Биография и социография

Биография и с оциография Алексей Левинсон Введение. При определенном структурном сходстве эт их терминов, под биографией я предлагаю понимать не жизнеописание, а жиз нь, само существование. Как говорят, что “в моей биографии было немало тем ного или светлого”. Хотя то, что я буду сегодня рассказывать в жанре публи чной лекции, это будет все-таки несколько биографией как несколько жизне описанием. А под социографией я предлагаю понимать, и даже имел смелость печатно пр едложить такое толкование: один из способов формирования социального з нания. Социальное знание, наверное, возникает и в социологии, и в сопредел ьных науках несколькими путями. Я не претендую на то, что опишу самый глав ный из них. Но он по определенным причинам для меня представляется наибо лее интересным, и вот о нем сегодня и пойдет речь. Под социографией я понимаю типовую ситуацию, когда социальный исследов атель встречается с каким-то феноменом, с какими-то проявлениями жизни, к оторые его интересуют, ужасают, восхищают - вызывают в нем какие-то сильны е чувства. И далее он использует те концептуальные средства, которыми ра сполагает в данный момент своей жизни, описывает или, как говорили в стар ину, схватывает эти явления и далее их доносит. До кого? Вот тут очень важн ая точка. Дело в том, что функционирование так называемой “нормальной науки”, как вы знаете, предполагает, что ученый, исследователь, получивший некий рез ультат, передает этот результат на суд ученых, своих коллег, и там этот рез ультат подвергается верификации, фальсификации и т.п. Предполагается, чт о равнокомпетентные с ним коллеги могут проверить это знание на предмет валидности. Для этого есть разные институты: институт публикации, научны х семинаров и т.д. Это один из путей формирования любого нормального знан ия. Но есть иной путь, быть может, отвечающий другим фазам существования нау ки, другим институциональным формам, а именно: когда исследователь, как м ог, описал какую-то встретившуюся ему реальность, убежден в существеннос ти того, что он узнал, не только для научного сообщества, но и для более шир окого круга. Речь ведь идет о социальном знании, знании для всей обществе нности. И он стремится общество с ним познакомить, быть может, вперед того , как он познакомит с этим коллег по цеху. А может быть и ситуация, когда нет цеха, и в этом смысле нет коллег или нет регулярных форм внутринаучного в заимодействия, нет журналов, нет научно-исследовательских институтов и многих других институций нет, а вот общественность, как правило, есть. А ко гда и ее нет, тогда, наверное, не о чем рассказывать. И вот происходит обращение к этой общественности. В каких формах? Иногда это какая-то публикация. А иногда это форма, о которой нам здесь есть прямо й смысл говорить - форма обращения на каком-то собрании. Форма, очень близк ая к тому, что мы имеем здесь и теперь. Есть, например, такой жанр - семинар. Б ыл семинар Ландау, например. Это очень узкий жанр, для специалистов опред еленного класса в определенных дисциплинарных рамках. А бывают семинар ы более широкие, и то, как задалась традиция (теперь уже о ней можно говори ть) публичных лекций здесь, в Полит.ру, в Bilingua, мне более всего напоминает не п убличные лекции, как я понимаю значение этих слов, а семинары. Мне по моей биографии выпала высокая честь быть участником семинаров, ко торые в Москве были известны, как семинары Левады. Социография, мне кажет ся, царила на протяжении многих лет как основной способ сбора и распрост ранения социального знания вот именно таким образом. Приходил человек, к оторый что-то знает о чем-то. Он мог называться социологом и быть действит ельно им, он мог не называться социологом и быть, скажем, демографом, биогр афом, психологом, он мог быть даже человеком, который не является научным работником, но он подвизался в какой-то сфере, где его наблюдения сделаны по поводу того, что значимо для общественности. Не будем забывать, что семинары Левады проходили с середины 60-х и, в общем-т о, тянутся до сих пор. Но наиболее активной фазой их существования, когда о них знала вся Москва, были годы, так называемого, застоя, послеоттепельны е годы. Небезынтересно, что эта форма оказалась востребована сейчас. Сам факт, что эти лекции проходят