Этнопсихологические особенности народов Запада

C оде ржание Вве дение 3 Черты характера и ос обенности поведения народов Европы 3 Портрет английской кул ьтуры 6 Портрет французской культуры 11 Портрет культуры испанцев 16 Заключение 20 Список использованных источников 21 Введение Международное деловое общение предусматривает нео бходимость понимания и учета особенностей характера и отличительных ч ерт поведения разных народов. Эта задача упрощается в случае, если делов ые отношения связывают представителей народов и культур, имеющих общие корни - языковые, этнические, религиозные и др. Очевидно, что в этом контек сте, отличия в этике делового общения на востоке и западе Европы, будут не столь существенными, как, скажем, между христианским Западом и мусульман ским Востоком, или Востоком, этически ориентированным на ценности конфу цианства, буддизма или индуизма. Можно выделить ряд факторов, определяющ их общность подходов к этическим вопросам для Западной и Восточной Евро пы. Это - единая христианская культура, этническая близость и длительная история политических, экономических и культурных связей. Черты характера и особенн ости поведения народов Европы Известны опред еленные черты характера и поведения, влияющие на этику делового общения , общие для целых групп народов. Так, немецкий психолог Х. Гюнтер условно р азделил народы Европы на четыре подтипа - нордийцы, динарцы, средиземном орцы и остийцы. К нордийцам он относит народы Скандинавии, Великобритании, Бельгии, Голл андии, Северной Германии и Северной Франции. По темпераменту они холодны , сдержанны, упрямы, скупы на слова, чужды всякому панибратству, обладают с илой воли. Характерные черты - уверенность в себе, критический ум, правдол юбие, здравый смысл, лояльность к власти, любовь к порядку, понимание возв ышенного, аристократические наклонности, постоянство в привязанностях , любовь к свободе. Нордийцы обладают высоким чувством долга и ответстве нности перед собой и другими, имеют творческий дух, отличаются волей к вл асти и умением руководить другими. К динарцам немецкий психолог относит народы Сербии, Боснии, Хорватии, Ал бании, Греции, Австрии. Это люди, склонные к веселости и открытому проявле нию своих настроений. Их отличают чувство гордости, отвага, честь, воинст венность, приверженность собственному образу жизни, обычаям и любовь к н ародному искусству. Динарцы обидчивые и одновременно добродушные люди, склонны к грубым шуткам. Им не хватает дисциплины и четкости мысли, прису щей нордийцам. К средиземноморскому подтипу принадлежат жители Пиренейского полуост рова (испанцы, португальцы), Корсики, Сардинии, Италии, юга Франции, юга Бал канского полуострова, а также севера Африки и испаноязычные народы Лати нской Америки. Это люди по темпераменту неспокойные, энергичные, перемен чивые в настроении, любящие жизнь, склонные к переменам, увлекающиеся, на ходчивые, быстро схватывающие идеи и талантливые. Суждения у средиземно морцев чувственные или интуитивные, они часто попадают в курьезные ситу ации из-за своей неугомонности. Многие из них посвящают себя искусству и ли поэзии. В общественно-политической жизни эти люди пророки, обновители морали, организаторы духовной жизни нации. Подтип остийца распространяется на народы Восточной Европы. По мнению Х. Гюнтера, с которым трудно согласиться, но привести, однако, нужно, так как оно отражает довольно распространенный на Западе стереотип, остийцев х арактеризует отсутствие четко выраженных привязанностей, твердо сформ ировавшихся чувств, неумение владеть собой, склонность поддаваться соб лазнам, любовь к однообразию и твердо установленному заработку. Нередко имеет место отсутствие острой мысли, ненадежность в делах и предприятия х, любовь к чиновничьим должностям, бюрократизм. В жизни они реалисты, по в зглядам - демократы, но, как правило, вступают в партию большинства. В иску сстве любят расплывчатые формы, теплоту и мягкость линий. Труд остийцев имеет невысокое качество. Глобализация с ее нивелировкой национальных особен ностей резко подхлестнула интерес к национальной самобытности, национ альным характерам. Мы привыкли рассматривать все эти вопросы в извечном контексте « СНГ и Запад». Но еще в период между двумя мировыми войнам и первые робкие шаги к европейской интеграции породили точно такую же во лну интереса к «национальному своеобразию» в рамках самой Западной Евр опы. Впрочем, эти две тенденции не обязательно противоречат друг другу. Т ак, одно из самых глубоких и подробных исследований национальных различ ий принадлежит перу выдающегося поборника европейского единства испан ского философа и культуролога Сальвадора де Мадариаги. Его книга «Англи чане, испанцы, французы», опубликованная в Лондоне в 1928 году, имела в свое в ремя огромный успех, была переведена на множество европейских языков. Но и сегодня, три четверти века спустя, она может послужить источником пуст ь не концепций и объяснительных схем — здесь ХХ век потрудился достаточ но, но интереснейших живых наблюдений, которые в позднейших исследовани ях нередко подавлялись теми самыми схемами и концепциями, за которыми Ма дриага не гнался. Сальвадор де Мадариага родился в Испани и, учился во Франции, жил и работал в Англии, с одинаковым совершенством вл адел всеми тремя языками. Он был полноправным участником трех европейск их культур и сам много сделал для культурного сближения европейских нар одов. Не случайно в 1948 году Конгресс Европы, собравшийся в Гааге, чтобы опре делить пути послевоенного европейского устройства, избрал Мадариагу п редседателем своего комитета по культуре. Возможно, интерес Мадриаги к культурн ому своеобразию европейских народов в озник под влиянием неожиданных трудностей, с которыми он столкнулся во в ремя долгой работы в Лиге Наций. Как, к примеру, ведут себя, по его наблюден иям, французы и англичане на переговорах? Французы говорят: «Ну вот, мы сог ласовали общие принципы. Так давайте подпишем декларацию, в которой они сформулированы». Англичане отвечают: «Да, мы согласны относительно прин ципов. Но зачем что-то подписывать? Когда придет время их применять, мы буд ем действовать в свете возникающих обстоятельств. Поскольку принципы с огласованы, не трудно будет согласовать и конкретные действия». После пе реговоров француз мучается дурными предчувствиями: «Они не хотят подпи сывать, значит, не верят в эти принципы». Англичанин ворчит: «Они хотят при стегнуть меня к своей упряжке; интересно, что