Марк Твен (насоящее. имя и фамилия Сэмюэль Клеменс, 1835—1910) — американский писатель и жур-налист. Родился в деревушке Флорида (штат Миссури) в семье судьи. После смерти отца работал учеником наборщика в провинциальных газетах, где на рубеже 40—50-х гг. XIX века напечатал свои юмористические рассказы, путевые заметки. В очерке «Мои первые подвиги на газетном поприще» (1871) Твен рассказал о начале своей журналистской деятельности. Писатель со свойственным ему юмором повествует, как в тринадцатилетнем возрасте, будучи еще учеником в типографии, он по просьбе своего дяди, редактора еженедельника «Ганнибал джорнэл», подменил его на неделю в этой роли и что из этого получилось. Исследователи (М. Мендельсон) отметили некоторые неточности: Сэмюэлю Клеменсу было в ту пору не тринадцать, а пятнадцать лет, а газету издавал его старший брат Орион Клеменс. 1848 Тринадцатилетний Марк Твен поступает учеником наборщика в еженедельную газету "Миссури курьер", выходящую в Ганнибале.
1850 Переходит на работу в газету "Уэстерн юнион" (позднее "Ганнибал джорнел"), которую издает его старший брат Орион Клеменс. Первые литературные опыты Твена в этой газете.
1852 Твен напечатал очерк "Франт пугает скваттера" в бостонском журнале "Карпет-Бэг" (май).
1853-1857 Восемнадцатилетний Твен покидает Ганнибал и четыре года странствует по стране: сперва он едет в Сент-Луис, затем в восточные штаты и в Вашингтон. Работает наборщиком в Сент-Луисе, в Нью-Йорке и Филадельфии, затем в Кеокуке (штат Айова) и Цинциннати (штат Огайо); в Нью-Йорке Твен
систематически посещает городскую библиотеку. В Цинциннати рабочий-шотландец Макфарлейн прививает ему интерес к исторической и естественно-научной литературе. Печатает корреспонденции в газете своего брата Ориона. В апреле 1857 г. задумывает поездку в Южную Америку, но по пути в Новый Орлеан знакомится с лоцманом Хорэсом Биксби и поступает к нему учеником. 1857-1861 Лоцманство на Миссисипи. Твен - лоцманский ученик (1857-1858). Гибель при пароходной катастрофе младшего брата Твена – Генри Клеменса (июнь 1858). Получает лоцманское свидетельство (апрель 1859). Твен
- лоцман (до апреля 1861). Сотрудничает под псевдонимом в нью-орлеанских изданиях "Полумесяц" и "Тру-Дельта".
Во время Гражданской войны 1861—1865 гг. Твен работал репортером и фельетонистом невадскои газеты «Территориэл энтерпрайз». В газете появились первые рассказы, подписанные псевдонимом «Mark Twain» (т. е. «мерка два» — лоцманский термин, означавший уровень воды в реке, достаточный для прохода судна).После переезда в Сан-Франциско Твен печатается в местных газетах «Морнингколл», «Калифорнией», «Юнион», и «Голден ира». В литературной газете «Калифорнией» он познакомился с известными американскими писателями Френсисом Брет Гартом и Амброзом Бирсом. 1862 Старательство на серебряных приисках в Неваде (январь - август).
Сотрудничество в газете "Территориел энтерпрайз" в Вирджиния-Сити (под псевдонимом "Джош"). С августа - штатный сотрудник "Энтерпрайз". Твен - профессиональный журналист (работа Твена в "Территориел энтерпрайз" продолжалась 1 год и 9 месяцев). 1863 - Первая корреспонденция, подписанная "Марк Твен" (2 февраля 1863 г.). Отчеты в "Территориел энтерпрайз" о работе законодательных органов
Территории Невада. Юмористические очерки и рассказы. Знакомство с писателем-юмористом Артимесом Уордом.
Основные жанры, в которых работал Твен-журналист, — очерк, памфлет, речь. Успех Твену принесла книга очерков «Простаки за границей» (1869), которую составили его корреспонденции в нью-йоркскую и калифорнийскую газеты во время его путешествия на пароходе «Квакер-Сити» по Европе и Палестине в 1867 г. В книге отразилась вера Твена в особую миссию Америки, в то, что будущее принадлежит Новому Свету. Культура Европы представляется автору застывшей и окаменелой. «Простаки»-американцы, по сравнению с европейцами, может быть, невежественны, ограниченны, вульгарны, но их отличает свободолюбие и вера в себя.
