Политические воззрения С.П.Шевырева

Политические воззрения С.П. Шевы рева Ермашов Д. В. Родился 18(30) октября 1806 года в Саратове. Окончил Благородный пансион при Мос ковском ун-те (1822). С 1823 г. состоял на службе в московском архиве Коллегии инос транных дел, входя в кружок т. н. "архивных юношей", позже составивших костя к "Общества любомудрия" и занимавшихся изучением философских идей немец кого романтизма, Шеллинга и др. В 1827 г. участвовал в создании журнала "Моско вский вестник", с которым на первых порах сотрудничал и А.С. Пушкин. В 1829 г. в к ачестве учителя сына кн. З.А. Волконской выехал за границу. Три года провел в Италии, посвящая все свободное время изучению европейских языков, кла ссической филологии и истории искусств. Возвратившись в Россию, по предл ожению С.С. Уварова занял место адъюнкта словесности в Московском ун-те. Д ля приобретения должного статуса в 1834 г. представил сочинение "Данте и его век", через два года — докторскую диссертацию "Теория поэзии в историчес ком ее развитии у древних и новых народов" и исследование "История поэзии ", заслужившее положительный отзыв Пушкина. В течении 34 лет преподавал ряд курсов по истории русской литературы, всеобщей истории поэзии, теории с ловесности и педагогике. Профессор Московского ун-та (1837– 1857), заведубщий к афедрой истории русской словесности (с 1847 г.), академик (с 1852 г.). Все эти годы ак тивно занимался публицистической деятельностью. В 1827– 1831 гг. Шевырев — со трудник "Московского вестника", в 1835– 1839 — ведущий критик "Московского наб людателя", с 1841 по 1856 г. — ближайший сподвижник М.П. Погодина по изданию "Москв итянина". Спустя некоторое время после увольнения от должности профессо ра уехал в 1860 г. Европу, читал лекции по истории русской литературы во Флоре нции (1861) и Париже (1862). Для Шевырева было характерно стремление построить свое мировоззрение на фундаменте русского национального самосознания, имеющего, с его точк и зрения, глубокие исторические корни. Рассматривая литературу как отра жение духовного опыта народа, он пытался именно в ней обнаружить истоки русской самобытности и основы национального образования. Эта тема — кл ючевая в научной и публицистической деятельности Шевырева. Ему принадл ежит заслуга "первооткрывателя" древнерусской художественной литерату ры в целом, он одним из первых стал доказывать российскому читателю факт ее существование еще со времен Киевской Руси, ввел в научный оборот мног ие известные ныне памятники допетровской русской словесности, привлек многих начинающих ученых к сравнительному изучению отечественной и за рубежной литературы и т. п. В подобном же духе развивались и политические воззрения Шевырева, основные мотивы публицистики которого заключались в утверждении российского своеобразия и критике западничества, отверг авшего таковое. С этой точки зрения, Шевырев был одним из наиболее крупны х идеологов т. н. теории "официальной народности" и одновременно одним из с амых ярких ее популяризаторов. В период сотрудничества в "Москвитянине", принесший ему репутацию ярого приверженца официальной идеологии, осно вные свои усилия Шевырев прилагал к разработке одной проблемы — доказа тельству пагубности для России европейского влияния. Значительное мес то в ряду работ мыслителя на эту тему занимает его статья "Взгляд русског о на современное образование Европы", в которой он постулировал ставшие впоследствии широко известными тезисы о "гниении Запада", его духовной н еизлечимой болезни; о необходимости противодействовать "магическому о баянию", которым все еще очаровывает русских людей Запад, и осознать свою самобытность, покончив с неверием в собственные силы; о призвании России спасти и сохранить в высшем синтезе все духовные здоровые ценности Евро пы и т. д. и т. п. Умер 08(20) мая 1864 года в Париже. Сочинения: Взгляд русского на современн ое образование Европы // Москвитянин. 1941. № 1. Антология мировой политической мысли. Т. 3. М., 1997. С. 717– 724. История русской словесности, преимущественно древней. М., 1846– 1860. Об отечественной словесности. М., 2004. Письма М.П. Погодина, С.П. Шевырева и М.А. Максимовича к князю П.А. Вяземскому. СПб., 1846. Список литературы Песков А.М. У истоков философст вования в России: Русская идея С.П. Шевырёва // Новое литературное обозрени е. 1994. .