у них на уме». «Вполне возмож но, — заключает Мадриага, — заставить англичан и французов посмотреть друг другу в глаза. Но все дело в том, что глаза-то у них слишком разные». Прин цип жизни англичан — fair play. Это выражение, как отмечает автор, при всей его в нешней простоте («честная игра»), нельзя строго перевести на другой язык . Fair play — спортивный термин, но означает он не просто строгое следование при знанным правилам, но и нечто более широкое: признание в другом человеке п артнера, равноправного соперника, готовность сотрудничать с ним так, что бы природные и социально-статусные характеристики каждого оптимально сочетались ради общей цели. Но — и это очень важно — в рамках fair play это дела ется не во имя сознаваемого долга перед обществом, а в силу естественной и спонтанной реакции. «Честная игра» англичан — это еще и «правильная и гра» — реалистическое, трезво-практическое отношение к жизни, основанн ое на убеждении, что абсолютное знание вещей невозможно, а потому все наш и планы, проекты и методы могут быть только приблизительными и должны по стоянно корректироваться по мере изменения обстоятельств. Казалось бы, английский принцип fair play универсален и вряд ли кто-нибудь возь мется его оспаривать. Но стратегия француза — совершенно другого рода, и при этом не менее универсальна. Принцип французов — «le droit», что также неп ереводимо. Он может быть передан словами: право, идея, закон, разумное осно вание. Если по понятиям англичан действие должно соответствовать обсто ятельствам, то по мнению французов оно должно быть обоснованным, правоме рным, разумным. В обоих случаях имеется в виду не приспособление к обстоятельствам, а ин ициативное действие. Но у англичан интеллектуальная схема поведения по чти совпадает с действием, подстраивается под него, в то время как у франц узов она опережает действие, заранее очерчивая как границы свободы, так и требования необходимости. Еще можно сказать, что англичане стремятся ж ить согласно природе, тогда как французы желают подчинить себе природу, опираясь на разум. Классификация национальных характеров, используемая Мадариагой, на пе рвый взгляд, очень проста и опирается на достаточно привычное и распрост раненное разделение интеллекта, страсти и воли. Хотя количество человеч еских побуждений, оттенков чувств и способностей огромно, в общем виде в се они в каком-то смысле укладываются в эту привычную триаду. Мадариага у тверждает, что у англичан доминирует воля, у французов — интеллект, у исп анцев — страсть. Разумеется, Мадариага отдает себе отчет в том, что чисты е типы характеров редки среди представителей любой нации. Однако внутре ннее «экзистенциальное ядро» национального характера очень устойчиво и сопротивляется любым попыткам изменить его силой. Социальные и полити ческие реформы мало влияют на это ядро, а вот сам национальный характер, н есомненно, является важнейшим факторам, определяющим успех и неудачу то й или иной реформы. Попытаемся теперь схематически очертить портреты трех наций как их пре дставляет Мадариага. Разумеется, воспроизводя рассуждения Мадриаги, тр удно было удержаться от соблазна чуть-чуть дополнить их новыми наблюден иями, материал для которых в избытке дал ХХ век. Но во всех таких случаях м ы старались придерживаться схемы и пафоса испанского исследователя. Портрет английской культуры В портрете английской культуры выража ется преобладающее стремление англичан к действию. Англичанин более вс его доволен жизнью, когда работает в саду, путешествует, охотится, что-ниб удь строит, изобретает или ремонтирует. Большинству англичан свойствен но стремление выполнить всякую работу наилучшим образом — недаром Анг лия в свое время снискала репутацию «мастерской» мира. Английские учены е любят заниматься прикладными науками. Логике, математике, метафизике о ни предпочитают механику, этику, физику, биологию, политэкономию. Образ с овременной эмпирической науки, которая должна опираться на опыт, практи ку, наблюдения, родился в Англии. Практичность англичан состоит не в стремлении к выгоде, а желании быть в постоянном контакте с вещами, с реальной жизнью. Они сильны не столько от влеченным разумом, сколько «здравым смыслом». Они мужественны и способн ы терпеть всякого рода жизненные неудобства, если, в конце концов, предпр инимаемое действие приносит пользу. Многие англичане на отдыхе отправл яются в труднейшие путешествия, мокнут под дождем, карабкаются по крутым горным склонам, ограничиваются самым скудным рационом — для того тольк о, чтобы проверить свои силы и испытать ощущение победы над препятствиям и. Но вот чего они не любят, так это пустого философствования, праздной бол товни и откровенничания. Они не склонны к авантюрам, подобно испанцам, и н е дают себя увлечь блестящими утопическими проектами, как это бывает с ф ранцузами. По глубокому убеждению англичан, мышление имеет смысл постольку, поскол ьку переходит в действие. Не все английские философы тяготеют к прагмати ческому мировоззрению. Философский прагматизм обязан своим расцветом, главным образом, американскому интеллекту, который, согласно Мадариаге, — лишь побочный и не очень благородный отпрыск английского ума. Тем не м енее, прагматизм родился в Англии, в «Метафизическом клубе» Пирса. Как фи лософское течение он созвучен английскому характеру. Ведь англичанин « у себя дома», когда он действует, а не мыслит или переживает страсть. Знани е — сила. Этот принцип науки Нового времени выдвинут англичанином Бэкон ом. И почти в это же время француз Декарт сформулировал свое философское кредо принципиально иначе: «Я мыслю, следовательно, существую». Эта мысл ь — образец максимально достоверной онтологической интуиции и, одновр еменно, признание того, что полнота бытия личности совпадает с мышлением . Итак, англичанин мыслит ради достижения пользы, а не ради удовольствия м ыслить или познать какую-то тайну. Некоторые нации, замечает Мадариага, н апример, немцы и русские, стремятся к знанию ради достижения последней и окончательной истины, проявляют какой-то неумеренный и нездоровый инте рес к запретным знаниям. Англичане же хотят знать лишь то, что полезно для жизни. Говоря так, Мадариага не забывает о необычайной широте английског о прагматизма. Именно английский «праздный класс» был инициатором множ ества бесполезных (по крайней мере, на первый взгляд) увлечений, служивши х символами «демонстративного досуга» (conspicuous leisure). Аристократы изучали до по лного совершенства греческий и латинский языки, занимались спортом — и все только для того, чтобы продмонстрировать наличие у них свободного вр емени и отсутствие забот о хлебе насущном. С той же целью практиковались и другие неутилитарные занятия: засушивание растений для гербария, выка пывание костей вымерших животных, коллекционирование бабочек, марок, пу говиц, пряжек и т.