Конфликтный потенциал этнонационализма в условиях незавершенной модернизации (на материалах Сев.Кавказа)

Изучение теоретических аспектов национализма, соотношения и взаимодействия этнической, культурной и гражданской идентичностей в процессе формирования нации в полиэтнических обществах в современных условиях во многом сегодня актуализированы проблемами модернизации национальной политики России.
Контекст современного развития характеризуется сложностью и изменчивостью процессов, протекающих в современных этнических группах. Сами этнические группы отличаются изменчивостью основных своих признаков и подвижностью своих собственных границ, что обусловлено действием социально-политических и культурных факторов.
Феномен этничности рассматривается не просто как основа этнонационализма, внутренний фактор его роста, а лишь как первый, базовый уровень в формировании националистической и сепаратистс ...

ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ ЭТНОНАЦИОНАЛИЗМА В УСЛОВИЯХ НЕЗАВЕРШЕННОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ 8
1.1 Понятие этнонационализма 8
1.2 Конфликтный потенциал модернизации: основные точки зрения в науке 16
ГЛАВА 2. ЭТНОНАЦИОНАЛИЗМ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ 37
2.1 Проект «Великая Черкессия» и его конфликтный потенциал 37
2.2 Чеченский этнонационализм 59
2.3 Способы преодоления этнополитических конфликтов на Северном Кавказе 76
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 83
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 86

Актуальность исследования. Проблематика национализма всегда привлекала как общественное внимание, так и интерес со стороны научного сообщества. Главным тезисом этого направления политики (можно встретить и термин «идеология») является ценность нации как высшей формы общественного единства и ее первичности для существования государства. В современных условиях большое распространение получили различные политические националистические движения, которые ставят своей целью защиту интересов национальной общности в отношениях с государственной властью.
Сегодня, большинство современных радикальных движений особо выделяют свою националистическую окраску, поэтому национализм часто ассоциируется с этнической, культурной и религиозной нетерпимостью. Такая нетерпимость осуждается сторонниками умеренны х течений в национализме. Однако, если рассматривать непосредственно сами национальные процессы в современном мире, то можно прийти в выводу, что первая точка зрения имеет больше общего с реальностью.
Актуальность исследования связана с функционирование таких многонациональных государств как России, в которой эта многонациональность сопряжена с постоянной необходимостью предотвращать этнонациональные конфликты и противостоять тенденциям сепаратизма. Кроме того, постоянно на повестке дня стоит о выработке действительно эффективной стратегии межнациональных отношений, которая должна отвечать государственным и общественным интересам. Внутриполитические процессы в многонациональных государствах имеют особое измерение, делающее сложным процесс планирования и принятий решений, а иногда и раскалывающее государство по этнонациональному признаку.
Северный Кавказ – это самый многонациональный регион страны. Здесь проживает порядка большое количество национальностей коренного населения. Проблемы этнонациональных отношений давно стали одной из самых болевых точек региона. Специфика этнополитических конфликтов на Северном Кавказе во многом обусловлена незавершенностью модернизационных процессов в этом регионе.
Степень научной разработанности. Проблематика этнонационализма представляет большой интерес для общественных наук. К ней обращаются не только политологи, но и социологи, философы, психологи, юристы, историки. Научные труды по теме исследования можно условно разделить на несколько групп.
К первой группе относятся труды, посвященные феномену этнонационализма. Это работы зарубежных ученых У. Альтерматта , Э. Хобсбаума , Э. Яна , отечественных исследователей Л.М. Дробижевой , Т.Ю. Сидориной , И. Байрамова , Н.В. Ереминой и др.
Ко второй группе относятся работы, исследующие конфликтный потенциал модернизации. Это работы Д.А. Шпилева , В.С. Комаровского , Л. Полякова , М.А. Верниченко , В. Федотовой , А. Манченко , В. Пантина и др.
К третьей группе относятся труды, построенные на эмпирическом материале Северного Кавказа. Это работы А.В. Баранова , А.Н. Бурова, Ю.В. Дильман, Е.С. Сарматина , А.Ю. Коркмазова , А.В. Кушхабиева , Ю.В. Машкиной , В.А. Тишкова , Н. Нефляшевой , У. Темирова , И. Хаиндравой , О.М. Цветкова и др.
