1. Вводная часть
2. Современный экономический строй России с точки зрения характера переходных процессов. Реформа 1992 г.
3. Либерально-рыночная революция, цивилизационный слом
4. Рассматривавшиеся возможности капиталистической трансформации и перспективы
5. Список литературы
Изучение типологии хозяйственных систем всегда выступало в числе приоритетных задач экономической теории. В этой области накоплен огромный исследовательский опыт и сложились давние традиции. Разработанные принципы систематизации позволяют научным школам проводить сравнительный анализ национальных экономик и общественно-экономических систем, по-разному определять характер хозяйственной революции.
Категория «экономический строй» уже давно используется в экономической науке, хотя ее понимание в разных научных школах не совпадает. Особенно широкое распространение данная категория получила в 19 веке в немецкой исторической школе, а также в трудах К. Маркса.
Маркс и его последователи в экономическом устройстве главный акцент делали на формационные особенности общественно-экономического развития с особым вниманием к их социально-классовой составляющей. Поэтому капиталистический строй с точки зрения самого существенного признака традиционно определялся как система эксплуатации наемного труда в условиях господства частной собственности. Сама же классификация хозяйственных систем предполагала отнесение национальных экономик к соответствующему формационному устройству.
В отличие от Маркса, историческая школа делала упор на выявление в экономическом устройстве конкретно-исторических особенностей, присущих национальным экономикам, а в их классификации использовала цивилизационный подход с выделением ряда общих стадий, например: натуральной, денежной, кредитной, через которые должны были пройти все страны. Применение цивилизационного подхода давало возможность обнаружить более широкий спектр проявления особенного как в экономике, так и в неэкономических сферах. Хотя следует отметить, что идею присутствия особенного в экономике представители исторической школы реализовывали недостаточно последовательно. В их представлениях такое особенное фактически сведено было к проблеме разновременности в переходе всех стран на одни и те же стадии развития.
Такие два подхода не должны противопоставляться, и тогда экономическое устройство страны можно определить как способ упорядочения, организации и самоорганизации общественно-хозяйственной жизни и социально-правовой системы в любом государстве, имеющий место с позиций как формационного, так и цивилизационного подхода. На поверхности общественно-экономической жизни хозяйственный строй выступает как совокупность общественных форм производства, собственности и хозяйствования, определенным образом субординированная. Такая субординированность и соподчиненность как раз отличают случайный набор хозяйственных форм от экономического строя, порядка. Это означает, что для характеристики экономического устройства любой страны важнейшим параметром становится устойчивое и воспроизводимое сочетание экономико-правовых форм.
Если с этих исходных позиций подойти к экономическому порядку в России в конце 90-х, то, строго говоря, его следует определять как «полустрой», или даже «недострой», имея в виду отсутствие целостности, преемственности и устойчивости в организации экономической жизни. Разумеется, недостроенность хозяйственной жизни есть свойство самого переходного состояния, в котором пребывала экономика России. Характерно, что в международной классификации даже выделена группа стран с переходной экономикой, к которой отнесено свыше 25 государств. Однако многое зависит и от проводимой стратегии реформирования.
Во-первых, неустойчивость и неокончательность преобразовательных процессов означает, что в формирующемся хозяйственном строе много еще неясного, противоречивого и альтернативного. Поэтому применительно к современному этапу важно не только фиксировать возникающие хозяйственные реалии. Но и учитывать их «короткую» жизнь и возможную замену на другие хозяйственные формы, даже противоположные.
Во-вторых, переходная экономика – это еще не хозяйственный строй как таковой, а сложный и противоречивый процесс упорядочивания и самоорганизации экономики в соответствии с поставленными целями, так и с действием объективных факторов и ограничителей. Поэтому именно в переходное время важно соразмерять благие намерения и желания с достаточно жесткой социально-экономической реальностью, внутренними и внешними факторами. В этой связи заметим, что проблема становления «нового» в экономике — это большая и все еще плохо разработанная проблема. Трудности, с которыми ныне столкнулись страны с переходной экономикой, связаны не только с их конкретными случаями. В немалой степени в них находят отражение недостатки и ограниченные возможности сложившихся общих теорий экономического развития. В частности, заслуживает внимания использование принципов нелинейности развития применительно к переходным процессам, следует учитывать и возможность возникновения «регресса» в ходе осуществления преобразований.
