Порочная мода на психоанализ
В нашем обществе в последние годы клише современной западной цивилизации агрессивно внедряются не только в сфере экономики, культуры и политики, но и в сфере психологии и психиатрии. Это совершенно не удивительно, так как смена советских социальных парадигм на буржуазные принципы с необходимостью по логике "реформ" охватывает все сферы человеческой деятельности. Меняя советский общественный строй на либерально-протестантскую американистскую модель, "инженеры" посткоммунизма пытаются сконструировать тип "нового русского", что означает глубинную трансформацию на уровне психологии, сексологии и даже антропологии в широком смысле этого слова. Так вместе с Микки Маусом и "сникерсом" в нашу социальную реальность приходит доктор Фрейд и подозрительная группа его последователей. На уровне психоаналитики осуществляется ломка прежнего бессознательного, причем процесс здесь проходит столь же брутально, скороспешно и целенаправленно, как и во всех остальных областях.
После механического и грубо материалистического террора советской психиатрии, воспринимавшей человеческую психику в терминах, близких к лексике профессора Павлова, внедряется новая мода на психоанализ, который претендует на большую серьезность и внимательность к сфере человеческой психики. Как бы отвратителен и циничен ни был "психиатрический материализм" советизма, опасность, которой наш народ подвергается через использование фрейдистских методологий, является несомненно более серьезной и страшной. В конце концов, материализм настолько индифферентен ко внутреннему миру человека (само существование которого он, впрочем, практически отрицает), что приспособиться к его прямой агрессии было не так уж и сложно. Но когда дело доходит до психоанализа и его методик, психика подвергается гораздо более изощренному насилию, отразить которое намного труднее.
Именно эти соображения заставляют нас рассмотреть проблему психоанализа с точки зрения Традиции, которая только и может дать адекватное представление о полноценной духовной структуре человеческого существа и вместе с тем разоблачить коварные происки "врага человеческого".
Разоблачения Рене Генона
Рене Генон в своей работе "Царство количества и знаки времени" сформулировал традиционалистскую базу для критики психоаналитических воззрений. Разберем основные посылки Генона применительно к этой сфере.
Во-первых, Генон отмечает, что у психоаналитиков и вообще современных психологов, "существует странное противоречие, когда они продолжают рассматривать элементы, бесспорно принадлежащие к тонкой сфере ("l'ordre subtil"), с чисто материалистических позиций, что является, без сомнения, следствием прежнего материалистического образования". Здесь, как и в других вопросах, связанных с человеческой душой, даже самые "авангардные" представители современной науки не способны отделаться от грубейших материалистических предрассудков, свойственных глупому механицистскому оптимизму XVIII-XIX веков. Генон отмечает тот факт, что "сам Фрейд, основатель "психоанализа", всегда подчеркивал, что остается материалистом". В данном случае мы имеем дело с "транспозированным материализмом", т.е. с перенесением на сферу психики закономерностей, свойственных исключительно телесному миру. В других работах Генон указывал на аналогичный подход и в большинстве неоспиритуалистических доктрин, перемешивающих полупонятые данные Традиции с вульгарными технико-научными соображениями. (Апогея эта тенденция достигла в делириумных сочинениях "уфологов" и "экстрасенсов".)
Далее Генон обращает внимание на устойчивое использование термина "подсознательное" применительно к толкованию психической реальности. В этом он видит "проявление интереса к продолжению психической реальности исключительно в нижние регионы, которые соответствуют как в человеке, так и в космической среде "трещинам", откуда проникают наиболее "негативные" влияния тонкого мира, с предельной точностью отраженные в термине "инфернальное" (на латыни это слово обозначает одновременно и "низшее" и "адское").
"Сатанинский характер [психоанализа], — пишет Генон, — ясно обнаруживается в психоаналитическом толковании символизма." Подлинный символизм, с точки зрения Традиции, имеет сверхчеловеческую природу, открываясь через полноценную сакральную доктрину или особые пророческие инициатические сны и видения. Если обычная, непсихоаналитическая, психология до Фрейда предлагала искаженное, профаническое толкование символизма, сводя его до чисто человеческого уровня, то после Фрейда символы стали толковаться еще менее адекватным образом — в "подчеловеческом" и "инфернальном" смысле. От простого занижения уровня психоанализ перешел к полному переворачиванию нормальных пропорций. Символ для фрейдистов — это нечто сугубо "инфернальное", гротескно сатанинское. Сам цинично отвратительный характер фрейдистских интерпретаций должен был бы служить указанием на "печать" дьявола, если бы люди не были так слепы и безразличны в наше темное время.
