Тоталитаризм в СССР

Тоталитаризм в СССР Вряд ли могут привести к истине попытки понять сущность сталинского кул ьта личности путем привязки всего, произошедшего во времена правления С талина, к одному лишь этому имени. Точно так же невозможно объяснить куль т личности "исконно русской любовью к монархизму". В исторических аналогиях между сталинизмом и русским абсолютизмом про падает самое главное и существенное, а именно представление об историче ской уникальности того, что произошло у нас во времена Сталина, в Италии - во времена Муссолини, в Гер мании - во времена Гитлера, а в Камбодже - во врем ена Пол Пота: жестокая изоляция и уничтожение миллионов людей, геноцид, о существляемый либо по классовому, либо по национальному признаку. Уже само по себе такое количество жертв, ликвидация целых классов или на ций, свидетельствует о возникновении совершенно новой ситуации. Для тог о, чтобы содержать в заключении и уничтожать миллионы людей, нужен огром ный аппарат, начиная от соответствующего наркомата или министерства и к ончая низшими его чиновниками - чиновниками охраны, опиравшимися, в свою очередь, на негласных чиновников из среды самих заключенных. Причем речь шла не о единичном акте упразднения миллионов людей, но о его перманентном характере, о растягивании этого акта во времени, превращен ии в элемент образа жизни. Речь идет об определенной постоянно действующ ей системе уничтожения, на которую, как на свою "идеальную модель", ориенти руется вся остальная бюрократия. Именно с главной задачи - постоянного у празднения огромных человеческих масс - начинается качественное отлич ие административной системы тоталитарных режимов - тоталитарной бюрок ратии - от авторитарной бюрократии традиционных обществ и рациональной бюрократии индустриальных капиталистических обществ. Принципиально важно и то, что упразднение осуществлялось по проявления м человека не только в политике, экономике, идеологии, но и в науке, в общей культуре, в повседневной жизни. Это и делало новую бюрократию совершенно универсальным инструментом управления, инструментом прямого насилия, опирающегося на силу оружия ("Ваше слово, товарищ маузер... ") . Но и это еще не все. Не было такой области, включая быт (главный объект напа док со стороны "левых" писателей и публицистов, превращавших быт в предме т официального манипулирования со стороны "пролетарской диктатуры") , се мейные отношения (вспомним Павлика Морозова) , наконец, даже отношения че ловека к самому себе, к своим сокровенным мыслям (образ Вождя, непременно присутствующий даже при самых задушевных размышлениях) , на право распор яжаться которой не претендовала бы эта бюрократия. Ей, например, принадл ежало окончательное решение относительно того, каким должен, а каким не должен быть замысел очередного литературного произведения. Сталин пол ьзовался этим правом в отношении самых крупных художников, чтобы дать пр имер своим подчиненным, как им руководить художниками помельче. Причем и в искусстве отказ подчиниться был чреват репрессиями точно так же, как и в области политики или экономики. Под дулом пистолета людей заставляли д елать то, что в корне противоречило их природе. Но для того, чтобы стать тотальной, то есть всеобщей, охватывающей общест во, бюрократия должна была осуществлять сплошную перековку народа и дел ать каждого бюрократом, чиновником, пусть даже мелким, мельчайшим, но все- таки находящимся у нее на службе. В отличие от авторитарной бюрократии, о пирающейся на традиционные структуры общественной жизни, в отличие от р ациональной буржуазной бюрократии, пекущейся об обеспечении эффективн ости производства, тоталитарная бюрократия фактически определяет свою высшую роль как самоукрепление, самовозвышение, абсолютное подчинение Вождю, волей которого власть бюрократии получает свое развитие и углубл ение. Однако такая власть может быть осуществлена лишь при условии, что все, с ч ем она имеет дело, превращено в аморфный, совершенно пластичный материал . Возвращение общества в аморфное, бесструктурное состояние - принципиал ьное условие самоутверждения и саморазвития тоталитарной бюрократии. И поэтому все, что обеспечивает самостоятельность человека, не говоря уж е о той или иной общественной группе, подлежит беспощадному искоренению . Идеальным материалом тоталитарно-бюрократической воли к власти оказыв ается люмпен - человек без корней, не имеющий ничего за душой, а потому пре дставляющий собой ту самую "чистую доску", на которой, как говорил Мао Цзэд ун во времена китайской "культурной революции", можно писать любые письм ена. Для тоталитарной бюрократии люмпен становится не только основной "м оделью", по образу и подобию которой перековываются люди, превращаясь в б есструктурную и безличную "социальную массу". Люмпен