Философский аспект в изучение творчества, Даниила Андреева, интерес представляет сразу с нескольких точек зрения. Во-первых, Андреев – продолжатель линии Владимира Соловьева, и яркое звено русской религиозно-философской традиции. Андреев, находясь в парадигме этой традиции, концентрируется на проблемах совершенного устройства общества, соборности, теодицеи, культурно-исторических типов, софиологии, универсализма и прочих типично русских темах. При этом представляют интерес, как традиционализм его ответов-концепций, так и их новаторство. Во-вторых, представляет существенное изучение Андреева как мыслителя синкретического толка, пытающегося соединить религиозно-философские дискурсы, восточного (индо-буддистский) и западного (христианский) и поскольку такой синкретизм весьма характерен как для восточной (Трунгпа, Судзуки, Кришнамурти, Шри Ауробиндо, Вивекананда) так и для западной (Элиаде, Генон, Гессе, Хаксли, Рерихи, Успенский, Гурджиев, Штайнер), мысли ХХ столетия, и причём насколько характерен, настолько и в философском его аспекте малоизучен). В-третьих, интересна религиозно-философская концепция Андреева в контексте современной ситуации в отечественной и мировой философии; большинство его концепций предвосхищают концепции мыслителей направления New Age (Кастанеды, Баха, Грофа, Альперта, Лилли, Лири), и идеологов молодежной революции и а также постмодернистов, однако наблюдается специфический христианский оттенок; мировоззрение Андреева вместе с тем способно инициировать новые тенденции современной мысли, его идеи назвать очень сложно анахроничными, поскольку проблемы, решаемые им, предельно актуальны и в настоящее время, помимо своего вечного аспекта имеют и аспект вполне злободневный. Наконец, в-четвёртых, изучение наследия такого интересного и оригинального мыслителя, как Андреев, само по себе важно, вне его связи с мировым культурно-интеллектуальным потоком; в философском аспекте его творчество совершенно остаётся не исследованнным.
Творческое наследие Даниила Андреева в отдельных своих аспектах, так и в целом, либо в весьма малой степени исследовано, либо не исследовано вовсе. При его жизни ни одного его произведения не было издано. Основные произведения Андреева, в СССР, публиковаться стали только в конце 80-х годов. Творчество Даниила Андреева, по существу, представляют собой и религиозно-философское и поэтическое, что и стало феноменом посттоталитарной, постсоветской культуры. Несмотря на то, что текст “Розы Мира” в начале 60-х годов передан был вместе с братом Даниила Андреева на Запад – Вадимом Андреевым, не была издана и за границей “Роза Мира”. В журнале “Гнозис”, издававшемся в конце 70-х годах, Аркадием Ровнером в Нью-Йорке, исключением послужить может публикация отдельных глав “Розы Мира”. В 90-е годы перевод “Розы Мира” был осуществлён на японский, финский, чешский, испанский и английский языки, однако был издан только английский перевод, причём не полностью – из 12 только 6 книг “Розы Мира” вошло в издание, а затем испанский. В этой связи Г. Померанц говорит: “Сейчас “Роза Мира” издана полностью… Но очень долго её не пускали в свет. Для зарубежных православных издательств Андреев оккультист и гностик, для либеральных – иррационалист, мистик и визионер”. Будучи изданными, произведения Андреева, даже – и немалыми тиражами – скорее обсуждались на кухнях, чем в литературоведческих и научных изданиях. Оказались слишком необычной как их содержание, так и их форма. Он слишком, далёк, оказался как от миров современной академической богословия и философии, так и от среды литературоведов.
