* Данная работа не является научным трудом, не является выпускной квалификационной работой и представляет собой результат обработки, структурирования и форматирования собранной информации, предназначенной для использования в качестве источника материала при самостоятельной подготовки учебных работ.
Деятельность как целесообразный адаптивный процесс
Момджян К.Х.
Спрашивается: в каком отношении к подобной активности находится интере сующая нас человеческая деятельность, в чем состоят ее субстанциальные отличия от поведения животных. Попробуем дать самый общий, первоначальн ый ответ на этот важнейший вопрос социальной философии, конкретизирова ть который нам предстоит на всем протяжении дальнейшего изложения.
Рассуждая об отличии социальной деятельности от поведения живых систе м, мы должны начать с констатации сходств между ними, видных невооруженн ым глазом. В самом деле, интуитивных представлений о деятельности челове ка вполне достаточно, чтобы отнести к ней многие из признаков, которые ха рактеризуют биологическую активность, отличают ее от физико-химически х преобразований вещества и энергии.
Так, не вызывает никаких сомнений целесообразность деятельности, осуще ствляемой человеком не «просто так», а «ради чего-то», ради какой-то фикси рованной и фиксируемой цели (и в широком, и в узком значениях этого термин а).
Уже говорилось, что ученый не должен истолковывать это утверждение теле ологически, в духе признания некоторой внешней трансцендентальной пре дустановленности (скажем, Божьей воли), которая порождает феномен общест ва и ориентирует его в предзаданном направлении. Напротив, социальная ре альность вполне соответствует признаку sui generis, характеризующему субстанц иальные объекты (естественно, если речь идет об обществе как таковом, а не об отдельных его компонентах, включая сюда социальные организации, созн ательно «изобретаемые» людьми). Как и в случае с живой природой, мы заране е признаем спонтанность возникновения общества, а также наличие в нем св оеобразных ненаправленных «мутаций», характеризуемых категорией «сти хийность» и означающих нарушение причинной связи между целью действия и его реально полученным результатом.
Это обстоятельство, однако, ничуть не отрицает самого наличия целей, вну тренней целесообразности человеческих усилий. Не вызывает сомнений ин формационный характер механизмов такой целесообразности, благодаря ко торым деятельность представляет собой саморегулируемый процесс, где ф изическая активность вызывается, направляется и контролируется значим ыми «кодами» поведения, позволяющими человеку избирательно относиться к условиям своего существования в среде, соотнося желаемое с возможным и действительным в ней.
Далее, не вызывает сомнений конечный характер общественных целей, предп олагающих самосохранение общественной жизни как условие сохранения Че ловека во вселенной. Используя прописную букву в этом слове, мы, конечно ж е, говорим о человеке как родовом существе19, обладающем безусловным инст инктом самосохранения, который может отсутствовать у отдельных челове ческих индивидов (в поведении которых, если следовать Фрейду, «позывы к ж изни» могут сочетаться с «позывами Танатоса», «влечением к смерти»).
Конечно, как и в случае с живой природой, такое самосохранение не исключа ет, а предполагает изменчивость общественных форм; его нельзя интерпрет ировать в духе гомеостаза, противопоставлять извечному стремлению к ди версификации, саморазвитию общественной жизни, выступающему как реаль ный способ ее сохранения (по «принципу велосипеда», согласно которому пр едотвратить падение можно лишь в процессе постоянного движения).
Именно этот поведенческий интеграл определяет в конечном счете конкре тные цели социальной активности, заставляет общество создавать, воссоз давать и разнообразить материальные условия своего существования, про изводить и воспроизводить непосредственную человеческую жизнь, социал изировать новые поколения, передавать им нарастающую сумму знаний, умен ий и навыков.
Излишне говорить, что этот сложный, противоречивый процесс сохранения ч ерез развитие осуществляется во взаимодействии с природной средой сущ ествования, которая задает человечеству некоторые неизменные «правила игры», определяет граничные условия выживания. В этом смысле слова соци альная деятельность, как и поведение живых существ, представляет собой п роцесс адаптации к среде существования. Как и животные, люди зависят от о кружающей географической среды, ее климата, рельефа местности, богатств а так называемыми жизненными средствами — будь-то наличие дичи в лесах или рыбы в реках. Как и животные, люди стремятся приспособиться к среде су ществования, обеспечить свое выживание и развитие в условиях засушливо й степи или болотистой равнины, продолжительной северной зимы или знойн ого тропического лета.