№ 7. С. 123– 139. Тексты Взгляд русского на современное образование Европы (1) Есть мгновения в истории, когд а все человечество сказывается одним всепоглощающим именем! Таковы име на Кира(2), Александра(3), Цезаря(4), Карла Великого(5), Григория VII(6), Карла V(7). Наполе он готов был наложить свое имя на современное нам человечество, но он вст ретил Россию. Есть эпохи в Истории, когда все силы, в ней действующие, разрешаются в двух главных, которые, вобрав в себя все постороннее, сходятся лицом к лицу, ме ряют друг друга очами и выступают на решительное прение, как Ахилл и Гект ор в заключении Илиады(8). — Вот знаменитые единоборства всемирной Истор ии: Азия и Греция, Греция и Рим, Рим и мир Германский. В мире древнем эти единоборства решались силою материальною: тогда cила правила вселенною. В миpе Христианском всемирные завоевания стали невоз можны: мы призваны к единоборству мысли. Драма современной истории выражается двумя именами, из которым, одно зву чит сладко нашему сердцу! Запад и Россия, Россия и Запад — вот результат, вытекающий из всего предыдущего; вот последнее слово истории; вот два да нные для будущего! Наполеон (мы не даром с него начали); содействовал много к тому, чтобы наме тить оба слова этого результата. В лице его исполинского гения сосредото чился инстинкт всего Запада — и двинулся на Poccию, когда мог. Повторим, слов а Поэта: Хвала! Он русскому народу высокий жребий указал.(9) Да, минута великая и решительная. Запад и Россия стоять друг перед другом, лицом к лицу! — Увлечет ли нас он в своем всемирном стремлении? Усвоит ли себе? Пойдем ли мы в придачу к его образованию? Составим ли какое-то лишнее дополнения к его истории? — Или устоим мы в своей самобытности? Образуем мир особый, по началам своим, а не тем же европейским? Вынесем из Европы ше стую часть миpa... зерно будущему развитию человечества? Вот вопрос — вопрос великий, который не только раздается у нас, но отклик ается и на Западе. Решать его — во благо Poccии н человечества — дело поколе ний нам современных и грядущих. Каждый, кто только призван на какое бы то н и было значительное служение в нашем Отечестве, должен начать решением с его вопроса, если хочет связать действия свои с настоящею минутою жизни. Вот причина, почему и мы с него начинаем. Вопрос не нов: тысячелетие русской жизни, которое наше поколение может п раздновать через двадцать два года, предлагает на него полный ответ. Но с мысл истории всякого народа есть тайна, кроющаяся под внешнею ясностию с обытий: каждый разгадывает ее по-своему. Вопрос не нов; но в наше время важ ность его ожила и сделалась для всех ощутительною. Кинем же общий взгляд па состояние современной Европы и на отношение, в к аком находится к ней нaшe Отечество. Мы устраняем здесь все политические в иды и ограничиваемся только одною картиною образованности, объемлющей религию, науку, искусство и словесность, последнюю как самое полное выра жение всей человеческой жизни пародов. Мы коснемся, разумеется, только г лавных стран, которые действуют на поприще европейского мирa. Начнем с тех двух, которых влияние менее всего доходит до нас н которые об разуют собою две крайние противоположности Европы. Мы разумеем Италию и Англию. Первая взяла на долю свою все сокровища идеального мира фантазии ; почти совершенно чуждая всем приманкам роскошной промышленности совр еменной, она, в жалком рубище нищеты, сверкаете своими огненными глазами, очаровываете звуками, блещет нестареющеюся красотою и гордится своим м инувшим. Вторая корыстно присвоила себе все блага существенные житейск ого мира; утопая сама в богатстве жизни, она хочет опутать весь миp узами с воей торговли и промышленности. […] *** Франция и Германия — вот те дв е стороны, под влиянием которых мы непосредственно находились и теперь н аходимся. В них, можно сказать, сосредоточивается для нас вся Европа. Здес ь нет ни отделяющего моря, ни заслоняющих Альпов. Всякая книга, всякая мыс ль Франции и Германии скорее откликается у нас, нежели в какой-либо друго й стране Запада. Прежде преобладало влияние французское: в новых поколен иях осиливает германское. Всю образованную Poccию можно справедливо разде лить на две половины: французскую и немецкую, по влиянию того или другого образования. Вот почему особенно важно вникнуть нам в современное положение этих дву х стран и в то отношение, в каком мы к ним находимся. Здесь мы смело и искрен но скажем наше мнение, зная заранее, что оно возбудить множество противо речий, оскорбит многие самолюбия, расшевелит предрассудки воспитания и учений, нарушит предания, доселе принятые. Но в вопросе, решаемом нами, пер вое условие есть искренность убеждения. Франция и Германия были сцен ами двух величайших событий, к которым подводится вся история нового Зап ада, или правильнее: двух переломных