Содержание
Введение
Понятие интуиции. Этимология слова
История развития термина интуиции в философской мысли
Интуиция в новое время
Виды интуиции
Классификация форм интуиции
Соотношение идеального и дискурсивного
Заключение
Список литературы
Введение
В получении нового знания большую роль играют логическое мышление, способы и приемы образования новых понятий, законы логики. Но опыт познавательной деятельности свидетельствует, что обычная логика во многих случаях оказывается недостаточной для решения научных проблем; процесс производства новой информации не может быть сведен ни к индуктивно, ни к дедуктивно развертываемому мышлению. Важное место в этом процессе занимает интуиция, сообщающая познанию новый импульс и направление движения. Интуиция как специфический познавательный процесс, непосредственно продуцирующий новое знание, выступает столь же всеобщей, свойственной всем людям (правда, в разной степени) способностью, как и чувства, и абстрактное мышление. Распространенность, всеобщность интуиции подтверждают многочисленные наблюдения над людьми в обычных, повседневных условиях; нередки случаи, когда в нестандартной ситуации, требующей быстрого решения в условиях ограниченной информации, субъект производит выбор своих действий, как бы «предчувствуя», что нужно поступить именно так, и никак иначе. История человеческой культуры знает немало случаев, когда ученый, конструктор, художник или музыкант достигали принципиально нового в своей области как бы путем «озарения», «по наитию». Феномен интуиции чрезвычайно широк и не всегда все, что считают интуитивным, действительно заслуживает такого названия.
Моей задачей будет разобраться в том, какую роль играет интуиция в процессе познания, что она представляет, почему занимала умы великих ученых и философов, и занимает по сей день.
Понятие интуиции. Этимология слова
Интуиция (позднелатинское intuitio – созерцание, составные лат. in – в, внутри; лат. tui – мочь, неметь(онеметь), ты, тебе; лат. ti (tum) – после, затем, потом, так же от лат. intueor – пристально смотрю), способность мысленно оценивать ситуацию и, минуя рассуждения и логический анализ, моментально принимать правильные решения. Интуитивное решение может возникнуть как в результате напряженного раздумывания над решением вопроса, так и без него. Начало этого можно найти в учении Платона об идеях, в котором присутствует понятие их постижения. Эпикурейцы закрепили этот феномен непосредственного познания или постижения в слове επιβολή. Термины для обозначения двух видов познания появились у Филона Александрийского, а затем у Плотина, различавшего επιβολή (непосредственное, мгновенное постижение (узрение, озарение)) и διεξοδικός λόγος (последовательное, дискурсивное познание, с помощью логических умозаключений). Перевод понятия επιβολή на латинский язык термином «intuitus» (от глагола intueri, означающего «всматриваться», «проникать взглядом (зрением), «мгновенно постигать») был сделан в V веке Боэцием. В XIII веке немецкий монах Вильгельм из Мёрбеке (1215–1286) повторил перевод Боэция, и термин «интуиция» стал частью западноевропейской философской терминологии.
В психологии интуиция означает способность сознания непосредственно постигать предмет познания без опосредствующего влияния знаково-символического и доказательно-логического инструментария. Традиционно интуиция, противополагается дискурсу, тоесть выводному, доказательно-опосредствованному пути получения знания. Жесткое разведение интуиции и дискурса, критическая оценка возможностей логического мышления характерны в основном для религиозно-мистических учений, концепций. Различия между непосредственными и опосредствованными путями получения знания не абсолютизируются, хотя в более распространенном понимании термин определяется как вид мгновенного озарения, инсайта, творческого озарения. В результате таких прозрений, чаще всего неожиданных для него самого, человек обретает решение долго мучившей его проблемы; находит верный выход из жизненной коллизии; создает художественные шедевры; проникает в сокровенные глубины психического мира чужого и собственного, а иногда вообще рождается как бы заново, обретая новый смысл и цель личного бытия. Акт интуитивного понимания зачастую происходит столь быстро и внезапно, а эмоционально переживается настолько возвышенно и остро, что индивид ощущает собственное «Я» как бы вышедшим за пределы его физического тела и растворившимся в постигаемой предметности, переживает состояние экстаза, или творческого восторга. Иногда наоборот: спонтанно и мгновенно обретаемое просветление производит впечатление, будто ключевая мысль, образ или формула приходят извне, словно посылаются кем-то свыше как нисхождение благодати, особенно свойственное психологии верующего человека.
История развития термина интуиции в философской мысли
Чтобы лучше понять, что же такое интуиция рассмотрим ее место в научном познании и взгляды философов на нее.
Демокрит и Платон рассматривали интуицию как внутреннее зрение. Платон утверждал, что созерцание идей (прообразов вещей чувственного мира) есть вид непосредственного знания, которое приходит как внезапное озарение, предполагающее длительную подготовку ума.
Неоплатонизм выражал различные платоновской интуиции идеи. Плотин развивает платоновское учение о вневременной интеллектуальной интуиции, но лишает её тех точек опоры, которые возвёл Платон. Основатель неоплатонизма избрал для толкования философии Платона весьма небольшой круг его текстов. Ум души у Плотина нерефлексивен и подобен уму демиурга (ибо ипостаси обнаруживаются и в природе, и в нас), а душа дискурсивна (рефлексивна). «Рассуждение есть дело не ума, а души, обладающей делимой энергией в делимой природе». Его интуитивный разум как недискурсивный был в последующем интерпретирован в духе интуитивизма – как недискурсируемая интуиция. Недискурсированное мышление может в процессе понимания его стать дискурсированным, а понятия недискурсированный и недискурсируемый обозначают разные вещи.
