. Придя к власти, фактически сразу Николай I становится добровольным цензором произведений поэта. Граф А.X. Б енкендорф сообщал А.С. Пушкину 30 сентября 1826 г.: «Сочинений ваших никто расс матривать не будет; на них нет никакой цензуры. Государь император сам бу дет первым ценителем произведений ваших и цензором». Уже в ноябре Пушкин писал Н.М. Языкову: «Царь освободил меня от цензуры. Он сам – мой цензор. Вы года, конечно, необъятная. Таким образом, Годунова тиснем». Обычно анализ ируя связи поэта и императора, ученые делают акцент на лицемерии Николая I. Представляется, что при этом не полно учитывается то обстоятельство, чт о Николай I был императором, и все то, что сопутствовало его положению и ег о психологии, которая порождалась этим, а также то, как воспринимали его с овременники, в том числе и великий поэт. Дадим слово самому Пушкину, поско льку литературы и объяснений по этому поводу вполне достаточно: приведе м ряд цитат из его дневника 1833– 1835 гг., т.е. периода зрелости поэта. «1833. 14 дек. 11-го получено мною приглашение от Бенк ендорфа) явиться к нему на другой день утром. Я приехал. Мне возвращен «Мед ный всадник» с замечаниями Государя. Слово кумир не пропущено высочайшей цензурою; стихи И перед младшею столицей Померкла старая Москва, Как перед новою царицей Порфироносная вдова – вымараны. На многих местах поставлен (?),– все это делает мне большую разн ицу. Я принужден был переменить условия со Смирдиным». «1834. 28 февраля. Государь позволил мне печатать « Пугачева»; мне возвращена моя рукопись с его замечаниями (очень дельными ). В воскресенье на бале, в концертной, Государь долго со мной разговаривал ; он говорит очень хорошо, не смешивая обоих языков, не делая обыкновенных ошибок и употребляя настоящие выражения». «6 марта. Царь дал мне взаймы 20000 на напечатайте «Пугачева». Спасибо». Во-первых, постепенно расширялся круг ведомств и учреждений, имевших пра во на цензуру, а этим расширялась возможность цензурного произвола. Рядо м повелений императора Николая I 30– 40-х годов разным ведомствам и учрежде ниям: Министерствам Двора, Финансов, Военному, Внутренних дел, II и III отделе ниям С. Е. Императорского Величества Канцелярии, Военно-топографическом у депо, шефу жандармов, Почтовому департаменту, Вольно-Экономическому об ществу, Комиссии построения Исаакиевского собора, Кавказскому комитет у, Главному попечительству детских приютов, Управлению государственно го Коннозаводства и т д. – было предоставлено право просматривать и одо брять к печати книги, журнальные и газетные статьи, которые касались их и нтересов. Как замечает историк С.В. Рождественский, «одна только чистая п оэзия и беллетристика подлежали ведению цензурных комитетов, все же про чее сверх их отдавалось на просмотр того или другого ведомства». А.В. Никитенко несколько позже в своем дневнике производил такие подсчет ы: «Итак, вот сколько у нас ныне цензур: общая при Министерстве народного п росвещения, Главное управление цензуры, верховный негласный комитет, ду ховная цензура, военная, цензура при Министерстве иностранных дел, театр альная при Министерстве императорского двора, газетная при почтовом де партаменте, цензура при III отделении Собст. Е. В. Канцелярии и новая педагог ическая (в 1850 г. был учрежден цензурный комитет для рассмотрения учебных к ниг и пособий. – Г.Ж.). Итого, десять цензурных в едомств. Если сосчитать всех лиц, занимающихся цензурою, их окажется бол ьше, чем книг, печатаемых в течение года. Я ошибся: больше. Еще цензура по ча сти сочинений юридических при II отделении Собственной канцелярии и ценз ура иностранных книг – всего 12». Кроме того, говоря о цензуре начала 30-х годов, надо иметь в виду воздействи е на внутреннюю политику России международных событий: во Франции произ ошла Июльская революция 1830 г., развернулась бельгийская война за независи мость, происходили народные волнения в Европе. Уже 4 августа 1830 г. Николай I с ущественно ограничил и без того дозированный диапазон политической и м еждународной информации в прессе. Император повелел, «чтобы во все издаваемые в России журналы и газеты за имствованы были известия о Франции токмо из одной прусской газеты, выход ящей под заглавием «Preussische Staats Zeitung» и чтобы статьи из сей газеты, которые должны быть помещаемы во французском журнале «Journal de St-Petersbourg», были представляемы кня зю X.А. Ливену, генерал-адъютанту, «на предварительное просмотрение». Значительно активизировалась деятельность графа А.X. Бенкендорфа, неред ко дававшего указания по цензуре, выходившие за рамки цензурного устава 1828 г., что на первых порах вызывало некоторое возмущение и даже противодей ствие министра народного просвещения князя К.А. Ливена. Так, в январе 1831 г. III отделение сообщило ему повеление императора о прямой ответственности сочинителей и издателей за каждую опубликованную статью. Князь К.А. Ливе н усмотрел в этом нарушение §47 Цензурного устава и представил свое мнени е в докладе Николаю I. Для решения вопроса был создан особый комитет, котор ый через некоторое время пришел к выводу, что новое правило никак не нару шает устав. В этом же году Главное управление цензуры распорядилось, что бы цензоры вели секретный журнал имен авторов статей. Тенденция роста числа ведомств, обладающих цензурными Функциями в усло виях развития николаевского бюрократического режима, была постоянной. Каждое ведомство ревностно следило за публикациями, содержавшими любу ю информацию о нем, и, нередко при этом проявляя самодурство, требовало их на просмотр. 7 декабря 1833 г. светлейший князь А.И. Чернышев, военный министр в 1832– 1852 гг., добился высочайшего повеления о том, «чтобы о современных военн ых событиях помещаемы были в журналах лишь официальные реляции». И тем н е менее он также требовал предварительного представления к нему всех ст атей, помещаемых в российской прессе о современных военных событиях. Зат ем, в 1834 г., военное ведомство запретило «Санкт-Петербургским ведомостям», «Сыну Отечества», «Северной пчеле» печатать выписки из высочайших прик азов о производстве и назначении генералов. Привилегию в этом имела толь ко одна газета – «Русский инвалид». В этом же году граф А.X. Бенкендорф ини циировал повеление императора о том, чтобы чиновники отдавали свои лите ратурные произведения и переводы в газеты и журналы только после предва рительного разрешения своего начальства. Наконец, в 1845 г. министры добили сь права быть цензорами всего касающегося деятельности их ведомств. Таким образом, помимо организованной к середине XIX столетия сети цензурн ых комитетов, в стране сложилась еще одна – из ведомственных учреждений и организаций, обладающих цензурными полномочиями, которую недреманно контролировала высшая ее инстанция – III отделение С. Е. Императорского Ве личества Канцелярии во главе с деятельным и бдительным министром внутр енних дел, шефом жандармов графом А.X. Бенкендорфом. в начало САМОДЕРЖАВНЫЙ ЦЕНЗОР Активное вмешательство Никол ая I в решение цензурных вопросов. Император и литераторы. Контроль за цен зурным аппаратом. Решение всех цензурных вопросов в период царствования Ник олая I происходило при самом активном участии императора, что составляет особенность этого периода истории цензуры. Николай I всегда ревностно с ледил за журналистикой и действиями цензуры, сам выступал в качестве гла вного цензора в своей державе и цензора цензоров. (Этот сюжет вполне мог с тать темой большой самостоятельной работы.) Отношение Николая I к журнал истике и журналистам ярко характеризуют его слова, высказанные им, когда ему пришлось выступать в качестве высшего арбитра в истории с публицист ом и издателем Н.И. Гречем, жаловавшимся на цензуру, пропускавшую статьи, я кобы порочащие его друга Ф.В. Булгарина. Император поддержал цензоров, за кончив свою резолюцию от 29 июля 1831 г. так: «Вы призовите его (Ф.В. Булгарина. – Г.Ж.) к себе, вымойте голову и о бъясните, что ежели впредь осмелится дерзко писать, то вспомнил бы, что жу рналисты сиживали уже на гауптвахтах, и что за подобные дерзости можно и под суд отдать». Милитаризованное мышление Николая I распространялось и на литераторов. Характерный пример в этом отношении – трагическая судьба поэта А.