Содержание
Введение.
1. Золотой век политической и правовой мысли Западной Европы в 19 веке.
§ 1.1. Юридический позитивизм.
§ 1.2. Социологические концепции государства и права.
§ 1.3. Спенсер Г.: «Право основа законодательства».
2. Позитивистское политикоправовые теории Р.Иеринга.
3. Учение Дж. Остина о праве.
Заключение.
Список литературы.
Введение
История человеческого познания мира политики, государства и права важнейший источник и существенная часть современного научного знания о политических и правовых явлениях и вместе с тем необходимая предпосылка его дальнейшего развития.
Уже в свете взаимосвязей исторического и логического очевидно, что также и в политикоправовой сфере без истории нет теории. Сегодня, когда повсеместно усиливается внимание к проблемам социального и политического предвидения и прогнозирования, становится все яснее, что без истории невозможны также научная прогностика, футурология в области современных юридических, политологических и других социальных наук.
Познавательный и прогностический потенциал истории политической и правовой мысли весьма значим и в плане научной разработки глобальных проблем современности.
Заметное повышение общего интереса к истории и к историческим исследованиям в современных условиях обусловлено рядом факторов, в том числе ускорением исторического развития, углублением преобразований, активным участием в политическом процессе широких слоев населения на всех континентах планеты, бурным развитием интегративных процессов, настоятельной необходимостью повсеместного утверждения мира и согласия на началах исторически апробированных ценностей человеческой цивилизации, единых мировых стандартов в области прав и свобод человека, внутреннего и международного правопорядка.
Выбор тех или иных путей социального и политического развития, целеустремленная борьба за будущее сегодня более осознанно и активно, чем когдалибо раньше, связаны с новым переосмыслением истории, с новыми трактовками и оценками политических и правовых идей и событий прошлого. Историческая ретроспектива во все большей мере становится необходимым моментом для выявления, выработки и обоснования соответствующих концепций и представлений о современности и перспективах ее развития.
Всемирный характер исторического процесса еще никогда не проявлялся столь отчетливо, непосредственно и властно, как в современную эпоху. Это обстоятельство существенным образом сказывается и на всем современном интересе к историческому прошлому, к духовному опыту предшествующих эпох и поколений, его смыслу и значению для современности и будущего.
В принципе также обстоит дело и в сфере политикоправовой мысли.
Представители различных теоретических и идейнополитических направлений черпают из политических и правовых учений прошлого суждения и аргументы для обоснования отстаиваемых ими позиций, критики своих противников и т. д. История политикоправовых идей широко используется в многочисленных современных интерпретациях проблем прав и свобод человека, правового государства и т. д.
К авторитету и идеям древних и новых классиков, политической и правовой мысли апеллируют многие современные концепции социального, политического и правового развития.
1. Золотой век политической и правовой мысли Западной Европы в 19 веке
Общественнополитическая жизнь конца XVIIIXIX вв. находилась под влиянием Великой французской революции. Господствующей была буржуазная идеология либерализма, социальную базу которой составляли предприниматели, часть чиновничества, лица свободных профессий, профессура.
У либерализма оказалось много противников: консерваторы, социалисты, анархисты. Не все они были против частной собственности, но все считали источником зла государство и буржуазное законодательство.
В описываемый период сложились два течения в теории позитивизма, которые кратко изложены в данной работе.
§ 1.1. Юридический позитивизм
Буржуазные революции в европейских странах привели к преобразованию правовых систем, приспособив их к регулированию товарноденежных отношении. Юридическое мировоззрение воплотилось в действующем, позитивном праве. И тогда буржуазные теоретики начали отказываться от теории естественного права. Отказ от представления о существовании рядом с позитивным правом естественного права, требующего его воплощения в законодательстве, есть юридический позитивизм. Произошло отождествление права с законом.
Отождествление права с законом преследовало идеологические и практические цели: защитить позитивное право от критики. Коль скоро позитивное право есть право существующего гражданского общества, то эти законы критиковать нельзя, их надо выполнять. Всё вернулось на круги своя!