"Психоаналитики (как и спириты) часто могут не осознавать подлинной природы того, чем они занимаются. Но и те и другие ведомы определенной разрушительной волей, использующей довольно близкие, если не тождественные силы, как в случае психоаналитиков, так и спиритов. В ком бы конкретно эта воля не воплощалась, по меньшей мере, ее активные носители прекрасно отдают отчет в ее главной задаче, тогда как все остальные служат лишь бессознательными инструментами, даже не представляющими себе, какой цели они служат".
Генон предупреждает, что "использование психоанализа в лечебных целях является крайне опасным и для тех, кто выступает в роли пациентов, и для, кто берет на себя функцию врачей, так как с подобными силами нельзя вступать в контакт безнаказанно." Так как человек, обращающийся к психоаналитику, по определению должен быть слабым существом, для него будет практически невозможно сопротивляться тому "психическому разрушению", которое провоцируют в человеческой душе последователи Фрейда. "Такой человек имеет отныне все шансы безнадежно погибнуть в хаосе тех темных сил, которые неосторожно были выпущены на поверхность. Даже если кому-то и удастся преодолеть этот хаос, на нем все равно до конца жизни будет сохраняться некоторый отпечаток, подобный несмываемому пятну," — пишет Генон.
Генон возражает тем авторам, которые уподобляли психоанализ традиционным инициатическим ритуалам, в которых обязательно используется символическое "снисхождение в ад". "Здесь можно говорить только о профанической пародии на это "снисхождение в ад" — и потому что, цель и субъект этих действий совершенно различны, а кроме того, в психоанализе нет ни малейшего намека на последующее восхождение, которое составляет вторую фазу инициации. Напротив, психоанализ соответствует "падению в топи". Известно, что эти "топи" находились в древности на дороге в Елевсин, и в них попадали профаны, претендовавшие на инициацию, не имея на то должной квалификации и становясь жертвами своей собственной неосторожности. Такие "топи" существуют как на макрокосмическом, так и на микрокосмическом уровнях, и на языке Евангелия называются "тьмой кромешной". Если инициатическое "нисхождение в ад" означает исчерпание активным существом некоторых низших возможностей для последующего восхождения к высшим сферам, то "падение в топи" является полной победой этих низших возможностей над существом, их доминацией над ним и, в конце концов, его полным поглощением."
И наконец, последнее важнейшее соображение, высказанное Геноном, касается специфики "психоаналитической передачи", так как известно, что всякий психоаналитик, прежде чем практиковать на других, должен сам подвергнуться психоанализу. Этот факт подтверждает, что "человек, подвергшийся психоанализу, никогда не остается тем, кем он был до этого". "Испытание этого метода оставляет на человеке несмываемую отметину, как инициация, с той лишь разницей, что инициация ориентирована вверх, на развитие духовных возможностей, а психоанализ, напротив, открывает дорогу развитию низших подчеловеческих сил. Здесь мы имеем дело с имитацией инициатической трансмиссии, причем более всего это напоминает трансмиссии, практикуемые в магии и колдовстве." Генон указывает на то, что в этом вопросе нет никакой ясности, поскольку для того, чтобы передать другим нечто, основатели психоанализа должны были сами откуда-то это получить. Кто "посвятил" доктора Фрейда в эту темную сферу, до сих пор не ясно. Но как бы то ни было, Генон указывает на тот факт, что все содержание психоанализа являет собой почти полную аналогию темным ритуалам, связанным с " почитанием дьявола". Следовательно, искать надо где-то в этой сфере.
Доктор Фрейд и демоница Лилит
Теперь обратимся к иному аспекту фрейдистского учения, связанного не просто с извращением традиции, но с акцентом, которое оно ставит на вопросе пола. Здесь тоже мы сталкиваемся с весьма сомнительными тенденциями, которые не просто экзальтируют секс, как основу интерпретации психо-физической деятельности человека, но подспудно навязывают весьма специфическое понимание эротики, возведенное в норму.
