Штирнер-Прудон: два полюса анархии

ШТИРНЕР — ПРУДОН: ДВА ПОЛЮСА АНАРХИИ 1. Макс Штирнер — солипсизм против одержим ости Между ними немного общего. Первая книга Штирнера попала на прилавки толь ко благодаря тому, что саксонский цензурный комитет счел сочинение резу льтатом расстроившегося ума, то же произошло и с первой книгой Прудона, д озволенной Луи Наполеоном к печати только в качестве образца публичног о сумасшествия. Взгляды обоих долго и ошибочно выводили из творчества Ви льяма Годвина, сформулировавшего в 20-х годах ХIХ века антитезу "общество п люс мораль против государства и права". Однако Годвин свой анархизм восп ринимал как последовательно доведенную до логического финала либераль ную идею, а Прудон и Штирнер (по неодинаковым причинам) были антилиберала ми. Спор о том, кто из этих двоих "патриархов либертарного проекта" воплоща ет правый, а кто — левый полюс анархизма, начат еще Нечаевым и Бакуниным и не закончен до сих пор. Если следовать элементарному лексическому анализу оригинальных текст ов, то банальная схема: Штирнер — индивидуалист-нигилист, Прудон — соци альный архитектор, выглядит сомнительно. — По числу утвердительных эпи тетов и содержательных определений словарь Штирнера трижды обошел Пру дона. От решения вопроса о том, кто из них воплощает в себе активную, а кто — реактивную, функции всегда зависела сама оценка анархистской програ ммы и либертарного проекта. Макс Штирнер (Иоганн Каспар Шмидт) — самый экстремальный отпрыск многоч исленной семьи немецких младогегельянцев — по "политической некоррек тности" критики и нонконформизму анализа может поспорить разве что с дру гим сыном той же семьи — Карлом Марксом. Позднейшие исследователи и био графы, после того, как главный труд Штирнера был переоткрыт заново в 90-х го дах прошлого века ницшеанцем Генри Маккаем, пораженные парадоксами "Еди нственного и его достояния", вообще отказывались всерьез воспринимать э тот текст и позволяли себе версии, вроде той, что тексты Штирнера не более чем "интеллектуальная пародия на бауэровский культ критики или изощрен ная провокация тогдашних саксонских ведомств, призванная гипертрофиро вать и довести до абсурда негативную диалектику Фейербаха". Общественное устройство, современное Максу Штирнеру, он оценивал как "ди ктат одержимых". "Одержимые" — вообще самый частый эпитет, употребляемый Штирнером в отношении современников. Поведение одержимых имеет исключ ительно ролевую, подражательную природу, оно ни на чем всерьез не основа но, главным двигателем такого поведения является конкуренция. В межличн остной конкуренции Штирнер видит одну из центральных проблем, отравляю щих современность, доказывая что конкуренция личностей на самом деле не возможна, а следовательно, возможна лишь конкуренция их капиталов — сте ржень буржуазности. Таким образом личность сегодня больше не является л ичностью и может реализоваться только как форма финансового, интеллект уального, физического или психологического капитала, маркированного н а общественном рынке необходимыми институтами конкуренции. Социальная самооценка одержимого как гражданина, семьянина и налогоплательщика н ичем не отличается от самооценки другого одержимого, называющего себя "м айским жуком", "японским императором" или "святым духом". Здравый смысл пос вященного гражданина и маниакальный бред душевнобольного не имеют ник акой видовой разницы, кроме массовости распространения. И то и другое яв ляется следствием одержимости, порождающей господствующее самоотчужд ение любого отдельного "я". Причина одержимости — раздвоение индивида, п ротивопоставление одних аспектов своей уникальности другим и их неизб ежное столкновение, ведущее к психодраме, которую Штирнер называл "самоо тчуждением". "Нас выгнали из самих себя", — утверждая это, он подробнейшим образом разъ яснял как механика самоотчуждения дублируется обществом. Во-первых при помощи институций — Государство , унижающее тебя; Семья, воспроизводящая рол ь государства; Частная Собственность , обладающая тобой и использующая тебя ка к охранника и посредника. Во-вторых через транслируемые институциями "бесспорные" понятия — Долг, Право, Мораль , Общественное М нение и проч., призванные загипнотизиро вать поддающееся большинство и минимализировать протест одиночек, пре вратив их в "демонов" для массового сознания. Свою главную книгу Штирнер рассматривал как учебник по индивидуальной терапии, по истории и анализу феномена одержимости и возможностей выход а из под контроля одержимых. "Выход" рассматривался как два последовател ьных шага: а) необходимое освобождение от отчуждения при помощи изучения механиз мов, это отчуждение воспроизводящих; б) самоутверждение, обладание, ре ализация подлинного (освобожденного) "Я". Превращение "Я" во Владельца, Еди нственного и Богочеловека. Если в конце века наиболее экзальтированные поклонники Ницше восприни мали его как нового миссию, то на роль предтечи однозначно избирался Мак с Штирнер. Известны дословные заимствования Ницше штирнеровских опред елений, например о том, что "жизнь по сути своей присвоение, экспансия, нас тупательный поход". Однако Штирнер, в отличие от Ницше, не продемонстриро вал столь образной и подробной иерархии освобождения и моделей примене ния воли к власти. Автор "Единственного" остановился на уровне предчувст вий и деклараций о сверхчеловеке, и полезен он прежде всего как критик на рождающегося либерализма. "Что толку овцам в том, что никто не ограничивает их свободу слова, до посл еднего своего дня они будут только блеять", — отвечает Штирнер на демокр атические претензии своих коллег по кружку "Вольных", популярных тогда п ублицистов Людвига Буля, Фридриха Засса и Эдуарда Мейена. Свободу невозм ожно даровать, отпущенный на волю крепостной навсегда останется крепос тным. Господствующее право ложное уже потому, что оно дано тебе чужими и в ряд ли испытано тобой на истинность. Либералы и гуманисты любят не тебя, а абстрактного человека, тогда как что есть "ты", не может знать никто, отгад ать это — единственное, что ты можешь по-настоящему сделать. Настаивая н а антигуманизме всякой настоящей духовности, Штирнер подчеркивает, что любовь к плотскому человеку есть предательство духа. Критикуя любую пар тийность и парламентаризм, Штирнер не оставляет камня на камне в фундаме нте прогрессистской "незаконнорожденной" утопии, обнаруживая ее почву в "обмирщвляющей" протестантской этике (ср. с Максом Вебером) Одержимости противостоит Бытие. Бытие состоит исключительно в проявлении сил, тво рящих и разрушающих мир. Разговоры одержимых о том, чтобы использовать с илы человечеству на благо — очередная химера, ибо разговаривающие одер жимые и все их слова сами являются не больше, чем игрушками в руках этих си л. В свой беспомощности либерализм все чаще будет апеллировать к некому абстрактному "человечеству" и "человечности" как к идолу, санкционирующе му что угодно. Интеллектуальные силы станут использоваться одержимыми как чисто материальные, а сугубо материальные, низкие, эмпирические, нао борот займут место интеллектуальных, путеводных направлений в лабирин те их "выдуманного", ролевого существования. Либерализм для Штирнера — м ир предельной профанации, где любая восторженность отождествляется с р елигией, где невозможно уникальное и цельное "Я", потому что внутри почти у каждого правит "внутренний поп" и "внутренний жандарм", где мышление фетиш изируется, превращаясь в эгоистический произвол, интеллект сводится к п роизводственной функции. Либертарианство — предел, момент преодолени я ветхого, обмирщвленного человека как персонажа истории, пункт превращ ения его в отставший тупиковый вид. Однако предел этот дан не как неизбеж ность, но как возможность. В процессе реализации этой возможности Штирне р принципиальное значение уделял "бунту жизни против деспотизма науки". За