Мир Тебе, читающий!
1.
И СКАЗАЛ БОГ: СОТВОРИМ ЧЕЛОВЕКА ПО ОБРАЗУ НАШЕМУ И ПО ПОДОБИЮ НАШЕМУ… И СОТВОРИЛ БОГ ЧЕЛОВЕКА ПО ОБРАЗУ СВОЕМУ, ПО ОБРАЗУ БОЖИЮ СОТВОРИЛ ЕГО; МУЖЧИНУ И ЖЕНЩИНУ СОТВОРИЛ ИХ (Бытие 1:26,27). По какому образу и подобию? Фотографическому? Известно, Бог – не человек.
Счастлив, кто мыслей божественных ценным владеет богатством,
Жалок, кто о богах лишь понятием смутным доволен.
Нет, божество недоступно ни зрению нашего ока,
Ни осязанию рук, а ведь в них пролегает главнейший
Путь для внедрения веры в сердца недоверчивых смертных.
Нет у него головы человекообразной, что члены
Смертных венчает, ни рук, что как ветви из плеч вырастают,
Нет ни быстрых колен, ни ступней, ни частей волосатых.
Дух лишь один существует святой, несказанный от века,
Мыслями быстрыми вкруг обегающий все мирозданье.
(Эмпедокл).
Подобие заключается в монолитном единстве и нешуточной вражде мужского и женского начал. То мужское начало подавляет женское, то женское пытается верховодить, то они находятся в двухвариантном равновесии. БОГУ ПРИНАДЛЕЖИТ ВЛАСТЬ НАД НЕБЕСАМИ И ЗЕМЛЕЙ; ОН… ДАЕТ, КОМУ ПОЖЕЛАЕТ, ЖЕНСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ, И ДАЕТ, КОМУ ПОЖЕЛАЕТ, МУЖСКОЕ, ИЛИ ОН СОПРЯГАЕТ ИХ, МУЖЧИН И ЖЕНЩИН, А КОГО ЖЕЛАЕТ, ДЕЛАЕТ БЕСПЛОДНЫМ (Коран 42: 48,49). Бесплодным – значит, евнухом, скопцом, импотентом.
Первый человек был сотворен как уравновешенный андрогин или гермафродит. А уж потом последовательность творения заявляют ступени половой лестницы: гермафродит - мужчина - евнух - женщина.
Половую лесенку можно пояснить при рассмотрении круговорота
яблока. Яблоко тоже как бы гермафродит: мякоть в нем женское начало, семя – мужское. По известной истине “плоды гниют” мякоть в яблоке сгнивает, а семя готовится к трансформации. И оно трансформируется, прорастает. Росток уже не “мужчина”, но еще не “женщина”. Это второй вариант уравновешенного андрогина – “евнух”. Иисус Христос, будь к месту сказано, судя по такой же растительной метафоре у пророка Исайи, тоже несомненный евнух. ОН ВЗОШЕЛ ПРЕД НИМ КАК ОТПРЫСК И КАК РОСТОК ИЗ СУХОЙ ЗЕМЛИ; НЕТ В НЕМ НИ ВИДА, НИ ВЕЛИЧИЯ; И МЫ ВИДЕЛИ ЕГО, И НЕ БЫЛО В НЕМ ВИДА, КОТОРЫЙ ПРИВЛЕКАЛ БЫ НАС К НЕМУ. ОН БЫЛ ПРЕЗРЕН И УМАЛЕН ПРЕД ЛЮДЬМИ, МУЖ СКОРБЕЙ И ИЗВЕДАВШИЙ БОЛЕЗНИ, И МЫ ОТВРАЩАЛИ ОТ НЕГО ЛИЦЕ СВОЕ; ОН БЫЛ ПРЕЗИРАЕМ, И МЫ НИ ВО ЧТО СТАВИЛИ ЕГО. НО ОН ВЗЯЛ НА СЕБЯ НАШИ НЕМОЩИ И ПОНЕС НАШИ БОЛЕЗНИ, А МЫ ДУМАЛИ, ЧТО ОН БЫЛ ПОРАЖАЕМ, НАКАЗУЕМ И УНИЧИЖЕН БОГОМ. НО ОН ИЗЪЯЗВЛЕН БЫЛ ЗА ГРЕХИ НАШИ; НАКАЗАНИЕ МИРА НАШЕГО БЫЛО НА НЕМ, И РАНАМИ ЕГО МЫ ИСЦЕЛИЛИСЬ (Исайя 53: 2-5). Но закончим круговорот яблока. Когда на развившемся растении появляется цвет, можно говорить, что восторжествовало женское начало. Однако как только на цветке формируется плод, растение развивается уже под эгидой “гермафродита”.
Все же примитизировать божественный пол под раздвоенную или расчетверенную полярность человека было бы наивно. Да, в Единстве – двойственность и кварта. Но также верно, что в Единстве – триада, седмица, двенадцать, сорок и сотня совокупностей! И тысяча, и тьма!
…То в множества недрах
Крепнет Единство, то множество вновь прорастает в Единстве.