И. Пол ежаева. Через 15 дней после казни руководителей восстания декабристов Ни колай I самолично ночью судил студента Московского университета Полежа ева за сатирическую поэму «Сашка», ходившую тогда по рукам. А. И. Полежаев писал в поэме: Герой поэмы не только кутила и повеса, но он «жаждет вольности строптиво й», ищет «буйственной свободы», «своим аршином Бога мерит и в церковь гро ша не дарит» и т.д. Самодержавный цензор комментировал: «Я положу предел этому разврату. Это все еще следы, последние остатки: я их искореню» Поэт был отдан в солдаты и отправлен под пули на Кавказ. Николай I постоянн о осведомлялся, как служил Полежаев. В 32 года талантливого поэта не стало. Без сомнения, Николай I отдавал себе отчет о влиянии литераторов на общес тво. В своих действиях по отношению к ним он не был однолинеен. Об этом гов орят его взаимоотношения с А.С. Пушкиным. Придя к власти, фактически сразу Николай I становится добровольным цензором произведений поэта. Граф А.X. Б енкендорф сообщал А.С. Пушкину 30 сентября 1826 г.: «Сочинений ваших никто расс матривать не будет; на них нет никакой цензуры. Государь император сам бу дет первым ценителем произведений ваших и цензором». Уже в ноябре Пушкин писал Н.М. Языкову: «Царь освободил меня от цензуры. Он сам – мой цензор. Вы года, конечно, необъятная. Таким образом, Годунова тиснем». Обычно анализ ируя связи поэта и императора, ученые делают акцент на лицемерии Николая I. Представляется, что при этом не полно учитывается то обстоятельство, чт о Николай I был императором, и все то, что сопутствовало его положению и ег о психологии, которая порождалась этим, а также то, как воспринимали его с овременники, в том числе и великий поэт. Дадим слово самому Пушкину, поско льку литературы и объяснений по этому поводу вполне достаточно: приведе м ряд цитат из его дневника 1833– 1835 гг., т.е. периода зрелости поэта. «1833. 14 дек. 11-го получено мною приглашение от Бенк ендорфа) явиться к нему на другой день утром. Я приехал. Мне возвращен «Мед ный всадник» с замечаниями Государя. Слово кумир не пропущено высочайшей цензурою; стихи И перед младшею столицей Померкла старая Москва, Как перед новою царицей Порфироносная вдова – вымараны. На многих местах поставлен (?),– все это делает мне большую разн ицу. Я принужден был переменить условия со Смирдиным». «1834. 28 февраля. Государь позволил мне печатать « Пугачева»; мне возвращена моя рукопись с его замечаниями (очень дельными ). В воскресенье на бале, в концертной, Государь долго со мной разговаривал ; он говорит очень хорошо, не смешивая обоих языков, не делая обыкновенных ошибок и употребляя настоящие выражения». «6 марта. Царь дал мне взаймы 20000 на напечатайте «Пугачева». Спасибо». Во-первых, постепенно расширялся круг ведомств и учреждений, имевших пра во на цензуру, а этим расширялась возможность цензурного произвола. Рядо м повелений императора Николая I 30– 40-х годов разным ведомствам и учрежде ниям: Министерствам Двора, Финансов, Военному, Внутренних дел, II и III отделе ниям С. Е. Императорского Величества Канцелярии, Военно-топографическом у депо, шефу жандармов, Почтовому департаменту, Вольно-Экономическому об ществу, Комиссии построения Исаакиевского собора, Кавказскому комитет у, Главному попечительству детских приютов, Управлению государственно го Коннозаводства и т д. – было предоставлено право просматривать и одо брять к печати книги, журнальные и газетные статьи, которые касались их и нтересов. Как замечает историк С.В. Рождественский, «одна только чистая п оэзия и беллетристика подлежали ведению цензурных комитетов, все же про чее сверх их отдавалось на просмотр того или другого ведомства». А.В. Никитенко несколько позже в своем дневнике производил такие подсчет ы: «Итак, вот сколько у нас ныне цензур: общая при Министерстве народного п росвещения, Главное управление цензуры, верховный негласный комитет, ду ховная цензура, военная, цензура при Министерстве иностранных дел, театр альная при Министерстве императорского двора, газетная при почтовом де партаменте, цензура при III отделении Собст. Е. В. Канцелярии и новая педагог ическая (в 1850 г. был учрежден цензурный комитет для рассмотрения учебных к ниг и пособий. – Г.Ж.). Итого, десять цензурных в едомств. Если сосчитать всех лиц, занимающихся цензурою, их окажется бол ьше, чем книг, печатаемых в течение года. Я ошибся: больше. Еще цензура по ча сти сочинений юридических при II отделении Собственной канцелярии и ценз ура иностранных книг – всего 12». Кроме того, говоря о цензуре начала 30-х годов, надо иметь в виду воздействи е на внутреннюю политику России международных событий: во Франции произ ошла Июльская революция 1830 г., развернулась бельгийская война за независи мость, происходили народные волнения в Европе. Уже 4 августа 1830 г. Николай I с ущественно ограничил и без того дозированный диапазон политической и м еждународной информации в прессе. Император повелел, «чтобы во все издаваемые в России журналы и газеты за имствованы были известия о Франции токмо из одной прусской газеты, выход ящей под заглавием «Preussische Staats Zeitung» и чтобы статьи из сей газеты, которые должны быть помещаемы во французском журнале «Journal de St-Petersbourg», были представляемы кня зю X.А. Ливену, генерал-адъютанту, «на предварительное просмотрение». Значительно активизировалась деятельность графа А.X. Бенкендорфа, неред ко дававшего указания по цензуре, выходившие за рамки цензурного устава 1828 г., что на первых порах вызывало некоторое возмущение и даже противодей ствие министра народного просвещения князя К.А. Ливена. Так, в январе 1831 г. III отделение сообщило ему повеление императора о прямой ответственности сочинителей и издателей за каждую опубликованную статью. Князь К.А. Ливе н усмотрел в этом нарушение §47 Цензурного устава и представил свое мнени е в докладе Николаю I. Для решения вопроса был создан особый комитет, котор ый через некоторое время пришел к выводу, что новое правило никак не нару шает устав. В этом же году Главное управление цензуры распорядилось, что бы цензоры вели секретный журнал имен авторов статей. Тенденция роста числа ведомств, обладающих цензурными Функциями в усло виях развития николаевского бюрократического режима, была постоянной. Каждое ведомство ревностно следило за публикациями, содержавшими любу ю информацию о нем, и, нередко при этом проявляя самодурство, требовало их на просмотр. 7 декабря 1833 г. светлейший князь А.И. Чернышев, военный министр в 1832– 1852 гг., добился высочайшего повеления о том, «чтобы о современных военн ых событиях помещаемы были в журналах лишь официальные реляции». И тем н е менее он также требовал предварительного представления к нему всех ст атей, помещаемых в российской прессе о современных военных событиях. Зат ем, в 1834 г., военное ведомство запретило «Санкт-Петербургским ведомостям», «Сыну Отечества», «Северной пчеле» печатать выписки из высочайших прик азов о производстве и назначении генералов. Привилегию в этом имела толь ко одна газета – «Русский инвалид». В этом же году граф А.X. Бенкендорф ини циировал повеление императора о том, чтобы чиновники отдавали свои лите ратурные произведения и переводы в газеты и журналы только после предва рительного разрешения своего начальства. Наконец, в 1845 г. министры добили сь права быть цензорами всего касающегося деятельности их ведомств. Таким образом, помимо организованной к середине XIX столетия сети цензурн ых комитетов, в стране сложилась еще одна – из ведомственных учреждений и организаций, обладающих цензурными полномочиями, которую недреманно контролировала высшая ее инстанция – III отделение С. Е. Императорского Ве личества Канцелярии во главе с деятельным и бдительным министром внутр енних дел, шефом жандармов графом А.X. Бенкендорфом. в начало САМОДЕРЖАВНЫЙ ЦЕНЗОР Активное вмешательство Никол ая I в решение цензурных вопросов. Император и литераторы. Контроль за цен зурным аппаратом. Решение всех цензурных вопросов в период царствования Ник олая I происходило при самом активном участии императора, что составляет особенность этого периода истории цензуры. Николай I всегда ревностно с ледил за журналистикой и действиями цензуры, сам выступал в качестве гла вного цензора в своей державе и цензора цензоров. (Этот сюжет вполне мог с тать темой большой самостоятельной работы.) Отношение Николая I к журнал истике и журналистам ярко характеризуют его слова, высказанные им, когда ему пришлось выступать в качестве высшего арбитра в истории с публицист ом и издателем Н.