здесь не при пустых залах, означает, что это нужно людям, которые чаще всего вообще еще не жили на свете в те времена, п очему-то такая необязательная, младшая форма распространения формиров ания социального знания оказалась снова востребованной. Но, все-таки, на афише, вывешенной в Интернете, вы прочитали слова “публичн ая лекция”, и очень может быть, что сколько-то из присутствующих пришли на публичную лекцию, понимая под этим то же, что склонен понимать я. Это ситуа ция, когда некто, что-то знающий (по какой причине он это знает, сам ли он доб ыл это знание или просто он прочитал много книг), сообщает что-то публике. Публика она по определению ignorant, она не знает. Публика – это те, кто не знает чего-то, иначе, если бы они знали, они бы не пришли. Знающий сообщает незнаю щим, знающий стоит, незнающие сидят, знающий говорит – незнающие слушаю т. Вот такая ассиметричная ситуация, предполагающая вопросы на понимани е или на уточнение. А в остальном - это тоже ситуация распространения соци ального знания. Не хочу претендовать на то, что очень много знаю такого, чего не знаете вы, но хочу познакомить вас с биографиями нескольких людей, чья жизнь, чья би ография оказалась средством создания социографической ситуации. Это л юди, которые наткнулись на нечто, заслуживающее, по их мнению, описания, ан ализа, и которые далее старались об этом рассказать другим. Традиция публичных лекций в нашей стране, насколько я знаю, может быть во зведена, ни много ни мало, к 20-м годам XIX столетия. В Соляном городке, это мест а, где размещались гвардейские воинские части в Петербурге, часть офицер ов сочла правильным нижним чинам, как это называлось, начать читать лекц ии об устройстве вселенной. Просвещение по естественнонаучной части. Эт и лекции, к сожалению, в отличие от моего выступления здесь, обязательно с опровождались демонстрацией картинок волшебного фонаря. Называлось эт о “народные чтения”. Первая биография. Зориан Доленга-Ходаков ский Первый персонаж, о котором я хочу рассказа ть, в это время уже не только жил на свете, но и активно действовал. Речь пой дет о старшем современнике Пушкина, может быть кому-то из присутствующих известно его имя, это Зориан Доленга-Ходаковский. Это человек, за право сч итать которого основоположником фольклористики, археологии и еще ряда сопредельных дисциплин, соревнуются российская, польская, украинская и белорусская традиции. Думаю, что сам герой себя не возводил ни к одной из э тих традиций. Молодой бедный шляхтич, получивший какое-то образование, мелкий клерк, с удейский чиновник, помощник юриста. Ничем заметным не отмечена его рання я юность. Заметные события начинаются только тогда, когда он присоединяе тся к французской армии, наступающей на Россию, участвует в боевых дейст виях, получает ранение под Смоленском, лежит в госпитале. Этот госпиталь посещает Наполеон и лично с ним имеет беседу. По воспоминаниям эта бесед а уже умиравшего воина возвращает к жизни, но рану она все-таки не исцеляе т. При отступлении французов он остается в России, какая-то крестьянка ег о прячет у себя. Дальше его обнаруживают. Он как военнопленный приговаривается трибуна лом к ссылке в Сибирь. И этапом, пешим образом, отправляется в Сибирь. Вот т ут начинается та биография, о которой надо нам с вами знать. Этот человек, не знаю, в железах он шел или как-то еще, на этапе, а этап в росс ийской тюрьме и ссылке место, мы с вами знаем, место не очень веселое, и ник огда веселым не было, он на этапе вдруг обнаруживает очень большой интер ес к песням и рассказам конвойных, встречающихся попутчиков и жителей те х губерний, через которые проходил этап. И он начинает, тогда еще слово фол ьклор в употреблении не было, уж по крайней мере не было в употреблении в Р оссии, он начинает собирать эти песни и прочие фольклорные объекты. Я не б уду в деталях рассказывать его биографию, получается так, что в силу разн ых изменившихся обстоятельств его расконвоируют, и он имеет возможност ь вернуться в Россию. И он возвращается почти той же дорогой, уже бесконво йный, но пешком, что очень важно. И все время, которое у него есть, он посвящает тому, что он собирает, в частн ости, песни. Но кроме песен его начинает интересовать, и это очень важно дл я дальнейшего, топонимия и гидронимия. Т.