болезней, соответствующих друг друг у. Эти болезни были — реформация в Германии(10), революция во Франции(11): боле знь одна и та же, только в двух разных видах. Обе явились неизбежным следст вием западного развития, npиявшегo в себя двойство начал и утвердившего се й раздор нормальным законом жизни. Мы думаем, что эти болезни уже прекрат ились; что обе страны, испытав перелом недуга, вошли опять в развитие здра вое и органическое. Нет, мы ошибаемся. Болезнями порождены вредные соки, к оторые теперь продолжают действовать и которые в свою очередь произвел и уже повреждение органическое и в той, и в другой стране, признак будуще го саморазрушения. Да, в наших искренних, друж еских, тесных сношениях с Западом, мы не примечаем, что имеем дело как будт о с человеком, носящими в себе злой, заразительный недуг, окруженным атмо сферою опасного дыхания. Мы целуемся с ним, обнимаемся, делим трапезу мыс ли, пьем чашу чувства... и не замечаем, скрытого яда в беспечном общении наш ем, не чуем в потехе пира будущего трупа, которым он уже пахнет. Он увлек нас роскошью своей образованности; он возит нас на своих окрыленных пароходах, катает по железным дорогам; уго ждает без нашего труда всем прихотям нашей чувственности, расточает пер ед нами остроумие мысли, наслаждения искусства.... Мы рады, что попали на пи р готовый к такому богатому хозяину... Мы упоены; нам весело даром вкусить то, что так много стоило.... Но мы не замечаем, что в этих яствах таится сок, ко торого не вынесет свежая природа наша…. Мы не предвидим, что пресыщенный хозяин, обольстив нас всеми прелестями великолепного пира, развратит ум и сердце наше; что мы выйдем от него опьянелые не по летам, с тяжким впечат лением от оргии, нам непонятной... Но успокоимся верою в Провидение, Которого пе рст явен на нашей истории. Вникнем лучше в характер обоих недугов и опред елим для себя урок мудрого предохранения. Есть страна, в которой оба перелома совершились еще ранее, нежели во всем Западе и упредили тем его развитие. Эта страна – – остров для Европы, и в географическом и в историческом отношении. Тайны ее внутренней жизни до сих пор не разгаданы — и никто не решил, почему оба переворота, в ней так р ано совершившиеся, не произвели никакого, по крайней мере видимого, орга нического повреждения. Во Франции великий недуг породил разврат личной свободы, который всему г осударству угрожает совершенною дезорганизациею. Франция гордится тем , что стяжала себе политическую свободу; но посмотрим, как применила она е е к разным отраслям своего общественного развития? Что совершила она эти м приобретенным орудием в области религии, искусства, науки и литературы ? Мы не будем говорить о политике и промышленности. Прибавим только, что ра звитие ее промышленности стесняется год от году более своеволием низши х классов народа, и что монархический и вельможный характер роскоши и бл еска ее продуктов нисколько не соответствует направленно ее народного духа. Каково теперь состояние религии во Франции? — Религия имеет два проявле ния: личное в отдельных людях, как дело совести каждого, и государственно е, как Церковь. Потому и рассматривать развитие религии в каком-либо наро де можно только с эти двух точек зрения. Развитие государственное религи и очевидно; оно на глазах у всех; но трудно проникнуть в развитие ее личное , семейное, скрытое в тайне жизни народной. Последнее можно видеть или на м есте, или в литературе, или в воспитании. С 1830 года, как известно, Франция утратила единство религии государственно й. Страна, искони римско-католическая, допустила свободный протестантиз м и в недра своего народа и в недра царствующей фамилии. С 1830 года все религ иозные процессии церкви, эти торжественные минуты, в которые является он а служительницею Бога перед глазами народа, в жизни народа французского уничтожены. Знаменитейший обряд западной церкви, великолепное шествие : corpus Domini(12), совершаемое так блистательно во всех странах римско-католическо го Запада, уже не совершается никогда на улицах Парижа. Когда умирающий п ризывает к себе дары Христовы перед кончиною, церковь отправляет их без всякого торжества, священник приносит их тайно, как будто во времена гон ений на Христианство. Религия может совершать обряды свои только внутри храмов; она одна как будто лишена прав на общественную публичность, тогд а как все во Франции ею безнаказанно пользуется; храмы Франции похожи на катакомбы первоначальных Христиан, которые не смели выносить наружу из ъявлений своего Богопочитания. [...] Все эти явления нынешней жизни народа