Тленного также двояко рожденье, двояка и гибель:
Эту рождает и губит всеобщий порыв к единенью,
То же, разладом питаясь, в нем вскоре конец свой находит.
Сей беспрерывный обмен прекратиться не в силах:
То Любовью влекомое сходится все воедино,
То ненавистным Раздором вновь гонится врозь друг от друга.
Так, поскольку Единство рождается без перерыва
В множества недрах, а множество вновь прорастает в Единстве,
Вечно они возникают, и нет у них стойкого века.
(Эмпедокл).
Это просто пояснить на времени, ведь пол легко проэцируется на время: осень (гермафродит) - зима (мужчина) - весна (евнух) - лето (женщина). Месяцы, декады, недели, дни и ночи, часы, минуты, мгновенья… Неисчислимая иерархия надежд, событий, устремлений сиротеет, корчится в агонии. И ведь не безличные сонмы – здесь непохожие друг на друга лица, характеры, цвета, идеи, жизненные установки, талантливые заявки! Взаиморазрушение, посредством которого формируется развитие, поступательное движение, прогресс.
Четыре времена в пременах ежегодных,
Ничто иное суть, как в разных видах Бог.
Вращающийся год, Отец наш всемогущий,
Исполнен весь Тобой. Приятною весной
Повсюду красота Твоя, Господь, сияет,
И нежность, и любовь Твоя везде видна.
Краснеются поля, бальзамом воздух дышит,
И эхо по горам разносится, звучит;
C улыбкою леса главу свою подъемлют –
Веселием живут все чувства и сердца.
Грядет к нам в летних днях Твоя, о Боже, слава;
Повсюду на земле блистает свет и жар;
От солнца Твоего лиется совершенство
На полнящийся год. И часто к нам Твой глас,
Средь неба потряся, вещает в страшных громах;
И часто на заре, в средине жарких дней,
В тенистом вечеру, по рощам и потокам,
Приятно шепчет он в прохладном ветерке.
В обильной осени Твоя безмерна благость
И милость без конца бывает нам явна,
Всеобще празднество для тварей утверждая.
Зимою страшен Ты! Там бури, облака
Свивая вкруг Себя, гоняя вьюгу вьюгой,
В величественной тьме на вихрях вознесясь,
Ты мир благоговеть со страхом заставляешь;
Натуру всю смирит шумливый Твой Борей!
О таинственный круг! Какой великий разум,
Какую силу в сем глубоко ощутишь!
Простейший оборот, но благо учрежденный,-
Столь мудро и добро, добро для тварей всех, -
Столь неприметно тень в другую переходит,
И в целом, вместе все так стройно, хорошо,
Что всякий новый вид вновь сердце восхищает.
(Перевод Н.М. Карамзина из Томсона).
2.
Читал “последние слова” (много еще их будет, последних) Радека, вспоминал Бухарина. И понимаю их всех, как последние сухие листья, даже не листья, а желтые трубочки, в которые превращаются листья зимой. И некоторое свое личное сокровенное желание, чтобы кто-нибудь из подсудимых вопреки всякому здравому смыслу открыл бы те благородные мотивы, по которым он шел против Сталина, - все эти “благородные мотивы” были в свою очередь когда-то своими личными листочками. Дерево осыпалось до последнего листика, и остался ствол, черный, толстый, погруженный в мерзлую, засыпанную снегом, землю. Зима. Дерево государственного рода стоит без малейшего листика, но стоит. И ты, гордый человек, опусти руки, оглянись назад и замри, затаи в себе силу будущей жизни.
Что следует из этой цитаты, извлеченной из дневника М.М. Пришвина 1937 года? Следует то, что половая цикличность, сезонность в природе распространяется и на общественные отношения, на исторические события. И про это знал Пришвин, выученик странствующего малороссийского мудреца восемнадцатого века Григория Саввича Сковороды. Ленин (осень) - Сталин (зима) - Хрущев (весна) - Брежнев (лето) - Горбачев ( cнова осень).
Сталинское время – жестокая зима, тирания мужского начала. Только единообразие, только одна официальная идеология пролетариата, один-единственный взгляд, вид, мнение на тот или иной предмет. Только скелет дерева – этого достаточно, а то, что оно вишня, яблоня, клен – ни к чему!
Что до деревьев?.. Все они похожи:
Не различить, где вишня, где айва,
Где яблоня с атласно-гладкой кожей, -
Всех уравняла белая зима.
(Ханбиче Хаметова, Зимний сад).
Вот трепещет ажурный рябиновый листик – это обреченный Мандельштам. Вот чудом задержался засохший, искареженный плод, мощный сгусток энергии, кулак, зажиточный крестьянин – нет, нет, напрасно! Вот лишние поросли, ответвления от основного ствола внизу, так называемые пасынки, может это и есть Радек, Бухарин, Троцкий – но дерево должно самоочищаться, не желает оно быть кустарником, тернием! Что же оставалось Пришвину? Cпрятаться в нивелированный ствол, слиться с ним.
Учись у них – у дуба, у березы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слезы,
И треснула, сжимаяся, кора.