е. названия мест, мы сейчас говори м “мест”, а он в то время, видимо, он уже вполне удовлетворительно говорил и писал по-русски, он говорил “урочищ”. “Урочище” - крайне интересное слов о, оно мало сейчас употребляется в нашем современном языке, а оно очень су щественно, потому что означает одновременно географический объект: гор у, долину, лес, еще что-нибудь, одновременно с названием, которое оно имеет: Шишкин лес или Святая гора, или еще как-то - и те верования, которые связаны с этим местом, с так или иначе к нему присоединяемыми значениями. Те из мои х коллег, которые имеют дело с понятием бренда, найдут много знакомого в т аком соединении. Мощное, сильное слово “урочище” употреблял Ходаковски й. И вот он собирал сведения об урочищах. В это время у него фактически сформировалась имеющая огромную претензию тео рия. Она для него выступала как теория, объясняющая некоторые наличные о бстоятельства обстоятельствами историческими. Он заинтересовался, (по ляк - стало быть, католик) в православной стране тем, что он называл славян щиной дохристианской. Т.е. он прошел эти конфессиональные различия, кото рые его противопоставляли России, он, недавно воюя на стороне противника , сумел уйти от той политической реальности, в которой пребывал столь нед авно, и обратился к тому, что он считал пантеоном языческих божеств, котор ые, по его убеждениям, были и божествами мест. Те, кто читали Топорова и Ива нова, знают, как много они обнаружили подобных вещей. Топонимия, по мнению Ходоковского, сохраняла пантеон языческих божеств, опущенный на землю. Говоря современным языком, он выявил систе мные связи внутри этой пространственно-религиозной, земной и одновреме нно неземной системы. И он пользовался этим, как научным инструментом. Я о твечаю за употребление этого слова, потому что он утверждал, что может пр едсказывать: вот, скажем, он явится куда-то, спросит, как называется, скаже м, ручей, и после этого скажет, как все тут называлось несколько раньше. Ст арики должны помнить, что раньше гора, дол и все прочее назывались или дол жны были называться так-то и так-то. Он утверждал, что такие предсказания е го неоднократно сбывались. Его труд по гидронимии центральных областей России имеет вот такую толщину. Количество записанных имен каких-то руче йков, притоков больших и малых рек, я точно не помню, но это огромный труд. Небезынтересен вопрос, кто опла чивал эти исследования и на что жил этот человек. Их не оплачивал на этот м омент никто. Как он жил? Днем он занимался сбором информации, на ночь проси лся, он же дворянин, на ночлег в барскую усадьбу и, как правило, получал туд а приглашение. Но он брал налог с гостеприимцев, он обязательно, откушав с ними ужин, перед тем, как идти спать, им рассказывал примерно все то, что ра ссказываю вам я. Он им излагал свою теорию. Он ее навязывал, он был бесцере монным человеком, ему было все равно, в чей дом он постучался. Он, во-первых, всегда был одет в одно и то же, у него не было просто смены одежды, а во-вторы х, он ко всем обращался одинаково “сударь” и производил сильнейшее впеча тление на эту дворянскую общественность. Слухи о нем стали опережать его движение, и подниматься вверх по социальной иерархии. В общем, им заинтер есовался канцлер – граф Кочубей. Им заинтересовался князь Потемкин. Он побывал в столицах, произвел фурор в главных салонах Москвы и Питера. Он п роизвел впечатление на таких персон, как Гоголь и Пушкин. У Пушкина, если в ы помните, есть такие строчки, по-моему, в “Моей родословной”: “…но каюсь, н овый Ходаковский, люблю я с бабушкой московской потолковать о старине” и т.д. Пушкин понял, чем занимается этот человек, и понял способ, которым он р аботает. Здесь, извините, маленькое отступление. Я не сказал, по какой причине я ото брал те 4 жизнеописания, которые я сюда принес. Дело в том, что все эти люди, не только на мой взгляд, относятся к цеху социальных исследователей, и ра ботают теми методами, которыми работают мои коллеги и я. Это опросные мет оды. Это люди, которые выясняют то, что им надо выяснить, спрашивая других людей. Есть много других способов собрать социальную информацию. Это оди н из них. Они работали именно так. Он узнавал, спрашивая людей. Так вот, собр ав этот корпус сведений и уложив его в ложе своей теории, а