п. Между прочим, именно из этих увлечений английской знат и родились палеоботаника, палеозоология, энтомология и множество други х опытных наук, вошедших впоследствии в основной «корпус» естествознан ия. Познавая мир, англичанин бессознательно стремится укрепить свое морал ьное кредо, поддержать жизненную стратегию. Поэтому он избегает истин, с пособных подорвать его доверие к самому себе. От излишнего любопытства а нгличане умело оберегают себя при помощи юмора и лицемерия. Если, наприм ер, иностранец обратит внимания на какие-то недостатки английской жизни , англичанин почти наверняка присоединится к его критике — из вежливост и — и скажет, что «у всего есть своя изнанка». Это одна из любимых английс ких поговорок, которая предназначена для того, чтобы заранее обезвредит ь опасную истину. Английский интеллект, несмотря на некоторую свою алогичность, вообще-то «самого высокого класса». Но его особенность в том, что он не атакует проб лему в лоб, а как бы обтекает ее со всех сторон. Жизнь нельзя подвести под а бстрактно-логическую схему. Поэтому англичанин не доверяет правилам ло гики и абсолютным истинам. «Английская мысль конкретна, но в то же время т уманна, дипломатична». Нелюбовь к абстрактному теоретизированию созвучна духу естествознани я. Именно в нем англичане часто бывали пионерами, несколько отставая от к онтинентальных наций в логике, математике, философии, в которых пальма п ервенства принадлежала французам и немцам. Характерные черты английск ой философии — эмпиризм, сенсуализм, индуктивизм и субъективный идеали зм. Иностранцы обычно замечают самообладание, сдержанность, даже внешнюю р обость англичан, их нежелание откровенничать, и на этом основании видят в них индивидуалистов. Действительно, личное, приватное общение, даже с ч ленами семьи и близкими друзьями, бывает у них редким и поверхностным. Со бираясь за столом по поводу какого-нибудь праздника, друзья и родственни ки не произносят тостов, беседуют о погоде, кошках и собаках, избегают дел овых, политических, религиозных и интимно-личных тем. Однако совершенно неверно считать англичан индивидуалистами. Им в высшей степени присущ, в ыражаясь словами Мадариаги, «инстинкт спонтанной кооперации». Это знач ит, что в любой, даже случайно возникшей группе, каждый англичанин быстро находит свое место. Ничто так не огорчает англичан, как неумение отвести каждому соответствующее место, ошибиться в отношении статуса человека, с которым имеешь дело. Хотя Англия — признанный образец демократии, анг лийское общество многослойно и жестоко стратифицировано. Происхождени ю, воспитанию, университету, в котором человек учился, придается огромно е значение. Для того чтобы понять, к какому кругу принадлежит человек, как ов его статус, англичанин внимательно наблюдает за собеседником: как он держит вилку, тарелку, как улыбается. Выражение лица, стиль речи, одежда — все это призвано символизировать статус индивида. Изначальная иерархичность английского общества, не отраженная ни в как их писаных законах, делает общество управляемым и позволяет сравнитель но просто решать сложные общегосударственные проблемы. Споры в политик е ведутся, чтобы найти оптимальное решение, а для всякого рода соревнова ний существуют спортивные игры. Оппозиция в парламенте всегда называла сь «оппозицией Его (Ее) Величества». К критике со стороны оппозиции в адре с правительства всегда предъявлялось требование «быть конструктивной ». Мадариага подчеркивает социальный практицизм англичан, который поддер живается равновесием двух тенденций: консервативной и изобретательско й. Любовь к традициям и стремление к радикальным переменам в их сознании переплетаются, что на практике приводит к гармоническому единству разл ичных побуждений и умонастроений. При всей своей традиционности, консер ватизме, именно англичане изобрели почтовые марки, парламент, почти все спортивные игры (футбол, волейбол, баскетбол, бокс и т.п.) и множество предм етов бытовой техники. Англичане кажутся индивидуалистами потому, что осуждают желание соват ь нос в чужие дела и избегают выставить напоказ свои переживания или гов орить о них. Сдержанность, самообладание, привычка соблюдать психологич ескую дистанцию в повседневном общении — характернейшие черты англич ан. Но если надо объединиться ради полезного и понятного для всех дела, то они это сделают моментально. Традиционный английский консерватизм и даже конформизм легко уживаютс я с терпимостью к чужим мнениям и отдельным чудачествам. Отчасти это объ ясняется тем, что в политической и правовой практике общим идеям вообще не придают большого значения. Совершенно невозможно вообразить себе ан гличан, воодушевленных мечтой о мировой революции, коммунизме или Царст ве Божьем на земле. Напомним, что в Англии не существует конституции — ос новного закона. Право и судебная практика основаны на прецедентах. Англи йский суд не стремится подвести дело под какую-то статью. Он тщательно из учает отдельный казус, желая утвердить справедливость, а не торжество «з акона». В Англии сохраняется множество архаических правовых норм, котор ые никто не отменял, но которых никто и не помнит и, конечно, не исполняет. Н апример, только в 1972 году был официально отменен закон, согласно которому любой человек, неправильно предсказавший погоду, должен быть казнен. Сущ ествовал, а возможно, и до сих пор существует закон, согласно которому во в ремя заседаний парламента в зале не должно быть посторонних. На самом де ле, в парламенте всегда полно журналистов и просто любознательных людей . Но этот закон все-таки используется, чтобы полиция могла сразу, без всяки х объяснений, выдворить из зала того, кто начнет шуметь или вести себя неп одобающим образом. Свобода мнений и убеждений — гордость английского правосознания. Важн о, чтобы на деле человек вел себя честно и порядочно. Многочисленных тури стов всегда привлекал Гайд-парк, где на специальной площадке, охраняемой полицейскими, каждый мог, взобравшись на трибуну, произнести речь любог о содержания, если только она не содержала оскорблений в адрес королевск