Твена-журналиста отличала склонность к репортерской мистификации. В 1863 г. в «Территориэл энтерпрайз» за подписью «Марк Твен» была опубликована заметка «Последняя сенсация», в которой автор живописал подробности ужасного преступления: некий Гопкинс зарубил свою жену и шестерых детей, а затем перерезал себе горло и верхом прискакал в Карсон-Сити. Газетная «утка», придуманная Твеном, вызвала широкий отклик и была перепечатана другими газетами. В 1870 г. Твен, бывший тогда редактором отдела местных новостей одной из провинциальных газет, решил высмеять охватившую местных жителей под влиянием нескольких действительно важных археологических находок страсть к раскопкам разного рода окаменелостей и чудес природы. В одном из номеров газеты Твен опубликовал очерк «Окаменелый человек» (1870), в котором сообщалось о якобы обнаруженных окаменелых останках человека, умершего триста лет назад. Розыгрыш журналиста был принят за правду, и многие газеты сообщили об удивительной находке как о достоверном факте.
В новелле «Журналистика в Теннесси» (1869) Твен со свойственным ему остроумием и склонностью к гротеску высмеивает нравы американской журналистики. Рассказчик, приехавший в южный городок Теннесси для поправки здоровья и имевший неосторожность занять место помощника редактора в местной газете, скоро убеждается, что журналистика в Теннесси — ремесло небезопасное. Его наставник и шеф, главный редактор газеты, публикует статьи, в которых осыпает бранью и оскорблениями своих коллег. Разгневанные журналисты выясняют отношения с обидчиком при помощи пистолетов. Жертвой этих разборок оказывается рассказчик, которому главный редактор поручает в его отсутствие принимать «посетителей». В результате рассказчик получает несколько ранений, лишается пары зубов, его выбрасывают из окна, стегают плетью, с него снимают скальп. В финале новеллы он отказывается от должности и перебирается в больницу залечивать полученные раны.
В новелле журналисты больше напоминают гангстеров из американских боевиков, чем тружеников литературного цеха. Американская журналистика груба, бранчлива и агрессивна. Комизм ситуации усугубляется тем, что невежественный и грубый главный редактор, последними словами поносящий своих коллег и спровоцировавший бойню в Теннесси, претендует на роль морального наставника нации и, как выясняется, пишет статью «О поощрении морального и интеллектуального прогресса в Америке».
Герой другой новеллы Твена «Как я редактировал сельскохозяйственную газету» (1870), оказавшись в стесненных материальных обстоятельствах, на время отпуска главного редактора возглавляет сельскохозяйственную газету, ровно ничего не смысля в сельском хозяйстве. Его поразительные по степени невежества статьи привлекают внимание местных жителей, которые считают их автора сумасшедшим. Вынужденный прервать свой отпуск главный редактор газеты требует, чтобы автор статей немедленно покинул редакцию. Случай, казалось бы, невероятный, предстает в изображении Твена как типичный для американской журналистики. Твен убежден, что одна из причин существования и успеха подобной журналистики в том, что американский читатель ждет от газеты не знаний, но развлечения и скандала.
Если пороки американской журналистики в новеллах и рассказах Твен описывал с юмором, то в речи «Разнузданность печати» (1873), произнесенной писателем в клубе журналистов в Хартфорде в 1873 г., он с горечью и болью говорил о состоянии современной ему журналистики, возлагал на американскую прессу ответственность за нравственную деградацию общества. Парадокс для Твена заключается в том, что большая свобода американской прессы обернулась «разнузданностью печати», стала представлять известную опасность для общества. «Существуют законы, охраняющие свободу печати, но, по сути дела, нет ни одного закона, который охранял бы граждан от печати!». Журналистика подчинила себе общественное мнение, стала мощной силой, создающей и разрушающей репутации. Американские журналисты не вызывают у Твена симпатии: они малообразованны, лживы, лицемерны, самодовольны и уверены в своей правоте и в своем праве судить других. «Общественное мнение нации — эта грозная сила — создается в Америке бандой малограмотных, самодовольных невежд, которые не сумели заработать себе на хлеб лопатой или сапожной иглой и в журналистику попали случайно, по пути в дом призрения».
