Происхождение человека

Происхождение человека (Логика антропогенеза) Мерцалов Виктор Леонидович Что нужно, чтобы объяснить происхождение человека? Найти как можно больш е ископаемых останков его предковых форм, собрать их так много, чтобы они выстроились в непрерывную цепь, тянущуюся от обезьяны к современному че ловеку? Даже если бы и удалось сложить такую цепь, мы все равно не продвину лись бы ни на шаг к ответу на интересующий нас вопрос. Ибо ответ заключает ся не в том, чтобы понять происхождение морфологических признаков челов ека, обладание которыми ставит его в общий ряд животных видов, а в том, что бы объяснить приобретение им того неживотного естества, которое позвол ило ему когда-то выйти из этого ряда, которое и делает его чем-то большим, н ежели животное – человеком. По костям в лучшем случае удалось бы прочес ть летопись его биологической эволюции, тогда как собственная его летоп ись начинается как раз там, где биологическая завершается. Точнее, она на чинается тогда, когда его развитие выходит за рамки животной эволюции и перестает подчиняться ее законам. Поэтому, намереваясь уяснить себе сво ю "родословную", мы должны сосредоточить внимание не на картине антропог енеза, а на его логике; не на уточнении его хронологии и систематизации ег о окаменевших следов, а на его причинности. Мы не станем искать ответы на в опросы, "когда", "где" и "какие" эволюционные перемены пережила обезьяна, т.е. не будем и пытаться реконструировать живую историю ее очеловечивания. Н аша задача – попытаться понять, "почему" и "как" совершились с ней эти пере мены, т.е. попытаться выстроить некую умозрительную цепь причин и следст вий, столь же отличающуюся от реальной картины событий, как, скажем, закон Кеплера – от реального движения планет. Дочеловек Восхождение обезьяны к человеку началось, как известно, с того, что она спустилась с дерева на землю. Почему? Некоторые а вторы видят причину этого в том, что закрытые ландшафты (сплошные джунгл и), в которых она изначально обитала в позднем миоцене (8-6 миллионов лет наз ад), из-за иссушения климата стали замещаться мозаичными (лесосаваннами) или открытыми (саваннами). Обезьяна, якобы, просто лишилась леса, отчего и оказалась в степи. Не будем придираться к тому, что сроки вероятной аридизации и появления первых австралопитековых согласуются лишь с некоторой натяжкой. Сомни тельна сама логика этой гипотезы. В самом деле, если обезьяна в интересую щее нас время не была и анатомически, и поведенчески способна к наземном у существованию, то исчезновение джунглей могло привести лишь к ее вымир анию. А если была, то ей незачем было ждать, когда саванна придет к ней. Она с ама могла и непременно должна была отправиться покорять саванну, ибо сав анна представляет собой более обильный пищевой резервуар, нежели джунг ли. Надо полагать, в действительности с ней произошло примерно то же, что в свое время – с кистеперой рыбой, которая выбралась на сушу не потому, чт о обмелел океан, а потому, что на суше она нашла лучшие условия прокорма. П оэтому рост мозаичности ландшафта, быть может, и сыграл в этой истории не которую вспомогательную роль, но никак не роль причины перехода обезьян ы к наземному существованию. По-видимому, подлинная причина настолько же тривиальна, насколько и фундаментальна для всех форм жизни: стремление к освоению нового пищевого пространства. Но равнина смертельно опасна для обезьяны. Природа не наделила ее ни мощ ными клыками, ни густой шерстью, ни стремительным бегом – ничем, что могл а бы помочь ей защитить свою жизнь в схватке с хищниками, царящими на ней. Чтобы выжить на земле, она должна была восполнить то, что "недодала" ей при рода - сама должна была найти средство защиты от своих естественных враг ов. На земле же она его и нашла. Это – палка (рог, клык или кость крупного жи вотного). Конечно, палкой обезьяна вряд ли могла убить саблезубого тигра, даже небольшого. Но, скорее всего, палка и не имела такого назначения. Обез ьяне вполне достаточно было просто отпугнуть хищника, заставить отступ иться, причем, быть может, не столько от боли вследствие полученного удар а, сколько от необычности формы отпора. Ведь приемы пользования палкой н е наследуются генетически. Им нужно учиться. А, следовательно, и хищникам, чтобы уметь адекватно реагировать на поведение жертвы, нужно было бы учи ться контрприемам, чем, разумеется, ни один из них себя не утруждал. Столкн увшись же с необычным, "противоестественным" способом защиты, ископаемый хищник, как и многие современные, вполне мог предпочесть не рисковать, а п оискать себе другую, "правильную", более "понятную" ему жертву. Таким образом, палка страховала жизнь обезьяны. Но страховала лишь в том случае, если в момент опасности находилась в ее лапе. Искать подходящее о рудие в критической ситуации у обезьяны, разумеется, времени не было. Пал ка, брошенная на землю в отсутствие врага, была бесполезна в момент его ат аки. Поэтому обезьяна должна была усвоить привычку постоянного удержив ания орудия. Спускаясь с дерева, едва коснувшись земли, она должна была в п ервую очередь позаботиться о своем вооружении. И не выпускать палку из л ап, пока вновь не отправится на дерево. Коль скоро она выжила, можно заключ ить, что в свое время она срослась с орудием не менее тесно и органично, че м любое животное сращено со своими когтями или клыками. Так что представ лять себе австралопитека, разгуливающего по саванне с пустыми лапами (а именно таким он нередко изображен в книжных иллюстрациях и музейных экс позициях) столь же нелепо, как, например, представлять себе саблезубого т игра, отправившегося на охоту, но забывшего свои зубы на месте последней лежки. Палка защитила обезьяну, но вместе с тем явилась и помехой в четырехного м передвижении по земле. Бросить палку, не подвергнув риску свою жизнь, он а не могла. Поэтому ей пришлось освоить двуногое хождение. Неверно думать, будто обезьяна выпрямилась, чтобы освободить передние к онечности. Напротив, она выпрямилась потому, что ее передние конечности были заняты. Заняты орудием. И оказались непригодны для опоры на них. Неве рно полагать, будто прямохождение явилось причиной (или условием, или пр едпосылкой) орудийной деятельности. В этом случае оно само остается без причины. Напротив, оно – следствие первого знакомства обезьяны с орудие м. Приняв это во внимание, нетрудно указать тот поворотный пункт, в котором разошлись пути развития животного мира и предка человека. Эволюционной стратегией всего живого, как известно, является приспособление к среде с воего обитания. Стратегией нашей обезьяны стало приспособление к оруди ю. Вначале к орудию обороны, затем (уже на других стадиях эволюции) - к оруди ю деятельности, наконец – к орудию труда. Можно сказать, что изначально человек именно тем отличается от всякого ж ивотного, что приспосабливается не к условиям своего окружения, а к оруд ию, которым пользуется в этих условиях. Перемена способа приспособления повлекла противоречивые последствия. С одной стороны, в адаптивном смысле она оказалась чрезвычайно выгодной , ибо наделила обезьяну иммунитетом к изменениям условий среды. Благодар я этому перед ней открылась возможность расселения в самых разных клима тических и ландшафтных зонах, не ограниченная необходимостью биологич еской адаптации. С другой стороны, она вызвала в обезьяне необычные морф ологические перемены, а именно: развитие мозга, кисти и ряд других связан ных с прямохождением анатомических метаморфоз. В литературе нередко отмечается, что "ортоградная локомоция" крайне небл агоприятна для обезьяны с точки зрения ее анатомии и физиологии. Природа , создавая четвероногое существо, "не рассчитывала" на вертикальное расп оложение его позвоночника. Невыгодно иметь ему и большую голову, и гибку ю (а, следовательно, менее сильную) руку. Поэтому и возникает вопрос: как об ъяснить факт того, что естественная биологическая эволюция привела к ст оль биологически противоестественным последствиям? Теперь ответ стано вится очевидным. Это – последствия адаптации не к естественным условия м, а к фактору, самой