Позитивисты изначально отрицали иное право кроме позитивного. В их поле зрения не обычай, а закон, установленный властью, происхождение и обоснование закона не дело правоведения. Одним из первых в разработке теории юридического позитивизма был англичанин Джон Остин. Свои идеи он изложил в. Дж. Остин считал, что термин «право» используется в самых различных случаях, что мешает точному определению предмета юриспруденции. И поэтому он выделяет юриспруденцию в чистом виде, как науку о праве. Он имеет дело с законами или правом в собственном смысле этого слова, не рассматривая, плохи они или хороши. В таком понимании приказ власти обязателен для выполнения. Первостепенное значение для юриспруденции имеет формальная логика. Естественное право есть только предположение и если его принимать, то оно несет анархию. Тогда как позитивное право гармонию, безопасность, создает прочный правопорядок.
Немецкий юрист Карл Бергбом считал, что сущность любого права состоит в том, что оно действует. Он рассматривал право как нечто логически законченное и беспробельное. И источник права в суверенной власти, в государственной воле. Отсюда Бергбом делает вывод о верховенстве закона.
«Отказом от оценочных суждений» юридический позитивизм выводил за пределы правоведения не только всю критику права, но и проблему его совершенствования. Вся теория юридического позитивизма основана применительно к правовому государству. К тому же проблематично обеспечить законность правотворческой деятельности государства, если само оно сила, творящее право.
Юридический позитивизм отвергает права человека вместе с теорией естественного права. Человек признавался лишь физическим лицом. На началах юридического позитивизма строились концепции либеральных государствоведов, анализирующих и комментирующих институты публичного права на основе формальнодогматической методологии.
Характерным представителем этого направления был французский юрист: Адемар Эсмен. Главным в его учении было обоснование условий функционирования парламентского правления наличие двух партий. Эсмен был против провозглашения права на материальное обеспечение, образование, труд, поскольку считал достаточным наличие индивидуальных прав для развития способностей человека. Он полагал, что депутат не зависит от избирателей и неподотчетен им, так как формирует общую волю, а не округа.
Избирательное право предоставить следует только «способным», поэтому он был против избирательных прав для женщин, выступал за ценз оседлости и имущества и высокий возрастной ценз.
Таким образом, юридический позитивизм это правовая оболочка капиталистических отношений. В теоретическом плане он был основой формальнодогматической юриспруденции с ее детальной разработкой правовых форм товарообмена, беспробельности правового регулирования товарноденежных отношений, точности определения юридических ситуаций и процедур.
§ 1.2. Социологические концепции государства и права
Перед мыслителями конца XIX в. стояли вопросы, рожденные гражданским обществом: противоречия и конфликты, соотношения общества и государства, социальные процессы. Велся поиск внешних по отношению к государству и праву обстоятельств, которыми можно было обосновать правовое государство. На помощь была призвана социология.
Первым, кто сделал попытку применить идеи социализма к учению о государстве и праве, был немецкий юрист Рудольф фон Аурих Иеринг. Считая недостаточной «юриспруденцию понятий», формальный подход к праву, Иеринг в работе «Цель в праве» стремился дать современным ему праву и государству социологическое обоснование. Центральное понятие его теории интерес, выраженный в праве. Он полагал, что право есть система социальных целей, гарантируемых принуждением, под которым понималась государственная власть.
Отход от формального определения права и попытки раскрыть его общественное содержание связаны с апологией гражданского общества, основу которого составляет частная собственность. Поэтому частная собственность вытекает из природы человека, а деньги есть апостол равенства, «когда речь заходит о деньгах, смолкают все социальные, политические, религиозные и национальные предрассудки и различия».
В мире, по Иерингу, все подчинено причине. И причиной действий людей являются цели. Достижение цели обеспечивается правом. Все члены гражданского общества солидарны в своих интересах и преследуют общие цели. А право, следовательно, выражает «всеобщий интерес».
В работе «Борьба за право» он утверждает, что право не всегда выражало интересы общества, а развивалось стихийно и мирно. Напротив, оно развивалось в кровавой борьбе классов и сословий, добивающихся закрепления в праве своих интересов. Но борьба меняет свой характер. После утверждения в праве равенства, частной собственности и др. задача государства обеспечивать и поддерживать твердый порядок то есть существующее право. Поэтому тезис о кровавом пути права это речь о прошлом.