становится и главны м орудием всеобщей уравниловки и нивелировки, ударной силой социальной энтропии. Так было, в частности, во времена насильственной коллективизац ии, разрушения сельских общественных структур. Так было во времена всех последующих больших и малых "чисток", целью которых в конечном счете всег да оказывалось искоренение стихийно возникавших структур общества. Единственной формой структурирования общества, допускаемой в условиях тоталитаризма, могли быть лишь организации, насаждаемые сверху, а потом у с самого начала имеющие бюрократический характер. Все естественные сп особы социального структурирования оказывались на подозрении, так как тоталитарная бюрократия склонна рассматривать любой личный и обществе нный, то есть самостоятельный, негосударственный интерес как антигосуд арственный. А посему такой интерес должен быть наказан устрашающей статьей закона, л учше всего статьей о контрреволюционной деятельности. Самым прискорбным, самым пагубным для нравственного состояния народа о казывалось то, что любой, даже самый благородный вид неформальной социал ьной связи становился на один уровень с действительно антиобщественны ми, криминальными явлениями. Более того, последние получали перед законо м преимущество, так как в них тоталитарная бюрократия видела большую бли зость к своим нор мам. Во всяком случае, в лагерях, где уголовники содержал ись бок о бок с политическими, мельчайшее начальство назначалось, как пр авило, из уголовников. Во всем этом безумии разрушения общества, в безумии, проистекающем из то тально-бюрократической мании величия, вдохновляемой манией величия Во ждя, была своя логика. Аморфное, бесструктурное общество превращало бюрократа в необходимейш ую фигуру. Ибо там, где упразднялись как сложившиеся, традиционные, так и о бщественно-необходимые (экономические, товарно-денежные) связи между лю дьми, там возникала необходимость в бюрократе, который предложил бы хоть некоторое подобие таких связей - их эрзац, как-то сопрягающий людей друг с другом. Нужна была только "личность", которая осознала бы фантастические, невида нные, немыслимые даже в далеком рабовладельческом прошлом перспективы концентрации власти в руках одного человека, сумевшего возглавить тота литарно-бюрократический аппарат. Аппарат искал Вождя, без которого тота литарно-бюрократическая система остается незавершенной, Вождя, которы й не знал бы никакой - 05 другой ценности, кроме власти, и был бы готов уложит ь за нее любое количество народа, доказывая, что эти жертвы приносятся ис ключительно ради народного блага. Абсолютно схоластическим представляется вопрос о том, что же здесь чему предшествует: курица - яйцу или яйцо - курице? Вряд ли вообще стоит вычленить начало этого сложного процесса, пытаться выяснить, что именно считать началом сталинщины: самого Сталина, внесшег о наибольший вклад в создании бюрократии тоталитарного типа, или эту бюр ократию, по мере своего развития утверждающую абсолютную власть Вождя. Значительно важнее другое: не зная никаких ограничений в своем стремлен ии к власти, бюрократия тоталитарного типа не имеет и никаких гарантий с воего существования, независимых от воли Вождя. Между тем, для него единс твенным способом утверждения абсолютной власти над бюрократией было п остоянное ее перетряхивание, чистка бюрократического аппарата. Это, есл и хотите, предупредительная мера самозащиты: верхушка бюрократическог о аппарата тоталитарного типа точно так же склонна к пожиранию Вождя, ка к он сам - к истреблению своих возможных конкурентов и преемников. А это создает внутри аппарата ситуацию постоянной предельной напряжен ности - перманентного ЧП, - которая с помощью этого самого аппарата создав алась внутри общества в целом, когда в нем "срезали" один слой за другим. Было бы упрощением считать, что такого рода механизм расширенного воспр оизведения бюрократии (через ее перманентное перетряхивание) сперва су ществовал в голове ее создателя в виде "проекта" и только затем был реализ ован уже в действительности. Этот механизм отрабатывался по мере роста б юрократии, сопровождавшегося - уже после смерти В. И. Ленина - все более отч етливым пожеланием видеть во главе "своего человека", плоть от плоти аппа рата. Фракционная борьба, ставшая очевидной сразу же после смерти В. И. Ленина, о чень скоро раскрылась как борьба за власть над аппаратом, борьба, в котор ой победителя определил сам аппарат. Это совершенно специфическое соци альное образование. Оно способно обеспечить людям, его составляющим, опр еделенные привилегии (имеющие, впрочем, бесконечное число градаций) , одн ако неспособно гарантировать им самое главное - личную безопасность и бо лее или менее продолжительное функционирование. Чем большими были прив илегии аппаратчиков