Арсений Алек сандрович Тарковский Биография. Человек он был замечательный… Кто не знал личн о Арс ения Александровича Тарковского , тот , судя по наиболее характерным его стихам , мог пред ставить себе поэта человеком сугубой серьезно сти , зн а чительным в каждом жесте и слове , недоступным и строгим жрецом искусства. Действительно , тон поэзии Тарко вского драматически напряжен , приподнят , п о рою даже возвышен и торжествен , строка звенит тетиво й натянутого лука . «Прекрасное должно быть величаво» . Да , таким Арсений Тарковский всту пал в пределы поэзии , вх о дил , как в храм , но в тиши одиночества , без соглядатаев перед Вечностью и чистым л и стом белой бумаги . Он остро чувствовал чудо жизни и ее тра гизм , постигал её тайны с трезвой проницат ельностью ученого и вдохновенным прозрением х удожника. А в жизни он был прост , естествен , даже застенчив . И абсолютно чужд того эг о цент ризма , которым бывают поражены служители муз . Никакой величавости , никакой д и станции . Он любил юмор , в кругу друзей мог позволить себе ша лость , умел хохотать , как ребенок . Он был так заразительно жизнелюбив , что рядом с ним вы ощущали крылья за спин ой , о которых не подозревали . В жизни он был – Моцарт , в поэзии – Бах . Кстати , он сильно любил музыку , был тонким и глубоким её ценителем. Арсений Тарковский , страстный книгочей , са м представал перед собеседниками живой энцикл опедией , чувствовал себе как дома в просторах мировой культуры . Пред у предительный , отзывчивый , не ведающий , что такое тщеславие и зависть , он был благ о роден , обаятелен – сама доброта . Но не в ущерб правдивости Истинный интеллигент большая редкость в наши дни . В чертах его лица удиви тельнейшим образом сочеталась мужественность и мя г кость , мудрост ь и детскость . Он был красив. Жизнь Арсения Тарковского охватила чуть ли не весь двадцатый век . Поэт родилс я в начале столетия , в 1907 году , умер в 1989 – м . Родился в отсветах первой русской р ев о л юции , умер в разгар перестройки . Детство прошло в Елисаветграде (ныне К ировоград ), уездном городе Херсонской губернии . Отец его был революционером , бывшим членом партии «Народная воля» , до л гие годы провел в якутской ссылке . Таким образом , когда разраз илась революция Арс е нию было 10 лет . У него бы л брат , который был старше на три с половиной года… Он был убит в своем одиннадцатом бою (против банд Григорьева ) в мае 1919 (ему было тогда 15 с половиной лет ). По собственному выражению Тарковского , ст ихи он начал писать «с горшка» . И не удивительно . Отец его – Александр К арлович – хотя и служил в банке , был професси о н альным «человеком пера» : журналистом , поэтом , п ереводчиком поэзии ; к тому же чел о веком веселым – писал шуточные пьесы и смешные стишки для домаш них , владевший , как вспоминает Арсений Александрович , семью европейскими и двумя древними язык а ми . Вообще в семье Тарковских стихи были естественной формой общения . Д руг другу адресовались записки и письма , в стихах запечатлевались семейные события , рад ост ные и грустные . И эту привычку Арсений сохранил до конца жизни . Благодаря отцу , он еще подростком увидел , приехавших на выступления известных поэтов Федора С ологуба , Константина Бальмонта , Игоря Северянина . Арсения также познакомили со стихами Пушки на и Л е рмонтова , Байрона и Бар атынского , Тютчева , Фета , Некрасова . На Украине образование было представлено Единой трудовой семилетней школой . Он око нчил одну из таких школ в Елисаветграде и покинул родной город . Несколько лет с китался по Украине , Крыму и России , п ерепробовал разные профессии , а к середине 20-х годов обосновался в Москве . Здесь уч ился в двух-трех вузах , но не окончил н и одного из них : не сдал выпускных экз аменов из-за болезни легких . В Москве он женился , двое д е тей . Старший стал кинорежиссером , л ауреатом венецианской премии «Большого ль ва» – Андрей Тарковский. Арсений Тарковский был стройным подвижным юношей с большими чуть раск о сыми глазами . Он был очень похож на свою маму , Марию Даниловну Рачковскую , в кот о рой смешались польские и румынские кров и. В 1924 – 1926 годах сочинял литературные фе льетоны для газеты «Гудок» , где в ту п ору сотрудничала поистине блистательная плеяда литераторов : М . Булгаков , К . Паусто в ский , В . Катаев и др . Потом он много писал для ради о (заведовал литературным отделом науч но-и сследовательского радиоинститута ) и театра . В 1928 году Арсений Тарковский опубликовал первые стихи в периодической печати . В 1932 году взя лся за литературный перевод . Всего он пере вел более восьмидесяти тысяч строк стихов . Он нравился женщинам . Еще бы – умный , талантливый , нередко , как ребенок , т о добрый , то жестокий . Как правило они были старше его . Тарковский своими успехами в этой области никогда не хвастался : ск азывалось благородство натуры . У него есть такие строки : Стол накрыт на шестерых, Розы да хрусталь, А среди гостей моих Горе да печаль. Он вспоминает в этом стихо творении покойного отца , брата . На эти стр оки о т кликн улась Марина Цветаева : «Я стол накрыл на шестеры х»… Ты одного забыл – седьмого. Невесело вам вшестером. На лицах – дождевые стр уи… Как мог ты за таким столом Седьмого позабыть – седьмую… Был ли у них роман ? Никто не з нает . С Цветаевой он познакомился в доме одной переводчицы. С 41-го по декабрь 43-го – Тарковский на войне , в редакции армейской газеты 11-й гвардейской армии . Его во енная с удьба закончилась до окончания войны : он б ыл тяжело ранен , ему ампутировали ногу . Стол повернули к свету . Я лежал Вниз головой , как мясо на весах, Душа моя на нитке колотилась… («Полевой госпиталь» ) Инвалидо м его нельзя было назвать , он игнорировал увечье , никогда ничьей по д держки не просил , сам всегда бросался на помощь , хотя протез причинял ему боль , нат и рал рану , он предпочитал ему костыли . Была не только физическая , но и душевная рана : свою о дноногость он воспринимал как уродство . Но при этоом не канючил , часто смеялся , любил юмор , не падал духом , понимал : На свете смерти нет. Бессмертны все . Бессмертно все. …………………………………… Я век себе по росту подбирал. Он мог погибнуть после войны при очередной волне репре ссий , но в 1946 году б ы ла у ничтожена лишь первая книжка его стихотворени й . Поэт держал в руках свертку , кн и гу почти успе ли отпечатать , и вдруг… Жданов разгромил З ощенко и Ахматову , и книжку Тарковского ка к безыдейную отправили под нож . Тяжелая тр авма для п оэта , к сорока г о дам решившего на конец предстать перед читателями . Настолько т яжелая , что он долгие годы и слышать н е хотел о возможности публиковать свои ст ихотворения . Он замкнулся , продолжая много и блистательно переводить восточных и европейски х поэтов. Для чего я лучшие годы Продал за чужие слова ? Ах , восточные переводы, Как от вас болит голова. («Переводчик» ) Затем в течение двадцати лет в ра зных журналах и альманахах были напечатаны стихи , составившие шесть поэтических сборников : «Перед снегом» (1962); «Земле зе м ное» (1966); «Стихотворен ия» (1974); «Зимний день» (1980); «Избранное» (1982). В 1983 выходят «Стихи разных лет» , объеди нившие лучшие из напечатанных . П о следняя книга по эта – «От юности до старости». Умер Арсений Александ рович в 1989 год у в Москве . Похоронен в Переделкино . Его почитателям удалось отвоевать кусок земли рядом с могилой Пастернака . Поэзия. Каждая поэтическая книга – к усок существования , отрезок жизни того , кто ее написал , то есть прожил , прочувствовал , про пустил через свою душу . Первая книга Арсения Тарковского – «Перед снегом» – вышла в 1962 году . Спустя четыре года он выпустил сборник «Земле – земное» , еще через три года появился «Вес т ник» . Вот такой аннотацией была снабжена п ервая книжка : «Арсений Тарко вский , широко известный переводчик , предстает в книге «Перед снег ом» как оригинальный поэт . В книге собраны стихи за несколько десятилетий , она являе тся итогом большой и серьезной работы , за которой открывается сложный мир… мыслей , чувств и воспоминаний с о временника». И все . Всего несколько строк . А в них , за ними – целая судьба . Судьба поэта , сущ е ст ва способного и даже обязанного прожить з а одну свою жизнь множество других жи з ней , судьба поэт а , пишущего очень давно и лишь после п ятидесятилетия выпустившего первую книжку о ригинальных стихов . Начать книгу – для её автора обы чно нелегкая задача . Всегда есть угроза , ч то чит а тель , п росмотрев несколько первых стихотворений , ничем не захваченный , не изумле н ный , равнодушно отложит книгу . Бывает , что иные поэты заи грывают с читателем , заи с кивают перед ним , стараясь начать с чего-т о самого доходчивого , и далеко не всегда уг а дывают и достигают желаемого . Арсению Тарковскому нев едомы такие заботы . Полная естественность во всем - вот , пожалуй , одна из характернейших чер т этого поэта . Ест е ственность чувств , мыслей , естественность их выражений , естественность ин тонаций , о чем бы он ни говорил . Эта естественность особенно ценна потому , что мир поэзии Тарковского не прост и не легок . Он говорит о сложных чувст вах , о сложны х явлениях , о сложности человека и условий его существования , о сложных перипетиях истории . Естественность инт онации поэта отнюдь не упрощает сложности мира , в котором существует человек , но д елает естественной даже эту сложность , и ч еловек пред ней не п а сует , не теряется , а встает твердо и прямо , ко всему готовый , ничего не страшась. Другое сразу ощутимое свойство поэзии Тарковского – поразительная весомость . Она прежде всего в мыслях и чувствах его поэзии – он никогда не пишет о мел очах , о н е суще ственном . А может быть , все написанное им становится столь