И. Гречем, жаловавшимся на цензуру, пропускавшую статьи, я кобы порочащие его друга Ф.В. Булгарина. Император поддержал цензоров, за кончив свою резолюцию от 29 июля 1831 г. так: «Вы призовите его (Ф.В. Булгарина. – Г.Ж.) к себе, вымойте голову и о бъясните, что ежели впредь осмелится дерзко писать, то вспомнил бы, что жу рналисты сиживали уже на гауптвахтах, и что за подобные дерзости можно и под суд отдать». Милитаризованное мышление Николая I распространялось и на литераторов. Характерный пример в этом отношении – трагическая судьба поэта А.И. Пол ежаева. Через 15 дней после казни руководителей восстания декабристов Ни колай I самолично ночью судил студента Московского университета Полежа ева за сатирическую поэму «Сашка», ходившую тогда по рукам. А. И. Полежаев писал в поэме: Герой поэмы не только кутила и повеса, но он «жаждет вольности строптиво й», ищет «буйственной свободы», «своим аршином Бога мерит и в церковь гро ша не дарит» и т.д. Самодержавный цензор комментировал: «Я положу предел этому разврату. Это все еще следы, последние остатки: я их искореню» Поэт был отдан в солдаты и отправлен под пули на Кавказ. Николай I постоянн о осведомлялся, как служил Полежаев. В 32 года талантливого поэта не стало. Без сомнения, Николай I отдавал себе отчет о влиянии литераторов на общес тво. В своих действиях по отношению к ним он не был однолинеен. Об этом гов орят его взаимоотношения с А.С. Пушкиным. Придя к власти, фактически сразу Николай I становится добровольным цензором произведений поэта. Граф А.X. Б енкендорф сообщал А.С. Пушкину 30 сентября 1826 г.: «Сочинений ваших никто расс матривать не будет; на них нет никакой цензуры. Государь император сам бу дет первым ценителем произведений ваших и цензором». Уже в ноябре Пушкин писал Н.М. Языкову: «Царь освободил меня от цензуры. Он сам – мой цензор. Вы года, конечно, необъятная. Таким образом, Годунова тиснем». Обычно анализ ируя связи поэта и императора, ученые делают акцент на лицемерии Николая I. Представляется, что при этом не полно учитывается то обстоятельство, чт о Николай I был императором, и все то, что сопутствовало его положению и ег о психологии, которая порождалась этим, а также то, как воспринимали его с овременники, в том числе и великий поэт. Дадим слово самому Пушкину, поско льку литературы и объяснений по этому поводу вполне достаточно: приведе м ряд цитат из его дневника 1833– 1835 гг., т.е. периода зрелости поэта. «1833. 14 дек. 11-го получено мною приглашение от Бенк ендорфа) явиться к нему на другой день утром. Я приехал. Мне возвращен «Мед ный всадник» с замечаниями Государя. Слово кумир не пропущено высочайшей цензурою; стихи И перед младшею столицей Померкла старая Москва, Как перед новою царицей Порфироносная вдова – вымараны. На многих местах поставлен (?),– все это делает мне большую разн ицу. Я принужден был переменить условия со Смирдиным». «1834. 28 февраля. Государь позволил мне печатать « Пугачева»; мне возвращена моя рукопись с его замечаниями (очень дельными ). В воскресенье на бале, в концертной, Государь долго со мной разговаривал ; он говорит очень хорошо, не смешивая обоих языков, не делая обыкновенных ошибок и употребляя настоящие выражения». «6 марта. Царь дал мне взаймы 20000 на напечатайте «Пугачева». Спасибо». «10 мая. Однако какая глубокая безнравственно сть в привычках нашего Правительства! Полиция распечатывает письма муж а к жене и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честном у), и царь не стыдится в том признаться – и давать ход интриге достойной В идока и Булгарина! Что ни говори, мудрено быть самодержавным». «1835. Февраль. В публике очень бранят моего Пуга чева, а что хуже – не покупают. Уваров большой подлец. Он кричит о моей кни ге как о возмутительном сочинении. Его клеврет Дундуков (дурак и бардаш) п реследует меня своим цензурным комитетом. Он не соглашается, чтоб я печа тал свои сочинения с одного согласия Государя. Царь любит, да псарь не люб ит». Строки пушкинского дневника неоднократно комментировались. Представл енная выборка цитат, на наш взгляд, сама достаточно красноречива. Она сви детельствует о том, что Николай I, как цензор, основательно вникал в творче ство поэта, хотя, конечно, как самодержец, преследовал свои цели, но одновр еменно помогал Пушкину, поддерживал его ранимое самолюбие (ведь Государ ь говорит не с каждым. – Г.Ж.). Вспомним в связи с этим еще один эпизод. В 1830 г. А.С. Пушкин опубликовал VII глав у «Онегина». Сразу же в «Северной пчеле» появился фельетон Ф.И. Булгарина, резко критиковавшего эту часть произведения, где якобы «ни одной мысли, ни одного чувствования» и т.д. Николай I, прочитав фельетон, писал графу А.X. Бенкендорфу: « ...в сегодняшнем нумере «Пчелы» находится опя ть несправедливейшая и пошлейшая статья, направленная против Пушкина; к этой статье, наверное, будет продолжение: поэтому предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какие бы то ни было критики на литературные произведения; и, если возможно, запретите его журнал». Бенкендорф передал фельетонисту волю монарха, в ответе котором у пытался защитить фельетониста, назвав еще одну статью другого автора, критиковавшего ту же главу «Онегина». Николай I гневно отреагировал: «...если критика эта будет продолжаться, то я, ради взаимности, бу ду запрещать ее везде». Вероятно, во взаимоотношених царя и поэта в какой-то степени обольщение было двухсторонним. Приведем слова их современницы А.Ф. Тютчевой, дающей в своем дневнике бле стящую характеристику императора: «Николай I был Дон-Кихотом самодержав ия, Дон-Кихотом страшным и зловредным, потому что обладал всемогуществом , позволявшим ему подчинить все свои фантастические и устарелые теории и попирать ногами самые законные стремления и права своего века». Дон Кихот самодержавия! Хотя в его дом уже стучались другие времена. Следующая пушкинская записка, поданная им 28 августа 1835 г. в Главное управле ние цензуры, где он просит разрешить «встретившееся ему затруднение», ка к бы подводит итог цензуре Николаем I его сочинений: «В 1826 году Государь император изволил объявить мне, что ему угодно быть са мому цензором. Вследствие Высочайшей воли, все, что с тех пор было мною нап ечатано, доставлено было мне прямо от Его Величества из 3 отделения Собст в. Его Канцелярии при подписи одного из чиновников «С дозволения правите льства»» (далее А.С. Пушкин перечисляет, какие произведения прошли данну ю цензуру: «Цыгане», главы «Евгения Онегина», «Полтава», мелкие стихотво рения, второе исправленное издание поэмы «Руслан и Людмила», «Граф Нулин », «История пугачевского бунта» и др.). Когда же в 1835 г. поэт обычным порядком представил в цензуру второе исправл енное издание перевода из Шекспира «Анджело», попечитель Петербургско го учебного округа объявил ему, что не может более публиковать его сочин ений так, «как доселе они печатались». Пушкин справедливо обращает внима ние Главного управления цензуры на то, что «никакого нового распоряжения не последовало», а он между тем устным зая влением попечителя «лишен права печатать свои сочинения, дозволенные с амим Государем-императором». Сам поэт в деловой записке, не содержавшей в себе обычных эмоций, констат ирует факт постоянной императорской цензуры его творчества почти на це лое десятилетие (1826– 1835, август). С другой стороны, этот эпизод запечатлел ос обое отношение цензуры к фигуре поэта. Министр народного просвещения С.С . Уваров почти через месяц, 29 сентября, уведомил Пушкина, что его рукописи п ечатаются независимо от его ведомства. Но когда поэт умер, Уваров 1 феврал я 1837 г. потребовал от попечителя Московского учебного округа графа С.Г. Стр оганова, чтобы статьи об этом событии он контролировал сам. То, что монарх лично занимается цензурой, для российской действительнос ти – явление обычное и даже традиционное. Но в случае с Николаем I оно име ло опору в его взглядах на роль руководителя государства. Он считал свое й обязанностью лично разрешать все сколько-нибудь существенные, дела и в опросы. «Николай считал управление по личной воле и личным воззрениям – прямым долгом самодержца, – пришел к выводу историк А.