высшего эшелона бюрократической власти, тем более реальным становился риск в любую минуту заплатить за них длительным лаг ерным заключением или даже жизнью. С одной стороны, утверждая себя как ор удие политической власти, проникавшей во все поры общества, этот парадок сальный социальный аппарат увеличивал власть своего Вождя. Однако чем а бсолютнее становилась эта власть, тем менее гарантированным было прост ое существование каждого нового поколения (точнее, призыва, объявляемог о после очередной чистки) тоталитарной бюрократии. Некоторые функции тоталитарного аппарата иногда рассматривают как его функциональное оправдание. Прежде всего, имеется в виду "наведение поря дка", а также сосредоточение человеческих и материальных ресурсов на том или ином узком участке. При этом почему-то каждый раз забывают о главном к ритерии оценки социальной функции - о цене, которую приходится платить с тране и народу за ее исполнение. Когда сегодня слышишь: "При Сталине был порядок! ", то всегда хочется спрос ить - какой ценой был достигнут этот "порядок". И был ли это действительно "порядок". За десятилетия своего функционирования сталинская бюрократия доказал а, что она способна "наводить порядок" лишь одним единственным способом: с начала общество или отдельный его "участок" приводят в социально-аморфно е состояние, разрушают все его связи, всю сложную структуру, а затем внося т в него "элемент организации", чаще всего взяв за образец военную организ ацию. При чем военную организацию опять-таки совершенно особого типа, гд е, например, "красноармеец должен страшиться карательных органов новой в ласти больше, чем пуль врага". Но такой способ социальной организации можно назвать наведением поряд ка только в очень условном смысле. Как там у А. К. Толстого? "Такой навел поря док - хоть покати шаром". Там, где все многообразие межчеловеческих взаимо отношений сводится к одной единственной зависимости казарменного хара ктера, ценой "порядка" становится беспорядок, социальная дезорганизация не преодолевается, а лишь загоняется вглубь. Во-первых, для поддержания т акого "порядка" необходимо искусственно создавать в стране обстановку п редельной напряженности, обстановку чрезвычайного положения, необъявл енной внутренней либо даже внешней войны. Во-вторых, можно ли, допустимо ли забывать о невообразимом бес порядке, во зникающем , что тоталитарная бюрократия вламывается в тонкие мех анизмы общественной и хозяйственной жизни страны, некомпетентно подчи няя их одной-единственной логике физической силы? Теперь об "ускоренной модернизации" промышленности и сельского хозяйст ва, осуществление которой кое-кто ставит в заслугу нашей тоталитарной бю рократии, считая ее главным героем ликвидации вековой отсталости Росси и. Первоисточник этой концепции можно найти в докладах И. В. Сталина, котор ый завораживающими цифрами миллионами тонн угля, чугуна, стали хотел выт еснить из народного сознания даже повод думать о других миллионах - о мил лионах изгнанных из родных мест, погибших от голода, расстрелянных или д огнивающих в лагерях. Обращение В. И. Ленина к нэпу говорит о том, что он видел возможность иной, н е тоталитарной модернизации экономики дореволюционной России. Однако эта возможность представляла собой вполне реальную угрозу для бюрокра тического аппарата. Ибо там, где между хозяйственными звеньями складыва лись нормальные экономические отношения, нужда в специальной фигуре бю рократического посредника и контролера отпадала. В ходе сосуществован ия бюрократических и экономических способов хозяйственного развития с траны последние явно демонстрировали свои преимущества - как с точки зре ния гибкости, так и с точки зрения рациональности и дешевизны. Новая бюрократия, развращенная сознанием всевластия и бесконтрольност и, яростно сопротивлялась углублению и расширению нэпа, нагнетая страхи по поводу "мещанского перерождения". Выбор между двумя моделями модернизации экономики, в особенности же меж ду двумя путями развития тяжелой промышленности (которую новая бюрокра тия воспринимала прежде всего и главным образом в аспекте усиления свое й собственной власти) , совершался совсем не гладко. Грубо говоря, вопрос с тоял так: за чей счет будет осуществляться это развитие? За счет народа, ко торому после некоторых послаблений, пришедших вместе с нэпом, придется в новь затягивать пояса? Или за счет новой бюрократии, которой предстояло либо поступиться своей политической властью, переквалифицировавшись в рационально функционирующую администрацию, либо вообще уйти со сцены? Р ешать и делать выбор предстояло тем, кто имел власть, то есть все той же бю рократии, присвоившей себе право говорить от имени народа. Однако сделать выбор было гораздо легче, чем его осуществить. Бертольд Б рехт как-то