Итак, мы можем утверждать, что деятельность человека, несомненно, подпад ает под признаки информационно направленной активности саморегулирую щихся адаптивных систем.
Это не означает, конечно, что человеческая деятельность выступает как од на из форм животного поведения. Это означает, что родовые сходства, сущес твующие между ними, позволяют нам использовать понятие активности за пр еделами живой природы, для обозначения единого типа самодвижения, альте рнативного физическим взаимодействиям и распадающегося на два подтипа — активность биологических систем, именуемую жизнью, и активность чело века и человеческих коллективов, именуемую деятельностью.
Заметим в скобках, что некоторые ученые не ограничивают данный тип повед енческими реакциями людей и животных, но распространяют феномен активн ости на неживые объекты «кибернетического типа», искусственно созданн ые людьми, от элементарного холодильника, поддерживающего заданный тем пературный режим независимо от температурных условий среды, до сложней ших промышленных роботов, способных изготовлять себе подобные устройс тва.
Тот факт, что различные технические системы, способные работать в автома тическом режиме, принадлежат сфере социального, не вызывает никаких сом нений. Вопрос в другом — должны ли мы рассматривать такие автоматы в к ачестве самостоятельных носителей активности, подобных человеку, ил и же в качестве объектов его деятельности, включенных в нее, принадлежащ их ей, но функционирующих по принципиально иному типу?
Нет никаких сомнений в том, что кибернетические устройства, созданные че ловеком, работают по информационным программам, так как направляются си стемой значимых импульсов, позволяющих системе достигать предзаданных целей, приводить себя в соответствие с условиями среды, управлять своим и реакциями, обеспечивая нормальное предписанное ей функционирование. Подобная способность позволяет искусственным автоматическим устройс твам дублировать, подменять собой объекты живые и социальные, как это пр оисходит с искусственным механическим сердцем, успешно заменяющим ест ественную сердечную мышцу, или роботом, способным выполнять определенн ые функции человека лучше самого человека (что и позволяет последнему со здавать роботизированные системы производства, передавать исполнител ьные функции автоматам, оставляя за собой лишь функции программировани я, общего контроля и наладки).
Но означает ли сказанное, что мы должны считать технические устройства п олноценными носителями активности как особого типа самодвижения, альт ернативного физическим взаимодействиям? Едва ли это так. Мы полагаем, чт о способность к информационному поведению становится реальной активно стью лишь там и тогда, когда цели поведения имманентны действующей систе ме, принадлежат ей самой, а не монтируются в нее извне, как это происходит с техническими системами, «самопрограммирование» которых всегда имеет своим источником человека, разработанные им информационные программы. Очевидно, что ни станок с ЧПУ, ни сложнейшая компьютерная программа не им еют собственных целей существования, не имеют собственных потребносте й, служат всецело целям и потребностям человека и лишь в фантастических романах обретают способность противопоставлять своим создателям собс твенную волю20.
Итак, существенные сходства между поведением живых систем и социальной деятельностью позволяют нам считать их разновидностями информационно направленной, адаптивной активности самопрограммирующихся и саморегу лирующихся систем.
И все же эти сходства не следует трактовать как тождество, лишая деятель ность своей собственной субстанциальной самостоятельности Именно так поступают сторонники редукционистских концепций — уже не физикалистс кого, а «организмического» типа, которые отрицают какое бы то ни было сущ ественное различие между социальными и биологическими процессами. Отс юда характерные попытки (как это делал, к примеру, французский социолог Р. Вормс) уподобить общество организму, понять функции государства, сослов ий, церкви или денежного обращения, сопоставляя их с функциями головного мозга, мускулатуры, кровообращения и пр.