Описывая структуру подсознательного, Фрейд выделяет как его базовые тенденции две категории — эрос и танатос. Под "эросом", однако, он понимает смутное постоянное напряженное влечение, не имеющее ни конкретного объекта, ни ясной ориентации, ни даже субъекта, его переживающего. Подобное описание "эроса" отнюдь не является чем-то универсальным, но характеризует совершенно особый тип сексуальности, свойственный сугубо женскому эротизму, симптомы которого подробно описаны Бахофеном, а позже Вайненгером и Эволой. "Эрос" у Фрейда является калькой с психологического фона древних матриархальных культур, психические пережитки которых действительно сохранились у человечества в виде "резидуальных", "остаточных" элементов бессознательного. Исследуя сексуальность человека, Фрейд настойчиво проводит идею, что матриархальный эрос является угнетенным, подавленным патриархальным комплексом, связанным с сознанием и этическими императивами. Иными словами, он как бы отказывает патриархальной, сугубо мужской сексуальности в том, что она является вообще какой-либо сексуальностью, описывая ее в терминах "подавление", "комплекс", "насилие" и т.д.
Карта бессознательного, выработанная Фрейдом, помимо матриархальной сексуальности, отождествленной им с "эросом " как таковым, имеет и другой полюс — "танатос", т.е. "смерть". Весьма характерно, что смерть Фрейд понимает как самый радикальный материалист, т.е. как полное и окончательное уничтожение, как тотальную гибель временного психо-физического человеческого организма. Взаимоотношения между "эросом" и "танатосом" у самого Фрейда описаны довольно туманно, но все же можно увидеть между этими полюсами как диалектическое единство, так и противоположность. Представляется, что в его понимании " эрос" есть динамическая экзальтации подсознательного рассеянного влечения, максимум его напряженности, тогда как "танатос" представляет собой, напротив, стремление к покою, к расслаблению "эротического" напряжения, к стагнации и замораживанию сексуальных энергий. Единство же и того и другого можно усмотреть в общности их природы, коренящейся в донном фоне подсознания, в низших вегетативных регионах психики, где грань между движением и неподвижностью является размытой, неопределенной и "плавающей", где "существование" и "несуществование" мягко переходят друг в друга.
И все же у Фрейда в двух этих терминах заключается некоторая неакцентированная аксиология, ценностная "иерархия". "Эрос", напряженность матриархально-эротических рассеянных импульсов, выдается за нечто потенциально "позитивное", тогда как "танатос", полный штиль подсознания, рассматривается как нечто "негативное". Но "позитивное" начало, матриархальный "эрос" Фрейда находится в постоянной борьбе с более высокими уровнями психики, с сознанием, ощущением "я" и т.д. Эти уровни как бы угнетают стихию "желания", разлагают и дробят ее, отбрасывая постоянно нарождающийся эротический фон подсознания к статическим регионам "танатоса". Перипетии этой борьбы Фрейд угадывает и в снах, и в оговорках, и в психических заболеваниях, и в культуре, и даже в религии и мифологии. По ходу дела он выделяет множество нюансов, вводит ряд специфических терминов, формулирует некоторые терапевтические принципы психоанализа. Но сущность его картины мира остается связанной с утверждением центральности сугубо "женской" сексуальности, (женской по своему внутреннему качеству, а не потому, что он особое внимание уделял этому полу в своих концепциях), которую надо "освободить" от холодного гнета "сознания", "субъектности", "пережитков патриархальности", чреватой, по мнению Фрейда, "танатофилией".
Эта ценностная нагрузка фрейдисткой доктрины, встающей на сторону "матриархальной сексуальности", совершенно точно соответствует главному тезису Генона в критике психоанализа. — Действительно, мир "тьмы кромешной", субтильные психические регионы, близкие к нижней границе ада, всегда описывались в Традиции как "царство матерей", как регионы "Великой Матери", как миры "женских демонов", "амазонок ", "подземных цариц" и т. д. Доктрины гностиков описывали "миры матерей", как регионы "Ахамот", женского эона, который, пребывая на дне творения, пытается по примеру Неба породить путем партеногенеза оформленные миры. Но у "женского эона" имитация творения не получается: Ахамот удается создать только монстров и уродов, так как ее творческая, пластическая потенция не оплодотворена божественной, небесной силой Мужчины, Светового Антропоса. В иудейской традиции реальность, описанная Фрейдом как "эрос", однозначно соотносится с демоницей Лилит, первой "женой Адама", которая оказалась "неудачной" и была вытеснена из дневного мира в регионы снов, кошмаров и злых видений. Заметим, что мифология, связанная с Лилит в талмуде и каббале, имеет множество параллелей с основными сюжетами фрейдизма.