В-третьих, в анализе формирующегося хозяйственного устройства особое внимание должно уделяться тому, каким в принципе должно оно быть, чтобы соответствовать всему комплексу своеобразных условий и исторических
традиций, одновременно успешно конкурируя с другими национальными экономиками в борьбе за более выигрышное место в мировом хозяйстве.[1]
Традиционной и наиболее распространенной трактовкой состояния к концу 90х выступает его определение как переход к рыночному хозяйственному устройству на основе проведения глубоких реформ. В принципе указанная трактовка содержания переходности не противоречит действительным изменениям в российской общественно-экономической системе, но возникает вопрос о том, насколько точно и полно она раскрывает наиболее главные их признаки. И здесь надо принять во внимание такое принципиальное обстоятельство: преобразования, начатые в годы перестройки в режиме обычной реформы, затем претерпели сильную метаморфозу.
Главной особенностью проводившейся в России с 1992 г. экономической реформы было то, что для перехода от централизованной к рыночной экономике была выбрана монетаристская модель, известная еще как: «дефляционный шок». Ее образуют четыре основных компонента:
1. Проведение либерализации цен и приватизации предприятий с целью создания необходимого критического слоя предпринимателей;
2. Достижение финансово-денежной стабилизации посредством проведения жесткой рестриктивной политики, с целью резкого уменьшения дефицита бюджета и подавления инфляции;
3. Отказ от государственного регулирования экономики, упование на ее саморегуляцию, на принцип «laissezfaire», «пусть все идет, как идет»;
4. Регулирование совокупного спроса путем изменения денежного предложения в экономике. Монетаристы, выдвинувшие формулу «все дело в деньгах», полагают, что если соблюдать устойчивость денег ограничением их выпуска, то в экономике все уладится само собой.
Эту модель отличает установка на одномоментное и форсированное решение возникающих в экономике проблем и быстрое вхождение в рынок.
Вооружившись монетарным инструментарием, российские реформаторы сделали ставку на ужесточение кредитно-финансовой политики и полную либерализацию экономики, включая внешнеэкономическую деятельность. Предполагалось, что таким путем будут созданы условия, при которых субъекты хозяйствования вынуждены и могут сами видоизменяться, чтобы выжить. При этом государству отводилась роль «ночного сторожа».
О последствиях проведения политики сдерживания, включающей в себя уменьшение государственных расходов с одновременным повышением налогов, осуществленной параллельно с либерализацией цен, можно судить по «поведению» кривых совокупного спроса и совокупного предложения. Если допустить, что экономика находится в точке А, тогда ограничительная политика, сокращающая совокупный спрос, влечет за собой рост безработицы и снижение инфляции, сдвигая кривую АД вниз-влево – в положение АД1: экономика при этом перемещается в точку Е. Когда же инфляционные ожидания ослабевают, требования к зарплате и издержки снижаются, то кривая ASсдвигается вниз-вправо – в положение AS1. При полной адаптации субъектов хозяйствования к инфляционным ожиданиям экономика возвращается к прежнему уровню производства и занятости — в точку Д. Так ведет себя нормальная рыночная экономика. В нашем же случае кривая ASповела себя неадекватно: она сдвинулась вверх-влево – в положение AS2, тогда как кривая АД в полном соответствии с политикой сдерживания сместилась вниз-влево, то есть в положение АД1. В результате мы получили дополнительный рост инфляции сопряженный с дополнительным спадом общего объем реального производства. При этом точки пересечения кривых АД и AS— точки равновесия — уходят вверх-влево, ложась на условную кривую F, которую можно назвать «кривой безнадежности».
