Тревожно встречала царская Россия 1905 год. Положение в стране все более обострялось. Кровь русских людей по-прежнему лилась на полях Манчжурии. Только что пал Порт-Артур – крепость самодержавия на Дальнем Востоке. На огромной территории империи, от Карпат до Сибири, поднималось стачечное движение, пробуждалось к борьбе крестьянство.
Страх, уныние и растерянность охватили правящие круги.
Гнев подневольного люда, накопленный многими десятилетиями рабского труда и лишений, большевики стремились направить в русло организованной революционной грозы.
В Петербурге тяга фабрично-заводских рабочих к организованным формам борьбы проявлялась наиболее сильно. Поэтому здесь охранке, чтобы скрыть контрреволюционную сущность своих организаций, приходилось особенно изощряться. В феврале 1904 года было создано общество под названием “Собрание русских фабрично-заводских рабочих города Санкт-Петербурга”, во главе которого стал тайный агент охранки, священник пересыльной тюрьмы Георгий Гапон.
Министерство внутренних дел официально разрешило деятельность общества и оказало ему щедрую материальную поддержку. Петербургский градоначальник Фуллон с удовлетворением сообщил министру внутренних дел, что новое общество служит “ твердым оплотом против проникновения в рабочую среду превратных социалистических учений”. Это подчеркивал и сам Гапон в своей докладной записке директору департамента полиции. “ Сущность основной идеи, - писал поп-провокатор, - заключается в стремлении свить среди фабрично-заводского люда гнезд… откуда бы вылетали здоровые и самоотверженные птенцы на разумную защиту своего царя…”
Рабочим говорилось совершенно иное, Гапоновское “Собрание” было более замаскированной полицейской организацией, нежели те, что создавал Зубатов.
Реакционную сущность своего общества гапоновцы прикрывали показным рабочелюбием. Они громко разглагольствовали о том, что заботятся о нуждах трудового народа. В уставе “Собрания” говорилось, что оно создается с целью: “1) трезвого и разумного препровождения свободного от работы времени, 2) для укрепления среди рабочих русского национального самосознания, 3) для развития среди рабочих разумных взглядов на права и обязанности рабочих, 4) для проявления рабочими самостоятельности в деле законного улучшения условий труда”. Устав сулил рабочим материальную поддержку “в трудную минуту жизни”. Всё это бы наглым обманом.
На помощь “Собрания” могли рассчитывать лишь “послушные” члены общества, ибо по уставу рабочий, уволенный за участие в стачке, за революционную деятельность или непослушание заводскому начальству,
пособия не получал; его взносы пропадали.
Члены правления общества, казначей, председатель и другие должностные лица утверждались градоначальником. Последний мог без всякого объяснения закрыть общество, если его деятельность окажется неугодной властям. Наряду с рабочими, в общество принимались чины полиции, фабричной инспекции и попы. Для них устав “Собрания” предусматривал даже льготы - освобождение от уплаты взносов.
Большевистская газета “Вперёд”, разбирая устав гапоновской организации, с насмешкой замечала: “Когда посмотришь, как по уставу должно вестись дело, то можно подумать, что не общество рабочих, а общество служащих в канцелярии градоначальника”.
К осени 1904 года деятельность гапоновцев в Петербурге достигла значительных размеров. Было организовано 11 отделений “Собрания”.
Самой крупной рабочей окраиной столицы являлась Нарвская застава. Здесь и обосновался Гапон.
В отделениях общества проходили собрания рабочих, устраивались нравоучительные лекции, читки монархической литературы, церковные пения. Отсталая часть рабочих поддалась сладкоречивым проповедям попа-провокатора.
Наплыв рабочих на гапоновские сборища не мог оставить большевиков безучастными. Они понимали, что всякий, кто по-настоящему связан с массами, должен идти на эти собрания, идти для того, чтобы вызволить обманутых рабочих из сетей охранки.
По указанию Петербургского комитета РСДРП, рабочие-большевики стали частыми посетителями гапоновского общества. Тактика большевиков состояла в том, чтобы, борясь против гапоновщины, разоблачая её контрреволюционную сущность, в то же время использовать организации “Собрания” в районах как легальные зацепки для упрочения связи с массами и политического просвещения рабочих.