Поскольку человек не всегда готов бороться за ущемление незначительного интереса, то Иеринг призывал к «здравому правовому чувству» как мотиву борьбы: «в борьбе обретешь ты праве свое».
Для охраны интересов необходимо государство общество которое принуждает. Выражая интересы германской буржуазии, поддерживая политику «железа и крови» Бисмарка, Иеринг утверждал, что каждому государству свойственно стремление расширить свои границы. В этом интерес государства, он должен ограничиваться законом, то есть разумной политикой власти.
У теории Иеринга, а она получила название «юриспруденция интересов», много слабых мест. Если право тождественно охраняемому интересу, то сохранится ли право, если интерес утрачен? Где мера законности, если государство связано «разумностью политики» государя?
§ 1.3. Спенсер Г.: «Право основа законодательства»
Значительное внимание государству и праву уделял в своей социологической концепции популярный в Европе и США английский философ Герберт Спенсер. Основная его работа «Система синтетической философии», охватывающая все познанное, своеобразный гимн домонополистической эпохе.
Спенсер рассматривал общество как сложный организм, развивающийся по законам эволюции.
Эволюция есть интеграция материи, сопровождаемой рассеянием движения; в ней материя переходит от неопределенной и несвязанной гомогенности к определенной и связанной гетерогенности, в то время как сохраненное движение претерпевает параллельную трансформацию.
Общество, взаимодействуя с окружающей средой, испытывает ее влияние и как результат складывается государство. Первоначально основная обязанность государства защита от внутренних и внешних врагов.
Воинственный тип постепенно перерастает в промышленный, основанный на взаимодействии с природой. Государство общество промышленного типа, основанное на равенстве, свободных договорах и частной инициативе.
Его задача осуществить отрицательное регулирование и это справедливо. Если до промышленного типа индивид служил обществу, то здесь общество служит целям человека и в этом его главное отличие. Таким образом, промышленный тип отождествляется с капиталистическим обществом. Но Спенсер не идеализирует капитализм, а утверждает, что это еще переходное состояние, «хотя рабочий и имеет право заключать по своему усмотрению договор, но это лишь смена одного рабства другим».
Спенсер утверждал, что не государство творец права (Бентам), не законодательство источник права, а право есть основа законодательства, так как оно выводится из принципа равной свободы. Перечень индивидуальных прав составляет традиционный набор либерализма: безопасность, свобода передвижения, совести, речи, печати, право собственности, частной предпринимательской деятельности. Но земля принадлежит обществу у ее надо национализировать.
Спенсер обосновывал программу буржуазного пацифизма: основное условие достижения высшего общественного состояния есть прекращение войн; милитаризм поддерживает созданные для него учреждения, уничтожает возможность возникновения перемен, направленных на установление справедливых законов; постоянный мир ведет к социальному улучшению.
В ходе эволюции, совершенствования людей и отношений промышленный тип будет развиваться к более высокому типу общества. В итоге сложится «Союз всех высших представителей цивилизаций», он завершит развитие человечества, а личные желания будут совпадать с интересами общества.
Взгляды Спенсера оказали заметное влияние на развитие социологии и политической науки, особенно в англосаксонских странах, где он был одним из самых читаемых философов.
Рассмотрим учения позитивизма ярких представителей каждого направления.
2. Позитивистское политикоправовые теории Р.Иеринга
Одной из самых заметных фигур европейской юриспруденции второй половины XIX столетия был германский правовед Рудольф фон Иеринг (18181892). Широкую известность принесли ему такие труды, как «Дух римского права на различных ступенях его развития» (18521865), «Цель в праве» (18771883) и «Борьба за право» (1872).
Однозначную характеристику творчества Иеринга дать трудно, ибо оно неоднородно. Различают, в частности, два периода его творческой деятельности на поприще политикоюридической теории.
Первый примерно до середины 50х гг. XIX в. В это время он придерживался установок «юриспруденции понятий», полагавшей главным своим делом выведение конкретных правоположений из общих понятий, видевшей в понятиях основной источник знания. Сторонники данного направления в науке права считали, что «понятия продуктивны, они комбинируются и производят на свет новые понятия». С таким направлением в правоведении Иеринг порывает.
