Логико-семантические идеи Г. Фреге

Логико-семант ические идеи Г.Фреге Аналитическая философия возникла на волн е интереса к формальной логике, которая, обогатившись новыми методами, с середины XIX века начинает бурно развиваться[10] . К этому необходимо добавит ь, что влияние логики не ограничивалось лишь аналитической философией; в о второй половине XIX века представители всех философских направлений от позитивистов до неогегельянцев писали “логические исследования”, на э той же волне возникла и феноменология Гуссерля. Исключительное внимани е к логике на рубеже веков трудно обосновать лишь ссылкой на то, что логик а является философской наукой. Скорее, объяснение этому надо искать в ее взаимодействии с теми отраслями знания, которые выходили за рамки филос офского. И здесь особую роль сыграли психология и математика. Появление психологии стимулировало развитие логической мысли в том отношении, чт о с привнесением в философию позитивного естественнонаучного духа воз никала иллюзия, что теория познания обретет наконец так недостающие ей п рочные основания, и в этом отношении психологическое объяснение логики, как ядра теории познания, должно было сыграть свою ведущую роль. Цель пси хологизации, по существу, сводилась к стремлению объяснить логические с труктуры естественными процессами, протекающими в индивидуальном чело веческом сознании, а не способностями трансцендентального субъекта ил и самоопределением объективного духа. Однако психологизация не привод ила к позитивному расширению границ логики как науки, с точки зрения сод ержания она все так же понималась, по словам Канта, “вполне законченной и завершенной”. И, несмотря на то, что рефлексия над основаниями логики не р аз приводила к радикальному изменению философских установок, в данном с лучае был дан фальстарт. Психологическое обоснование не принесло ощути мой пользы, прочный фундамент так и не был заложен, а позитивное расширен ие границ логического ограничилось разработкой субъективных условий п рименения тех объективных законов и норм, которые и так давно были извес тны. Иное дело воздействие математики на логику, не только расширившее грани цы формальной логики, но и совершившее подлинную революцию как в пониман ии природы логического, так и в понимании перспектив применения философ ских методов. Последнее обстоятельство позволило Б.Расселу сказать, что формальная логика с середины XIX века каждые десять лет создает больше, чем было создано за весь период от Аристотеля до Лейбница[11] . Математизация л огики – процесс прямо противоположный ее психологизации и, пожалуй, хар актеризует одну из наиболее интересных коллизий в развитии науки. В ряду известных философов и логиков конца XIX — начала XX века Г.Фреге заним ает особое место. Его роль в современной логике, которую он в значительно й степени создал, сравнима разве что с ролью Аристотеля в логике традици онной. Фреге, в частности, заложил основы той области знания, которая полу чила название оснований математики, впервые отчетливо связав проблему формального единства содержания математики с принятыми в ней способам и рассуждения и заложив тем самым, основы теории формальных систем. Это с тало возможным только потому, что им была осуществлена одна из первых ак сиоматизаций логики высказываний и логики предикатов, причем последня я фактически впервые появилась в его трудах. Г.Фреге заложил основы логи ческой семантики, отделив в логической теории средства выражения (синта ксис) от того, что они обозначают. Наконец, он выдвинул программу прояснен ия основных понятий математики, которую и попытался осуществить с помощ ью процедуры сведения математики к логике, реализуя одну из возможных ме тодик прояснения специфики математического знания. Совокупность результатов, достигнутых им в логике, предполагала соверш енно определенный концептуальный сдвиг, который отражает влияние Фрег е на развитие современной мысли в целом. На чем же основан этот концептуа льный сдвиг? Он основан на новом понимании роли языка, который начинает р ассматриваться как исчисление, аналогичное математическим теориям[12] . 1. Значение и смысл имен собственных Семантика занимается концептуальным исс ледованием значений языковых выражений. Одним из ее центральных поняти й является понятие имени. Фреге принадлежит заслуга такого уточнения эт ого термина, которое позволило ему стать одним из основных понятий матем атической логики. В основе классической концепции имен собственных, сфо рмулированной Фреге, лежат понятия значения и смысла. Согласно этой конц епции, всякое имя обозначает (называет, именует) некоторый предмет (назыв аемый значением, денотатом или референтом имени) (нем. Bedeutung , англ. reference ) и выраж ает некоторый смысл (нем. Sinn , англ. meaning ), определенным образом характеризующ ий значение имени. В статье «О смысле и значении» Фреге дает следующее истолкование имени: «Под «знаком» или «именем» я понимаю любое обозначение, выступающее в ро ли имени собственного, значением которого является определенный предм ет (в самом широком смысле этого слова), а не понятие и не отношение... Обозна чение одного предмета может состоять также из нескольких слов и иных зна ков. Для краткости каждое такое обозначение может быть названо именем со бственным»[13] . Примерами имен собственных могут служить следующие выражения: (1) «Арист отель»; (2) «Учитель Александра Македонского»; (3) «Утренняя звезда»; (4) «Вече рняя звезда»; (5) «точка пересечения прямых a и b ». Следовательно, всякое имя, с одной стороны, обозначает свой предмет, а с др угой – выражает свой смысл, который определенным образом характеризуе тзначение имени. Поскольку смысл позволяет выделить предмет, обозначае мый знаком, обычно принято говорить, что значениезнака является функцие йсмысла. Например, знак «учитель Александра Македонского» при условии, ч то известны значения слов «учитель» и «Александр Македонский», обознач ает древнегреческого философа Аристотеля. Второй краеугольный камень семантики Фреге – это то строгое различие, к оторое он проводит между именамисобственными и предикатнымизнаками. П оследние именуются им понятийнымисловами (нем. Begriffsw orter ). В то время как значе нием имени собственного является определенный предмет, значением пред икатного знака или, что то же самое, понятийного слова, является понятие (н апример, «быть натуральным числом, большим, чем два»). В этом случае, однак о, возникает проблема, как отличить имя собственное в качестве логически простого обозначения единичного предмета от предикатного знака, чьим з начением является понятие, под которое подпадает всего-навсего один пре дмет. Для разрешения этой проблемы Фреге предложил определять семантич ескую категорию интересующего выражения путем его подстановки в предл ожение типа «Существует ли больше, чем одно — ». Пусть «А» будет тем выраж ением языка, семантическую категорию которого мы должны установить, под ставив его на место пробела в указанном выше предложении.