Разрушение экстремистами делового района Нью-Йорка, в котором сходилось множество нитей глобального воздействия,— удар глобального масштаба, затронувший не только Нью-Йорк, но и весь мир. Он показал, как условны, проницаемы, размыты границы в глобальном мире. Никто не может считать себя достаточно удаленным или защищенным. Законы общества и нравственный императив отдельной личности составляют полюсы мира, между которыми находится пространство выбора— и выбора порой чрезвычайно жестокого. Сможет ли общество, став глобальным, понять и глобальное значение личности? Сможет ли найти точку устойчивости между полюсами мира? Система законов и система нравственных предпочтений составляют не менее важные факторы устойчивости, чем хозяйство, финансы и физическое здоровье. Другими словами, задача устойчивости глобального мира, особенно в условиях его непрерывного изменения, должна решаться как в материальном, так и в ментальном срезе жизни человечества. Без понимания этого поступательное движение невозможно.
Но сколько еще кровавых кругов насилия предстоит пройти человечеству перед выходом (или скачком) на очередной этап поступательного тренда— на этот вопрос ответа ни у кого нет.
Сегодня, когда особенно очевидно, что все без исключения люди на Земле вовлечены в глобальные изменения, наша задача, задача научно-популярного журнала,— как всегда, помочь читателям разобраться, что стоит за эмоциональными всплесками, какая объективная реальность порождает плюсы и минусы глобализации и могут ли экологи противопоставить ей идею устойчивого развития.
Что происходит с миром в процессе глобализации? Человечеству сегодня предложены две главные идеи, отражающие взгляды на будущее. Это— идея глобализации и так называемое устойчивое развитие (sustainable development). С ними многие сегодня сверяют практические дела, ориентированные на перспективу. И нам в России необходимо разобраться, что связывает и что разъединяет понятия глобализации и устойчивого развития. Необходимо для определения предпочтений в выборе будущего— каким богам молиться, каких варягов призывать? Будут ли это глобальные монополии, что внедряют у нас технологии, пристраивающие экономику страны «в хвост» лидерам, или международные фонды с их системой точечных инвестиций, которая, как ожидается, переведет нас на рельсы гражданского общества? И не одно ли и то же скрывается за этими вывесками? А может быть, этими варягами станут отечественные евразийцы или неведомо откуда взявшиеся антиглобалисты?
Послушать антиглобалистов, так монстры транснациональных корпораций и спруты телекоммуникаций опутывают мир мощными экономическими щупальцами, лишая жертву сознания с помощью мыльной телевизионной пены и политического зомбирования. Планы мирового господства зреют в головах великих кормчих, стоящих у руля государств и организаций, имеющих планетарные масштабы охвата; паутина финансовых связей опутывает мир, и жирные финансовые пауки дергают ее ниточки, извлекая прибыль из пота и крови простых людей разных стран. А известный ученый-логик А.А. Зиновьев, прославившийся и как публицист разоблачением тоталитарного режима в СССР, сегодня уверен, что капитал, вкладываемый в медиаимперии, создает глобальную систему управления и манипулирования общественным мнением, и в этом глобализация не отличается от тоталитаризма.
Однако глобализация как экономический апокалипсис, социальные последствия которого не прогнозируемы,— лишь одна из сторон мрачной картины будущего. С другой стороны, в будущем нас поджидают глобальные изменения механизмов регуляции биосферы, вызванные глобальным потеплением, озоновыми дырами, падением биоразнообразия, распространением ГМ-продуктов, обоснованно или нет, но уже невольно связанные в общественном сознании с идеей возмездия природы за неразумные деяния человеческие, за потребительство сверх меры. Наконец, с третьей стороны, пока человечество в погоне за удовольствиями погружается в сладкие сны наркотического дурмана или дурмана электронного, льющегося с экранов телевизоров и мониторов компьютеров, полчища новых варваров-террористов (варианты: бунтующие роботы, зомби или призраки прошлого— тоталитарные режимы) беспрепятственно заполоняют Землю.
Что же в действительности с нами происходит? Экономисты сегодня много говорят о глобализации. Экологи— об устойчивом развитии. Искусствоведы— о постмодерне. Философы— о постнеклассической науке. Обществоведы— о постиндустриальном обществе. Молодежь агрессивно рвется к новому и неведомому, выбирая «пепси», виртуальный мир и Карлоса Кастанеду, а старшее поколение привычно сетует на падение нравов и пустоту в молодых головах. Несмотря на то, что каждый говорит о своем, все они— ученые, политики, художники— приходят к выводу о том, что день сегодняшний находится в качественной оппозиции к предыстории, ко времени, в котором они родились и выросли. И это значит, что мир движется, общество развивается и платит за это порой непомерную цену. Но куда ведет дорога— вот вопрос, который неотступно следует из всех размышлений о прогрессе цивилизации.