Если не обращать внимания на различие акцентов, то создаётся впечатление, что Плотин с его учением работает в русле платоновской философии. Однако понимание диалектики и интуиции Плотином несколько изменило платоновские разработки. У Платона душа человека является субстанциальным бытием, а Плотин полноценным субстанциальным бытием наделяет только надмировой ум («нус»). Плотиновский микрокосм познаётся только через интроспекцию. Полностью самодостаточный (тождество бытия и мышления) ум является носителем вневременной интеллектуальной интуиции, которая в принципе может раскрывать своё содержание чувственному или дискурсивному познанию.
Разделение мышления на эмпирическую часть, или эмпирическое «Я», и интуитивную, внешне соответствует платоновским установкам. Однако у автора «Эннеад» душа лишается субстанциальности. Всеобщее и не всеобщее одной и той же субстанции в плотиновской интерпретации оказались разными сущностями, разделёнными иерархически. Именно этого и касается его радикальная антиредукция между субстанцией ума в душе и лишённой субстанции рефлексивной сферой. Душа по Плотину – это «материя ума», в то время как у Платона всё наоборот – всепроникающий всеохватывающий субстанциальный ум может проявлять себя (в своей невсеобщей области) и как рефлексивная душа. Душа, будучи субстанцией, имеет сферу рефлексии и законы этой рефлексии – это частное, единичное, случайное. Тоесть, душа может быть рассмотрена как со стороны её разумности (всеобщности), так и со стороны рассудочности (рефлексии и невсеобщности). Субстанция одна, и законы её для её всеобщности одни и те же, но на уровне невсеобщего временно они изменяются, не препятствуя действию законов всеобщих.
Плотин не объясняет, почему душа иногда может интуитивно мыслить. У Платона же чётко на это способен только разум, а само рефлексивное не может быть интуитивным. Плотин допускает, что не все характеристики, приложимые к субстанциальному уму («нусу»), можно отнести к уму, присущему человеческой душе. Разделённые на уровне души мыслящее и мыслимое, сущность и существование, совпадают только в «нусе». Позицию его можно объяснить. Он пытается увязать диалектику Платона с божественным триединством, где в Едином существует ум бог.
Платоновская категория «Единое» гипостазируется, превращается из момента диалектической логики (субстанции) в сущность, вынесенную за её пределы. Тождество противоположностей оказывается выше интуиции, а интуиция (в сущности своей субстанциальная) приобретает связь с эмпирией, переходя от возможности в действительность. Различие между интроспекцией и интуицией души на уровне самой души становится недостаточно дифференцированным, а душа познаётся больше через интроспекцию.
Одним из самых значительных представителей христианского неоплатонизма в истории патристики был Августин. Он приспосабливал платоновское наследие к теологии. Если Плотин ставил выше субстанции Единое, то Августин считал Бога выше субстанции, правда, и сам Бог – высшая субстанция. Предварительным познанием Бога является интроспекция (интроспекция – подготовительный этап к религиозно-этической интуиции). Через посредство интроспекции субъект связывает низшую – чувственную сферу с высшей – умопостигаемой. В результате человеческая индивидуальность, с одной стороны, бытийна, а с другой – эта же бытийность имеет рефлексивную природу, выраженную в формуле: «Я сомневаюсь, следовательно, я существую». В книге «О видении бога» излагая интуитивистскую версию «cogito», Августин перечислял, в сущности, интроспективные признаки: «всякий внутренне видит себя живущим, видит хотящим, видит исследующим, видит знающим, видит незнающим».
Интеллектуальная интуиция наличествует уму и служит для постижения истины, а интуиция божественного ума скорее недосягаема для человека. Однако основная характеристика интуиции – интенциональность, устойчивая нацеленность на умопостигаемые объекты является и характеристикой интроспекции, ибо объектом её может быть и душа и эмпирическое познание. Интуиция ума устремлена на прообразы вещей и саму «форму незыблемой и неизменной истины» как у раннего Платона, но Платон в «Пармениде» пересмотрел свои взгляды и радикально антиредукционным образом отделил субстанциальные идеи от эмпирических образов вещей и их индуктивных понятий. В сущности эту антиредукцию ввёл ещё Сократ, но Платон долго понимал её только интуитивно.
Таким образом, Августин, вроде бы опираясь на интуицию, фактически упразднял её, поставив в один ряд с интроспекцией. Для обоснования интуиции совершенно недостаточно объявить её внутренним чувством и наделить способностью усматривать мыслимые истины. Направленная на внутреннюю жизнь субъекта такая интуиция в лучшем случае будет интуицией эмпирической, её Бог, её истины строятся по аналогии с феноменами из мира мнения, далёкого от объективности, к которой трудным путём, но в целом удачным шёл Платон.
Фома Аквинский признавал два источника истины: откровение и человеческое мышление. Бытие и источник бытия есть только Бог. Отсюда отрицание самой сути платонического учения, т.е. отрицание самостоятельного существования идей, или субстанции, и, соответственно, врождённых идей в человеческом интеллекте, хотя именно с этими последними связана врождённая интуиция у Платона. Поэтому философское познание у Аквинского это методология эмпиризма: оно движется от осмысления данных в чувственном опыте к индуктивному обоснованию сверхчувственного, например, бытия Бога. Полагая, что субстанция индивида сокрыта от него, Фома развивает концепцию интуиции субъективности, собственного «Я», которая схватывает глубину «Я». При этом он обращается к внутренним чувствам, оценкам, памяти, созерцанию и т.п. Но, как верно считал Ж. Маритен, подобная интуиция субъективности – это интуиция экзистенциальная, которая не открывает никакой сущности. Кроме того, различие между интроспекцией и интуицией в этом случае нивелируется, ибо обращение к внутренним чувствам как раз и характерно для интроспекции переживаний. Интроспекция и выступает у Аквинского как основной методологический принцип. Поэтому, говоря о Фоме Аквинском, историк психологии М.Г. Ярошевский подчёркивает, что понятие об интроспекции, зародившееся у Плотина, превратилось в важнейший источник религиозного самоуглубления у Августина и вновь выступило как опора модернизированной теологической психологии у Фомы Аквинского.