Второй период эволюции его взглядов начинается с середины 50х гг. XIX столетия. Иеринг приступает к разработке «юриспруденции интересов». Теперь он вдохновляется той мыслью, что культ логического для юристатеоретика неуместен, поскольку правоведение не математика, и в нем приоритет должен принадлежать не логике. Не собственно логика должна являться объектом правоведения, но жизненные ценности, реальные интересы людей. Иеринг все больше обращает внимание не на логические и даже не на психологические аспекты права, а на его социологопрагматические, утилитаристские моменты.
Первое место в применяемой им методологии познания права и государства он теперь отводит описанию, классификации и анализу фактов. По сравнению с изучением эмпирического материала оперирование философскими конструкциями начинает играть у него вспомогательную роль. Эмпирический материал рассматривается Иерингом как в историческом, так и в структурнофункциональном измерении. Уподобляя право организму, Иеринг придает ему «все качества продукта природы: единство во множестве, индивидуальность, рост из себя и т. д.». Рост или развитие права из самого себя как раз и требует исторического подхода к нему.
Необходимость именно такого подхода обосновывается и показывается в «Духе римского права». Кроме того, он отмечает: «Каждый организм может подвергнуться двойному исследованию: анатомическому и физиологическому, первое имеет своим предметом его составные части и их отношения друг к другу, т. е. его структуру, второе его функции. Мы намерены подвергнуть право обоим этим исследованиям».
Реализуя подобное намерение, Иеринг делает особый упор на раскрытии функций права, поскольку он считает, что в любых организмах функции являются носителями их целей. Организм права в данном отношении не исключение. В свою очередь, цели Иеринг приписывает значение правообразующего фактора, правосозидающей силы. Об этом иеринговский труд «Цель в праве».
Здесь, во втором главном сочинении. Иеринга, гораздо подробнее, нежели в «Духе римского права», рассматриваются истоки и общее понятие права. Отправной пункт рассуждений таков: «Цель есть творец всего права». Телеологическая трактовка права, естественно, приводит Иеринга к постановке вопроса о субъекте целеполагания, или что одно и то же о создателе права. Не из вакуума же и не на пустом месте появляется оно.
Право, по Иерингу, выходит «из рук» общества, которое он интерпретирует как сферу «совместного действия людей, объединенных общими целями; в этой сфере каждый, действуя для других, действует также для себя, а, действуя для себя, тем самым действует и для других». Однако демиургом права у Иеринга выступает не всякое, но лишь государственноорганизованное общество. Венчает такое общество аппарат государства, воплощающий социальную, публичную власть. Вот этимто аппаратом государства, в конечном счете, и порождается право. Без каких бы то ни было околичностей Иеринг заявляет: «Государство единственный источник права».
Само право характеризуется Иерингом с разных сторон. Прежде всего со стороны содержания. Им являются интересы субъектов социального взаимодействия, но такие интересы, которые общи всем его участникам; другимисловами интересы общества в целом. Они и составляют содержание права. При одном непременном условии их защите, гарантировании государством. Право есть защищенный государством интерес. Встречается у Иеринга и несколько иная формулировка того, что образует содержание права: «Право есть совокупность жизненных условий общества в широком смысле, обеспечиваемых внешним принуждением, т. е. государственной властью». Приведенные иеринговские формулировки представляют собой критику волевой теории права, задававшей тон в немецком правоведении первой половины XIX в.
Взятое со стороны своей формы, право характеризуется Иерингом в качестве суммы норм, общеобязательных правил поведения. Тут он не оригинален и не претендует на то, чтобы быть таковым: «Ходячее определение права гласит: право есть совокупность действующих в государстве принудительных норм, и такое определение, помоему, вполне правильно». Принудительность, сообщаемая государством общеобязательному правилу поведения, служит для Иеринга главным, решающим признаком того, что, в сущности, есть право и что к нему не относится. Получается, что природа права не присуща изнутри ему самому, а привносится в него государством: «критерий права заключается в принуждении». Иеринг не устает повторять тезис об органичности государственного принуждения праву и благодетельности этого принуждения. Право оказывается обязанным государству не только своим происхождением, но еще и способом существования.
Иеринг не проводит скольконибудь серьезного теоретического разграничения права и закона. Сплошь и рядом он считает их явлениями равнопорядковыми, идентичными. Но в действительности они далеко не таковы. Большинство его суждений фактически имеют своим адресатом закон, а вовсе не право. Это обстоятельство надо тщательно учитывать и при более конкретном знакомстве со взглядами Иеринга на соотношение государства и права.