Ход событий полностью подтвердил правильность действия комитета РСДРП. Провокационная деятельность Гапона не смогла предотвратить нарастание революционного кризиса.
Искрой, которая зажгла пожар, явилась стачка на Путиловском заводе. Она возникла стихийно, после того, как мастер Тетявкин без всяких оснований уволил с завода четырех рабочих – членов гапоновского общества. Глухой ропот поднялся в многотысячной массе путиловцев. Они требовали удалить ненавистного мастера и принять уволенных обратно. Верный своей тактике, Гапон пытался уладить конфликт путем сговора с хозяевами завода и полицейскими чиновниками.
Сотни путиловцев в поисках справедливости стали стекаться в помещение Нарвского отдела “Собрания фабрично-заводских рабочих”. 2 января 1905 года здесь состоялась многолюдное собрание, на которое явились представители и других предприятий – Российско-американской резиновой мануфактуры, Невского судостроительного завода и т.д. Среди участников собрания были большевики. Пришёл сюда и рабочий революционер, участник ленинского “Союза борьбы за освобождение рабочего класса” Василий Андреевич Шелгунов. Он выступил с горячей речью. С негодованием говорил он о тяжелом экономическом и политическом положении рабочих, об издевательствах мастеров, штрафах…Выступление В.А. Шелгунова произвело огромное впечатление на присутствовавших. Рабочие требовали решительных действий. Они помнили, что испытанным средством борьбы является стачка. И к этому средству невольно обращалась их мысль.
Гапоновские главари, боясь потерять своё влияние на массы, были вынуждены согласиться.
Утром 3 января путиловцы собрались у заводской конторы. Они вызвали директора и потребовали уволить ненавистного мастера Тетявкина и принять обратно незаконно рассчитанных рабочих. Директор высокомерно заявил: “Я здесь хозяин! Что хочу, то и делаю!”. Возмущение охватило толпу. Ни один рабочий не пошел к своему станку. Стачка началась дружно.
На следующей день забастовщики выдвинули перед дирекцией завода более решительные требования. Путиловцы добивались введения восьмичасового рабочего дня, отмены сверхурочных работ, повышения заработной платы чернорабочим-мужчинам с 60 копеек до 1 рубля, женщинам – с 40 копеек до 75 копеек в день. А так же бесплатной медицинской помощи, учреждения постоянной, избираемой рабочими комиссии для установления расценок на новые изделия, решение вопросов о найме и увольнении, рассмотрения различных претензий. Рабочие требовали свободы забастовок и оплаты за эти дни, личной неприкосновенности и безопасности своих выборных представителей.
Таким образом, в том, что предъявили хозяевам путиловские рабочие, отражались и требования, выдвинутые Российской социал-демократической рабочей партией в её программе минимум. “Начав стачку из-за защиты отдельных уволенных товарищей, - писал о путиловской забастовке В.И. Ленин, - рабочие перешли к широким экономическим требованиям.
Вечером 4 января выборные от рабочих вместе с Гапоном отправились к директору завода. К новым требованиям директор отнёсся ещё более непримиримо и наотрез отказался их принять. Он заявил, что повысить теперь заработную плату – значило бы пустить Общество путиловских заводов по миру. Эта фраза, как засвидетельствовано в секретном докладе начальника петербургской охранки, вызвала смех.
Забастовка продолжалась. О ней с сочувствием заговорил весь трудовой Петербург. Представители путиловцев, среди которых были большевики Н. Полетаев, В. Буянов, В. Орлов и другие, отправились на другие заводы, призывая товарищей присоединиться к борьбе.
4 января депутаты путиловцев пришли на Франко-русский механический судостроительный завод. Когда рабочие после обеденного перерыва возвращались в цехи, группы бастовавших с Путиловского стали убеждать их присоединиться к стачке. Судостроители согласились поддержать товарищей. Они выбрали своих депутатов для переговоров с администрацией, вызвали директора и предъявили ему ряд требований. В качестве образца взяли список требований путиловцев.
Переговоры с директором судостроители поручили вести своим наиболее передовым и сознательным товарищам. Директор потребовал переизбрания депутатов, на, что рабочие ответили: “Никаких других, кроме тех, которые сейчас являются их представителями, они выбирать не будут”. Так свыше двух тысяч рабочих Франко-русского завода присоединились к стачке.