Уильям Оккам не особенно тяготел к августианской теории внутреннего чувства, однако был склонен рассматривать интроспекцию как разновидность интеллектуального интуитивного познания, а последнее сравнивал со «смутным» представлением. Дунс Скот считал непосредственным и интуитивным познание эмпирически существующих объектов. Он опирался на высказывания Аристотеля о чувственной интуиции. Чувственное интуитивное познание, или эмпирическая интуиция, имеет совершенно иную природу и по глубокой своей сути понятие «интуиция» тут омоним соответствующего платоновского понятия.
Отказ от субстанциальности мира и субстанциальности души в теологической философии средневековья привёл к путанице в понимании интуиции и хотя некоторые атрибуты таковой, выдвинутые Платоном ещё сохранялись, однако стройное здание её обоснования и функционирования уже рухнуло. Исчезло понимание, какой должна быть интуиция, возникла проблема отличия её от интроспекции. Так, например, затянувшаяся полемика Бернардо из Ареццо с Николаем из Отрекура касалась вопроса о том, носит интроспекция интуитивный характер или нет. Интеллектуальную интуицию нередко объявляли ненужным дубликатом чувственного восприятия. В позднесхоластических концепциях познания актуальной была проблема различения интуиции и абстрагирования, поскольку оба способа познания считались недискурсивными. В целом вопрос о том, является ли познание внутренних актов интуитивным, оставался дискуссионным, но большинство мыслителей XIV века отвечало на него положительно и по этой причине различие между интуицией и интроспекцией терялось.
Внутренний опыт, что характерно для эмпиризма любого времени, воспринимается как источник непосредственного знания. Феноменологически так оно и выглядит. Однако следует напомнить, что сознание продукт рефлексии, а восприятие рефлексивного, пусть даже непосредственное восприятие, в итоге даст рефлексивные результаты. Непосредственная интуиция сознания на проверку оказывается интроспекцией чистейшей воды (к чему и склонялись многие номиналисты XIV века). Эмпиризм изолировал себя от истинной субстанции, поэтому и в философии, и в теософии бессознательные субстанциальные переживания (т.е. действительная интуиция переживания) фактически игнорировались.
Интуиция в новое время
Все мистические доктрины тяготеют к иррационализму и интуитивизму, а этот последний оказался удивительно схожим с одним из состояний интроспекции, а именно тем, когда внимание концентрируется на переживании экстаза, особенно экстаза в непосредственном «единении» с абсолютом. Николай Кузанский, как мистик, был уверен, что интуиция не может быть выражена понятиями, она есть «умудрённое неведение», неосознанное и недифференцированное знание. Он принижает роль интуиции индивида, ибо она есть поверхностное созерцание, спекуляция «visio sine comprehensione» и возвышает надындивидуальную, онтологическую интуицию Абсолютного, то есть Бога. Бог обладает могущественной интуицией, ибо имеет диалектическую основу – является тождеством противоположностей. Мистическая интуиция средневековых авторов у Кузанского разбавляется пантеистическими мотивами. Его идея онтологической интуиции Абсолютного была разработана Пикоделла Мирандолой, а Джордано Бруно довёл идею пантеистической интуиции до её логического завершения.
Интуиция, как надындивидуальный феномен, хоть и получила обоснование в форме диалектического абсолюта, индивиду являлась в виде мистической интуиции, или интуитивизма.
Интуитивизм даже дополненный дискурсивным мышлением остаётся интуитивизмом, если дискурсируется не диалектическая логика, логика субстанции, которая и составляет суть истинной интуиции или хотя бы логика формальная (исключая индуктивную). Философский интуиционизм не просто дополняется дискурсией, а в процессе понимания сама интуиция раскрывается через дискурсию и предстаёт в виде диалектической логики, логики разумной субстанции (диалектический интуиционизм) или формальной логики, исключая индуктивную (логический интуиционизм). Связь интуитивизма с переживанием, экстазом (с явлениями переживаемыми, а не логическими) не является его отличительной чертой. Таковая скорее связана с его эмпиризмом. Не случайно Н.О. Лосский в «Предисловии к первому изданию» своего сочинения «Обоснование интуитивизма» писал, что впервые оно вышло под заглавием «Обоснование мистического эмпиризма».
Как было сказано выше, платоновские идеи самосущи, и потому они не логический феномен, а денотаты понятий, материя, субстанция интеллектуальной души. Такая же материя, но переживающей души, – эмоции. Эти эмоции качественно и функционально различаются как диалектические и эмпирические. Законы – это механизмы самодвижения любого конкретного вида субстанции. Их выражение в логике это проявление опять же одного из конкретных видов субстанции – человеческой интеллектуальной души. Восприятие бессознательного переживания соответствующей субстанции есть переживающий или эмоциональный интуиционизм, в то время как интуитивизм – явление не только эмпирическое, но и не имеющее к интуиции прямого отношения. Причём эмпирический интуитивизм, как мы выяснили, это неточное обозначение феномена, который по сути дела есть конкретный вид интроспекции. У Николая Кузанского фактически столкнулись с попыткой через посредство диалектики выйти за пределы эмпиризма, но его диалектика оказалась диалектико образностью. Диалектики как науки вообще-то говоря нет – это иллюзия, ибо как строгая наука существует только диалектическая логика, а законы последней представлены в наиболее полном виде у Платона и Гегеля.
