Адольф Гитлер - становление и крах фашистской Германии

Как-то один человек мне сказал : “Послушайте , если вы это сделаете , то тогда через шесть недель Германия погибн ет” . Я говорю : “Что вы имеете в виду ?” — “Тогда Германия развалится” . Я гов орю : “Что вы имеете в виду ?” — “Т огда Германии конец” . Я ответил : “Немецкий народ в былые времена выдержал войны с римляна м и . Немецкий народ выдержа л переселение народов . После немецкий народ выдержал большие войны раннего и позднего Средневековья . Немецкий народ выдержал затем религиозные войны Нового времени . Немецкий народ выдержал потом Тридцатилетнюю войну . После немецки й народ выдержал напол еоновские войны , освободительные войны , он выд ержал даже мировую войну , даже революцию — и меня он тоже выдержит !” Адольф Гитлер , 1938 год Почти бе з перехода , словно одно мгновение сменило другое , со смертью Гитлера и капи туляц ией исчез и национал-социализм , как будто он был всего лишь движением , состоянием оп ьянения и катастрофой , которую он же и породил . Не случайно в сообщениях весны 1945 года нередко фигурируют выражения о вдруг улетучившихся “чарах” , о растаявшем “при з раке” : такого рода формулы , взяты е из сферы магического , наглядно характеризов али как на удивление ирреальный характер режима , так и внезапную природу его конца . Специалисты гитлеровской пропаганды неустанно твердили об альпийских твердынях , редутах с опр о тивления , а также о многочисле нных подразделениях вервольфов-”оборотней” и пред сказывали продолжение войны и после ее ок ончания — все это оказалось блефом . Еще раз выяснилось , насколько же национал-социали зм — да и фашизм вообще — в сво ей сути зависел от п ревосходящей силы , амбициозности , триумфа , и каким неподг отовленным был он , в сущности , к моменту поражения . Недаром же указывалось на то , что Германия была единственной побежденной страной , не породившей никакого движения Со противления. Это отсу т ствие прочности не в последнюю очере дь наглядно прослеживается и на поведении ведущих действующих лиц и функционеров реж има . Прежде всего ход Нюрнбергского процесса , а также последующих судебных разбирательств продемонстрировал , за весьма немногими исклю ч е ниями , явные старания идеологически дистанцироваться от того , что происходило , а преступные деяния преуменьшить или оспор ить , дабы в конечном счете все — наси лие , война , геноцид — обрело характер нек оего страшного и глупого недоразумения . Все это способст в овало созданию впечат ления , будто национал - социализм вовсе не был явлением , охватывающим целую эпоху , а явился порождением жажды власти у одного конкретного человека , а также комплекса чувст в зависти и ненависти у одного беспокойно го , жаждущего завоевани й народа , ибо если бы национал - социализм имел глубокие корни в своем времени и был одним из непременных движений оного , то военное поражение не смогло бы устранить и так круто оттеснить его в забвении . А ведь он всего лишь за какие-то двенадцать лет придал миру новый облик , и оче видно , что столь мощные процессы едва ли могут быть достаточным образом объяснены капризом дорвавшегося до власти одиночки . И бо только если этот одиночка является фиг урой , интегрирующей разнообразнейшие эмоции , страх и или интересы , если влекут его вперед мощные , приходящие из дальних далей энергии , становятся возможными подобные собы тия . В таком свете еще раз вырисовывается роль и значение Гитлера по отношению к окружающим его силам : существовал гигантс кий , неупорядоченны й потенциал агрессивн ости , страха , самоотдачи и эгоизма , лежавший в покое и нуждавшийся лишь в том , ч тобы некое властное явление разбудило , сфокус ировало и использовало его ; этому явлению был обязан тот потенциал своей ударной си лой , с ним праздновал он с в ои колоссальные победы , но с ним же вмес те он и рухнул. Однако Г итлер был не только фигурой , объединившей столь многие тенденции времени ; в еще бол ьшей степени он и сам придавал событиям их направление , масштабы и радикальность . Бл агоприятствовал о ему при этом то , что его мысли не были отягощены какими-либо предварительными условиями и что буквально все — антагонизмы противников , партнеров по союзу , нации , идеи — он столь же хладнокровно , как и маниакально подчинял своим чудовищным целям . Его экс т ре мизм соответствовал той внутренней дистанции , которые он сохранял по отношению ко всем силам . Многое говорит за то , что он — вопреки его относящейся еще к юношес ким годам претензии , — так никогда и не осмыслил , что есть история ; он видел в ней своего р о да настежь о ткрытый для честолюбцев храм славы . Смысла же и правоты свершившегося он не осозн авал совершенно . И именно таким образом , с абстрагированной беспечностью , шел он на осуществление своих замыслов . В то время к ак другие государственные деятели уч и тывали реальность существующего соотношения сил , он отталкивался от чистого места : точно так же , как начал он без огля дки на существующее проектировать новый мегап олис Берлин , планировалось им и полная пер естройка Европы и всего мира ; не только он сам п р ишел из ниоткуда — из ниоткуда шли и его мысли . Не обращая внимания на границы на географичес кой карте Европы , закрепившиеся в результате войн и изменения соотношения сил , он переделал эту карту на свой лад , разрушил державы и помог подняться новым силам, вызвал революции и положил конец веку колониализма ; в конечном итоге он гигантским образом расширил эмпирический гориз онт человечества . Доминирующи м среди тех мотивов , в которых он смык ался с сильным течением духа времени , было неизменное чувств о угрозы : страх пере д лицом процесса уничтожения , жертвой которог о были на протяжении веков многие государ ства и народы , но который только теперь , на этом перекрестке всей истории . развил универсальную , угрожающую всему человечеству мо щь. Идея спас ения была для него неразрывно связана с самоутверждением Европы . рядом с которой не существовало никакой иной части света , никакой иной сколь-нибудь значительной культ уры , все другие континенты были лишь геогр афическими понятиями , пространством для рабовладе н и я и эксплуатации — пустыми плоскостями . Да и само выступление Гитлера было одновременно и последним гиперболизиров анным выражением европейского притязания остават ься хозяином собственной , а тем самым и всей истории вообще . В его картине мира Европа , в кон е чном счете , игра ла ту же роль , что и немецкий дух в сознании поры его молодости : это была находившаяся под угрозой , уже почти утрачен ная высшая ценность. И хотя сам он был фигурой де мократического века , он олицетворял собой лиш ь его антилибер альный вариант , характериз уемый сочетанием манипуляции голосами путем п лебисцитов и харизмы вождя . Одним из непре ходящих горьких уроков ноябрьской революции 1918 года было осознание того , что существует неясная взаимосвязь между демократией и ан архией , чт о хаотические состояния и являются собственным , неподдельным выражением подлинного народовластия , а произвол — его законом . Отсюда нетрудно истолковать восхожд ение Гитлера и как последнюю отчаянную по пытку удержать старую Европу в условиях п ривычного велич и я . К парадоксам яв ления Гитлера относится то , что он с п омощью краха пытался защитить чувства порядка и авторитета перед лицом восходящей эпох и демократии с ее правами решающего голос а для масс , эмансипацией и распадом национ альной и расовой идентичности. Но он выразил также и долго копившийся проте ст против презренного эгоизма крупного капита ла , против коррумпирующей мешанины буржуазной идеологией и материального интереса . Не составляет труда , расширив эти представления до глобального уровня , рас познать в них ситуацию раннего этапа обретения фашизмом своих приверженцев : это те массы среднего сословия , которые — на фоне общих панических настроений — ви дели себя в медленных удушающих их объяти ях , с одной стороны , профсоюзов , а с др угой — универсал ь ных магазинов , в объятиях коммунистов и анонимных концернов . И , наконец , явление Гитлера можно понимат ь и как попытку утверждения своего рода третьей позиции — между обеими господству ющими силами эпохи , между левыми и правыми . Это и придало его выступлени ю тот двуликий характер , который не о хватывается всеми определениями , такими как “ консервативный “ , “ реакционный “ , “ к апиталистический “ или “ мелкобуржуазный “ . Находясь между всеми позициями , он в то же время участвовал в них во всех и узурпировал их с ущественнейшие элементы , сведя их к собственному , неподражаем ому феномену . С его приходом к власти пришел конец и противоборству за Германию , начало которому было положено после первой мировой войны Вильсоном