разграничение компетенции между судами общей юрисдикции и арбитражными судами

Существенный вклад в развитие судебного процесса и соответственно в развитие и становление подсудности без сомнения внес Александр II принятием Устава гражданского судопроизводства 1864 г. Согласно данного Устава подсудность определялась в зависимости от места жительства, места нахождения имущества, от свойства возражений, по месту исполнения договора, по цене иска, предмету иска и т.д. При этом многие правила определения подсудности того периода, сохранились и в настоящее время правда в новом толковании. И более того представляется необходимым признание некоторых правил определения подсудности, того периода становления и развития подсудности и соответственно применить их в ГПК РФ, о чем говорилось более подробно выше.
В теории процессуального права является обоснованным и доказанным довод ...

1. ВВЕДЕНИЕ 3
2. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ 8
Глава 1 Компетенция судов в системе цивилистического процесса 8
1.1 Эволюция института компетенции (подведомственности и подсудности) в отечественном цивилистическом процессе 8
1.2 Подведомственность как условие реализации права на судебную защиту 19
1.3 Сущность подсудности и ее признаки 31
Глава 2 Проблемы разграничения компетенции арбитражных судов и судов общей юрисдикции 37
2.1 Субъектный критерий разграничения компетенции между судами общей и арбитражной юрисдикции 37
2.2 Характер спорного правоотношения как критерий компетенции в цивилистическом процессе 48
2.3 Коллизии подведомственности и порядок их разрешения в цивилистическом процессе 57
3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ 72
4. БИБЛИОГРАФИЯ 74