Сам дух возрождения с его рефлексией к античности породил тягу к диалектике, которая в высшем своём проявлении реализовалась в новое время у Гегеля. Новое время рефлексировало к античности и, соответственно, к платоновской врождённой интуиции бессознательного. Однако сумятицу в умы исследователей внесло то обстоятельство, что выяснилось, что не во всех областях знания врождённая интуиция с её диалектической логикой применима. Особенно наглядно это проявилось в процессе оформления так называемого логико-математического рационализма. Обнаружилась связь интеллектуальной интуиции с рефлексией, обращённость её к эмпирической практике. Это шло вразрез с классическим пониманием интуиции, но отказаться от него сразу было невозможно в силу того, что нового времени философы обращались к онтологической проблематике и идее субстанции (а логико-математический «рационализм», как выяснилось позже, имел иную область исследования).
Рене Декарт понимал интуицию, как платоновскую идею об абсолютности врождённой интуиции. Душа у Декарта представлена двояко: с одной стороны, это субстанция, а с другой – рефлексивное самосознание «Я». Он отождествил сознание и субстанцию.
В последующем это было преобразовано в двух направлениях:
1) душа, как субстанция, была противопоставлена своей эмпирической рефлексивной сфере;
2) отказ от идеи души и её субстанциальности и переход к механистической редукционистской концепции психики как свойству тела.
Сам Декарт соответственно двум своим установкам пользуется одновременно интроспекцией и интуицией в обосновании сущности души. Но в итоге истинно сущее оказывается абстракцией, выделенной посредством анализа внутреннего опыта личности. «Я есмь, я существую» есть факт, который остаётся после редукции этого опыта, но, как полагает Декарт, установить этот факт всегда мешала «привычка постигать представлением» и следует её заменить интуицией, т.е. ясным умом, порождённым «одним лишь светом разума».
Интуицией Декарт называет и исходные положения дедукции (простые идеи разума), и самую дедукцию одного положения из другого. Слой самоочевидности, к которому прорывается Декарт, лежит на уровне нашего живого переживания – переживания нами неизбежности нашего собственного присутствия в нашем опыте мышления. В третьем размышлении, характеризуя «мыслящую вещь» как сомневающуюся, он перечисляет эмоции, сопутствующие её сомнению: она любит, ненавидит, желает, не желает, чувствует и т.п. Получается, что интуитивная самоочевидность находится в зоне переживаний. Именно так, через переживание самосознания Картезий постигает и бытие Бога.
Таким образом, в исследованиях Декарта можно обнаружить систему взаимоисключающих методологических установок.
1. Идея субстанциальности души и врождённости интуиции может быть рассмотрена как попытка диалектического решения проблемы.
2. Логическая и эмпирическая интуиция вероятно наиболее последовательная.
3. Интроспективная переживающая интуиция – область эмпирии и эмпиризма. Декарт считает её достоверной, безусловной, истинной именно в силу наличия саморефлексии (а рефлексия и эмпиризм не существуют друг без друга).
Под влиянием представлений Декарта об эмпирической интуиции и интроспекции находились эмпирики различных направлений. Так, внутренний опыт у Локка и Д. Юма даётся самосознанию посредством интроспекции, роль которой особенно сильно подчёркивает Юм, называя её «высшим проникновением». Отказавшись от идеи субстанции, и фактически от идеи души (она превращена в mind, психику, сцену со сменяющимися впечатлениями), оба автора оказались во власти эмпирической интуиции. Усмотрение умом отношения между идеями, на которое они указывают, есть логическая интуиция – составная часть эмпирической.
В принципе эмпиризм исчерпал все возможности и варианты трактовки и объяснения эмпирической интуиции. Все его последующие разновидности не выходят за пределы этого очерченного круга. Линия же декартовского субстанциализма была продолжена в разработках Спинозы, Лейбница, отчасти немецкой классической философией и достигла своего наивысшего расцвета, апогея в гегелевской философии.
Бенедикт Спиноза, ставил в центр своей философии исследование субстанции. Выше универсалий он ставит общие математические понятия. Ими оперирует интуиция, проявляющаяся на высшем подъёме интеллектуальных сил. Такая интуиция, согласно Спинозе, позволяет человеку понять глубины бытия. Это явно индуктивным путём полученные абстракции и не случайно Спиноза отрицает врождённость идей. Однако вопреки этой установке, неврождённой идеей вещь воспринимается интуитивно, «воспринимается единственно через её сущность или через познание её ближайшей причины». Более того, такие понятия он считает отличными от индуктивных, полученных в результате обработки опыта. Они непосредственно интуитивно даны уму в непосредственном постижении сущности вещей. Субстанция Спинозы в отличие от платоновской раздваивается, не имея в логике действительного субъекта опосредования. Два её атрибута находятся в отношении радикально антиредукционного дуализма: «всякий атрибут познаётся сам через себя независимо от всякого другого». Первый атрибут – мышление и главным образом человеческое. Второй атрибут – протяжённость (пространственность) – вместилище вещественно-телесной материи, которая, как и у Декарта, истолковывается сугубо механистически, не является сверхчувственной. Не случайно именно спинозовский «субстанциализированный эмпиризм» был взят на вооружение марксистским «диалектическим» материализмом-эмпиризмом. Таким образом, Спиноза, не отказываясь от классической онтологической проблематики, апеллирует к эмпирической интуиции.