и Лениным , когда один пытался привлечь ее на с т орону парламентской демократии , а другой — на сторону дела мировой революции ; лишь двенадцать лет спустя это противоборс тво возобновилось и завершилось недавним объе динением разделенной страны. Хотя третья позиция , к которой с тремился Гитлер , и д олжна была захвати ть весь континент , но ее энергетическим яд ром должна была быть Германия : современная миссия рейха заключалась в том , чтобы д ать уставшей Европе новые стимулы и испол ьзовать ее как резервуар сил для мирового господства Германии . Гитлер р в алс я наверстать упущенное на империалистической стадии немецкого развития и выиграть главный из возможных призов — гарантированное г игантской экспансией власти на Востоке господ ство над Европой , а благодаря этому — над всем миром . Он исходил из того , что п оделенный земной шар вскоре уже не даст возможности завоевать какую-ниб удь империю , а поскольку он всегда мыслил категорическими альтернативами , то ему предс тавлялось , что удел Германии — либо стать мировой державой , либо же “ завершить существование ... к а к вторая Голланди я и как вторая Швейцария “ , а может быть , даже и “ исчезнуть с лица зем ли или стать народом - рабом , обслуживающим других “ . То соображение , что его замысе л до безнадежного предела перенапрягал силы и возможности страны , никак не могло ск о ль-нибудь серьезно обеспокоить его , ибо он считал , что задача тут заключа ется в первую очередь в том , чтобы “ заставить колеблющийся перед лицом своей с удьбы немецкий народ пойти своим путем к величию “ . Мысль о связанном с этим риске гибели Германии вызв а ла у него во время войны лишь замечание : “тогда будет все равно”. Следовательно , и национализм Гитлера также не был однозначен , ибо он , не задумываясь , готов был поступиться с интересо м нации . Но тем не менее , этот национал изм был достаточно инте нсивным , чтобы вызвать всеобщее сопротивление . Потому что хо тя Гитлер частично и выражал защитные эмо ции времени и континента , а его лозунги оказывали воздействие далеко за пределами страны , так что к Германии Гитлера с у важением , ему так никогда и не уда л ось придать этому своему оборонительному началу нечто большее нежели узкий и жесткий национальный профиль . В ходе своих бункерных медитаций весной 1945 года он как-то назвал себя “ последним шансом Европы “ и попытался в этой связи оправдать применение на с илия по отношению к континенту : “ Она не могла быть п окорена шармом или силой убеждения . Чтобы ее заиметь , нужно было ее изнасиловать” . Н о вот именно шансом Европы Гитлер и н е был : не было такого момента , когда о н смог бы , перешагнув через себя , войти в игру действительно в роли пол итической альтернативы . Разве только во время войны , когда речь шла о предположительно не лишенной перспективы попытке придать кампании против Советского Союза европейскую видимость , он раскрылся как тот заклятый в раг интернац и онализма , каким он на чинал , — человеком из , так сказать , глубок ой европейской провинции. Тем самым взор еще раз обращаетс я к до странности противоречивому месту Г итлера во времени . Несмотря на всю свою оборонительную в принципе позицию , он долго е время считался прогрессивной по своей сути , современной фигурой эпохи , и окружа вший его ореол нацеленности на будущее бы л тогда в сознании большинства его соврем енников столь же неоспоримым , как и та природа , каковой он обладает в глазах п одавляющей части нынешнего восприятия . Современными и отвечавшими духу времени каза лись 20-м и 30-м годам и техника , и кол лективные представления о порядке , и монумент альные пропорции , и воинственные позиции , и гордость человека из массы , и аура “ звезды “ ; и одной из пр и чин успеха национал - социализма было также к ак раз то , что он ловко присвоил себе все эти элементы . В том же ряду с тояли и командные жесты крупных личностей ; время восхождения и успехов Гитлера в значительной степени протекало под знаком цез аристских те н денций , доходивших до тоталитарного культа вождя в сталинском Со ветском Союзе и автократического стиля Рузвел ьта . На этом фоне Гитлер , открыто и с принципиальной остротой заявивший о своей принадлежности к такому типу властителя , ка зался сигналом новых вр е мен : он был рекламным щитом пафоса и содрогания тех великих трибунов “ века масс “ , приход которых предвещал