Творчество Андреева, не могло вызвать интерес в его философском аспекте, у тех исследователей, которые критикуют за неподобающий и несообразный вид, серьёзного философа мифологизма, самого Платона. Однако для большинства исследователей мистицизма и религиозной философии творчество Андреева оказалось так же чуждо. Андреев ни к одной из “партий”, не принадлежит. Он себя считал христианином – но не укладываются его воззрения в рамки исторически сложившейся христианской догматики. Андреева ставят в один ряд часто с антропософами и теософами – но, и, в этой среде, он оказался чужим. Это возможно, и стала причиной того, что творчеству Андреева было, уделено, так мало внимания, “невключённость” в контекст современных религиоведческих и философских дискуссий. Вторая причина – высокий уровень внутренней связности мировоззрения Андреева, выраженного им в поэтических произведениях и в “Розе Мира”. Оно представляет собою целостное полотно, в котором сложнейшим образом переплетены все нити. Практически подвергнуть невозможно, исследованию взгляда Андреева на ту или иную отдельную проблему, взяв его изолированно, от всего андреевского дискурса. Мировоззрение Андреева, с неизбежностью, придётся рассматривать в его целостности, обратиться к его фундаменту; а если ведётся исследование философское – то подвергнуть необходимо философскому анализу, этот фундамент, и выявить внутри андреевской образно-символической системы, внутренние логические связи.
Несколько конференций, широкого профиля, были посвящены творчеству Андреева. Был составлен сборник “Даниил Андреев в культуре ХХ века”, по материалам одной из них опубликованы статьи вдовы Андреева – С. Джимбинова, И. Кондакова, Б. Романова. Многие статьи, включённые в сборник, носили чисто культурологический характер. В журнале “Континент”, А. Палей, в своей статье, подготовивший первое издание “Розы Мира”, к печати, писал: “По нескольку раз, в год, проходят андреевские чтения, … но серьёзного исследования его творчества как не было, так и нет. … Как правило, говорят и пишут, об особенностях поэтики, Даниила Андреева, о соотношении поэзии и прозы в его творчестве и т. д. Конечно, всё это и достойно, и нужно, но этого абсолютно недостаточно”.
Г. Померанц, известный мыслитель, публицист и литературовед, также обращался к наследию Андреева, в своих статьях, – “Подступы к “Розе Мира” , “Тюремная лирика Даниила Андреева”, “Поэзия духовного опыта”. К творчеству Андреева и он, однако, подходит скорее с религиоведческих, культурологических и литературоведческих, а не с философских позиций. М. Эпштейн, известный эссеист, посвятил две своих статьи, Андрееву – одну на английском, и одну на русском. Но, в творчестве Андреева, рассматривал он только эсхатологический аспект, и рассматривал, причём довольно тенденциозно, что приемлемо в большей степени для эссе, но для серьёзного исследования, неприемлемо. Следовательно, исследование предпринятое автором является первой попыткой более, или менее систематического исследования, философского аспекта творчества, Даниила Андреева. Целостный, всеобъемлющий философский анализ, наследия Андреева – задача большинства исследований.
Наследие Даниила Андреева, включающее также цикл поэм и стихов, не до конца ещё оценено, и осмыслено. Объяснение этому, простое, – Андреев является уникальным феноменом мировой культуры. В истории найти сложно столь разносторонних и глубоких творцов, проявивших одновременно себя, как величайшие метаисторики, поэты, писатели, философы и духовидцы. Говоря, о первом аспекте, называют Андреева, некоторые “русским Данте”, похоже, однако, что в чём-то он, не только его превзошёл, но также Бёме и Сведенборга. Материалисты, склонны, вообще, считать, написанное им –“бредом сумасшедшего”, вот только кристальная логичность мыслей автора, “Розы Мира” мешает приклеиванию такого ярлыка.
Темы творения, затронутых, Даниилом Андреевым, по глубине и размаху, сравнить можно только с ведическими писаниями. Веды – это наиболее полные и древнейшие на Земле священные писания. В них почерпнуть можно удивительно исчерпывающую и точную информацию – о будущем и прошлом, о циклах времени, об устройстве мироздания. Текстам, Андреева, далеко конечно, до полноты ведических текстов, при этом, однако поражает, сколько совпадений между ведами и его воззрениями. А ведь он в тех условиях и в то время в России, быть настолько широко знакомым просто с ними, не мог. Андреев, несмотря на все отличия, базовых принципов науки Нового времени, и европейской философии от основ его миросозерцания, учитывает изменения европейского менталитета, вошедшие под именем “гносеологический (эпистемологический) поворот”, в историю. Есть, некоторый опыт, – любой вид познания. Можно ввести принцип “сверхэмпиризма”, объединяющий рационализм и эмпиризм – традицию двух, противоборствующих течений новоевропейской мысли.