Здесь следует обратиться к одному замечанию Генона, которое он сделал в сноске к тексту, посвященному критике психоанализа. Генон указывает на тот факт, что главные теоретики современного интеллектуального извращения принадлежат к еврейской нации (кроме Фрейда он упоминает также Бергсона и Энштейна). С точки зрения Генона, это объясняется тем, что "иудейство" как тенденция "кочевнической цивилизации", будучи оторванной от своей ортодоксальной традиции, в современном мире выражает сугубо негативные, разлагающие, темные импульсы, призванные окончательно размыть остатки традиционной структуры цивилизации, по инерции сохранившиеся со времен Средневековья. Генон называет эти импульсы термином "nomadisme devie", т.е. "извращенное кочевничество". Таким образом, возможно соотнести "матриархальный" эротизм Фрейда со спецификой его национальной принадлежности, вынесенной за рамки ортодоксальных религиозных форм.
Эта точка зрения в другом контексте полностью подтверждается в исследованиях Отто Вайнингера, который в книге "Пол и характер" однозначно отождествляет психологический тип "еврея" и "еврейства" в целом с сугубо женской психологией. Вайнингер дает несколько предельно радикальных формул — "у еврея, как и у женщин, личность совершенно отсутствует" или "истинный еврей, как и женщина, лишен собственного "я" или даже "у абсолютного еврея души нет". Вайнингер, отталкиваясь от психологических наблюдений за проявлениями евреев в быту, политике, искусстве и т.д. (необходимо заметить, что сам он был евреем и поэтому его свидетельство не может быть отнесено к вульгарному антисемитизму), подводит к пониманию специфики фрейдовского психоанализа как учения, канонизирующего сугубо женскую эротическую специфику, что дополняет и подтверждает тезис о "матриархальной" ориентации "эроса" в понимании Фрейда. Любопытно также, что Карл Густав Юнг, ученик Фрейда, также пришел к выводу о национальной специфике фрейдизма и отличал его от психоанализа, основывающегося на исследовании нееврейского "бессознательного". В комментариях к тибетской "Книге Мертвых" Юнг намекает на то, что фрейдизм апеллирует только к самым плоским регионам "бессознательного", связанным с примарным вегетативным влечением к коитусу, оставляя всю полноту психической жизни, все архетипы, образы и структуры "бессознательного" за кадром. До Второй мировой войны Юнг даже писал о двух типах "коллективного бессознательного" — "арийском" и "еврейском" (позже, возможно, по политическим соображениям, он этой темы не затрагивал). Как бы то ни было, мнение Юнга точно соответствует максиме Вайнингера о том, что "у еврея нет души", и даже что "еврей в глубочайшей основе своей есть ничто".
Остается добавить в качестве гипотезы о таинственном происхождении психоанализа, на которое указывал Генон, что, по сведениям биографов, Зигмунд Фрейд входил в масонские инициатические круги, известные как ложа "Бнай Брит", и именно там, видимо, ему был дан изначальный опыт, запечатленный им в эпиграфе из Вергилия ("Энеада") к "Толкованию снов" — "Flectere si nequeo superos, Acheronta movebo" ("Не имея возможности направиться в высшие сферы, я двинулся к Ахеронту"). Ахеронт — это подземная река в греческой мифологии, отделяющая мир живых от мира теней, мира мертвых. Ее "пересечение" означает в прямом смысле спуск в ад. Речь идет о своеобразной "контринициатической" практике, которая устанавливает связь между человеком и миром "тьмы кромешной", "миром Лилит или левой стороны", как называется соответствующая реальность в "Зохаре", основной книге каббалы.
Сексуальная революция мужчин
Беспристрастный взгляд на психоанализ Фрейда приводит нас к выводу, что даже малейший шаг, сделанный в направлении этой зловещей реальности, чреват не оздоровлением личной сексуальности, но окончательным погружением в опасные регионы "низшего психизма", в подземный мир "матерей", откуда нет возврата. Но вместе с тем нельзя отрицать и самой проблемы, заключающейся в прогрессивной дестабилизации человеческой сексуальности, в возрастании фрустраций и комплексов, коренящихся в сфере эротики. Путь психоанализа заключается в освобождении донных, матриархальных, сугубо женских энергий, хаотически вибрирующих в нижайших регионах психики. Очевидно, что такое освобождение не может излечить даже женщину, подобно тому, как в гностическом мифе об Ахамот, "женский эон" не мог создать без участия мужского начала ничего, кроме монстров и уродов. Также и раскрепощение "матриархального эротизма" не может привести ни к чему иному, кроме как к культурной, творческой и даже политической патологии. (Заметим, что среди постперестроечных политиков очень много "женственных" типов, что часто сопровождается и их специфической национальной принадлежностью.) Но какова альтернатива? Какую эротическую систему ориентаций принять за норму?