обезьяной вычлененному из среды и в этом смысле – уж е искусственному. Отсюда и их характер. Итак, перед нами животное, но животное, не похожее ни на какое другое, уник альное в том смысле, что только его вектор эволюции ориентирован на очел овечивание. Такое животное, очевидно, заслуживает особого наименования. Назовем его – дочеловек. В довершение его "портрета" остается определить формы его жизнедеятельн ости. Его жизнь исчерпывается двумя формами отношений с окружающим миром. Во-п ервых, той, в которой совершается воспроизводство его индивидуального с уществования: добыча пищи, защита от опасности, отдых. Любой элемент внеш него окружения, с которым он при этом имеет дело, можно обозначить термин ом "объект" ("О"). А если его самого назвать "субъектом" ("С"), то эта форма отношен ий может быть записана в виде выражения "С — О". Кроме того, он находится в о тношениях с другими долюдьми, благодаря которым воспроизводится биоло гический вид дочеловека. Это стадные и брачные связи, вступая в которые д очеловек всегда персонифицирует второго субъекта с точностью до отдел ьной особи. Их представим как отношения, имеющие форму "С — С". Обе они - "С — О" и "С — С" - есть формы животного существования. Поэтому и наш дочеловек, не зная иных, остается всецело животным. Его община есть стадо. Предчеловек Это, может быть, самая важная, критическая глав а в истории человечества, хотя все в ней – наполовину. Она начинается с того, что доч еловек открывает для себя возможность выделки каменного орудия. Древес ные и костные орудия он к этому моменту уже наверняка умел создавать (как это умеют и легко этому обучаются и современные высшие обезьяны). Умел он и пользоваться камнем, в частности, для раскола костей и добычи костного мозга. Ему оставалось сделать лишь один шаг вперед и применить операцию " камнем по кости" к другому камню, т.е. освоить операцию "камнем по камню". Сде лав этот шаг, он поднялся на следующую ступень по лестнице очеловечивани я – стал предчеловеком. Попробуем понять суть этого перерождения . Предметом интереса литературы , посвященной каменному веку, является обычно сам камень. В ней можно найт и подробное описание различных орудий, от простейших ядрищных галечных и чопперов до искусных резцов, наконечников и игл солютрейского периода . Авторы таких работ как будто пытаются нащупать, на какой стадии соверше нствования техники выделки орудия рефлекторная деятельность животног о превращается в сознательный труд человека. Исследуя развитие форм кам ня, пытаются понять развитие наших предков. Такой подход к проблеме пока что не принес, да, пожалуй, и не способен прин ести желаемого результата. По своей логике он подобен античному парадок су "Куча", когда критерий образования кучи не определен и даже неизвестно, можно ли его определить. Мы поступим иначе: оставим камни в стороне и постараемся заглянуть под ч ерепную коробку дочеловека на рубеже его восхождения на следующую ступ ень эволюции. Дочеловек был первым существом, оценившим свойства острой грани камня, и первым, кто поднял камень, намереваясь извлечь из него такую грань. Сам по себе камень не мог, разумеется, представлять для него никакого инт ереса. Дочеловек был животным, обезьяной, для которой камень – вещь сове ршенно бесполезная, биологически незначимая. Предметом его потребност и были другие вещи, обладающие в его глазах непосредственной биологичес кой привлекательностью: кость крупного животного, уже обглоданного хищ никами и отделенная от скелета, которую можно перенести на камень и разд робить; обнаженный участок древесного ствола, сочащийся соком, и т.п. Но чт обы отделить кость от скелета, надо разрезать или перерубить сухожилия; чтобы обнажить участок ствола, надо соскрести кору. Для этого требуется острая каменная грань, а следовательно, сам камень. Тот факт, что однажды о н взял в лапы камень с целью расколоть его, свидетельствует о том, что в ег о голове в результате многих случайных опытов сложилась ассоциация меж ду образом камня и образом острой кромки камня; между образом острой кро мки и образом того блага, которое она могла дать. Эта достаточно сложная д ля животного ассоциация обусловила перенос (индукцию) потребности в неп осредственно значимых благах на камень и, тем самым, возникновение у доч еловека совершенно несвойственной обезьяне потребности в камне. Однако следует учитывать, что представления всякого животного конкрет ны. Животное может воспроизвести в своей памяти образы тех предметов, ко торые видело, или событий, которые пережило. Поэтому возникает вопрос: об раз какого именно из значащих предметов возбуждал в дочеловеке потребн ость в камне, коль скоро таких предметов (костей, деревьев и т.п.), причем, су щественно разных, в его памяти витало множество? Совершенно очевидно, чт о таковым не мог быть только один элемент из этого множества, ибо иначе на м пришлось бы допустить, что дочеловек умел контролировать свою психику , сортировать образы, выделяя одни и подавляя другие, то есть, обладал не т олько невесть откуда взявшимся у него сознанием, но и самосознанием. На т акое он, разумеется, был не способен. А значит, этот образ представлял собо й некое обобщенное впечатление от всех предметов, с которыми ассоцииров алась у него грань камня. Иным он быть не мог. Но тогда иным, то есть уже не животным, предстает перед нами дочеловек как субъект такого необычного отражения действительности. Ибо подобный об раз уже не имеет в этой действительности реального прообраза, ибо это уж е абстракция от множества явлений конкретной действительности. Этот ин ой дочеловек и есть предчеловек. Итак, что представлял собой тот образ, который будил в предчеловеке потр ебность в камне и побуждал его к работе над ним? О нем можно сказать следую щее. Он возникает в психике предчеловека, когда предчеловек отвлечен от всех вещей, представляющих для него непосредственный биологический ин терес, когда он не видит их, а перед его глазами лишь биологически нейтрал ьный объект – камень. Он создается из материала представлений об этих в ещах, которыми богата его память, но отражает в себе не какую-то одну из эт их вещей, а то общее, что позволяет ему связать их в один образ, а именно – с вою потребность в них. Это образ потребности предчеловека, сотканный из множества представлений о значимых для него вещах в отвлечении от них. Такой образ не мог не возникнуть, ибо не будь его, предчеловеку не с чем бы ло бы ассоциировать вид камня, а следовательно, у него не могло бы возникн уть и побуждения к обработке его. Но чтобы он возник, предчеловек должен б ыл трансформировать в своей психике образы значимых вещей, привести их в движение, которое уже не являлось отражением их действительного движен ия, то есть в самодвижение, сводящее их в одно целое, а силой, управляющей э тим их самодвижением, являлась потребность в их оригиналах, возбуждаема я видом камня. В итоге психика предчеловека приобретает новое качество. Она как бы ожив ает, перестает быть зеркалом внешней реальности, в котором запечатлена к артина, полностью подчиненная этой реальности и детерминированная ею. Э та картина меняется сообразно субъективному желанию предчеловека, нап олняется образами, выражающими его потребность. Глядя на камень, он восп роизводит в своей голове весь остальной значимый для него мир, но воспро изводит его не таким, каким он существует в действительности, а таким, как им предчеловеку хочется, чтобы он был. В этот момент он уже господствует н ад этим миром, меняя его по своему желанию, но господствует лишь в своей го лове. (Кстати сказать, и современный человек обладает над ним не большей в ластью). Такой образ нужно, очевидно, назвать собственным именем, чтобы отличить от образа в животной психике. Назовем его – идеальный образ. "Идеальное" - это особенность отражения внешнего мира в психике живого су щества, состоящая в том, что объективная картина этого мира трансформиру ется сообразно потребности существа в нем. Образ становится идеальным, к огда он, будучи животным по своему нейродинамическому субстрату и проис хождению, приходит в