Французского не показывают в нем р елигиозного развития. Но как решить тот же вопрос относительно внутренн ей жизни семейств во Франции? Литература нам доносит о том самые печальн ые известия, раскрывая картины этой жизни в своих неутомимых рассказах. Памятно мне при этом слово, слышанное из уст одного публичного наставник а, который уверял меня, что всю религиозную нравственность можно заключи ть в правилах Арифметики. [...] Литература в народе бывает всегда результатом совокупного его развити я по всем отраслям человеческой его образованности. Из предыдущего, тепе рь могут быть ясны причины упадка современной литературы во Франции, про изведения которой, к сожалению, слишком известны в нашем Отечестве. Наро д, который злоупотреблением личной свободы уничтожил в себе чувство Рел игии, обездушил искусство и обессмыслил науку, должен был, разумеется, зл оупотребление свободы своей довести до высшей степени крайности в лите ратуре, не обузданной ни законами государства, ни мнением общества. [...] Мы заключим прискорбную картину Франции указанием на одну общую черту, к оторая ярко заметна почти во всех современных ее писателях. Все они сами чувствуют болезненное состояние своего отечества во всех отраслях его развития; все они единодушно указывают на упадок его Религии, политики, в оспитания, наук, и самой Словесности, которая их же собственное дело. Во вс яком сочинении, касающемся современной жизни, вы верно найдете нескольк о страниц, несколько строк, посвященных порицанию настоящего. Их общий г олос может достаточно покрыть и подкрепить в этом случае наш собственны й. Но вот что странно! То чувство апатии, каким сопровождаются всегда таки е порицания, которые вошли у литераторов Франции в какую-то привычку, сде лались модою, превратились в общее место. Ужасен всякий недуг в народе, но еще ужаснее при том холодная безнадежность, с какою о нем говорят те, кото рые, первые, должны бы были помышлять о средствах к его излечению. *** Перейдем же за Рейн(13), в страну соседнюю нам, и по стараемся вникнуть в тайну ее неосязаемого развития. Во-первых, нас пора жает, как яркая противоположность с землею, откуда мы лишь только вышли, э то внешнее благоустройство Германии во всем, что касается до ее государс твенного, гражданского и общественного развития. Какой порядок! какая ст ройность! Удивляешься благоразумию Немецкому, которое умело от себя уда лить все возможные соблазны своих мятежных за-рейнских соседей и строго заключиться в сфере собственной своей жизни. Немцы питают даже какую-то открытую ненависть или высокое презрение к злоупотреблению личной сво боды, коим заражены все части общества Франции. Сочувствие некоторых Нем ецких писателей Французскому своеволию не нашло почти никакого отголо ска в благоразумной Германии и не оставило никакого вредного следа во вс ем нынешнем быту ее! Эта страна в разных частях своих может представить п ревосходные образцы развития по всем ветвям сложной человеческой обра зованности. Ее государственное устройство зиждется на любви ее Государ ей ко благу подданных и на покорности и преданности сих последних своим властителям. Ее гражданское устройство почиет на законах самой чистой и откровенной справедливости, начертанной в сердцах ее правителей и в ума х подданных, призванных к исполнению гражданского дела. Ее университеты цветут и разливают сокровища учения по всем низшим заведениям, коим пору чено воспитание народное. Искусство развивается в Германии так, что став ит ее теперь в достойные соперницы с наставницей ее, Италией. Промышленн ость и внутренняя торговля делают успехи быстрые. Все, что служит к облег чению сношений между различными ее владениями, все чем только может горд ится современная цивилизация в отношении к удобствам жизни, как-то: почт ы, таможни, дороги и проч., все это превосходно в Германии и возвышает ее на степень страны, первенствующей своим внешним благоустройством на твер дой земле Европы. Чего же кажется недостает ей к ее непоколебимому вечно му благоденствию? Но над этою прочною, счастливою, благоустроенною внешностью германии но сится другой неосязаемый, невидимый мир мысли, совершенно отдельный от м ира ее внешнего. Главный недуг ее — там, в этом отвлеченном мире, не имеющ ем никакого соприкосновения с ее политическим и гражданским устройств ом. В Германцах, чудным образом, умственная жизнь отделяется от жизни вне шней, общественной. Потому в одном и том же Германце вы можете весьма част о встретить двух человек: внешнего и внутреннего. Первый будет самый вер ный, самый покорный подданный своего