В четвертую группу выделим работы, посвященные урегулированию этнополитических конфликтов. Это работы В.М. Юрченко , И.В. Юрченко , А.В. Авксентьев и В.А. Авксентьев , О.Г. Сикорская и др.
Объектом исследования выступает этнонационализм в условиях незавершенной модернизации.
Предметом исследования стал конфликтный потенциал этнонационализма в условиях незавершенной модернизации в республиках Северного Кавказа.
Целью исследования является выявление конфликтного потенциала этнонационализма в условиях незавершенной модернизации (на материалах Северного Кавказа).
Для достижения данной цели были поставлены следующие задачи:
• раскрыть понятие этнонационализма;
• определить основные подходы к определению конфликтного потенциала модернизации, а также выявить проблемы модернизации в современном обществе;
• оценить конфликтный потенциал проекта «Великая Черкессия»;
• выявить особенности чеченского этнонационализма;
• сформулировать способы преодоления этнополитических конфликтов на Северном Кавказе.
Методологической базой исследования являются общенаучные методы (индукции и дедукции), метод сравнительного анализа. Кроме этого особое значение приобретают методы анализа политических процессов, именно они позволили выявить этнонационализма в России на современном этапе. Отдельно необходимо отметить важность таких историографических методов как метод описания и ситуационные исследования, которые были использованы при изучении этнонационализма в республиках Северного Кавказа.
Источниковую базу исследования составили официальные документы Российской Федерации, а также периодика, публицистика и статистические материалы.
Географические рамки исследования обусловлены высоким конфликтным потенциалом региона Северного Кавказа. Именно в этих республиках сегодня сохраняют свою актуальность этнополитические конфликты.
Структура исследования. Исследование состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованных источников и литературы.
Во введение представлены постановка проблемы, актуальность исследования, цель и задачи, методология и научная новизна исследования.
В первой главе определяются теоретико-методологические основы изучения этнонационализма в условиях незавершенной модернизации.
Вторая глава посвящена процессам этнонационализма на Северном Кавказе.
В заключении представлены основные выводы проведенного исследования.
В списке использованных источников и литературы представлен библиографический материал исследования.

Рост интереса (научного и бытового) к истории адыгов начался в начале 1990-х годов и был связан с целым рядом обстоятельств.
Во-первых, появлением в ходе «перестройки» свободы, в том числе и научной, которая позволила начать иначе освещать целый ряд фактов и событий в ходе истории России и Кавказа. Советская идеология во многом ограничивала развитие исторической науки в стране, так как требовала освещение всех исторических событий с точки зрения определенной политической линии. Таким образом, «колониальная политика» России в ряде национальных регионов империи «превращалась» в «цивилизаторскую» и т.д.
Безусловно, историческая наука «пострадала» не полностью: во-первых, были темы, которые «стояли» дальше от идеологии, и она влияла на такие исследования в меньшей степени, например, вопросы,связанные с развитием первобытных и феодальных отношений в национальных регионах, во-вторых, были историки, которые пытались противостоять идеологическим препятствием и писали более или менее «правдивую» историю.
В начале 1990-х годов практически все стали «переписывать» историю. Реальная необходимость пересмотреть многие события в истории России и Кавказа постепенно «переросла» в различные формы исторических спекуляций: история довольно скоро стала инструментом современной политической борьбы.
Во-вторых, использование истории в качестве инструмента политической борьбы. Именно эта причина и стала главной при активизации исторических исследований в рамках научных институтов на Северном Кавказе: историки стали осознанно или неосознанно «обслуживать» различные политические идеологии.