ой семьи (но и здесь дело не в политической цензуре: просто Гайд-парк прина длежит королевскому дому, а оскорблять хозяина дома совершенно недопус тимо). Любовь к традициям и старинным церемониям иллюстрируется самым веселы м и шумным праздником англичан, называемым «день Гая Фокса». Праздник со впадает с открытием парламентской сессии. Он начинается с того, что отря д людей в средневековых доспехах совершает обход подвалов здания парла мента. После обхода начальник докладывает спикеру: «Заговорщиков не обн аружено». Обычай возник в 1605 году, когда был раскрыт заговор католика Гая Ф окса, намеревавшегося взорвать парламент и совершить государственный переворот. Стоит вспомнить, что французы празднуют день взятия Бастилии , русские — день взятия Зимнего дворца, то есть, отмечают дни революций. А нгличане же отмечают и празднуют день, когда революцию удалось предотвр атить. Англичане больше склонны культивировать телесные, волевые и социальны е качества, чем ум. Игры и спорт — непременная часть жизни студентов и шко льников, из которых стремятся вылепить, прежде всего, честных игроков, дж ентльменов. Спортсмены имеют среди молодежи больший престиж, чем интелл ектуалы. При этом англичане любят динамичные, коллективные игры, которые полностью освобождают ум и страсть. Ведь в повседневной жизни эти психи ческие функции у них подавлены. Инстинкт спонтанной кооперации в играх п роявляется в максимальной степени. Благодаря этому же инстинкту англий ский административный аппарат проще и дешевле, чем в других странах. В Ан глии обходятся минимальным количеством писаных инструкций. Этические стандарты глубоко укорены в сознании англичанина. Поэтому он протестуе т, когда сталкивается с попытками извне, формально регламентировать его поведение. Нет более страстных защитников индивидуальных прав и свобод, чем англичане. Издавна английское общество полагается больше всего на ч астную инициативу. Распространены частные школы, вузы, театры, госпитали , теле и радиостанции. Национализация в Англии была всегда менее эффекти вной, чем в других странах. Лишь поверхностные наблюдатели считают англичан холодными и бесстраст ными людьми. На самом деле, в глубине души у них часто кипят необузданные с трасти, которые им не удается ни выразить свободно, ни подавить. Эта темна я сторона (изнанка) английского характера отчасти объясняет пуританизм англичан, их чопорность, склонность к соблюдению внешних приличий. Если в общественной и государственной жизни англичане независимы, то в лично й жизни они очень зависят от мнения группы. В произведениях английских п исателей часто рассказывается о том, как молодой человек в пору любви не может разобраться в своих чувствах, найти слова признания и чутко реагир ует при этом на слова окружающих. С самого детства английских детей учат не проявлять открыто своих чувств. Все это служит причиной частой критик и в адрес англичан: они, дескать, лицемеры, ханжи. Однако английская душа в полне способна испытывать сильные страсти. Только они не проявляются в о тдельных вспышках, «надрывах», как это бывает у испанцев и русских, а пост оянно сопровождают действие, придавая облику англичанина теплоту, друж ественную надежность и решительность. Англичанин придирчиво анализиру ет свои чувства. Каждое из них должно «оправдываться» перед «практическ им разумом». Антисоциальные страсти энергично подавляются самим индив идом. Эмоциональная скованность англичан — причина относительно низкого ст атуса искусства. Политика, торговля, наука, путешествия, сельское хозяйс тво, техника всегда играли в Англии несравненно большую роль, чем искусс тво — это наименее полезное из всех человеческих занятий. Критики в про шлом иногда оценивали произведение не по его художественным достоинст вам, а в зависимости от того, проявил ли себя автор джентльменом. Это не оз начает малой одаренности или художественной невосприимчивости. Просто люди безудержной страсти, подобные, скажем, Байрону, в Англии редки. Созна ние художника, подвергаясь мощному социальному давлению, становится ар еной конфликта между страстью, мечтой, воображением — движущими силами его ремесла, и этикой, общественным мнением, здравым смыслом. Но когда нац иональным гениям, подобным Шекспиру или Байрону, удавалось сбросить с се бя «моральный панцирь», освободить страсть, — то сочетание ее с глубоки м пониманием этической основы конфликта помогает воображению создават ь характеры необычайной яркости и силы. Портрет французской культуры Французская культура, как описывает ее Мадариага, проникнута интеллектуальным началом. Француз «у себя дома», к огда мыслит. Мышление представляется ему естественным, свободным состо янием. Ум француза стремится к полной ясности и не терпит алогизмов. Ради строгости системы он склонен даже пренебречь действительностью. Истин а — самоцель, каковы бы ни были ее последствия. Ничто не должно мешать инт еллекту работать в полную силу. Все, что содержит в себе интеллектуально е начало, форму, представляет для француза особенный интерес. Только во Ф ранции мог зародиться проект особой науки об идеях — «идеологии», котор ая должна была заниматься проверкой их истинности, выдвинутый Дестютом де Траси. Наполеон немало смеялся над этим проектом. Его девиз был: «Снача ла ввязаться в бой, а потом — посмотрим». Но он и не был чистокровным фран цузом. Француз стремится мысленно предвосхитить действие, строит планы, проек ты, прогнозы, кодексы. Разработка рациональных проектов наилучшего обще ственного устройства — излюбленное занятие французских философов-про светителей. Кодекс Наполеона послужил основой при составлении свода за конов для многих государств. Французы — любители математики, шахмат, логики, механики, военной страт егии, архитектуры. Красота и изящество метода, его строгость особенно ва жны. Главные произведения Декарта названы «Рассуждение о методе» и «Пра вила для руководства ума». Интеллектуализм, рассудочность проявляются в сознании разных слоев фр анцузского общества по-разному. У философов мы находим стремление к раци оналистическим системам, у писателей — к беспощадному реализму, у мелки х предпринимателей — расчетливость, переходящую в жадность. Познание для француза важнее действия. Он стремится познать предмет до к онца, увидеть его в ровном и беспристрастном свете разума. Познающий при этом исходит не из практики, а из четкого определения предмета. Французс кое знание — абстрактное, точное, чистое, холодное, объективное. Ум