Делегаты от путиловцев побывали также на Невском судостроительном заводе и других предприятиях столицы, и везде их призыв рабочие дружно поддерживали объявлением забастовки.
В помещении Невского отдела “Собрания фабрично-заводских рабочих” состоялось совещание. На нем были выработаны требования, в основе которых лежала путиловская программ. О присоединение к стачке стали говорить на всех крупных предприятиях столицы.
Вслед за металлистами к стачке примкнули текстильщики крупнейших предприятий: Невской ниточкой, Невской бумагопрядильной и Екатерингофской мануфактуры. На Невской бумагопрядильной мануфактуре рабочие заявили вызванному фабричному инспектору, что не успокоятся до тех пор, “пока не исполнят их требований, которые у них общие с путиловскими.
К вечеру 5 января в Петербурге бастовало 26 тысяч рабочих. Это говорило о развертывании в столице широкого стачечного движения.
Так начиналось одно из великих столкновений русского рабочего класса с его врагами – капиталистами и царем.
Перепуганные владельцы Путиловского завод пошли на уступки. Теперь они уже соглашались повысить заработную плату, убрать с завода мастера-шкуродера и возвратить четырех рабочих. Но было поздно. Стачечное движение в Петербурге развивалось с поразительной скоростью.
Всполошились правящие верхи. Засуетилась и их агентура в рабочем классе. Меньшевики делали все возможное, чтобы сдержать размах стачечного движения. Они старались ограничить забастовку территорией одного Путиловского завода, а требованиям рабочих придать чисто экономический характер.
Большевики, наоборот, стремились всемирно расширить стачку и перевести ее с экономической почвы на политическую.
В эти дни Петербургский комитет РСДРП проявил большую энергию. После тот как в декабре 1904 года полиция захватила подпольную типографию Петербургского комитета РСДРП, в январе было вновь налажено несколько печатных станков.
5 января на улицах Нарвской заставы появилась свежеотпечатанная листовка Петербургского комитета – “Ко всем рабочим Путиловского завода”. В ней говорилось, что из-за одной заводской собаки – мастера Тетявкина предприниматели готовы выбросить 12 тысяч человек с женами и детьми на улицу и обречь их на голодную смерть.
Листовка кончалась призывом: “Пора, пора уже сбросить нам с себя непосильный гнет полицейского и чиновничьего произвола! Нам нужна политическая свобода, нам нужна свобода стачек, союзов и собраний; нам необходимы свободные рабочие газеты. Нам необходимо народное самоуправление (демократическая республика)”.
Агитация большевиков раздражала и пугала гапоновцев. Гапон уговаривал рабочих “листовок этих не читать, а уничтожать, разбрасывателей же гнать и никаких политических вопросов не затрагивать”.
Но большевистские листовки, которые печатались тиражом до 10 тысяч экземпляров, все больше распространялись в рабочих районах: за Нарвской и Невской заставами, на Петербургской и Выборгской сторонах, на Васильевском острове. В них большевики обращались как к пролетариям всего Петербурга, так и к рабочим отдельных районов и заводов. Наряду с общими политическими и экономическими требованиями, в листовках затрагивались и местные вопросы, наиболее злободневные для данного предприятия.
Обращаясь к рабочим Обуховского завода, Петербургский комитет, напоминал о боевом выступлении обуховцев в мае 1901 года и призывал бороться до тех пор, пока не рухнет трон преступного самодержца.
В эти дни с новой силой проявилась пролетарская классовая солидарность рабочих. На предприятиях, где была усиленная охрана под угрозой расчета не решались начинать стачку, или где преобладали малосознательные рабочие, приходили представители забастовавших заводов. Они направлялись в цехи и мастерские, чтобы “снять” с работы тех, кто ещё не примкнул к движению. Так, 6 января на собрании рабочих предприятий Невской заставы было решено, что металлисты Обуховского и Семянниковского заводов на следующий день объявляют забастовку и идут “снимать” текстильщиков на фабриках Паля и Торитона.
Те рабочие, которых приходилось “снимать” с работы, с воодушевлением присоединялись к забастовке. Были случаи, когда рабочие небольших предприятий сами просили “прогнать” их с работы и таким образом помочь им включиться в стачечную борьбу.