Начало и первая половина 1990-х голов на Северном Кавказе – время расцвета общественных национальных движений. Практически каждый народ Северного Кавказа стал активно выражать свои национальные чувства, в основе которых лежало как неприятие России, «насильно» завоевавшей данный регион, так и неприятие к «неродственным» народам своего же региона. Наиболее острое этот вопрос был поставлен в Чечне, которая начала борьбу за отделение от Российской Федерации. Однако и во всех других республиках прокатилась мощная волна национальных движений 1990-х годов. И построенные на принципе «соединения чужих народов» И. Сталиным, республики Северного Кавказа «взорвались»: начались противостояния между осетинами и ингушами в Северной Осетии, между карачаевцами, с одной стороны, и черкесами, абазинами, с другой, в Карачаево-Черкесии, между кабардинцами и балкарцами в Кабардино-Балкарии.
В Кабардино-Балкарии общественные национальные движения пришли к идее создания двух независимых государств – независимых как от России, так и друг от друга. И тут понадобились исторические исследования, поскольку именно на новых исторических результатах следовало, по мнению национальных идеологов, строить новые независимые государства. В результате историки и исторические исследования Кабардино-Балкарии во многом зашли в творческий тупик: появились четыре истории – История Кабарды «глазами кабардинских историков», История Кабарды «глазами балкарских историков», История Балкарии «глазами балкарских историков», История Балкарии «глазами кабардинских историков». И это явление свойственно практически всем республикам Северного Кавказа.
В 1991 г. лидеры и сторонники балкарского национального движения приняли Декларацию о провозглашении Республики Балкария и национальном суверенитете балкарского народа и сформулировали «Основные положения концепции национально-государственного переустройства и реформы политической системы Кабардино-Балкарии»31. В ответ на это в 1992 г. лидеры кабардинского национального движения приняли решение «О восстановлении Кабардинской республики», считая, что «государственность кабардинского народа была в новейшее время восстановлена в 1921 г.».
Именно в этот период начался первый этап формирования новой истории адыгов (ХVIII – начала ХХ вв.) – историки стали пересматривать результаты Кавказской войны, одним из трагических последствий которых и стали массовые выселения практически всех народов Северного Кавказа, имевшие место практически с конца ХVIII в., в течение всего ХIХ в., и особенно в ее второй половине, и наконец – в первом десятилетии ХХ века. И впервые в российской истории был применен к этому процессу термин «геноцид».
Понятие «геноцид» адыгов был принят Верховным Советом Кабардино-Балкарии в 1992 г. и парламентом Адыгеи в 1994 г. для описания фактов массового изгнания адыгского (черкесов), а также родственных адыгам народов – абазов, абхазов и убыхов во время и по окончании Кавказской войны32. В советские годы в исторической науке к этому процессу применялся термин «мухаджирство» – изгнание горцев Кавказа.
Действительно в ходе истории включения народов Северного Кавказа в состав Российской империи имела место многолетняя трагедия почти всех народов Северного Кавказа. И, безусловно, одной из основных причин данного процесса, было выселение тех народов, которые были не согласны как с властью России в регионе вообще, так и с отдельными аспектами деятельности империи на Северном Кавказе. Совершенно очевидно, и однозначно можно говорить, что никакого добровольного выселения народов в Османскую империю не было в ХVIII – начале ХХ в. Надо отметить, что в течение прежних веков в Османскую империю среди народов Северного Кавказа, которые находились под частичной властью Османской империи, или во всяком случае ее «идеологическим» (религиозным) влиянием, были случаи отдельного переселения к османам, но массовые движения начались, безусловно, в связи с деятельностью России на Кавказе. Это очевидный и бесспорный факт. Тем не менее, почему историки в 1990-е гг. не ограничивались констатацией данного факта и грамотным описанием данного исторические периода, а стали участниками нового общественно-национального движения за «признание» геноцида адыгов?
Можно предположить, это связано с определенным этапом общественнонациональных движений, для которых главной целью являлась, как уже отмечалось выше, – консолидации адыгского народа, необходимость формирования современной мощной этнической идентичности в сочетании с политической идентичностью. Для этого, безусловно, лучшим инструментом и стала «история страданий» адыгов, которая имела место и которая могла объединить народ. Были ли другие идеи для объединения адыгов? Нет, к началу 1990-х годов этнические процессы у народов Северного Кавказа во многом стали затухать, этнонациональные культуры слабели, испытывая на себе многолетнее влияние единой советской культуры и идеологии. Ворвавшиеся в 1990-х гг. процессы культурной глобализации продолжили ослабление национальных основ для консолидации народа.