Государя, правдолюбивый и усердный гражданин своего отечества, отличный семьянин и неизменный друг, словом ревностный исполнитель всех своих внешних обязанностей; но возьмите то го же самого человека внутри, проникните в его умственный мир: вы можете н айти в нем самое полное развращение мысли, — и в этом недоступном для гла за мире, в этой неосязаемой умственной сфере, тот же самый Германец, смирн ый, покорный, верный в государстве, обществе и семье, — является буйным, н еистовым, насилующим все, непризнающим над мыслею своею никакой иной вла сти... Это тот же древний необузданный его предок, которого видел еще Тацит (14) во всей его самородной дикости выходившим из заветных лесов своих, с то ю только разницею, что новый, образованный перенес свободу свою из мира в нешнего в мир умственный. Да, разврат мысли — вот невидимый недуг Герман ии, порожденный в ней Реформацией и глубоко таящийся в ее внутреннем раз витии. [...] Направление, какое принимаю т теперь те обе страны, которыя производили и производят на нас сильнейш ее влияние, так противоречит жизненному началу нашему, так несогласно со всем нашим протекшим, что мы внутренно все, более или менее, признаем необ ходимость разорвать дальнейшие связи наши с Западом в литературном отн ошении. Я, разумеется, не говорю здесь о тех славных образцах его великого прошедшего, которые должны мы всегда изучать: они, как собственность все го человечества, принадлежат и нам, нам же по праву самых близких и прямых наследников в очереди народов, выходящих на сцену живущего и действующего мира. Я не говорю и о тех совре менных писателях, которые на Западе, видя сами направление человечества , их окружающего, вооружаются против него и ему противодействуют: такие п исатели много сочувствуют нам и даже нетерпеливо ожидают нашей деятель ности. Они впрочем составляют малое исключение. Я не разумею конечно и те х ученых, которые трудятся по известным отдельным частям наук и славно в озделывают их поле. Нет, я говорю вообще о духе образования западного, о ег о главных мыслях и движений новой его литературы. Здесь встречаем мы так ие явления, которые для нас кажутся непонятными, которые по нашему ни из ч его не вытекают, которых мы боимся, а иногда проходим мимо их равнодушно, б ессмысленно, или с чувством какого-то детского любопытства, раздражающе го наши взоры. Россия, к счастию, не испытала тех двух вел иких недугов, которых вредные крайности начинают сильно там действоват ь: отсюда и причина, почему не понятны для нее тамошние явления и почему их ни с чем своим она связать не может. Мирно и благоразумно созерцала она ра звитие Запада: принимая его, как предохранительный урок для своей жизни, счастливо избегла раздора или двойства начал, которому Запад подвергся в своем внутреннем развитии, и сохранила свое заветное и вседержащее еди нство; усвоивала себе только то, что могло быть ей прилично в смысле общеч еловеческом и отвергала постороннее... И теперь, когда Запад как Мефистоф ель в заключении Гётева Фауста, готовясь открыть ту огненную бездну, куд а он стремится, является к нам и гремит своим ужасным: Komm! Komm!(15) — не пойдет за ним Россия: никакого обета она не дала ему, никаким договором не связала б ытия своего с его бытием: она не делила с ним его недугов; она сохранила св ое великое единство, и в роковую минуту, может быть, она же назначена от Пр овидения быть великим Его орудием к спасению человечества. Не скроем, что литература наша в сношениях своих с Западом развила в себе некоторые недостатки. Мы подвод им их к трем. Первый из них — характеристическая черта нашей минуты, есть нерешительность. Она понятна из всего того, что сказано выше. Продолжать литературное развитие вместе с Западом мы не можем, ибо нет сочувствия в нас к его современным произведениям: в самих же себе мы еще не совсем откр ыли источник своенародного развития, хотя и были некоторые удачные в том попытки. Магическое обаяние Запада все еще сильно действует на нас, и мы н е можем вдруг от него отказаться. В этой нерешимости я полагаю одну из гла вных причин того застоя, который продолжается в течении нескольких лет в литературе нашей. Мы напрасно ждем современных вдохновений оттуда, отку да их прежде почерпали; Запад посылает нам то, что отвергается нашим умом и сердцем. Мы предоставлены теперь собственным своим силам; мы должны по неволе ограничиться богатым протекшим Запада и искать своего в нашей др евней Истории. Деятельность поколений новых, выступающих у нас на поприще под привычны м влиянием последних мыслей и явлений современного