Отчасти они нам уже знакомы. Дополним их еще лишь некоторыми. «Государство, утверждает Иеринг, есть организация социального принуждения». Эта организация не только порождает право, обеспечивает его существование, но и управляет им. Иеринг характеризует в данном свете право как разумно понятую политику, проводимую государственной властью. Оно служит ей, как компас служит капитану корабля. Попечение о праве важнейшая задача государства. Право не противостоит последнему, а является всецело зависящим от него придатком. Это свойство права быть придатком государства Иеринг подчеркивает очень выразительно: «Право без власти есть пустой звук, лишенный всякой реальности, ибо только власть, которая проводит в жизнь нормы права, делает право тем, что оно есть».
Сугубо «государственническое» понимание права Иерингом не совсем привычно совмещается у него с признанием необходимости создавать простор для экономической деятельности индивидов, обеспечивать их юридическое равенство, уважать закрепленные за ними политические права. Иеринг ратует за независимость и несменяемость судей, за их ответственность только перед законом и т. д. Он за твердую дисциплину и законность в обществе, за строгий и стабильный порядок в нем, поскольку считает, что только при этих предпосылках возможны цивилизованное общественнополитическое устройство, нормальное правовое общение, справедливость. Мизантропический, по оценке Иеринга, афоризм «Да восторжествует справедливость, хоть и погибнет мир!» он заменяет жизнеутверждающим призывом «Да торжествует справедливость, чтобы процветал мир!».
Первоначально право имеет одностороннепринудительную силу, направленную на подданных с целью пресечения чрезмерных притязаний частных интересов. Постепенно оно приобретает двустороннеобязательную силу, становится обязывающим и для самой государственной власти. Иеринг полагает, что забота о самосохранении вынуждает власть подчиняться праву. Властвующие, в конце концов, осознают: ничем так не укрепляется в подвластных чувство правопорядка, законопослушание, без которых нет прочной государственности, как примером соблюдения норм права представителями власти, государством.
Однако Иеринг не ожидает от государства педантичного следования закону. Ему ясно, что законом государственная власть сама себе связывает руки, сама ограничивает свободу собственных действий. «Возникает вопрос о том, до какой степени это необходимо и необходимо ли это раз навсегда во всех случаях проявления этой власти». Ответ на этот вопрос у Иеринга готов, и он не в пользу права, не в пользу закона. Там, где обстоятельства заставляют государственную власть делать выбор между обществом и правом, «она не только уполномочена, но и обязана пожертвовать правом и спасти общество». Иеринг не разъясняет, в какой момент необходимо делать такой выбор и как уберечься здесь от произвола, от предумышленного избавления от «балласта» права. Неудивительно поэтому его скептическое отношение к идее правового государства. Такому государству он вообще отказывает в жизнеспособности. Оно, по мнению Иеринга, «не могло бы просуществовать и одного месяца».
Иеринг переносит на почву правоведения концепцию борьбы как универсального принципа бытия органического мира. Она получила во второй половине XIX в. широкое хождение в европейских научных кругах. Достаточно вспомнить дарвиновскую теорию борьбы за существование, идею классовой борьбы в историографии и социологии. Полемизируя с исторической школой права, учившей понимать образование и развитие права как незаметный, безболезненный и мирный процесс, подобный становлению и эволюции языка, Иеринг («Борьба за право») старается доказать нечто противоположное: «Жизнь права есть борьба, борьба народов, государственной власти, сословий, индивидов». Для него «всякое право в мире должно быть добыто борьбой», «борьба есть работа права» и т. д.
Если бы при этом речь шла о необходимости сопротивляться произволу, устранять беззаконие, добиваться восстановления нарушенных прав, защищать законные интересы, никаких вопросов не возникло бы. Однако у Иеринга призывы к борьбе за право приобретают особый, вызывающий тревогу смысл. От них веет духом воинственности. Они отдают апологией насилия, поэтизацией борьбы, сражений как некоего возвышенного состояния человеческого бытия: «...я имею мужество открыто признаться в любви к борьбе... нет другого материала, имеющего такую притягательную силу, как борьба и война». Известно, какой страшный урон понесла в XX в. цивилизация от того, что не смогла найти эффективного противоядия восхвалению «притягательной силы борьбы и войны».