Собирание мира по принципу отношений, в которых преобладают оппозиции— день нынешний и день минувший, развитие и стагнация, революция и консерватизм, вера и неверие, знание и обман, присуще всем, кто пытается выстроить систему отношений наблюдаемого мира. Поэтому так хочется найти классификацию, заклеймить или наоборот— отдаться всей душой чему-то новому, прогрессивному. Однако оказывается, что у всех оппозиций— одни и те же корни, все они происходят из некоторого общего начала, но в какой-то момент общность распадается, история вступает в новую фазу, и явления, ветвящиеся от общих причин, расходятся. Этот распад дается нашим чувствам как реальность, но если мы хотим более или менее добросовестно исследовать факты и события, нам необходимо проследить логику их становления, и в этот момент мы можем увидеть генетическую связь противопоставленных вариантов и таким образом понять глубину и общность происходящего.
Пьер Кюри сформулировал, исходя из подобных соображений, общий принцип симметрии: «Если определенные причины вызывают соответствующие следствия, то элементы симметрии причин должны проявляться в вызванных ими следствиях; если в явлениях... обнаруживается расстройство симметрии, то оно должно проявиться и в причинах, их породивших», т. е. порождающее начало всегда сохраняется в порожденных этим началом следствиях.
Не будем говорить, что глобализация или устойчивое развитие— что-то принципиально новое. Наоборот, можно утверждать, что и то и другое— одни из самых древних принципов природы, которым человек должен следовать в силу развития заложенных в нем самой природой закономерностей или (по Кюри) в силу того, что он содержит в себе порождающую симметрию явлений природы.
Действительно, невозможно отрицать глобальность окружающего нас мира природы, как в масштабе Земли, так и в космических масштабах. Само это слово— Космос, Вселенная, Универсум— родилось отнюдь не сразу. Начало было положено в Древней Греции, когда людям, наконец, пришло в голову задуматься о единстве и целостности окружающего их мира. Из более новых научных данных следует, что в глобальных притязаниях замечены были многие виды, населявшие Землю на протяжении миллионов лет. Глобально, например, заселение Земли бактериями, глобально распространение растений, насекомых, млекопитающих. Биосфера Земли вообще представляет (и представляла всегда) глобальное явление, образованное неразрывной связью процессов живой и неживой природы. И человек— современный вариант глобально расселенного вида. Свой путь устойчивого развития он ищет очень давно— с тех самых пор как стена мрака вокруг костра отгородила его от всей остальной природы.
Однако эволюция идет очень извилистым путем. Мы не можем объяснить (пока, во всяком случае), почему именно Homo sapiens, а не питекантроп, неандерталец, австралопитек, хабилис или кенантроп стал доминирующим видом на Земле. Эти варианты были испробованы, но отброшены природой на пути эволюции. Возможно, что именно современный человек оказался наиболее приспособленным к совершенствованию системы отношений— за счет врожденной морали, например (согласно Н.Н. Моисееву, принцип «не убий» помог выжить всем, а не только сильнейшим, и именно поэтому осталась жива та часть людей, которая была способна к усовершенствованиям, а не к войнам). Но помимо этих известных нам вариантов, испробованных природой, осталось множество возможностей, системных вакансий, по выражению Г.А. Заварзина, которые вообще не были использованы.
Говорят, что эволюция остановилась на человеке— он в биологическом плане не меняется около 100 тысяч лет. Однако более вероятно, что эволюция не остановилась, а перешла в качественно иную область. В этом случае незаполненность прочих возможных вариантов находит объяснение. В математике такое поведение системы отвечает методу градиентного спуска: система движется туда, где наклон круче. Видимо, человек оказался на столь крутом склоне, что скорость его эволюционного скольжения многократно превзошла все прочие варианты. Новое качество проявилось в появлении альтернативы инстинктам— в бесконечной изобретательности сознания. В сознании человека объединились способность разъединения, расчленения окружающего мира на отдельные понятия, вещи, явления и способность нового объединения, неприродного синтеза результатов. Но и бесконечная целостность природы, ее гармония были унаследованы психическим миром человека в виде проявлений духа как стремления к гармонии человека с собой, с другими людьми и с миром. Эти способности к бесконечной комбинаторике отношений, помноженные на бесконечное разнообразие индивидуальностей, дали начало формированию нового мира— мира человека. Сознание, как скальпель, разрезало пелену билогической необходимости— и через этот разрез человек вышел в новое измерение мира, которого до него и без него не существовало. В этом измерении человек обрел свободу— и он начал творить. Благодаря способности к творчеству, создавая нечто качественно новое, то, чего не существует в природе, человек смог оторваться от диктата отношений, навязанных ему окружением, и стал формировать эти отношения самостоятельно. Новые отношения породили и новый этап эволюции— социальную эволюцию человека и человеческих обществ.