этой эпохе Шпенглер . Примечательно , что для публики Гитлер и подчеркивал-то всегда сильнее оптимистический , обращенный к будущему характер национ а л - социализма , а не его регрессивные черты , которые стали предметом забот главны м образом Гиммлера , Дарре , а также множест ва эсэсовских чинов. На самом же деле , однако , Гитлер побаивался будущего ; в “ Застольных бесе дах “ в ставке фюрера он как- то заявил , что рад , что ему довелось жить только в начале технического века , более поздние поколения уже не будут знать , “ как прекрасен был когда-то этот мир “ . Несмотря на всю свою ориентированную на прогресс позу он был чрезвычайно запозда вшей натурой, приверженной в основном образам , нормам и инстинктам XIX века , котор ый он и воспринимал как наиболее значител ьный период в истории человечества . Да и в самой его кончине , какой бы неудачн о тривиальной и театральной она ни показа лась , отразились те две сто р оны эпохи , которая его восхищала и которую он одновременно еще раз представил : тут б ыло нечто от ее гремучего блеска , нашедшег о свое выражение в продирижированном им п о мотивам гибели богов финале , но было и нечто от ее пошловатого характера , ко гда он на манер потерпевшего фиаск о игрока лежал мертвецом на диване в бункере рядом с метрессой , ставшей его офи циальной женой . Это явилось финалом , продемонс трировавшим его выпадение из времени и ещ е раз раскрывшим всю архаичность самого е го существа. Фен омен застылости , с которым так часто сталкиваешься на протяжении всей этой жизни , и обретает именно на тако м фоне свое истинное значение : он хотел остановить то неповторимое мгновение , какое являл собой мир в пору его , Гитлера , становления . В отличие от ф ашистско го типа вообще , от Муссолини , Морраса или даже Гиммлера , Гитлер был соблазнен не историей , а тем , что пережил он в пе риод своего формирования , — ознобом счастья и страха . Поэтому и спасение , которое он стремился принести , непременно должно было ид т и под знаком великого XIX ве ка . Вся картина мира Гитлера , его маниакал ьные представления о борьбе за жизнь , о расе , пространстве , как и сохранившееся у него до самого конца восхищение идолами и великими мужами его молодости , да и вообще великими мужами , ч ь им пр остым рефлексом воли и представлялась ему история вплоть до последних его дней , д о абсурдных его надежд , связанных со смерт ью Рузвельта в апреле 1945 года , — именно это , как и многое другое , и характеризуе т всю меру его фиксации . То же самое сказывае т ся и в многочисленных трудностях , мешавших ему представить себе гор изонты текущего века : постоянно всплывавшая в его выступлениях пугающая цифра — 140 жите лей на один квадратный километр , — которо й он стремился оправдать свои притязания на расширение “ ж и зненного простр анства “ , раскрывает его неспособность найти современные по своей сути решения , направ ленные на завоевание , так сказать , внутреннего жизненного пространства , срывает с него м аску поборника модернизации , по крайней мере , частично , как всего л ишь показн ой атрибут . В целом же мир , уже стоявши й тогда на пороге атомного века , оставался в его представлении идентичным тому , на который — так заявлял он не без оттенка благодарной признательности еще в фе врале 1942 года — когда-то открыл ему глаза Кар л Май . Да и суть величия как такового он понимал на лубочный лад , в стиле старых приключенческих романов , — в образе сверхчеловека - одиночки . К его картине ми ра относится тот момент , что он хотел быть не просто великим , а великим в ма нере , стиле и темпераменте человека иску сства , и когда он в одной из своих речей провозгласил “ диктатуру гения “ , то явно имел при этом в виду право на господство людей искусства . Примечательно , что свое представление о величии он ви дел в образах Фридриха Великого и Рихарда Вагнера — двух явлений , равны м образом связанных с художественной и по литической сферой , и определял его как “ героическое “ . В принципе он рассматривал величие как категорию , выражающую статичност ь и нашедшую наилучшее воплощение в памят никах , и н е требуется никаких об стоятельных попыток истолкования , чтобы обнаружит ь тут психопатический характер . Отпечаток это го лежал на всем поведении волевого челов ека , как оно было усвоено им , Но скольк о же скрывалось за этим апатии , нерешитель ности