запада, парализуетс я невольно невозможностью применить тамошнее к нашему, и всякой кипящий силами юноша, если заглянет в глубь души своей, то увидит, что весь пылкий восторг и все внутренние силы его скованы чувством тяжкой и праздной нер ешимости. Да, вся литературная Россия разыгрывает теперь Геркулеса, стоя щего на распутии: Запад коварно манит ее за собою, но конечно суждена ей Пр овидением иная дорога. Второй недостаток в литературе нашей, тесно сопряженный с предыдущим, ес ть недоверчивость к собственным силам. До каких же пор, во всяком деле, пос ледняя книга Запада, последний номер журнала будут действовать на нас ка кою-то чародейственною силою и сковывать все наши собственные мысли? До каких же пор мы будем жадно глотать одни готовые результаты, выведенные там из образа мыслей, нам совершенно чуждого и несогласного с нашими пре даниями? Неужели не чувствуем мы в себе на столько сил, чтобы самим принят ься за источники и в самих себе открыть новое свое воззрение на всю Истор ию и Словесность Запада? Это — необходимость для нас и услуга для него, ко торою даже мы ему обязаны: никто в своем деле беспристрастен быть не може т, и народы, как поэты, созидая бытие свое, не достигают до его сознания, кот орое предоставляется их наследникам. Наконец, третий наш недостаток, самый неприятный, которым мы наиболее ст радаем в нашей Литературе, есть Русская апатия, следствие наших дружески х сношений с Западом. Посадите молодое, свежее растение под тенью столет него кедра или дуба, который закроет его юное бытие старою тенью широких ветвей своих, и будет только сквозь них кормить его солнцем и прохлаждат ь небесною росою, и мало пищи даст его свежим корням от жадных, заматорелы х в той земле корней своих. Вы увидите, как молодое растение утратит краск и юной жизни, будет страдать преждевременною старостью своего дряхлеющ его соседа; но срубите кедр, возвратите юному дереву его солнце, и оно найд ет в себе крепость, поднимется бодро и свежо, и своею сильною и безвредною другим юностью даже будет в состоянии благодарно прикрыть новые отрост ки падшего своего соседа. Приставьте к живому, резвому ребенку старую няню: вы увидите, как исчезне т в нем пылкость возраста, и кипящая жизнь будет скована бесчувствием. По дружите пылкого юношу, полного всеми надеждами жизни, с зрелым разочаров анным мужем, промотавшим жизнь свою, утратившим с нею и веру и надежду: вы увидите, как изменится ваш пылкий юноша; не пристанет к нему разочарован ие; он не заслужил его своим прошедшим; но все чувства его окуются хладом б ездейственной апатии; огненные глаза его померкнут; он как Фрейшиц(16) стан ет трепетать своего страшного гостя; при нем он будет стыдиться и своего румянца, и пылких чувств своих, краснеть своего восторга, и как дитя, наден ет неприставшую ему маску разочарования. Да, разочарование Запада породило у нас одну холодную апатию. Дон-Жуан(17) п роизвел Евгения Онегина, один из общих Русских типов, метко схваченный г ениальною мыслию Пушкина из нашей современной жизни. Этот характер повт оряется нередко в нашей Литературе: о нем грезят наши повествователи, и е ще недавно, один из них, блистательно вышедший на поприще Поэта, нарисова л нам туже Русскую апатию, еще степенью больше, в лице своего героя, которо го мы, по чувству национальному, не хотели бы, но должны признать героем на шего времени. Последний недостаток есть конечно тот, с которым мы должны более всего б ороться в современной своей жизни. Эта апатия причиною в нас и лени, котор ая одолевает свежую молодежь нашу, и бездейственности многих литератор ов и ученых, которые изменяют своему высокому призванию и отвлекаются от него тесным миром домашнего хозяйства или большими видами всепоглощаю щей торговли и промышленности; в этой апатии зародыш и того червя-тоски, к оторую каждый из нас более или менее ощущал в своей юности, распевал в сти хах и надоел ею самым благосклонным своим читателям. Но если мы и вынесли некоторые неизбежные недостатки от сношений наших с Западом, за то мы сохранили в себе чистыми три коренные чувства, в которых семя и залог нашему будущему развитию. Мы сохранили наше древнее чувство религиозное. Крест Христианский поло жил свое знамение на всем первоначальном нашем образовании, на всей Русс кой жизни. Этим крестом благословила нас еще древняя мать наша Русь и с ни м отпустила нас в опасную дорогу Запада. Выразимся притчей. Вырастал отр ок в святом доме родительском, где все дышало страхом Божиим; на первой па мяти его печатлелся лик седовласого отца, коленопреклоненного пред свя тою иконою: не