Важным аргументами такого характера использования данной трагической вехи в истории адыгов стали два обстоятельства:
Как известно, балкарцы, проживающие вместе с кабардинцами в раках одной республики (благодаря И. Сталину, объединившей два неродственных народа в рамках одной республики). Балкарцы не принимали участие в Кавказской войне на стороне борцов с империей, не принимали участие и в выселении в Османскую империю, более того, они сумели воспользоваться российским присутствием на Северном Кавказе, чтобы расширить свои границы поселений и природопользования: проживая в горах, они испытывали большую нужду в земле и российские власти разрешили им «присовокупить» часть земель, принадлежащих ранее кабардинцам33. В начале 1990-х годов балкарцы также активизировали свое национальное движение, но, поскольку они не участвовали в «адыгской истории», связанной с выселением на Восток, они решили использовать другой исторический факт, для своей национальной консолидации, а именно: выселение балкарцев в годы сталинских репрессий.
Таким образом, мы видим, что исторические факты разные, но они, во-первых, объединяются понятием «жертвы», «страданий», что свидетельствует о формировании общественных движений на основе чувства «виктимизации», чувстве жертвы, чувстве страданий, и, во-вторых, свидетельствуют о том, что главное в этом процессе не факт истории, а возможность его использовать при государственном нациестроительстве, для создания единого идеологического фундамента для организации нации.
И второй факт – характер эволюции адыгских национальных движений во второй половине 1990-х – первой половине 2000-х годов. Дело в том, что с середины 1990-х годов на всем Северном Кавказе национальные движения, в основу которого и была положена трагическая история народов в разные исторические периоды, ослабевают и появляются религиозные – главным образом, исламские движения.
Появившаяся свобода вероисповедания в России привела к тому, что ислам стал активно развиваться на Северном Кавказе и к середине 1990-х годов стал постепенно распространяться и во многом «заменять» национальные общества. Идеи «геноцида» адыгов и «черкесский вопрос» как таковой во многом ослабли во второй половине 1990-х годов. И в результате в период мощного исламского всплеска на Северном Кавказе национальные движения заменились исламскими, идеологический фундамент который стал уже иной – идеи геноцида адыгов не поддерживались мусульманскими лидерами, поскольку они стремились создавать единый для всех народов фундамент, а идея «геноцида» адыгов не включала в себя тюркоязычных народов, которые, в свою очередь, в отличие от адыгов, подверглись репрессиям советского периода34.
Тем не менее наступило 13-14 октября 2005 г., когда молодые исламские лидеры и огромная армия их сторонников в Кабардино-Балкарии перешли в открытое противостояние. Можно говорить о создании новой общественно-политической и идеологической ситуации в Кабардино-Балкарии, которую можно определить «постоктябрьскую», в основе которой лежат две тенденции: с одной стороны, это наступление ФСБ на молодое исламское движение, а с другой стороны, ослабление в связи с этим исламских движений и рост вновь национальных движений – и в первую очередь, в виде адыгских движений. В результате чего исламские движения пошли на спад, и перестали быть выразителями общественно-политических и социальных движений. И инициатива вновь стала переходить вновь в руки национальных лидеров. Примерно с середины 2000-х годов вновь национальные движения стали приобретать большую популярность, чем исламские.
Ключевыми моментами в активизации данных процессов сыграли два обстоятельства:
довольно неграмотная идея российских властей провести «массовые празднества – юбилейные торжества по случаю добровольного вхождения народов Северного Кавказа в состав России» (2007 г.). Были выделены огромные средства из «центра» на это идеологическое событие. В результате проведение данных торжеств вызвало мощное недовольство таким грубым искажением событий, нежеланием российских властей считать Кавказскую войну и дальнейшие массовые переселения народов Северного Кавказа свидетельством того, что добровольного присоединения народов региона в целом не было, а была длительная борьба, имевшая в том числе губительные последствия для многих народов Северного Кавказа.