Может быть классифицирован опыт, на “внутренний опыт” (проникновение в тайны собственного сознания), и “внешний опыт” (органы восприятия), или же опыт интенсивный, и опыт экстенсивный. С точки зрения, Андреева, этот опыт, может вполне быть объективным, о чём и говорит он, в одном из своих писем: “Опора – только внутри себя… Есть внутреннее пространство, есть страны души, куда не могут долететь никакие мутные брызги внешней жизни. К тому же, страны эти обладают не субъективным (только для меня) бытиём, а совершенно объективным. Вопрос только в том, кому, каким способом и когда именно они открываются”. Познание содержания собственного сознания, с этой точки зрения, – будь то архетипы бессознательного, или врождённые категории, идеи – от опыта, неотделимы. Должно быть, как-то организовано, получение опыта – так, возникают методы познания. Опыт не теряет своего значения, если даже кто-то, является сторонниками, платонической концепции анамнезиса. Тогда, являться будет опытом – процесс выведения, в сознание материала, забытого.
Андреев, в “Розе Мира”, говорит, именно о проблеме познания, прежде чем излагать, свои онтологические концепции. “Но прежде чем перейти к содержанию этого духовного опыта, к основам этого учения, предстоит уяснить, на каких путях души этот опыт приобретается и какими методами можем мы облегчить или ускорить для себя его приобретение”.
Если к андреевскому наследию подходить, с лекалами новоевропейской философско-научной традиции, то нельзя его будет, считать наследием философским. Не пытается свои утверждения, Андреев, доказательно обосновать. Он, прежде всего, говорит не как, теоретик, а как свидетель. Философское и поэтическое творчество, Д. Андреева, в этом отношении, и неотделимо от того, что он называл сам “вестничеством”, то есть пророчеством, прозрением и интуитивно-мистическим озарением, минующим во многом, фазу научной аргументации и эмпирического доказательства, но заявляющим непосредственное созерцание будущего, предвидимого ясно, мистиком и поэтом. Всё, что пытается он сделать – рассказать, каким образом, удалось ему “увидеть”, а затем – что именно понято и увидено (а не доказано). В мировой мысли новоевропейская традиция, однако, только частный случай. За эталон, философия того времени, брала естественные и точные науки. Наиболее корректно, может, метод доказательства, использован именно, в точных науках.
Математические абстракции и идеальные фигуры геометрии – есть нашего рассудка, модели и, как таковые, полностью находятся они, в нашей власти, подчинены железным закономерностям, и лишены свободы. Когда мы переходим от абстракций к конкретике, положение дел усложняется. Касается, это в особенности, гуманитарных наук – наук, имеющих человеческую осмысленную деятельность, и объектом человеческое сознание. Попытка метода доказательства распространить, на эту область, приводит самого принципа свободы, к ликвидации. “Осознанной необходимостью” становится свобода. Свобода же, у Андреева, является основным – божественным – принципом существования мира в целом, и всех в отдельности живых существ. У Андреева, познание – соединяется с творчеством. С его точки зрения, познание, – это, понимание себя, и Другого. Познавая, мировые законы, человек их в силу возможностей, трансформирует, и творит новые.
Встаёт перед человеком проблема – достоверности опыта. К вполне “земным” вещам относится эта проблема. Вполне достоверен опыт, казалось бы, который говорит, что земля неподвижна, а небесные тела движутся. Но достоверность его, оказалась, кажущейся. Возникает вопрос, когда заходит речь о вещах “невидимых”: на самом ли они деле существуют, или это плод фантазии, выдаваемым за подлинную реальность, бессознательно, или сознательно. “Изобличения вещей невидимых”, где достоверности гарантии? Отвечает, Андреев, на этот вопрос, следующим образом: “Но странно: разве ко всем явлениям духовной жизни, ко всем явлениям культуры, мы подходим с требованием гарантий? А если не ко всем, то почему, именно, к этим? Ведь, мы не требуем, от художника, или композитора гарантий “достоверности” их музыкальности и живописности видений. Нет гарантий и в передаче, религиозного и, в частности, метаисторического опыта. Без всяких гарантий, опыту другого, поверит тот, чей душевный строй, хотя бы отчасти, ему созвучен; не поверит, и потребует гарантий, а если получит гарантии, то всё равно, их не примет тот, кому этот строй чужд. На обязательности принятия, своих свидетельств, настаивает только наука… Чужды обязательности, внутренне, беспредельно свободны, другие области человеческого духа: искусство, религия, метаистория”.