3. Учение Дж. Остина о праве
Формирование школы юридического позитивизма обычно относят к первой половине XX в. и связывают его с творчеством Джона Остина, который в 1826 г. возглавил первую кафедру юриспруденции в Лондонском университете, незадолго до этого открытого стараниями И. Бентама и его окружения. В цикле своих лекций под названием «Определение предмета юриспруденции» он развил идею Т. Гоббса о праве как команде суверена и утилитаристский тезис И. Бентама о том, что подобная команда суверена должна быть нацелена на обеспечение наибольшего счастья для наибольшего числа людей. Однако в отличие от своего старшего современника Остин не был столь радикальным в истолковании этого тезиса в отношении государственного устройства и политики. Кроме того, в истолковании принципа пользы он критически воспринимал бентамовскую концепцию моральных чувств и был склонен толковать принцип полезности как неявно выраженное собрание божеских заповедей. В отношении позиции И. Гоббса он заявлял, что в работах последнего проповедуется абсолютная обязанность подданных повиноваться и не обсуждаются случаи, когда полезность требует неповиновения. Кроме того, И. Гоббс, по оценке Остина, ошибочно приписывал происхождение суверенитета и независимого политического общества некоему «фиктивному соглашению или договору».
С именем Остина следует связывать не появление самого юридического позитивизма, а только своего рода профессионализацию и предметную рационализацию традиции правового позитивизма. Главный труд Остина «Лекции о юриспруденции, или Философия позитивного права» (1863), подготовленный к печати посмертно его женой Сарой и снабженный примечаниями Дж. С. Милля, бывшего в числе его любимых студентов, создавался в то время, когда уже стали известными труды автора «Курса позитивной философии», с которым имеются прямые переклички в части второй лекций. Вполне в духе Конта звучит высказывание Остина о том, что «доброе и стабильное правительство немыслимо или почти немыслимо до тех пор, пока основы политической науки не станут известными основной массе населения». В некой комбинации рационального правления и просвещенного населения лежит, таким образом, ключ к социальному прогрессу.
Таким образом, в творчестве английского правоведа совместились методологические приемы исследования современного ему утилитаризма и позитивизма, для которых был характерным акцент на эмпирических особенностях права. Эмпирическое познание права предполагалось осуществлять на основе чисто юридических критериев, обособленных от моральных оценок права, а также от социальнополитических его характеристик, столь присущих естественноправовой традиции обсуждения проблематики права и правоведения.
В итоге право предстает в относительно определенной и легко обозреваемой совокупности правил, принципов и типологических делений. Если, по представлениям И. Бентама, право следует воспринимать как совокупность знаков, изданных или одобренных сувереном для регулирования должного поведения определенного класса лиц, находящихся под его властью, то, согласно Остину, такого суверена можно представить себе в зависимости от обстоятельств в виде не только лица, но и учреждения которое действительно, а не формально является сувереном для подвластных в данном политическом сообществе. Источником права, таким образом, является суверенная власть, причем важнейшей гарантией нормального функционирования права и самой суверенной власти выступает привычка большинства к повиновению. Нет поэтому, согласно Остину, оснований относить к разряду позитивного закона, к примеру, распоряжение оккупационных армейских властей, даже если они, и дают этому распоряжению наименование закона.
В конструкции Остина суверен предстает воплощением всевластного учреждения, а норма права нормой властного принуждения, или, говоря словами самого Остина, «правилом, установленным одним разумным существом, имеющим власть над другим разумным существом, для руководства им». Приказ суверена, снабженный санкцией, и есть, по сути дела, правовая норма. По этой логике позитивными законами в строгом смысле этого слова должны считаться такие законы, которые предполагают возложение обязанностей и которые влекут определенные последствия, в том числе негативные в виде законного причинения вреда.