Сатирический характер публицистика Твена приобретает в 90-е гг. XIX века. Поздний Твен все чаще обращается к жанру памфлета. В памфлетах Твен высмеивал культ золотого тельца («Открытое письмо коммодору Вандербилъту», 1869), политиканство американских политиков («Исправленный катехизис», 1871), разоблачал подкуп избирателей («Удивительная республика Гондур», 1875), выступал против расизма («Соединенные Линчующие Штаты», 1923).
В публицистике Твена силен художественный элемент. Писатель использует приемы, которые характерны для его собственно беллетристических произведений (рассказов, повестей, романов): комический гротеск, «дикий юмор», фантастику, гиперболы. «Марк Твен умел точно и беспристрастно оценивать факты и питал необычайную склонность к совершенно точной передаче деталей в своих произведениях. Тем не менее он сознательно прибегал к преувеличениям, пользуясь приемами бурлеска. Он был убежден, что лучший способ бороться со злом, догматизмом и ханжеством — это изображать их гиперболически, доведенными до полного абсурда, заимствуя манеру великих сатириков прошлого».
Случай из жизни
Четырехтрубный пароход «Квакер-Сити» подошел к причалу Ялтинского порта. Погода была по-настоящему крымской , душной, безветренной, и многозвездно-полосатый американский флаг уныло повис на гафеле. Пароход привез кругосветных путешественников и путешественниц...
Сейчас Ялту не удивишь приходом корабля под любым национальным флагом, но тогда, в 1867 году, это было событием.
Ялтинцы приветствовали . туристов, рассматривали замысловатые наряды богатых иностранцев, сверкающие неподдельными бриллиантами броши туристок... Несколько таких брошей равнялись стоимости и всего пароходе и пожизненному жалованию капитана «Квакер-Сити» мистера Дункана.
Но меньше всего смотрели на молодого человека в строгом черном костюме. Впрочем, пиджак он держал в руке, и в светлой своей рубашке вполне сошел бы за местного жителя. Так чего к нему присматриваться?!
Увы, кто мог знать!.. Забыты и канули в Лету фамилии путешествующих рантье, держателей акций и обладательниц бриллиантов, а имя этого человека принадлежит сегодня всему миру. И если нам известно о кругосветном путешествии «Квакер-Сити», то только благодаря ему. Звали этого молодого американца Самюэлем Клеменсом, он же — Марк Твен.
Но если бы ялтинцы и имели возможность заглянуть в таможенный список, то все равно не узнали бы о принадлежности молодого американца к журналистской и писательской братии. Твен вспоминает:
«...Пароходный писарь трудится над списком пассажиров для таможенных властей, причем составляет его по своему разумению, например:
«Мисс Смит, 45 лет, из Ирландии, модистка». (На самом деле это молодая и богатая дама.)
«Марк Твен из Гарра дель Фуэго, кабатчик,..»
Да, к Самюэлю Клеменсу не присматривались: был он слишком обыкновенным, и на нем не было сияющих алмазных звезд... И на «Квакер-Сити» он оказался не потому, что у него обнаружились лишние доллары. Просто владельцы сэн-францисской газеты «Альта-Калифорния» уплатили за проезд начинающего писателя и журналиста в надежде, что его бойкое перо возвратит истраченную на него солидную сумму... Что ж, газетных воротил в недальновидности не упрекнешь...
Пробыв в Ялте несколько дней, «Квакер-Сити» взял курс на Севастополь.
Между тем положение «кабатчика из Гарра дель Фуэго» было Довольно сложным. «„.Я потерял свой паспорт,— пишет Марк Твен,— и отправился в Россию с паспортом своего соседа по какие, который остался в Константинополе. Прочитав его приметы в паспорте и взглянув на меня, всякий сразу увидел бы, что у меня с ним сходства не больше, чем с Геркулесом. Поэтому я прибыл 8 севастопольскую гавань, дрожа от страха, почти готовый к тому, что меня уличат и повесят».
Но страхи были напрасны, таможенники в паспорта не заглядывали...