устре млен на поиски общего закона, правильных пропорций. В сочетании с южной ч увствительностью французов это дает в творчестве высокие образцы изящ ной формы. Франция — законодательница европейской моды, архитектурног о стиля. Действие, с точки зрения французов, оправдано постольку, поскольку оно р азумно, обосновано, соответствует правилу или закону. Французы верили и верят в то, что разум, коль скоро он присутствует и натренирован должным о бразом, одинаков у всех людей. Но разумные мнения французов часто против оречат друг другу, особенно, когда речь идет о государственном праве, зак онах природы и наилучших принципах жизни. Фактически же французы руково дствуются неписаными правилами (но все же правилами!), по знанию которых с удят об интеллигентности человека. Эти правила касаются этикета, моды, э тики, дипломатии, искусства, литературы, юриспруденции. Все должно делат ься «comme il faut» — «как следует», касается ли это вкуса фаршированной утки, отк упориваемого вина, адреса на конверте, прически, одежды. Во французской а дминистративной системе присутствует существенный элемент бюрократи зма. Например, чтобы провести студенческую вечеринку в каком-нибудь пров инциальном вузе, до 1980 года требовалось разрешения министерства образов ания. Однако общегосударственные правила и нормы, коль скоро смысл их не очевиден для данного лица, французы норовят игнорировать или обойти. Ког да немцы в 1940 году вошли в Париж, они первым делом ввели закон, обязывающий переходить улицу только в положенных местах, и это вызвало взрыв негодов ания у парижан. Конфликт между неизбежной ограниченностью индивидуального ума и требо ванием универсальности общих правил наблюдается во многих ситуациях, в плоть до самых курьезных. Так, городские туалеты во Франции часто не имею т крыши, и голова мужчины, стоящего за стенкой туалета, хорошо видна с улиц ы. Эта ситуация дала повод французскому парламенту (!) несколько раз обсуж дать вопрос: должен ли мужчина, находясь в туалете, здороваться со знаком ой ему женщиной, идущей про тротуару? Доминирование интеллекта в жизненном процессе приводит к тому, что дейс твие не является для французов родной стихией. Действительность обычно сопротивляется рационализации и упорядочению. Действуя, следует огран ичивать свободу мысли. Поэтому в момент действия, когда теория должна во площаться в жизнь, француз начинает нервничать и колебаться. Англичанин , по мнению Мадариаги, с помощью предрассудков «защищает свою практику, о браз жизни от разлагающего действия интеллекта». Француз, напротив, выдв игая все новые и новые принципы, защищает свободу своего разума от практ ического жизненного хаоса. Алогичность англичанина приближает его к де йствительности, логичность француза — наоборот, отдаляет его от жизни. Вместе с тем, поскольку сама жизнь во французском понимании во многом со впадает с разговором, любовным и дружеским общением или воодушевленным стремлением реализовать какую-либо идею, — внутреннее чувство свободы или ее отсутствия сильнее ощущается французом, чем англичанином. Французы не обладают «гением спонтанной организации». Верность достиг нутому пониманию права и закона для них дороже согласованности действи й. В отличие от англичан, французы — противники компромиссов. Их история полна проявлений политической и религиозной нетерпимости. Достаточно вспомнить Варфоломеевскую ночь, три революции XVIII-XIX веков, неоднократные с лучаи рукоприкладства в парламенте. «Об Испании было сказано, — пишет М адариага, — что этой страной невозможно править, поскольку испанцы — н арод королей. Франция — страна министров. Нет ни одного человека, которы й бы не считал, что может занять самый высокий пост». Против национального индивидуализма французская культура ищет лекарс тва в виде детальной регламентации прав и обязанностей. Конституция, пра вовые кодексы, административные решения служат основой политического и гражданского порядка. Во Франции существует государственно-бюрократ ическая система, которая работает четко и организованно. Хорошо налажен ы общественные службы, имеются прекрасные дороги, гостиницы. Если англий ская организация «свободна, инстинктивна, вездесуща, жизненна, совпадае т с действием, то французский порядок — официален, установлен сверху, пр инят снизу, регулируется сложной системой правил, предвосхищающей все в озможные случаи». Национализация охватывает во Франции многие отрасли культуры. Здесь всегда были сильны социалистические и корпоративные те нденции. Государству принадлежат многие театры, больницы, научные центр ы. Даже частные лицеи организованы по одному образцу. Во Франции как нигде высок престиж интеллектуалов. Государство и общест венность систематически осуществляют отбор умов в высшие эшелоны влас ти и профессий. Если в Англии наибольшим престижем обладают представите ли родовой аристократии, то во Франции — ученые, художники, философы. При этом бедное детство и низкое происхождение засчитывается преуспевшему интеллектуалу не как минус, а, скорее, как плюс. Здесь опять приходится вс помнить о близком родстве идей рациональности, равенства, демократии и с оциализма. Характерны различия в колониальной политике англичан и французов. Англ ийские чиновники, руководствуясь здравым смыслом, чувством естественн ой иерархии, вели себя в колониях как аристократы. Они управляли подопеч ными территориям и не вступали в близкие отношения с представителями ме стной элиты, но и не нарушали традиционных обычаев и структур власти. Фра нцузы, вдохновляемые идеями равенства, интернационализма, представлен ием об одинаковости разума у всех людей, вели обучение в своих колониях н а французском языке, активно проводили политику европеизации. Что же из этого вышло? После обретения независимости борьба за национальное само определение, эмансипацию от бывшей метрополии сильнее разгорелась в бы вших французских колониях, чем в английских, поскольку в первых было бол ьше образованной национальной интеллигенции, стремившейся к власти. Приверженность французов к однажды выработанным доктринам, политическ им и религиозным догмам затрудняет компромиссы между представителями разных идеологий. Но поступиться суверенностью индивидуального интелл екта они все же не готовы. Отсюда неравномерность исторического процесс а, тенденция к революционному, а не эволюционному типу развития. Идеи во Ф ранции кристаллизуются в жестких формах, и некоторое время жизненная ст