Е. Пресняков. – Во просы общие и частные, дела государственной важности и судьбы отдельных лиц – сплошь и рядом зависели от личного усмотрения и настроения госуда ря». Это особенно отчетливо видно именно на цензорской практике Николая I. Здесь его, как говорится, хватало на все. Получив трон при открытом сопротивлении молодой дворянской элиты, он на шел опору в А.С. Шишкове и созданный при его участии «чугунный» цензурный устав 1826 г. одобрил явно как средство запугивания общественности, настоль ко этот документ был контрастен александровскому цензурному уставу 1804 г. Но самодержец быстро и без колебаний расстался с ним и одобрил новый уст ав от 22 апреля 1828 г., который будет действовать длительное время. Однако для императора этот устав не стал законом, букву которого он соблюдал бы. Зак оном была воля монарха, лично вносившего постоянно изменения в цензурны й устав своими повелениями и распоряжениями. И на практике при его же поп устительстве господствовал крайний субъективизм цензуры, о чем говори лось выше. Активность Николая I – цензора, как правило, усиливалась в зависимости о т роста видимой им угрозы собственной власти. Так было в 1830– 1831 гг., в 1848 г., ког да революционные события в Европе повлияли на ужесточение цензурного р ежима в России и превращение цензуры в политический донос, который при е го правлении процветал. В 1831 г. И. Киреевский, вернувшийся на родину из-за границы, стал издавать жур нал «Европеец», открыв первый номер своей статьей «XIX век». Николай I внима тельно прочитал журнал и не только сделал внушение цензуре, пропустивше й номер, но и внес своим повелением беспрецедентную поправку в цензурный устав. 7 февраля 1831 г. граф А.X. Бенкендорф писал министру народного просвеще ния князю К.А. Ливену о том, что, по мнению императора, статья «XIX век» содерж ит «рассуждение о высшей политике», хотя автор уверяет читателя, что гов орит о литературе. Николай I увидел в ней двойной смысл, считая, что И. Кирее вский понимает под словом «просвещение» слово «свобода», под фразой «де ятельность ума» – революцию, а под словами «искусно отысканная середин а» – не что иное, как конституцию. Разгаданный тайный смысл определил вы вод императора: «Статья сия не долженствовала быть дозвол енной в журнале литературном, в каковом воспрещается помещать что-либо о политике, и, как сверх того, оная статья не взирая на ее нелепость, писана в духе самом неблагонамеренном, то и не следовало цензуре оной пропускать ». Эти рассуждения Николая I представляют для нас особый интерес, так как че рез графа А.X. Бенкендорфа они были доведены до цензоров, которым сам импер атор преподал предметный урок, как цензуровать периодику. Причем этот ур ок откровенно противоречил цензурному уставу, по которому цензор наобо рот ориентировался на то, чтобы не выискивать тайный смысл. Другую статью, помещенную в «Европейце», Николай I назвал « неприличной и непристойной выходкой на счет находящихся в России иност ранцев»; посчитал, что цензор, пропустивший ее, «совершенно виновен»; потребовал наказать его, запретить журнал, так как «издатель г. Киреевский обнаружил себя человеком неблагомыслящим и неблагонадежным». Ему была запрещена издательская деяте льность. Для журналистики этот эпизод имел большие последствия. Император повел ел опять вопреки цензурного устава 1828 г.: «дабы на будущее вр емя не были дозволяемы никакие новые журналы без особого Высочайшего ра зрешения». При этом Его Величеству должны были представить «подробное изложение предметов, долженствующих входить в состав предполагаемого журнала, и обстоятельные сведения об издателе ». Николай I, без сомнения, был настоящим цензором цензоров, о чем они хорошо знали. Наделенный неограниченной властью, он мог не только администрати вно наказать, но и лишить места работы, как это было с С.Т. Аксаковым – ценз уровавшим книгу «Двенадцать спящих будочников», показавшуюся Николаю I сомнительной, поскольку книга, предназначенная для широкой аудитории, н арода, была написана языком, приноровленным «к грубым поня тиям низшего класса людей» и в ней, при таком адресате, подвергалась крит ике полиция, о которой речь шла «в самых дерзких и непристойных выражени ях». Целью автора, резюмировал император, было распространять книгу «в п ростом народе и внушить оному неуважение к полиции». «Его В еличество, по сообщению Бенкендорфа, заключает из сего, что цензор Аксак ов вовсе не имеет нужных для звания сего способностей и потому повелевае т его от должности сей уволить». Особенно ревностным цензором Николай I был, когда периодика писала о нем и его близких, его предках. 2 января 1831 г. Министр Императорского Двора свет лейший князь П.М. Волконский довел до цензурного аппарата неудовольстви е императора по поводу того, что «в столичных ведомостях пр идворные известия появляются без всякого на то разрешения правительст ва», в связи с чем строжайше предписано «всем редакторам публичных ведом остей ничего не печатать, касающегося до особы Государя-императора и все х членов императорской фамилии, а также о торжествах или съездах, бывающ их при Дворе, без особого на то Высочайшего разрешения, которое имеет быт ь сообщено от Министерства Императорского Двора». Однако в скоре Николай I понял, что при таком порядке в народе могут и подзабыть о н ем. Последовало новое распоряжение императора, позволяющее журналиста м сообщать после «предварительного рассмотрения министр а Двора» о «действиях всенародных», а именно – «известия о прибытии в ст олицу и о выезде высочайших особ, о присутствии их в общенародных местах, об аудиенциях иностранных посланников». Такая позиция императора распространялась и на упоминание в печати, лит ературе, исторических сочинениях царственных предков. В 1831 г. цензор В.Н. Се менов не решился одобрить к публикации трагедию М.П. Погодина «Петр I», пос кольку в ней на сцену выведены Петр I, Екатерина I, А.Д. Меншиков, заговорщики , речь идет о пытках царевича Алексея по приказу отца и т.д. Сомнения испыт ывали цензурный комитет и Главное управление цензуры, подготовившее до клад Николаю I, который 22 декабря 1831 г. написал на нем: «Лицо имп ератора Петра Великого должно быть для каждого русского предметом благ оговения и любви, выводить оное на сцену было бы почти нарушение святыни и по сему совершенно неприлично. Не дозволять печатать». По похожим причинам не увидели свет исторические повести Олина «Эшафот, ил и Утро вечера мудренее», Вейдемера «Обзор главнейших происшествий в Рос сии с кончины Петра Великого до вступления на престол Елизаветы Петровн ы» и др. Любопытно складывались отношения цензуры к сочинениям Екатерин ы II, часть из них находилась под запретом, что поддерживалось Николаем I. В 1850 г. Петербургский цензурный комитет рассматривал вопрос о новом издани и собраний сочинений императрицы, испытывая особые затруднения в возмо жности опубликовать ее переписку с Вольтером, содержащую его остроты, за трагивающие проблемы религии. Николай I без малейших колебаний наложил р езолюцию: «Не разрешаю новое издание писем к Вольтеру». Министр народного просвещения С.С. Уваров предлагал цензорам в секретно м письме попечителю Петербургского учебного округа 6 мая 1847 г. посмотреть на сочинения об отечественной истории, появляющиеся в современной прес се, с другой стороны. Он отмечал, что в них «нередко вкрадываются рассужде ния о вопросах государственных и политических, которых изложение должн о быть допускаемо с особенною осторожностью и только в пределах самой ст рогой умеренности. Особливой внимательности требует тут стремление не которых авторов к возбуждению в читающей публике необдуманных порывов патриотизма, общего провинциального стремления, становящегося иногда, если не опасным, то по крайней мере неблагоразумным по тем последствиям, какие оно может иметь». Уваров требовал от цензоров быть более вниматель ными по отношению к такого рода статьям. Именно Николай I определил целый ряд направлений, на которые цензура дол жна была обращать пристальное внимание. В их числе, помимо названных, осо бенно одиозным было его отношение к произведениям искусства. Историк А.