Готфрид Лейбниц был сторонником врождённых идей: «Генезис понятий есть внутренняя компетенция души. И поскольку опыт не подтверждает факта сознательного существования «врождённых идей», их следует представить в виде бессознательных явлений». «Если сознательному представлению не предшествует бессознательное представление, то это означает, что ему ничто не предшествует, и, таким образом, возникновение его невозможно». В своей концепции плюралистического монизма субстанций Лейбниц обращается к платоновскому пониманию интуиции, но расширяет его далеко за пределы субстанции. Врождённым оказывается всё: содержание опыта, категории, ощущения, знания, поведение, мы «врождённы самим себе». Но помимо врождённости интуитивное знание по Лейбницу может быть результатом длительной предшествующей познавательной (дискурсивной) деятельности. Если забыть про главную разработку Лейбница о субстанциальности бытия, то можно сказать, что речь идёт о новой рациональной интуиции и интуиции опыта (эмпирической интуиции). Первое – это фактически логическая интуиция эмпирии, о которой он говорил, что первичные истины разума суть тождественные суждения, коренящиеся в основных законах формальной логики. Защищая платоновский анамнесис, Лейбниц всё-таки сводит его к памяти, а не к бессознательному, т.е. рассматривает фактически механизмы подсознания. Гносеология Лейбница тяготеет к эмпиризму, а интуиция тем не менее подсказывает, что идеи имеют субстанциальную основу. Поэтому в «Рассуждении о метафизике» он доказывает, что «только тогда, когда наше познание бывает ясным (при смутных понятиях) или интуитивным (при отчётливых), – только тогда мы созерцаем полную идею».
Рационалистические концепции нового времени обнаружили расщепление интуиции на два вида: врождённую и приобретённую. И если врождённая чётко занимала место бессознательного интуитивного процесса (Платон показал, что этот процесс связан с диалектической логикой, отражающей субстанцию), то у второй вид интуиции обозначил свою близость к сознанию, заняв своё прочное место в подсознании. Переживающая интуиция средних веков отступила на второй план и стала возрождаться только в учениях романтиков и Шеллинга.
Кант, как и его предшественники, оказался под влиянием и онтологической проблематики и эмпиризма, к которому склонялся в большей степени. Значение же Канта определялось не решением каких-либо вопросов, а актуальностью поставленных проблем, которые назрели к концу XVIII столетия и требовали своего разрешения. Кант отвергал интеллектуальную интуицию. На первом месте у него стоит даже не интуиция Декарта или Лейбница, а чувственная, сенсорного происхождения интуиция, которую он называет воображением и непосредственным созерцанием. Между ощущением, возникновением образа и их дискурсивным обозначением (параллелизм между процессами различных уровней души) существует автоматически осуществляющаяся корреляция. Ускользающий от внимания сознания этот процесс может интерпретироваться как бессознательное (бессознательный синтез), на чём и сделал акцент Кант. Он пытается объединить опытное (данное в явлениях) с априорным, категориальным. Кант не наделяет чувственную интуицию способностью познать «вещь в себе».
Фихте И.Г. уже прямо идёт к диалектической логике. Субъективный идеализм, изложенный в «Наукоучении» (1794 г.) нацелен на монизм. Фихтеевское исходное «Я» не субстанция, более того, из него алогичным образом выводится эмпирическое «Я» человеческого субъекта (из абсолютного дедуцируется преходящее). Антитетика, на которой строится диалектика Фихте далека от платоновского тождества противоположностей, а чистое «Я», которое выводил ещё Плотин, очищенное от рефлексии сознания, является продуктом идеализации, абстракции, т.е. индуктивного процесса.
Представляя бессознательное как очищенное от рефлексии сознание – чистое «Я», Фихте рассматривает интеллектуальную интуицию как результат его деятельности. Деятельность, или действование, можно только созерцать и, что характерно для интуитивизма, нельзя вывести или сообщить через понятия.
Ф.В. Шеллинг начинал философствовать с того, что двигался по пути Фихте и следовал некоторым установкам субъективного идеализма последнего («Система трансцендентального идеализма» – 1800 г.) и даже считал, что одного действования для интуиции по Фихте недостаточно, необходимо, чтобы мы созерцали и самый процесс этого действия. В то же время субъект он отождествлял не с сознанием, а с разумом (тождество единого разума с самим собой). Интеллектуальная интуиция у него носила бессознательный и диалектический характер, она являлась ключом к разрешению диалектических противоречий – абсолютного и относительного, бесконечного и конечного, объекта и субъекта, необходимости и свободы. Шеллинг отмечал, что в акте интеллектуальной интуиции «мы становимся способными мыслить и сочетать воедино противоречивое». Выступая против эмпиризма, он утверждал, что единичное, конечное не имеет истинного бытия (диалог «Бруно» – 1802 г.).
Важным итогом историко-философского анализа проблемы является установление того факта, что разнородная трактовка интуиции говорит о том, какая это удивительная способность человеческого разума – интуиция.
Виды интуиции
До определенного времени такого рода явления были неподвластны логическому анализу и изучению научными средствами. Однако последующие исследования позволили, во-первых, выявить основные виды интуиции; во-вторых, представить ее как специфический познавательный процесс и особую форму познания. К основным видам интуиции относят чувственную (быстрое отождествление, способность образования аналогий, творческое воображение и др.) и интеллектуальную (ускоренное умозаключение, способность к синтезу и оценке) интуицию. Как специфический познавательный процесс и особая форма познания интуиция характеризуется путем выделения основных этапов (периодов) данного процесса и механизмов поиска решения на каждом из них. Первый этап (подготовительный период) – преимущественно сознательная логическая работа, связанная с постановкой проблемы и попытками решить ее рациональными (логическими) средствами в рамках дискурсивного рассуждения. Второй этап (период инкубации) – подсознательный анализ и выбор решения – начинается по завершении первого и продолжается до момента интуитивного «озарения» сознания готовым результатом. Основное средство поиска решения на данном этапе – подсознательный анализ, главным инструментом которого являются психические ассоциации (по сходству, по противоположности, по последовательности), а также механизмы воображения, позволяющие представить проблему в новой системе измерений. Третий этап – внезапное «озарение» (инсайт), т.е. осознание результата, качественный скачок от незнания к знанию, то, что называют интуицией в узком смысле слова. Четвертый этап – сознательное упорядочение интуитивно полученных результатов, придание им логически стройной формы, установление логической цепи суждений и умозаключений, приводящих к решению проблемы, определение места и роли результатов интуиции в системе накопленного знания.