Благодаря революционной активности пролетариев крупных предприятий, прежде всего металлистов, число бастовавших росло с каждым днем. Предприятия останавливались одно за другим.
7 января громадный полуторамиллионный город замер. Не слишком было привычной переклички гудков, не дымились заводские трубы. Из дверей типографий не выбегали, как обычно, шустрые мальчишки с пачками свежих газет. Прекратилась подача воды. Остановилась конка. С наступлением сумерек не зажигались фонари на улицах. Свыше 100 тысяч петербургских рабочих прекратили работу. Стачка стала всеобщей. Такого гигантского взрыва классовой борьбы Россия еще не знала.
Наряду с широкими экономическими требованиями большевики настойчиво выдвигали требования политические: созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, восьмичасовой рабочий день, свобода стачек и собраний и др. Всеобщая стачка в Петербурге приобрела ярко выраженный политический характер.
Царь и его окружение лихорадочно искали выход из сложившегося положения. Им нужен был предлог для того, чтобы силой оружия подавить нараставшую революцию. Они решили спровоцировать рабочих на преждевременное выступление, чтобы жестко с ними расправиться.
На помощь самодержавию пришел тот же Гапон. Он взялся увлечь рабочих на демонстрацию и подвести их под пули царских палачей.
Поп-провокатор уже давно носился с идеей “мирного” шествия к царю. Он видел, что большинство рабочих ещё не утратило наивной веры в “батюшку-царя”, сказки, о милосердии которого веками вдалбливались в головы миллионов русских людей. Такое шествие Гапон намечал на 19 февраля - день годовщины манифеста 1861 года об отмене крепостного права.
Бурное развитие революционных событий заставило агентов охранки ускорить осуществление задуманного ими злодейского плана. 6, 7, 8 января 1905 года, в дни, когда столица была охвачена небывалой по своему размаху и солидарности стачкой, в отделах гапоновского “Собрания” шло обсуждение петиции (прошения) “на высочайшее имя”.
Большевики разгадали провокаторский план Гапона и убеждали рабочих в том, что искать правды у царя бесполезно. Агитаторы Петербургского комитета РСДРП были направлены на собрания гапоновского общества. В своих выступлениях большевики предостерегали рабочих, что в них будут стрелять, доказывали, что добиться улучшения своего невыносимого положения нельзя без упорной борьбы за политические свободы, без борьбы против царизма. Они настойчиво призывали пролетариев Петербурга продолжать стачку.
В большевистской листовке “Ко всем петербургским рабочим”, выпущенной 8 января, говорилось: “Такой дешёвой ценой, как одна петиция, хотя бы и поданная попом от имени рабочих, свободу не покупают. Свобода покупается кровью, свобода завоевывается с оружием в руках, в жестоких боях. Не просить царя, и даже не требовать от него, не унижаться перед нашим заклятым врагом, а сбросить его с престола и выгнать вместе с ним всю самодержавную шайку - только таким путём можно завоевать свободу”.
Но не легко было большевикам убедить рабочих, в массе своей ещё политически не зрелых, отравленных религиозными предрассудками и назойливой проповедью Гапона. Среди значительной части рабочего люда “вождь в рясе” пользовался большим авторитетом. Ему верили, его призывы встречали одобрением. Когда Гапон всходил на трибуну и провозглашал: “Все мы дети одного отца-царя. Пойдём прямо к царю. Расскажем ему всё… Он поймет…” – со всех сторон в ответ неслось: “К царю! К царю!”.
Как Гапон и его сторонники из среды либеральной буржуазии ни старались придать петиции умеренно верноподданнический характер, в неё под влиянием большевиков были включены общедемократические революционные требования: свободы печати и слова, свободы союзов, созыва Учредительного собрания для изменения государственного строя России, равенства всех перед законом, отделения церкви от государства, прекращения войны, установления восьмичасового рабочего дня, передачи земли крестьянам.
Таким образом, петиция по своему содержанию была противоречивой. Наряду с наивными мольбами к царю, в ней звучали и политические требования, выдвинутые передовыми рабочими по настоянию большевиков. Петиция состояла из трех частей: первая часть называлась “Меры против невежества и бесправия русского народа”; вторая – “Меры против нищеты народной”; третья – “Меры против гнёта капитала над трудом”. В петиции ярко и убедительно говорилось о потрясающей нужде и бесправии рабочих и крестьян, отданных на произвол казнокрадов и грабителей.