существенным и зн а чительным благодаря весомости всей фактуры стиха : интонации , ритмов , отдельного сл о ва . Строительный материал , из которого Тарковский возводит стихи , отличается прочн о стью , надежностью , пл отностью каждой строфы . Вот как он сам пишет о своей работе : Я любил свой мучительный тр уд , эту кладку Слов , скрепленных их собственным светом , загадку Смутных чувств… В строительном искусстве существуют секре ты кладки каменных стен , которыми владели люди в древности , особенно на Востоке . Арсений Тарковский владеет подобным секретом кладки поэтической строфы , в которой не заменить , не переставить ни слова , как не вынуть камня из тех старых стен. Вот , к примеру , удивительное стихотворение «Рукопись» . Это сон ет , казалось бы , давно «отработанная» поэзией форма , но как она оживает сегодня у Тарковского : Я кончил книгу и поставил точку И рукопись перечитать не мог. Судьба моя сгорела между строк, Пока душа меняла оболочку. Так блудный сын срывает с плеч со рочку , Так соль морей и пыль земных доро г Благословляет и клянет пророк, На ангелов ходивший в одиночку. Я тот , кто жил во времена мои, Но не был мной . Я младший из с емьи. Людей и птиц , я пел со всеми в месте. И не покину пиршества живых – Прямой гербовник их семейной чести, Прямой словарь их связей корневых . Корневые связи – глубокая ос нова поэзии Тарковского . Корни его поэзии прон и кают в г лубины вселенной , распространяются широко и д алеко в пространстве и времени , и в ка кие бы отвлеченные сферы ни забиралась благодаря им упорная мысль поэта , его проникновение в них , его связь с ними лишены позы или искусственности . Стихи , п ита е мые глубокими корневыми связями , всегда ограничены , всегда убеждают . Говорить о стихах вообще труд но , о прекрасных стихах - трудно вд войн е . Тарко в ский возвращал словам их истинную цену и весом ость , умение столь избирательно и б е режно вкраплять в свой словарь новое слово или новое пон ятие , что они озаряют новым светом и в се стихотворение . Вот например : Когда купальщица с тяжелою косой В ыходит из воды одна в полдне вном зное И прячется в тени , тогда ручей лес ной, В зеленых зеркальцах , поет совсем иное . Над хрупкой чешуей светло-студеных вод Сторукий бог ручьев свои рога склоняе т, И только стрекоза , как первый самолет, О новых временах напо минает. Если Арсений Тарковский начал первый раздел своей книги , словно бы и не зад у мывая сь , с чего начать , то заключает он его вполне осознанно . «Сверчок» - мудрые и то ч ные стихи о поэзии и поэте : Если правду сказать, Я по крови – домашний сверчок, Запове дную песню Пою над печною золой, И один для меня Приготовит крутой кипяток, А другой для меня Приготовит шесток золотой. Поэт уверен в себе и в смысле своего существования : Ты не слышишь меня, Голос мой – как часы за стеной, А прислушайся только – И я п оведу за собой, Я весь дом подыму : Просыпайтесь , я сторож ночной ! Вполне закономерно , что Тарковский много пишет о своем труде . Он говорит о с е бе и своих стихах скромно , просто , никогда не вознося свое поэтическое предназначение на недосягаемые высоты : Был язык мой правдив , к ак спектральный анализ, А слова у меня под ногами валялис ь. И в другом случае : Скупой , охряной , неприкаянной Я долго был землей , а вы Упали мне на грудь нечаянно Из клювов птиц , из глаз травы. Только истинный поэт может та к просто и б уднично говорить о св оем искусстве. Но , упоминая о себе – поэ те более чем скромно , Тарковский при этом в полной м е ре осознает главное : И еще я скажу : собеседник мой прав, В четверть шума я слышал , в полсве та я видел, Но зато не унизил ни близких , ни трав, Равнодушием отчей земли не обидел… Земля в стихах Тарковского означает о чень много и занимает весьма существенное место . Он неотделим от неё , она дает ему жизнь и жизненные силы : Мне грешная мо я , невинная Земля моя передает Свое терпенье муравьиное В душу крепкую , как йод. И он в свою очередь отдает ей всё , что может : Мало взял я у земли для неба, Больше взял у неба для земли. Он живет на земле , с земле й , ощущал вечное свое присутствие в ее минувшем , настоящем и будущем . «Вестник». Это ст ихи 1966-1971 годов . Стихи сильной мускулатуры , полные горячей крови . Великолепн ое многозвучие и торжественный строй стихотво рений «Когда вступают в строй природа и словарь…» или «Я по каменной книге учу вневременный язык…» , и ж и вая разговорная интонация « Зимы в детстве» , и то , что лично мне всего дороже у Тарко в ского , - четкая предметность т точность , удивительное мастерство и про чность архитект у р ы , как в стихотворении «Тогда ещё не в оевали с Германией…» . Здесь есть строфа , с разу высветляющая все вокруг от блеском тревожного и грозного времени , в котором нам в ы пало прожить жизнь : Казалось , что этого дома хозяева Навечно в своей довоенной Европе, Что не было , нет и не будет Са раева, И где они , эти мазурские топи ?.. Поток стихов Тарковского никогда не м елеет , нас увлекает его сильное течение , и мы понимаем , что вся эта плотная и живая масса , вся эта своеобразная мат ерия , захват ы вающ ая и несущая с собой читателя , - естественн ая и непреложная потребность души п о эта . Такая жгучая потребность писать мир вокруг себя и в себе – залог того , что написа н ное будет необход имо и другим людям . И вот какие , казало сь бы , отстраненные и одн о временно непререкаемые ответы даю т его стихи на самые жгучие вопросы д ействител ь ности : Садится ночь на подоконник, Очки волшебные надев, И длинный вавилонский сонник, Как жрец , читает нараспев. Уходят вверх ее ступени, Но нет перил над пустотой, Где судят тени , как на сцене, Иноязычный разум твой. Ни смысла , ни числа , ни меры. А судьи кто ? И в чем твой грех ? Мы вышли из одной пещеры, И клиноп ись одна для всех. И если принять как условие , что первая клинопись – начало и исток письменности , мировой культуры , искусства , то , стало быть , эти начала общи и едины и , несмотря ни на что и вопреки в сему , человечество навеки крепко спаяно своим и общими с окровищами – искусством и культурой . И , разумеется , историей . Эти три бессмертных величины – вел и чайшее завоевание человека , и счастлив тот , кто участвует в их создании . Для него нет в мире ни ст раха , ни одиночества , он окружен братьями , друзьями , единомы шленниками , хранящими для будущего врученный им прошлым вечный огонь , озаряющий и согрева ю щий землю и жизнь на земле : Вы , жившие на свете до м еня , Моя броня и кровная родня От Алигъери до Скиапарелли, Спасибо вам , вы хорошо горели. Поэт тоскует по первоз данности . Ку льтура , став содержанием его души , предопр е делила её содер жание : Не я словарь по слову со ставлял, А он меня творил из красной глины … Поэт , страстно стремящийся к самоопределе нию , провозглашает : «Хвала тому , кто потерял себя !» За чеканными строч ками клас сических размеров открывается трагедия : Что сделал я с высокою с удьбою, О Боже мой , что сделал я с соб ою ! Нет , поэт все-таки далек от того , ч тобы каяться , «рвать рубаху» , даже его пор ыв к «живой жизни» находит выражение в подчеркнуто сдержанных с троках : О явь и речь , зрачки рас ширьте мне И причастите вашей царской мощи… И все-таки Арсений Тарковский сознает , на какие потери обрекает самоопредел е ние через культуру . Но это его самоопределение . Его потери . И он готов спокойно и д о стойно перенести их. «Жизнь – чудо из чудес…» «Зимний день» – так назван один из последних сбор ников стихов Арсения Тарко в ского . Первые ассоциации , конечно , - зрительные , из образительные : «всеобесцвечива ю щая зима» . Быстро находятся подтве рждения – «Зима в лесу» , «Марто вский снег» , «Ст е ли л я снежную постель…» Однако вскоре обнар уживается , что зима у Тарковского – не только пейзажные картины , но и символ у мирания : зимний лес в «смертном сраме» и «на смерть готов» , «снежный застой» и «лебяжья смертная мука» , «снег лежит у тебя на мог и ле» , «снежная балтийская пустыня» , а с другой стороны , воплощение «снежного , полного веселости мира» , зимнего простора и малин ового снега , снежной шири и синевы . Этот сборник воспринимается , ка к «роман судьбы» . В названии есть еще один смыслов ой слой – «середина» зим ы-старости , время подведения жизненных итогов . При этом временной отсчет ведется не с детства и юности поэта , а с историческо го опыта , о т ложившегося в его личности , и вехи собственной биографии осознаются в свете и стории и мифологии. Я гляжу из-под ладони На тебя , судьба моя, Не готовый к обороне, Будто в Книге Бытия. Нам открывается мир , полный чудес : вре мя можно носить в кувшинах , ведрах и б анках из-под компота , «ходят и плачут на шарнирах и в дырах пространство и врем я» , осины зас тыли вверх ногами и з арылись в землю головой , «столько было сир ени в июне , что сияние мира синело» , ла сточки говорят по-варварски , бабочки хохочут , к ак безумные . И поэт готов «благословить земное чуд о» , а потом «вернуться на родной погост» и даже «на скло не горчайшей жизн и» , когда «меркнет зрение» и «глохнет слух » , вопреки всем потерям , верит в «празднич ные щедроты счастливых бурь» и надеется с охранить в душе, что напела мне птица, Белый день наболтал , наморгала звезда, Намигала вода , накислила кислица… Со бытия далекого и близкого прошл ого , тени великих предшественников – от Ф е офана Грека до Пушкина , библейских предков – от Адама до апостолов , друзей и родных проходят через всю книгу . А кульминация её – размышления (в основном ночные ) о ст а рости и смерти , о совести и счастье , о творчестве и славе. Я – свеча , я согрел на пиру. Соберите мой воск поутру, И подскажет вам эта страница, Как вам плакать и чем вам гордить ся, Как веселья последнюю треть Раздарить