его теория каса лась не только самой топонимии, она касалась, скажем, размещения фокусов локальных сетей, которые он называл городищами: это святилища, где отпра влялся языческий культ и где впоследствии ставились православные храм ы. Он, католик, объяснял православным, почему православные церкви ставят ся на замечательнейших местоположениях. Он вычислял, где они должны стоя ть, и то, что они стоят, где надо, было для него подтверждением его теории. Можно увидеть, что нынешняя теория верификации и фальсификации, может бы ть, не дали бы ему такого простора для уверенности в себе, но на тот момент было так, и суггестивная сила его была, видимо, очень велика, потому что, по вторяю, он обаял людей достаточно авторитетных. Его слава, двигаясь от од ного иерарха к другому, достигла самых высших на тот момент органов слух а, и он получил стипендию на продолжение своих исследований от высочайше го имени. Прошло какое-то время, пока все это решалось. Он был человеком, не желавшим считаться ни с какими иерархическими различиями, и к этому врем ени написал и опубликовал критику не кого-нибудь, а Карамзина, его “Истор ии государства российского”. Вы понимаете, каким авторитетом пользовал ся этот труд в первой трети XIX столетия, и что такое было поднять руку на Кар амзина и уличить его в фактических ошибках на страницах такой-то, такой-т о, такой-то и такой-то: Карамзин, который не был полевым исследователем, сд елал какие-то фактические ошибки в названиях рек и еще каких-то там детал ях. Но Ходаковскому это сходило с рук, он получил деньги на то, чтобы проводит ь раскопки городищ, на то, чтобы собирать эту информацию, и это было высшей точкой его карьеры, после которой она начала рушиться. Экспедиция, в кото рую он отправился, не задалась по многим причинам, в том числе, по семейным . Он женился. Этот брак был, видимо, неудачный. В дороге погиб народившийся ребенок. Его реляции, которые он посылал с дороги, не устроили тех, кто сна ряжал экспедицию. Видимо, на письме он не мог передать всего того, что он м ог сделать устно. Короче говоря, финансирование через некоторое время бы ло закрыто, он вернулся ни с чем: с недописанным, недоделанным, незавершен ным проектом. Хотя его еще принимали в московских в домах, но в общем-то, де ло пошло на убыль. В 1825 или 1826 году он уже умер. Кончал свою жизнь он как настоящий исследователь. Его уже никто не слуша л, ему не платили деньги, он устроился управляющим к какому-то помещику, чт о тоже не очень хорошо получилось. И полуголодный, имея чуть не ли единств енную одежку, он продолжал собирать ту информацию, которая его интересов ала. Информацию о топонимах. Так как он уже по многим причинам не мог путеш ествовать, он выбрал те места, где концентрируются информанты. В Москве, н едалеко отсюда, на Болотный рынок приезжали крестьяне из многих губерни й. Он ходил и спрашивал: “А в Ваших местах как называются речки, лужки” и т.д . Это был небезопасный вид полевого исследования, потому что, в частности, с этими обозами прибывали старосты соответствующих имений. И они сообра жали, кто может интересоваться этими названиями – явно те, кто заслан те ми, с кем их баре судятся за какие-то там воловьи лужки. Благо выглядел Ход аковский не как барин, а как какая-то сомнительная личность, и его сдавали в полицию. Но поскольку его отправляли на один и тот же участок, там его зн али и быстро отпускали. Вот так кончилась его, на мой взгляд, героическая жизнь, но биография его н е кончилась, потому что узнавший о его кончине Александр Пушкин сносился с Гоголем по вопросу о том, чтобы выкупить его архивы у вдовы. Вдова дорож илась, не продала. Архивы куда-то на долгое время пропали, потом выяснилос ь, что под именем Зориана Деленго-Ходаковского скрывается Адам Чарноцки й, воевавший с французами и вроде бы не отбывший наказание. Биография сом нительная, и о нем перестали писать. Его имя не то, чтобы было под явным пол итическим запретом, но, в общем, о нем не писали около 50 лет. Сведения, котор ые попадали в печать, были отрывочными и противоречивыми, в общем, он был н екой неясной, но интригующей персоной в российской истории. Потом выясни лось все то, что я вам рассказал и то, что можно о нем рассказывать, и не расс казано. Элфред Кинси В 1930 годы в Соединенных