Кризис сексуальности отражает более общий кризис современной цивилизации, и на уровне секса лишь проявляются более общие и более глубокие процессы человеческой и социальной деградации. Параллельно тому, как сам кризис является следствием разрыва с Традицией, так и эротические проблемы современных людей проистекают из утраты традиционного отношения к полу и половой реальности человека.
Всякая полноценная традиция основана на центральности солнечного, активного, светового, духовного Принципа, главным носителем которого всегда считался мужчина. Подобно тому, как реставрация Традиции неминуемо означала бы утверждение Духовного над материальным и Сакрального над профаническим, точно так же и путь к сексуальному оздоровлению может проходить только через утверждения главенства и центральности мужской эротики, в которой проявляется солнечный, аполлонический и формообразующий принцип. Мужской эротизм создает духовную и экзистенциальную ось, организующую и ориентирующую рассеянную потенцию женского влечения. Мужчина строго определяет субъект и объект желания, устанавливает дистанцию этических и эстетических пропорций, осознает и сакрализирует великие энергии Любви, просветляя их лучами духовного солнца. Конечно, мужская эротика действительно подавляет хаотические импульсы подсознания, привносит в буйство донных энергий волю и порядок, что не может не причинять этим психическим силам некоторых неудобств. Но определенное мужское насилие над "матриархальным" эросом (как внешним, так и внутренним) не есть, вопреки Фрейду, "танатофилия" и "источник комплексов". Это, напротив, преображение имманентных сил души, их "ангелизация", их сакрализация. Предел, который мужская эротика кладет хаосу, не есть бессмысленный "танатос" психоаналитиков. Это — акт творения, созидания, направление энергии на героическое действие, в чем бы оно ни проявлялось — в религиозной аскезе, в страстной любви, в интеллектуальном усилии, в искусстве войны или в творчестве.
Фрейд стремился растворить ось мужской эротики, используя для этого "нижние воды" матриархального эротизма. На этом пути в "Елевсинские топи" не только мужчина подвергается кастрации, но и сама женщина обрекается на роль бесплодной Ахамот гностиков. Фрустрация, комплексы и отчуждение никуда не исчезают. Просто психоаналитики учат воспринимать бесцельный хаос неудовлетворенного влечения как источник "фиктивного наслаждения". Вряд ли следует доказывать, что речь идет о психологической иллюзии. Уничтожая мужчину, извратив и оболгав его особую, позитивную, созидательную эротику, последователи Фрейда не устраивают "сексуальную революцию", но радикально "десексуализируют" мир. Потакая перверсии, патологии, гомосексуальным и инцестуальным импульсам, порнографии и т.д. адепты психоанализа окончательно изгоняют из культурно-социальной реальности "фаллический принцип", фигуру Героя, солнечного Мужчины, подлинного эротического Субъекта и, одновременно, источника настоящего наслаждения . Повальное увлечение "эротизмом" приводит к его безвозвратной утрате. Давно замечено, что снятие сексуальных табу в некоторых европейских странах привело к резкому сокращению реальных половых связей между людьми. — В этом состоит некая инфернальная ирония "мира Лилит" над одураченными людьми; хищная демоница и ее свита эгоистически стремятся сохранить энергию человеческого желания только для самих себя, для "вампирических" существ тонкого мира.
Альтернатива "кромешной тьме" фрейдизма — в Возвращении Мужчин, в революции фаллических героев против современного вырождения, в воскрешении таинства пола во всем его сакральном объеме. Но истинного мужчину мутит от грязного духа цивилизации, основанной на принципах "извращенного кочевничества". Вряд ли истинные герои захотят жить в мире, построенном по проектам тех, "у кого нет души" и "собственного я" (по Вайнингеру). Так что подлинная "сексуальная революция", "революция мужчин" должна вначале снести до основания подлую социальную постройку и возродить верность национальным и религиозным традициям во всем их объеме.
Понятно, что первыми жертвами этой революции должны стать глашатаи "Елевсинских топей", подрывники-психоаналитики, тайные агенты "армии доктора Фрейда", сознательные или несознательные служители "левой стороны", "мира тьмы кромешной".