Если интерпрет ировать выражение «А» как понятийное слово, то вопрос «Существует ли бол ьше, чем одно А?» будет вполне осмысленным, даже если мы и будем вынуждены дать на него отрицательный ответ; однако если интерпретировать «А» как и мя собственное, то такого рода вопрос вообще нельзя будет значимо сформу лировать, поскольку множественная характеристика отдельного предмета вообще есть что-то бессмысленное. Например, в английском языке слово « moon » может обозначать как Луну, так и спутник планеты. Относительно такого ро да двусмысленных случаев Фреге использовал возможность задавать вопро с «Существует ли больше, чем одно — » для того, чтобы выяснить, идет ли реч ь об описательном термине, который может осмысленно применяться во множ ественном числе («спутники планеты»), или же об имени собственном, относи тельно которого было бы бессмысленно употреблять множественное число ( «Луна»)[14] . Связь между именем, его значением и смыслом принято изображать в виде се мантическоготреугольника: «И» – имя собственное (обозначающее выражение) З – значение (референт) имени С – смысл (абстрактное содержание) имени Сам Фреге формулирует эту связь следующим образом: «Собственное имя (сло во, знак, сочетание знаков, выражение) выражает ( dr uckt aus ) свой смысл ( Sinn ) и означа ет ( bedeutet ), или обозначает ( bezeichnet ), свое значение ( Bedeutung ). Мы выражаем некоторым знак ом его смысл и обозначаем им его значение»[15] . В своей первой крупной теоретической работе «Исчисление понятий» (1879) Фре ге не проводил различие между значением и смыслом имени. Не встречается оно и в другом крупном его произведении «Основоположения арифметики», о публикованном в 1884 году. Впервые различие между значением и смыслом имени появляется только в 1892 году в статье «О смысле и значении» (« U ber Sinn und Bedeutung »). Вопросом, подтолкнувшим Фреге к изучению п роблемы значения и смысла языковых выражений, стал вопрос о равенстве. Я вляется ли равенство отношением? Если да, то отношением между предметами или же между именами и знаками предметов? В своей статье «Исчисление пон ятий» Фреге высказался в пользу второго решения этой проблемы. В статье «Смысл и значение» он еще раз возвращается к этому вопросу. Свои аргумен ты в пользу выбранного им решения проблемы он формулирует следующим обр азом: «Предложения а = а и а = b имеют, очевидно, различную познавательную цен ность: предложение а = а значимо a priori и, согласно Канту, должно называться ан алитическим, в то время как предложения, имеющее форму а = b значительно ра сширяют наше познание и не всегда могут быть обоснованы a priori . Одним из знач ительнейших открытий астрономии в свое время было то, что каждое утро вс тает не новое Солнце, а то же самое. И по сей день опознание астероидов или комет иногда связано со значительными трудностями. Если же в равенстве м ы хотим видеть отношение между тем, что означают имена «а» и « b », то предло жения а = b и а = а не могут быть различными в том случае, когда а = а истинно. При этом выражалось бы отношение вещи к самой себе, но не к какой-то другой вещ и»[16] . Если считать равенство отношением между п редметами, то предложения (1) «Утренняя звезда есть Утренняя звезда» и (2) «У тренняя звезда есть Вечерняя звезда» окажутся, – при условии, что предл ожение (2) истинно (очевидно, что так оно и есть), – выражающими один и тот же факт, а именно, что планета Венера тождественна планете Венере. Ясно, однако, что познавательный статус двух этих предложений совершенно различен. Предложение (1) являет ся аналитическим, т.е. логически-истинным или тождественно-истинным в си лу значений входящих в него логических терминов; оно не выражает какого- либо действительного знания о мире. Напротив, предложение (2) не является а налитическим; установление его истинности или ложности требует обраще ния к эмпирическим наблюдениям о мире. Оно сообщает нам важный астрономи ческий факт и выражает подлинное знание о мире. Возникшую проблему можно объяснить тем, что предмет, относительно котор ого утверждается его тождество с самим собой, рассматривается безотнос ительно к тем именам, «а» и « b », «Утренняя звезда» и «Вечерняя звезда», при помощи которых устанавливается это тождество. В силу вышеуказанных затруднений напрашивается следующее решение возн икшей проблемы. «Говоря а = b , видимо, хотят сказать, что знаки, или имена, «а» и « b », означают одно и то же, и в таком случае речь идет именно об этих знака х; между ними утверждается некоторое отношение. Но эти имена, или знаки, на ходятся в указанном отношении только потому, что они нечто называют или обозначают. Это отношение опосредовалось бы связью каждого из них с одни м и тем же обозначаемым»[17] . Получается, что равенство а = b есть отношение, высказываемое об имени «а» некоторого предмета и об имени « b » некоторого предмета и состоящее в том , что предметы обоих имен совпадают друг с другом. В данном случае имеется двухместное отношение между именем и предметом, им обозначаемым. Поэтом у можно сказать, что «а = b » есть высказывание об «а» и « b » лишь постольку, по скольку они обозначают какой-то предмет. Здесь появляется еще одна трудность, обусловленная тем, что знак или имя является произвольным по отношению к обозначаемому или именуемому им п редмету. Обозначение предмета тем или иным знаком зависит исключительн о от соглашения между лицами, употребляющими знаки. На этот счет Фреге пи шет: «Никому нельзя запретить считать произвольно избранное событие ил и предмет знаками чего угодно. В таком случае предложение а = b относилось бы не к самой вещи, а только к нашему способу обозначения; мы не выражали б ы в нем никакого подлинного знания. Но все же в большинстве случаев мы хот им именно этого»[18] . Конечно, существуют предложения, относительно смысла которых можно утв ерждать, что он ограничивается выражением того, что у предмета, обознача емого именем «а», есть еще имя « b ». Таково, к примеру, предложение (3) «Цицерон есть Марк Туллий». Можно считать, что и оно содержит некоторое знание насчет того, что челов ек по имени Цицерон иначе называется еще Марк Туллий. Ясно, однако, что это знание относится не к самому предмету, но к знакам, которыми мы обозначае м этот предмет. Однако не все предложения о равенстве таковы. Среди них вс тречаются и такие, которые выражают знание в собственном смысле этого сл ова. Рассмотрим предложение (4) «Платон есть ученик Сократа и учитель Аристотеля». Если мы будем считать, что предложение (4) по своему познавательному стату су вполне аналогично предложению (3), то должны будем заключить, что предло жение (4) содержит только некоторое знание о том, как нужно понимать знаки, обозначающие некоторое лицо, в данном случае – великого античного фило софа. Тогда нам следует понимать предложение (4) так, что оно утверждает то лько то, что человек, именуемый «Платон» – это тот же человек, которого на зывают «ученик Сократа и учитель Аристотеля». В таком случае мы не имеем права рассматривать последнее как сложное имя, состоящее из осмысленны х частей («ученик Сократа», «учитель Аристотеля») и сообщающее сведения, что обозначенный этим именем человек учился у Сократа и был учителем Ари стотеля, и должны рассматривать его как произвольный знак, обозначающий Платона и не несущий какой-либо дополнительной информации. Ясно, что так ое понимание предложения (4) ошибочно, поскольку предложения (3) и (4) явно раз личны по своему познавательному статусу. Предложенное решение не дает нам выхода из затруднения, поскольку мы ока зываемся не в состоянии различить предложения (1) «а = а» и «а = b » с точки зрен ия их познавательного статуса. Если знак «а» отличается от знака « b » толь ко по своему виду, а не в качестве собственно знака, то есть не в силу того с пособа, которым он обозначает нечто, то между предложениями (1) и (2) не будет принципиальной разницы в том случае, если предложение (2) истинно. Разница в познавательной ценности предложений (1) и (2) может появиться тол ько в том случае, если различию знаков соответствует различие в способе данности обозначаемого. Иными словами, это различие возможно тогда и тол ько тогда, когда с каждым именем собственным соотносится не только тот п редмет, который обозначает это имя (значение имени), но и тот способ, каким имя обозначает или дает нам предмет, — смысл имени. Для того, чтобы разъяснить вводимое им трехместное отношение между имен ем, значением имени и смыслом имени, Фреге прибегает к следующему пример у. Пусть а, b и с — прямые, соединяющие вершины треугольника с серединами п ротивоположных сторон. Точка пересечения а и b будет тогда той же самой то чкой, что и точка пересечения b и с. Итак, мы имеем различные обозначения (им ена) одной и той же точки, и эти имена («точка пересечения а и b » и «точка пер есечения b и с») указывают на способ данности объекта. Мы сталкиваемся с си туацией именования, в которой два имени обозначают один и тот же предмет. Первое имя обозначает его как точку пересечения прямых а и b , второе — ка к точку пересечения прямых b и с. Именно поэтому, утверждает Фреге, данное предложение выражает действительное знание. «Это