Спрашивается, чем объяснить такое «поведение» кривой AS? Видимо, это объясняется тем, что в России того времени инфляция спроса, более эластичная к воздействию мерами ограничения кредитно-денежной массы, которая ранее была доминирующей, уступила место инфляции издержек, требующей более дорогостоящих и длительных мер воздействия, при которой кривая ASкак раз и ведет себя подобным образом, то есть смещается вверх-влево. Плачевные результаты проводившейся в 1992-1994 гг. политики по преодолению инфляции наглядно свидетельствуют насколько неэффективно бороться с инфляцией издержек методами, предназначенными для преодоления инфляции спроса [2]. Ведь если в производстве не происходит позитивных изменений, то ослабление напряженности госбюджета и снижение уровня инфляции могут быть лишь кратковременными. Кроме того, сама по себе финансовая стабилизация монополизированной экономики не может остановить рост цен. По мере движения к стабилизации рост цен набирает «второе дыхание», идет за счет сокращения объемов производства и продаж. Кстати, именно эту наиболее опасную возможность развития инфляционных процессов и упустили из виду наши реформаторы. И если уповать только на сокращение государственных расходов, то финансовой стабилизации достичь нельзя. Дело в том, что для переходной экономики, каковой является экономика России, характерен обратный эффект финансового регулирования. Суть эффекта в том, что в принципе макроэкономическая стабилизация требует сокращения расходов на величину большую, нежели падение доходов в результате снижения объемов производства. Между тем структурная перестройка, как элемент процесса перехода, даже в том далеко несовершенном виде, в котором она шла в России — отраслевая, а не внутри отраслей, — обуславливает большее падение доходов, чем возможное сокращение расходов, то есть снова бюджетный дефицит и налицо обратный эффект финансового регулирования. Из сказанного вытекает вывод о том, что чем жестче осуществляется финансовое регулирование, тем лучше бюджетная ситуация в краткосрочном плане, но глубже дефицит бюджета в средне- и долгосрочном плане.
Либерализация цен в условиях сохранения монополий и отсутствия конкуренции привела к спаду производства и безудержному росту цен на продукцию. Дело в том, что цены весьма негибки относительно снижения, в чем проявляется так называемый «эффект храповика» [3]. Поскольку цены негибкие в сторону понижения вследствие монополизации, то сжатие денежного предложения (М), если только не происходит увеличение скорости обращения денег (V) (в наших условиях она даже замедлилась), должно поглощаться сокращением выпуска (Q), что прямо вытекает из основного уравнения обмена: MV=PQ. Таким образом, даже монетарный анализ показывает, что основная часть изменений. Вызванных сильным сжатием денежной массы, при направленных вверх ценах будет неизбежно поглощаться спадом производства, что и наблюдалось.
Вследствие действия закона монопольного ценообразования максимально выгодный объем производства оказывается существенно меньше максимально возможного. В особенно выгодных условиях оказывались отрасли, производящие блага неэластичного или малоэластичного спроса, когда даже небольшое увеличение совокупного спроса ведет к значительному росту цен. А это, прежде всего отрасли, в которых производится так называемая «потребительская корзина». Либерализация цен привела не к увеличению реального производства, а к сокращению совокупного предложения, поскольку объем производства в отраслях, производящих предметы потребления, был снижен или заморожен и на каждую единицу выплаченной зарплаты стало приходиться все меньше продукции.
В ходе либерализации цен не были устранены ценовые перекосы в соотношении внутренних цен по сравнению с ценами мирового рынка, сохранился и диспаритет цен между промышленными товарами и сельскохозяйственной продукцией, а свободные цены так и не стали в основе своей равновесными, балансирующими спрос и предложение и не работали на улучшение производственной структуры.
«Отпустив» рыночный механизм со стороны спроса путем разовой и необдуманной либерализации цен, правительство не позаботилось об «отпуске» его со стороны предложения в плане создания на де монополизированном рынке такого количество производителей и продавцов, которое исключало бы для них возможность «договариваться» по поводу цен на каждый конкретный товар, заставляя их честно конкурировать друг с другом.