Следовательно, дистанцируется, Андреев, от философско-научного аподиктизма. В отношении “живой” реальности общеобязательных утверждений, выдвинуть невозможно, в отличие от её моделей. Утверждения, “интуитивно”, не принимаются, или принимаются.
Доказать же, корректно, даже действительность существования мира, невозможно. Невозможно отличить, доказательным образом, от иллюзии реальность. Опытом, очень продолжительного сновидения, оказаться может, и жизненный опыт. Степень доверия ему определит, именно, созвучность учения строю души. По отношению к первичному акту веры, доверия и приятия, доказательность носить же будет, характер служебный и второстепенный.
Не ставит целью, Андреев, всех людей в истинности своей концепции – убедить. Не говорит он, и о том, что абсолютно верна, его концепция. “Но так как, решительно всё, о чём я рассказываю, в этой книге имеет столь, же бездоказательный источник, то я не вижу больше оснований, молчать именно о прорывах глубинной памяти; надо было, или не начинать книги, совсем, или, раз, уже начав, говорить обо всём, вопреки боязни. К тому же, меня укрепляет надежда на то, что читатели, не доверяющие мне, отсеялись уже после первых глав, и следить дальше за моим изложением, будут лишь люди, преднастроенные благожелательно”.
Отнюдь не чужд критического отношения, Андреев, к своему собственному духовному опыту. Он вводит выражение “аберрации сознания”, по отношению к своему духовному опыту, и допускает, что подвержен и сам ему. Такое отношение характеризует, пример: “О, конечно, трансмифы в себе трансцендентны для нас; возможно, что “в себе” они не имеют никакого сходства, ни с какими геометрическими формами. Но моего сознания, они коснулись, именно, как исполинские хрустальные пирамиды…”. Чем наиболее духовен объект познания, тем аберрации сознания познающего, вероятнее. Мало того, только в процессе духовного роста субъекта познания, они минимизированы, и могут быть, неизбежны. Большое количество – видов аберрации.
Абсолютизация аспектов является одним из видов основных. Какой-то своей гранью, открывается познающему объект, и принимается в целом, эта грань, за объект. Объект, в сознании познающего, искажается, тем самым. Здесь просматривается близость концепции, Андреева, к идеям “критике отвлечённых начал” и “цельного знания” Владимира Соловьева – согласно точке зрения последнего, во многом обусловлен кризис западной философии именно абсолютизированием объектов этого познания, или человеческого познания отдельных аспектов; абсолютизируют различные аспекты отдельные враждующие направления новоевропейской мысли, а потому придти к согласию относительно целого, не могут.
Вводит понятия, Андреев, относительной и абсолютной истины, а также частной и универсальной истины. У Андреева, истина же, как таковая, есть “неискажённое отражение какого-либо объекта познания в нашем уме”. Следовательно, существует не меньше истин, чем и объектов познания. Однако же, склонно использовать, пути познания, сознание оппозиции “субъект или объект”. Может быть, лишь та истина, абсолютной, познана, которая изнутри объекта, когда в него, произошло проникновение, полное, когда отождествляется с объектом субъект познания. Пока, не произошло этого, об объекте, истина будет – относительной истиной. Истины о Божестве, как, Андреев, выражается: “это истины универсальные и истины “Большой Вселенной”, или же истины в целом мире”.
В этой ситуации, универсальная абсолютная истина является – уделом Божества. Может возникнуть, истина абсолютная Большой Вселенной в сознании, лишь ей субъекта познания соизмеримого, всеведущего субъекта, отождествиться способного с объектом, познавать вещи способного не только “в себе”, но и “от себя”, именуют Абсолютом, Солнцем Мира, Богом, Такого субъекта познания. Богом – “в Себе”, как Объекта познания, познаётся человеком, только Самим.