Общими чертами интуиции являются: непосредственность (решение задачи без логического выведения); неосознанность путей получения результата; внезапность (озарение). Ф.Ж. Кюри отметил, что «часто открытие бывало делом случая». Интуиция близка таким состояниям, как вдохновение, духовное видение, откровение, и имеет истоки в бессознательном слое психики человека. Считается, что преобладание правополушарного типа мышления у человека является предпосылкой для развития творческой интуиции. А. Бергсон, связывая интуицию с инстинктом, полагал, что она присуща художественной модели познания, тогда как в науке господствуют интеллект, логика, анализ. Однако и интуиция также опирается на рефлексию. Накапливая в памяти образы и абстракции, комбинируя и перерабатывая их, включая волю, человек может прийти к более-менее четкому осознанию задачи. Необходимыми условиями формирования интуитивного решения выступают: а) основательное знание материала, фундаментальная профессиональная подготовка авторов решения; б) наличие поисковой ситуации (проблемности); в) поисковая доминанта (на основе непрерывных попыток решить проблему, задачу); г) подсказка (аналогия).
Классификация форм интуиции
Остановимся на вопросе о классификации форм интуиции. Чаще всего исследователи ссылаются на классификацию, предложенную М. Бунге. Он различает, прежде всего, чувственную и интеллектуальную интуиции.
Чувственная интуиция по Бунге имеет следующие формы:
I. Интуиция как восприятие
1. Интуиция как восприятие, выражающаяся в процессе быстрого отождествления предмета, явления или знака.
2. Ясное понимание значения и взаимоотношения или знака.
3. Способность интерпретации.
II. Интуиция как воображение
1. Способность представления или геометрическая интуиция.
2. Способность образования метафор: умение показать частичную тождественность признаков и функций, либо полную формальную или структурную тождественность в остальном различных объектов.
3. Творческое воображение.
Интеллектуальную интуицию Бунге классифицирует следующим образом:
I. Интуиция как разум.
1. Ускоренное умозаключение – стремительный переход от одних утверждений к другим, иногда с быстрым проскакиванием отдельных звеньев.
2. Способность к синтезу или обобщенное восприятие.
3. Здравый смысл – суждение, основанное на обыденном знании и не опирающемся на специальные знания и методы, либо ограничивающееся пройденными этапами научного знания.
II. Интуиция как оценка.
1. Здравое суждение, проницательность или проникновение: умение быстро и правильно оценивать важность и значение проблемы, правдоподобность теории, применимость и надежность метода и полезность действия.
2. Интеллектуальная интуиция как обычный способ мышления.
Однако классификация, приведенная Бунге, несмотря на ценность исследования в целом, не может претендовать на решение проблемы.
Проблема классификации интуиции представляет собой один из самых сложных моментов в исследовании проблемы в целом. Это объясняется тем, что сам предмет, подвергающийся операции классифицирования, не поддается действию правил, необходимых, скажем, для формальной классификации. Всякая формальная классификация предполагает, прежде всего, четкое, резкое обособление предметов одной группы от предметов другой группы. Вполне понятно, что интуиция не поддается формальной классификации. Установление четкого сходства и различия разновидностей интуиции не представляется целесообразным.
В отличие от формальных содержательные классификации опираются на диалектические принципы. В содержательных классификациях главный акцент делается на раскрытие внутренних закономерностей между группами классифицируемых предметов. Содержательные классификации соответствуют естественным классификациям. Последние строятся на учете всей совокупности признаков классифицируемого предмета, взятых в их взаимной связи и обусловленности. По-видимому, этот способ классифицирования может быть применен к проблеме интуиции.
Классификация Бунге не соответствует ни одному из рассмотренных способов классификации. За основу своей классификации Бунге берет видовое деление различных интуиций, имеющих место в процессе научного познания, причем выбирая из общей иерархии те, которые наиболее часто употребляются исследователями.
Наиболее удачным исследованием в нашей литературе является работа Кармина А.С. и Хайкина Е.П. «Творческая интуиция в науке». Авторы предлагают подразделение интуиции на две формы: «концептуальную» и «эйдетическую».
Концептуальная интуиция – процесс формирования новых понятий на основе имевшихся ранее наглядных образов.
Эйдетическая интуиция – построение новых наглядных образов на основе имевшихся ранее понятий.
Предложенный вариант классификации предназначен специально для гносеологического анализа и представляет собой не просто условное разделение, а своего рода рабочую схему исследования, освобожденного от необходимости феноменологического описания таинственных интуитивных эффектов.
Опираясь на эту схему, мы получаем возможность не просто констатировать факт существования интуиции, как формы познавательного процесса, но перейти к анализу ее действительных проявлений в сфере научного познания.
Соотношение дискурсивного и идеального
Вопрос о соотношении интуитивного и дискурсивно-логического в истории гносеологии всегда был столь же проблемным, сколь и традиционным. Не случайно, по мнению многих исследователей, данный вопрос есть вопрос о самой интуиции. По крайней мере, в анализе интуиции как гносеологической проблемы он занимает важное место.
Особенно остро этот вопрос встал в связи с исследованием характера и специфики формирования системы современного научного знания. «Математизация и формализация знания, – отмечает П.В. Копнин, – стремление окончательно вытеснить в нем интуитивный момент стали фактом. Но одновременно с этим существует другая тенденция – включение этого интуитивного момента в качестве основного средства движения к новым теоретическим построениям. Конечно, знание все больше стремится к логической строгости, одним из элементов которой является формализация. Остановить это движение нельзя, и нет в этом никакой необходимости. В то же время наука, как и раньше, нуждается в выходах из-под жесткой деспотии формально-логической дедукции, в скачках, в движении мысли к принципиально новым результатам, в смелом выдвижении идей, концепций, не находящих в настоящее время строгого логического обоснования. Без этого наука не может успешно развиваться».