и легко умереть И под сенью случайного крова Загоретьс я посмертно , как слово. Сборник «Зимний день» начинается философским сонетом «И это снилось мне , и это снится мне…» , в котором поэт , преодолевая чувства одиночества и сиротства , прио б щается к миру и преклоняется перед чудом жизни : «Жизнь – чудо из чудес , и на ко лени чуду…» , а заканчивается патетической «Од ой» , воспевающей вдохновение , что дарит родств о со вселенной и ощущение высоты , несмотря на муки . Арсений Тарковский не случайно завершает свою книгу о встрече со ст аростью шутливым аккордом , считая , что нельзя «оставить трагическое в состоянии безвыходности» , а надо дать преодоление , к а тарсис , просвет ление . Так трагизм «чудного , чудесного , чудного» мира побеждается добротой , любовью , любовью и поэзией. «Опять явила сь муза мне…» Поэтический ци кл Арс ения Тарковского «Пушкинские эпигра фы» даёт возмо ж ность увидеть основные компоненты поэтиче ского стиля поэта . Этот цикл включает чет ы ре стихотворения Арсения Тарковского , написанные в 1976 году и объединенные эпигр а фами – строчками из разных произведе ний А .С . Пушкина . Цикл «Пушкинские эпиг р а фы» , написанные 70-летним поэтом , занимает особое место в его творчестве , так как с о держит философское осмыслен ие прожитых лет . Почему , скажи , сестрица, Не из Божьего ковша, А из нашего напиться Захотела ты душа ? Челов еческое тело Ненадежное жильё, Ты влетела слишком смело В сердце тесное моё. Как видим , границами пространства являютс я небо , представленное образом Бож ь его ковша , а земля , н а которой среди полей пшеницы и яблоневых садов живёт человек , то есть сразу же у Тарковского намечаются две границы пространства , которые сочетаются в душе чел овека. В финале первого стихотворения представле н чрезвычайно важный образ того , кто стоит над жизнью , над временем : Пой , на то ты и певица, Пой , душа , тебя простят… Так здесь р еализуется мот ив прощения , который является сквозным в ц икле . Чтобы определить взаимоотношение души и тех , кто может её простить , нужно вспо мнить , что душа в стихотворении Тарковского принимает облик синицы . Более того , лирическ ий г е рой пред полагает , что о бращение к небу , к « Божьему ковшу» , может никогда больше не ре ализоваться . Это ощущение отчетливо представлено в следующих строках о душе : …закончив перелёт Будешь биться , биться – И не отомкнут ворот. Стихотворения Тарковского насыщены образами земли , не ба , хлеба , града , т о есть притчевыми образами , позволяющими нам увидеть в цикле поэтически воплощенный « процесс самоутверждения личности и вечности» . В поэтическом цикле и реализуется эта св язь временного и вечного . Все следующие тексты «Пушкинских эпигра фов» являются размышлениями лир и ческого героя-поэта о человеческой жизни и творчестве как еди ном целом . Второе стихотворение цикла начинается , ка к и первое , с определения простра н ственных координат ж изни лирического героя , устанавливаемых уже в первой ст рофе : Как тот Кавказский Пленник в яме, Из глины нищеты моей И я неловкими руками Лепил свистульки для детей. Сравнивая это стихотворения с первым , можно отметить то , что во втором жизне н ное пространство ещё более сжимается для лирического героя , усиливает ся ощущение н е прочности земной жизни . Рассматривая проявление в этом стихотворении мотива бре н ности человеческой жизни и всего сотворенного руками человека , отмечается ненаде ж ность игрушек , сделанных пленником для детей : Не испытав закала в печке Должно б ыть , вскоре на куски Ломались козлики , овечки , Верблюдики и петушки… В этом стихотворении жизнь лирического героя в яме – это пребывание вне в рем е ни и прос транства. «Яма» является своеобразным воплощением н е жизненного пространства , а «ни ж него мира» , для кот орого характерны забвение , полусон . В этом мире нет живых : живо т ные представлены здесь глиняными фиг урками , ибо «в нижнем мире живое становитс я мертвым». И вот появляется муза , «во спасение души» лирического героя : Как мимолетное виденье, Опять явилась муза мне, И лестницу мне опустила, И вывела на белый свет, И леность сердца мне простила, Пусть хоть теперь , на склоне лет. В третьем произведении цикла , видим «п рямое» обращение героя к Пушкину : Разобрал головоломку – Не могу её сложить. Подскажи хоть ты потомку, Как на свете надо жить… Основным является образ болота , как ям а , поглотить героя . Потеря ориентации во в ремени намечена образом «чужого поколения» , « хмель» которого «и тревожит , и вл е чет» . Я кричу , а он не слышит… Я не стою ни полслова Из его че рновика, Что ни слово – для другого, Через годы и века. Эти строки свидетельствуют о том , что остро переживаемая отторженность лир и ческого героя Тарковского от героя Пушкина воспринимается поэтом XX ве ка как отто р ж енность от цельного в своем единстве врем е ни и пространства