Таким образом, норма получает юридический характер только в том случае, когда некто, обладающий необходимыми властными возможностями и способностями, в состоянии придать ей обязывающую силу принуждения под угрозой причинить вред нарушителю данной нормы. Этим субъектом суверенных властных полномочий может быть не только человек, но и бог. Санкции, установленные позитивным законом, имеют характер юридический и политический одновременно, поскольку они реализуются на практике данным политическим сообществом в принудительном порядке. В этом смысле право в целом является приказом суверенной власти, устанавливающим обязанности и находящим гарантии их реализации в политических санкциях и принуждении.
Естественноправовые элементы и принципы обоснования и признания прав личности Остин решительно отвергал, и в этом плане он был близок позициям Ф. Савиньи и Г. Гуго, под руководством которых изучал в молодости юриспруденцию в Гётингене и Берлине. Остин расходился со своими немецкими наставниками в оценке исторических корней права, поскольку ему, как и многим утилитаристам, был присущ внеисторический подход к изучению права.
Суть юридикопозитивистского подхода в понимании и истолковании права хорошо передается формулой «закон есть закон».
В историческом плане позитивистский подход выделяется своим негативным отношением к любым конструкциям, которые допускают или терпимо относятся к допущению, что помимо реально существующего и воспринимаемого государства и связанного с ним массива законодательства существует и с этим надлежит считаться некое более разумное право и связанное с ним государство, являющие собой эталон для сопоставлений. Подобный же негативизм он распространяет и на концепции естественных и неотчуждаемых прав.
Другой важной и более оправданной особенностью использования формулы «закон есть закон» является признание ее необходимейшим условием нормального общения в нормально организованном человеческом общежитии, своего рода краеугольным камнем в громадном здании государственности и неотъемлемым атрибутом повседневного правового общения. Существенное значение в концепции Остина имеет трактовка права в строгом смысле слова.
Право в строгом смысле устанавливается для разумных существ другим разумным существом или существами таковы законы, установленные богом, и законы, установленные людьми. Но среди второй категории не все можно безоговорочно отнести к праву в строгом смысле, например правила, установленные лицами и учреждениями, не являющимися суверенами. К этому же разряду Остин относит правила, установленные общественным мнением, а также правила моды, правила этикета и законы чести. Остин называл все эти разновидности нормативного регулирования термином «позитивная мораль».
Таким образом, право в широком смысле включает в себя богооткровенное право, позитивное право и позитивную мораль. Между позитивным правом и моралью, а также религией существует не близость и не сходство, а противоречие. И это должен учитывать всякий законодатель. Противоречие с моралью не лишает право его качественных свойств, даже если оно подвергается критике с моральных позиций или испытывает ограничительное воздействие со стороны последней.
Наиболее характерным для позиции Остина в этом вопросе было то, что он резко и твердо разводил право и мораль; вопрос о морально должном, о приведении сущего в соответствие с этим долженствованием Остином полностью не снимается, но только выносится за рамки практической юриспруденции. Таким образом, право обособляется от морали ради того, чтобы предметом юриспруденции было исключительно позитивное право вне всякой зависимости от того, хорошее это право или плохое, несовершенное. Оценки этого рода, по мнению Остина, удел этики или законоведения, но отнюдь не правоведения.
Естественно, что в своем обсуждении предмета юриспруденции и сферы права Остин не мог не коснуться вопроса о правотворческой роли судей и суда. Он склонялся к тому, что и решения суда следует воспринимать как часть права в том случае, когда они признаются в качестве таковых сувереном.
Связав природу права с приказом фактически правящей в обществе группы лиц или одного правителя, Остин тем самым легитимировал правотворчество любой власти. В XX в. такой подход был использован самыми недемократическими, антиправовыми и негуманными политическими режимами, правда, за пределами Англии.
Международное право, как известно, нельзя рассматривать как команду суверена, снабженную санкцией; На этом основании Остин относил его к разряду не позитивного права, а к области «позитивной международной нравственности», правила которой распространены среди цивилизованных наций, хотя при этом у каждой из них свои собственные туманные представления относительно того, какими должны быть понятия этой международной нравственности (international morality).
Со временем взгляды Остина на природу права и его взаимосвязи с другими областями жизни, судя по всему, изменились, и он неоднократно объявлял о своем желании написать новый труд о предмете юриспруденции уже под названием «Принципы и отношения юриспруденции и этики». Вслед за некоторыми социально ориентированными позитивистами, последователями А. СенСимона и О. Конта, он высказывал свои предпочтения в пользу правления элиты знания. Вероятная трудность, с которой он столкнулся, была связана с его обособлением права от морали, что влекло за собой и обособление «сознания свободы» от позитивного права. В результате, как отмечает исследователь его творчества У. Моррис, «праву так просто стало оставаться одному с имиджем собственной позитивности».