ихия свободно течет внутри них. Но в какой-то момент общество начинает чу вствовать себя скованным принципами. Нарастает конфликт между жизнью и ее формами, происходит их крутая ломка, после чего дух освобождается для новой творческой работы. В отличие от политической сферы, семейная и личная жизнь, поскольку она о хватывается и просматривается индивидуальным интеллектом, отличается согласованностью, естественностью и непринужденностью. Во взглядах на мораль царит редкое единодушие, считается, что каждый вправе поступать с огласно своей природе и своему разуму. В личных отношениях никто не стре мится утвердить всеобщую истину. Перед умом французы преклоняются и име ют вкус к интеллектуальным дискуссиям, которые разгораются по всякому п оводу. Детей с малых лет поощряют к тому, чтобы они открыто выражали свои м ысли. Французы умеют не только говорить, но и слушать. Если у англичан терпимос ть в политике сочетается с нетерпимостью в личных делах, то во Франции де ло обстоит как раз наоборот. Французы постоянно конфликтуют в политике и легко налаживают личные отношения. Этому способствует и эмоциональная открытость французов, которой нет у англичан. Вопросы семейной жизни, лю бви, вопросы, связанные с бытовыми и естественными нуждами, свободно обс уждают и дискутируют в дружеском, семейном кругу. Браки во Франции заклю чаются после всестороннего обсуждения, можно сказать, по расчету. Но эмо циональная атмосфера во французских семьях более теплая и живая, чем в а нглийских. Английские дети и родители имеют обычно лишь редкие контакты друг с другом. В Англии молодой человек уже в 12-14 лет мечтает уехать куда-ни будь в Оксфорд или Кембридж и освободиться от родительской опеки. Во Фра нции же совместная семейная трапеза, поход в ресторан тремя поколениями — основные радости жизни. Англичане нередко отдают своих родителей в до ма престарелых, где, впрочем, за ними хорошо ухаживают. Но французу сама мы сль о том, чтобы отдать бабушку или дедушку в приют, представляется кощун ством. Чувства французов свободны, открыты, интеллектуализированы, но не подав лены разумом. Иногда это создает впечатление легкомыслия и даже цинизма . Физиологические отправления не покрываются флером стыдливости. Степе нь откровенности в сексуальных вопросах и при описании интимных сцен во французской литературе была всегда очень велика и шокировала иностран цев. Страсти и физиологические чувствования, открыто проявляясь, подвер гались постоянной шлифовке культурой. Поэтому французский этикет, гала нтность, вежливость считались в Европе образцовыми. Другие нации сильно проигрывали в этом отношении французам: за англичанами долго держалась репутация людей «неотесанных», немцев считали чуть ли не варварами, а ит альянцев — кривляками и болтунами. Поскольку в личных чувствах француз ясен и свободен, ему не свойственны ни бурные вспышки веселья, ни хандра и сплин, который мы наблюдаем у русск их и англичан. Французы сохраняют уравновешенность в горе, радости и люб ви, но вспыльчивы, когда надо действовать и принимать решения. Французск ий характер не знает «корки» над страстями, которая есть у англичан. Фран цуз производит впечатление открытого, смелого, искреннего человека, тог да как англичанин кажется скованным и даже робким. Однако на поле боя анг личане проявляли больше выдержки и находчивости, чем французы. Сочетание высокоразвитого интеллекта, эмоциональной раскованности и э стетического вкуса создают во Франции благоприятную среду для искусст ва. Литература, живопись, скульптура, поэзия — важные элементы французс кой жизни. Выставки, конкурсы, присуждения призов становятся национальн ыми событиями. «Республика словесности» во Франции — государство в гос ударстве, со своими законами и авторитетами. Париж — мировая столица ис кусств. Особенностью французского искусства, легко объяснимой с точки зрения М адариаги, является преобладание в нем познавательных, аналитических и р еалистических тенденций. Художественная литература своим стремлением обнажить скрытые корни жизни приближается к физиологии и социологии. Ма ркс говорил, что один Бальзак дал ему больше в смысле познания буржуазно го общества, чем произведения всех профессиональных экономистов. Язык для французов — главная материя духа. Немцы и русские склонны усма тривать центр души в чем-то молчаливом и невыразимом. Они погружены в сво е бессознательное и потому воспринимают французов как людей легкомысл енных, ненадежных и чересчур болтливых. Фрейдовский психоанализ, акцент ирующий значение бессознательных механизмов психики, не был популярен во Франции до тех пор, пока Жак Лакан не превратил его в «словоговорение», акцентируя при этом анализ языковых, семиотических структур. Именно язы к связывает нацию воедино. Ни один другой народ не вел столь упорной борь бы за сохранность своего языка. Целая Академия неустанно трудится, чтобы обеспечить его чистоту, постоянно обсуждая приемлемость того или иного слова. Умение рационально и систематически изложить свое понимание вещей поз воляет французскому уму смело вторгаться в такие области знаний, которы е другим народам доступны лишь с помощью чувств и интуиции. Уже в XVIII веке в о Франции появляются научные трактаты о любви. Да и любовные романы част о несут в себе элементы научного анализа. («Опасные связи» Шодерло де Лак ло). Пожалуй, только французскому писателю могла прийти в голову мысль по строить интригу на том, что герой с целью изучения механизма любовной ст расти целенаправленно соблазняет и губит юную девушку, фиксируя в дневн ике ход эксперимента (роман «Ученик» Поля Бурже, опубликован в 1889 году). Сам ые тонкие нюансы любовного чувства анализируются в трактате Стендаля « О любви». Так что, даже не читая Фрейда, французы могут быть искусными анал итиками душевной жизни, которую препарируют со свойственным им изящест вом. Однако «вера в разум» имеет следствием недооценку иррациональных, бесс ознательных компонентов психики. Все, что можно понять и объяснить, фран цузы выражают в слове. А то, что нельзя сознательно помыслить и выговорит ь, они вообще не признают. Высокий уровень интеллекта — результат своего рода «интеллектуальной демократии» — создает ситуацию, когда искусство представлено таланта ми, но не гениями. Мадариага отмечает, что ни один из вечных образов литера туры не родился во Франции. Гений — нечто выходящее за рамки, нарушающее пропорции, законы формы, чего французский вкус допустить не может. Гениа