и нервознос т и . Подобным же образом искусственной и натужной выглядела его аморальность , которой он охотнее всег о предал бы холодность свободной , обладающей грубой силой натуры — натуры человека - господина , чтобы скрыть , сколько тайной стр асти к возмездию переполняло е го . Несмотря на всю свою макиавеллистскую воль ность , чем он так нравился самому себе , он , конечно же , не был свободен от в мешательства со стороны морали . Внутренний хо лод , слабость нервов , компенсируемая повадками сверхчеловека , — и в этом распознается св я зь Гитлера с поздней буржуа зной эпохой XIX века , временами Вагнера и Ниц ше. Однако характерным для этой связи является как раз то . что она была п олна изломов и необычностей : несмотря на все свои мелкобуржуазные наклонности , он в действительности не принадлежал к этому миру , во всяком случае , его корни нико гда не достигали тут достаточной глубины , чтобы он разглядел ограниченность , присущую е му . По этой же причине его оборонительная реакция и была преисполнена таких неприя зненных чувств , и поэтому- то он довел оборону мира , о защите которого говорил , до разрушения этого мира. И все же поразительным образом этот обращенный в прошлое , совершенно очевидн о сформированный XIX-м веком человек вывел Г ерманию , равно как и немалые части заражен ного е го динамизмом мира , в XX-е сто летие : место Гитлера в истории куда ближе к великим революционерам , нежели к тормоз ившим ее , консервативным власть имущим . Конечн о , свои решающие стимулы Гитлер черпал из стремления воспрепятствовать приходу новых в ремен и п у тем внесения великой , всемирно-исторической поправки вернуться к исх одной точке всех ложных дорог и заблужден ий : он — как это он сам сформулировал — выступил революционером против революции . Но та мобилизация сил и воли к д ействию , которых потребовала ег о опе рация по спасению , чрезвычайно ускорила проце сс эмансипации , а перенапряжение авторитета , с тиля , порядка , связанное с его выступлением , как раз и ослабило взятые ими на с ебя обязательства и привело к успеху те демократические идеологии , которым он про т ивопоставлял такую отчаянную энергию . Ненавидя революцию , он стал , на деле , немецким феноменом революции. Конечно , самое позднее уже с 1918 го да в Германии шел процесс острых перемен . Но этот процесс проходил половинчато и чрезвычайно нерешительно . И только Гитл ер придал ему ту радикальность , которая и сделала процесс по сути революционным и кардинально изменила застывшую и удерживаему ю в рамках определенных авторитарных социальн ых структур страну . Только теперь , под воз действием притязаний фюрерс к ого госуд арства , рухнули почтенные институты , были вырв аны из привычных связей люди , устранены пр ивилегии и разрушены все авторитеты , не ис ходившие от самого Гитлера или не санкцио нированные им . При этом ему удалось либо погасить страхи , которые сопровожд а ют обычно разрыв с прошлым , либо п реобразовать их в энергию на пользу общес тва , поскольку он умел достаточно достоверным образом преподнести себя массам в качест ве всеобъемлющего авторитета , но главным тут явилось то , что он ликвидировал наиболее конкретн у ю форму проявления стра ха перед революционным будущим. Конечно , было пущено в ход насил ие . Но он никогда — с самого начала — не делал ставку только на грубую силу . С намного большим успехом Гитлер противопоставил мифу о мировой революции и об опре деляющей ход истории силе п ролетариата свою собственную , конкурирующую с этим идеологию . Клара Цеткин видела привержен цев фашизма в первую очередь в разочарова нных людях всех слоев , в “ наиболее ус ердных , сильных , решительных , отважных элементах всех клас с ов “ , и вот Гитле ру и удалось объединить их всех в нов ом мощном массовом движении . Во всяком слу чае , идеологическая инициатива в 30-е годы п ерешла на некоторое время от Москвы к Берлину , и утопия о классовом примирении оказалась настолько явно сильнее уто п ии о диктатуре одного класса над всеми другими , что Гитлер смог привлечь на свою сторону значительные отряда даже вы зывавшего такой страх пролетариата и включить их в пестрый состав своих сторонников , где были люди всех классов , всех катего рий сознания и и мущественного полож ения. Как фигура социальной революции Гитл ер , следовательно , представляет собой явление , чье неоднократно отмечавшаяся “ двойная суть “ не проявляется нигде столь явственно , как именно в этой связи . Ибо нельзя сказать , что революция, которая была д елом его рук , случилась якобы вопреки его намерениям : революционная мысль об “ обн овлении “ , о преобразовании государства и общества в свободную от конфликтов , по-боевому сплоченную “ народную общность “ была доминирующей всегда . Обладал Г и тлер и волей к переменам , и представлением о цели , и готовностью к соединению воед ино того и другого . Сопутствовавшие обстоятел ьства национал - социалистической революции , ее прямая радикальность и кажущаяся лишенной программы всеядность легко могут служи т ь основанием для того , чтобы назвать ее вдохновителя и руководителя революционеро м , ибо с более близкого расстояния почти все процессы насильственных преобразований в идятся “ кровавым шарлатанством “ . Поэтому и господство Гитлера следует , может быть , расс м атривать не изолированно , а как террористическую , в определенном смысле якобинскую фазу в ходе той широкомасштабно й социальной революции , которая привела Герма нию в ХХ-й век. И все-таки тут не может не в озникнуть сомнение : не была ли эта револю ци я в большей степени случайной , слепо й и лишенной цели , не лежали ли в основе перемен не долгое размышление , а ли шь волюнтаризм и безоглядность Гитлера , недос таточное понимание им того , чем бала Герма ния в плане ее социального , исторического и психологичес к ого своеобразия , и не имел ли он в виду , взывая к ярк им образам прошлого , всего-навсего пустой трад иционализм , помогавший ему скрывать за декора циями в фольклорном духе ужас перед будущ им ? Не в последнюю очередь эти сомн ения порождаются склонность ю национал - со циализма идеологически рядиться в максимально “ консервативные “ одежды . Вот что он не намеревался делать ни при каких обс тоятельствах , так это реставрировать доиндустриал ьное государство привилегий , и никакие маскар ады не должны затмевать т от фак т , что он — вопреки своей амбиции вос становить немецкое прошлое , его достоинство , е го аристократию — с помощью радикального насилия втолкнул страну в современность и раз и навсегда отрезал обратные пути в то авторитарно - государственное прошлое , ко т орое благодаря охранительному темп ераменту немцев держались открытыми несмотря на все социальные изменения . Парадоксально , но только с ним в Германии завершился XIX- й век . И какое бы впечатление не произ водил Гитлер , он был современнее или хотя бы решител ь нее по своей орие нтации на современность , чем все его внутр иполитические антагонисты . Трагичность консервативног о Сопротивления как раз и заключается в том , что у его участников понимание мор али во многом превосходило понимание политики : там авторитарная, глубоко погрязшая в своей романтической запоздалости Германия ве ла бесперспективную войну с современностью . П ревосходство Гитлера над всеми его соперникам и , включая и социал - демократов , основывалось именно на том , что он острее и ре шительнее их осознал необходимость пе ремен . Отрицание им современного мира проходи ло как раз под знаком современности , а своему аффекту он придал черты духа вр емени . Да и тот разлад , чье жертвой ста л он как революционер , вполне им осознавал ся ; с одной стороны , он воздавал до л жное заслугам германской социал - демократии за то , что в 1918 году была ус транена монархия , но , с другой стороны , гов орил о “ тяжких страданиях “ , которые причиняются любым общественным поворотом . А в конечном же счете внутренне желание назв ать его револ ю ционером целиком св язано , наверное , с тем , что идея революции представляется сознанию в тесном единстве с идеей прогресса . Но господство Гитлера не оставило незатронутой и терминологию , и одним из последствий этого не в посл еднюю очередь является и то , чт о понятие революции лишилось тут той моральной амбиц ии , на которую оно долго претендовало. Однако национал - социалистическая револю ция захватила и разрушила не только устар евшие социальные структуры ; не менее глубоким и были ее психологические последс твия , и , возможно , именно в этом заключался е е важнейший аспект : она коренным образом изменила все отношение немцев к политике . До этого немецкий народ чуждался политики и ориентировался на частные взгляды , качест ва и цели ; успех Гитлера был частично с в язан с этим . А бросающееся