При либерализации цен правительство сделало упор на повышение налоговых и процентных ставок. И то и другое могло бы противостоять инфляционным тенденциям. Но лишь при иной структуре экономики и развитых конкретных отношениях, Так, высокие налоги сдержали бы рост цен, если бы основная доля их повышения за счет налогов приходилась бы на производителя, что было бы возможным при спросе более эластичном, чем предложение. Но наш потребитель ограничивает свой спрос, который неэластичен, главным образом благами первой необходимости. Отсюда и налоги воздействовали не на производителя, а на потребителя.[4]Наконец, нынешняя гонка цен напрочь отучает наших производителей от борьбы за эффективность и снижение себестоимости. Причина кроется опять таки в высокой степени монополизации российской экономики, своеобразие которой заключается в том, что наши монополии — это искусственно созданные административные монополии, существующие благодаря ограничению конкуренции, а не вследствие конкурентов с рынка на основе уменьшения затрат. И пока на рынке правит бал не потребитель, а производитель, к тому же монополист, либерализация цен будет приводить к их дальнейшему росту, а следовательно, к раскручиванию инфляционной спирали.
В итоге фискальный и монетарный пресс не оказал сдерживающего воздействия на рост цен. Более того, периодические всплески роста совокупного спроса говорят о том, что увеличение государственных расходов практически сводит на нет воздействие указанного пресса из-за того, что мультипликатор государственных расходов всегда сильнее мультипликатора налогов.
Таким образом, можно констатировать, что правительство недооценило монопольной природы наших цен, когда оно отпускало их «на волю». Вообще одна из многочисленных ошибок реформаторов состояла в том, что они с самого начала увидели лишь одну сторону дела — финансовую самонастройку, и не учли другую — необходимость глубоких структурных преобразований. В результате в 90-х практически не состоялось ни того, ни другого.[5]
То, что с запуском реформы шокового образца была попытка осуществления экономической революции либерально-буржуазного толка в Восточной Европе и России, сегодня доказывается не только противниками, но уже и не скрывается многими как российскими, так и зарубежными идеологами форсированной капитализации. Действительно, по своим целям и методам достижения она соответствует многим признакам революционного пути преобразований. При этом многие зарубежные специалисты обращают внимание на сходство современных процессов в Восточной Европе и в РФ с буржуазными революциям, прокатившемся в Европе в середине XIXв. Как и тогда, можно наблюдать попытку ускоренного перехода к рыночным отношениям в тесной связке с разрушением ранее существовавших экономических институтов и одновременным активным формированием класса буржуазии и рынка капитала. Главное современное отличие — в относительно мирном характере происходящих радикальных изменений в хозяйственном и политическом устройстве этих стран.
С известной степенью условности можно считать, что с конца 80-х годов в Восточной Европе (в России с конца 1991 г.) в постсоциалистических странах возобладала политика смены общественно-экономического строя, основанная на «классической» схеме утверждения рыночно-капиталистического хозяйства, через которую прошли в прошлом страны раннего капитализма. Этим был фактически отвергнут «неклассический» вариант развития рыночной экономики, который успешно использовался в ХХв. странами позднекапиталистического развития (Япония, НИС). Причины такой резкой смены траектории общественно-экономического развития (как сегодня уже очевидно применительно к России — весьма необдуманной и опрометчивой) требуют особого изучения. Во всяком случае, ясно, что одной из серьезных теоретических и политических подоплек в современных переходных процессах как раз выступал выбор между «классическим» и «неклассическим» вариантами развития рыночного типа хозяйства.[6]
При оценке своеобразия нынешнего трансформационного периода теоретически можно дать и в какой-то степени отличающую его трактовку, имея в виду возможность сближения двух типов развития — эволюционно-реформистского и скачкообразно революционного. Можно предположить, что при таком варианте развития возникает некий «третий путь» осуществления преобразовательных процессов в виде определенной их комбинации и сочетания. В этом случае речь идет о том, что реформы пытаются проводить насильственно-революционными методами. Имеется уже и термин, определяющий такого рода изменения. Это — «рефолюция» или «ревореформа», когда относительно мирные политические перевороты дополняются попытками проведения стремительных перемен в экономической структуре, то есть экономическими революциями.