свидетельствует о том, что некоторый знак (слово, словосочетание ил и графический символ) мыслится не только в связи с обозначаемым, которое можно было бы назвать значением знака, но также и в связи с тем, что мне хот елось бы назвать смыслом знака, содержащим способ данности [обозначаемо го]. Тогда в нашем примере одним и тем же будет значение выражений «точка п ересечения а и b » и «точка пересечения b и с», а не их смысл. Точно также у выр ажений «Вечерняя звезда» и «Утренняя звезда» одно и то же значение, но не смысл»[19] . Примечательно, что Фреге использует термин «имя собственное» в более ши роком значении, нежели чем только в качестве простого знака, обозначающе го отдельный предмет; он использует его также и в отношении сложных обоз начений предметов, которые мы обычно называем определенными описаниям и илидескрипциями(англ. definite descriptions ). (Эта терминология не имела хождения во вр емена Фреге. Она была введена Расселом в совместной с Уайтхедом работе « Principia Mathematica »[20] ). Отсюда становится понятным, что в состав имен собственных Фре ге включает по крайней мере два достаточно разнородных класса языковых выражений. Во-первых, речь идет о логических именах собственных, обознач ающих какой-то один предмет. В этом случае имя собственное является прос тым сингулярным термином, составные части которого, в свою очередь, сами не являются символами. Таковы выражения типа «Платон», «Аристотель», «Ве нера», «Марс», «Вена», «Гринвич». Во-вторых, речь идет о относительно сложн ых обозначениях предметов, которые мы обычно называем определенными оп исаниями. В таком случае имя собственное будет сложным сингулярным терм ином, содержащим более простые символы в качестве своих составных часте й. К сложным сингулярным терминам относятся выражения типа «тот ученик П латона, который был учителем Александра Великого», «самое удаленное от З емли небесное тело», «тот французский полководец, который выиграл сраже ние при Иене, но проиграл сражение при Ватерлоо». Каковы были основания, побудившие Фреге считать сложные сингулярные те рмины («определенные описания») обычными именами собственными наряду с простыми сингулярными терминами? Первое основание фрегевского включен ия определенных дескрипций в класс имен собственных состояло в том, что Фреге считал обычные имена собственные сокращенными определенными опи саниями; например, имя собственное «Аристотель» – это своего рода сокра щенная аббревиатура для описания «тот ученик Платона, который был учите лем Александра Великого». Следовательно, Фрегева семантика основывает ся на том, что большинство собственных обозначений – это скрытые описан ия. Это означает, что смысл логическим именам собственным типа «Аристоте ль», «Мюнхен», «Венера» придается посредством определенных описаний, ко торые ставятся им в соответствие. В свою очередь, в определенные описани я могут входить логические имена собственные. Это позиция обладает мало убедительным правдоподобием в отношении собственных имен исторически х персонажей («Аристотель», «Цицерон», «Наполеон»), но она совершенно не г одится для объяснения семантических особенностей обычных имен собстве нных. В частности, если считать, что логические имена собственные – это с окращенные определенные описания или части определенных описаний, то о казывается необъяснимым факт существования по крайней мере двух знако мых мне людей, носящих одинаковые имена. Это обстоятельство приводит к целому ряду известных трудностей, когда мы пытаемся применить его к естественным яз ыкам. В частности, одна из них касается значения обыденных имен собствен ных: например, имен собственных, обозначающих отдельные личности. Как пр авило, знание значения имени собственного в включает в себя знание, кого отдельный говорящий намеревается обозначить этим именем. Однако вполн е возможны случаи, когда различные говорящие обозначают одну и ту же лич ность при помощи одного и того же имени собственного, и при этом не знают, что они обозначают одну и ту же личность, поскольку каждый из них отождес твляет ту личность, о которой идет речь, при помощи различных дескрипций. Если Лео Петер лично знает доктора Густава Лаубена, но не знает, что докто р Лаубен родился 13 сентября 1875 г. в N ., а Херберт Гарнер знает только то, что до ктор Густав Лаубен родился 13 сентября 1875 г. в N ., но не знает, где живет доктор Лаубен в настоящее время и вообще не имеет никаких других сведений о нем, то тогда возникает ситуация референциальной «непрозрачности», о котор ой сам Фреге говорит следующее: «В таком случае Херберт Гарнер и Лео Пете р будут, употребляя имя собственное «доктор Густав Лаубен», говорить на разных языках, хотя они в действительности и будут этим именем обозначат ь одного и того же человека; ведь они не будут знать, что делают именно это. Херберт Гарнер будет связывать с предложением «Доктора Густава Лаубен а ранили» не ту мысль, которую хотел бы выразить Лео Петер»[21] (выделено нам и). Иными словами в ситуациях, получается, что употребляя одно и то же имя, но связывая его с различными смысловыми хара ктеристиками, люди говорят на разных языках, или, как принято выражаться в настоящее время, на разных идиолектах. Коль скоро это следствие теории смысла Фреге блокирует возможность коммуникации и препятствует реализ ации ее цели — взаимопонимания между индивидами, то многие последовате ли Фреге сочли это следствие малопривлекательным. Итак, Фреге рассматривал опреде ленные дескрипции как «смыслы» имен собственных (например, «Аристотель есть тот человек, который был учителем Александра Великого»), позволяющи е выделить значение соответствующих имен. На это, в частности, указывает его замечание, суть которого в следующем: мнения о том, что же следует счит ать смыслом собственно имени собственного, например Аристотель, могут б ыть, правда, различны. Можно, в частности, считать, что слово «Аристотель» имеет смысл: ученик Платона и учитель Александра Великого. Тот, кто приде рживается такого мнения, свяжет с предложением «Аристотель родился в Ст агире» не тот смысл, который оно имеет для того, кто с именем «Аристотель» связывает смысл: родившийся в Стагире учитель Александра Македонского. Но поскольку значение остается одним и тем же, постольку эти колебания с мысла допустимы, хотя в языках точных наук их следует избегать, а в соверш енном языке они недопустимы. В дальнейшем истолкование имен собственны х как скрытых описаний было подхвачено Бертраном Расселом. Последний ут верждал, что мысль, находящаяся в уме говорящего тогда, когда он, например , употребляет в том или ином контексте выражение «Аристотель», может быт ь выражена в явном виде исключительно путем замены имени собственного о писанием. Более того, описания, необходимые для выражения этой мысли, буд ут различаться от человека к человеку и для одного и того же лица в разное время. Единственной постоянной величиной, – при том условии, что имя исп ользуется правильно, – остается предмет, к которому отсылает имя. В данном случае, говоря о том, что собой представляет смысл имени собстве нного, например, «Аристотель», мы могли бы охарактеризовать его как конь юнкцию таких свойств, как 1 ..., 2 ... , 3 ... , 4 ... ; и дать при этом полный список определе нных свойств. Ясно, однако, что в данном случае требуется дать какой-то кри терий отбора интересующих нас свойств, поскольку каждый отдельный пред мет обладает бесчисленным множеством свойств и при отсутствии такого к ритерия фиксация смысла имени собственного стала бы чересчур сложной и громоздкой, если вообще выполнимой процедурой. Иными словами, возникает вопрос о диапазоне существенных свойств предмета, обозначенного соотв етствующим именем, и критерии отбора этих свойств и отличения их от не-су щественных. Это требование отличать существенные свойства предмета от несущественных при фиксации смысла имени приводит, как отмечает Сол Кри пке, к социологизации понятия смыслаименисобственного. На практике это означает, что смысл имен собственных, например «Аристотель», начинают оп ределять как некоторое грубо устанавливаемое