Одним их наиболее влиятельных течений редукционистского толка в совре менной социологии выступает так называемая социобиология, представите ли которой (Э. Уилсон, Р. Александр и др.) действительно выявляют немало люб опытных сходств в коллективном поведении людей и животных. Представите ли этого течения не дают нам забывать о телесной природе человека, многи е параметры которой оказывают немалое влияние на формы социального пов едения, предопределяя генетическую склонность людей к лидерству, агрес сии и т.д.21
Однако это обстоятельство вовсе не означа ет, что некоторые «функциональные инварианты» в биологическом и социал ьном поведении можно интерпретировать как сущностное тождество между ними, ставя, к примеру, знак равенства между агрессией животных и социоку льтурным феноменом агрессии человека. Такой организмический подход, по добно подходу физикалистскому, критикуется большинством современных у ченых, настаивающих на субстанциальной специфике деятельности. Это обс тоятельство, однако, не мешает им предлагать различные ответы на вопр ос об истоках социокультурной уникальности, выделяющей человеческое с ообщество из мира живой природы. Рассмотрим кратко основные подходы к р ешению этой проблемы.
По-видимому, нам не удастся найти ученого, к оторый, рассуждая о субстанциальной, специфике социального бытия, не обр атил бы внимания на особое «креативное» отношение к окружающему миру, пр исущее человеку и человеческому обществу.
В самом деле, с первых шагов свое го существования человек оказался весьма капризным и неблагодарным сы ном природы, который принимал ее добровольные подношения, но не довольст вовался ими, постоянно требуя большего, пытаясь шаг за шагом восполнить «недоданное», улучшить условия своего проживания в мире.
Конечно, тотальное недовольство человека этими условиями жизни — клим атом, количеством и качеством пищи, одеждой, мерой личной безопасности, б лагоустроенностью и красотой ландшафта — закончилось бы ничем, если бы не обратилось в недовольство самим собой, телесными и духовными возможн остями, подаренными нам природой. К счастью для себя, человеческий род, в о тличие от отдельных своих представителей, изначально не был склонен к на рциссизму, самолюбованию и самовосхвалению. «Самокритичных» людей не у страивало в себе все или почти все: сила рук, быстрота ног, зоркость глаз, в местимость и надежность индивидуальной памяти и многое другое. Все эти д ефекты следовало преодолеть, создав фактически искусственные органы т ела — «удлинив» руку и увеличив ее силу с помощью топора, копья и лука, «у быстрив» ноги и укрепив спину благодаря использованию домашних животн ых и т.д. и т.п.
Результатом универсальной неудовлетворенности, «капризности» челове ка стала техническая экспансия, приведшая к перестройке естественной и созданию искусственной среды существования — особой социосферы, опос редующей реальную связь людей с нерукотворной природой. Подобно персон ажу известного стихотворения, человек сам построил свой «дом», более над ежный и уютный, чем убежище, предложенное природой, наполнил его множест вом придуманных предметов, которых не нашел «под ногами», и замкнулся в э том доме, ограждая себя от слишком тесных связей с прародительницей.
Конечно, обширный и многообразный мир артефактов, как уже отмечалось выш е, не может служить «естественной» границей социального бытия, поскольк у человек не брезгует также и созданным природой, вовлекая ее собственны е продукты в субстанциальную сферу своего существования. Ниже, анализир уя воздействие природы на историю людей, мы увидим неоднородность приро дной среды, окружающей человека, ее поделенность на «внешнюю» и «внутрен нюю» природу.
Первую из них образуют явления, остающиеся (временно или навечно) «непри рученными» человеком, влияющие на него не как внутренний фактор собстве нной деятельности, а как неконтролируемая внешняя реальность (таковой д ля человека выступает космическая среда существования, включая сюда ва жнейшие для людей процессы солнечной активности, а также географическо й среды — к примеру, мощная тектоническая активность Земли, приводящая к разрушительным землетрясениям).
Вторая, «внутренняя» природа включает в себя комплексы, интегрированны е в систему человеческой жизнедеятельности и выступающие как «естеств енно возникшее богатство» средствами общественной жизни (полезные иск опаемые, судоходные реки и т.п.), т.е. часть общества, не созданная людьми иск усственно.
Как бы то ни было, наличие созданной или преобразованной людьми среды су ществования (социосферы, включающей в себя антропосферу и техносферу и п ризванной, по расчетам оптимистов, превратиться в ноосферу, — об этом ни же) выделяет людей их прочих живых существ, покорно следовавших своему п риродному предназначению и не пытавшихся изменить условия жизни к лучш ему для себя и своего потомства.
Переводя эти достаточно очевидные суждения на сухой категориальный яз ык науки, мы можем утверждать, что признак адаптивности, присущий социал ьной деятельности, реализуется в ней в особой, исключительной форме, отл ичной от адаптивности живых систем.