Накануне 9 января под впечатлением этих горьких слов находился весь рабочий Петербург. Люди повсюду повторяли: “У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу”.
Большевики видели, что удержать рабочих от шествия к царю невозможно. Петербургский комитет РСДРП обсудил вопрос об этом шествии, которое сделалось неизбежным, и выработал линию поведения большевиков в эти дни.
Нелегальные партийные собрания с участием передовых рабочих состоялись в районах. На них также обсуждался вопрос о предстоящей демонстрации.
Василеостровские большевики постановили: участвовать в развитии забастовки; способствовать революционированию масс товарищескими беседами, а также публичными выступлениями; распространять прокламации и брошюры; 9-го января, в случае столкновения с войсками, призвать массы к оружию, к постройке баррикад; находиться вместе с народом, куда бы он ни двинулся.
Подобное же решение приняли на своем собрании 8 января большевики Невского района.
По-своему готовились к 9 января меньшевики, которые соглашались уступить руководящую роль в революционном движении различным непролетарским элементам. На страницах своей газеты они заявили, что будут рады, если русская революция обогатится священником, генералом или видным чиновником в качестве вожака.
В гапоновской прокламации меньшевики не видели ничего вредного и опасного. В канун шествия к Зимнему дворцу они, по признанию одного из своих лидеров – Сомова, занимались преимущественно “интервьюированием Гапона”. Такое постыдное поведение меньшевиков вполне вытекло из их оппуртонистической линии отрицания руководящей роли пролетариата в революционной борьбе.
Царское правительство готовилось к расправе с рабочими Петербурга, как к настоящему сражению на войне. Еще 7 января на совещание у градоначальника был выработан план совместных действий войск и полиции. В столицу были вызваны дополнительные воинские части из Пскова, Ревеля, Царского Села, Петергофа. В рабочие районы двинулись пехота, кавалерия, казаки – в общей сложности не менее 40 тысяч штыков и сабель. Задуманным расстрелом безоружных рабочих на улицах и площадях Петербурга царь назначил командовать 8 генералов.
Чудовищная бойня готовилась в глубокой тайне. Пособники палачей внушали рабочим, что царь милостиво примет и выслушает всех верноподданных. По городу ходили слухи о том, что для представителей рабочих в парадных залах Зимнего дворца будет накрыт стол с угощением.
На прямые вопросы более сознательных пролетариев: не встретит ли царь народ пулями, Гапон отвечал, что шествие разрешено властями. Он требовал, чтобы люди шли к дворцу “с голыми руками”, оставив дома даже перочинные ножи.
Единственными, кто не верил в миролюбие царя, были большевики. В канун событий они обратились к солдатам с листовкой, в которой предупреждали, что царь прикажет стрелять в народ. Большевики призывали солдат: “Отказывайтесь стрелять и бить ваших братьев, не слушайте офицеров, переходите на нашу сторону”.
Предотвратить кровопролитие пытались, и представители передовой части русской интеллигенции во главе с Максимом Горьким. Вечером 8 января депутация писателей и ученых добивалась встречи с министром внутренних дел Святополк-Мирским. Но министр отказался выслушать пришедших. Ни к чему не привела и встреча с председателем Комитета министров Витте.
Правительство цинично отвергало всякие попытки помешать готовящейся расправе. Оно твердо решило осуществить свой злодейский план – расстрелять безоружных людей, покончить со стачками, потопить в крови нараставшую народную революцию.
Наступило 9 января.
Утром с заводских окраин к Зимнему дворцу направились колонны рабочих. На улицы вышло свыше 140 тысяч человек. Рядом с рабочими шли их дети и жены. Люди оделись по-праздничному. Шествие напоминало крестный ход. Повсюду колыхались тяжелые хоругви, блестели образа, виднелись царские портреты в золоченых рамках. Шли торжественно, пели “Спаси, господи, люди твоя…”
Первые выстрелы прогремели у Нарвских ворот.