множество широко распрос траненных в определенном обществе в определенную эпоху мнений об Арист отеле[22] . Это – не слишком приятное следствие для философов, принимающих доктрину смысла Фреге. Поставьте, к примеру, на место имени собственного, смысл которого требуется определить, имя «Сталин», и призрачная область смыслов как объективных сущностей, открываемых (Фреге) или постулируемы х (Черч) в трехчленной семантике знака, обозначенного и смысла сразу же ул етучится. Ведь совершенно ясно, что совокупность широко распространенн ых, например, в российском обществе, мнений о Сталине в 1949, 1989 и 1999 годах резким , зачастую диаметрально противоположным образом отличается друг от дру га. Отсюда становится ясным, что неудовлетворительность Фрегевой теори и имен собственных заключается в том, что она заставляет смысл имени кол ебаться, – в конечном счете от человека к человеку и от одного контекста употребления к другому; при этом принципы определения смысла имен для ка ждого отдельно взятого человека оказываются зависимыми от обстоятельс тв его личной жизни, а также от тех воздействий – вербальных и не-вербаль ных, – которым он подвергается со стороны общества: воспитания, образов ания, накопленного культурного капитала, умственного кругозора и т.д. При этом надо отметить, что соображения, приведшие Фреге к включению сло жных сингулярных терминов в класс обычных имен собственных, не носили, в отличии от соображений Рассела, эпистемологического характера. (См. об э том у Питера Гича[23] ). Рассел говорит, что логические имена собственные отс ылают слушающего к непосредственно знакомым объектам; при этом имеется в виду, что знание об этих объектах получено без помощи какого-либо вывод а, посредством прямого знакомства при помощи органов чувств или разума. Такая постановка вопроса скорее всего показалась бы ему нежелательным возвращением от формально-семантического анализа к теоретико-познават ельному психологизму, бывшему отличительной чертой философии Нового в ремени. Программу формально-семантического анализа, не имеющего отноше ния к психологическому процессу познания, Фреге наметил еще в своей рабо те «Исчисление понятий», опубликованной в 1879 году. В ней он четко отделил к онтекст обоснования и формализации имеющих истин от контекста получен ия новых истин и считая второй психологической проблемой, вывел его за р амки логико-семантических исследований. Надо отметить также и то, что Фреге считал определенные дескрипции имена ми собственными не потому, что придавал каждому выражению предметное зн ачение. Он отнюдь не придерживался убеждения, что всякое языковое выраже ние какого угодно вида должно обозначать какую-либо сущность. Такая пози ция была свойственна Мейнонгу в его Gegenstandstheorie и Расселу в ранний период его тв орчества, отмеченный созданием Principia Mathematica , однако совершенно чужда самому Ф реге. Отчасти это происходило потому, что он уподоблял предикаты функцио нальным выражениям, отчасти же потому – что делил все выражения языка н а обозначающие и указывающие. Только обозначающим знакам типа имен собс твенных можно приписать предметное значение и смысл. Об указывающих же з наках типа частицы «между» вряд ли можно сказать, что она нечто обознача ет; не всегда имеет смысл и приписывать ей какой-то особый смысл. Указываю щие знаки по своей роли в дискурсе обычно характеризуются тем, что они вн осят свой вклад в значение предложения благодаря тому, что связывают его части между собой и тем самым способствует выражению в языке – при помо щи соответствующего предложения – полной мысли. «Говоря, что указывающ ий знак ничего не обозначает и не имеет смысла, – отмечает Фреге, – мы ещ е не утверждаем, что он не может содействовать выражению некоторой мысли . Он может содействовать этому тем, что придает общность содержания пред ложению или состоящему из предложения целому»[24] . Второе основание включения Фреге определенных дескрипций в класс имен собственных было связано с проблемой взаимозаменимости простых и слож ных сингулярных обозначений в математическом дискурсе. Оно основывает ся на том, что в математике простые и сложные знаки, обозначающие определ енное число, например, е, свободно заменяются друг на друга (Об этом подроб нее см. у Гича[25] ). Еще одна проблема, которая возникает вслед ствие того, что Фреге включает определенные дескрипции в класс имен собс твенных, – это вопрос о том, как отличить имя собственное в качестве логи чески простого обозначения единичного предмета от предикатного знака, чьим значением является понятие, под которое подпадает всего-навсего од ин предмет. Для разрешения этой проблемы Фреге предложил определять сем антическую категорию интересующего выражения путем его подстановки в предложение типа «Существует ли больше, чем одно — ». Пусть «А» будет тем выражением языка, семантическую категорию которого мы должны установи ть, подставив его на место пробела в указанном выше предложении.Если инт ерпретировать выражение «А» как понятийное слово, то вопрос «Существуе т ли больше, чем одно А?» будет вполне осмысленным, даже если мы и будем вын уждены дать на него отрицательный ответ; однако если интерпретировать « А» как имя собственное, то такого рода вопрос вообще нельзя будет значим о сформулировать, поскольку множественная характеристика отдельного п редмета вообще есть что-то бессмысленное. Например, в английском языке с лово « moon » может обозначать как Луну, так и спутник планеты. Относительно т акого рода двусмысленных случаев Фреге использовал возможность задава ть вопрос «Существует ли больше, чем одно — » для того, чтобы выяснить, ид ет ли речь об описательном термине, который может осмысленно применятьс я во множественном числе («спутники планеты»), или же об имени собственно м, относительно которого было бы бессмысленно употреблять множественн ое число («Луна»). Итак, Фреге использует термин «имя собстве нное» в более широком значении, нежели чем только в качестве простого зн ака, обозначающего отдельный предмет; он применяет его также к относител ьно сложным обозначениям предметов, которые обычно называются определ енными описаниями. Это расширительное истолкование объема термина «им я собственное» открыто для серьезных возражений. Если мы будем считать, что «А» представляет понятийное слово или многословное понятийное выр ажение, то в этом случае можно утверждать, что «(есть) определенное А» (« ( is ) the A ») также будет понятийным выражением; «х (есть) определенное А» («х ( is ) the A ») будет означать «х есть некое (какое-то) А и ничто помимо х не является нек им А» (« x is an A and nothing besides x is an A »). Ясно, что логически невозможно для более чем одного предмета быть определенным А ( the A ); однако сам Фреге настаивает на том, что м ы должны проводить строгое различие между именемсобственным и понятий нымсловом, которое можно применить только к одному предмету. Фреге при э том принимает во внимание то обстоятельство, что связка «есть» во многих европейских языках используется по крайней мере в четырех ключевых смы слах: 1) для выражения существования «Предмет есть, существует»; 2) для выра жения предикации (принадлежности элемента классу): «Сократ (есть) мудрый »; 3) для выражения включения одного класса в другой: «Греки (суть) люди»; 4) дл я выражения тождества: «Сократ есть муж Ксантиппы»[26] . Следовательно, Фре ге считает, во-первых, что в предложениях типа «х (есть) определенное А» св язка есть используется для выражения тождества и, во-вторых, она имеет в э том контексте самостоятельное содержание. В действительности предложенн ое Фреге выделение специальной связки для тождества во фразе вида «суще ствует определенное А» является не более убедительным, нежели предложе ние принимать существование связки принадлежности элемента классу во фразе вида «существует какое-то А», что, на взгляд Фреге, было ошибочно; де ло в том, что во всех этих контекстах «есть» не имеет своего собственного отдельного содержания. Например, когда утверждается, что «Не существует (определенного) короля Швейцарии» или что «Не существует числа, являюще гося (определенным) корнем квадратным из 4», то тем самым речь идет не об ук азании, – путем обозначения, – на конкретную личность или на конкретно е лицо, после чего заявляется, что никто не тождественен этой личности, ил и что нет числа, равного этому числу. На самом деле указывается на понятие , в данном случае, – на понятие «быть королем Щвейцарии» или «быть числом , которое является корнем квадратным из 4», которое применимо не более чем к одной личности или числу; после чего утверждается, что ни один предмет н е подпадает под это понятие; иными словами, речь идет о том, что это поняти е имеет «нулевой» объем[27] . Понятию смысла Фреге приписывает два важные свойства. Во-первых, Фреге с читает смыслы имен собственных объективнымисущностями. Поэтому от зна чения и смысла имени собственного Фреге отделяет представление, вызыва емое именем у слушающего. В силу своей объективности смысл имени собстве нного не совпадает с представлением, связанном с произнесением или проч тением имени в уме слушающего. Происходит это потому, что в отличии от смы сла языкового выражения связанные с ним представления Фреге считает «ч ем-то полностью субъективным»[28] . Если значением языкового знака являетс я чувственно воспринимаемый предмет, то представление об этом предмете есть внутренний образ, возникший из воспоминаний о чувственных впечатл ениях и об актах моей внутренней и внешней деятельности. Представление с убъективно: оно часто пронизано эмоциями, отчетливость его отдельных ча стей различна и колеблется от случая к случаю. Даже и для одного человека определенное представление не всегда связано с одним и тем же смыслом. (Ч еловек, имеющий представление об императоре Юлии Цезаре, может связыват ь с ним множество различных смыслов, например, таких, которые выражаются определенными описаниями типа «римский полководец, перешедший Рубикон », «тот человек, который стал первым римским императором», «победитель П омпея при Фарсале», «тот римский император, который был убит заговорщика ми в Мартовские Иды). И наоборот, с одним и тем же смыслом может быть связан о много разных представлений. У художника, зоолога и наездника с именем « Буцефал» будут связаны, вероятно, очень разные представления. Смысл знака отличается от представления, вызываемого знаком у слушающе го, тем, что он «может быть общим достоянием многих и, следовательно, не яв ляется частью или модусом души отдельного человека; ибо никто, пожалуй, н е станет отрицать, что человечество обладает общей сокровищницей мысле й, которую оно передает от поколения к поколению»[29] . Смысл занимает промежуточное положение между именем собственным и его значением, в качестве которого выступает какой-то чувственно восприним аемый предмет, обозначаемый этим именем. Представление полностью субъе ктивно; значение имени объективно; смысл, который лежит между ними, являе тся интерсубъективной категорией, доступной по крайней мере некоторым и говорящим на одном языке (в идеале он должен быть доступен всем членам н екоторого языкового сообщества). Отношение между именем собственным и е го значением и смыслом Фреге пытается прояснить при помощи следующего п римера наблюдения Луны через телескоп: «Допустим, некто смотрит на Луну в телескоп. Саму Луну я сравниваю со знач ением; она является предметом наблюдения, которое опосредовано реальны м образом, который образуется на линзах внутри телескопа, и образом на се тчатке наблюдателя. Первый я приравниваю к смыслу, второй – к представл ению или созерцанию. Конечно, образ в телескопе является односторонним и зависит от расположения телескопа; однако он все-таки объективен, ибо мо жет служить нескольким наблюдателям. Во всяком случае его можно направи ть таким образом, что его одновременно будут использовать несколько наб людателей. Однако образ Луны на сетчатке глаза у каждого будет свой. В сил у разного строения глаз вряд ли можно ожидать даже геометрического подо бия двух образов на двух разных сетчатках, а их полное совпадение соверш енно исключено. Это сравнение можно было бы продолжить, предположив, что В может увидеть сетчатку А или же что А также может увидеть свою собствен ную сетчатку в зеркале. Тем самым можно было бы, пожалуй, показать, что и са мо представление можно рассматривать как предмет, однако в качестве так ового оно воспринимается наблюдателем совсем не так, как оно непосредст венно воспринимается самим представляющим»[30] . Вторая важная особенность смысла имени собственного заключается в том, что он содержит в себе «способ данности» (нем. Darstellungsweise ) значения имени. Как ук азывает Фреге, наряду со значением выражения требуется принимать во вни мание также и «способ данности» предмета при помощи данного выражения. « Способ данности» «содержится в» смысле знака. В качестве примера он прив одит уже известные выражения «Утренняя звезда» и «Вечерняя звезда», кот орые представляют собой два различные «способа данности» одного и того же предмета. Предполагается, что один и тот же предмет – планета Венера – в первом случае дается нам как небесное тело, освещенное восходящим с олнцем, а во втором – как небесное тело, видимое на небе в вечернее время суток. Поскольку считается, что зная смысл имени, можно установить значе ние имени, принято утверждать, что значение имени является функцией его смысла. Однако понимание смысла имени не означает, что лицу, которое пони мает смысл имени, обязательно известно значение имени. Дело в том, что зна ние смысла имени отнюдь не обязательно приводит к знанию значения имени . Используя метафору, предложенную Майклом Даммитом, можно сказать, что с мысл как бы задает тот путь, идя по которому можно прийти к значению имени . Однако смысл не дает ответа на вопрос, имеет ли имя значение или нет; это п роблема, которая требует эмпирического исследования. В этой связи Фреге указывает: «Всестороннее знание значения предполагало бы, что о каждом д анном смысле мы могли бы сразу решить, относится ли оно к этому значению и ли нет. Но этого мы никогда не достигаем»[31] . Поэтому можно понимать смысл и мени, но не знать о предмете имени ничего, кроме того, что он определяется этим смыслом. Более того, может случиться и так, что предмета, определяемо го смыслом имени, вообще не существует. В том случае, когда имена обознача ют предметы, не существующие в действительности, их называют мнимыми. Пр оисходит это потому, что в естественных языках смысл имени не определяет существование предмета. «Пожалуй, можно сделать так, чтобы грамматическ и правильно построенное выражение, представляющее собственное имя, все гда имело один и тот же смысл; но имеет ли оно еще и значение – остается пр облематичным. Слова «наиболее отдаленное от Земли небесное тело» имеют смысл; однако очень сомнительно, имеют ли они значение. Выражение «в наим еньшей степени сходящийся ряд» имеет некоторый смысл; однако доказано, ч то оно не имеет значения, так как для любого сходящегося ряда всегда найд ется ряд, сходящийся еще медленнее. Таким образом, даже если понимается н екоторый смысл, это еще не обеспечивает наличие значения»[32] . Имена, имеющие смысл, но не обозначающие ни какого предмета – это неподлинные собственные имена; они только выполн яют роль собственных имен. Фреге называет такие имена мнимыми собственн ыми именами. Они встречаются в естественных языках, но им не должно быть м еста в языке науки. В отличии от естественных языков, в языке науки смысл и мени определяет существование предмета имени и притом единственного. Ф реге пишет: «От логически совершенного языка (исчисление понятий) следуе т требовать, чтобы любое выражение, образуемое как имя собственное грамм атически правильным образом, действительно обозначало некоторый предм ет, и чтобы в качестве собственного имени не вводилось ни одного знака, не обеспеченного собственным значением»[33] . Эта идея была реализована Фреге в работе « Исчисление понятий». В «Основоположениях арифметики» (1884)[34] он утверждает , что для соблюдения логической строгости рассуждений важен принцип, сог ласно которому все правильно образованные знаки должны означать нечто. Специальные правила, сформулированные Фреге и придающие каждому прави льно построенному знаку в исчислении строго фиксированное значение, в н астоящее время принято именовать семантическимиправилами. Американский логик Алонзо Черч, разделяющий основные положения теории смысла и значения Фреге, характе ризует ее так, что смысл, который связан с именем, представляет собой опре деленную концептуальную информацию об обозначаемом предмете. Смысл од нозначно характеризует предмет без учета того, доступен он или нет, без у чета того, в состоянии ли мы себе его представить или нет, без учета того, д ействительно ли он существует и т.