вставал он утром, не отходил ко сну без родительского благо словения; всякой день его был освящен молитвою и перед всяким праздником дом семьи его являлся домом молитвы. Рано отрок покинул дом родительски й; холодные люди окружили его и омрачили душу сомнением; злые книги развр атили мысль его и оледенили чувство; был он в гостях у народов, которые Бог у не молятся и думают, что счастливы... Протекло бурное время молодости... Юн оша созрел в мужа... Семья окружила его, и все воспоминания детства подняли сь, как светлые Ангелы, из лона души его... и чувство Религии проснулось жив ее и сильнее... и освятилось снова все его бытие, и гордая мысль растворила сь в чистой молитве смирения... и новый мир жизни открылся его взорам... Прит ча понятна каждому из нас: нужно ли толковать смысл ее? Второе чувство, которым крепка Россия и обеспечено ее будущее благоденс твие, есть чувство ее государственного единства, вынесенное нами также и з всей нашей Истории. Конечно, нет страны в Европе, которая могла бы гордит ся такою гармониею своего политического бытия, как наше Отечество. На За паде почти всюду раздор начал признан законом жизни, и в тяжкой борьбе со вершается все существование народов. У нас только Царь и народ составляю т одно неразрывное целое, не терпящее никакой между ними преграды: эта св язь утверждена на взаимном чувстве любви и веры и на бесконечной преданн ости народа Царю своему. Вот сокровище, вынесенное нами из нашей древней жизни, на которое с особенною завистью смотрит разделенный в себе Запад, видя в нем неиссякаемый источник государственного могущества. Он хотел бы всем, чем может, у нас отнять его; но теперь не в силах, ибо прежнее на вер у принятое чувство нашего единства, вынесенное нами из нашего прежнего б ыта, прошед все искушения образования, миновав все сомнения, взошло в каж дом образованном Русском, понимающем свою историю, на степень ясного и п рочного сознания, — и теперь это сознанное чувство пребудет более нежел и когда-нибудь непоколебимым в нашем Отечестве. Третье коренное чувство наше есть сознан ие нашей народности и уверенность в том, что всякое образование может у н ас тогда только пустить прочный корень, когда усвои тся нашим народным чувством и скажется народною мыслию и словом. В этом ч увстве таится причина нашей нерешимости продолжать литературное разви тие с изнемогающим Западом; в этом чувстве мощная преграда всем его иску шениям; об это чувство разбиваются все частные бесплодные усилия наших с оотечественников привить к нам то, что нейдет к Русскому уму и к Русскому сердцу; это чувство есть мера прочного успеха наших писателей в истории Литературы и образования, есть пробный камень их оригинальности. Оно выс казалось сильно в лучших произведениях каждого из них: им заключали, в не м сходились и откликались друг другу и Ломоносов, и Державин, и Карамзин, и Жуковский, и Крылов, и Пушкин, и все им близкие, не смотря на какое Латинско е, Французское, Немецкое, Английское или другое влияние. Это чувство устр емляет теперь нас к изучению нашей древней Руси, в которой конечно храни тся первоначальный чистый образ нашей народности. Само Правительство д еятельно призывает нас к тому. Этим чувством роднятся и действуют за одн о наши обе столицы, и то, что замышлено в северной, проходит через Москву, к ак через сердце России, для того, чтобы обратиться в кровь и в живые соки н ашего народа. Москва есть то верное горнило, в котором пережигается все п рошлое от Запада и получает чистую печать Русской народности. Тремя коренными чувствами крепка наша Русь и в ерно ея будущее. Муж Царского Совета, которому вверены поколения образую щиеся(18), давно уже выразил их глубокою мыслию, и они положены в основу восп итания народа. Запад по какому-то странному инстинкту не люб ит в нас этих чувств и особенно теперь, забыв прежнее добро наше, забыв жер твы, ему от нас принесенные, при всяком случае выражает нам свою нелюбовь, похожую даже на какую-то ненависть, обидную для каждого Русского, посеща ющего его земли. Двояко можно объяснить это чувство, незаслуженное нами и бессмысленно противоречащее нашим прежним сношениям: или Запад похож в этом случае на брюзгливого старика, который в своенравных порывах бесс ильного возраста злится на своего наследника, неизбежно призванного ов ладеть со временем его сокровищами; или другое: он, зная инстинктом напра вление наше, предчувствует разрыв, который неминуемо должен последоват ь между им и нами, и сам, порывом своей несправедливой ненависти, еще более ускоряет роковую минуту. В гибельные эпохи переломов и рушений, какие представляет история челов ечества, Провидение посылает в лице иных народов силу хранящую и соблюда ющую: да будет же такою силою Россия в отношении к Западу! да сохранит она на благо всему человечеству сокровища его великого протекшего и да отри нет благоразумно все то, что служит к разрушению, а не к созиданию! да найд ет в самой себе и в своей прежней жизни источник своенародный, в котором в се чужое, но человечески прекрасное сольется с Русским духом, духом обши рным, вселенским, Христианским, духом всеобъемлющей терпимости и всемир ного общения! Примечания 1. "Взгляд русского на современное образование Европы" — статья, специально написанная С.