Все злей метель и с каждою минутой
Сердито рвет последние листы,
И за сердце хватает холод лютый,
Они стоят, молчат; молчи и ты!
Но верь весне. Ее промчится гений
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.
(Афанасий Фет).
После смерти Сталина время обновляется. Не зря Иосиф Виссарионович с подозрением косился на молодых сподвижников: да, последующее стирает предшествующее. Так и хрущевская оттепель 1956 года отомкнула весну, и та нагрянула и расплавила сердитые ледяные дворцы. А высокая, зеленая кукуруза по всей России – это, конечно, зеленое знамя весны.
За весной – лето. Томный сад сочных солнечных плодов легкой промышленности затмевает тяжелый сталинский костяк деревьев. Время зрелого социализма. Самоопьянение. Самовосхваление. Мнимая пора принимать действительное за желаемое. Лето – женское начало. Мир тебе, Леонид Ильич Брежнев!
Но вот подошла трагическая пора года – осень. Если в весне мужское и женское начала нераздельно связаны, можно сказать, изуродованы ради единства, то осень – демонстрация противоположностей во всем их проявлении: один строит, другой разрушает.
Порыв к родству – рождение из двух.
Мужчины строили. А женщины стирали.
И в новый путь сиротство собирали:
На вечный рынок – ярмарочный круг,
Виток философической спирали.
(Николай Панченко, Стихи о голоде).
Готовностью угодить той и другой противоположности выбивает из-под себя монаршее кресло библейский Михаил, уважаемый Михаил Сергеевич Горбачев. Увы, плоды коммунизма сгнили.
Очередь за “холодающим” Ельциным и его приемником, “холодным”, “жестким” Путиным, - с них власть будет управляться ”семьями”, командами, поскольку кратность седмины увеличивается. Но не сказано еще о первой осени коммунизма. Как с вечера, с захода солнца, зарождается библейский день, так год начинается с осени. А эпохальный библейский год, известно, начался в 1917 году с Владимира Ильича Ленина. Он патологоанатом капитализма и неонатолог Октября. Он похоронил негодные плоды отжившего строя и посеял новые семена.
Названные здесь правители сравни богам, и слава их будет расти, хотя не бывает она без поношения.
Я люблю озорницу весну –
Что поделать с девчонкой капризной?
Одевается в зелень одну
И на траур глядит с укоризной.
Только лето стократ мне милей –
Это девушка в платье венчальном,
В покрывале цветущих полей,
В пестрых лентах с лицом беспечальным.
Но бездомную душу влечет
К той, что только прекраснее стала
За тревожный и хлопотный год, -
К милой осени, доброй, усталой,
Что с дарами нелегких дорог
Как хозяйка взойдет на порог.
(Докс, Времена года).
Действительно, человеку ничего не остается, как принять время. А что, будешь судить грозную историю? Cтанешь проявлять недовольство погодой? Может ли глина требовать отчета у горшечника? Впрочем, и глину не будем укорять: если ей трудно разобраться в новых днях, что говорить о древних или грядущих масштабах! – коммунизм (весна человечества) - рабовладельчество (лето) - феодализм (осень) - капитализм (зима человечества). Есть половые циклы еще масштабней: криптозой (яйцо, зима природы) - палеозой (весна природы) - мезозой (лето природы) - кайнозой (осень природы). Каждая эпоха формирует структуру минеральной, растительной и животной жизни в эгрегоре своего пола. Пол проэцируется также и на пространство: восток (евнух, весна) - юг (лето, женщина) - запад (осень, гермафродит) - север ( зима, мужчина).
Но куда мне, куда? К человечьей готической лжи,
По пределам страны, где я сам себе друг и попутчик?
Но куда же еще? Если знаешь, тогда укажи,
Может, снова туда, где восток, словно знамя, приспущен.
Может, к северу, там, где гремят и гремят кандалы,
Может к западу, где неподвижное солнце заходит,
Или к югу, где кровью и кистью Дарлы
Покупается право мечтать о любви и свободе.
(Сергей Пахомов, Элегия).
Интересно, что ступени, ведущие с юга на север, находятся под воздействием солнечного света. Обилие солнца привязывает чернокожих к любви, нордическая же раса более склонна к мудрости. На севере люди законопослушны, пешеход здесь пережидает красный свет светофора, даже если дорога свободна. На юге всячески обходят законы, но стараются угодить друг другу в любви. Нетрудно догадаться, что где-то на абстрактном севере живут евангельские “рабы” и те, кто постится, печалится, а на абстрактном юге – евангельские “друзья”, “женихи” и “cыны” – те, кому должно радоваться.
Есть строенья, что ставятся сразу
Окнами прямо на юг.
В них теплей, в них приятнее глазу
И вроде бы меньше мук.
Бодр и весел, шучу я со всеми.
И не знают ни мать, ни друзья,
Что рожден я с глазами на север,
Ничего с этим сделать нельзя.
(Вадим Сикорский).