сказал: "Если диктатор современного типа замечает, что не поль зуется доверием народа, то первое же его поползновение - уволить в отстав ку сам народ, заменив его другим, более лояльным". Нечто вроде такой "отста вки" предложили Вождь и тоталитарная бюрократия российскому крестьянс тву, когда поняли, что народ не примет модель ускоренной индустриализаци и. Насильственная коллективизация была способом тотальной перековки кре стьянства, дабы в итоге получить народ, достаточно послушный Вождю. Проходят годы, тоталитарная бюрократия торжествует свои по беды в колле ктивизации и индустриализации, призывая признать их крупными победами народа, победившим социализмом. Однако, аплодируя своему Вождю, объявивш ему о победе социализма, бюрократия плохо представляла, что означает эта победа для нее самой. В первую очередь, для ее высшего эшелона. Все в стран е оказывалось теперь во власти бюрократического аппарата, и поэтому "вну треннего врага", без которого функционирование этого самого аппарата не мыслимо, уже негде было искать, кроме как внутри, в своей среде. Эта тенден ция пробивала себе дорогу неотвратимо - борьба с "просочившимся" врагом с тановилась для Вождя основным средством управления непомерно разросши мся аппаратом. Ему ничего не оставалось делать, кроме как утверждать вла сть средствами террора, при возрастающих подачках тем, кто приходил на м есто репрессированных. В числе обвинений в адрес Сталина можно слышать, что он дошел до края - ста л бить своих. Дальнейшее развитие этой темы приводит кое-кого к резкому в озражению - мол, Сталин в 30-е годы никак не мог бить по своим, так как сам уже у спел переродиться и стать чужим для всех, продолжавших дело социалистич еской революции. Думается, обе эти крайние точки зрения далеки от истины. Сотни тысяч функционеров, репрессированных по распоряжению Сталина (во многих случаях заверенного его личной подписью) , не бы ли для него ни "сво ими", ни "чужими". Это был аппарат, созданный как инструмент тотальной влас ти. В качестве малых деталей аппарата его функционеры оказывались для Ст алина "своими", коль скоро это был "его" аппарат. И они же становились "чужими ", коль скоро в этом механизме он начинал обнаруживать тенденцию к "самодв ижению", не совпадающему с его волей. А могло ли быть иначе? Ведь Вождь должен был оказаться чужим даже самому себе, коль скоро в нем с охранилась хоть капля человеческого, того, что мешало борьбе за абсолютн ую власть. Последний рубеж защитников "дела Сталина" - победа нашего народа в Велико й Отечественной войне. Однако и этот аргумент рассыпается в прах, как тол ько мы задаемся вопросом: а какой ценой была достигнута эта победа? Стали н был убежден, что "победителей не судят", а потому руководствовался одним- единственным способом ведения войны: "любой ценой". Между тем основным пр инципом военного искусства всегда считалось: добиться наибольших резу льтатов с наименьшими потерями. И победители подлежат суду, причем не то лько нравственному, но и суду военной науки, для которой принцип "любой це ной" неприемлем хотя бы потому, что он превращает науку в головотяпство, у равнивая гениального полководца с посредственностью, способной добить ся тех же результатов одной лишь бесчеловечностью, готовностью заплати ть за них сколь угодно дорогую цену. Поэтому если победа, достигнутая благодаря величайшему самопожертвова нию народа, была и останется в веках его победой, то астрономическое числ о жертв, которое он понес, является неоспоримым свидетельством поражени я тоталитарно-бюрократической системы. Это она поставила народ перед не обходимостью столь дорого заплатить за победу и тем самым обнаружила св ою неспособность вести войну иначе, чем за счет чудовищного перерасхода человеческих жизней. Особо трагично, что даже в военное время много жерт в было принесено не борьбе с врагом, а традиционному устрашению своих. Трибунал, который, по словам А. Твардовского, во время войны "в тылу стучал машинкой", не только не прекратил своей деятельности, но, наоборот, даже ра сширил ее после войны. Ведь тоталитарно-бюрократический аппарат осталс я тем же самым, а, значит, должны были существовать и объекты его деятельно сти - внутренние "враги", которые вновь вышли на первый план после исчезнов ения внешних. На них был снова обращен огонь карательных органов. Тягчайшие кары обрушивались на тех, кто "сдался врагу", как бы честно ни во евал он до пленения: из немецких лагерей военнопленные перемещались в со ветские "исправительные". Различие послевоенной судьбы тоталитаризма в стране победившей и в поб ежденных странах свидетельствует о справедливости утверждения извест ного немецкого мыслителя К. Ясперса о том, что тоталитаризм не обладает в нутренней способностью к самопреодолению. Но