самодвижение, не зависящее от своего прообраза, но п одчиненное потребности субъекта. Можно сказать, что идеальное – это все гда искажение реальности, ложь о ней, но можно эту ложь назвать и фантазие й, и воображением, и мечтой. Термин "идеальное" является, как известно, одной из фундаментальных кате горий философии, с которой связано много "идеального" же, то есть ложного и фантастического. Но, как видим, понять его суть на самом деле совсем не тр удно. Мы не конструировали его определения – оно определило себя само, к огда мы попробовали представить, что происходило в психике животного, бе рущегося за обработку камня: чтобы создать орудие, оно должно было созда ть в своей голове образ назначения этого орудия, то есть идеальный образ многих незримых для него в этот момент, невоспринимаемых им значащих объ ектов. Но стоит подчеркнуть, что хотя этот термин впервые возникает в кач естве характеристики очень примитивного существа, его содержание ниск олько не меняется и в приложении к современному человеку. Наше собственн ое мышление идеально в том же самом смысле, в каком было идеальным "мышлен ие" предчеловека. Мы манипулируем в своем сознании образами внешнего мир а гораздо искуснее него, мы с легкостью преобразуем их, разъединяем (анал изируем, абстрагируемся), создаем новые, уже как будто ничем не связанные с внешней реальностью (синтезируем, обобщаем), но по сути своей все эти ман ипуляции имеют ту самую природу, которая впервые заявила о себе под скош енным лбом предчеловека. Остается оговорить, что приобретение им способности к идеальному отраж ению вещей отнюдь не означало появление у него сознания. Сознания у пред человека не было. Оно зародится впервые уже у другого существа на следую щем витке эволюции. Его же идеальную способность можно назвать предсозн анием. Мы помним, что дочеловек непосредственно соотносил себя со своим окруже нием, не отделял себя от него. Палка не опосредовала его деятельности. Она воспринималась им как часть себя самого, как дополнительная сила своей л апы. Фому его жизнедеятельности выражало отношение "С – О". Предчеловек делает первый шаг к выделению себя из природы. И происходит это тогда, когда он занят обработкой камня. В самом деле, в этом процессе его усилия направлены на камень. Однако их зн ачимой для него целью является вовсе не сам этот камень, и даже не орудие, которое можно из него извлечь, а то благо, которое идеально присутствует в его голове и которое он ожидает добыть с помощью орудия. Это идеальное б лаго есть отражение благ внешних, объективных. Именно с ними он соотноси т себя, "трудясь" над камнем. Если формально выразить это отношение, то оно получит вид "С – Ор – О", где "Ор" - каменное орудие, а "С" и "О" - соответственно с убъект деятельности, т.е. наш предчеловек, и объект его вожделений, т.е. пот ребное ему природное благо. Такая запись удобна тем, что позволяет кратко определить предчеловека: " Предчеловек – это субъект, формой жизнедеятельности которого являетс я "С - Ор - О"", - и наглядно представить его главное отличие от дочеловека, кото рое заключается в освоении им опосредованного отношения к окружающему миру: прежняя непосредственная связь "С – О" здесь как бы разрывается вкл инившимся в нее орудием. Но следует подчеркнуть, что его отношение с природой имеет опосредованный характер только тогда, когда он занят вы делкой орудия. Едва это занятие завершается, и он с уже готовым орудием от правляется на промысел, непосредственный союз с ней восстанавливается. Использ уя орудие, он не ощущает его чем-то внешним себе и вновь, как и дочеловек, как и всякое животное, оказывается целиком растворен в о кружающем мире, не отличая себя ни от какого из его явлений. Вся его деятел ьность, устремленная на добычу необходимых благ, а не на камень, остается непосредственной и имеет животную форму "С – О". В связи с этим уместно вспомнить знаменитый те зис Ф. Энгельса: "...Труд создал самого человека" (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с . 486). Трудным делом, т.е. собственно "трудом", для предчеловека было, конечно, н е изготовление орудия, выводящее его из животного состояния, но почти не требующее усилий, а как раз вся та его деятельность, в ходе которой он внов ь превращался в обезьяну. С этой точки зрения можно сказать, что роль труд а, пожалуй, была несколько завышена Энгельсом. К тому же, пока мы имеем дел о с предчеловеком, называть его занятия "трудом" ничуть не больше основан ий, чем искру идеальности в его голове – сознанием. Изготовление орудия не поглощало ни больших сил, ни времени. Но вместе с тем оно коренным образом изменило уклад жизни дочеловека, ставшего предчеловеком. Дочеловек был существом, мигрирующ им по саванне в поисках свежей и обильной растительной пищи. Палку или ро г он мог найти для себя повсюду. Предчеловек, используя камень, оказался п ривязан к месту россыпи камней – к берегам рек и озер. Мигрировать он уже не мог, поскольку найти подходящий камень в степной траве или лесу совсе м не просто. Таким образом, кочующий дочеловек, освоив "ремесло каменотес а", превратился в оседлого предчеловека. А оседлый образ жизни принуждает к перемене рациона. Истощая запасы раст ительной пищи вокруг своей стоянки, предчеловек оказывался вынужден вс е более переходить на пищу мясную. А значит, из собирателя превращаться в охотника. Но еще более существенно меняется характер отношений предлюдей внутри их сообщества. Дочеловек, как уже говорилось, жил стадом. Место каждой осо би в стаде жестко регламентировалось ее собственными природными качес твами, прежде всего силой, возрастом, полом. Привычка к удерживанию палки, служащей для защиты от внешних опасностей, едва ли могла сколько-нибудь повредить порядку внутристадных отношений. Но предчеловек селится там, где производит орудия. А значит, орудие оказывается внесено в стойбище, т. е. становится элементом, сопровождающим жизнь предчеловека внутри сооб щества. К тому же предчеловек делается охотником, видящим в своем орудии не только предмет обороны, но и оружие нападения. И теперь любая стычка пр едлюдей – а в стаде стычки возникают во множестве по самым разным повод ам – может закончиться парадоксальным для всех ее участников образом: с лабый, но вооруженный, одерживает верх над безоружным сильным, молодой – над авторитетным старшим. Невозможные прежде исходы этих стычек расш атывают устои стадной жизни. Каменное оружие оказывается несовместимы м со стадным укладом. Оно его ломает. Но не может взамен него создать никак ого другого. Стадо распадается, не находя новой основы единства. В будущем, на следующей ступени развития, формой коллективизма наших пре дков станет племя. А как назвать общину, уже не являющуюся стадом, но еще н е ставшую племенем? Назовем ее – предплемя. Итак, мы бегло познакомились с существом, наполовину выделившим себя из природы, овладевшим предсознанием и живущим в предплемени. Это - предчел овек. Человек социальный История предчеловека, если судить о ней по сох ранившимся материальным следам, выглядит как история его орудия. Между т ем, совершенствование орудия есть следствие совершенствования способн ости к созданию идеального образа цели деятельности. За сотни тысяч лет упражнений с камнем предчеловек вначале научился представлять себе то, что хотел сделать и, наконец, научился делать то, что представлял. В итоге его господство над внешней природой, совершающееся в голове, осуществил ось в виде господства над материалом орудия. Овладение умением конструи ровать цель сначала в голове, а затем достигать ее на практике – вот что с оставляло главное содержание его истории. Но каким бы искусным ни становилось со временем орудие, свидетельствуя о развитии его нового таланта, оно, будучи всего лишь орудием, мертвой вещь ю, не могло сделать из полуобезьяны человека. Для этого требовалось нечт о иное. И этим иным явилось "изобретение" предчеловеком "орудия" с неограни ченными возможностями, "орудия", совершеннее, универсальнее и эффективне е которого ни у него, ни у современного, ни у будущего человека никогда не было, нет и, наверное, не будет. Он "открыл", что наилучшим орудием является н е камень и не какая-либо вещь вообще, а – другой предчеловек. Этим "открыт ием", поднявшим его на следующую ступень очеловечивания, и завершилась е го собственная история. Разумеется, это не было "открытием" в академическом смысле слова. Новый сп особ деятельности явился не теоретическим, а практическим достижением предчеловека. Как известно, самый примитивный вариант организации коллективной деят ельности строится на принципе: целью каждого является то, что составляе т цель всех. В этом случае каждый стремится к общей цели самостоятельно, н езависимо от действий соседей. Так охотятся волки, так защищаются муравь и, так оборонялся и дочеловек, приемы которого были унаследованы предчел овеком. Более совершенный способ предполагает разделение общей цели на отдельные частные задачи, причем такие, что исполнение любой из них, если не исполнена какая-то другая, лишено смысла, и лишь исполнение их всех воз награждается желаемым итогом. Примером может служить засадная охота, ко да одни – загонщики – гонят животное, не убивая, а другие - сидящие в заса де - охотятся, не двигаясь с места. Засадная охота известна и животным. И пр едчеловек, став охотником, надо полагать, тоже освоил ее. Но не инстинктив но – ибо какой же охотничий инстинкт может быть у травоядного по своей р одословной животного? – а благодаря обретенному им дару целеполагания. Строя идеальную цель при обработке орудия, предназначенного для охоты, о н обучался построению цели и самой охоты; выбирая направление и силу уда ра по камню, он тем самым уже упражнялся в выборе средств достижения цели. Раскрыть секрет засадной охоты ему, видимо, было не трудно. А практикуя ее , он постигал искусство разделения общей цели на частные для достижения лучшего результата. Однако не только охота, но почти всякая деятельности в сообществе предлю дей совершалась коллективно. А значит, любую из них – отражение нападен ие хищника или другого предплемени, переправу через реку, рыбную ловлю и ли поиск новой пещеры – можно было организовать более эффективно, испол ьзуя технику разделения цели. В этом случае отношение между ее участника ми принимает форму "С1 – С2 – О", где "С1" – любой член сообщества, испытывающ ий потребность в благе "О", а "С2" - любой другой его член, выполняющий ту часть задачи по приобретению этого блага, которую не выполняет первый субъект С1. Он же играет по отношению к первому субъекту роль "орудия" в прежней фор ме добычи блага "С – Ор – О". Это новая форма жизнедеятельности, и предчеловек осваивает ее по той же причине, по какой на протяжении всей своей истории совершенствовал оруд ие: она повышает эффективность его усилий, она более продуктивна. Как следует назвать эту форму? Ее имя лежит на поверхности. В самом деле, к ак было сказано, "С1" – это какой-то член сообщества. Он – носитель потребн ости в объекте "О". Движимый этой потребностью, он вступает в отношение с д ругим членом сообщества "С2". В этом отношении совершается разделение зад ач каждого из них. Но какой именно "другой член сообщества" исполняет роль "С2"? Очевидно, любой, кто способен справиться с отводимой ему задачей. То ес ть тот субъект, который фактически будет играть эту роль, будет в этом кач естве представлять не себя самого, а любого другого дееспособного члена сообщества. И вступая в отношение с ним, первый субъект, тем самым, в его ли це оказывается в отношении со всей своей общиной. Отсюда и название этог о отношения – общественное отношение. Или, если воспользоваться латынь ю, – социальное. Таким образом, форма "С1 – С2 – О" есть форма социального отношения. А предч еловек, становясь субъектом этой формы - "С1" - становится социальным субъе ктом. Или – социальным человеком. Время не изменило этой формы. И сегодня она остается такой же, какой была в момент своего возникновения. Поэтому, характеризуя ее, мы можем иллюстр ировать свои суждения примерами из любой эпохи – как из давно минувшей, так и современной нам. Попробуем кратко изложить ее содержание. Форма социального отношения конкретна. Ее конкретность выражается в ко нкретности каждого ее элемента. Опишем их. "С1" - субъект социального отношения. Он – носитель потребности в объекте " О", что делает его активной стороной, инициатором этого отношения. Его кон кретность заключается в том, что это единичный, живой, реальный человек. Д вое и более людей не могут вместе представлять собою первого субъекта, п оскольку их потребности, как бы ни совпадали, всегда хоть в какой-то мере р азличаются, а если и оказываются тождественными в данный момент, всегда могут разойтись в следующий, что создают неопределенность, исключающую возможность ее – этой "общей" потребности - удовлетворения. Потребность же, которую нельзя удовлетворить или которой не сопоставлен конкретный объект ее удовлетворения, не может служить побуждением к вступлению в со циальный контакт. (Отсюда вытекает, в частности, что никакая община, никак ой коллектив, никакая группа, в которой хотя бы два человека умеют отлича ть себя друг от друга, не могут являться субъектами социальных отношений ). "С2" - существо пассивное, безли кое и не имеющее никаких потребностей. (В этом смысле он подобен товаровл адельцу, описанному К. Марксом как персонаж, пре длагающ ий на рынке любой товар, будто не испытывая собственной нужды ни в одном и з них). Его назначение – обеспечить первого субъекта необходимым ему бл агом (изначально – выполнить свою часть задачи по приобретению этого бл ага). Он - это все производящее общество. Но человек вступает в отношение с обществом не тогда, когда соотносит себя со многими людьми, а тогда, когда , вступает в отношение с одним, олицетворяющим многих. Поэтому конкретно сть "С2" заключается в том, что он, как и "С1", - живой, телесный человек, но выступ ающий не от своего лица, а от лица всех остальных людей, под маской "челове ка вообще", и оттого своего лица не имеющий. "О" - "объект", т.е. благо, искомое первым субъек том, конкретен с точностью до потребности этого субъекта. (Современный п ример: покупая пакет молока, человек не согласится взять вместо него пак ет кефира, но какой именно из стоящих рядом пакетов молока будет ему пред ложен – ему все равно, поскольку, хотя в физическом смысле они – вещи раз ные, как предметы потребления они отождествляются им, являясь в его глаз ах одним и тем же объектом). Социальное отношение есть отно шение потребительское. Все, что производится в рамках социальной жизнед еятельности, производится ради потребления. Причем, с точки зрения распр еделения ролей, производителем является "С2", а социальный субъект ("С1") в ко нечном счете выступает в роли потребителя, и только. Изначально предмето м его потребления являлись жизненно необходимые блага, со временем они д ополнились благами духовными и предметами роскоши. В этом смысле, наприм ер, заядлый балетоман или запойный книгочей ничуть не выше в своем разви тии кроманьонца, а лишь изощреннее его, ибо природа и того, и другого исчер пывается потреблением. Возможности потребления, которые открывает перед социальным человеком эта форма жизни, поистине безграничны, ибо в его распоряжении всегда был и остается "С2", т.