вечного мира высшего бытия. Собеседники героя – это Бог и Пу шкин : Боже правый , неужели Вслед за ним пройду и я В жизнь из жизни мимо цели, Мимо смысла бытия ? В четвертом стихотворении представлено св оеобразное решение ситуации . Но если во втором и третьем стихотворениях предст авлено по одной ситуации , то в последнем тексте содержится своеобразная их энциклопед ия (на него клеветали , его предавали , о б воровывали и то му подобное ). Сопоставимо и психологическое со стояние лирического героя . Если в двух предыдущих текстах герой испытывает отчаяние и даже отрешается от жизни , то в че твертом стихотворении у него уже нет ни гнева , ни ожесточения : Мой целковый кассирше нужней… Клевета расстилала мне сети, Голубевшие , как бирюза… При завершении анализа цикла Арсени я Тарковского «Пушкинские эпиграфы» , намечается лирический сюжет , являющийся отражением архетип ического сюжета о дв и жении от временного , бренного к в ысшей истине – к Богу . В общих чертах он таков : жи з ненная катастрофа (первый текст ) завершает с я выходом из темного мира на зем лю (вт о рой тек ст ), что , в свою очередь , вызывает размышлен ия о пути и цели движения (третий текс т ) и приводит к признанию высшей ценностью земной жизни свободную от сиюм и нутных интересов реч ь (четвертый текст ). Таким образо м , осмысление Тарковским жизни в «первообразах» (земля-небо , хлеб , с ад , кража , ревность ), с одной стороны , способ ствует возможной в лирике предел ь ной конкретизации переживан ий лирического героя , а с другой стороны , приводит к ус и лению притчевости текста и его философичности , что в целом и является хар актернейшей чертой идиостиля поэта . Арсений Тарковский и Марина Цветаева. У Тарковско го есть известный цикл стихотворений , посвяще нных великому ру с скому поэту Марине Ивановне Цветаевой. Первое , что поражае т в этих пр екрасных стихах — чувство колоссальной вины а в тора перед ушедшим из мира его другом-кумиром (“Где лучший друг , где божество мое , где анг ел гнева и праведности ?.. И чем я винов ат , чем виноват ?” ). В стихотворении Тарковского “Из старой тетради” (1 939) 12 строк — в них н е вольно чувствуешь какой-то подтекст , легенду : та же вина — и та же легенда ! — в других двен адцати строках , посвященных Цветаевой : Я слышу , я не сплю , зовешь меня , Марина , Поешь , Марина , мне , крылом грозишь , Марина , Как трубы ангел ов над г ородом поют , И только горечью своей неис целимой Наш хлеб отравленный возьмешь на Страшный суд , Как брали прах родной у стен Иерусалима Изгнанники , когда псалмы слагал Давид И враг шатры свои раскин ул на Сионе . А у меня в ушах твой смертный з о в стоит , За черн ым облаком твое крыло горит Огнем проро ческим на диком небосклоне. Сильнее всего эти вина и легенда выражены , мне кажется , в его сонете “Как дв а дцать два года тому назад” (1941 — 1963): И что ни человек , то смерть , и что ни Былинка , то в ог онь и под каблук, Но мне и в этом скрежете и стоне Другая смерть слышнее всех разлук. Зач ем — стрела — я не сгорел на ло не Пожарища ? Зачем свой полукруг Не завершил ? Зачем я на ладони Жизнь , как стрижа держу ? Где лучший друг, Где божество мое , где ангел гнева И праведности ? Справа кровь и слева Кровь . Но твоя , бескровная , стократ Смертельней . Я отброшен тетивою Войны , и глаз твоих я не закрою, И чем я виноват , чем виноват ? Несколько раз ему задавали вопросы от носительно этой ощущаемой легенды , к а ких-то особых о тношений между ними : “Не было ли у вас романа ?” — на что он неизме н но отвечал : нет , ничего не было . Но легенда , ее ощущение — оставалось , и он , кажется , сознательно нагнетал эту легенду — он , тридцатитрехлет ний , образцово воспитанный , обращается к ней , сорокавосьмилетней , с прямым и твердым “ты” , “Марина” , “научи” ... И потом — стра нно : она покончила с собой , самоубийство — повесилась , а он в стихах п о стоянно говорит о гибельных водах , ищет ее на дне (“задыха ясь , идешь ко дну” )... Какая-то загадка.... Но один раз , произошел такой случай , незабываемый тайфун , если уж им (тайф у нам ) присваивают женские имена , надо дать имя — Марина . Вот что произошло (рассказ друга Тарковског о ): вручая Тарковскому снимки , сделанные 26 сентя бря 1982 г ., был им особенно т епло обл аскан (честно сказать , больше мы никогда в таком количестве раз не целовались ). Он был в каком-то особом эмоциональном настрое нии.