философ оказался не прав, п редположив, что причиной крушения тоталитаризма может быть только его в оенное поражение, сопровождающееся оккупацией. Есть, оказывается, и друг ая сила, способная создать условия для преодоления тоталитаризма. Вождь тоталитарной бюрократии - это не только ее движущая и направляющая сила, но и самый уязвимый ее пункт. В руках Вождя сосредотачивается столь ко нитей, с помощью которых он приводит в движение необъятный бюрократич еский аппарат, что его смерть грозит разрушением этого аппарата, коль ск оро не будет тут же найдена соответствующая замена. Соответствующая в то м смысле, что новый Вождь должен быть готов осуществить новую - и немедлен ную! - встряску аппарата, очередное кровопускание. В связи с этим после смерти Вождя должна была резко обостриться конкурен ция претендентов на его пост, так как проигравший рискует оказаться в чи сле первых жертв Преемника. В этой связи нужно всегда помнить о смелости и решительности Н. С. Хрущева, особенно если учесть, какие опытные, коварны е, могущественные претенденты на лидерство ждали момента, чтобы взять на себя роль умершего Вождя. Победа Н. С. Хрущева в этом единоборстве имела д ля страны ни с чем не сравнимое значение, ибо он понял, и, видимо, уже давно, абсолютную необходимость уйти от созданной Вождем жестокой и бессмысл енной структуры тоталитарной власти. Именно с учетом этого нужно говорить об историческом значении XX съезда К ПСС и доклада на нем Н. С. Хрущева "О преодолении культа личности". Дело не то лько в разоблачении чудовищных преступлений Сталина, потрясших страну и партию. Дело в том, что, назвав их преступлениями, руководство партией и государством публично отказывалось от массовых репрессий, без которых в принципе немыслим тоталитаризм. Даже в том случае, если не сломаны еще т оталитарные структуры, опутывающие своими щупальцами политическую, хо зяйственную и культурную жизнь страны. Тоталитаризм без регулярных мас совых репрессий - это уже не тоталитаризм, а авторитаризм, и тоталитарные структуры постепенно перерождаются в авторитарные. При этом, разумеется, сохраняется еще постоянная опасность тоталитариз ма, но уже нет особой атмосферы всеобщего страха, о котором, слава Богу, не имеет представления тот, кому не пришлось жить во времена сталинского те ррора. Н. С. Хрущев сохранял многие привычки руководства прежнего типа, он мог пр инимать непродуманные решения, мог стучать кулаком, разговаривая с запа дными дипломатами или отечественной интеллигенцией. Но он был противни ком самого главного и основного, что составляло суть тоталитарного руко водства, - он не допускал расстрелов по политическим мотивам. Это было уже много, очень много для страны, еще не успевшей забыть страшные времена ст алинского террора. Закончилась гражданская война, которую вела против "с воего" народа тоталитарная бюрократия. Новое руководство отказалось пл атить за "социалистический прогресс" кошмарную цену, какая уплачивалась в предыдущие десятилетия. И все же не было достаточно глубокого понимани я, что нельзя ограничиваться полумерами, что, отказавшись от основного и нструмента тоталитарно-бюрократического руководства, нельзя оставить без изменения все остальное. Необходимость реформ - это слово витало в атмосфере хрущевской оттепели - связывалась в основном лишь с экономической стороной: с их помощью пыта лись залатать зияющие дыры в хозяйстве, обнаружившиеся в связи с отказом от устрашения как основного стимула к труду. Но тоталитарная экономика, десятилетиями приводимая в движение посред ством устрашения, не могла быть реформирована чисто экономическими сре дствами, коль скоро оставались неизменными опутавшие ее политические с труктуры. Даже "чисто экономическое" мероприятие традиционно превращал ось в командное, волюнтаристское, ориентированное на сохранение власти аппарата любой ценой. Аппарат продолжал разрастаться, осуществляя свою волю к самосохранению. Он-то и "съел" Н. С. Хрущева, поддержав более удобную д ля себя фигуру руководителя авторитарного типа, который был готов "царст вовать", не управляя, не вмешиваясь в процесс само развития аппарата, поте рявшего в 1953 году своего "Вождя и Учи теля". Шли годы, и вот мы подошли к временам, когда можно, наконец, называть вещи с воими именами, оценивая не только прошлое, но и настоящее. Долгие десятил етия тоталитарная бюрократия, ее структуры проникали во все поры нашего общества, приводя к перерождению его глубинных тканей. Это тяжелейшее за болевание не излечивается в один день, но с ним необходимо бороться всем и силами. Иначе - смерть. Болезнь была слишком долгой и глубокой, поэтому потребует ся бдительность, терпение и настойчивость, чтобы надежно исключить всяк ую возможность рецидива. По материалам журнала "Наука и жизнь"