Доступна только Ему, как и Абсолютная истина Вселенной, Его Абсолютная истина. Возможно познание истин, абсолютных частных, при условии, только слияния Абсолютным познания с частного познанием субъекта, на “магистральном пути” личной и мировой духовной эволюции: ведёт множество монад Вселенский – план Провидения к высшему единству. По ступеням бытия формы, их по мере восхождения, их объединения совершенствуются. И каждая, из них, когда погружается, в Солнце Мира, и сотворит Ему единство совершеннейшее, осуществляется: без утраты своего неповторимого Я, слияние с Богом. Следовательно, достижимы глубины познания, лишь на путях, обожания собственного существа, “теозиса”.
Сочетается в андреевской системе представление о гносеологическом плюрализме и об Абсолютной истине. Здесь, близка к позиции, его точка зрения, о. Павла Флоренского: “Там, на небе – единая Истина; у нас – множество истин, осколков Истины, неконгруэнтных друг с другом”. Истина Абсолютная, существует, и в отношении каждого объекта она – одна, она, однако, “слишком высоко”. Был бы всеведущим – субъект её познавший. Согласно, Андрееву, истины же многовариантны, относительны. Порождают столько же личных вариантов, относительная истина Божества и Относительная истина Вселенной, сколько воспринимающих субъектов, имеется.
Следовательно, сколько самих познающих, столько же и путей познания абсолютной истины. В системе, Андреева, как следствие, не могут быть различные учения ложными полностью, или истинными полностью. Андреев, использует метафору, в которой, познание Абсолютной истины уподобляется подъёму, на гору – путей на вершину много, а гора, одна. “Почитаемый Миром может один говорить, а каждое из живых существ поймет его, в соответствии, со своей формой существования. Также он может явить одно чудесное тело, и сделать так, что все живые существа узрят его, в соответствии, со своей формой существования”.
Пытающийся основать новую традицию, Андреев, оказывается в сложном положении. Он пытается обрисовать отдельные черты некоего всеобъемлющего религиозного, философского и научного учения, будущего. Оно объективным данным, положительной науки, противоречить, не должно. Противоречат ли её, религии будущего тезисы … тезисам современной науки общеобязательным и объективным? Нет – ни в одной цифре и букве.
Затрагиваемые, Андреевым, темы, однако, лежат далеко часто за пределами круга проблем, рассматриваемых европейскими положительными науками. Об Андрееве, в своей статье, С. Джимбинов пишет: “Нет у нас такой науки, с помощью которой, мы могли бы, объяснить себе и другим, почему так важно, скажем, видеть проточную воду. И сразу понимаешь, страшную неадекватность, всех наших современных наук. У них нет для этого инструментария, нет категорий, они просто не видят, этих проблем”. Предлагаемые, Андреевым, методы познания, имеют также с новоевропейскими методами научного познания мало общего, которыми пользуется и, в настоящее время, научное официальное сообщество.
Что же религиозного познания касается, здесь, Андреев, высказывает идеи, в традиционных религиях, отсутствующие. Предлагает, Андреев, не только новые идеи – он говорит о мифологическом познании, и предлагает новую мифологию. Претензии же, на владение Абсолютной истиной традиционных религий, он отвергает. Если бы какой-нибудь человеческий субъект такой истиной, обладал, например, конкретно-исторической церкви коллективное сознание, это бы объективно, этого коллективного сознания, в безусловном всеведении обнаруживалось. И тот факт, что ни одна личность, и ни один человеческий коллектив, не обладают таким всеведением, показывает лишний раз, какого-либо учения на абсолютную истинность, беспочвенность претензий. Распознаётся истинность относительная того или иного учения, по воздействию его на людей, исповедующих его.
Описывает методы познания, однако, Андреев, которыми он сам при построении своей картины мира пользовался. Но, чем перейти к описанию этих методов, необходимо небольшое отступление. Задача этого отступления – двоякая. Первая – ввести в исторический контекст идеи Андреева, что необходимо для первого историко-философского исследования его творчества. Вторая – некий мостик, создать, между европейской философской традицией, и андреевской мифологией.