д. Это положение можно сформулировать так, что для всех говорящих на данном языке L (причем предполагается, что в се носители языка L обладают всем его словарным запасом, то есть в состоян ии понять каждое слово в L ) всегда доступен один и тот же смысл каждого име ни. Иначе говоря, все носители языка в состоянии одному и тому же имени при дать одинаковый смысл и не должны при этом воспроизводить в памяти одина ковые представления или ассоциативные образы[35] . В логически совершенном языке отношение между знаком, выражаемым им смы слом и обозначаемым им предметом должно, согласно Фреге, иметь следующий вид: «Правильная связь между предметом, его смыслом и значением должна б ыть такой, чтобы знаку соответствовал определенный смысл, а смыслу, в сво ю очередь, – определенное значение, в то время как одному значению (одном у предмету) соответствует не только один знак. Один и тот же смысл выражае тся по-разному не только в разных языках, но и в одном и том же языке. ... Разум еется, в совершенной совокупности знаков каждому выражению должен соот ветствовать лишь один определенный смысл, однако естественные языки да леко не всегда удовлетворяют этому требованию и приходится довольство ваться тем, чтобы хотя бы на протяжении одного рассуждения слово всегда имело один и тот же смысл»[36] . Итак, одно и то же имя, – причем не только в разных языках, но и в одном и том же языке, – может выражать разный смысл. Такая многосмысленность имен, я вляющаяся обычным делом в естественных языках, нетерпима в языке науки. Поэтому в языке науке требуется использовать однозначные языковые выр ажения. В этом случае каждое имя должно выражать только один смысл (и, соот ветственно, должно иметь только одно значение). И наоборот, один и тот же смысл может быть выражен разными именами. Имена, выражающие одинаковый смысл, называются синонимами. Поскольку синоним ы выражают один и тот же смысл, они имеют одно и то же значение. Отсюда впол не естественно возникает вопрос, в силу каких критериев мы признаем два имени обладающими одинаковым смыслом. Проблема синонимии языковых выр ажений – одна из центральных проблем логической семантики. Фреге предл агает свой ответ на этот вопрос в виде так называемого принципа взаимоза менимости равнозначных выражений (его еще называют принципом «коэксте нсиональности»). Согласно этому принципу, два языковых выражения облада ют одинаковым значением, если при замене одного выражения на другое в ко нтексте определенного предложения истинностное значение этого предло жения остается неизменным. 2 Значение и смысл предложений Предложения рассматриваются Фреге как ча стные случаи имен. Поэтому для них сохраняются все те требования, которы е имеют силу для имен собственных. Фреге начинает анализ отношения наименования со знаков аргументов, кот орые он называет собственными именами и под которыми понимает любое выр ажение, имеющее значение в виде самостоятельного предмета. В качестве от правной точки он избирает отношение тождества двух имен. Обычная тракто вка связывает это отношение либо с отношением вещей, либо с отношением з наков. Однако Фреге отвергает и то и другое. Если бы тождество сводилось к совпадению предмета с самим собой, то установление подобного отношения не имело бы познавательного значения, так как соответствующее суждение было бы аналитическим в смысле Канта и не содержало бы никакого приращен ия знания. Тождественность предмета самому себе есть отправной пункт вс якого познания, а не его результат. Когда же мы говорим, что ‘ a = b ’ , мы утве рждаем нечто явно отличное от ‘ a = a ’ ввиду различной эвристической цен ности этих выражений. Скорее можно было бы предположить, что отношение т ождества – это отношение между различными обозначениями одного и того же. Однако если все сводилось бы лишь к отношению между знаками, то роль иг рал бы только используемый способ обозначения, что также не имело бы эвр истической ценности ввиду произвольности принятой системы знаков. Как считает Фреге, «разница может появиться только тогда, когда различию зна ков соответствует различие в способах данности обозначаемого. Пусть a , b , c – прямые, соединяющие вершины треугольника с серединами противополож ных сторон. Точка пересечения a и b есть в таком случае та же самая точка, что и точка пересечения b и c . Таким образом, у нас имеются различные обозначен ия одной и той же точки, и эти имена (‘ точка пересечения a и b ’ , ‘ точка пер есечения b и c ’ ) одновременно указывают на способ данности объекта, и поэ тому данное предложение содержит действительное знание. Это свидетель ствует о том, что некоторый знак (слово, словосочетание или графический с имвол) мыслится не только в связи с обозначаемым, которое можно было бы на звать значением знака, но также и в связи с тем, что мне хотелось бы назват ь смыслом знака, содержащим способ данности обозначаемого. Тогда в нашем примере одним и тем же будет значение выражений ‘ точка пересечения a и b ’ и ‘ точка пересечения b и c ’ , а не их смысл. Точно так же у выражений ‘ Ве черняя звезда’ и ‘ Утренняя звезда’ одно и то же значение, но не смысл» [37] . Таким образом, если мы намереваемся правильно решить проблему тождеств а, необходимо допустить еще один компонент, характеризующий отношение н аименования, то есть отношение между предметом и знаком. Таким компонент ом является выраженный в языке способ указания на предмет, который не ес ть собственно языковая оболочка и не есть предмет объективной реальнос ти, а отличается и от того, и от другого. Этому третьему элементу отношения наименования, смыслу, Фреге отводит эвристическую функцию приращения з нания. Введение в структуруотношения наименования такого компонента, как смы сл, позволяет решить проблему осмысленного функционирования пустых, т.е . не имеющих предметного значения, имен, типа ‘ Одиссей’ или ‘ самое бол ьшое число’ . Когда встречаются такие выражения, речь, очевидно, не может идти об их предметном значении, но они могут употребляться осмысленно. В этом отношении наличие смысла независимо от наличия соответствующего объекта[38] . Фреге начинает исследование семантики предложения с анализа повествов ательных предложений. Такие предложения, говорит он, содержат некоторую мысль, которая может быть или значением предложения, или его смыслом. Зде сь же Фреге уточняет: «Под мыслью ( Gedanke ) я понимаю не субъективную деятельно сть мышления, а его объективное содержание, способное быть достоянием мн огих»[39] . Теперь необходимо выяснить, что же является значением повествовательн ого предложения. На этот счет, полагает Фреге, можно выдвинуть два предпо ложения: (1) Значением повествовательного предложения является мысль ( Gedanke ). (2) Повествовательное предложение имеет смысл, но не имеет значения. Предположение (1), однако же, оказывается неудовлетворительным в силу тог о, что в этом случае не выполняется принципвзаимозаменимости Лейбница, ф ормулировка которого предполагает, как критерий идентичности языковых выражений, их взаимную заменимость в контексте предложения при сохране нии семантической характеристики предложений, то есть истинностного з начения[40] . Если бы значением повествовательного предложения являлся бы его смысл, то, согласно принципу Лейбница ( salva veritate ), мы могли заменить одно вх одящее в предложение выражение на другое, обладающее тем же самым значен ием, и при этом сохранилось бы истинностное значение предложения. Ясно, о днако, что это не так. Если в предложении (1) «Утренняя звезда есть тело, осве щенное солнцем» заменить входящее в него имя собственное «Утренняя зве зда» на синонимичное выражение «Вечерняя звезда», то получится предлож ение (2) «Вечерняя звезда есть тело, освещенное солнцем», которое должно вы разить ту же самую мысль, что и предложение (1).