Надо отметить, что на практике обеспечить сочетание качественно разнородных методов осуществления преобразовательных процессов чрезвычайно сложно. Слишком много различий в природе революций и реформ, значительны расхождения в типе, характере и целях, а также и менталитете самих революционеров и реформаторов. Поэтому «рефолюции» чаще всего выступают как некий промежуточный этап в общественно-экономическом развитии, когда еще продолжается борьба между двумя способами преобразований. Как свидетельствуют многовековой опыт, предпочтительным для общества и особенно для экономики является путь реформ. То есть путь эволюционных, мирных изменений, опирающихся не на принудительные методы и разрушительные механизмы, а на экономические интересы и социальные компромиссы. Не случайно в новейшей истории Европы, Азии и Америки на каждую революцию приходится более сорока преобразовательных процессов, квалифицируемых как реформы.
Большая потенциальная результативность для экономического развития от поэтапных, относительно медленных реформ в сравнении с революционными попытками переустройства экономики (типа рыночного шока) имеет и теоретические доказательства. Речь, в частности, идет о нелинейном характере связи между неблагоприятной средой для проведения политики преобразований и ухудшением экономических показателей как ответной реакции на нее. Дело в том, что допустимые дозы такого неблагоприятствования могут быть полезными для дальнейшего развития экономики или даже рассматриваться как дополнительные стимуляторы обеспечения предполагаемых хозяйственных перемен. Однако при прохождении допустимого порога неблагоприятная среда способна стать деструктивной силой, не смягчая, а усиливая кризис экономики.
Вместе с тем такая предпочтительность медленных хозяйственных изменений быстрым не предопределяет невозможности или необъективности наступления революции. Нельзя также переоценивать реальную способность тех или иных сил остановить наступающую революцию. Надо помнить, что общественно-экономическому развитию внутренне присущи как один, так и другой путь качественной корректировки и преобразования. Придерживаясь линейной методологии, приходится учитывать, что революция становится неизбежной, если реформаторские силы оказываются неспособными к проведению в реальной жизни назревших перемен или ими выбрана неправильная стратегия преобразований, которая только обостряет противоречия, закладывая предпосылки революционного взрыва. Тогда революция сходна в роли с грозой, сметающей мешающие преграды. С точки зрения нелинейной методологии революция является наиболее ярким выражением бифуркационного взрыва. Однако нельзя недооценивать возможности проявления свойства нелинейности в более мягкой форме.[7]
Обратим внимание не одно существенное отличие в характере и целях реформ шокового типа в России и в странах Восточной Европы. Для большинства стран Восточной Европы либерально-рыночные революции одновременно выступают как реставрационные. Восстанавливая старое формационное устройство, они тем самым указывают на существенную подоплеку экономических и политических событий в этих странах, в чем их отличие от российской ситуации. В частности, одно из направлений процесса приватизации может быть связано с возвращением старым собственникам национализированного имущества.
Применительно к России обнаружить такой реставрационный мотив значительно труднее. Если его и использовать, то только в аспекте подтверждения действия общей закономерности, констатируя факт исторической неизбежности наступления в постреволюционный период фазы реставрации, хотя и запоздалой. Тогда такую реставрацию можно трактовать как процесс перехода к капиталистическому способу производства через предварительное прохождение этапа социализма.