Е . Пресняков писал: «Николай I расправлялся с художественными сокровищами Эрмитажа, применял к ним политическую цензуру и приказывал удалить из к оллекции портреты польских деятелей или «истребить эту обезьяну» – гу доновского Вольтера». На протяжении всего царствования Николай I, как уже отмечалось выше, бдит ельно следил за деятельностью самого цензурного аппарата, контролиров ал творчество ведущих литераторов и публицистов, основные издания стра ны и способствовал установлению субъективного и жесткого режима цензу ры в своем государстве, особенно в последние годы правления. Министерству народного просвещения приходилось постоянно считаться с этой бурной цензурной деятельностью самодержца, а также С. Е. Императорс кого Величества Канцелярии и особенно III отделения и Министерства Двора. В 30-е годы XIX в. для него цензурное ведомство стало очень сложной заботой. «С амой тяжелой и ответственной обязанностью, – признавал историк С.В. Рож дественский, – Министерства народного просвещения в эпоху графа С.С. Ув арова и князя П.А. Ширинского-Шихматова была цензура». в начало ЦЕНЗУРНАЯ ПОЛИТИКА МИНИСТЕРСТВА НАРОДНОГО П РОСВЕЩЕНИЯ ПРИ ГРАФЕ С.С. УВАРОВЕ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ Д ЕЯТЕЛЬНОСТИ ЦЕНЗУРНОГО ВЕДОМСТВА Стремление С.С. Уварова «укротить в журналистах порыв за ниматься предметами, до государственного управления или вообще правит ельства относящимися». Выработка методики цензурования, подготовка це нзоров-профессионалов. Граф С.С. Уваров – один из крупнейших государственных деят елей николаевской эпохи, свою карьеру начинал на дипломатическом попри ще. В 1811– 1820 гг. был попечителем Петербургского учебного округа, одной из об язанностей которого являлось руководство столичной цензурой. С 1818 г. до к онца жизни Уваров – президент Академии наук. Он был знаком и общался со м ногими литераторами, политиками, учеными. Главным итогом его деятельнос ти является обоснование теоретических положений государственности ни колаевской эпохи. Будучи министром народного просвещения (1833– 1849 гг.), он ст ал создателем, как ее потом назвали, теории официальной народности. С.С. Ув аров заявил при вступлении в должность министра: «Общая наша обязанност ь состоит в том, чтобы народное образование совершалось в соединенном ду хе православия, самодержавия и народности». Без сомнения, С.С. Уваров мног ое сделал для укрепления государства и развития образования. При нем был воссоздан Петербургский университет. Проявив мужество, Уваров вступил ся за его профессуру, когда она подверглась репрессиям. Однако взгляды графа С.С. Уварова на цензуру, а главное на ее практику были ограничены конкретно-историческими условиями, состоянием и характеро м власти, особенностями административного управления в России, а также е го личными карьерными побуждениями. Одной из проблем управления цензур ой было недопонимание чиновниками ее аппарата того, что происходит разв итие периодики, журналистики, т.е. информационной службы общества. Харак терно в этом плане высказывание одного из руководителей цензуры тех лет , председателя Петербургского цензурного комитета князя А.М. Дондукова-К орсакова: «Мы живем, благодаря Бога, в России, где журналисты еще не управл яют общим мнением, и где всякая с их стороны попытка к усилению их влияния должна быть, я думаю, не только останавливаема, но и наказываема уменьшен ием доверия публики к их рассказам». На протяжении долгого времени власт ь старалась затормозить развитие журналистики, рассматривая ее чаще вс его как оппозиционную силу. С.С. Уваров тоже отдал дань этому, стремясь, по его словам, «умножить, где то лько можно, число умственных плотин против вторжения разрушительных ев ропейских идей». Он считал, что пресса дерзает «даже простирать свои пок ушения к важнейшим предметам государственного управления и к политиче ским понятиям, поколебавшим едва ли не все государства Европы». Поэтому перед цензурой стоит задача «укротить в журналистах порыв заниматься п редметами, до государственного управления или вообще правительства от носящимися». Затем министра народного просвещения графа С.С. Уварова не устраивало то, что печать дерзает «выступить за пределы благопристойно сти, вкуса и языка», в связи с чем, по его мнению, цензура обязана подвергну ть строгому контролю собственно литературное влияние периодической пе чати на публику, ибо «разврат нравов приуготовляется развратом вкуса». По своей должности С.С. Уваров, будучи членом Главного управления цензур ы, еще до вступления на пост министра народного просвещения, обеспокоенн ый европейскими событиями, на его заседании 4 мая 1831 г. предложил усилить «п ри настоящих обстоятельствах и в связи с сильным волнением умов» надзор цензуры над журналистикой. При этом он изложил методику цензуры, которую необходимо использовать на практике. Считая, что по одной статье нельзя судить о вредности направления того или другого журнала, Уваров говорил , что «в опасном направлении и вредном духе издания можно убедиться, набл юдая внимательно ход всего его в целости, сближая и сличая статьи, рассея нные в разных нумерах, соображая господствующие мнения, наконец, замечая отношение сих статей и мнений к тем обстоятельствам и к тому времени, при которых они были напечатаны». Для примера граф С.С. Уваров сослался на жур нал «Московский телеграф» Н.А. Полевого. Он обещал представить на другое заседание «извлечение из замеченных им статей, которое послужит очевид ным убеждением в том, какого рода влияние может производить в нынешних о бстоятельствах этот журнал, особливо на тот круг читателей, в котором он обращался». С.С. Уваров к тому времени имел как цензор большой авторитет, и князь К.А. Ливен, тогдашний министр народного просвещения, поддержал его выступление, попросив и других членов Главного управления цензуры прос мотреть «Московский телеграф» и представить замечания по нему. Кроме то го, министр народного просвещения указал попечителю Московского учебн ого округа «поставить тамошней цензуре в обязанность употреблять особ енную осмотрительность при цензуре как вообще периодических изданий, т ак в особенности вышеупомянутого журнала, и не дозволять никаких статей , которые могут производить вредное впечатление на читателей и внушить н еприязненное отношение к правительству и вообще к высшим сословиям и зв аниям в государстве». Как цензор граф С.С. Уваров не обошел вниманием и французскую литературу, которая тогда была наиболее читаема элитарной частью общества, а выходя на русском языке, охватывала и более широкую аудиторию. Он видел в произв едениях большей части новейших французских романистов господство тако го «духа» и такой «ложной нравственности», через которые они «не могут д оставлять полезного общенародного чтения». Выступая 27 июня 1832 г. на заседа нии Главного управления цензуры, Уваров говорил: «Содержа в себе предпоч тительно изображения слабой стороны человеческой натуры, нравственные безобразия, необузданности страстей, сильных пороков и преступлений, эт и романы не иначе должны действовать на читателей, как ко вреду моральны х чувств и религиозных понятий». Проявив цензорскую сверхбдительность, он уверял, что та поспешность, с какой стараются переводить и печатать на русском языке эти произведения, «служит признаком пробуждающейся накл онности к чтению этого рода сочинений». Он предлагал «положить преграды распространению между народом вкуса к чтению этого рода». Главное управление цензуры с учетом точки зрения графа С.С. Уварова подг отовило и разослало в цензурные комитеты распоряжение о том, что цензоры должны точно выполнять §80 цензурного устава, рассматривая французские романы, в сравнении с другими книгами, более строго «в отно шении их нравственного содержания», «господствующего духа и намерения авторов» и не одобрять к переводу те из новейших французских романов, ко торые «производят вредное впечатление на читателей». Поня тно, что после такого распоряжения путь французской литературе к широко му кругу русских читателей был закрыт. В декабре 1832 г. по инициативе графа С.