Существует достаточно много подходов к решению данной проблемы, но все они, пожалуй, в конечном счете, сводятся к трем основным направлениям:
1. Интуитивное и дискурсивно-логическое – принципиально различные, несовместимые формы (виды) познания, имеющие свои собственные сферы приложения.
2. Интуитивное – особая форма логического.
3. Интуитивное и дискурсивно-логическое – различные диалектически противоречивые формы (стороны, моменты) единого процесса познания.
Первое из названных направлений в весьма четкой форме представлено в интуитивизме.
Достаточно распространенным в настоящее время является второе направление, в защиту которого, как правило, выступают логики, хотя подобная точка зрения распространена и среди философов, считающих, что задача исследования проблемы как раз и состоит в том, чтобы снять мистический и иррациональный налет с интуиции и подвести ее под систему логико-дискурсивного мышления.
Эта точка зрения имеет, естественно, не только своих сторонников, но и противников. Не вдаваясь в существо дискуссий, споры порою ведутся не по существу вопроса и связаны с различным толкованием понятий.
Все дело в том, что понятие «логическое» имеет весьма широкую семантическую амплитуду. В.И. Ленин назвал «тонкой и глубокой» мысль Гегеля, в которой речь идет о том, что логика похожа на грамматику: для начинающего – это одно, для знающего – уже другое. Особое значение В.И. Ленин придавал идее о тождестве логики и теории познания. В данном случае и для Гегеля, и для В.И. Ленина речь шла о диалектической системе знания в целом, и В.И. Ленин подчеркнул важнейшее значение диалектических принципов, опираясь на которые Гегель заложил основы современной теории познания.
Для самого Гегеля человеческий разум не представлял собой чего-то единого и однозначного, а выступал в виде сложной иерархической системы, в которой, кроме «мышления вообще», имеются «разумное мышление» и «рассудочное мышление», находящиеся между собой в диалектическом противоречии. Говоря о сложной структуре процесса познания, Ф. Энгельс различал учение о законах самого процесса мышления, логику и диалектику»… Теория законов мышления отнюдь не есть какая-то раз навсегда установленная «вечная истина», как это связывает со словом «логика» филистерская мысль».
Если со словом «логика» жестко и однозначно связать теорию познания в полном объеме, то тогда, конечно, не остается ничего и нелогического, но вместе с тем отпадает необходимость в логике как науке. Диалектический материализм рассматривает познание как противоречивый в самом себе процесс, где строгой системе рассудочных построений должно противостоять нечто, обладающее противоположными свойствами. Этим «нечто», видимо, и является тот таинственный и малоисследованный момент познания, который и именуют «интуицией». В этом смысле интуитивное противостоит дискурсивно-логическому и является нелогической (что вовсе не тождественно понятию «алогическое», имеющему иррациональный смысл) формой знания. Некоторых исследователей смущает тот факт, что интуицию, в отличие от логического, нельзя подвести под систему известных правил и закономерностей. Настораживает видимо, то, что разделение понятий «интуитивное» и «логическое» свидетельствует об алогичности интуиции со всеми вытекающими отсюда последствиями. Очевидно, это обстоятельство и наталкивает на мысль о возможности и даже необходимости алгоритмизации интуиции. «Познание как один из видов человеческой деятельности не может не быть алгоритмичным. Поэтому утверждение о невозможности алгоритмического представления интуиции равносильно утверждению о том, что некоторые виды умственной деятельности не подчиняются никаким внутренним законам».
Дело, однако, не в том, что то или иное явление не подчинено никаким законам, а в том, что эти законы остаются пока непознанными. Это один из основополагающих тезисов марксистской гносеологии.
Из трех вышеупомянутых направлений в решении проблемы интуитивного и дискурсивного наиболее верным представляется то, в котором интуиция и логика выступают как две взаимопредполагающие и одновременно противоречивые стороны процесса познания.
Противоречивым, как отмечал Ф. Энгельс, является само мышление, в котором имеет место синтез чувств и высших форм абстракции. Диалектика процесса познания с необходимостью предполагает (и это подтверждается теоретическими исследованиями), что такая форма познания, как дискурсивно-логическое (рассудочное) мышление, не может в полной мере объяснить и исчерпать процесс познания. Разумное не тождественно рассудочному. «Цель борьбы разума, – говорил Гегель, – состоит в том, чтобы преодолеть то, что фиксировано рассудком».
Необходимость признания факта одновременной дискурсивности и интуитивности познавательного процесса – яркое свидетельство его диалектического характера. Некоторые виды представлений, считает Ж. Адамар, «могут дать мысли ход более логический, другие – ход более интуитивный». Однако от одной логической системы к другой можно перейти лишь с помощью интуиции. Это показал еще Декарт.
Против абсолютизации логических методов, содержащих, по выражению Декарта, ряд «либо вредных, либо ненужных» предписаний, выступил в свое время и Пуанкаре. Его известная характеристика логических и интуитивных методов в творческой деятельности стала классическим афоризмом. Однако Пуанкаре излишне абсолютизировал оба эти метода познания. Более того, он поддержал идею о разделении ученых на две категории сообразно врожденным «типам мышления»: логистов и интуитивных.
Критика взглядов логистов со стороны Пуанкаре, позднее де Бройля, Эйнштейна, Бунге и других в интерпретации некоторых ученых переросла в крайность другого рода. Так, Ю. Гурт вообще отрицает роль логики в научном творчестве. «Можно смело утверждать, – пишет он, – что никто из великих гениев научной мысли не мыслил логически так, как это изображается в учебниках логики, т.е. в фигурах, модусах, схемах, положениях». Если Гурт оговаривает содержание понятия «логическое», то Николь утверждает, что новые творения вообще ничем не обязаны «ни логике, ни разуму». «Интуиция начинается там, где отбрасываются логические пути анализа проблемы».