На ступенях, ведущих с востока на запад, чувствуется влияние лунного света: “полнолунное” лицо человека с продвижением на запад “ущербляется”. Выдающийся русский философ В.В. Розанов так и назвал уравновешенных в половом отношении мужедев и свое исследование о них – люди лунного света. География и местность явно довлеют – горбинка на носу обычна у горцев, впрочем, не только на носу. Нос – одна из оконечностей головы и указывает на конец, завершённость процесса. Но оконечности есть у всей триады человеческого тела - головы, туловища, нижней части , поэтому наблюдательный глаз и там и сям заметит горбинку-гординку. А вот женская курносость – особенность низменностей.
Половую цикличность и сезонность можно наложить и на очень мелкие пределы жизни: яйцо (зима) - личинка (весна) - куколка (лето) - имаго, взрослая особь (осень).
3.
ДА НЕ ГОВОРИТ ЕВНУХ: “ВОТ Я СУХОЕ ДЕРЕВО”. ИБО ГОСПОДЬ ТАК ГОВОРИТ ОБ ЕВНУХАХ: КОТОРЫЕ ХРАНЯТ МОИ СУББОТЫ И ИЗБИРАЮТ УГОДНОЕ МНЕ, И КРЕПКО ДЕРЖАТСЯ ЗАВЕТА МОЕГО, - ТЕМ ДАМ Я В ДОМЕ МОЕМ И В СТЕНАХ МОИХ МЕСТО И ИМЯ ЛУЧШЕЕ, НЕЖЕЛИ СЫНОВЬЯМ И ДОЧЕРЯМ; ДАМ ИМ ВЕЧНОЕ ИМЯ, КОТОРОЕ НЕ ИСТРЕБИТСЯ (Исайя 56 : 3 - 5). Тут следует задуматься: почему же евнуху отдается предпочтение перед мужчиной и женщиной?
Лаконичный панегирик евнуху дает апокриф – Евангелие от Филиппа. СВЕТ И ТЬМА, ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ, ПРАВОЕ И ЛЕВОЕ – БРАТЬЯ ДРУГ ДРУГУ, ИХ НЕЛЬЗЯ ОТДЕЛИТЬ ДРУГ ОТ ДРУГА. ПОЭТОМУ И ХОРОШИЕ НЕ ХОРОШИ, И ПЛОХИЕ НЕ ПЛОХИ, И ЖИЗНЬ НЕ ЖИЗНЬ, И СМЕРТЬ НЕ СМЕРТЬ. ПОЭТОМУ КАЖДЫЙ БУДЕТ РАЗОРВАН В СВОЕЙ ОСНОВЕ ОТ НАЧАЛА. НО ТЕ, КТО ВЫШЕ МИРА, НЕРАЗОРВАННЫЕ, ВЕЧНЫЕ.
И все же причина предпочтения лежит… в еде. Известно, что без пищи нельзя существовать. Новое, жаждущее жить, высасывает энергию из старого, исчерпанного предела, счастье одного строится на несчастье другого.
Мертвые так прекрасны и так щедры.
Мертвые нам приносят свои дары.
И на новый год к столу плывут осетры,
Полные крупнозернистой черной икры.
Мандаринами пахнет и тает во рту хурма.
Золотое вино способно свести с ума.
Мертвые наполняют нам закрома,
Мы украшаем ими свои дома.
Все мы их дети. Их мы пьем и едим.
Мы их носим в себе и на них сквозь себя глядим.
И долг, который мы со временем отдадим,
Незаметен настолько же, насколько необходим.
(Ольга Сульчинская).
О НЕСЧАСТЬЕ! ОНО ЯВЛЯЕТСЯ ОПОРОЙ СЧАСТЬЯ. О СЧАСТЬЕ! В НЕМ ЗАКЛЮЧЕНО НЕСЧАСТЬЕ… КТО ЗНАЕТ ИХ ГРАНИЦЫ? ОНИ НЕ ИМЕЮТ ПОСТОЯНСТВА. СПРАВЕДЛИВОСТЬ СНОВА ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ХИТРОСТЬ, ДОБРО В ЗЛО. ЧЕЛОВЕК УЖЕ ДОЛГО НАХОДИТСЯ В ЗАБЛУЖДЕНИИ. ПОЭТОМУ СОВЕРШЕННОМУДРЫЙ СПРАВЕДЛИВ И НЕ ОТНИМАЕТ НИЧЕГО У ДРУГОГО (Даодэцзин).
Еду можно называть жертвой. Жертвенность запланирована в природе. Жертва и жратва – даже по звучанию эти слова близнецы. Таких слов, похожих по морфологии, но стоящих на разных сторонах баррикады по смыслу, достаточно в языке: преданность и предательство, ядь и яд, страсть и старость, прочность и порочность, хвост и хобот, беда и победа, праздник и поражение, рожать и разить-рушить, плач и палач, радость и рыдание, корни и крона, исток и устье, исток и точка, пёс и пастырь, трава и отрава, истина и истукан., жалеть и жалить, блуд и блюдение, богатство и убожество, братание и брань, сила и слабость, дверь(перед, парадный вход) и двор(зады, «черный» вход), кровавая роза и кровавлящая розга.