в глаза на протяжении длительных периодов отсутствие людей , выступающих лишь при случае и как бы издалека как пассивный элем ент , как инструмент или декорация , отражает что-то от традиционного немецкого воздержания от политики , ч т о в психологич еском плане так играло на руку режиму и было умело использовано им . Ибо в целом нация , которой разрешалось только марши ровать , тянуть в знак приветствия руки и аплодировать , воспринимала себя не столько Гитлером выключенной из политики , скол ь ко избавленной от нее . Всему набору ценностей — таких как “ третий рейх “ , народная общность , вождизм , судьба или величие — были гарантированы массовые рук оплескания не в последнюю очередь как раз потому , что они означали отказ от пол итики , от мира партий и парламенто в , от уловок и компромиссов . Мало что в оспринималось и понималось столь спонтанно , к ак склонность Гитлера мыслить категориями гер оики , а не политики , трагики , а не соци альности и замещать Вульгарную заинтересованност ь подавляющими мистическими суррогатами . О Рихарде Вагнере сказано , что он делал музыку для людей без музыкального слуха , с тем же правом можно сказать , что Гитлер делал политику для аполитичных. Враждебное отношение немцев к полит ике Гитлер использовал двояким образом : вна чале он непрерывной тотальной мобилизацие й заставил людей втянуться в общественную сферу , и хотя это в подавляющей степени шло под знаком одурманивающих массовых п разднеств , которые как раз и имели своей целью извести весь политический интерес , он все же н е мог воспрепятствов ать тому , что тем самым была порождена новая сфера переживаний : впервые нация посл едовательно отчуждалась от своего приватного мира . Пусть режим допускал или требовал ли шь ритуальных форм участия — но сознание- то они все-таки изменяли. В результате же , в подрывных действиях социальной револю ции , рушился и весь привычный немецкий инт ерьер , вся сфера личного довольства бытием с ее мечтами , ее отчужденным от всего мирского счастьем и тоской по политике без политики. Но , с другой сто роны , и шо к политической и моральной катаст-рофы , уготов анный Гитлером стране , повлиял на изменение ее сознания . Освенцим явился символом фиаск о приватного немецкого мира и его эгоцент рической самозабвенности . Конечно , это правда , что большинство немцев н и чего не знало о том , что творилось в лагерях уничтожения и уж , во всяком случае , бы ло куда хуже осведомлено об этом , нежели мировая общественность , с конца 1941 года не прерывно получавшая все новые тревожные свиде тельства этого массового преступления . С н е мецкой стороны это подтверждается фразой Гиммлера насчет того , что немецкая общественность является политически недостаточно зрелой , чтобы понять меры по истреблению , и , следовательно , СС обязаны “ унести тайну с собой в могилу “ . Отсутствие у людей реакц и и на ходившие сл ухи нельзя понять , не принимая во внимание традицию , которая издавна считала сферу п олитики исключительной компетенцией государства. В той же плоскости лежит и о дна из причин тяги немцев к тому , чтоб ы забыть все , что было до 1945 г ода . Потому что вытеснение из своей памяти Гитлера означало — хотя бы частично — и преодоление какой-то формы жизни , расстава ние с личным миром и тем типом культу ры , который продолжительное время представлял этот мир . И все-таки в Германии , да и в других с транах тоже , фашистские или родственные им тенденции продолжают жить : в первую очередь некоторые психологичес кие предпосылки , пусть и не имеющие легко распознаваемой связи с национал - социализмом или даже выступающие под непривычными , бо льшей частью лев ы ми знаменами , рав но как и определенные социальные и эконом ические условия . Наименее живучими оказались идеологические предпосылки , такие как , например , национализм межвоенной поры , обеспокоенность п о поводу утраты статуса великой державы и ли панический ан т икоммунизм . В кач естве реакции на переход от стабильных , фи ксированных порядков к лишенному твердых гара нтий будущему современных обществ отдельные ф акторы , благоприятствовавшие фашистским решениям , будут встречаться до тех пор , пока будет продолжаться кр и зис приспособляемост и . Но гигантская тень , которую отбрасывали лагеря уничтожения , затмевает познание того , в какой мере явления , о которых идет ре чь , связаны с