Штатах Америки рабо тал молодой биолог – его звали Элфред Кинси. Он был специалистом по насе комым – пчелы, осы, шершни. Он был человеком из хорошей, настоящей, религи озной, американской, пуританской семьи. Он был ученым с замечательной, на мой взгляд, позитивистской выучкой. Он был позитивист – 100%-ный, что прояви лось в дальнейшем. В его биографии я упомяну один эпизод, который важен дл я дальнейшего изложения. Когда он был еще мальчик, его младший братик пож аловался, что он не может держать свои ручки на одеяле, как это полагается , и руки предаются тому, что, он точно знал, есть грех, и он не знает, что с этим делать. И тогда Элфред – старший брат, сказал, что он знает, что надо делат ь. Они стали на колени и долго и горячо молились. Т.е. он знал средство борьб ы с мастурбацией как недугом – это очень важно для дальнейшего. Когда Кинси был уже ученым с каким-то авторитетом и в Кампусе, в конце 30-х го дов, летом, когда нет занятий, но народ в Кампусе есть, его назначили на дол жность.… Если бы это была бы комсомольская организация , это был такой зам полит по Кампосу. Человек, отвечающий за социальные дела. Вряд ли эта долж ность предполагала что-нибудь, кроме вылавливания воришек или еще каких- то подобных дел, но поскольку на этой должности оказался биолог, и притом молодой, то к нему не раз и не два, а несколько обратились студенты – парн и с вопросом, аккурат почти с тем, с которым его братик к нему обратился: “П рофессор, увы, я онанирую или я онанировал в детстве, скажите, как это скаж ется на умственных способностях, возможности вступить в брак, возможнос ти иметь детей и т.д.?” Были распространены воззрения, согласно которым вс е эти функции могут быть сильно повреждены. Что им он отвечал? Он стал взро слым человеком, он стал ученым, и это очень важно, поэтому он ничего им не о тветил, так как понял, что не знает ответа. Он не знает ответа, может ли маст урбация привести к снижению умственных способностей. Он не знал ответа. Что надо делать, если ты н е знаешь ответа? Он почувствовал себя обязанным этим студентам, его назн ачили на должность, и он обязан справляться, поэтому он решил узнать, а как обстоят дела, есть ли связь. Как биолог, он понимает, что между двумя биоло гическими феноменами или есть коррелятивная связь, или ее нет, и это надо установить. Человек привычный, знающий как строятся научные исследован ия, с чем он столкнулся? Пчелы, которыми он занимался, вполне доступны для наблюдения, известно, как наблюдать жизнь пчел. Те аспекты человеческого поведения, которые здесь он должен был наблюдать, понятно, скрыты от глаз , и в этом, кстати, одна из проблем. Значит, он наблюдать не может. И вот тут, он совершил, на мой взгляд, потрясающий, для биолога, прыжок. Он решил, что люд ей можно спрашивать. Ведь у него не было этого в опыте, этого не было в опыт е ни у одного биолога, что получать информацию можно, задавая вопросы. Био логи, по самой сути своей работы, связаны с объектами, которых спрашивать невозможно, а ответы на вопрос, способные давать информацию, сравнимую с той, что дает наблюдение – это методологически очень сильное утвержден ие. Вообще говоря, социологией в популярном ви де считается все, что связано с задаванием вопросов. Социолог – это тот, к оторый ходит с анкетой. Социология не сводится к вопрошанию, но при этом я хочу сказать, что в социологии не до конца решен вопрос о том, насколько со поставима информация, получаемая средствами наблюдения, с информацией, получаемой средствами вопрошания. Эмпирически найдено очень многое дл я того, чтобы выяснять, в каких случаях люди говорят неправду, установлен о, каким способом контролировать и фильтровать информацию. Очень много о б этом знают и понимают люди, которые занимаются примерно тем, чем в целом занимается “Левада-Центр”. Он этого ничего не знал. Его никто этому не учи л. Он решил, что если спросить – то скажут. Он начал спрашивать. О чем? Первы й вопрос: как Вы вели себя в детстве? Он накидал вопросник. Надо сказать, то, что он сделал буквально в первый же вечер, когда он задумался над этой зад ачкой, оказалось безупречным инструментом. Я скажу сразу, что потом он оч ень много работал в этом направлении, но при этом использовал один и тот ж е этот инструмент, который он создал в самом