Я в жизни счастлив не был ни минуты:
Жизнь, как качели, - чтобы вознестись
Почти до неба одному кому-то,
Другому надо опуститься вниз.
И кто-то в этот миг и юн и весел
Лишь потому, что я лишаюсь сил.
И счастье чье-то я уравновесил,
Терзаньями моими оплатил.
(Николай Стефанович).
В жертву приносят растительную, животную жизнь. Практикуется даже кровожадный каннибализм. Но в вегетарианской среде принесение в жертву животных, как бы преджизни человеческой, уже считается недопустимым актом.
Где же убийствам ужасным предел, неужели беспечный
Ум ваш не видит того, что друг другу вы служите пищей?
Милого сына схватив, изменившего образ, родитель
С жаркой молитвой ножом поражает, великий безумец!
Жертва с мольбою к стопам припадает, палач же не внемля,
Пиршество гнусное в доме из чада родного готовит.
Также бывает, что сын из родителя или же дети,
Душу исторгнув из матери, плоть пожирают родную.
Горе мне! Если бы день роковой ниспослал мне кончину,
Прежде чем губы мои нечестивой коснулися пищи!
(Эмпедокл).
Впрочем, жертва многообразнее. Дышать воздухом – тоже значит есть. Любоваться солнечным светом – тоже питаться. Быть начальником – значит систематически поедать подчиненного с плодами его скорбного труда. Пользоваться электричеством – обрекать крутящую генератор реку на болезнь и умирание. Жить в огромном доме в излишествах – все равно что плодить бездомных и нищих. Город сосет деревню, столица сосет провинцию, дети высасывают родителей – все это жизнь за счет жертвы.
Монеты света не зароешь,
Сна золотого не продашь,
Ладонью неба не закроешь,
Звезды заветной не предашь,
Пусть говорят, не вечно маю
Сады и головы кружить,
Не плач, не плач, теперь я знаю:
Мы будем жить! Мы будем жить!
Где свищут в кущах духи леса
И ткут зеленое сукно,
Где опустившийся повеса
Цедит дешевое вино,
Где океан хрипит угрозы,
Где травы жаркие по грудь,
Где окровавленные розы
Роняет Бог на Млечный Путь,
В потоках воздуха и ливней,
Ночных машин, прозрачных рыб,
В пересеченьях ломких линий
На грубых гранях древних глыб
Пребудем мы вселенской солью,
Сильны, как в мае дерева,
За то, что нашей скотской болью
Была вселенная жива.
(Виктория Измайлова, Песенка жертвенных барашков).
Для мужчины пища – женщина, как, впрочем, и мужчина для женщины. Половая эта пища с прибавлением пренебрежительного суффикса тоже называется едой – едьбой, етьбой.
Голодный – это голый: накорми!
Расклюй меня, мой чижик полуголый –
Я некогда – единый и двуполый –
Рукой творца разрезан пополам,
Как говорит мудрец Аристофан,
Стремится к половине половина.
И царь Иван, и дева Магдалина –
Сиротскою нуждой кровоточат.
(Николай Панченко, Стихи о голоде).
Синонимы главного русского “едательного” глагола указывают на хищническую сущность трапезы: трахать, драть, пороть, пихать, топтать… И ДАЛИ МНЕ В ПИЩУ ЖЕЛЧЬ, И В ЖАЖДЕ МОЕЙ НАПОИЛИ МЕНЯ УКСУСОМ. ДА БУДЕТ ТРАПЕЗА ИХ СЕТЬЮ ИМ, И МИРНОЕ ПИРШЕСТВО ИХ – ЗАПАДНЕЮ. ДА ПОМРАЧАТСЯ ГЛАЗА ИХ, ЧТОБ ИМ НЕ ВИДЕТЬ, И ЧРЕСЛА ИХ РАССЛАБЬ НАВСЕГДА; ИЗЛЕЙ НА НИХ ЯРОСТЬ ТВОЮ, И ПЛАМЕНЬ ГНЕВА ТВОЕГО ДА ОБЫМЕТ ИХ, ЖИЛИЩЕ ИХ ДА БУДЕТ ПУСТО, И В ШАТРАХ ИХ ДА НЕ БУДЕТ ЖИВУЩИХ, ИБО КОГО ТЫ ПОРАЗИЛ, ОНИ ЕЩЕ ПРЕСЛЕДУЮТ, И СТРАДАНИЯ УЯЗВЛЕННЫХ ТОБОЮ УМНОЖАЮТ. ПРИЛОЖИ БЕЗЗАКОНИЕ К БЕЗЗАКОНИЮ ИХ, И ДА НЕ ВОЙДУТ ОНИ В ПРАВДУ ТВОЮ; ДА ИЗГЛАДЯТСЯ ОНИ ИЗ КНИГИ ЖИВЫХ И С ПРАВЕДНИКАМИ ДА НЕ НАПИШУТСЯ (Псалтирь 68:22 – 29). Так в горести своей восклицает древний псалмопевец Давид. Ему вторит современный певец:
Мне снится грусти неземной язык изустный,
И я ни капли не больной, а просто грустный.