Как мы помним из биологии, животные приспосабливаются к условиям среды г лавным образом путем морфологической перестройки собственного органи зма, механизмом которой являются мутационные изменения, закрепляемые и ли «выбраковываемые» средой. Человек же в течение нескольких десятков т ысяч лет сохраняет свою телесную организацию неизменной, колоссально и зменив при этом образ своей жизни, пройдя путь от каменного топора до меж планетных экспедиции. Все это произошло в результате того, что людям при суща способность приспосабливаться к среде существования не пассивной «подстройкой» своего организма к ее требованиям, а активным изменением самой среды, «подгонкой» ее под свои собственные нужды.
Но означает ли это, что человеческая деятельность вовсе не имеет приспос обительного характера и должна рассматриваться не как разновидность и нформационной адаптации, а как ее альтернатива, принципиально иной тип д вижений?
Безусловно, такое утверждение было бы слишком сильным. Не будем забывать , что человек, «заброшенный» в мир, который возник задолго до него, может м енять лишь «форму» природной реальности, феноменологический пласт ее б ытия, но никак не влияет на ее сущностные связи, сколь бы значимы они не бы ли для существования людей.
В самом деле, техническое могущество человека позволяет ему «аранжиров ать» близлежащую природу — превращать лесные тропы в асфальтовые авто баны, поворачивать русла рек и создавать (зачастую во вред себе) искусств енные моря. Но оно не дает ему возможности изменить ни одного из законов, п о которым живет природа, как бы ни «мешали» нам в повседневной жизни силы тяготения, трения, или законы термодинамики. Мы можем срубить дерево, пре рвать естественный ход его жизни, мы можем воздействовать на генетическ ий код, заложенный в его клетках, но мы не можем изменить ни законы метабол изма, ни законы генетики, благодаря которым осуществляется эта жизнь. Оч евидно, что приспособление к таким реалиям бытия, безальтернативно зада нным средой, есть всеобщее и необходимое условие общественной жизни, поз воляющее нам распространять на нее родовые свойства адаптации.
Ясно, однако, что приспособление приспособлению рознь. Принимая диктат п рироды как непреложную данность, человек в то же время научился обманыва ть ее, сопротивляться ее запретам, используя «внутренние слабости» свое го противника, а именно альтернативность, разнонаправленность природн ых сил, сталкивающихся и противодействующих друг другу. Спасаясь от прин уждения со стороны одних сил, человек стал вступать «в сговор» с другими, противопоставляя могущественным законам природы другие, столь же могу щественные ее законы и направляя их столкновение к собственной выгоде. Т ак, силам тяготения, которые грубо препятствовали извечной мечте челове ка летать по воздуху, подобно птицам, была противопоставлена не собствен ная мускульная сила, помноженная на упрямство, а «завербованные» на служ бу законы аэродинамики и т.п.
Направляя силы природы к достижению собственных целей по принципу «раз деляй и властвуй», человек противопоставил ей ту самую «хитрость разума », о которой писал Гегель (имевший, впрочем, в виду разум трансцендентальн ый, играющий людьми так же, как они играют силами природы, позволяющий им и стощать друг друга в столкновениях, ведущих к предустановленному отнюд ь не ими результату)22.
В результате этих «хитростей» природа, не «уступая» человеческой воле н и одного из законов своего существования, все же подчиняется людям, начи нает служить общественным целям. Ветер «под присмотром» человека не тол ько «гоняет стаи туч», но и вращает крылья поставленных на его пути мельн иц; распаханная земля рожает уже не случайные растения, а специально под обранные злаки; огонь из страшной разрушительной силы превращается в ми рный домашний очаг, обогревающий, кормящий и защищающий людей.
Начиная с использования уже «готовых» сил природы, человек постепенно п ереходит к моделированию процессов, которые в «нерукотворной природе» сами по себе, как правило, не происходят, т.е. начинает делать то, чего не уме ет делать природа, не направляемая людьми (выплавлять сталь, обжигать гл ину и т.д. и т.п.).
Итак, подавляющее большинство философов не будет спорить с тем, что в отл ичие от активности животных человеческая деятельность представляет со бой не просто адаптивный, а «адаптивно-адаптирующий» процесс, т.е. приспо собление к природной среде путем ее масштабной предметной переработки, ведущей к созданию искусственной среды существования человека или арт ефактной «второй природы».