начале. Этот инструмент соде ржал вопросы, и я могу сказать, что не все, что спрашивалось, я мог бы легко в ам пересказать, ей-богу. Что люди могли незнакомому человеку отвечать на вопросы по поводу всего того, что было табуировано в американском общест ве посильнее, чем в нашем сейчас? На вопросы про преморитальный, экстрамо ритальный половые контакты, скотоложество и массу других вещей, находив шихся под тяжелым или очень тяжелым запретом? Откуда надежда, что ты спро сишь человека, а он тебе ответит? У него она была. Он спрашивал, получал ответы, он явился изобретателем, или, по крайней мер е, распространителем метода, которым пользуются сейчас мои коллеги, когд а собирают нам участников групповых дискуссий, это так называемый метод “снежного кома”. Он основан на таком психологическом трюке: если некто с огласился дать ответ на эти интимнейшие вопросы, то если его попросить у казать какого-нибудь знакомого, к которому можно направить, он будет оче нь хорошо сотрудничать с интервьюером. Он будет сильно наседать на своег о знакомого, чтобы тот тоже поделился. Можно представить, какой механизм тут работает, так или иначе, он работает, и Кинси был открывателем этого ме ханизма. Через некоторое время он исчерпал круг своих ближайших знакомых, к котор ым он считал вправе обращаться. Дальше зашла речь о незнакомых людях. Он о братился к руководству в этом Кампусе, слава тебе Господи, эти бонзы, эти б оссы разрешили проводить исследования и, имея их мандат, он пошел по Камп усу, и через некоторое время этот “снежный ком” намотал на себя все, по кра йней мере, мужское население Кампуса, и он вышел за его пределы. Почему я р ассказываю о нем после рассказа о Ходаковском? Потому что он тоже действ овал один. И это было его принципиальной линией поведения. Он никому не мо г доверить эту работу. В частности потому, что с ним делились тайной. Люди с ним делились тайной. Он прекрасно понимал, по какой опасной стезе он ход ит, и поэтому быстро сообразил, что вся информация должна быть зашифрова на. Он не записывал ни одного слова. Там было что-то типа крюково-нотной за писи, и он менял шифры, при том, что работал один. Он менял шифры раз в месяц, по крайней мере. Он все правильно делал. Через некоторое время он наткнулся на мощнейшее сопротивление, он предв идел это, и кому-то в разговоре он сказал вещь, которая приводит меня лично в совершеннейшее восхищение. Он сказал, что не откроет эти записи никому, в том числе Верховному суду Соединенных Штатов. Я хочу вам напомнить о се ксуальном же скандале с президентом Клинтоном: авторитет Верховного су да выше, чем индивидуальная тайна. Это была тайна человека, от которого за висит судьба целой страны. Этот Кинси считал, что тайны, которые ему довер ены, выше, чем авторитет Верховного суда. Я повторяю, он не был левым, не был красным, отнюдь. Он был 100% американцем. Он собрал несколько тысяч интервью, и их количество достаточным для того , чтобы применить счетные процедуры. Сейчас понятно, что все это надо подс читывать, надо выводить проценты зависимости и т.д., но на тот момент далек о не все работали таким образом, но он принадлежал к передовикам. Более то го, чуть позже он использовал машины. Я видел его фотографии: он стоит с эл ектронно-счетной машиной. Она величиной с торпедный аппарат большого кр ейсера, еще из тех, которые работали с перфокартами. Он провел подсчеты, и опубликовал книгу. Ее название по-английски: “The sexual behaviour of the human male”. Я хотел бы подч еркнуть – перевод должен быть очень точным. “Сексуальное поведение муж ской человеческой особи”. Не мужчины, не человека, а человеческой особи. О н настаивал на биологическом взгляде на человека. Почему? Потому что это его выводило из зоны, где действует контроль викторианской морали и т.