Не отстраняясь, не боясь, не мучась ролью,
Тоска вселенская слилась с душевной болью.
Среди иных забот и дел на тверди серой
Я в должный час переболел мечтой и верой.
Не созерцатель, не злодей, не нехристь все же –
Я не могу любить людей, прости мне, Боже.
Припав к незримому плечу ночами злыми,
Ничем на свете не хочу делиться с ними.
Гордыни нет в моих словах – какая гордость?
Лишь одиночество и страх – под ними горблюсь.
Душа с землей свое родство забыть готова
Затем, что нету ничего на ней святого.
Как мало в жизни светлых дней, как черных много!
Я не могу любить людей, распявших Бога.
Да смерть – и та! – нейдет им впрок, лишь мясо в яму,
Кто небо нежное обрек алчбе и сраму.
Покуда смертию не стер следы от терний,
Мне ближе братьев и сестер мой лес вечерний.
Есть даже и у дикарей тоска и память.
Скорей бы, Господи, скорей в безбольность кануть.
Скорей бы, Господи, скорей от зла и фальши,
От узнаваний и скорбей отплыть подальше!
(Борис Чичибабин).
Или вот еще:
Он на ясную душу нацелен –
Вымогатель, вампир, златоуст…
Подчиняющий - неполноценен.
Посягающий – болен и пуст.
Властолюбие – темная ересь,
Превращенная похоть и месть…
Лучше пить, лучше спать, изуверясь,
Чем чужую свободу известь.
(Татьяна Бек)
Cтрасти нагнетаются и преувеличиваются в этом изложении только для того, чтобы ярче высветить отличие разорванной формы бытия от самодостаточной, целомудренной.
Та женщина, что только не дает
И больше ничего не совершает,
Такую тягу в небо создает,
Что кажется орган невидимый играет.
Та женщина, которая дает,
И этим никуда не возвышает,
Такую муку в душах утишает,
Что в ножны нож обратно зло кидает.
(Дмитрий Авалиани).
Как не вспомнить Соломона с начатками Нагорной проповеди Иисуса Христа: БЛАЖЕННА НЕПЛОДНАЯ НЕОСКВЕРНИВШАЯСЯ, КОТОРАЯ НЕ ПОЗНАЛА БЕЗЗАКОННОГО ЛОЖА: ОНА ПОЛУЧИТ ПЛОД ПРИ ВОЗДАЯНИИ СВЯТЫХ ДУШ. БЛАЖЕН И ЕВНУХ, НЕ СДЕЛАВШИЙ БЕЗЗАКОНИЯ РУКОЮ И НЕ ПОМЫСЛИВШИЙ ЛУКАВОГО ПРОТИВ ГОСПОДА, ИБО ДАСТСЯ ЕМУ ОСОБЕННАЯ БЛАГОДАТЬ ВЕРЫ И ПРИЯТНЕЙШИЙ ЖРЕБИЙ В ХРАМЕ ГОСПОДНЕМ (Премудрость Соломона 3:13,14).
Но без жертвы жизнь, конечно, невозможна. Мы здоровы благодаря прикованным к больничной койке, свободны благодаря заключенным в темницу, богаты из-за того, что кто-то влачит жалкое существование. Но самодостаточная личность пытается обойтись меньшим злом, свести жертву на нет: вводится самоограничение, воздержание, пост, вегетарианство, голодание, довольство малым, самым необходимым. Праведник, подвижник уходит от искушения (читай: от вкушения) в леса, в горы, живет во тьме пещеры, исполняет обет безбрачия, молчания, он добровольно, своими руками навлекает на себя страдание, терпение, боль, тем самым как бы вбирает в себя страдательную жертвенную противоположность. Познающий и нива познания, судья и суженый вмещаются в одном лице. Непосеянное, сохраненное семя идет на строительство интеллекта.
Дай, Бог, быть тертым калачом,
Не сожранным ничьею шайкой,
Ни жертвой быть, ни палачом,
Ни барином, ни попрошайкой.
(Евгений Евтушенко).
Причина превосходства евнуха теперь вырисовывается: ПИЩА НЕ ПРИБЛИЖАЕТ НАС К БОГУ (1 коринфянам 8:8). НАБЛЮДАЙ ЗА НОГОЮ ТВОЕЮ, КОГДА ИДЕШЬ В ДОМ БОЖИЙ, И БУДЬ ГОТОВ БОЛЕЕ К СЛУШАНИЮ, НЕЖЕЛИ К ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЮ, ИБО ОНИ НЕ ДУМАЮТ, ЧТО ХУДО ДЕЛАЮТ (Екклесиаст 4:1).
Если слова апостола Павла ПИЩА НЕ ПРИБЛИЖАЕТ НАС К БОГУ звучат неубедительно, можно обратиться к индуистскому священному авторитету: ЧРЕЗМЕРНАЯ ЕДА ВРЕДНА ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ, ПРЕПЯТСТВУЕТ ДОЛГОЛЕТИЮ И ДОСТИЖЕНИЮ НЕБА; ОНА МЕШАЕТ ПРИОБРЕТЕНИЮ ДУХОВНОЙ ЗАСЛУГИ И ПРОТИВНА ЛЮДЯМ; ПОЭТОМУ СЛЕДУЕТ ИЗБЕГАТЬ ЕЕ (Законы Ману). Кто наблюдал бесхозный яблоневый сад, видел на шелковых нитях оголтело пасущихся червей. Миллионы, миллиарды, несчитанное количество их сжирают молодые листики и завязавшиеся плоды. Они одержимы любовью к своей жертве, а любовь, как патетически говорят, всегда права.