решение МОК в 2007 г. о проведении Зимних Олимпийских игр в г. Сочи – в причерноморском регионе, где действительно до появления русских в регионе проживали адыгские и близкие к ним народы.
И в результате данных обстоятельств появилась новая волна этнонациональных движений, которые поставили в основу «черкесского вопроса» на этом этапе борьбу за признание геноцида адыгов.
В настоящее время, как считает О.М. Цветков, «черкесский вопрос» объединяет наиболее актуальные для адыгских (т.е. адыгейских, кабардинских и черкесских) этнических активистов проблемы, которые в форме политически окрашенных требований активно транслируются ими в публичное социально-политическое пространство и находят сочувствие и отклик в адыгской этнической среде»35. Важно заметить, что неизменно воспроизводящиеся тематические аспекты «черкесского вопроса» включаются в существенно различный дискурсивный контекст. С одной стороны, в черкесской этнопублицистике современный «черкесский вопрос» прямо отождествляется с «трагическими проблемами черкесского народа», которые носят исторически заданный объективный характер. «Они возникли еще в результате Кавказской войны 1763-1864 гг. и с тех пор так и остались неразрешенными». Их суть в том, что черкесы находятся в положении рассеянного по всему миру этноса, демографических его «огрызков» как в мире, так и в России, где они оторваны друг от друга автономными образованиями на Северном Кавказе36.
Об этом же говорил руководитель организации «Черкесский конгресс» в Кабардино-Балкарии Р. Кеш: «История современного «черкесского вопроса» восходит к Русско-Черкесской войне 1763-1864 гг., в результате которой Страна адыгов – Черкесия – исчезла с карты мира; черкесский (адыгский) народ подвергся геноциду со стороны Российского государства и был изгнан с исторической Родины, потеряв население и большую часть территории… Под справедливым решением «черкесского вопроса» понимается реализация гарантированного международным правом естественного права черкесского (адыгского) народа жить на своей земле единой нацией»37. Аслан Бешто в сжатом виде сформулировал «черкесский вопрос» следующим образом – «сохранение и развитие черкесского народа на своей исторической родине, в месте зарождения и развития самого этноса», а возникновение конфликтных моментов «черкесского вопроса» связал с тем, что очень много препятствий возникает на пути его решения38.
Тема Олимпиады в Сочи, которая прошла в 2014 году, возникла в условиях, когда «черкесский вопрос» уже вступил в фазу обострения. К этому времени стала очевидной безрезультатность прежних форм его постановки; развернулась активность организаций нового поколения, представляющих черкесское национальное движение. В их трактовке «черкесского вопроса» на первый план выдвинулся политический аспект, а в фокусе политического действия оказалось требование признания геноцида черкесов. Произошло вовлечение черкесских организаций диаспоры в политические коллизии с Российским государством. Черкесская тема вошла в повестку дня международного научного сообщества, неправительственных организаций и европейских институтов.
В совокупности публичных манифестаций и заявлений, выражающих протест черкесских организаций против проведения Олимпийских игр 2014 г. в Сочи, важно разглядеть не просто хронику событий, динамику политической конъюнктуры, но и структурные характеристики современного «черкесского вопроса».
Во-первых, наибольшую активность в движении протеста с самого начала проявили черкесские организации диаспоры39. В дальнейшем эта тенденция получила развитие и закрепление. Ежегодные памятные акции, проводимые организациями диаспоры 21 мая (день завершения Кавказской воны, ознаменованный 21 мая 1864 г. парадом русских войск на Красной Поляне), сопровождались выдвижением претензий и требований к Российской Федерации. Существенная новизна политического контекста всех этих акций заключалась в их привязке к весьма чувствительному для России вопросу о перспективах сочинской Олимпиады. Черкесское национальное движение обрело некоторые возможности для нанесения ощутимого ущерба государственным интересам и международному престижу страны, и игнорировать эти возможности Россия не могла.