Когда огромная толпа мирно настроенных людей, главным образом рабочих Путиловского завода, подходила к площади у Нарвских ворот, раздался звук сигнального рожка и тотчас же вслед за ним, один за другим, - пять ружейных залпов. Первый залп был направлен в живот, второй в ноги, чтобы добить лежачих.
Шедшие в первых рядах упали на мостовую. Повалился старик, в руках которого был царский портрет. Портрет подхватил другой старик, шедший рядом; следующий залп сразил и его. Упал мальчик лет десяти, державший фонарь с лампадой.
Десятки смертельно раненых взрослых и детей, женщин и мужчин бились в предсмертных муках на снегу, по которому растекались темные пятна крови.
Ужас охватил толпу. Люди бросились в разные стороны, толкая и опрокидывая друг друга, прыгая через трупы.
Вслед бегущим летели пули. Они настигали даже тех, кто успел укрыться в воротах и за заборами домов.
Стройное церковное пение, несколько минут назад звучавшее в морозном воздухе, сменилось стонами, воплями боли и отчаяния. Лица людей, которые недавно светились умилением, теперь исказились страданием, ненавистью.
- За что стреляли?.. По какому закону?
- Вот тебе и царская милость!
Около ста бездыханных тел осталось на опустевшей площади.
На Шлиссельбургском тракте (ныне проспект Обуховской обороны) многотысячную толпу рабочих Невской заставы встретили сотни казаков с обнаженными шашками. Они теснили людей, сбивали их с ног, топтали. Человеческая лавина снесла забор, отделявший тракт от Невы, и ринулась на лед.
Шашками и нагайками казаки рассеяли шествие. Все же нескольким стам рабочим окольными улицами удалось добраться до центра города.
К двум часам дня вокруг Дворцовой площади собрались огромные толпы народа. К дворцу никого не подпускали. Площадь была оцеплена кавалерией, а перед Александровской колонной, лицом к Адмиралтейству стояла пехота.
Тысячи людей, прижатые к решетке Александровского сада, не уступали натиску солдат, которые пытались оттеснить толпу к Невскому проспекту. Многие забирались на деревья, на ограду сада. Слышались негодующие и насмешливые возгласы. На угрозы офицеров прибегнуть к оружию толпа отвечала криком, свистом, бранью. И вдруг в морозном воздухе троекратно прозвучал сигнал горниста. Вслед за ним грянули залпы. Стреляли в упор, на расстоянии 120 – 130 шагов.
По приказу командира Преображенского полка были “сняты” с деревьев сидевшие там ребятишки, беспечно наблюдавшие за тем, что происходило вокруг.
Выстрелы гремели и в других местах Петербурга. Город превратился в поле сражения, на котором “храбрые” царские генералы по всем правилам военной стратегии действовали против “неприятеля”, шедшего с голыми руками.
Залпы по демонстрантам были произведены также близ Троицкого моста, на Васильевском острове, на углу Невского проспекта и улицы Гоголя, на Казанской площади, у Городской думы, вблизи Гостиного двора.
Войска и полиция бесчинствовали по всему городу. Они вытаскивали прятавшихся под арками и в подъездах людей и поодиночке их избивали. На Садовой улице отряд казаков набросился с обнаженными шашками на конку
- Кто кричал “убийцы”? – допытывался рассвирепевший офицер. – Признавайтесь, не то всех вас зарубим!
С верхних сидений спустились двое рабочих. Казаки окружили их и начали полосовать шашками.
Такие же дикие расправы происходили на Петербургской стороне. На Васильевском острове озверевшие казаки ловили проходивших по улице рабочих арканами и волочили их за лошадьми, пущенными вскачь.
В этот день в покойницкие и больницы города было доставлено 1216 убитых и около 5 тысяч раненых.
День 9 января, вошедший в историю под названием “Кровавого воскресенья”, явился поворотным пунктом в истории всего русского рабочего движения. В этот день на улицах столицы навсегда была убита вера в царя. Широчайшие слои пролетариата пробудились к борьбе против самодержавия.
Литература
1. В.Л. Кафторин “Первый шаг к катастрофе. 9 января 1905”
Лениздат 1992 г.
2. Л. Кузнецова “Стачечная борьба петербургского пролетариата в 1905 году”. Ленинградское газетно-журнальное и книжное издательство. 1955 г.