льность чаще всего встречается в Германии, России, Англии, где социальны е силы более жестко направляют и ограничивают творческий процесс. Это сп особствует концентрации творческой энергии. Внезапные прорывы духа ус иливаются моральными и политическими прорывами, действуя с ними в унисо н, и это рождает гениальных писателей и философов. Талантливость — унив ерсальная способность обрабатывать и упорядочивать материал, каждодне вно упражняемая, вполне гармонирует с французским характером. Но гениал ьность во Франции редка. Портрет культуры испанцев Испанец олицетворяет собой тип челове ка страсти. Страсть — более целостное проявление личности, чем действие или мысль. Когда человек страстен, фокус бытия сосредотачивается в нем с амом, а не на предмете мысли или объекте действия. Голос страстного челов ека звучит сильнее, чем голос мыслящего. Если для англичанина жить — зна чит делать вещи, для француза — познавать их, то испанец живет, высвобожд ая свою энергию в страстных порывах. В промежутках между ними он созерца ет мир. Испанец склонен воспринимать жизнь как драму, главный герой кото рой — он сам. Личный опыт, симпатии, привязанности дороже для него, чем аб страктные идеи и принципы. Даже деньги и богатство не вызывают у испанце в особенного интереса. Во всяком случае, досуг, друзья, здоровье, свобода ч увствований, природа — это главное в жизни, и жертвовать чем-либо из этог о ради денег или высокого положения в обществе для испанца не имеет смыс ла. Испанец не любит дробить свое существование строгим распорядком жизни и специализироваться в какой-либо деятельности. Ему мало свойственны «п олезные» увлечения: изобретательство, хобби, связанные с улучшением быт а. Все, что не имеет привкуса страсти, не выводит испанца из состояния пасс ивности. Испанцу трудно дается дискурсивное, систематическое мышление. Внешние впечатления и свободно текущие мысли смешиваются с идущими изнутри нас троениями и чувствами до тех пор, пока какое-либо впечатление не вызовет яркую вспышку страсти. Мысль испанца «подобна солнцу, растопляющему тум ан бытия серией беспорядочных откровений». Она глубоко личностна. Это, п режде всего, «его мысль», а не «мысль о чем-то». Она рождается в недрах души, а не в поверхностном слое разума. Знание, вырабатываемое испанцами, отли чается цельностью, субстанциональностью, конкретностью. Испанская философия имеет долгую и сложную историю. В ней смешаны европе йские и арабские элементы, христианская совесть и сократовский ум, оживш ая схоластика и настроения новейшего экзистенциализма. Она оригинальн а, жизненна, отличается неприятием сухого академизма, погружена в народн ую стихию мысли. Она не создает систем, но стремится к ясному, образному вы ражению, интересуется не отвлеченными проблемами, а «диалектикой души», чем сходна с русской философией, которая тоже чувствует себя уютней в ху дожественном обрамлении, чем на академической кафедре. Доминирование страсти и низкий (в среднем) уровень интеллекта были, согл асно Мадариаге, причиной того, что научно-техническая, экономическая, по литико-административная деятельность не получили развития в Испании, к оторая долгое время была сельскохозяйственной, отсталой страной. С друг ой стороны, эмоциональность, интуиция и созерцательность — это источни ки высокой философской, художественной и религиозной культуры. Церковь, армия, искусство — наиболее привычные сферы деятельности, дающие выход страстям и гениальности испанцев. Они смелые авантюристы, путешественн ики, вдохновенные проповедники-миссионеры, инквизиторы, гениальные худ ожники, создатели «вечных образов» — Дон-Кихота и Дон-Жуана. Уже одними э тими образами испанский гений обессмертил себя, выразив потрясающе сме ло и правдиво глубинную, во многом иррациональную и эксцентричную приро ду человека, его метания между высшим идеалом и фантомом, любовью к Богу и соблазном плотских удовольствий. Причина популярности «вечных образов » — в их глубочайшей человечности. Они, несомненно, трагичны, противореч ивы, как и сама жизнь. В них выражено «огромное несоответствие» между иде алом и жизнью, которое, вероятно, и есть наиболее характерная, сущностная черта человека. Два важных качества испанцев, согласно Мадариаге, — индивидуализм и гум анизм — тесно связаны друг с другом и с доминирующей в их характере стра стью. Первый вытекает из глубокого убеждения в том, что все важные событи я разыгрываются в душе человека. Отсюда — равнодушие к «внешним» событи ям, «нуждам отечества», интересам общества. Это не равнозначно эгоизму и, тем более, утилитаризму. Просто у испанца «перевернутая шкала ценностей ». В центре — он сам, в окружении своих близких, друзей и родственников, на втором месте — интересы города, провинции, на третьем — страны и совсем уже смутен образ человечества как целого. В Испании семнадцать областей. И у каждой — собственная столица, флаг, за коны, язык. Если французы добивались, и добились, в конце концов, единого я зыка для всей страны, то испанские провинции всегда стремились к языково й независимости. После смерти Франко, который пытался бороться с сепарат измом, они вновь перешли на собственные языки. Испанцы, правда, любят увер ять себя и других в том, что они патриоты и националисты. Но если спросить их, что такое Родина, то окажется, что речь идет о стране басков, Каталонии, Кастилии, Галисии, а вовсе не об Испании. Индивидуализм препятствует соз данию в Испании нормально действующих политических партий. Их в Испании много, одних только коммунистических партий до прихода к власти Франко н асчитывалось четырнадцать, но каждая партия — это просто политический клуб для людей, приятных чем-то друг другу, объединяющихся вокруг яркой л ичности. Какую именно идеологию они защищают, — этого испанцы и сами тол ком не знают. Их индивидуализм проявляется еще и в том, что семья, дом, близ кие друзья для их неизмеримо важнее материальных благ и всякой политики . Дети и старики чувствуют себя вполне комфортно в семейном окружении. Вс тречи и беседы с друзьями в ресторанах, барах, длящиеся по много часов — с редоточие общественной жизни и самое большое удовольствие. Дружеские и общественные собрания продолжаются неопределенно долгое время. Прерыв ать говорящего считается неприличным. Из-за этого заранее назначенные в стречи и мероприятия запаздывают или просто срываются. Точность и обяза тельность — не в характере испанцев. К этому давно все привыкли. Но иност ранцу расхлябанность