Во-вторых, в каждой из этих ситуаций обнаруживалось, что «черкесский вопрос» в сознании черкесских активистов выступает как «блок», как интегрированная структура, в которой каждый элемент, будучи «активизирован», приводит в движение все остальные элементы. Призывы признать геноцид и отказаться от проведения Олимпиады в Сочи были адресованы международным акторам. Но эти призывы переплетались с комплексом внутрироссийских проблем40. Чрезвычайный съезд черкесского народа, созванный в ноябре 2008 г. в связи с внутренними этнополитическими коллизиями в Карачаево-Черкесии, встретил аплодисментами озвученный от имени черкесской молодежи республики лозунг об объединении черкесов Кавказа в единую республику и принял решение создать комитет для подготовки соответствующего обращения к федеральным властям41.
В-третьих, отношение к сочинской Олимпиаде и проблеме единого «черкесского» субъекта Федерации на Северном Кавказе стало зримым фактором политического размежевания в международном черкесском движении. Подавляющее большинство черкесских организаций «второго эшелона», возникших в течение последнего десятилетия в диаспоре, категорически выступило против проведения Олимпийских игр в Сочи, тогда как МЧА и «официальные» черкесские организации в России ограничились требованием проявить уважение к исторической памяти и национальным чувствам черкесов и достойно отразить в информационном сопровождении и культурной программе Олимпиады историю и культуру черкесов как коренного народа Российского Причерноморья42. Таким образом, тема сочинской Олимпиады и сопутствующие ей вопросы способствовали выдвижению «черкесского вопроса» на заметное место в российском и международном медийном и политическом пространстве, но в то же время они показали его сложность.
С точки зрения сложной структуры «черкесского вопроса», вариативности и конфликтности связанных с ним политических стратегий следует рассматривать и третий из упомянутых выше факторов его развития – вовлечение зарубежных аналитических центров и политических сил, кульминацией которого стала резолюция Парламента Грузии 20 мая 2011 г. о признании геноцида черкесов, осуществленного Российской империей.
В целом в 2006-2007 гг. произошел принципиальный поворот в отношении «международных структур» к черкесской проблематике. Некоторые из них включили ее в собственные программы действий и превратились из «апелляционных инстанций» в инициаторов или полуофициальных спонсоров различных публичных мероприятий, осуществляемых в контексте научной и общественной экспертизы «черкесского вопроса». Прежде всего это относится к Джеймстаунскому фонду (США), который организовал в 2007-2009 гг. в университетах США четыре конференции и ряд семинаров, посвященных теме «черкесского геноцида»43.
Российские эксперты, как правило, подчеркивают связь этой организации с Центральным разведывательным управлением США и рассматривают как один из инструментов, используемых «геополитическими противниками» России. Но с аналитической точки зрения недостаточно разоблачительных констатаций. Не менее важно отметить, что американские специалисты в области планирования политики и организации общественных кампаний в поддержку американских целей в различных регионах в какой-то момент обратили внимание на черкесское национальное движение, занялись изучением «черкесского вопроса» и, видимо, обнаружили в нем определенный ресурс, который может быть задействован в подходящей ситуации. Не исключено, что накопленный таким образом информационный и концептуальный багаж послужил одним из источников формирования после 2008 г. нового политического курса Грузии по отношению к Северному Кавказу.
Действия России в ответ на попытку Грузии вооруженным путем решить для себя югоосетинский и в перспективе абхазский вопрос – силовое пресечение агрессии, а затем признание независимости Южной Осетии и Абхазии – открыли возможность сближения с Россией черкесских организаций диаспоры и укрепления лояльности российских черкесов. Но получить развитие и закрепление эта тенденция могла, если бы обнаружилась способность Российского государства на какие-то убедительные, пусть символические шаги, свидетельствующие о желании понять проблемы, волнующие черкесское национальное сознание, и способность сообщества черкесских активистов на рациональные и скоординированные встречные шаги. Ни того, ни другого не наблюдалось, а иные факторы поддерживали напряженность вокруг «черкесского вопроса».
В этих условиях Грузия существенно пересмотрела принципы своего позиционирования на Кавказе44. В частности, стала активно разрабатываться черкесская тема, и этот процесс получил свое логическое завершение 20 мая 2011 г. принятием резолюции Парламента Грузии о признании геноцида черкесов, осуществленного Российской империей45.