эпохой свободы мысли грядет эпоха свободы воли. Знание, культивируемо е наукой, должно умереть, чтобы возродиться вновь в виде воли. Все качеств а мира всего лишь предикаты, которые мы ему придаем и не более того. Для те рапии Штирнера принципиален отказ от рационального познания и даже, в пе рспективе, от языка. Его герой — Единственный — живет по ту сторону верб ального. Не испытывал Штирнер и леворадикальных восторгов, сознательно не участ вовал в событиях 1848-го года и так и не вступил ни в один из тайных студенчес ких союзов, куда подалось большинство его друзей по кружку. Во второй сво ей книге "История реакции" он с восторгом пишет о революции 48-го как о давно обещанном возмездии, обрушившемся на головы буржуа, и с едва скрываемым юмором об участниках восстания, купившихся на очередную эволюционистс кую прокламацию. Восстание Единственного имеет мало общего с революцие й одержимых масс, продолжающих контрабандным способом восстанавливать в новом виде то, что они первоначально отвергли. Много позже анархисты за числят его в отцы-основатели, хотя сам Штирнер всю жизнь называл себя про сто "персоналистом". Освобождение рассудка, ассоциировавшееся у Штирнера с эпохой библейск ого закона, освобождение сердца, ассоциировавшееся с христианством — в сего этого недостаточно. Необходим следующий шаг, который покончит бесп оворотно с обмирщвлением. Шаг, потенциально доступный для всякого христ ианина и невозможный для любого иудея. Иудеи имеют дело только с душой ми ра сего, но никогда — с духом. Тело духа никогда не отбрасывает тень, иуда изм всегда имеет дело только с тенью. Шаг к Единственному. Нужно быть таким равнодушным к миру, чтобы тебя не интересовало даже его крушение. Единственный — сущ ество без всяких связей, имеются в виду связи памяти, эмоций, ассоциаций. Г олубиная невинность и змеиная мудрость. Преодоление пределов, которые т ы вчера считал своей сутью. Речь не идет об изоляции от событийной реальн ости, единственность Единственного это единственность це нтра по отношению к периферии. Центра, в кот ором жизнь постигается как исключительная ситуация и цепь исключитель ных ситуаций, касающихся только Единственного и понятных только ему. "Современный человек в лучшем случае воображаемый Христос". Но он может обладать всеми качествами бога, завоевать их себе че рез преодоление диктата одержимых, бог сам творит себя, не имея причин, он — "творящее ничто", и его мир — непрерывное откровение. Человек убивает п ротестантского бога — счетовода грехов, бога-надзирателя. На его место идет Единственный, свободный от вчерашнего "эго", отказавшийся от инстин ктов во имя желаний. Желания Единственного Штирнер рассматривает как са моубийства его инстинктов(1). (1) Такое же отношение к "желанию" бытовало в мистических кругах "мартинист ов", последователей Сен-Мартена, который, с свою очередь, был учеником Март инеса де Паскуалиса. Желание - синонимично свободе воли, инстинкт воплощ ает в себе рабство материального рока. Посвящение - освобождение от огра ничивающих законов имманентных форм. Поэтому высшим титулом посвященн ого в мартинизме является "человек желания", "l'homme de desir". Так называется одна из кник самого Сен-Мартена. "Владелец" — другое имя Единственного. Владелец — более адекватный пер евод того, что столь долго, со времен Маккая, переводилось на все языки как "собственник". Владелец на самом деле противостоит собственнику, он — со бственник наоборот, не мной владеет нечто, добытое в результате конкурен ции, но напротив, я владею тем, в чем нуждаюсь. Владелец получает в награду вечную собственность, которая является прямым продолжением самого Вла дельца, таким же продолжением как память у прежнего, преодоленного "эго". В ечную собственность Штирнер противопоставлял частной. Моя мощь — моя первая собственность; моя мощь дает мне собственность; на конец, благодаря мой мощи я сам впервые стал своей