Творческое наследие, Даниила Леонидовича Андреева, в связи с вышесказанным изучение, представляется особенно важным. Задуманы его основные произведения, и написаны в основном, в самые глухие годы тирании, в прошлом веке, в конце 30-х – начале 50-х годов. Именно, они являются, поэтому свидетельством того, что в Советской России не угасла религиозно-философская мысль, что продолжала жить традиция и, мало того, была способна самобытно, ярко, на вызовы времени – открыто отвечать.
Хотя бы, в некоторой степени, изучение произведений, Андреева, позволяет в отечественной мысли, в пределах “белого пятна”, прояснить положение дел. Во многом их, именно, условиями вызвано своеобразие, в которых создавались они – не просто условиями эпохи сталинизма, но политического изолятора Владимирского централа.
В творчестве, Андреева, помимо всего прочего, интерес представляет как трагического опыта середины века, в осмыслении русской религиозной традиции – не имеющей аналогов, в прошлом войны и опыта тоталитарной диктатуры – причём, что самое важное, осмысление “из глубины”, “изнутри”, опыт хоть и не безразличного наблюдателя, не стороннего, но очевидца, свидетеля непосредственного.
Можно интерпретировать мысль, Андреева, как “богословия после Освенцима”, сугубо российский вариант, поскольку им пережитый, тяжелейший опыт, корректирует существенно, а то и религиозно-философское видение мира трансформирует, серьёзно. Способ изложения своих мыслей, Андреевым, крайне интересен, достойный изучения сам по себе. Андреев, в традиционном европейском понимании, не теолог и не философ. Во многом европейская культура – это институционализированных сообществ культура. Быть богословом, или философом, в её рамках канонических – это, входить значит, со своей структурой специфическим профессиональным языком, формами деятельности, дисциплиной, весьма жёстким способом в определённое организованное сообщество. Отсюда и проблемы, связанные с восприятием русской религиозной философии на Западе. Часто принимается в штыки западными исследователями мыслителями, само словосочетание “религиозная философия”.
Большая часть, андреевского наследия, действительно, – произведения поэтические. Но не укладывается его творчество, даже с формальной точки зрения, в рамки, чисто поэтические. Написан им, прозаический роман “Странники ночи” (была конфискована рукопись и канула на Лубянке в Лету), и “Роза мира”, весьма сложно которой определить жанр, будут выглядеть весьма неуклюже попытки такого определения, например, религиозно-философский мифопоэтический историко-философский трактат. Ставший главным трудом, в его творчестве, и жизни – “Роза Мира” не поддающаяся формальному, традиционному анализу – многоплановое произведение, трактат философско-поэтический. Переплетаются в нём – религия и литература, философия и история. Если, Андреев, поэт – то он, не в современном смысле этого слова, поэт, а в архаическом. Поэтами такими, были ведической эпохи – индоарийские “риши”, греческие рапсоды. Являет цельное видение мира, такая поэзия, которая дифференцируется в наиболее поздние эпохи существования культуры. С этой же точки зрения, Андреев, – “омега”, вернувшаяся к “альфе”, поэт “последних времён”. Грандиозную задачу взял на себя, Андреев, – задачу творческого слияния в “цельное знание”, в путь к Богочеловечеству, в одну магистраль; задачу “отвлечённых начал” и схождения разошедшихся дорог; задачу, поставленную Владимиром Соловьевым и славянофилами; задачу универсалистского синтеза человеческой культуры. Можно говорить, с тем же успехом, о философии, Андреева, как и о философии Достоевского и Толстого, или о философии Гёте “Фауста”.
Почти невозможно, извлечь, философскую концепцию, Даниила Андреева, рассматривая отдельно, и в целом его творчества. Даниил Андреев, как никто, целен, и творческое наследие его, можно воспринимать – адекватно, только зная её всю, и целиком созерцая картину. Он близок здесь, к Козыреву, которого невозможно расслоить, тоже совершенно на личностную, философскую и научную составляющие – каждая из сторон его творчества, понятна в целом только, а по отдельности – самое главное, и самая суть, теряется. Таков и жанр Даниила Андреева, жанр синтеза – эсхатологии, социальной публицистики, историософии, науки, религиозной философии, мистики, мифологии и поэзии. Рассмотрение философских теорий, Андреева, в этом и заключается трудность – они в целостное творчество – вкраплены и их не легче вычленить, чем из картины – один цвет: он не поддаётся анализу, без цветовой палитры – совершенно.