е. все его общество, в наши дни – все человечество со всей е го производительной мощью. А значит, в рамках социальной формы жизни чел овек – каждый человек! - может быть полностью, исчерпывающе удовлетворе н во всех своих потребностях. В связи с этим следует заметить, что тезис о "неограниченных человечески х потребностях" и "ограниченных природных ресурсах" весьма сомнителен. Н а самом деле ресурсы природы неизмеримо превосходят объем всего, что спо собен потребить на своем веку социальный субъект. Равно как и все субъек ты вместе взятые за всю свою историю. "Границу" природным ресурсам кладет лишь человеческая глупость и невежество, неумение понять, как ими воспол ьзоваться. (Пример: использование нефти в качестве топлива – равносильн ое тому, чтобы, по словам Д. Менделеева, "топить ассигнациями", - и неумение о владеть термоядерным синтезом). А значит, границы эти со временем будут р асширяться. До тех пор, пока человечество не ощутит предела своего насыщ ения. Каждая форма жизни в истории человека в потребительском смысле - тупиков ая. Когда в тупик зашла практика подбирания наиболее удобного орудия, пр именявшаяся дочеловеком, он вынужден был подняться на следующую ступен ь эволюции – ступень создания орудия. Когда его мастерство обработки ка мня исчерпало возможности камня, он взошел на ступень социального сущес твования. Всякий шаг вперед позволял ему поднять уровень своего потреб ления и только с этой целью совершался. Наконец, новый способ жизни прине с ему гарантию окончательного разрешения этой главной проблемы, унасле дованной им из своего животного прошлого. Социальная практика позволяе т полностью удовлетворить животное в человеке. Благодаря этому она и был а им усвоена. В ней завершается дочеловеческая история, она – ее тупик. Но вместе с тем и условие, и предпосылка восхождения на вершину собственно человеческого существования, о чем пойдет речь ниже. Социальное отношение есть отношение безразличия человека к человеку. Н ередко термин "социальное" ассоциируется с представлением о некоей врож денной тяге людей друг к другу и ставится в связь с понятиями "помощь", "заб ота", "защита" и проч. Ничего подобного это понятие не предполагает. Вниман ие "С1" вслед за потребностью всегда ориентировано на объект "О". "С2" ему необ ходим, но кто именно будет играть эту роль – ему совершенно безразлично. ( Кто изготовил вашу мебель, кто испек для вас хлеб, кто ведет трамвай, на ко тором вы едете – ни имена, ни судьбы этих людей вас никогда не интересова ли, они всегда были столь же безразличны вам, как и вы – им). В этом заключае тся совершенство социального отношения. Ибо только безразличие являет ся нержавеющей связью, которая не прерывается от перемены эмоциональны х отношений людей – от перерастания приязни во враждебность, уважения – в презрение, потребности в сближении – в отторжение. Только безразли чие обладает универсальностью, позволяющей любому человеку войти в кон такт с любым другим, а следовательно, объединить всех людей, независимо о т их расы, национальности, веры, убеждений и прочих второстепенных в срав нении с определением человека как "человека" признаков. Обратим внимание на то, что расхожая фраза: "Семья – ячейка общества", - с эт ой точки зрения также оказывается лишена всякого смысла. Мы помним, что д очеловеку, как и животным, свойственна форма отношения "С – С", в которой п ервый субъект всегда персонифицирует второго и строит свое поведение в зависимости от того, кого он распознает во втором субъекте. Это биологич еская форма жизни, в которой воспроизводится животный вид. (В социальной форме, напомним, воспроизводится существование индивида). От дочеловека она наследуется и предчеловеком, и социальным человеком. Именно в ее рам ках социальный человек создает семью, завязывает дружеские связи или пр оникается к кому-то неприязнью. Это гораздо более древняя сфера жизни, че м сфера социального бытия и "ячейкой" последнего она никоим образом быть не может. Однако от характеристики социального союза вернемся к моменту его возн икновения. У предчеловека не было речи. В "общении" с камнем он пользовался языком, по нятным камню – языком физического воздействия, ударов. Во взаимодейств ии с себе подобными он ограничивался языком животного общения, ибо ему н ечего было сказать им сверх того, что позволял выразить этот язык. Социальный человек оказывается в принципиально иной ситуации. Ему нужн о уметь управлять своим живым "орудием" - другим человеком. Нужно уметь соо бщить ему цель, идеально сложившуюся в своей голове, и объяснить его част ь задачи. Ни животный язык, ни тем более язык силы для этого не пригоден. Ем у, наконец, оказалась нужна речь. Все предпосылки возникновения речи к этому моменту уже сложились. Предч еловек умел издавать различные звуки не хуже, чем это умеют делать совре менные обезьяны. Переход на мясную пищу повлек за собой атрофию челюстно й мускулатуры и редукцию нижней челюсти, что дало ему возможность артику лировать. Идеальный образ, который он мог сообщить другому, уже присутст вовал в его мозгу. Потребность в освоении социального способа жизни была не менее остра и актуальна, чем для его предков – потребность в освоении саванны или каменного орудия. Не приобрести речи он не мог. Главная трудность для него заключалась не в том, чтобы научиться говорит ь, т.е. произносить звуки членораздельно, а в том, чтобы звук (каким бы он ни был из-за несовершенства гортани), изданный им с намерением направить др угого к некоторому определенному действию, был правильно понят этим дру гим. Проблема возникновения языка – это прежде всего проблема возникно вения смысловых стереотипов слов. Но эта проблема сама собой решилась в ходе практического взаимодействия людей. Логика этого решения, по-видим ому, заключалась в следующем. Первый человек издавал звук, чтобы побудит ь другого к некоторому действию. Этот звук не мог быть похож ни на какой зв ук животного языка, ибо иначе он заведомо не был бы интерпретирован втор ым так, как этого хотел бы первый. Допустим, второй в ответ совершал именно то действие, которое от него ждал первый. Тогда в следующий раз в подобной ситуации первый издавал тот же звук. В его голове ассоциативно связывал ись образ звука и образ действия второго. Звук для него наполнялся смысл ом, но этот смысл, подчеркнем, создавало не то намерение, из которого он ис ходил, произнося свою "команду", а реакция второго. Иначе говоря, первый ви дел, как понимает этот звук второй, и впредь сам понимал его так же. То же са мое происходило и в психике второго, когда он заступал место первого. Но с самого начала второй мог совершить не то действие, которое ожидал первый . В этом случае опыт выходил наполовину неудачным. Наполовину – потому, ч то тогда это иное действие получало свой знак в произведенном звуке. А по иски звука для нужного действия надо было продолжать, пока он не был бы на йден, т.е. пока второй не среагировал бы на него так, как того ждал первый. Чем принципиально отличается человеческ ая речь от "языка" животного общения? Прежде всего, тем, что они возникают и исполняют свое назначение в совершенно разных, непересекающихся сфера х жизнедеятельности: первая – в той, в которой осуществляется воспроизв одство индивидуального существования субъекта ("С1 – С2 – О"), а второй – в сфере видового воспроизводства ("С – С"). (Сходство левой части формы соци ального отношения и животной формы - "С – С" - чисто внешнее: как уже говорил ось, "С2" всегда безлик, тогда как второй субъект стадной формы всегда перс онифицирован). Они служат разным целям природы: первая – выживанию отде льной особи, второй – выживанию биологического вида в целом. Кроме того, слово является знаком идеального образа, животный сигнал – знаком обра за чувственного. Слово всегда ориентировано на другого субъекта и являе тся побуждением его к действию (позже – к размышлению). Крик (поза, мимика, жест) животного есть его собственное действие, выражающее его внутренне е сост ояние и, как правило, не предполагающее ни реакции друг ого существа, ни даже его наличия (животное пользуется средствами стадно й коммуникации и тогда, когда находится вне стада). Наконец, упомянем еще о дно показательное отличие: "знаки человеческого языка могут замещать др уг друга", тогда как "ни один зоопсихолог не наблюдал у животного двух разн ых звуков для того же самого состояния или сигнализирующих о том же само м". (Б. Поршнев. "О начале человеческой истории"). Возникновение речи знаменует собой возникно вение качественно нового способа взаимодействия субъектов – взаимоде йствия на уровне идеальных продуктов психики. Люди начинают обменивать ся идеальными образами, и это уже обмен мыслями. Первое слово уже несет в с ебе и первую мысль. За счет слова субъективное идеальное становится объе ктивным фактом для другого, объективируется вовне создавшего его субъе кта. Это объективированное, реально влияющее на жизнь и практику людей и деальное и есть сознание. Теперь нетрудно понять, как решается старая, н авязчивая загадка: что возникло раньше – слово или мысль? Ответ прост: по нятие "мысль" (или "сознание") не следует отождествлять с понятием "идеальн ое". Последнее по объему гораздо шире первого. Идеальное, т.