д. О н не выступал на семинарах, он опубликовал книжку. Он опубликовал книжку до того, как он познакомил со своими результатами научную общественност ь – биологов, сексопатологов – он опубликовал книжку, сразу адресовав ее Америке. И произошло. Слово “разорвавшаяся бомба” было произнесено тогда, потому что это то, что произошло с Америкой. Она была потрясена двумя вещами. С од ной стороны, старшая викторианская эстаблишментарная Америка была пот рясена тем, что он втоптал доброе имя американцев в грязь. Процент тех, кто придается рукоблудию, феноменальный. Это не маргинальные явления, это н е плохие мальчики, это просто все или почти все. Это нормально. Процент доб рачных связей – скандал, внебрачных – еще больший скандал. И по этой при чине его деятельностью занялась комиссия по расследованию антиамерика нской деятельности, комиссия Маккарти. Вердикт был такой: он способствуе т победе коммунизма в Соединенных Штатах путем унижения достоинства ам ериканского народа. Я думаю, что в нашей аудитории оценить это можно даже лучше, чем в американ ской. Правда, в отличие от наших случаев, что могла комиссия Маккарти? Они не могли даже запретить эту книжку. Они только могли воздействовать на г осударственные структуры. Почте было запрещено принимать эту книгу к пе ресылке. Если книжный магазин хотел ее закупить, ему надо было закупать, н е пользуясь услугами государственной почты. Книга распространилась, и ч то получила вторая половина Америки? Она получила новое знание о норме. В о-первых, все те, кто замирали от страха: а что же со мной будет, смогу ли я же ниться, смогу ли я иметь детей и т.д., им было показано просто на цифре, учены м, биологом, им было сказано: нет корреляционной и какой-либо еще связи меж ду вот этим фактором и вот этим. Книжка выглядит скучно, там масса всяких ф ормул, процентов, там нет завлекательных картинок. Замирать, ее читая, мож но только по другим причинам. Второе, о чем я хочу сказать, и это, на мой взгляд, очень важно, книга выступи ла агентом коммуникации между людьми. Где проходили интервью? Они проход или там же, где работал Фрейд и где сексология и социология секса имеет св ое поле. Это средний класс, это американский middle-класс, там, где есть эти проб лемы, и там, где есть и средства их разрешения. Эта среднеклассовая мораль была этим, с одной стороны, подорвана, и с другой стороны, конечно, необыча йно укреплена. Мне кажется, что то, что называется сексуальной революцие й было начато тогда. Какую форму это имело, прежде всего? Не распространен ие новых социальных практик, а информация о распространенности налично го корпуса этих практик. Он, в частности, будучи дотошным и ортодоксальны м позитивистом, указал, что является нормой частоты половых контактов дл я мужчины. Он взял и показал, что разрыв между самой редкой и самой частой из встретившихся ему практик - 1500 раз. Извольте, ищите себя. Он сделал велик ое терапевтическое дело. Тот, кто задавался вопросом, а не слишком ли редк о это у меня или не слишком ли часто это у меня, получили ответ. Нет этого во проса, нет этого ответа. Ты такой, какой ты есть. Множество других, исцеляю щих средний класс, сведений, содержалось в этой книге. В этом смысле заслу га Кинси перед американским обществом необычайно велика. Почему я его от ношу не только к терапевтам, не только к целителям общества, но и к ученым? Он понял, что он имеет дело с определенного рода системой, что сексуальна я практика, которой он давал название “поведение”, потому что был биолог ом. Это был для него системный объект, существующий отдельно от всего дру гого, доступный не только изучению, но и воздействию. Ставится точка. Сергей Максудов Следующий герой. Может быть, его имя знает к то-то из присутствующих здесь, знает его как Сергея Максудова. Автор неск ольких книг, которые вышли, в частности, у нас, он сейчас живет в Бостоне, но изначально житель Москвы, аэропортовского писательского поселка, того места, где находятся писательские кооперативы, плоть от плоти этой среды , сын мамы-литератора, по-моему, очень хорошего, мальчик из этого интеллиге нтского круга, где в 60-е годы циркулировал вопрос, а сколько унесли репрес сии? Понятно, о каких репрессиях могли говорить в этом кругу. Хочу напомни ть, что на тот момент никаких оценок, между которыми хотя бы можно было бы выбирать или говорить, что это слишком мало или это слишком много, опубли ковано не было. И никто с ними не выступал. Но было понятно, что это много. И было понятно, зачем знать сколько. Потому что было желание предъявить сч ет. Понятно, от имени кого и кому. И было понятно, что это знание непременно тайное. Пока его не опубликуют, оно не может быть открыто. Оно должно собир аться, как тайное знание. И вот этот молодой человек решил, что он смо жет узнать и сможет сосчитать жертвы. Как? Видимо, началось это с каких-то бытовых вещей, когда он спрашивал знакомых, приходивших к ним в дом: расск ажите о ваших родственниках. Они рассказывали о дяде Сереже, а дядя Сереж а погиб в 37-м году. А тетя Тамара умерла в ссылке. Такое, казалось, было в кажд ой семье. И парень подумал, что если он это задокументирует, то и выйдет на число жертв. Я имел честь разговаривать с ним сравнительно недавно, т.