Смотреть вперед, отвергнув упованья,
Не знать часов, не верить в смену дней.
Закрой глаза и в сне окаменей,
Когда таков твой круг существованья.
В таком кругу прошедшее ясней.
Не разлюби свои воспоминанья:
Беги услад, беги очарованья
Изжитых лиц, событий и огней.
Ты помнишь миг: они пришли впервые.
Как сладко боль зажглась в твоей крови!
Так чуя тлен, шли черви гробовые.
Окаменей, их пир останови:
Как статуи, в недвижности живые,
В недвижном сне таинственно живи.
(Дмитрий Олерон ).
Однако не надо забывать: преимущество самодостаточной формы жизни относительное, временное. Ведь половая лестница предполагает разъединение противоположностей. Поэтому в определенное время актуально звучит и альтернатива:
Только тот, кто любви своей силой
За возлюбленной тенью в Аид
Мог спуститься, тот песню для милой
В неподкупных веках сохранит.
Жизнь – цветок. Ей закон – аромат.
Не ищи же, теряясь по сортам,
Божью искру в Калачестве тертом,
Друг мечты и романтики брат.
(Новелла Матвеева, Закон песен).
Поэтому в Писании сказано: КТО ЕСТ, НЕ УНИЧИЖАЙ ТОГО,
КТО НЕ ЕСТ; И КТО НЕ ЕСТ, НЕ ОСУЖДАЙ ТОГО, КТО ЕСТ, ПОТОМУ ЧТО БОГ ПРИНЯЛ ЕГО (Римлянам 14:3).
4.
В НАЧАЛЕ СОТВОРИЛ БОГ НЕБО И ЗЕМЛЮ. ЗЕМЛЯ ЖЕ БЫЛА БЕЗВИДНА И ПУСТА, И ТЬМА НАД БЕЗДНОЮ, И ДУХ БОЖИЙ НОСИЛСЯ НАД ЗЕМЛЕЮ. И СКАЗАЛ БОГ: ДА БУДЕТ СВЕТ. И СТАЛ СВЕТ. И УВИДЕЛ БОГ СВЕТ, ЧТО ОН ХОРОШ, И ОТДЕЛИЛ БОГ СВЕТ ОТ ТЬМЫ. И НАЗВАЛ БОГ СВЕТ ДНЕМ, А ТЬМУ НОЧЬЮ. И БЫЛ ВЕЧЕР, И БЫЛО УТРО: ДЕНЬ ОДИН (Бытие 1: 2 – 5).
Первый ли это день творения? В седмине -то да, первый.
Опустошенность, хаос, беспорядок, неустройство, тьма и присутствующий при этом Дух Божий. Навевается мысль, что это очередное переустройство, ревизия обветшавшего мира, и эта мысль не обманывает. Прежнее перечеркнуто, и от него устояло немногое, незначительное. БОГ ВПЕРВЫЕ ТВОРИТ ТВОРЕНИЕ, А ПОТОМ ЕГО ПОВТОРЯЕТ (Коран 29:18). Повторяет, совершенствует, многократно, бесконечно. Бесконечно, а значит и безначально.
Если полный стакан самодовольства перелить в просторную емкость, например, в бочку, в новом пределе будет ощущение тьмы, пустоты, начальности, незначительности, неуютности, дискомфорта. Но Бог развивает свое произведение, пропуская его по двум полукружиям седмины.
Первый день торжествует мужское начало. Впрочем, его торжество осталось в старом пределе, в седьмом дне, в стакане. Как только появился росток, то есть стакан опрокинулся в бочку, утвердился другой символ – евнух. Числовой знак его – полтора. Когда творению исполняется два дня – на гребне женское начало. За эти два символических дня творится минеральная жизнь. Но так можно сказать только об огромной геологической эпохе. О коротком же времени уместней сказать – закладывается фундамент седмины. Тройка – знак гермафродита. В третий день Господь вытягивает из минеральной жизни растительную. В четвертый день Бог творит источники тепла и света, ибо для дальнейшего творения прежней энергии недостаточно. Четверка – символ мужского фаллоса, аналогичный единице. Женское начало к этому времени полностью подавлено: сорок лет – бабий век. Сорок пять – баба ягодка опять. Сорок пять или четыре с половиной – число полуторное, евнушеское, но как только оно достигает пятерки, женское начало действительно на высоте. В шестой день время плодов – поприще гермафродита. Седьмой день – день покоя, закрома наполнены. В закромах женское начало идет на заклание, а царственное мужское готовится к севу. Об этом четко сказано в Евангелии: В ТУ НОЧЬ ДВОЕ БУДУТ НА ОДНОЙ ПОСТЕЛИ: ОДИН ВОЗЬМЕТСЯ, А ДРУГОЙ ОСТАВИТСЯ; ДВЕ БУДУТ МОЛОТЬ ВМЕСТЕ: ОДНА ВОЗЬМЕТСЯ, А ДРУГАЯ ОСТАВИТСЯ; ДВОЕ БУДУТ НА ПОЛЕ: ОДИН ВОЗЬМЕТСЯ, А ДРУГОЙ ОСТАВИТСЯ (Лука 17: 34,35).