С. Уварова Московский цензурный комит ет получил предписание, чтобы «в критике не допускались ни какие личности» (в этом случае подразумевалась полемика, в ходе которой высказывались те или иные взгляды. – Г.Ж. ) . Московская цензура сразу же обратил а внимание на полемическую статью Н.И. Надеждина, направленную против ро манов П.П. Свиньина и Н.А. Полевого. И хотя автор протестовал, его статья все же была запрещена. Став министром народного просвещения, С.С. Уваров разослал в цензурные к омитеты циркуляр с изложением своей программы: «Вступив, п о высочайшему Государя императора соизволению, в управление Министерс твом народного просвещения, нахожу нужным поставить цензурным комитет ам на вид, чтоб в действиях своих они неуклонно следовали как высочайше у твержденного Устава о цензуре, так и всем предписаниям и распоряжениям, которые даны после обнародования устава». Такая общая плат форма цензуры давала ей широкие возможности для репрессий. Кроме того, п олитика ужесточения цензуры получает развитие и в самом циркуляре, соде ржащем требования самого министра. Он обещал особое внимание обращать н а «повременные сочинения», т.е. журналистику. Уваров подчеркивал: «Я жела ю, чтобы не только по содержанию и по духу своему сии издания не заключали в себе ничего несообразного с цензурными правилами, но чтоб тон оных и из ложение соответствовало, по возможности, требованиям приличия и благоп ристойности, дабы возвысить и облагородить сию отрасль нашей словеснос ти». Министр народного просвещения граф С.С. Уваров специально встречался с ц ензорами и, как он выражался, давал им наставления и «личные объяснения». Так, он сказал цензорам, что они имеют возможность обратиться в Главное у правление цензуры в «сомнительных случаях». Петербургскому цензурному комитету была дана особая привилегия: «в случаях нетерпящих отлагатель ств испрашивать разрешения непосредственно у министра». Затем Главное управление цензуры 27 марта 1833 г. разослало цензурным комите там предписание с тем, «чтобы предотвратить всевозможные случайности для цензурного дела», и с целью координации де йствий цензуры. Оно потребовало, чтобы каждый цензурный комитет «давал знать прочим о запрещенных им рукописях, дабы таковые, бы в перенесены в другой, не могли быть одобрены к печатанию». М осковский цензурный комитет в служебном рвении пошел еще дальше: по его предложению, Главное управление цензуры рекомендовало рассылать сведе ния о запрещенных сочинениях и изданиях и отдельным цензорам. На практике новый министр народного просвещения граф С.С. Уваров в перву ю очередь стал строго преследовать «политические и социальные тенденц ии как в журналах, так и в отдельных произведениях литературы, оригиналь ной и переводной». При его активном участии был запрещен ряд ведущих жур налов тех лет, в том числе «Московский телеграф» и «Телескоп». Причем гра ф С.С. Уваров давно взял под прицел эти авторитетные тогда издания. В 1832 г., ка к говорилось выше, будучи в Москве, он сделал «самые подробные внушения» не только самим издателям журналов, «но и поставил на вид Московскому це нзурному комитету» за попустительство им. В записке императору от 24 сент ября 1833 г. министр народного просвещения предложил за статью «Взгляд на и сторию Наполеона» уволить цензора действительного статского советник а Двигубского, а журнал Н.А. Полевого запретить. На этот раз Николай I не вня л министру. На следующий год все же, проявив бдительность и упорство, С.С. У варов добился своего: «Московский телеграф» Н.А. Полевого перестал сущес твовать. Затем наступила очередь журнала «Телескоп» Н.И. Надеждина. Получив донос Вигеля, возмущавшегося публикацией в 1836 г. в Журнале первого «Философиче ского письма» П.Я. Чаадаева, министр народного просвещения граф С.С. Уваро в пишет проект Решения Главного управления цензуры о судьбе «Телескопа », где заявляет, что статья Чаадаева «дышит нелепою ненавис тью к отечеству, наполнена ложными и оскорбительными понятиями, как насч ет прошедшего, так и насчет настоящего и будущего существования государ ства», что она «предосудительна и в религиозном, и политическом отношени и». Познакомившись с таким проектом, Николай I написал на док ладе: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной бес смыслицы, достойной умалишенного, это мы узнаем непременно, но не извини тельно ни редактору журнала, ни цензору. Велите сейчас же журнал запрети ть, обоих виновных отрешить от должности и вытребовать сюда к ответу». Ув аров с опережением решил вопрос, уже 20 октября 1836 г., разослав циркуляр, запр ещавший даже упоминать о статье в № 15 «Телескопа». Журнал был закрыт, а его редактор Н.И. Надеждин выслан под надзор полиции в Усть-Сысольск, цензор ж е А.В. Болдырев уволен. Граф С.С. Уваров как министр потребовал от цензуры установить «строжайше е наблюдение» за тем, чтобы в повременных изданиях «отнюдь не возобновля лась литературная полемика в том виде, в каком она в прежние годы овладел а было журналистами обоих столиц», т.е. речь шла о том, чтобы в прессе не выс казывались тенденциозные взгляды разного направления, не выяснялись п олитические точки зрения полемизирующих сторон. Затем, в 1836 г. последовал о запрещение на некоторое время открывать новые периодические издания, в чем было заложено стремление власти затормозить естественное развит ие печати. Одновременно по докладной записке члена Главного управления цензуры барона Ф.И. Брунова усиливался состав цензурных комитетов. После этого было заведено новое ограничение: одно и то же лицо не могло быть ред актором двух изданий. Наконец, особого внимания со стороны графа С.С. Увар ова удостоились периодика и произведения, обращенные к народу, массовой аудитории. В частности, были введены такие правила для издателей, которы е стесняли их предпринимательские возможности и книжную торговлю. Глав ное правление училищ решило не допускать широкого развития дешевых изд аний для народа, что, по его мнению, «приводит низшие классы некоторым обр азом в движение и поддерживает оное как бы в состоянии напряжения», что н е «только бесполезно, но и вредно». Здесь уместно заметить, что власть имущие в этом отношении постоянно при держивались традиции, даже имея Министерство народного просвещения, не спешить с просвещением народа. Так, еще в 1681 г. Соборное постановление об уч реждении новых епархий было пронизано подобной озабоченностью: в нем со держался запрет на выписки из книг Божественного писания, поскольку при этом допускаются ошибки, искажения, а «их простолюдины, не ведая, принима ют все за истину». Такое же отношение было и к народному творчеству, лубку . Даже в середине XIX в. по распоряжению министра народного просвещения кня зя П.А. Ширинского-Шихматова от 23 мая 1850 г. «лубочные картины», не проходившие ранее никакой цензуры, приравняли «к афишам и мелким объя влениям», подведомственным надзору полиции. Проблема народной литературы приобрела политическую окраску в свете у варовской тройственной формулы. Министр народного просвещения занимал своеобразную позицию в этом вопросе. Он хорошо видел демократизацию жур налистского творческого процесса. В докладе императору 10 марта 1834 г. он зам ечал: «...вкус к чтению и вообще литературной деятельности, которые прежде заключались в границах сословий высших, именно в настоящее время перешл и в средние классы и пределы свои распространяют даже далее». В то же врем я в Министерство народного просвещения от многих лиц, как признается гра ф С.С. Уваров, «начали поступать прошения о позволении им периодических и зданий вроде выходящих в чужих краях под названием «Penny Magasine», «Heller Mag.» и проч.». Эту проблему, сформулированную им как: «Полезно ли допускать введение и укоренение у нас сего рода дешевой литературы, которой цель и непосредст венное следствие есть действование на низший класс читающей публики?» – Уваров вынес на обсуждение Главного управления цензуры. Сам же он при шел к выводу, что дешевая литература препятствует умственному развитию, представляя из себя поверхностное чтение, поэтому «необходимо отклони ть введение у нас дешевых простонародных журналов». Николай I поддержал министра: «Совершенная истина, отнюдь не дозволять». В распространяемых Министерством народного просвещения циркулярах от четливо просматривается цензурная программа его министра. Многие доку менты носят не только директивный, но и методический характер: в них объя сняется, что и как цензуровать. Таким является, например, письмо графа С.