П. Шевыревым в конце 1840 г. для жур нала "Москвитянин", издававшегося М.П. Погодиным в 1841– 1855 гг., в первом номере которого и была опубликована в январе 1841 года. Здесь отрывки публикуются по изданию: Шевырев С.П. Взгляд русского на современное образование Евро пы // Москвитянин. 1841. № 1. С. 219– 221, 246– 250, 252, 259, 267– 270, 287– 296. 2. Кир Великий (год рождения неизвестен — умер в 530 до н. э.), в древней Персии ц арь в 558– 530, прославился завоевательными походами. 3. Александр Великий (356– 323 до н. э.), царь Македонии с 336, один из выдающихся полк оводцев и государственных деятелей древнего мира. 4. Цезарь Гай Юлий (102 или 100– 44 до н. э.), древнеримский государственный и полит ический деятель, полководец, писатель, пожизненный диктатор Рима с 44 г. до н.э. 5. Карл Великий (742– 814), король франков с 768, император с 800. Завоевательные войны Карла привели к созданию на короткое время в средневековой Европе крупн ейшего государства, сопоставимого по размерам с Римской империей. По его имени названа династия Каролингов. 6. Григорий VII Гильдебранд (между 1015 и 1020– 1085), папа римский с 1073. Был активным деят елем Клюнийской реформы (направленной на укрепление католической церк ви). Проведённые им преобразования содействовали возвышению папства. Ра звивал идею подчинения светской власти церковной. 7. Карл V (1500– 1558) из рода Габсбургов. Король Испании в 1516– 1556. Немецкий король в 1519 – 1531. Император "Священной Римской империи" в 1519– 1556. Вел войны с Османской им перий, возглавлял военные действия против протестантов. Некоторое врем я его власть распространялась почти на всю континентальную Европу. 8. Герои эпической поэмы Гомера (не позднее VIII в. до н. э.) "Илиада", поединок кот орых, окончившийся гибелью Гектора, является одним из популярных в миров ой культуре образов для метафорического обозначения бескомпромиссной и жестокой схватки. 9. Строки из стихотворения А.С. Пушкина "Наполеон" (1823). 10. Религиозное, общественное и идеологическое движение в Западной Европ е в XVI в., направленное против католической церкви и ее учения и имевшее сво им последствием образование протестантских церквей. 11. Имеется в виду Великая французская революция 1789– 1794, свергнувшая монарх ию во Франции и, ознаменовав собою начало гибели феодально-абсолютистск ого строя в Европе, расчистившая почву для развития буржуазных и демокра тических преобразований. 12. Corpus Domini – – праздник "тела господня", один из самых пышных и торжественных п раздников католической церкви. 13. Рейн – – река на Западе Германии, в культурно-историческом смысле олиц етворяющая собою символическую границу между немецким и французским т ерриториями. 14. Тацит Публий Корнелий (около 58 – – после 117), знаменитый римский писатель- историк. 15. Komm! Komm! — Придите, идите (ко мне) (нем.) – – Слова Мефистофеля, обращенные к хо ру ангелов, в одной из заключительных сцен трагедии "Фауст" немецкого поэ та и мыслителя Иоганна Вольфганга Гёте (1749– 1832). 16. Главное действующее лицо одноименной оперы Карла Вебера (1786– 1826) "Фрейшиц " ("Волшебный стрелок"). В данном случае служит метафорой робости и излишне й скромности. 17. Речь идет о главном герое незаконченной одноименной поэмы английског о поэта Джорджа Гордона Байрона (1788– 1824) Дон Жуане, скучающем путешественн ике-романтике, пытающемся заполнить пустоту своей жизни поисками прикл ючений и новых страстей. Байроновский образ Дон Жуана послужил А.С. Пушки ну одним из источников для создания литературного героя романа в стихах "Евгений Онегин". 18. Имеется в виду Сергей Семенович Уваров (1786– 1855), министр народного просве щения (1833– 1849), автор знаменитой триады "Православие. Самодержавие. Народно сть", легшей в основу не только уваровской концепции образования в Росси и, но и всей политики и идеологии самодержавия в царствование Николая I.