Иного мнения придерживается И.А. Бернштейн. Прекращение попыток логического решения задачи, по его мнению, отнюдь не создает предпосылок к ее изгнанию из «поля зрения психики», а лишь приводит к изменению деятельности психики, в частности к активизации тех ее форм, которые связаны с интуицией.
Представляется надуманным, лишенным достаточных оснований и вопрос о якобы имеющем место каком-то «наступлении» логики на позиции интуиции. Подобное предположение несостоятельно, поскольку при его экстраполяции можно прийти к выводу о постепенном «поглощении» интуиции логикой. Псевдопроблемным представляется и вопрос о том, что чему предшествует в акте познания: интуитивное – логическому или наоборот. Обычно интуицию принято считать «дологическим мышлением» (Н.А. Бернштейн); логические формы познания основаны на «нелогических» (Ж. Пиаже) и т.п. Подобный вопрос правомерен лишь с точки зрения психологического анализа мышления.
В проблеме соотношения интуитивного и дискурсивно-логического наиболее ярко раскрывается диалектический характер познания. Логическое и интуитивное представляют собой различные стороны (моменты) единого и противоречивого по своему характеру процесса. Логическое содержит в себе момент интуитивного и наоборот. Интуитивное и логическое в условном смысле можно рассматривать и как способы познания, имеющие свои специфические черты и особенности. Например, если при интуитивном познании происходит выигрыш в скорости, то выводы, полученные логико-дискурсивным методом, обладают, видимо, большей степенью надежности. Все это, однако, не может иметь абсолютного значения, точно так же, как ни интуитивное, ни логическое не могут служить абсолютным гарантом истинного знания. Нет никаких оснований отдавать предпочтение тому или иному способу познания и тем более соглашаться с мнением, что истина усматривается тогда и постольку, когда и поскольку субъект обладает какой-то «хорошей», «правильной» интуицией.
Ни «хорошая» интуиция, ни умозаключение, построенное по всем правилам логики, не могут гарантировать получение истинного знания. Логический метод доказательства не может рассматриваться в качестве критерия истинности аксиоматических и теоретико-вероятностных концепций. Логическим методом, таким образом, можно осуществить лишь проверку непротиворечивости знания, полученного интуитивным путем, но не доказательство его истинности.
Заключение
Если говорить о месте интуиции в философии, то здесь важно как не переоценить, так и недооценить ее важность.
Согласно новейшим исследованиям в области нейрофизиологических основ функционирования мозга человека, практически любая его мыслительная деятельность сопряжена с работой как сознательных (левополушарных), так и подсознательных (правополушарных) психических процессов. Таким образом, инсайт, как результат интуиции рассматривается, как следствие некоторого скачка, разрыва в мышлении. На самом деле скачки присущи практически любой творческой деятельности. Об интуиции же речь заходит лишь тогда, когда происходит достаточно внушительный скачок.
Видно, что интуитивные компоненты в большей или меньшей степени присутствуют не только в философии, но так же и в других науках. Поэтому, совершенно очевидно, что если интуиция помогает нам в получении нового знания, то, каким бы непостижимым не казался этот механизм. Однако интуиция в научном познании занимает менее важное место, чем, например, в художественном творчестве. Основная причина состоит в том, что наука – достояние всего человечества, тогда как поэт или художник может творить в своем замкнутом мире. Любой ученый на начальном этапе своего научного становления пользуется трудами других ученых, выраженных в логически выстроенных теориях и составляющих науку «сегодняшнего дня». Именно для научного творчества следует лишний раз подчеркнуть важность предварительного накопления опыта и знаний до интуитивного озарения и необходимость логического оформления результатов после него.
Список литературы
1. Алексеев П.В., Панин А.В. «Теория познания и диалектика» Москва, 1991 с. 168–185
2. Алексеев П.В., Панин А.В. «Философия» Москва, 2003 с. 317–336.
3. Бройль Л. де «По тропам науки» Москва, 1962 с. 293–294.
4. Василев Ст. «Место интеллектуальной интуиции в научном познании» // «Ленинская теория отражения в свете развития науки и практики» София, 1981 Т. 1 с. 370 – 371.
5. «Введение в философию» Ч. 2 с. 346.
6. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. – М., 1958.
7. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии. Кн. 1. – М., 1999.
8. Гуссерль Э. Метод прояснения // Современная философия науки. – М., 1999.
9. Кузнецов В.Г., Кузнецова И.Д., Миронов В.В., Момджян К.Х. Философия. Учение о бытии, познании и ценностях человеческого существования. Учебник. – М., 1999.
10. Лосев А.Ф. Бытие, имя, космос. – М., 1993.
11. Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. – М., 1980.
12. Лебедев С.А. «Интуиция как метод научного познания» Москва, 1980
13. Лапшин И.И. Философия изобретения и изобретение в философии. Т. 2. – М., 1999.
14. Лопатин Л.М. Аксиомы философии. – М. 1996.
15. Лосев А.Ф. История античной философии в конспективном изложении – М., 1998.
16. Лосский Н.О. Мир как органическое целое // Избранное. – М., 1991.
17. Лосский Н.О. Ценность и бытие // Лосский Н.О. Бог и мировое зло. – М. 1994.
18. Риккерт Г. О системе ценностей // Риккерт Г. Науки о природе и науке о культуре. – М., 1998.
19. Кеннон У.Б. «Интуиция и научное творчество» – М., 1998.
20. Юнг К. К психологии восточной медитации // Юнг К. О психологии восточных религий и философий. – М., 1994.
21. Фейербах Л. «Избр. филос. произв. В 2-х т.» Т. 1 с. 187.
22. Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М., 1991.
23. Ясперс К. Введение в философию. – Минск, 2000.