С. Уварова от 5 июня 1847 г. попечителю Петербургского учебного округа, контрол ировавшему ведущее звено цензуры – Петербургский цензурный комитет (к стати сказать, Уваров также регулярно следил за его деятельностью). В сво ем письме министр главное внимание обращает на иностранную литературу. Он напоминает, что его ведомство «неоднократно предостерегало С.-Петерб ургский цензурный комитет от слишком быстрого распространения иностра нных романов, большей частью писанных в дурном духе и с весьма дурными на чалами, коих следы остаются ощутительны, не взирая на сокращения и измен ения, производимые цензорами». С. С. Уваров считает, что «страсть к этого р ода чтению простирается до того», что многие издатели журналов идут на п оводу у этой потребности аудитории, не сообразуясь с той программой журн ала, которую они заявили и которая была одобрена Министерством народног о просвещения: «Целые книжки почти составляются из двух или трех в целос ти переведенных романов и повестей». Министр народного просвещения предлагает Петербургскому цензурному к омитету «принять отныне к точнейшему исполнению следующи е правила»: 1. «Обращать впредь ближайшее и строжайшее внимание на пре дставляемые в комитет переводы с иностранных языков, особенно современ ных французских писателей, коих имена более или менее известны публике» . Цензоры, рассмотрев перевод, предварительно доводят до сведения попечи теля учебного округа свое мнение. Решение об издании перевода принимает сам попечитель. 2. «В издаваемых в С.-Петербурге журналах наблюдать, чтобы це лые книжки оных, вопреки программе, не были составлены из одних почти пер еводов в целости романов или повестей». 3. «Наконец, поставить на вид цензорам, что с некоторых пор ор игинальные издания, вроде повестей и романов, наполнены выходками проти в чиновников, представляя этот класс в самых гнусных и смешных видах. Счи тая, что такое преследование класса людей, более или менее полезных и дос тойных уважения и к коему могут быть причислены и высшие сановники в имп ерии, имеет целью убивать в низших разрядах дух благородный и обращать н а них или презрение, или негодование, я прошу вас неослабно наблюдать, что бы подобные изображения не выходили из пределов благопристойности и вк уса, и были бы вообще допускаемы тогда только, когда цензура убедится в чи стых намерениях автора». Таким образом, умудренный цензорским опытом С.С. Уваров находит все новы е возможности для запретов сочинений и репрессий против журналистики, к оторая особенно его заботит. Характерна та защита бюрократии, которая пр онизывает §3 указаний министра. Мало того, посылая на другой день копию пр едписания графу А.X. Бенкендорфу, министр С.С. Уваров замечает: «Весьма желательно, смею думать, чтобы и театральная, не состоящая в моем ведении, цензура обратила внимание на смысл последнего моего замеч ания о чиновниках». Позднее, в 1847 г. требование к цензуре бороться с политическими и социальны ми тенденциями Главное управление цензуры повторит, изложив его в друго й форме: редакторам, издателям и цензорам рекомендовано обратить вниман ие на «стремление некоторых авторов к возбуждению в читаю щей публике необузданных порывов патриотизма, общего и провинциальног о». Политическая бдительность цензуры стала распространя ться и на публикации научной тематики, о чем свидетельствует несколько ю мористический эпизод из переписки двух сановных цензоров А.X. Бенкендорф а и С.С. Уварова. Шеф жандармов, озабоченный охраной авторитета, чести и до стоинства дворянства, рекомендовал министру народного просвещения 4 ян варя 1841 г. посмотреть 43-й том журнала «Библиотека для чтения», где в разделе «Смесь» опубликована статья «Светящиеся червячки». При этом Бенкендор ф замечал: «Нельзя видеть без негодования, какой оборот дает господин со чинитель этой статьи выражению, употребленному в программе одного из дв орянских собраний». Бенкендорф увидел в позиции автора презрение к двор янству. Автором этой публикации был сам издатель и редактор журна ла «Библиотек а для чтения» О.И. Сенковский, вставивший в конце статьи об исследованиях натуралистов Г. Форстера и Одуэна над светящимися червячками остроту: «О дин монпельский натуралист взял ночью самку Lampyridis noctilucae и через окно выставил ее на ладони в сад: спустя несколько минут, прилетел к ней самец, как кажет ся с той же целью, для какой, по словам печатной программы, учреждено и С-ое ( Санкт-Петербургское. – Г.Ж.) дворянское собра ние, т.е. для соединения лиц обоих полов. Лишь только эти насекомые исполни ли программу почтенного собрания, свет самки тотчас же погас». По высоча йшей резолюции сановных цензоров редактор «Библиотеки для чтения» и це нзоры получили за эту шутку строгие выговоры: «Впредь быть осторожнее». Этот эпизод из истории взаимодействия прессы и цензуры говорит о том, чт о последняя была внимательна к любому печатному слову, не только обществ енно-политическому, но и научному. Позднее, когда в русской журналистике в 50-е годы XIX в. наиболее активной стала газета по сравнению с журналами и со ответственно расширился объем и диапазон информации, циркулирующий в о бществе, высшие цензурные инстанции были озабочены тем, как бы в этом инф ормационном потоке не доходили до читателя сведения, на их взгляд, ему не нужные или вредные. (Подробнее речь об этом пойдет ниже.). Бюрократический аппарат решил взять в свои руки руководство народным ч тением. Общими усилиями ведомств и церкви стали готовиться разные сборн ики для народного чтения типа «Нравоучительные разговоры для воспитан ников удельных училищ», «Книга для чтения воспитанников сельских учили щ» и т.п., выходила религиозная нравоучительная литература. в начало «КАЗЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК» НА ПОСТУ ЦЕНЗОРА А.И. Красовский и его деятельно сть: «один из самых мрачных, эпизодов в истории русского просвещения». «Времена Красовского возвратились» – краткая запись 1835 г. из дневника А.С. Пушкина по своему внутреннему содержанию очень емкая. Ча стным поводом к ее появлению стало возмущение поэта цензурой, не пропуст ившей в его «Сказке о золотом петушке» такие строки: «Царствуй лежа на бо ку», «сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Одновременно сужд ение А.С. Пушкина о характере цензуры своей обобщенностью свидетельству ет о типичности для цензурной эпохи 30– 40-х годов такой фигуры, как Алексан др Иванович Красовский (1770– 1857). Для Пушкина это имя, довольно часто возника вшее и ранее в его переписке («Бируков и Красовский не в терпеж глупы, свое нравны и притеснительны», «Благодаря Красовскому и Бирукову вся литера тура за последнее пятилетие (или десятилетие) царствования Александра I сделалась рукописной»), ассоциировалось с определенным историческим п ериодом. Другой эпизод в связи с именем Красовского, появившийся на страницах пуш кинского дневника, не менее поражает выявлением цензорского кредо этог о чиновника Министерства народного просвещения. Судьба свела поэта и од иозного цензора на представлении великой княгине Елене Павловне, котор ая неожиданно спросила Красовского: «А очень должно быть скучно читать в се, что выходит в свет?» Тот, не задумываясь, ответил: «Да, современная лите ратура так мерзка, что это – чистое наказание». В ответе Красовского не б ыло иронии, в нем выражено равнодушие цензора, не понимавшего и не хотевш его понимать вообще литературу, но по обязанностям службы вынужденного ее читать. С 1821 г. А.И. Красовский был цензором Петербургского, а с 1826 по 1828 г. – Главного ц ензурного комитетов. Служебное рвение Красовского не знало границ. Ирон ичные потомки бережно хранили плоды его цензорского труда. Приведем для иллюстрации хотя бы пару примеров из этой коллекции. На столе Красовског о оказались «Стансы к Элизе» поэта В.Н. Олина. Цензор подверг их уничижающ ему и безграмотному комментарию, а затем запретил журналу «Сын Отечеств а» печатать их. «Стансы к Элизе» В.Н. Олина Улыбку уст твоих небесную ловить... Суждения цензора А.