За своеобразием переходных процессов стоит весьма значимая характеристика предпринимаемой революции, также как явных и скрываемых целей новых революционеров. Дело в том, что попытка проведения либерально-буржуазной революции в современной России должна быть оценена не только как революция формационного типа. У нас есть важный отличительный мотив, связанный со стремлением изменить тип цивилизационного устройства, который, по мнению ее идеологов, должен привести к смене экономического поведения людей, к коренным переменам в российском менталитете, якобы несовместимом с рыночной экономикой. Здесь находятся истоки массированной атаки с самых разных сторон на сложившееся ядро ценностных ориентаций народа, культуру, традиции, попытки переоценок прошлого и даже слома сохраняющегося религиозного мировоззрения. Тем самым не капитализм как определенная система хозяйствования сам по себе плох, а то, что достижение тогдашними реформаторами его модели в современной России было нацелено на упреждающую смену исторически сложившейся цивилизации, а значит, очередную массовую «перековку» людей.
Хозяйственный строй капиталистического типа активно внедряется в России начиная с 92-93 гг. Какими главными чертами можно охарактеризовать проведенный к концу 90-х цикл капиталистического строительства?
Возникший хозяйственный строй напоминал довольно странный симбиоз капиталистических и социалистических черт, мало похожий на современные образцы смешанной экономики. Для современной модели капиталистического хозяйства характерно действие в сфере производства рыночных регуляторов и капиталистических мотивов хозяйственной социально-перераспределительной политикой государства. С известной долей условности можно утверждать, что в таком хозяйственном устройстве взаимодействует производство, сохраняющее капиталистические начала, с распределением, в котором все больше доминируют социалистические мотивы выравнивания благосостояния и создания для большинства людей приемлемых условий жизни.
В процессе реформирования реальное производство незначительно изменило сложившийся социалистический облик, чего нельзя сказать о сфере распределения. Именно в финансово-распределительной сфере произошли самые радикальные изменения, связанные с действием капиталистических отношений. В результате сложился финансово-распределительный капитализм с такими характерными чертами, как «криминальность» и «номенклатурность». Если в современной смешанной экономике можно видеть попытку совмещения достоинств капитализма и социализма, то стихийно формировавшийся хозяйственный строй России больше напоминал соединение недостатков этих двух способов производства. Вряд ли такое своеобразие новой модели хозяйствования могло приобрести многочисленных сторонников.
Невыразительные предварительные результаты форсированной капитализации российской экономики с объективной неизбежностью ввергли ее в состояние затяжного кризиса особого типа — трансформационного. Исторический опыт России демонстрирует чередование двух диаметрально противоположных способов его преодоления. Во-первых, революционные взрывы, которые, имея свои конкретные объективные и субъективные (случайные) причины, вместе с тем подготавливались сложным сочетанием и переплетением застарелых социально-экономических и политических болезней с новыми узлами противоречий, возникающих из-за непродуманной стратегии и тактики осуществления назревших перемен. При таком варианте революция выступает в качестве неуправляемой реакции (или управляемой извне) на резко ухудшающиеся социально-экономические и политические условия для нормальной жизнедеятельности большинства населения.
Во-вторых, смена реформ контрреформами, которая отличается более спокойным и управляемым переводом процесса преобразований в режим, соответствующий сложившимся условиям и традициям хозяйствования, наличным ограничителям и возможностям. Рассмотренные под таким углом зрения контрреформы должны оцениваться как включившиеся механизмы самозащиты, которые присутствуют в любом еще живом общественно-экономическом организме. С этой стороны контрреформы представляют собой защитную реакцию самой системы. Защитные механизмы срабатывают тогда, когда привносимые в общественно-экономическое устройство усовершенствования или новации противоположны его природе.[8]
Несмотря на то, что некоторые экономисты ( М. Голанский, А.А. Зиновьев ) указывали на существующий потенциал возрождения социалистической системы, все же к концу 90-х экономисты не рассматривали, как вероятную, возможность чистой реставрации существовавшего в прошлом строя. Однако, отрицание западнокапиталистического варианта хозяйственного устройства не сводится только к обратной социалистической трансформации. В принципе имеются и другие способы переадаптации старой системы. В общем, виде их можно суммировать в таком достаточно общем определении, как переход к строительству национально ориентированного капитализма. В условиях, когда внедряемая система свободного рынка себя не оправдала, а это доказывали более семи лет проведения соответствующего типа реформы, главной областью альтернативных путей развития становится проблема выбора хозяйственного устройства с ярко выраженной российской спецификой. Проблему выбора между социалистической и капиталистической моделями национально ориентированного хозяйства важно было решать не только с точки зрения формационных предпочтений, но и обращая особое внимание на возможности закрепления хозяйственного строя в исторически сложившейся системе координат.