собственностью, избав ился от одержимости, от вечно гнетущей пары "идеал-воплощение" и начинаю ж ить. Стремление к свободе для Штирнера всегда есть стремление к подлинному г осподству, от частной собственности к вечной. Черты Владельца и Единстве нного невозможно изложить при помощи категорий, но можно лишь отчасти оп исать. Культ уникальности, которому служил Макс Штирнер, столь остро высмеянны й Марксом в "Святом Максе", не подвел первого немецкого "персоналиста", пре рвав его жизнь самым странным образом. Макс Штирнер скончался от укуса я довитой тропической мухи, неизвестно как оказавшейся в центре Европы в 1856-м году, с тех пор и по наши дни подобных случаев смерти зарегистрировано в Германии больше не было. Знаменитые анархисты-безыдейники сделали его через пол века после смер ти своим пророком. В той или иной степени наследниками Штирнера считали себя Ортега-и-Гассет, Франц Кафка, Рудольф Штайнер, Вильгельм Райх, Жан Пол ь Сартр и Жиль Делез. удон Цель жизни и творчества Жозефа Прудона — отнять у капитала его послушных солдат. Выбранный метод — гражданское неповино вение, выраженное отказом от присяги, производственным саботажем, голос ованием пустыми бюллетенями и т.д. Более публицист нежели философ, Прудо н рассматривал отчуждение чисто экономически и воспринимал его как пос леднюю цепь на руках пролетариата и других производящих классов. Биогра фия Прудона, этого "неукротимого гладиатора, упрямого безансонского муж ика"(определение Герцена), сама по себе служила прокламацией и примером д ля тысяч его последователей. Сын батрака, впоследствии наборщик, коррект ор, редактор газеты "Глас Народа", начавший свое образование с теологии и я зыкознания, самостоятельно изучивший древнегреческий, древнееврейски й, латынь, опубликовавший четыре десятка книг, наиболее характерные из к оторых— "Что такое собственность"(1840), "Система экономических противоречи й и философия нищеты"(1846), "Решение социального вопроса"(1848), "Общая идея револю ции в ХIХ веке"(1858), "Справедливость церкви и справедливость революции"(1858), "О п олитических возможностях производящих классов"(1865), — организовал вмест е с другим известным анархистом Пьером Леру "Народный Банк", пытавшийся в вести де факто альтернативную пролетарскую валюту и разгромленный вла стями в 1849-м. Просидевший три года на цепи в застенках и заслуживший по неск олько смертных приговоров в большинстве европейских стран, Прудон оста вался всю жизнь убежденным идеократом, абсолютизировавшим Платона, сво его любимого мыслителя. Для Прудона "принципы — душа истории". Всякий предмет имеет внутри свой н ераскрытый до поры закон. Ничто не происходит в мире, не выражая какой-либ о идеи. Ради принципов рушатся и рождаются цивилизации. Политика детерми нирована экономикой, но экономика, в свою очередь, продиктована сферой в ечных идей, выраженных, пусть и в искаженном виде, в форме религиозных пра ктик. Несмотря на всю свою социальную непримиримость убежденный христи анин Прудон позволял себе нередко фразы, вроде "решения провидения нельз я оспаривать, ведь против бога нельзя рассуждать"( по поводу краха "Народн ого Банка" ). Классические левые анархисты до сих пор не могут простить "основателю"от дельных его мнений. Так, Прудон утверждал что войны, особенно войны древн ости, несут очистительную, облагораживающую функцию и способствуют кул ьту героизма, не поддержал "северян" во время гражданской войны в Америке, считая их "новыми варварами", ориентировался на идеал прочной патриархал ьной семьи с доминантой отца, а в скандально известной статье "Порнократ ия и женщина сегодня" вообще отказывал женщине в праве на самостоятельно сть поведения и мышления, отрицал возможность развода и вторичного брак а, а своим социальным идеалом называл "античный патриотизм афинского тип а". Однако именно ему принадлежит реабилитация термина "анархия" и два все мирно известных афоризма: "Собственность — это кража" и "Анархия — мать п орядка". Чаще всего Прудон называл себя "передовым консерватором" или "мютюэлисто м", от французского "мютюэль" — взаимность. Тактика мютюэлизма успешно вн едрялась в США 20-х годов В. Тэккером, лидером синдикалистов и теоретиком "с истем независимой взаимопомощи рабочих" — этот эксперимент удалось пр ервать только ценой беспрецедентных репрессий американских властей, ф изически уничтоживших лидеров движения. Блестящую прудонистскую крити ку капитала и некоторые формы противостояния "стихийному рынку" заимств овали аграрные изоляционисты, коммуналисты, автономисты, фашисты и даже неороялисты — критику, если нужно сжимавшуюся в один тезис, если необхо димо, разворачивавшуюся на десятках страниц детальной панорамой социа льной, культурной и экономической деградации. Высшей на лестнице вечных идей Прудон считал Справедливость. "Бог стал с лугой справедливости" — так расшифровывал он евангельский сюжет. На зем ле Справедливость выражена Правом, Сила — основа Права. Народ, обрекающ ий себя на рабское состояние достоин подобной участи до тех пор, пока не п ерейдет к активному неповиновению. Идеал спонтанно рождается в недрах н ародной жизни, и любые институции государства существуют постольку, пос кольку хотя бы отчасти соответствуют этому идеалу. Если они перестают со ответствовать, происходит резкая перемена в социальном ландшафте. Вопл ощает эту перемену контрэлита — "ticket-of-leave"(2)(буквально,"досрочно освобожденн ые") как их называет Прудон — представители принципа Справедливости, им еющие в результате преобразований ни в коем случае не больше, а порой даж е и меньше, чем обычные граждане. "Досрочно освобожденные" — фанатики, иде ократы, те, кто никогда не забывал, что "история — это метафизика в действ ии". (2) "Досрочно освобожденные", т.е. "революционеры", названы так Прудоном потом у, что "досрочно", "раньше других" освобождались они от застенков лжи, лицем ерия, буржуазно-капиталлистических иллюзий, токда как остальные - "послу шные" граждане - остаются прилежными узниками концлагеря Системы. В отличии от Штирнера, Прудон полагал истину не внутри, но всегда вне себя и поэтому считал, что идеал — более справедливый общественный договор — можно обнаружить лишь в процессе приближения к нему. Влюбленный в "зол отой век", он стремился всю жизнь вернуться к нему на качественно ином уро вне развития коммуникаций и промышленных сил. Антирыночник, Прудон обли чал прежде всего интеллектуальную собственность и требовал ее отмены, в озмущаясь, до каких пор можно торговать талантом, вдохновением, будущим и прошлым. "Если вы свергаете власть, вы должны добраться и до собственнос ти". Помимо отмены интеллектуальной собственности, Прудон обосновывал п рекращение всякой частной собственности, ростовщичества и финансовых монополий. Социальный прогресс, безусловным сторонником кот орого Прудон являлся, не совпадал для него с прогрессом технологическим . Капиталистическая система повторяет принцип машины, но машина, как зам ечает Прудон, призванная первоначально облегчать человеческий труд и у величивать достаток, напротив, создает толпы безработных, развращает не многочисленных праздных и углубляет экономическую бездну между эксплу ататорами и эксплуатируемыми. Не станет ли будущее общество, организова нное на принципах машины, создавать скорее нехватку нежели изобилие? Пре жде всего нехватку естественных традиционных отношений. Новая социаль ная наука, новая политическая религия и новая либертарная педагогика — вот что приведет, по Прудону, людей в действительно достойное будущее. Це ль либертарной педагогики — научить людей мыслить интересами коллект ива, действовать во имя и от имени общины, класса, нации, точно так же облад ающих волей, правом и самосознанием, как и любой отдельный из нас. Совесть должна руководить разумом, и потому свобода торговли и свобода искусств а должны быть