И. Красовско го Слишком сильно сказано: женщина н е достойна того, чтобы улыбку ее называть небесною. Что в мнении людей? Один твой нежный взгляд дороже для меня вниманья всей вселенной. Сильно сказано; к тому же во вселенной есть и цари, и законные власти, вним анием которых дорожить нужно... Невежество и ханжество А.И. Красовского ярко сказывались и при цензурова нии изобразительной продукции. По его распоряжению пропускались тольк о такие рисунки и гравюры с изображением женщин, у которых колена прикры вались платьем. Если же женские формы сколько-нибудь обнажались или в гл аза бросались чувственные позы, то такие репродукции и подлинники как бе знравственные конфисковались. Несмотря на всю свою «славу» и самодурство Красовский успешно продвига лся по служебной лестнице. Мало того, ему было доверено руководство всей иностранной цензурой страны: с 1833 г. и до конца жизни он был председателем К омитета цензуры иностранной (КЦИ). Своей репрессивной деятельностью Кра совский оставил значительный негативный след в российской культуре то го времени. Вот его характеристика, данная ему одним из современников, хо рошо знавшим его, секретарем КЦИ А.И. Рыжовым: «Это был казенный человек, к ак понимали казенного человека в старину, и он шел к своей казенной добыч е всегда верхним чутьем, которое его никогда не обманывало. В нем было все напоказ: его тело и душа в мундире, набожность, православие, человеческие чувства, служба – все форменного покроя. Водотолченное усердие, принизи тельное смирение, угодливость перед высшими, рассчитанное ханжество – все это служило ему ходулями в продолжении всей его деятельности». Трудно перечислить все негативные характеристики, которые давали этом у цензору А.С. Пушкин, Н.И. Греч, И.С. Аксаков и др. Последний замечал, что Красо вский «в качестве председателя Комитета цензуры иностранной 30 лет сряду чудесил и куролесил в этой немаловажной, кажется, области управления... 30 л ет почти полновластного над Русскою и Европейскою литературою беснова ния этого маньяка, одержимого свободобоязнью и какою-то гипертрофиею по дозрительности, представляют, конечно, немалый интерес для патологичес кой истории современного общества, но вместе с тем и один из самых мрачны х эпизодов в истории русского просвещения». Фигура Красовского в общест венном мнении как бы олицетворяла собой все отрицательное в цензуре. О н ем в литературных кругах ходили анекдоты, слагались эпиграммы. П.А. Вязем ский посвятил ему басню «Цензор», А.Ф. Воейков поместил его в своем «Доме с умасшедших»: Ба! Зачем здесь князь Ширинский? Как палач умов здесь тих! Это что? «Устав Алжирский О печатании книг»! Вкруг него кнуты, батоги И Красовский – ноздри рвать! Я, скорей, – давай Бог ноги! Здесь не место рассуждать! В архиве поэта А.Н. Майкова, служившего под началом А.И. Красовского, иссле дователи поэтики обнаружили несвойственный для Майкова стих: Но тут встает как демон злой Муж с конской мордою, с улыбкою бесовской И вислоухий, как осел: Сам Александр Иванович Красовский – «Читай! Читай! Трудись! Пошел! Пошел!» И мысль моя опять под игом чуждых бредней! Служебные качества А.И. Красовского во многом были типичны чиновничеств у тех лет. Умный граф С.С. Уваров говорил, что «Красовский у меня как цепная собака, за которою я сплю спокойно». По мнению А.И. Рыжова, Красовский испы тывал омерзение к иностранной литературе, которую он называл «смердящи м гноищем, распространяющим душегубительное зловоние». Особенно доста валось от председателя КЦИ французским сочинениям, так как он считал Пар иж – «любимым местопребыванием дьявола». Для его комитета по долгу служ бы выписывались иностранные газеты и журналы. Все цензоры, кроме Красовс кого, их читали. Красовский черпал все политические известия из «Северно й пчелы», вообще, кроме бумаг, ничего не читал. О его культурном кругозоре свидетельствует его дневник за 1848 г. – год, когда революционные события в Европе принесли столько хлопот и царю, и полиции, и цензуре. На душе у Крас овского, судя по страницам дневника, все спокойно, у него другие заботы: «Марта 11-го. Ясно, потом облачно. У.О.У. +3х°. П. +2°. Н. + 1 °. Благодарение Создателю, сон был хорош от 1-го до 7-го. (Во сне виделся А.С. Танеев, показывающий мне указ об учреждении комитета д ля проверки действий Министерств народного просвещения относительно ц ензуры.) Отправление желудка было в 11 ч. почти обыкновенное, ужинал в 9 ч. и на ночь лег спать в 11ч., после большой усталости». Даже во сне Красовский видит цензурные комитеты, бумаги и, помимо Танеев а, других старших чиновников по службе – Д.П. Бутурлина, С.С. Уварова, котор ые делают ему внушения, дают указания. Впрочем, эти сны председателя КЦИ и мели под собой реальную почву, так как Министерство графа С.С. Уварова в 1848 г. буквально регламентировало каждое движение цензора. Так, 21 марта после довал запрет прессе помещать фельетоны из иностранной печати, где публи ковались романы, еще неодобренные цензурой. 6 апреля С.С. Уваров обязал цен зоров заранее представлять ему заглавие каждого романа, разрешенного к переводу на русский язык, и ожидать по поводу его публикации окончательн ого решения. Наконец, 11 августа министр народного просвещения распоряди лся, чтобы издатели переводных с французского языка романов заблаговре менно предоставляли ему заглавия выбираемых ими произведений, так чтоб ы к переводу и набору они могли приступить уже по получении министерског о разрешения. Все эти предписания явно противоречили уставу цензуры. Пос леднее было даже отменено новым министром народного просвещения П.А. Шир инским-Шихматовым. Наяву же председатель Комитета цензуры иностранной расплодил бесконеч ное море бумаг. «Бедные чиновники над этой сизифовою работой денно и нощ но мозолили себе пальцы», – свидетельствует А.И. Рыжов. После смерти А.И. Красовского в 1857 г. его преемник, исполнявший короткое вре мя обязанности председателя КЦИ, Г. Дукшта-Дукшинский дважды подавал док ладные начальству о тех беспорядках, которые были обнаружены в делах ком итета. В квартире А.И. Красовского, бывшего председателя КЦИ, были найдены 340 подлинных непереплетенных журналов заседаний комитета, 7 тысяч рапорт ов о рассмотренных иностранных книгах, причем 3 тысячи из них не имели рез олюций, «более 3 тысяч бумаг разного рода и времени, вынутых из дел Комитет а, около 200 связок карточек о книгах, рассмотренных в Комитете, и др.». Этот э пизод характеризует чисто бюрократический подход Красовского. Другой эпизод красноречиво высвечивает бесплодность бюрократической деятел ьности такого рода. Когда в 1850 г. Министерство народного просвещения запр осило А.И. Красовского дать предложения по совершенствованию деятельно сти иностранной цензуры, тот предоставил подробные «Замечания председ ателя КЦИ», где критиковал существующий цензурный устав, требовал новых предписаний. В числе его предложений: «Сожжение выписанных из-за границы запрещенных книг, вынужденная мера злоупотреблениями со стороны книго продавцев доверенности к ним Правительства, может быть, по моему мнению, допущена с тем, чтобы таким образом поступлено было с книгами, о запрещен ии которых объявлено было книгопродавцам по крайней мере за 6 месяцев до ввоза их в Россию». Такие ограничительные меры по отношению к книгам пре дпринимались еще в средние века. Цензор А.И. Красовский призывал «к возвышению степени взыскания с книгоп родавцев за выписку запрещенных книг», а также предлагал то, что уже прак тиковалось, в частности, привлекать к цензуре профессоров университето в с тем, чтобы они могли «указывать на погрешительные начала и опровергн уть ложные умствования». В КЦИ, как положено, велись журналы (протоколы) заседаний, во время которых цензоры докладывали результаты работы, высказывали предложения. Почти под каждой записью с предложением цензора дозволить то или иное сочинен ие к распространению в России стояло вето Красовского: «А г . Председатель полагает безопаснее запретить». «Подлежит суду потомства» как «ч еловек с дикими понятиями, фанатик и вместе лицемер, всю жизнь гасивший п росвещение», – такова оценка результатов деятельности А.И. Красовского , которую дал ему А.В. Никитенко, его современник и опытнейший цензор. И ока зался прав.