е. способность приводить во внутреннем плане психики образы внешних вещей в самодвиже ние (за счет усилия, создаваемого потребностью в их оригиналах), было свой ственно и предчеловеку. Теперь, благодаря речи, идеальное, возникшее в го лове одного человека, получает "публичное" выражение и становится фактор ом, определяющим поведение каждого члена человеческой общины. Только те перь оно и становится сознанием. Человеку уже было что сказать другим, ко гда он готовился произнести первое слово. Без слова его идеальный образ еще не был мыслью. Он стал ею в тот момент, когда прозвучало слово. Но обретение сознания отнюдь не означало обретения и самосознания. Благ одаря практике социального существования, практике соотнесения себя с окружающим миром через другого субъекта ("С2"), человек смог окончательно в ыделить себя из природы и осознать ее как нечто внешнее себе. Но отделять себя от этого "другого", от себе подобных он еще не умел. Ничто пока не разор вало его непосредственной связи с другим субъектом (С – С) ни в форме соц иального взаимодействия, ни в форме биологического существования. Поэт ому его сознание оставалось непосредственно общинным. Свое "Я" он отожде ствлял с "Я" всей общины, не ощущая никакого различия между собой и ею. (Памя ть об этом еще настолько свежа в нас, что и сегодня нам порою трудно настро иться думать иначе, чем все). А как была устроена эта община? Предчеловека мы оставили в весьма драматичный момент его истории. Предп лемя распадалось под ударами каменного орудия, и объединяющих уз это ору дие ему не сулило. Чтобы уцелеть, предплемени необходимо было найти нову ю основу объединения. Такой основой и явилась социальная практика. Люди вновь оказались необходимы друг другу, но не потому, что того требовал ин стинкт, не ради продолжения рода или выживания за счет коллективной обор оны, не потому, что их связывали кровные узы, тем более не из желания общен ия и не по причине взаимного влечения, а потому, что каждый нуждался в удов летворении своих потребностей. Социального субъекта ("С1") интересует тол ько благо "О". Второй субъект ("С2"), как уже говорилось, ему безразличен насто лько, что окажись на месте второго любой другой, первый не заметил бы подм ены. Но желанное благо он мог получить только из рук второго. Без "С2" он обой тись не мог, и поэтому оказался привязан к нему с той же силой, с какой сам с вязан своими потребностями. Для него заинтересованность во втором была равновелика заинтересованности в самосохранении. Крепче и надежнее эт ой связи не было ни в стаде долюдей, ни тем более в предплемени, ибо ее исто чником является эгоистичная личная потребность человека. Союз людей, в к отором каждый приобретает для себя жизненно важные блага посредством д ругого, назовем племенем. Племя – это и есть социальная форма общности л юдей. Обратим внимание на одно обстоятельство, важное для понимания будущих п еремен в человеческом общежитии: в племени нет власти. Никто не властвуе т ни над кем уже потому, что никто не умеет отличать себя от другого. Хотя п лемя и устроено по иерархическому принципу, но его структура обусловлив ается распределением функций (частных задач) между членами племени, а во все не распределением властных полномочий. Итак, социальный субъект – это существо, определяющей формой жизнедеят ельности которого является форма "С1 – С2 – О". (Досоциальные формы им, разу меется, тоже не утрачены, но не они создают его лицо). Осваивая эту форму де ятельности, он невольно овладевает сознанием и речью, тем самым превраща ясь из предчеловека в человека разумного. Это еще неполноценный человек. Самосознания у него еще нет. Социальный союз людей – племя. Личность Следующий шаг в своем развитии человек делает тогда, когда овладевает практикой межплеменного обмена. Внутри племени обмен продуктами деятельности его членов изначально бы л невозможен, поскольку никто из них не видел в своем соплеменнике сущес тва, отличного от себя. Меняться было не с кем. В племени "все было общее": то, чем владело племя, принадлежало каждому; то, чем владел один, принадлежал о всем. Поэтому первые случаи обмена были возможны только между чуждыми друг другу племенами. Умея отличать себя от внешней природы, каждый чело век умел отличать себя и от представителя чужого племени как части этой природы. А предмет обмена давал ему социальный способ производства благ , позволяющий, благодаря своей эффективности, создавать избыток предмет ов потребления. Вначале случайный и эпизодический, межплеменной обмен со временем стан овится регулярным, а затем, став формой привычного поведения людей, из сф еры межплеменных отношений проникает в среду племени. Новая форма повед ения, очевидно, имеет вид "С1 – О – С2", где "С1" - обладатель блага "О", предназна ченного для обмена с субъектом "С2", а "С2" - человек, олицетворяющий всех, кто и спытывает потребность в "О", кто способен ответить на предложение "С1", т.е. о бщество людей, подобных "С1". Еще не умея отличить себя от своих соплеменников, человек отчетливо виде л разницу между предметами, переходящими при обмене из рук в руки. Это раз личие вещей вынуждало его к осознанию различия между ним и тем, с кем он вс тупал в обмен: воспринимая другую вещь именно как другую, отличную от сво ей, он и ее обладателя не мог не воспринять именно как другого, отличного о т себя. (Нечто подобное можно наблюдать в процессе развития ребенка. "Даже много времени спустя после того, как он вполне овладевает местоимением " я" и перестает путаться в грамматических формах, дошкольник не умеет отд елять свои личные качества от предметных. Он еще не вполне разграничивае т "Я" и "мое"; свои сходства и различия с другими детьми он часто определяет п о наличию или отсутствию каких-то предметов, игрушек, вещей". (И. Кон. Открыт ие "Я".- М., Политиздат, 1978. с. 264). Впрочем, такое восприятие своего отличия от дру гих свойственно и взрослым. "...Общественное отношение самих людей... прини мает в их глазах фантастическую форму отношения между вещами", - писал К. М аркс, характеризуя отнюдь не детское и не племенное мировосприятие, но с овременный еще и ему – а во многом и нам – способ теоретического мышлен ия. (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС. т. 23, с. 82)). Подобно тому, как опосредованное отноше ние к окружающему миру позволило вначале предчеловеку, а затем (окончате льно) социальному человеку выделить себя из этого мира и осознать его ка к нечто внешнее себе, постсоциальная форма деятельности открывает пере д человеком возможность выделения себя из социальной среды обитания, ос ознания других людей именно как других, внешних себе и отличных от себя. Б лагодаря этому человек впервые обретает самосознание, собственное "Я", и, тем самым, становится личностью. Поэтому постсоциальную форму существо вания назовем личностной. (Личность – это человек, сознающий свою отдельность от любого другого, с коль угодно близкого, человека. Вновь обращаясь к ребенку, заметим, что в о нтогенезе он проходит те же стадии развития, которые пережили и наши нед авние предки: и он, уже будучи вполне сознательным, говорящим и, так сказат ь, "социально деятельным" существом, какое-то время еще не умеет именовать себя в первом лице, не догадывается о суверенности своего существования . И он сначала отличает себя от чужих, посторонних людей, и лишь затем от св оих родных. Наконец, и он приходит к осознанию своего "Я" не умозрительным путем, а путем практической деятельности в той же форме "С1 – О – С2", где в к ачестве опосредующего объекта выступает продукт его собственных стара ний, предъявляемый взрослому в обмен на похвалу – башня из кубиков, рису нок, пластилиновый человечек и т.