е. оч ень много лет спустя, как этот проект был начат. Он сказал, что он теперь по нимает, что сама идея методически была ложной. Через эту выборку нельзя в ыйти на генеральную совокупность, говоря нынешним языком. Эти списки про сто не будут исчерпывающими, а у него была идея создать исчерпывающий сп исок. Но это знание пришло потом, и в моих глазах ошибочность этой постано вки задачи абсолютно не умаляет значения того, что делалось. Потому что, к роме всего прочего, были обнаружены вещи, которые очень полезно знать лю дям моей профессии. Что можно получить и чего нельзя получить опросными методами. Например, скольких членов семьи может перечислить один респон дент? Сергей Максудов, это его псевдоним, человек под этим именем, он знает , в отличие от нас, о скольких людях в среднем может вспомнить представите ль такого-то слоя человек в таком-то возрасте. Он вышел на те множества, гд е вполне правомерно применение счетных процедур. Он узнал массу вещей, к асающихся социальной действительности, не отвечающих на его вопрос, но о твечающих на много других возникших по ходу дела разных вопросов. Он реш ил, скажем, очень много интересных методических задач. Юрий Вешнинский. Я перехожу к следующей истории. Она будет п оследняя. Если спросить присутствующих здесь в этом зале, где они живут в Москве, попросить их дать оценку этого, где они живут, то я почти уверен, чт о где-то в разговоре будет фигурировать, скажем, цена квадратного метра ж илья. Через деньги мы примерно представляем себе рельеф города в этом от ношении и знаем, что на что можно поменять, знаем какие-то эквиваленции, и где в каком случае придется сколько добавлять. Это знает любой риэлтор. Э та информация широко доступна. Много лет назад человек, которого зовут Ю рий Вешнинский, он сделал мне честь и присутствует сегодня в этом зале, на чал выяснять то, что можно назвать сегодня социальной экологией Москвы. Он начал работать опросными методами, в одиночку, точно так же, как три мои х предыдущих героя. Он опрашивал людей там, где они были в сборе, в студенч еских аудиториях опрашивалось разом сразу несколько человек. Это метод ически вполне допустимо. Там, где не было возможности опрашивать одновре менно, люди опрашивались последовательно. Руками одного человека была с обрана информация, которая доходила до таких объемов, что правомерно был о применение счетных процедур, а это обязательно должен быть счет на сот ни. И впервые была составлена карта Москвы, где то, что как бы все знают, вперв ые было сделано предметом рефлексии. Впервые это было представлено в рам ках научного предмета социальной географии, и опять-таки напрямую было п редъявлено общественности, потому что научная общественность отнеслас ь по-разному к этой собранной информации и к тем обобщениям, к которым при шел автор. Через некоторое время появились люди, которые анализировали п рактику обменов, тогда еще без участия денег, и стали публиковаться эти б юллетени. Тогда их уже можно было статистически обработать, но это было с делано потом. А по сути дела первая заявка о том, что такое Запад Москвы, чт о такое Юг, что такое Юго-запад, какие в Москве зоны благоприятны, какие – неблагоприятны, было сделано опросными методами и действием одного чел овека. Я рассказал о тех биографиях, когда социографический результат был дост игнут упорным трудом, трудом, соизмеримым с жизнью человека. Нормальная наука, как правило, так не делается. Конечно, то, о чем я рассказываю, это иск лючение, хотя эти люди своими усилиями совершенствовали те методы, котор ыми дальше могут работать те, которых удается учить, кто действует за ден ьги на основе найма. Короче говоря, участвует в такой рутинной научной пр актике, получает иногда тоже очень важные замечательные результаты, но т о, о чем я хотел вам рассказать, по-моему, было замечательным.