А в этой ситуации творцу права уже ничего не остается, кроме как безотчетно следовать мотиву, который Т: Гоббс приписывал Левиафану, «заполучив власть, желать еще и еще, и так до самой смерти».
Судьба учения Остина и всего течения юридического позитивизма сложилась, в общем и целом благополучно. Вопервых, многими правоведами позитивистской ориентации было замечено, что право в своем функционировании не может обходиться без устранения «внутренних противоречий и пробелов» и потому, раз сложившись в некое формально и догматически непротиворечивое целое, это право уже не нуждается в какихлибо нравственных или социальнофилософских объяснениях и оправданиях. Немецкий правовед К. Бергбом, автор книги «Юриспруденция и философия права» (1892), считал, что право, действительно функционирующее как право (по принципу «закон есть закон»), составляет основу отношений между людьми в любом строе отношений.
«Сущность любого права, писал Бергбом, состоит в том, что оно действует. Поэтому прекраснейшее идеальное право не может не оставаться позади самого жалкого позитивного права, подобно тому, как любой калека видит, слышит и действует лучше, чем самая прекрасная статуя».
Одно из распространенных самооправданий юридикопозитивистской ориентации в изучении права это прагматическая забота ученых и практиков по необходимому упорядочению всего массива непрерывно изменяющегося и разрастающегося законодательства. Но очевидно, что истолкование права как приказа суверена чревато и недобросовестным применением этой формулы. Именно в результате такого использования формулы о законеприказе может расти и множиться деятельность по обеспечению одной лишь «наружности закона».
Заключение
Стойкая вовлеченность истории политических и правовых доктрин в центр идейной и теоретической борьбы вокруг актуальных для каждого времени проблем государства, права, политики, власти, свободы, справедливости и т. п. обусловлена комплексом причин социальнополитического, мировоззренческого, теоретикопознавательного и методологического порядка.
Выражая и отстаивая различные позиции, интересы и воззрения в специфической форме теоретического знания, политические и правовые концепции обладают большим легитиматорским потенциалом и играют существенную роль в деле не только научного, но и общемировоззренческого, духовного, идеологического обоснования и оправдания тех или иных политических отношений, государственноправовых порядков, институтов и взглядов. Особенно велика и значима в этом плане роль наиболее авторитетных, получивших истерическое признание классических политических и правовых доктрин, в которых с наибольшей полнотой и последовательностью нашли свое концентрированное выражение те или иные новые вехи, аспекты и направления в историческом процессе познания проблем политики, государства и права.
Постоянное обращение к "авторитетам" и "классикам" политической и правовой мысли диктуется также причинами общеметодологического и гносеологического характера.
Всякая новая теория, как известно, с внутренней необходимостью вынуждена иметь дело со старыми теориями, должна опираться на предшествующий теоретический материал, на уже накопленные знания в данной области исторически развивающегося познания, на исторически апробированные положения и концепции, на сложившийся понятийный аппарат, приемы исследований и т. д. Без такой историкотеоретической базы, ее постоянного обновления и развития также и современные науки о политике, праве и государстве были бы просто невозможны.
Обращение к известным политическим и правовым идеям и теориям прошлого, соответствующая их интерпретация и т. д. в значительной мере диктуются и потребностями своеобразного "самоопределения", выяснения, "кто есть кто" в духовном пространстве истории, выявления места, характера и профиля той или иной новой юридической или политологической концепции в исторически сложившейся и получившей всеобщее научное признание системе учений о политике, государстве, праве.
Список литературы
1. Аннерс Э. История европейского права. М., 1996.
2. Валицкий А. Нравственность и право в теориях русских либералов конца ХIХ начала ХХ веков // Вопросы философии. 2001. №8.
3. История политических и правовых учений, Учебник / Под ред. О. Э. Лейста. М.: Юридическая литература, 1997.
4. История политических и правовых учений. – М.: Юридическая литература, 2001.