п.) Историческое перерождение социального человека в личность обусловило закат племенной организации людей. Становясь личностью, человек дистан цируется от любого другого человека, а следовательно, от всех, от всего пл емени. Оставаясь среди соплеменников, он выходит из прежнего союза с ним и. В результате племя рассыпается на множество человеческих частностей. Если "обществом" ("С2" в выражении "С1 – С2 – О") для социального человека было его племя, то "общество" личности ("С2" в выражении "С1 – О – С2") не имеет границ . Архипелаг племен, каким являлось человечество на социальной ступени ра звития, сливается в единый материк. Форма коллективизма личности – чело вечество в целом. В форме "С1 – О – С2" мы впервые встречаемся с существом ("С1"), производящим некое благо ("О") не для собствен ного потребления, а для потребления его другим человеком ("С2"). Это особого рода деятельность, которую, чтобы отличать от любой другой, назовем слов ом " труд". Нетрудно заметить, что такое ее наименова ние хорошо согласуется с терминологией классической политической экон омии, в которой "труд" - это процесс производства товара, т.е. блага, создавае мого именно для обмена, а не для собственного потребления. Тем самым мы по лучаем возможность указать момент зарождения товарного производства. Но, с другой стороны, это словоупотребление весьма непривычно, ибо в этом случае следует признать, что деятельность социального человека трудом не является. Впрочем, это старая проблема, на которую общественная наука лишь по неряшливости не обращает внимание. Ведь "труд", о котором, например , повествует Маркс, анализируя его двойственный характер и видя в нем суб станцию стоимости, и "труд" обезьяны, на котором, вслед за Энгельсом, синте тическая теория строит свою концепцию антропогенеза, тем более "труд" пч елы или бобра, с которым то и дело встречаешься в литературе – не более че м омонимы. Деятельность дочеловека ("С – О"), предчеловека ("С – Ор – О"), чел овека социального ("С – С – О") и постсоциального ("С – О – С") различаются н астолько глубоко, что каждая из них должна была бы иметь собственное наи менование. Однако этого нет, и поэтому приходится выбирать, в каком случа е использовать термин "труд". Как сказано, мы его резервируем для личностн ой формы деятельности. Итак, труд возникает лишь на лич ностной ступени развития человека. Каково же его назначение? Едва человек начинает сознавать свое "Я", едва констатирует: "Я есть!", - как п еред ним встает вопрос: "Кто я?". Точнее: "Кто есть именно я – "Я" в отличие от л юбого другого человека?". Именно труд и дает ему ответ на этот вопрос. В самом деле, человек не может удовлетвориться созерцанием своего "Я" лиш ь в своем воображении, ибо такое созерцание способно послужить основани ем не более чем для мнения о себе. Но всякое мнение – в равной мере, как о се бе, так и о внешнем мире – не стоит и гроша ломаного, пока не получает подт верждения своей истинности. То есть, пока не превращается в знание. А полу чить подтверждение (или опровержение) своему мнению о себе человек может только от другого человека. Причем, подтверждение тем более объективное , чем больше он сам этому человеку безразличен. Следовательно, от человек а, олицетворяющего собою всех людей, и в его лице - от общества. Но для этого он должен предъявить другим людям свое "Я" зримым для них образом. Он долже н воплотить это "Я" вовне себя, в отчуждаемом от себя объекте. Таким объект ом и является продукт его труда. В этом и заключается назначение труда. Он служит средством самореализац ии, самоопределения личности. Человек и для других, и для себя в конечном с чете есть только то, что он есть в итоге своего труда. В этом смысле можно с казать, что труд есть способ существования личности. Следует, однако, иметь в виду, что неживой материал природы, как бы он ни бы л преобразован в процессе труда, не способен отразить в себе личностное, т.е. собственно человеческое начало в человеке. Как в зеркале мы видим лиш ь свой физический облик, так и в любом продукте физических усилий челове ка – будь то вещь, слово, жест или звук, извлеченный музыкантом из инструм ента – запечатлевается лишь само это физическое усилие. Такой продукт – только знак, посредством которого создавший его выражает свое внутре ннее "Я" внешним образом. Зеркалом человеку служит только другой человек, а не вещь. Причем, социальное зеркало настолько же не способно отразить в себе личность, насколько зеркало животной психики – социального субъе кта. Как человек, слышащий слово, воспринимает в нем не тот смысл, который вложил в него говорящий, а лишь тот, который сам связывает с ним, так и соци альный субъект не в состоянии увидеть в личности никого, кроме себя само го. Поэтому зеркалом личности может служить не просто "общество", не тот "С 2", который фигурирует в формуле социального бытия "С1 – С2 – О", не "социум", а только общество личностей же. В той мере, в какой различны социальный чел овек и личность, различны и их общества. К сожалению, современная общественная наука не умеет различать социаль ного человека и личность. (Выражение "социальная личность", звучащее прим ерно как "разумное насекомое", можно встретить в любой публикации). Между тем, это не просто два разных, но два противоположных по своей природе и сп особу существования естества человека. Социальный субъект – это переходная ступень от полуживотного, каким яв лялся предчеловек, к полноценному человеку. Смысл его существования зак лючается в том же, в чем и смысл существования всякого животного – в потр еблении. Человеческих черт на его лице немного. Социальный человек – по требитель. Напротив, личность – творец. Смысл жизни личности – в творче стве, созидании и самоотдаче. Определить свое "Я" для себя самого личность может, только осуществив его в продукте труда вне себя для другого. Поэто му производство, творчество, в противоположность потреблению, представ ляет собой единственный способ самоутверждения и самовоспроизводства личности. Стратегия развития жизни от дочеловека до социального человека включи тельно есть стратегия приспособления к орудию деятельности. Орудие обу словливает необходимость приобретения сознания, когда орудием станови тся другой человек, но оно обусловливает и верхний предел совершенствов ания разума человека, которым является граница его потребностей. Социал ьный человек мыслит в этих границах. Его орудие, следовательно, и средств о господства над орудием, сознание, служит его потребностям, не более. Пол ностью удовлетворенному в своих потребностях социальному существу мыс лить делается незачем. Но появление личности ломает эту стратегию. Как когда-то дочеловек измен ил закону приспособления к среде, благодаря чему выделился из животного мира, так и личность изменяет закону приспособления к орудию, выделяя се бя из мира социального. Она не приспосабливается ни к чему, точнее, ни к че му, кроме себя – она воссоздает себя внешним и зримым для себя и для всяко го другого человека, ставшего или хотя бы становящегося личностью, образ ом. Она творит мир "по образу и подобию своему", и в этом творчестве не огран ичена ничем, кроме своих бесконечно расширяющихся возможностей. В начале параграфа говорилось о том, что личностная форма деятельности с кладывается в ходе обмена. Отсюда может показаться, будто труд является возмездной деятельностью. Это верно, но лишь применительно к начальном у периоду становления личностной формы. Как и в случае приобретения созн ания, которого предчеловек не искал для себя, но вынужден был усвоить, соц иальный человек вовсе не стремится стать личностью. Для этого перерожде ния ему нужен стимул, которым и является возмездное производство, обеспе чивающее расширение потребительского пространства. Но осознав свое "Я", он не может оставаться в зависимости от потребностей других людей. Проду кт труда, созданный в расчете на эти потребности, является вещественным выражением скорее именно их, этих потребностей, тогда как цель личности заключается в выражении своего индивидуального, сокровенного "Я". Это пр отиворечие социального и личностного начал в человеке вполне естестве нно для исторического периода рождения личности. Оно может быть разреше но только за счет полного