В процессе социальной эволюции выработались устойчивые стереотипы. Это— государственное устройство и проживание в городах, институты денежных отношений и система передачи знаний следующим поколениям. Все эти социальные отношения приобрели глобальное распространение. Среди знамений глобализации следует отметить формирование мировых религий, которые, прорастая к нам через тысячи лет человеческого опыта, вплетаются сегодня в причудливый узор систем самосохранения общества, занимая то или иное место наряду с государственным устройством. Тысячелетний опыт развития мировых религий обладает общими чертами, и анализ этого общего остается пока вне поля зрения тех, кто увлечен информатизацией и экономикой как основными проявлениями глобализации. Религиозная трагедия морального выбора в условиях современной информатизации преобразуется в фарс избирательной кампании, однако и то и другое остается разными ликами явлений глобализации в обществе. И это общество, видимо, очень мало изменилось за прошедшие тысячи лет, если настолько совпадают новые и старые способы добиться практических результатов в его преобразовании. Именно это обстоятельство внушает опасение, что глобализация не способ движения вперед, а, наоборот,— способ распространения старых заблуждений на новые пространства, а также и на грядущие времена, которые удастся прожить людям на этих пространствах.
Проявлениями глобализации, коренным образом изменившими жизнь человечества в начале ХХ века, стали мировые войны и мировые революции, а в конце века возник глобальный экологический кризис, и началось формирование новой экономики как информационной системы обмена ценностями в области «чистых» финансов и виртуальных рынков, практически оторванных от материального содержания. И в этом смысле глобализация американо-европейской модели цивилизации на волне сверхскоростной новой, рефлексивно ориентированной экономики— явление закономерное и прогнозируемое.
Однако прогноз неблагоприятен— глобализация, даже в столь «чистом», нематериальном виде, в каком она предстает в лице новой экономики, неизбежно порождает экологический кризис. Объяснить это можно следующим образом. Старое, традиционное хозяйство, не приспособленное к новым сверхоперативным реакциям, неизбежно оказывается в тисках противоречий, ускоренно истребляя природные ресурсы в стремлении угнаться за потоком глобализации. Однако наследие прошлых времен— патриархальные, недостаточно эффективные способы национального производства— определяют неизбежно более низкую эффективность экономики и недостаточную пропускную способность инфраструктуры, неспособную пропустить даже помощь, предлагаемую развитыми странами. Главной проблемой капитализма эпохи глобализации, овладевающего рынками в масштабах всей планеты, становится экологический кризис, кризис среды обитания, не приспособленной к таким масштабам изъятия ценностей, их потребления и порожденной всем этим волны отходов, которые среда не в состоянии утилизировать в краткие сроки. Капитал стремится застраховать себя от негативных последствий собственной активности и поэтому принимает участие в экологических проектах. Но часто он просто перемещается в области наиболее прибыльного его применения— в развивающиеся страны, где порождает экологический кризис. И когда противоречия, вызванные этим кризисом, достигают пика, возникает обратная волна— стремление к устойчивому развитию как забота о повышении уровня производства, достижения технологических кондиций, позволяющих сберегать окружающую среду. Когда это приводит к определенному снижению рентабельности, часть капитала уходит в новые регионы, порождая расширение экологического кризиса, справиться с которым силами одной страны становится уже невозможно. Глобализация приводит к глобальному экологическому кризису. Однако экологический кризис пока сдерживается силами самой природы и частично— усилиями общества (его организаций, которые при этом сами приобретают глобальный статус, как Программа развития ООН или ЮНЕП).
Торможение глобализации за счет факторов сдерживания, действующих со стороны среды, в которую глобализация проникает,— вот основное противоречие самого этого процесса. Однако парадокс заключается в том, что противодействие необходимой силы приобретает также глобальный характер— будь то международный терроризм или усилия общественных организаций. Таким образом, само противодействие порождает лишь новое воплощение глобализации.
Возникает вопрос: способна ли идея устойчивого развития дать новую модель развития, новый тип организации общества (прежде всего— экономики), нейтрализующий разрушительные тенденции сегодняшней глобализации? Вот вопрос, на который должна ответить конференция «Рио + 10» в Йоханнесбурге, вопрос, который задает каждый человек, задумывающийся о будущем.