У меня ощущение , что в тот день (су дя по надписям на фотографиях , это произош ло 12 октября 1982 г .) я случайно попал к ним в ключевой , поворотный момент е го духовной и личной жизни : я никогда больше не видел его в таком радостном и просветленном состоянии. Оказалось , я узнал об этом в тот же вечер , за несколько минут до меня у него был Павел Нерлер , который принес ему дру гой , абсолютно бесценный дар : публикацию в “Огоньке” последнего стихотвор ения Марины Цветаевой (“Все повторяю первый стих...” ), написанного по памяти в ответ н а его стихотворение “Стол накрыт на шесте рых — // розы да хрусталь , // А среди гос тей моих — гор е и печаль...” — и для него это неведомое ранее сти хотворение явилось ПОТРЯСАЮЩИМ ДУХОВНЫМ ВЗРЫВОМ ОТТУДА , РЕЛИГИОЗНЫМ ПОДАРКОМ ТОЛЬКО НА ЕМ У ПОНЯТНОМ ПОДТЕКСТЕ И ЯЗЫКЕ , КАКИМ-ТО СУП ЕРВАЖНЫМ ПОДТВЕРЖДЕНИЕМ И ПРОЩЕНИЕМ. Это самое последнее в ее жизни цв етаев ское стихотворение было многократно прочитано-произнесено в тот вечер и мне хо чется , чтобы читатель тоже получил возмо ж ность прочесть ег о в данную минуту. Но сначала давайте вспомним исходное стихотворение тридцатитрехлетнего Та р ковского (1940): Меловой да соляной Твой Славянск ро дной, Надоело быть одной - Посиди со мной ... Стол накрыт на шестерых, Розы да хрус таль, А среди гостей моих Горе да печаль. И со мною мой оте ц, И со мною брат. Час проходит . Наконец У дверей стучат. Как двенадцать лет назад, Холод на рука И немодные шумят Синие шелка. И вино звенит из тьмы, И поет стекло : “Как тебя любили мы, Сколько лет прошло !” Улыбнется мне отец, Брат нальет вина, Даст м не руку без колец, Скажет мне она : — Каблучки мои в пыли, Выцвела коса, И поют из-под земли Н а ши голоса. И вот как взволнованно и сильно о тветила Марина Цветаева , припоминая его ст и хи : <Я стол накрыл на шестерых ...> Все повторяю первый стих И все переп равляю слово : — «Я стол накрыл на ше стерых...» Ты одного забыл — седьмого. Невесело вам вшестером. На лицах — дождевые струи... Как мог ты за таким столом Седьмог о позабыть — седьмую... Невесело твоим гостям Бездействует графин хрустальный. Печально им , пе чален — сам, Непозванная — всех печальней. Невесело и несветло. Ах ! не едите и не пьете. — Как м о г ты позабыть число ? — Как мог ты ошибиться в счете ? Как мог , как смел ты не поня ть, Что шестеро (два брата , третий — Ты с ам — с женой , отец и мать ) Есть с емеро — раз я на свете ! Ты стол накрыл на шестерых, Но шестерыми мир не в ымер. Чем пугалом среди жив ы х — Быть призраком хочу — с твоими, (С воими )... Робкая как вор, О — ни души н е задевая ! — За непоставленный прибор Сажусь незванная , седьмая. Раз ! — опрокинула стакан ! И все , что жаждало пролиться , — Вся с оль из глаз , вся кровь из ран — Со скатерти — на п оловицы. И — гроба нет ! Разлуки — нет ! Стол расколд ован , дом разбужен. Как смерть — на сваде бный обед, Я — жизнь , пришедшая на ужин. ...Никто : не брат , не сын , не муж, Не друг — и всё же укоряю : — Ты , стол накрывший на шесть — душ, Меня не п осадивший — с к раю. 6 Марта 1941 Он был в состоянии сильнейшего радостного потрясения , которое можно назвать счастьем или эйфорией : одновременно рад , горд , добр , мудр , высок и умен , и удивительно рассла б лен , мягок , к ак желе , постоянно улыбался мило шутил , ра довался жиз ни , готов был тр е петно отозваться на любой вопрос , одарить развернутым ответом . И в каждом слове , как у ребенка — бездна чувств ... Стихов , обращ енных к Цветаевой очень , очень много . Как ни у кого из поэтов. Вообще цветаевская тема прошла красной нитью чер ез все лучшие его лирические твор е нья . Что это ? Чем объ яснить ? Любовью , чувством вины , восхищением или тоской по Пр е красной Даме ? Или ужасом огромной поте ри ? Встреча с Божеством в лице Женщины , встреча не ко времени и не к месту . Невстреча . Страшный уход и з жизни . И лишь позднее осознание этой чудовищной утраты. Отсюда такой глубокий лиризм с неж но-горьким оттенком , отсюда тоска , ностальгия . О т сюда и лучши е стихи : Как сорок лет тому назад, Серцебиение при звуке Шагов , и дом с окошком в сад Свеча и близ оруки й взгляд ... Мне кажется , что из стихов Тарковского "К Цветаевой " можно было бы составить Рекв и ем , но не "На смерть поэта ...", а Реквием "К Жизни Марины Цвет аевой ...", к вечной Пам я ти о ней , живой : А я пер ед ней в неоплатном долгу. Сказал бы я , кто на по емном лугу, На том берегу, За ивой стоит , как русалка над речкой, И с пальца на палец бросает колечко . И снова — какова метафора ! У Цветаевой при жизни была несколько нервная привычка , особенно при разговоре с кем-то , постоянно снимать с пальцев свои сере бряные кольца . Р уки ее с годами исхудали , и кольца схо дили свободно... Марина стир ает белье. В гордыне шипучую пену Рабочие ру ки ее Швыряют на голую стену ... Живая Марина Цветаева — за постоянной неблагодарной работой ("в гордыне — швыр я ют "). И далее : Дв а месяца ровно со лба Отбрасывать пряди упрямо, А дальше хозяйка — судьба, И переупрямит над Камой ... ПОЭЗИЯ СКА ЗКИ И ТИШИНЫ В последни й месяц осени, На склоне Горчайшей жизни... А . Тарковский ...