Во избежание возможных недоразумений подчеркнем, что речь идет о родово м свойстве деятельности, характеризующем любую из ее историко-культурн ых форм. Эта оговорка необходима в связи с тем, что оппозиция «активного» и «пассивного» отношения к среде существования (природной и социальной) широко используется в философии истории как основание для типологии «в нутренних» форм социокультурной организации.
В частности, на этом принципе, как мы увидим ниже, основана интереснейшая типологическая схема Питирима Сорокина, р азличающего так называемые идеациональную и сенсатную социокультурны е системы, лежащие в основе «суперфаз» человеческой истории. При этом го сподство сенсатности (ярким примером которого является Новая и Новейша я история Европы) связано с доминированием активного отношения к среде с уществования, стремлением человека «господствовать» над природой и со бственным социальным бытием, преобразуя их в соответствии с меркантиль ными и иными сугубо прагматическими соображениями. Напротив, идеациона льная суперсистема (примером которой может служить европейское средне вековье) не интересуется «завоеваниями природы» и прочими «внешними» ф ормами бытия, ставя своей целью служение Божественному Абсолюту. При это м сам идеационализм может иметь как пассивную форму (для которой единств енным объектом совершенствования являются имманентные состояния чело веческой души), так и активную форму (носители которой предпринимают пра ктические усилия для установления «богоугодных порядков» на земле — в том числе в форме крестовых походов и иных религиозных войн).
Оставляя пока в стороне эти внутрисоциаль ные различия, подчеркнем, что человеческая деятельность и в самых пассив ных своих фермах изначально обладает свойством креативности. В самом де ле, даже тогда, когда человек в целом вел хозяйство присваивающего, а не пр оизводящего типа, это не освобождало его от необходимости «лепить» из ма териала природы, постоянно изменять его с помощью самых различных присп особлений — от каменного топора до кухонной утвари, позволяющей измель чать или перетирать пищу, добытую собирательством.
Подобный адаптивно-адаптирующ ий характер социальной деятельности означает, что она изначально высту пает как труд, т.е. способность преобразовывать среду существования, соз давая средства жизни, отсутствующие или недостающие в ней.
Заметим вновь, что речь идет о труде в широком смысле слова, в котором он в ыступает как свойство всякой человеческой деятельности, а не вид ее. В эт ом смысле и игра детей, строящих снежный городок, и преступление бандита, взламывающего сейф, обладают всеобщими признаками «труда», отличающим и действия человека от действий животного, — хотя ни игра, ни воровство н е являются трудом в узком смысле этого слова, который нам предстоит расс мотреть ниже.
И все же описательные характеристики человеческой деятельности, приве денные выше, еще не дают нам главного — понимания ее специфики. В самом де ле, пусть все согласны с тем, что человека выделяет способность «подстра ивать» среду существования под собственные потребности (заметим, что ед инодушная констатация этого факта отнюдь не тождественна его единодуш ной оценке, — если учесть, что опьянение своим могуществом, горделивый о тказ от милостей природы, превращенной из «храма в мастерскую», поставил и человечество на грань необратимой экологической катастрофы).
Но возникает вопрос: а что лежит в основе трудовой деятельности человека , что делает ее фактически возможной? Какие свойства деятельности, отсут ствующие в живой природе, делают возможным тот специфический адаптивны й эффект, которого достигла человеческая цивилизация?
Вопрос этот тем более актуален, что определенные аналоги трудового прис пособления существуют и в живой природе. Пчелиные ульи, муравейники, пло тины бобров свидетельствуют о способности некоторых животных активно воздействовать на среду обитания, создавая себе «искусственные» средс тва жизни, отсутствующие в природе в готовом виде. Естественно, встает во прос: что отличает трудовую деятельность человека от прототрудовой акт ивности животных? Чем объясняется несопоставимость их масштабов, стано вящаяся очевидной, если сравнить запруду бобров с плотиной гигантской г идроэлектростанции?
Переходя к анализу таких содержательных проблем, ученые теряют былое со гласие и вступают в острую полемику друг с другом, предлагая различные о бъяснения сущностной специфики деятельности, создающей мир социокульт урных реалий.