В формировании национальной системы капиталистического хозяйства в России возникали немалые трудности с точки зрения практической осуществимости национальной системы капиталистического хозяйства, и одна из самых больших связана с переориентацией новой правящей элиты. Учтем, что, начиная с перестройки, преобладающая часть элиты находилась под сильным влиянием западной идеологии. С такими мировоззренческими установками она была способна к заимствованию и подражательству, но не ясно было, сможет ли она самостоятельно выработать и провести в жизнь программу рыночного реформирования, отстаивающую российские интересы.
Мировой опыт и наша история свидетельствуют о преобладании в ускорении экономического прогресса национальных истоков, которые как раз и позволяют раскрепостить энергию народа, опереться на его созидательную самодеятельность. В конечном счете, в хозяйственном устройстве страны должна бы возобладать тенденция смешивания капиталистических и социалистических методов хозяйствования. Для формирования «российской модели» главной целью должен стать поиск оптимального их сочетания с учетом национальных особенностей, однако на данный момент отклонения от
курса сформировавшегося под влиянием идеологии запада не слишком заметны.
1. Рязанов В.Т. «Экономический строй современной России: промежуточные итоги и перспективы» //Вестн. СПбГУ Сер. Экономика. 1999. Вып. 2 (№ 12)
2. Зиновьев А.А. «Куда мы идем?» //Экономические науки. 1991. № 7
3. Журавлев Ю.Н., Мельников Ю.И. «Монетаристская модель реформирования экономики России: суть, механизм, последствия» // Вестн. СПбГУ Сер. Экономика. 1995. Вып. 3 (№ 19)
4. Основы экономической теории: Учебно-методическое пособие //Вопросы экономики. 1993. № 12. С. 136-137.
5. Рязанов В.Т. «Неклассический вариант» перехода к рыночной экономике в СССР и его возможности» // Вестн. Ленингр. ун-та Сер. Экономика. 1991. Вып. 1 (№ 5)
[1] Рязанов В.Т. «Экономический строй современной России: промежуточные итоги и перспективы» //Вестн. СПбГУ Сер. Экономика. 1999. Вып. 2 (№ 12)
[2] Зиновьев А.А. «Куда мы идем?» //Экономические науки. 1991. №7
[3] Журавлев Ю.Н., Мельников Ю.И. «Монетаристская модель реформирования экономики России: суть, механизм, последствия» // Вестн. СПбГУ Сер. Экономика. 1995. Вып. 3 (№ 19)
[4] Основы экономической теории: Учебно-методическое пособие //Вопросы экономики. 1993. № 12. С. 136-137.
[5] Журавлев Ю.Н., Мельников Ю.И. «Монетаристская модель реформирования экономики России: суть, механизм, последствия» // Вестн. СПбГУ Сер. Экономика. 1995. Вып. 3 (№ 19)
[6] Рязанов В.Т. «Неклассический вариант» перехода к рыночной экономике в СССР и его возможности» // Вестн. Ленингр. ун-та Сер. Экономика. 1991. Вып. 1 (№ 5)
[7] Рязанов В.Т. «Экономический строй современной России: промежуточные итоги и перспективы» //Вестн. СПбГУ Сер. Экономика. 1999. Вып. 2 (№ 12)
[8] Рязанов В.Т. «Экономический строй современной России: промежуточные итоги и перспективы» //Вестн. СПбГУ Сер. Экономика. 1999. Вып. 2 (№ 12)