В действительности же предл ожения (1) и (2) содержат разные мысли. Каждый, кому неизвестно, что «Утренняя звезда» есть «Вечерняя звезда», может счесть одну из этих мыслей истинно й, а другую – ложной. Мысль в таком случае изменится, и соответственно, из менится и значение предложения, коль скоро мы в своем предположении исхо дили из того, что значением повествовательного предложения является вы ражаемая им мысль, или смысл. «Таким образом, мысль не является значением предложения, ее следует рассматривать скорее как смысл предложения»[41] . Предположение (2), выдвинутое Фреге, состоит в том, что предложение имеет смысл, но не имеет значения. Такие предложени я и в самом деле встречаются. К ним, в частности, относятся предложения, вк лючающие в себя имена собственные, не имеющие значения. Предложение «Оди ссея высадили на берег Итаки в состоянии глубокого сна» имеет, очевидно, смысл. Но поскольку неизвестно, обладает ли значением имя «Одиссей», пос тольку мы не знаем, имеет ли значение данное предложение в целом. Ясно, одн ако, что тот, кто всерьез считает данное предложение истинным или ложным, признает за именем «Одиссей» не только смысл, но и значение; так как тольк о значению этого имени можно приписывать или отрицать за ним упомянутый в предложении предикат. Отсюда следует, что значением повествовательно го предложения надо считать его истинность или ложность. Фреге утверждает, что предикат приписывае тся или отрицается не относительно имени, но относительно его значения, то есть относительно некоторого предмета. Только в том случае, когда име ет место приписывание или отрицание предиката относительно некоторого предмета, обозначаемого именем, предложение принимает значение истинн ости или ложности. Фреге говорит: «Тот, кто не признает некоторого значен ия, не может ни утверждать, ни отрицать наличие у него какого-либо предика та»[42] . Если имя, являющееся субъектом предложения, не имеет значения, то пр едложение, в которое оно входит, не является ни истинным, ни ложным. В тако м случае предложение (согласно принципу композициональности, что сложн ое имя не имеет значения, если не имеет значения хотя бы одно входящее в не го простое имя), также не имеет значения. Поэтому коль скоро истинность и л ожность рассматриваются как значение предложения, то для него имеют сил у и принцип взаимозаменимости, и принцип предметности, согласно котором у если сложное имя имеет значение, то его имеют и все входящие в него прост ые имена. Наконец, из этого размышления Фр еге становится ясно, почему именно предложение, а не имя собственное, явл яется первичным носителем значения. Дело в том, что каждый из приводимых Фреге примеров имен собственных является однозначно идентифицирующим описанием определенного предмета. Значением знака является поэтому то т предмет, который соответствует этому описанию. (Причем в языке науки ка ждому имени собственному должен соответствовать только один предмет). З нак выделяет предмет в качестве своего значения только в том случае, ког да определенное предложение, в котором утверждается или отрицается неч то относительно значения имени, является истинным по отношению к этому п редмету. Например, «Аристотель – это тот ученик Платона, который был учи телем Александра Великого».Теперь становится ясно, почему предложение следует считать исходным носителем значения. Эта особенность Фрегевой семантики обусловлена тем, что постижение (нем. Fassen , англ. grasping ) предметного з начения имени собственного или описательного выражения включает в себ я, по Фреге, согласие с истинностью предложения, согласно которому опред еленный предмет соответствует определенному описанию. До тех пор, пока м ы не признаем возможность формулировки истинных предложений, в которых что-то утверждается или отрицается по поводу предметов, мы не сможем уст ановить «значения» имен собственных; иными словами, мы не сможем идентиф ицировать выделить предметы, которые они обозначают. Согласно семантической концепции Фреге, толкующей предложения как сво еобразные имена собственные, смысл повествовательного предложения, ил и мысль, определяется только смыслами его частей, а не их значением. Если б ы нас интересовала только мысль как смысл предложения, то не было бы ника кой необходимости интересоваться значением предложения. В частности, в ыраженная в предложении об Одиссее мысль не изменится оттого, имеет ли с лово «Одиссей» значение или нет. В действительности же мы стремимся узна ть и значение составляющих его имен. Это указывает на то, что мы признаем з начение и за самим предложением. Фреге спрашивает: «Почему же мы хотим, чт обы каждое имя собственное имело не только смысл, но и значение? Почему на м недостаточно мысли? Потому и лишь потому, что нас интересует ее истинно стное значение. ... Именно стремление к истине и заставляет нас двигаться в перед, от смысла предложения к его значению»[43] . Вывод, к которому приходит Фреге, заключается в том, что значением повест вовательного предложения является его истинностноезначение (нем. Wahrheitswert , англ. truth value ). Под истинностным значением предложения Фреге понимает то, что оно является истинным или ложным. Других истинностных значений, говорит Фреге, нет. (Это справедливо для стандартной двузначной логики, но неприе млимо для возникших в XX веке многозначных логик). Для краткости одно он на зывает истинностью, а другое – ложностью. Фреге пишет: «Всякое повество вательно предложение, в зависимости от значения составляющих его слов, м ожет, таким образом, рассматриваться как имя, значением которого, если, ко нечно, оно имеется, будет либо истина, либо ложь. Оба этих абстрактных пред мета признаются, хотя бы молчаливо, всеми, кто вообще выносит хоть какие - либо суждения или считает хоть что нибудь истинным, то есть даже скептик ом»[44] . Истинность и ложность рассматриваются Фреге как абстрактныепредметы. Такая трактовка истинности и ложности нашла себе широкое применение в с овременной математической логике. Так, при табличном построении исчисл ения высказываний функции этого исчисления обычно трактуются как опре деленные на области, состоящей из двух предметов – предмета «истина» и предмета «ложь», которые принимают значение также на этой области. Следу ет, однако, отметить, что современные последователи Фреге и, в частности, Ч ерч, предпочитают говорить об истине и ложности как о постулированных, а не как о идеально существующих предметах. В этом они видят способ избежа ть далеко идущих следствий логическогореализма Фреге, согласно которо му абстрактные предметы обладают специфическим модусом существования. Если предложение имеет истинностное значение, то оно, в свою очередь, опр еделяется мыслью, выраженной в данном предложении. Фреге пишет: «Истинно стное значение ( Wahrheitswert ) является значением ( Bedeutung ) предложения, смыслом ( Sinn ) кот орого является мысль ( Gedanke )»[45] . Соответственно, только смыслы предложений, к оторые могут быть истинными или ложными, являются мыслями. Предложения, выражающие приказы, вопросы, «восклицания, которыми выражаются чьи-то чу вства», обладают смыслами, но эти смыслы не являются мыслями. Мысль являе тся смыслом предложений, «в которых выражается сообщение или утвержден ие»[46] . Если значением предложения является его истинностное значение, то все п редложения распадаются на два класса: (1) на класс предложений, смысл которых определяет их истинностное значен ие «истинность», и (2) на класс предложений, смысл которых определяет их истинностное значен ие «ложность». Мысль есть смысл имени истинности или ложности. Истинное предложение – это имя истинности, а ложное предложение – это имя