административного аппарата бросается в глаза. Время работы государственных служб точно не определено, к тому же, почти каждый день в календаре — праздник какого-нибудь святого, а в праздник, к ак известно, работать нельзя. Для получения справки, визы или лицензии пр иходится ездить в разные концы города, тратя на это по несколько дней и не дель. Однако существуют посреднические организации. В них работают моло дые люди — родственники или друзья высокого начальства. Они знают в как ой таверне и в какое время тот или иной чиновник отдыхает или встречаетс я с друзьями. Туда-то и приносят ему на подпись заранее оформленные докум енты. Так что за определенную мзду и при некоторой расторопности можно б ыстро получить нужные бумаги. Погруженность в то, что происходит здесь и теперь важнее всяких долгосро чных планов. Испанцы никуда не торопятся. Жить ради будущего — равносил ьно сумасшествию. Если речь заходит о том, чтобы сделать какое-то давно за планированное дело, испанцы отвечают «маньяна» — что значит «завтра», « как-нибудь», «при случае», а лучше сказать — «пропади оно все пропадом». Как уже отмечалось, испанец — не себялюбец. Чувство чести составляет се рдцевину его личности и вполне может подвигнуть на самопожертвование. О днако у испанца нет абстрактного понимания долга. Он предан лично Богу, к оролю, королеве, вождю, своей возлюбленной. И поскольку вспышки страсти о бычно находят себе выход в поступке, то и угрызения совести не часто посе щают испанца. Гуманизм испанца состоит в непосредственности и искренности его мнени й, поступков, в признании достоинств другого человека независимо от зани маемого им положения и политических убеждений. Другой человек может быт ь другом или врагом, но его не воспринимают как представителя класса, нац ии или партии. Эти понятия слишком отвлеченны, чтобы к ним всерьез относи ться. Когда Испания волей судеб стала на короткое время ареной борьбы ко ммунистической и фашистской идеологий, ни та, ни другая не одержали побе ды, и все кончилось режимом личной власти. Особенности испанского искусства в том, что оно народно, и вместе с тем ин дивидуально. Хоровое пение почти отсутствует. Музыка, архитектура — иск усства, требующие не столько глубины, сколько чувства формы, в Испании ра звиты слабо. Но зато гениальные испанские художники — Рибера, Веласкес, Эль-Греко, Пикассо, Дали представляют вершину мировой живописи. Испанско е искусство импровизационно и содержательно. Итальянская живопись обл адает совершенством формы, безотносительно к содержанию, и этим восхища ет. В искусстве Испании преобладает живопись, а не раскрашенный рисунок, цветовая гамма изобильна, в то время как форма бывает незавершенной. В литературе страстность испанского характера проявляется особенно яр ко. Язык — непосредственное выражение души народа — играет большую рол ь, нежели жанр, фабула, сюжет. Энергия, звучность, выразительность испанск их крылатых фраз и поговорок, пожалуй, не знает себе равных среди европей ских языков. В литературе не прослеживается влияние определенной школы, коллективной традиции. Каждый испанский писатель начинает заново. Поэт ому даже в гениальных работах мы находим сочетание наивных, примитивных черт с блестящей изощренностью. Долгое время шла дискуссия о том, существует ли вообще испанская философ ия. Полная «чистота» мысли, освобожденная от всяких «примесей» волевых и чувственных импульсов, которая обычно предполагается у философа, вряд л и возможна для человека страсти. Специальная комиссия занималась этим в опросом и пришла к выводу, что «имеет место испанское мышление, облаченн ое в разнотипную философскую форму». По мнению Мадариаги, мышление испан ца отличается созерцательностью, методической неорганизованностью, бе зразличием к системе, импровизированностью выдвигаемых решений, не выс траивающихся в целостную теорию. Выдающиеся испанские мыслители ХХ века, такие как Унамуно, Ортега, Мадар иага, конечно, были философами. Но в центре их философских исканий — экзи стенциальные, глубоко жизненные противоречия человеческого сознания. Это проблемы смерти и бессмертия, веры и разума, стремление познать Бога и невозможность достичь этого одним только умом, всегда ограниченным ра мками культуры, колеблющимся по своей силе и направленности. Заключен ие В свя зи с предложенными Мадариагой характеристиками трех национальных куль тур можно было бы высказать немало возражений. Не ясно, в какой мере нацио нальный характер является источником, базисом культуры, а в какой — ее с ледствием, личностным выражением? Неубедительно выведение национально го характера из упрощенной триадической схемы, в которой почему-то не на ходят себе места память, воображение, восприятие, интуиция и другие псих ические функции. Можно вспомнить классификацию психических типов Юнга, основанную на выделении четырех психических функций (мышления, сенсори ки, интуиции, оценивающего чувства) и двух модальностей (экстравертности и интровертности). В соционике, созданной А. Аугуставичюте в 70-е годы ХХ век а на основе юнгианской психологии, многие социально-характериологичес кие качества, такие как логичность, этичность, конфликтность, взаимопони мание, готовность к сотрудничеству, стремление к достижению и т.п., выводя тся из комбинации двух или трех функций, а психических типов насчитывает ся не три, как у Мадариаги, а шестнадцать. И даже если признать тройственну ю классификацию характеров Мадариаги работающей при анализе выбранных им наций, то остается неясным, что делать с остальными? Их придется призна ть или ослабленными вариантами трех основных характеров, или смешанным и типами. Но зато из национальной культурологии Мадариаги становится ясно, что те ория наций, подобно теории личности, не может сводиться к жестким схемам и типологиям. Ее можно начать строить, избрав в качестве исходного самый простой принцип. И затем, в ходе развития, она превращается в живое, ветвящ ееся дерево знания. Список испол ьзованных источников 1 . Э. В. Соколов. Сальвадор де Мад риага: доминанты национальных характеров. / «Человек» N 4 2003 г. 2 . У чебно е пособи е "Этика делового общения". / электронная публикация ( http://www.jobman.ru/cgi-bin/doc.cgi?id=1302 ). 3. Э фендиев Ф.С. Этнокультура и национальное самосознание. – Нал ь чик: «Эль – Фа», 1999. – 304 с. 4. Санкт-петербу ргский государственный университет. Конспект у че б ного пособия / Под ред. д.п.н Ю. П. Платонова «введение в этническ ую пс и хологию».