Сегодня, когда мощь человечества вышла на масштабы планетарных изменений, появляется осознание того, что и с нами, и с другими странами происходит нечто общее, касающееся жизни всех людей на Земле. Это осознание порождает как новые исследования, посвященные глобальной тематике, так и новые общественные движения. И вопрос ставится так: возможно ли пройти в будущее глобальное общество с наименьшими потерями— с помощью самоорганизации, присущей механизму стихийного рынка, распространяющемуся в масштабах планеты, или с помощью регулирования, аналогичного тому, что используется в национальных экономиках развитых стран?
Государство и рынок— противоположности, которые уже очень давно, но не очень успешно пытается примирить экономическая теория. Можно утверждать, что эти хорошо известные сущности борются сегодня под ковром глобализации. Фактически необходимость в устойчивом развитии возникает как последействие ускоренной индустриализации, навязываемой глобализацией, и в этом смысле оба эти понятия оказываются соединенными неразрывной причинно-следственной связью. Последствия такой связи просматриваются уже сегодня, и возникает желание воздействовать на контуры будущего мира путем активности в дне сегодняшнем. Многие представители Европейского союза видят в глобализации средство для широчайшего распространения новых технологий и знаний. А небезызвестный финансист Джордж Сорос предлагает переходить от практики кредитования развивающихся стран к политике прямых инвестиций в отрасли национальных экономик с тем, чтобы сформировать глобальную финансовую (а затем— политическую) структуру, проводящую во всем мире идеалы открытого общества.
Однако у нас, россиян, замученных социальными экспериментами, возникает вопрос: не стоят ли за целевыми инвестициями ЕС в природоохранную отрасль, сопровождаемыми осанной глобализации, цели иные, чем развитие высокоморального добрососедства? И каким здесь планируется российский путь? Естествен протест против подобных «управляющих» инвестиций. Но и политика изоляционизма также себя исчерпала. Так в чем же выход? Видимо, именно в том, чтобы развиваться более или менее в ногу с основными мировыми тенденциями. Поэтому бытующее в России мнение, что пока, мол, можно махнуть рукой на природоохранную и ресурсосберегающую экономику, надо деньги зарабатывать,— является не просто ошибочным, но крайне опасным с точки зрения сохранения суверенитета страны и ее возможности выбирать собственный путь в будущее.
Собственно, глобализация может быть рассмотрена как процесс, в котором вырабатывается единый мотив в хоре голосов Севера и Юга, Востока и Запада, сторонников и противников происходящего. Такие процессы в синергетике называются кооперативными. В них возможна синхронизация темпа и времени процессов, протекающих в различных местах системы, и возникает структура, параметры которой определяются свойствами системы в целом. В сложных системах, подобных человеческому обществу, структур возникает множество— например, структурирование происходит по уровню развития людей, уровню их благосостояния, по вероисповеданию, политическим убеждениям и т. д. Точные границы такого структурирования провести практически невозможно, однако в целом общество приобретает структуру, в которой ни один человек не может считать себя достаточно удаленным от любого социального явления. Таково свойство границ, называемых фрактальными. Фрактальные границы отделяют структуры, составляющие общество, но и определяют возможность их взаимопроникновения.
В условиях глобализации границы национальных государств действительно оказываются все более зыбкими и не отвечающими новой мощности связей между людьми. Одновременно возрастает и роль личности. Можно сказать, что роль государства в глобальном мире во многом уравновешивается ролью личности. И функции государства видоизменяются: на смену практикам жесткого, командного управления (государство— машина!) или, наоборот, политики вседозволенности, отпущенных вожжей постепенно приходят практики рефлективного управления, как обладающего достаточной гибкостью, так и позволяющего создать достаточное давление в случае необходимости проявить силу.
Однако новые практики порой создают и новые иллюзии. Наиболее распространенной является надежда на информатизацию как на панацею от экономических и социальных кризисов. Новые формы оперативного доступа к информации, которые предоставляет, например, Интернет, несомненно, полезны, и ими необходимо овладевать. Но стремительно нарастает и объем информационного мусора, который необходимо отсеивать и утилизировать. Это— неизбежное следствие глобализации, столь же объективное, как и перепроизводство материальных отходов цивилизации. Упования на то, что подключение к информационным сетям и т. п. дадут возможность беднейшим странам совершить качественный скачок, перепрыгнув через целые этапы развития, напоминают нам, россиянам, другие риторики— о большом скачке, об ускорении или о наследовании приобретенных признаков.
Каково будущее России в глобальном мире? Россию трудно не заметить в международных событиях, касающихся глобализации и устойчивого развития,— так она велика. К ее голосу прислушиваются. Найдем ли мы свою дорогу? Сможет ли Россия пройти своим путем в грядущий мир без границ? Как этому содействовать? Пусть выскажется тот из наших читателей, кто знает.