подчинены Справедливости и ее представителям, иначе прогр есс обращается в убыстряющееся вырождение. Политическая религия Прудо на учит: "народ есть единая личность и потому создание партий и парламентаризм, поддерживаемый групповы м эгоизмом, есть предательство народа. Народ действует и думает как один человек, если это трудящийся народ, в среде которого истреблены разлагаю щие бациллы буржуазности." Социальное насилие оправдано и обязательно, е сли оно исходит из "прав народа". Народ есть высшая персона, развивающаяся Справедливость, имеющая фиксированное юридическое лицо, а отдельная ли чность — только орган, часть ткани, клетка. Социальная наука призвана си нтезировать интуитивное, эмпирическое и теологическое знание, спасти н ауку от профанации, а человечество — от машинного типа жизненной органи зации. Критикуя либералов и сторонников теории "среднего класса", Прудон описывает их проект как стремление "подрезать когти влас ти ровно настолько, насколько будут уменьшены крылья свободы", т.е. "все ос танется как есть". Солидаризуясь по ряду вопросов с Марксом, Прудон уже в 1848-м допускал возможность "немарксистского" развития событий и предлагал более сложную и гибкую модель классовых отношений, нежели примитивный и предельно схематичный дуализм "буржуазия — пролетариат", противопоста влял коммунистической революции коммуналистскую революцию "без партий ных бюрократов". Угрозу бюрократизации он считал главной для победившей революции. Концепция превращения "народа в себе" в "народ для себя" заимств ована Марксом с единственным изменением, "народ" заменен на "класс". Посвят ивший Прудону "Нищету философии" Маркс писал о нем:"Слишком твердо стоит о н на ногах, чтобы чему-либо покориться, дать себя заарканить, оттого-то он и остается одиноким даже между своими, более пугая, чем убеждая своей сил ой". Идеализировав патриархальный уклад и аграрную этику, написав "Община — существо самодержавное" Прудон (особенно в адаптированном Бакуниным ва рианте) очень пришелся по душе русским народникам, которые приветствова ли в нем все то, что отталкивало марксистов. Под его влиянием, последовате льно, находились русские кружки петрашевцев, ишутинцев, долгушинцев, чай ковцев, народовольцев(среди вдохновителей "Народной воли" были личные др узья и переводчики Прудона — Н.Д. Ножин, В.Г.Зайцев и Н.В.Соколов) и, наконец, социалисты-революционеры, в частности Мария Спиридонова, которые счита ли мютюэлизм этической и политической почвой своего движения. Все сторонники и участники либертарного проекта последние полтора век а развивали либо штирнерианскую, либо прудонистскую линии. Оба направле ния, как и множество других антибуржуазных инициатив, потеряли историче скую актуальность и вынуждены к настоящему моменту отказаться от прежн их глобальных претензий. Штирнерианство как идейный багаж бомбистов-бе зыдейников, мистических анархистов, дадаистов, левых экзистенциалисто в, проповедников сексуальной и психоделической революций, новой левой к онтркультуры "великого отказа" сейчас не пользуется спросом ни среди про фессуры, ни среди крайней богемы. Прудонизм как идейная база Бакунина и К ропоткина, эсеров, махновцев, парижских коммунаров, синдикалистов обоих Америк, испанского "Народного Фронта", немецких автономов и экологов из "а льтернативных поселений" сейчас выглядит как политическая клоунада ил и лекции из истории. Причем, в случае анархистов поражение выглядит гора здо драматичнее, чем в случае просто "левых", ибо анархисты всегда стремил ись довести оба своих дискурса до предельного, крайне откровенного и нап ряженного состояния. Не был найден некий третий путь, способный обеспечить контакт между штир нерианским и прудоновским полюсом, из-за отсутствия этой третьей состав ляющей не произошло возможного синтеза между двумя самыми сильными эле ментами анархизма - культом индивидуального визионерства и пафосом соц иального преображения.