ложности. Можно поним ать мысль, выраженную в некотором предложении, но не знать, каково опреде ляемое ею истинностное значение. Высказывая предложение, говорящие стремятся выразить не просто мысли, к оторые в них выражены, но претендуют на истинность высказывания. Но в пре дложении как имени истинности или ложности утверждения не содержится. П оэтому значение само по себе нас не интересует; однако и голая мысль, то ес ть смысл сам по себе, тоже не несет в себе нового знания. Нас интересует то лько соединение мысли и ее значения, т. е. истинностного значения. Согласн о Фреге, переход от уровня смыслов (интерсубъективный уровень) к уровню з начений (объективный уровень) осуществляется в суждении. По поводу логической природы суждения Фреге утверждает: «Суждение ( Urteil ) е сть для меня не голое постижение некоторой мысли, но признание ее истинн ости»[47] . Пока предложение рассматривается просто как имя истины и лжи, в н ем еще нет никакого утверждения. Оно появляется только в том случае, когд а к предложению присоединяется указание на его истинность. В обычных язы ках и в языке науки высказываемое кем-либо предложение рассматривается как утверждение истины; утверждение истины в этом случае выражается сам им фактом высказывания предложения. Заметим еще раз, что мысль и истинностное значение – два совершенно раз ных элемента в отношении наименования; второе не является частью первог о (так же, как, например, само Солнце не является частью мысли о Солнце). Поск ольку истина и ложь – не смысл, но предметы, стало быть, характеристика пр едложения как истинного или ложного ничего не добавляет к содержащейся в нем мысли. Это отчетливо видно, когда мы сравниваем предложения “5 – про стое число” и “Мысль, что 5 – простое число, истинна”. Второе предложение не содержит никакой информации сверх той, что может быть усвоена из перв ого, а значит, приписывание мысли истинностного значения – это отношени е иного рода, чем отношение между функцией и аргументом, из которых состо ит мысль. Функция и аргумент находятся на одном уровне, дополняя друг дру га, они создают целостную мысль, которая может функционировать, даже есл и мы ничего не знаем о ее истинности. Вопрос об истине возникает только то гда, когда мы переходим к утверждению мысли. С точки зрения Фреге, в структуре утвердит ельного предложения необходимо различать: 1) схватывание мысли – мышлен ие 2) признание истинности мысли – суждение 3) демонстрация этого суждени я – утверждение[48] . Первый этап соответствует усвоению содержания предл ожения. Признание истинности заключено в форме утвердительного предло жения и соответствует переходу от содержания предложения к его истинно стному значению. Необходимость разведения мысли и суждения обосновыва ется тем, что усвоение содержания предложения не связано однозначно с во зможным признанием его истинным или ложным, тот же самый смысл может быт ь усвоен в форме вопроса. Более того, очень часто случается так, что между усвоением мысли и утверждением ее истинности лежит значительный проме жуток времени, как, например, происходит в научных исследованиях. Призна ние истинности выражается в форме утвердительного предложения. При это м совсем не обязательно использовать слово ‘ истинный’ . Даже в том случ ае, если это слово все же употребляется, собственно утверждающая сила пр инадлежит не ему, а форме утвердительного предложения. В естественном языке различие между содер жанием предложения и его утверждением скрыто самой формой выражения. В с труктуре повествовательного предложения нет ничего такого, что позвол ило бы отличить простую констатацию мысли от признания ее истинной. В ес тественном языке это противопоставление скрыто, в частности, тем обстоя тельством, что отсутствует особый знак суждения, подобный ‘ ?’ и ‘ !’ . Од нако выделение особой утвердительной силы, основанное на противопоста влении запроса и суждения, необходимо, как считает Фреге, ввести в формал ьный язык описания логических структур, в котором все различия должны бы ть явно артикулированы. Для этого он использует особый знак суждения ‘ ? ? ’ . Различая суждение и саму мысль, он пишет: «В простом равенстве еще не т утверждения; “2+3=5” только обозначает истинностное значение, не говоря о том, какое из двух. Кроме того, если я написал “(2+3=5)=(2=2)” и предполагается, что м ы знаем, что 2=2 есть истина, я тем самым все еще не утверждал, что сумма 2 и 3 рав на 5; скорее я только обозначил истинностное значение “2+3=5” означает то же с амое, что и “2=2”. Нам, следовательно, требуется другой, особый знак, для того чтобы мы могли утверждать нечто как истинное. Для этой цели я предпосыла ю знак ‘ ? ? ’ имени истинностного значения, так что, например, в “ ? ? 2 2=4” утве рждается, что 2 в квадрате равно 4. Я отличаю суждение от мысли следующим об разом: под суждением я понимаю признание истинности мысли»[49] . Своеобразие формальной систем ы, созданной Фреге, состоит в том, что на ее языке можно выразить как предл ожения, высказанные с утвердительной силой, так и простую констатацию. В последнем случае немецкий логик использует знак ‘ ? ’ , который помещае т перед предложением. Этот знак является составной частью знака суждени я ‘ ? ? ’ , и только вертикальная черта превращает констатацию в признание истинным. Различие констатации и суждения позволяет избавиться от трад иционной классификации суждений на положительные и отрицательные. С то чки зрения Фреге, нет никакой специфической отрицательной силы, для форм альной системы достаточен только знак утверждения. Отрицание не затраг ивает акт суждения и интегрировано в формальную запись на уровне конста тации, поскольку, как указывалось выше, отрицание представляет собой одн оместную истинностно-истинностную функцию. Знак суждения служит для ут верждения, что истинностным значением предложения является истина, но « нам не нужен специальный знак, для того чтобы объявить, что истинностным значением является ложь, поскольку мы обладаем знаком, посредством кото рого истинностное значение изменяется на противоположное; это также не обходимо и по другим основаниям. Теперь я ставлю условием: значением фун кции ‘ ? ~ p ’ будет ложь для каждого аргумента, для которого значением фун кции ‘ ? p ’ будет истина; и будет истина для всех других аргументов. Соотв етственно, в ‘ ? ~ p ’ мы имеем функцию, значением которой всегда является и стинностное значение; это – понятие, под которое подпадет каждый объект , единственно за исключением истины... При принятых нами условиях ‘ ? ~ (2 2=5)’ есть истина; а потому: ‘ ? ~ (2 2=5)’ , используя слова: ‘ 2 2=5 не есть истина’ ; или: ‘ 2 в квадрате не равно 5’ »[50] . Таким образом, отрицание относится не к форм е выражения, как это имеет место в традиционной логике, которая различае т утвердительные и отрицательные суждения, а к элементам, связанным с со держанием. Мысль, выраженная в предложении, в этом смысле нейтральна, как вообще нейтрален способ данности объектов, каковыми в данном случае выс тупают истина и ложь. Инкорпорируя знак суждения в структуру выражения мысли, Фреге не рассма тривает его как конструкцию, аналогичную перформативным выражениям ти па ‘ Я утверждаю...’ , ‘ Он утверждает...’ и т.п. Знак суждения, выражающий у твердительную силу, никогда не может быть включен в содержание предложе ния, поскольку, согласно Фреге, приписанное перформативу предложение им еет косвенное вхождение в выражение, и как таковое имеет смысл и значени е, отличные от смысла и значения исходного предложения. Так, значением ко свенного предложения, подчиненного перформативу, является не истина ил и ложь, а его обычный смысл. Поэтому немецкий логик говорит именно о форме утвердительного предложения, которая соответствует знаку ‘ ? ? ’ в есте ственном языке. Поскольку признание истинным зависит исключительно от формы утвердительного предложения, постольку оно также не имеет никако го отношения к чувству субъективной уверенности, сопровождающему псих ологическое осуществление акта суждения. Признание истинным – объект ивный процесс, характеризующий форму выражения мысли.