Твен знал о Севастополе многое, знал о беспримерном подвиге русских воинов и матросов во время обороны 1854—1855 годов, знал, что стоила городу его длительная осада союзниками, но то, что он увидел, поразило его до глубины души.
Из записных книжек писателя видно, какую боль вызвали в его сердце севастопольские пепелища:
«...Помпея сохранилась куда лучше Севастополя. В какую сторону ни глянь, всюду развалины, одни только развалины! Разрушенные дома, обвалившиеся стены, груды обломков — полное разорение. Будто чудовищное землетрясение всей своей мощью обрушилось на этот клочок суши. Долгих полтора года война бушевала здесь и оставила город в таких развалинах, печальнее которых не видано под солнцем... Тут и там ядра застряли в стенах, и ржавые слезы сочатся из-под них, оставляя на камне темную дорожку...»
Пока Марк Твен «пропитывался» Севастополем, богатые туристы охотились за сувенирами — благо они на каждом шагу!
Сувениры — маленький бизнес. В Америке можно выгодно продать чугунные ядра и кости защитников Севастополя. Писатель с сарказмом вспоминает о своем соотечественнике Блюхере: тот завалил всю каюту сувенирами, которые потом хот,ел продать своей богатой тетушке. Каждый сувенир у Блюхера был помечен. На одном из экспонатов он повесил такой ярлычок: «Обломок русского генерала»...
Марк Твен записывает:
— «...Я вынес его на свет, чтобы лучше разглядеть, — это был обломок лошадиной челюсти с двумя уцелевшими зубами. Обломок русского генерала! — сказал я сердито.— Экая чепуха. Неужели вы так ничему и не научитесь?
— Не кипятитесь, старушка ничего не заметит,— только и ответил он,
...Блюхер... не церемонился со своими экспонатами.... Я сам видел, как он расколол камень пополам и на одну половину наклеил ярлычок: «Обломок кафедры Демосфена», а на другую: «Покров с гробницы Абеляра и Элоизы...»*
Я, конечно, протестовал против столь грубого посягательства на истину и разум, но все было напрасно. Всякий раз он преспокойно отвечал: «Это не имеет значения — старушка ничего не заметит».,. Что ж, он ничуть не хуже других... Теперь у меня до самой смерти не будет доверия ко всяким сувенирам и реликвиям...»
Марк Твен удивлялся беспардонности своих соотечественников, а те, а свою очередь, удивлялись ему: что находит преуспевающий журналист в этом хаосе камня и полном запустении, в этом до ужаса призрачном городе?..
А Марк Твен, отбившись от своей группы, ходил по бывшим улицам, заходил в бывшие дома, от которых сохранились остовы да печные трубы, дышал воздухом, который все еще был настоен на гари, порохе и человеческом горе.
Добровольные гиды — мальчишки и отставные матросы — водили Твена по городу, старались объясниться на пальцах,
записывали а его журналистский блокнот слова по-русски. Находились среди них знатоки английского языка. Те давали более толковые пояснения:
— По расчету Тотлебена, неприятель выпустил во время осады 1 356 000 артиллерийских снарядов и более 28 миллионов ружейных пуль... Из артиллерийских снарядов, выпущенных во время осады,
можно было сложить пирамиду, имеющую 455 квадратных метров
в основании и 87 метров в вышину. А из ружейных патронов — возвести не менее грандиозную колонну: 5 квадратных метров в поперечнике и до 109 метров в высоту … Твен не старался запомнить цифры, но сейчас они были красноречивее слов. Вот тогда-то з его записной книжке появились слова об «отчаянной доблести русских» и «Ах, почему я не умею говорить по-русски!»...В Севастополе, в одном из уцелевших домов, американцам устроили банкет. Царский сановник, присутствовавший на банкете, предложил путешественникам нанести визит вежливости императору Александру I! — он отдыхал тогда в своем Ливадийском дворце.
Твен понимал, чему они обязаны проявлением царской «милости». Дело в том, что всего за два года до этого закончилась в Америке гражданская война — так называемая война Севера и Юга. Победили, как известно, северяне. Южане-рабовладельцы вынуждены были освободить негров-невольников. А русский царь рядился в тогу освободителя крестьянства и формально был на стороне прогрессивных северян.