Удивительный поэт Арсений Тарковский . Поздний поэт . Ка к поздние дети , они , наверное , самые желанны е для искусства . Искусству , как любви , все возрасты п о к орны . Тарковский ... Читаешь его ранние вещи , и как-то не очень захватывает , думаешь — ну хорошо , добротно , красиво — но скоро и он (поток слов ) иссякнет . И вдруг ... Проходит время . Поэт ст ановится старше , мудрее . И , чудо ! Перед нами истинная прекрасная поэзия ! Гармоничная и неуловимая : Колышется ива на том берегу, Как белые руки. ......................................... Стоит у излуки И мо ет в воде свои бе лые руки... Какая необычная сильная метафора — белые руки ивы . Или другое , немного странное , сказочное : Ни тьмы , ни смерти нет на этом свете, Мы все уже на берегу мор ском, И я из тех , кто выбирает сети, Когда идет бессмертье косяком ... Косяк бессмертья — что это ? Жизнь , жизнь ! Но каково сравнение ! И тоска по н е обычному , несбывшемуся , беско нечно дорогому : Жизнь брала под крыло, Берегла и спасала, Мне и вправду везло Только этог о мало. А вот другое , нежное , сказочное : Был домик в три окошка В такой окраше н цвет, Что даже в спек тре солнца Такого цвета нет. Глубокий , тонкий лиризм пронизыва ет лучшие творения Арсения Тарковского . Особе нно щемящею он прорывается в стихотворении "Зуммер ", где "Последний связист под обстр е лом /Прикрывает расстрелянным телом /Ящи к свой на солд атском ремне ": Это старая честь боевая Говорит : — Я земля . Я земля — Под зе млей провода расправляет И корнями овсов шев еля Вообще , поэзия Тарковского метафорична насквозь , как-то бережно , негромко мет а ф орична . Он не ищет сильных , ярких сравн ений , режущих глаз , а берет мягкие , пр и глушенные тон а : Над полосою отчужденья Фонарь к ачается в руке, Как два крыла из сновиден ья В средине ночи на реке Чем больше вчит ываешься в стихи Тарковского , тем больше н ачинаешь понимать , насколько это русский прир о дный поэт . Сколько родного близкого н ам всем в его к а залось бы простых строчках : Давно мои ранние годы прошли По самому краю, По са мому краю родимой земли, По скошенной мяте , по синему раю... Или здесь : Мне запомнится таянье снега Это й горькой и ранней в есной, Пьяный вет ер , хлеставший с разбега По лицу ледяною крупой ... Иногда , мне дум ается , его поэзия очень близка стихам Анны Ахматовой . Именно св о ей тишиной , изысканностью простых кор отких строчек : Позднее наследство, Призрак , звук пустой, Ложный слепок детства Бедный город мой ... А иногда , что-то от Бориса Пастернака . Настолько "природен "язык Тарковского : Дышит мята в каждом слове, И от головы до пят Шарики зеленой крови В капиллярах шебуршат ... И очень часто — спокойная жутковатая философия его ст ихов сопричастна творчеству Осипа Мандельшт ама : А если это ложь , а если это сказка, И если не лицо , а гипсовая маска Глядит из-под земли на каждого из нас Камнями жесткими своих бесслезных глаз ? Нужно замети ть , что вообще описание быта , домашнего об ихода у Та рковского выходит всегда не ординарно , иносказательно , поскольку быт у Худ ожника — всегда бытие и суд ь ба : Вся Россия голодала, Чуть жила на холоду... ..................................... Жили-б ыли , воду пили И пекли крапивный хлеб... ...................... ............... Сердобольные соседки Тоже , будто птицы в клетке На своей засохшей ветке, Жили у себя в аду . И сколько красоты , скорби , тихой печали в строчках о так любимых им деревьях : Стекали сле зы чистые, Какими Одни деревья плачут накануне В сеобесцвеч ивающей зимы И , неожиданно , грубовато-реалистично пробиваются страшные , неуде ржимые слова ст и хотворения "Песни под пулями ": Снег , как на бойне , пахнет сладко, И ни звезды на д степью нет, Да и тебе , старик , свинчаткой Еще перешибут хребет Хочу сказать еще об одной важной черте творчест ва Тарковского — наблюдательности , точности детали . И предельной лаконичности оценок . Особ енно ярко это ощущение в стихотворении "По эт " об Осипе Мандельштаме и его творчестве : Говорили , чт о в обличье У поэта нечто птичье И еги петское есть. Было нищее величье И задер ганная честь. ..................................... Там в стихах пейзажей мало, Только бестолочь вокзала И театра кутерь ма, Только люди как попало, Рынок , очередь , тюр ьма. ..................................... Жизнь, должно быть , наболтала, На плела судьба сама . Чара поэзии Арсения Тарковского еще и в ее волше бности , нереальности , сказке . Как бу д то на саму жизнь отброшен тонкий смутный свет Луны . Лунные стихи. В последней четверти луна, И беспокойна и смутна : Зе мле пр инадлежит она Поэт отчаянно балансирует между любовью к Земле и тоской по недосяга емому , незе м ному . Может быть поэтому так таинственно недос казанны многие самые сильные его ст и хи ? Поэт луны... А сам глядит на лунный рог, Где с ходятся как в средоточье, Кот ов египетски е очи, И пьет бессоницы белок Корни поэта — в самой поэзии , суть , корни самой поэзии . Всеместные , всевременные , бессмертные. Я — все ленной гость, Мне повсюду пир, И мне дан в удел Весь подлунный мир !