эпохальными или даже всеобщи ми потребностями людей , со страхами перед будущим , мотивами сопрот и вления , чтобы все могло стать по-другому и восстановила сь своего рода естественное состояние. Эти аспекты событий долгое время оставались оттесненными в тень . Нравственное возмущение заслоняло понимание того , что те , кто шел за Гитлером , кто орган изо вывал торжества и варварские преступления , бы ли людьми , а не чудовищами . А прокатившиес я по всему миру волнения конца 60-х год ов вновь выявили многие элементы , с которы ми то и дело встречаешься в описаниях обстановки предфашистских времен : аффект , напр а вленный против цивилизации , тягу к стихийности , упоенности и образности , безуде ржность молодежи и эстетизацию насилия . Верно , конечно , что тут все равно остается д истанция огромного размера , да и все совпа дения между этими явлениями и теми ранним и движени я ми кончаются там , где встает вопрос о слабых и угнетенных — вопрос , на который у фашизма нет отве та . Когда Гитлер назвал себя “ величайшим освободителем человечества “ , то он приме чательным образом сослался на “ избавляющее учение о ничтожности отдельно в з ятого человека “ . Однако не следует также забывать , что в прошлом фашистский синдром едва ли выступал когда-либо в ч истой , содержащей все его элементы форме и что всегда возможен его резкий переход в новые разновидности. Поскольку фашизм уходит своим и корнями в чувство кризиса эпохи , он обр етет свой конец только с самой эпохой . Так как он в столь значительной степен и представляет собой реакцию и отчаянный оборонительный рефлекс , то самой его природе присуще , что предпосылки , на которых он базируется, и являются всего лишь предпосылками , то есть фашистские движения нуждаются больше , нежели иные политические гр уппировки , в выдающемся вожде . Именно он а ккумулирует все отрицательные эмоции , называет по имени врагов , обращает депрессию в о пьянение и привод и т бессилие к сознанию им своей силы . К наиболее внуш ительным достижениям Гитлера и относится как раз то , сколь большие перспективы сумел угадать он в кризисе нервов и исполь зовать их ; как никто другой , сумел он подчинить себе идеологические и динамически е возможности межвоенных лет . Но с его концом все это неизбежно рухнуло , и возведенные в степень , сфокусированные и целеустремленно вводившиеся в действие чув ства немедленно вернулись к своему расслаблен ному , неупорядоченному первоначальному состоянию. Эта неспособность к выживанию ощутима на всех уровнях . Как бы ни подчеркивал Гитлер надличностный аспект своей задачи , как бы ни напирал он на сво ю миссию и как бы ни выдавал себя за орудие Провидения , выше своего времени он так и не поднялся . Поскол ь к у он не мог дать ни внушающей веру картины грядущего состояния мира , ни надежд ы , ни вдохновляющей цели , то ни одна из его мыслей не пережила его . И идеи , которые он всегда использовал лишь в к ачестве инструментов , остались после него пот репанными и скомп р ометированными . Это т великий демагог не оставил после себя ни единого слова , ни единой запоминающейся формулы , точно так же не дошло до сегодняшнего дня ни единого его строения , а он ведь столь жаждал стать величайши м архитектором всех времен ; не осталос ь даже запланированных им величеств енных руин . В очередной раз тут проявилось , какое романтическое недоразумение лежало в основе соображений , которые уже вскоре по сле так называемого захвата власти стали выдвигаться наиболее рьяными радикалами в ряд ах НСДА П : “ мертвый Гитлер движе нию нужнее , чем живой “ ; когда-нибудь ему следовало бы исчезнуть в тумане легенды , и его труп не должен быть найден , д абы он “ для верующих масс завершился тайной “ . Нет , вновь подтвердилось — и это стало особенно ясным на перелом н ом этапе войны , — что без катализирующей силы Гитлера не было бы ничего , а без личного присутствия “ велик ого “ фюрера мгновенно рухнуло все : воля , цель , сплоченность . У Гитлера не было тайны , которая выходила бы за рамки его непосредственного настоящего. Люди , чья пр иверженность и восхищение были им завоеваны , шли не за видением — они всегда шли за силой , и в ретроспективе эта жизнь представляется непрерывным выбросом гигант ской энергии . Воздействие этой энергии было огромным , страх , который она внушала, — беспримерным , но сверх этого в памяти мало что осталось.