Американцы попытались ускользнуть от приглашения и срочно отчалили в Одессу. Но в Одессе их «изловил» американский консул Смит и заставил развернуться в обратном направлении. Стало ясно: встречи с самодержцем всероссийским не избежать. А раз так, то необходимо было составить приветственный адрес. Кому как не Марку Твену поручить это! И он написал. Этот адрес — первое произведение Марка Твена, напечатанное по-русски раньше, чем на языке подлинника. Опубликован адрес 24 августа 1867 года в газете «Одесский вестник».
Не улыбался бы царь, принимая письменное приветствие, если б мог заглянуть в будущее. Почти полвека спустя той же рукой будет написано: «...мои симпатии... на стороне русской революции. Об этом и говорить нечего... Некоторые из вас, даже убеленные сединами, еще могут дожить до того благословенного дня, когда цари и великие князья будут такой же редкостью на земле, какой они являются в раю...»
Что ж, по отношению к российским царям да князьям он оказался прав.
Не с великой охотой писал Марк Твен послание царю. В записной книжке появляется короткая пометка: «...Без возни с этим адресом я дописал бы корреспонденцию в «Нью-Йорк трибюн» м уже заканчивал бы вторую в Сан - Франциско...»
Исследователи творчества американского классика по-разному высказывались о злополучном послании. Писали даже, что через этот адрес Твен хотел выразить добрые чувства простых американцев ко всему русскому народу. И для этой цели выбрал форму почтительного обращения к царю.
По-моему, дело обстоит не так. И вот почему: Твен знал, что русский народ в большинстве своем неграмотен и угнетен и вряд ли когда-нибудь прочитает адрес, преподнесенный царю. Но Марк Твен не был бы Марком Твеном, если б в благопристойные по форме строки не подбавил чуточку сарказма.
Посудите сами. Адрес Александру II начинался так:
«Составляя небольшое общество частных лиц, граждан Соединенных Штатов, путешествующих для развлечения, без всякой торжественности, как подобает нашему неофициальному положению, мы не имеем иного повода представиться вашему императорскому величеству, кроме желания заявить наше признательное почтение.,,»
И так целая страница затейливой словесной вязи.
Простые матросы «Квакер-Сити» первыми угадали саркастическое подводное течение в этом адресе и посмеивались над ним на протяжении всего пути следования до Америки И Марк Твен вполне разделял их взгляды. Иначе он бы не оставил в своем дневнике такую запись:
«...Третий кок, надев на голову блистающий медный таз и величественно задрапировавшись в скатерть, усеянную жирными пятнами и следами пролитого кофе, со скипетром в руке, до странности напоминавшим скалку, шествовал по ветхому половику и взгромождался на кабестан * в ореоле морских брызг. Вокруг него толпились камергеры, князья и адмиралы, обветренные и просмоленные, в роскошных одеяниях из обрывков брезента и старых парусов. Затем появлялась вахтенная команда, преображенная в нежных леди и изысканных джентльменов с помощью странных подобий кринолинов, фрачных фалд и лайковых перчаток.., «Консул», перепачканный известкой палубный матрос, извлекал из кармана грязный клочок бумаги и начинал читать: «...Составляя небольшое общество частных лиц...»
Император: Какого же дьявола вас принесло?
«...Кроме желания заявить наше признательное почтение государю императору, которое...»
Император: А, к черту этот адрес, Дочитайте моему полицейскому, Камергер, отведи их к моему брату, великому князю, пусть их там покормят. Прощайте. Я в восторге. Я восхищен. Я вне себя от радости. Бы мне надоели. Прощайте! Ну, сказано — очистить помещение!., Старший конюх, приказываю тебе немедленно приступить к проверке ценных вещей во дворце!.,»
Такую реакцию вызвало послание, сочиненное Марком Твеном. Тут уж, как видим, нужно говорить не о ложке сарказма в бочке славословия, а наоборот...
Марку Твену понравился юг России, понравились Одесса, Ялта и Крымские горы, которые он сравнивал со Сьерра-Невадой... И все же самые взволнованные строки в его книгах и записных книжках — о Севастополе. Недаром, несмотря на свою ярко выраженную нелюбовь ко всяким сувенирам, он записывает в дневнике: «Побывал на Редане и на Малаховом. Принес несколько пушечных ядер...»
Эти ядра с Малахова кургана он хранил всю жизнь.