удовлетворения потребностей социального сущ ества, живущего в человеке. Только тогда будет исчерпано назначение соци альной формы жизни и устранятся ограничения на развитие личностной. А тр уд раскроется в своем подлинном содержании и сможет совершаться не ради извлечения материальной выгоды, а ради полноценного самоопределения с воего творца. Сегодня такая перспектива может показаться утопичной. Многие убеждены, что социального субъекта насытить невозможно (на этот счет уже было сказ ано несколько слов выше) и что человек никогда не станет тратить свое вре мя и силы, не рассчитывая получить взамен чего-то, что он мог бы присвоить и потребить. В условиях социальной (потребительской) нищеты, фактически господствующей в мире, это убеждение вполне естественно. Но, к счастью, в н ем нет логики, а значит, у человека все же есть перспектива. К тому же нетру дно указать причины, обусловливающие то убогое "общественное бытие", кот орое и порождает подобное скептическое "общественное сознание". И убедит ься в том, что эти причины временны, преходящи. Чтобы это сделать, нам придется раздвинуть рамки традиционного повеств ования об эволюции человека и коснуться темы, обычно лежащей далеко вне круга интересов антропологии – темы происхождения важнейших социальн ых институтов – собственности, права и государства. Это необходимо, пос кольку их происхождение – такой же важный предмет исследования личнос тной формы существования человека, как происхождение сознания и речи - в исследовании социальной формы. Не уделив внимания этим вопросам, мы не с можем понять ни нынешнего эволюционного состояния человечества, ни его будущего. Рассмотрим их последовательно. Собственность. В соответствии с традицией, собственность принято опред елять как "общественное отношение", т.е. отношение человека не к вещи, а к др угому человеку и в его лице – к обществу по поводу вещи. К сожалению, одна ко, в теории такое понимание собственности не получило почти никакого ра звития. Вслед за этой дефиницией обычно следуют рассуждения, истолковыв ающие собственность в примитивном бытовом смысле – как "вещь", как "имущ ество", в лучшем случае – как отношение человека к своему имуществу. "Обще ственное отношение" подменяется "вещным". К тому же некоторые авторы даже не умеют отличать отношение собственности как объективное общественно е явление, не зависящее от человеческой воли, от юридического права собс твенности, сочиняемого человеком. Впрочем, критика уровня и качества сов ременной обществоведческой мысли не является предметом данной статьи. Институт со бственн ости возникает в обществе на переходе от социального к личностному спос обу человеческого существования. Его формирование и составляет основн ое содержание процесса этого перехода. Как уже говорилось, научиться отл ичать свое "Я" от чужого, от "не-Я", человека заставила та практика, в ходе кот орой он вынужден был усвоить различие между своим "Мое" и чужим "не-Мое", т.е. практика обмена. Различие вещей продемонстрировало людям различие их с амих. По мере вхождения обмена в привычку внутриплеменных отношений скл адывалась и новая традиция потребления. А именно, традиция, согласно кот орой потреблению должно было предшествовать присвоение блага. Акт прис воения не сопровождался, разумеется, никакой особой процедурой, а соверш ался в виде молчаливого признания всем племенем за данным своим членом п рава на потребление данного блага. Такое признание было необходимо кажд ому члену племени, поскольку оно определяло границы того, что он мог счит ать "своим" и потреблять, не вступая ни с кем в конфликт. Благодаря ему чело век становился полноправным и исключительным обладателем, т.е. собствен ником, данных, конкретных вещей. Это новое отношение человека с племенем, превращающее его в собственника, и есть отношение собственности. Таким образом, социальное отношение, служ ившее прежде цели распределения функций между членами племени для приу множения объема и разнообразия совместно добываемых благ, по мере разло жения племени в ходе освоения практики обмена и отчуждения членов племе ни друг от друга, преобразуется, сохраняя свою форму "С1 – С2 - О" и свой потре бительский характер, в отношение собственности, обеспечивающее бескон фликтное распределение также и самих этих добытых совместными усилиям и благ между членами общины. Можно сказать, что собственность есть спосо б социального существования человека на личностной ступени развития. И нститут собственности – это институт социального союза людей, становя щихся личностями, институт, органично объединяющий их в единое общество , но уже не первобытное, а гражданское. Отсюда следует, в частности, что люб ое нарушение собственности есть покушение на самую социальную природу человека, на фундаментальный принцип общественного бытия. Именно поэто му собственность во все времена признавалась институтом "священным и не прикосновенным". Изначально право присвоения не являлось, разумеется, правом юридическим и представляло собой лишь внов ь образующийся обычай, т.е. стихийно складывающееся правило поведения. В его основе лежал естественный принцип: продукт деятельности (труда) чело века принадлежит ему постольку, поскольку ему принадлежит и эта деятель ность, и он сам. ("...Каждый человек обладает некоторой собственностью, закл ючающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самог о, не имеет никаких прав. Мы можем сказать, что труд его тела и работа его ру к по самому строгому счету принадлежат ему. ...Труд является неоспоримой с обственностью трудящегося..." (Дж. Локк. "Два трактата о правлении")). Благода ря этому человек получал возможность присвоения и потребления как доли совместно созданного блага, так и любого иного блага, приобретенного в о бмен на уже принадлежавшее ему. Таким образом, с возникновением институт а собственности меняется не только характер второго члена социального отношения "С2" - его роль "всемогущего орудия" приобретения блага "О" дополня ется ролью источника права на присвоение этого блага, - но и характер само го этого блага: место вещи заступает теперь труд субъекта "С1", совершающий ся в составе общего труда или обособленно, причем, выражаясь языком поли тической экономии, труд не "конкретный", отражающий в себе черты личности " С1", а "абстрактный" ("труд" "С2"), допускающий за счет обмена любое изменение св оей потребительной формы. Этот абстрактный труд и есть действительный о бъект собственности как в момент ее зарождения, так и в наши дни. (Необходи мо, однако, добавить, что этот труд, иначе говоря, стоимость товара, столь ж е абсурдно измерять "продолжительностью рабочего времени" (К. Маркс), как р асстояние "от пункта А до пункта В" - временем, необходимым путешественник у для его преодоления. На этот счет прав Д. Рикардо: "Длина может быть измер ена только длиной, емкость – емкостью и стоимость – стоимостью". (Д. Рика рдо. "Примечания к книге Мальтуса "Начала политической экономии""). Мы же не отмеряем время в пиастрах или рублях! Это нелепо. Столь же нелепо оценива ть продукт труда в часах или минутах. Измеряться временем может только в ремя. Мерой стоимости служит только стоимость же, т.е. труд, заключенный в другом товаре, взятом за мерную единицу. Если же начать считать длину в ки лограммах, вес – в градусах, а стоимость – в минутах – не миновать "теор ии прибавочной стоимости"). В остальном все сказанное в предыдущем параграфе о социальном отношени и сохраняет свою силу и применительно к отношению собственности. В частн ости, остается справедливым утверждение о том, что субъектом собственно сти может быть только носитель потребности в благе "О", т.е. живой, реальный человек. Никакое "юридическое лицо", существующее лишь на бумаге и в вообр ажении людей, собственником не является. Субъект собственности – это вс егда лишь единичный человек, а следовательно, никаких коллективных собс твенников (обществ, товариществ и т.п.), в том числе и такого фантастическо го собственника, как государство, в природе не существует. Собственность имеет только одну форму, и это – форма частной собственности.