Казалось бы два полукружия спиралевидной седмины должны быть подобны друг другу или хотя бы кардинально не отличаться. Однако страсти в них кипят противоположные. УЩЕРБНОЕ СТАНОВИТСЯ СОВЕРШЕННЫМ, КРИВОЕ ПРЯМЫМ, ПУСТОЕ НАПОЛНЕННЫМ, ВЕТХОЕ СМЕНЯЕТСЯ НОВЫМ, СТРЕМЯСЬ К МАЛОМУ, ДОСТИГАЕШЬ МНОГОГО, СТРЕМЛЕНИЕ ПОЛУЧИТЬ МНОГОЕ, ВЕДЕТ К ЗАБЛУЖДЕНИЮ .(Даодэцзин). Узкая дорога, составленная малыми числами, ведет в жизнь, широкая дорога – из пятерки, шестерки, семерки – ведет в погибель (Матфей 7 : 13,14). С окончанием первого полукружия В ПОЛОВИНЕ СЕДМИНЫ ПРЕКРАЩАЕТСЯ ЖЕРТВА (Даниил 9:27), назначенная для единства. Половые тяги ослабевают, голос жениха и невесты утихает (Иеремия 16:9), узы ярма постепенно развязываются, угнетенные отпускаются на свободу (Исайя 58:6). Итак, с началом второго полукружия в седмине центростремительные силы превращаются в центробежные. Первое полукружие культивируется с помощью созидательной любви, второе направляет усталая, печальная мудрость. Во втором полукружии из ранее созданной минеральной и растительной жизни творится наиболее разумная часть природы – животный мир, а также царь и разрушитель природы – человек.
Дышало солнце над пространством вод,
Вливая жизни сумрачную память...
Кипела бездна белыми стихами,
Рождая ритм земли на даль вперёд.
Частицы ила — плоть седых вершин,
Что в этот час встают передо мною,
Омыты первой родовой водою,
Которая начало всех причин.
Так постепенно, не смыкая век,
Трудились солнце, воды, ритм и тайна...
И кончилось всё страшным испытаньем
И ужасом земли: се - человек
(Лариса Петракова)
В конце седмины саморазрушение достигает максимума, гармония сходит на нет, мироустройство и порядок превращается в хаос.
И библейские седмины, и китайская классическая Книга Перемен Ицзин зиждутся на вариациях любви, вариациях связей мужского и женского начал по кругу. Библейские седмины – это законы течения времени, развития племен и народов, программы миграций птиц, формирования насекомых, роста растений и круговорота воды в природе.
5.
Монолитное единство и нешуточная борьба противоположностей… Какой смысл этой беспрестанной борьбы и тяжбы? Что с того, мужское начало одержит победу или женское?
В индуизме есть такой фразеологизм – тысячерукий Шива. Тысячерукий Бог. Впрочем, руки на самом деле – функции. Любовь, мудрость, щедрость, могущество, красота, милосердие, справедливость, воля, богатство, свобода… - это сокровищница Божья, его функции и атрибуты. Пропуская через себя время, Бог совершенствует свои сокровища, развивает их. Одна-две, а много – три функции дается человеку, как назначение в жизни, как судьба, на востоке называемая кармой. Ведь человек – частица божества и, как правило, претендует на какой-нибудь талант из сокровищницы Творца: храбрость, красоту, славу или ремесленные задатки – строить, шить, возделывать землю.
К каждой функции прилагается отрицательная полуфункция. К мудрости присовокупляется безумие, к любви –ненависть, отвращение, равнодушие, к храбрости – трусость, осторожность, к силе – беспомощность, к славе – поношение.
Там находились: Земля и высокого Солнца богиня,
Также кровавый Раздор и Гармония с ликом степенным,
С ними Краса, Безобразие, Медленность и Торопливость,
Милая Ясность и Сбивчивость, с взором угрюмым и мрачным,
Смерть и Рожденье, крепительный Сон и от сна Пробужденье,
Мертвый Покой и Движенье, Величие пышное, Низость,
Также Молчанье и Глас знаменательный.
Горе, о горе тебе, злополучный и жалкий род смертных:
Распрей и тяжких стенаний исполнен твой век с колыбели!
(Эмпедокл).
Чем значительней отрицательная функция, тем весомей результат. Чем мощнее фундамент, тем помпезней опирающийся на него дворец. Кто много терпит, много получает награды. Кто мало терпит, усекает свою награду. Вот почему сказано: НЕ ПРОТИВЬСЯ ЗЛОМУ(Матфей 5:39).