В скором будущем, ещё не раз, взоры исследователей обратятся к феномену Даниила Андреева. Речь идёт, не о пристальном изучении его визионерского опыта, или воздаянии каких-то ему запоздалых литературных почестей. В плане вестничества, феномен Андреева, – требует осмысления, ибо уж много, слишком “вестников” появилось в последнее время, и наводят на грустные размышления – книжные прилавки “море” контактёрской литературы. Здравый смысл – потерян. Не только государственные деятели, но и рядовые люди “смущаются” – различными “ясновидящими”, астрологами и “пророками”, Или, отмахиваются, наоборот, как от чертовщины – от вестей из области “другой жизни”. А ведь известно, из истории, что к вестям из “инобытия”, и религиозным пророчествам, внимательно, многие выдающиеся люди, прислушивались. Предшествовали реальные тонкие образы, стихотворению Пушкина “Пророк”, увиденные поэтом. Отчётливо слышал “музыку сфер”, Моцарт, и по собственному признанию, записывал её, лишь нотными знаками. При этом, жаловался, что несовершенны, записи. Увидел схему периодической системы элементов, Менделеев, во сне. Повернул своё войско от Москвы, Тамерлан, имея устрашающее видение, Божьей Матери, которая ему предрекла поражение. Всерьёз отнёсся к визионерству, Илии, православного ливанского митрополита, Сталин, и войну – выиграл. Во время Второй мировой войны, Рузвельт, пошёл с Россией, на тесный союз, находился даже под сильным влиянием Сталина, именно, под впечатлением, переданных ему через Е.И. Рерих, писем из Гималаев. Чётко очерчивалась в письмах великая грядущая в судьбах мира, роль России. Документированные примеры продолжать до бесконечности, можно.
ХХI век полагает, Даниил Андреев, решит в основном материальные проблемы человечества, наступит эпоха обеспечённости подавляющего числа людей и относительного изобилия, государства мира политически объединятся с единым управлением, в единую систему, под присмотром – во главе с духовным понтификом, некоей духовно-этической Лиге. Эта Лига, создаст систему законов, противовесов и ограничений, регулирующих в обществе поведение людей и указанных выше противоречий природы человека, сдерживающих неконтролируемый выплеск. Гармония воцарится, на Земле. Эпидемии, бедность, голод, революции, войны, деспотизм государств, – это уйдёт всё в прошлое, поколения людей о котором знать, лишь будут, из памятников искусства и книг. Силы людей, не отвлекаемые социальной борьбой, будут уходить на личную жизнь, несравненно расширившуюся, усложнившуюся и обогатившуюся, на утоление жажды творчества и жажды познания, на физическое и духовное совершенствование. Однако, духовно-этическая Лига, как и всякая сила внешняя, всегда властвовать над внутренним миром человека, не сможет.
“Хотя всеобщее изобилие подорвёт корни зависти материальной, останутся нетронутыми корни зависти духовной, ибо различная степень и различные виды одарённости будут выдвигать одних на руководящие роли, а других – на роли руководимых. С течением эпох очертания интеллигенции совпадут с очертаниями человечества. Но интеллигенция не будет единой, а производители материальных благ перестанут ощущать себя солью земли. Проблемы материального изобилия и комфорта, проблемы технические и хозяйственные утратят своё преобладание. И глухое недовольство начнёт томить тех, кто считает себя производителями материальных ценностей, чей душевный и умственный строй заставляет их тяготеть к работе в областях промышленной техники, хозяйства, агрономии, точных наук, изобретательства, …ибо тогда первенствовать будут круги, работающие над проблемами этическими, эстетическими, трансфизическими, религиозными… Вот это-то глухое недовольство и зависть к положению интеллигенции гуманитарной и окажется одной из общественно-психологических предпосылок для движения, которым воспользуется явившийся в человеческом облике противобог”.