Актуальность темы. В России сложилась двухуровневая судебная система, в рамках которой функционируют арбитражные суды, суды общей юрисдикции, Конституционный Суд РФ и конституционные (уставные) суды, созданные в некоторых субъектах Федерации. С учетом ст.18 и ч.1 ст.46 Конституция РФ гарантирует, что любой спор о праве будет рассмотрен только компетентным судом, а подведомственность каждого спора определяется в законодательстве при описании объекта обжалования в суд и допустимости жалобы. Согласно ст. 11 Гражданского кодекса Российской Федерации (ГК РФ) защиту нарушенных или оспоренных гражданских прав осуществляют в соответствии с подведомственностью дел, установленной процессуальным законодательством, суд, арбитражный или третейский.
Проблема процессуальной формы является одной из клю чевых, но и вместе с тем дискуссионных в процессуальной науке. В плоскости процессуальной формы проецируются основные характеристики современной правовой реальности, а именно: независимость судебной власти и ее утверждение в качестве самостоятельной ветви власти, адаптация судопроизводства к экономическому состоянию и уровню правовой культуры общества, соответствие современным технологиям, международная интеграция правовых систем и т.п.
Как значимая и актуальная категория, процессуальная форма нуждается в исследовании, систематизации и обобщении научных взглядов и положений с целью разработки целостной концепции цивилистической процессуальной формы. Существенное внимание этим проблемам уделяется в работах С.Ф. Афанасьева, Е.А. Борисовой, Т.А. Григорьевой, Н.А. Громошиной, Г.В. Дудниковой, О.В. Исаенковой, А.А. Латкина, Е.В. Михайловой, Е.И. Носыревой, А.А. Павлушиной, Т.В. Сахновой, Н.А. Рассахатской, И.В. Решетниковой, В.В. Яркова и ряда других авторов. Однако не все вопросы достаточно освещены в науке, а многие проблемы получают новое развитие в связи с принятием Концепции единого Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации.
Мнения ученых по поводу места процессуальной формы в структуре процессуально-правовой действительности весьма неоднозначны. В науке не только отсутствуют единые подходы к пониманию этого понятия, но и высказываются мысли о нецелесообразности использования указанной категории. Например, основатель одной из основных концепций процессуального права В.Н. Протасов приходит к выводу, о том, что процессуальная форма – это вчерашний день теории процесса и процедуры в целом, который поглотился разработкой общих для всех отраслей закономерностей о процессуальном механизме и его элементов.
Распространен взгляд на процессуальную форму как на совокупность нормативных правил. Существует также позиция признания процессуальной формы абстракцией, идеальной моделью процесса.
С подобными подходами нельзя согласиться, поскольку цивилистическая процессуальная форма не может быть отождествлена с нормами, правилами и другими категориями, предназначенными только для описания абстрактной модели судопроизводства. В таком случае форма не охватывает реальной деятельности субъектов судопроизводства. Между тем, общей тенденцией современного правоведения является перенесение акцентов в исследованиях с нормативных предписаний на практические действия. Особое значение имеет деятельность в сфере судебного процесса, поэтому ее исключение из понятия формы не является правильным. Форма – не только абстрактная модель, но и реальное ее воплощение в деятельности участников рассмотрения конкретных дел.
К комментируемым выше позициям приближается по своей сути и объяснение процессуальной формы через категорию «порядок» . Для такого подхода сохраняет значение замечание об игнорировании процессуальной деятельности. «Порядок», как и «правила», «нормы», указывает лишь на один из многих, причем весьма схематичный аспект всего того явления, которое охватывается категорией процессуальной формы. Он отражает лишь механистический момент последовательности, оставляя за пределами объема понятия полномочия, права и обязанности, используемые средства и полученные результаты, механизмы согласования участия различных субъектов и всю логику процесса, которая подразумевается процессуальной формой.
Представлен в литературе подход, который сводит процессуальную форму к совокупности процессуальных средств. При таком видении проблемы ряд существенных факторов остается вне объема рассматриваемого понятия. Поглощение процессуальной формы категорией процессуальных средств не может быть оправданным, приводя к игнорированию в таком случае целого ряда аспектов: полномочий суда и судебных актов, стадий, производств и т.п., которые не найдут себе места в этой системе. Неоправданное расширение содержания понятия «процессуальные средства» приводит к потере его традиционной функционально-целевой нагрузки. Спорными являются вопросы признания процессуальными средствами конструкций, в пределах которых реализуется деятельность основного участника процесса – суда. Поэтому процессуальная форма не может быть полноценно представлена в качестве совокупности процессуальных средств.
Отдельными авторами процессуальная форма связывается исключительно с деятельностью суда и не распространяется на деятельность других субъектов. Например, подобная позиция поддержана А. А. Добровольским. Однако не только суд, но и другие участники процесса действуют в рамках процессуальной формы, значительная часть предписаний которой адресована сторонам, представителям и другим субъектам. Невозможно представить себе процессуальную форму, которая бы охватывала поведение суда, не устанавливая правил для других участников судопроизводства. В некоторых случаях понятие процессуальной формы строится учеными исключительно относительно искового производства .
На современном этапе как гражданская, так и арбитражная процессуальная форма охватывают не только разрешение споров, но и другие функции суда (дела особого производства, о банкротстве, об оспаривании решений третейских судов и о выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов и т.д.). Поэтому определения, которые не включают всего разнообразия процессуальной деятельности, являются неполными.
На основании анализа изложенных выше и других выработанных в науке позиций можно придти к выводу, что определение понятия «цивилистическая процессуальная форма» должно учитывать как нормативный, так и деятельностный аспекты реализации, охватывать функционирование всех субъектов гражданского (арбитражного) процесса, распространяться на всю полноту цивилистической юрисдикции.
Таким образом, цель данной работы – рассмотреть разграничение компетенции между судами общей юрисдикции и арбитражными судами.
Для достижения данной цели были поставлены следующие задачи:
1. Рассмотреть компетенцию судов в системе цивилистического процесса;
2. Изучить проблемы разграничения компетенции арбитражных судов и судов общей юрисдикции.
Работа состоит из введения, 2 глав, заключения и списка использованной литературы.
Положения, выносимые на защиту.
1.Проблема разграничения компетенции между судами общей и арбитражной юрисдикции, уполномоченными законом на рассмотрение и разрешение однородных по своей сути гражданских дел, является одной из самых сложных в процессуальной теории и судебной практике. Между тем она требует адекватного разрешения посредством выработки теоретических и практических рекомендаций по совершенствованию законодательства и правильному применению норм процессуального права.
2. Подсудность является одним из требований, которое необходимо соблюдать заинтересованному лицу в случае обращения в суд за защитой нарушенного или оспариваемого права или охраняемого законом интереса. Данные положения не только взаимосвязаны, но и непосредственно имеют свое происхождение в конституционных нормах. Право на обращение в суд является составной частью права на судебную защиту, т.е. конституционные нормы реализуются в процессуальных нормах.
3. Основной проблемой инстанционной подсудности, по нашему мнению, является возможность выделения подсудности у коллегий и президиумов судов субъектов и Верховного Суда РФ. Во-первых, подсудность является свойством иска (заявления), но никак не структурной единиц суда, во-вторых, возвращение жалобы из-за отсутствия в ней указания на обращение именно в Судебную коллегию Верховного Суда РФ (в случае когда заявитель ограничился словами «Верховный Суд РФ») нарушает доступность правосудия, потому как законодатель до конца не предусмотрел разделение полномочий между коллегиями Верховного Суда РФ.
4. В ходе работы выявлена следующая проблема: отсутствие четкой законодательной концепции подсудности дел мировым судьям. В юридической литературе часто указывают, что мировые судьи разрешают простые, малозначительные дела . При этом какие-либо еще прилагательные, способные охарактеризовать абсолютно все дела, подсудные мировым судьям, не предлагаются. Однако, представляется, данное мнение нельзя признать корректным, так как оно попросту не выдерживает проверку фактами.
5. В работе предложены для обсуждения два возможных способа совер-шенствования юридических основ судебного нормоконтроля как вида административного судопроизводства, который необходим также с учетом больших масштабов в нашей стране муниципального правотворчества.

В АПК РФ на случай ошибки заявителя при совершении аналогичного процессуального действия не предусмотрена обязанность суда передать дело в суд первой инстанции. По мнению Высшего Арбитражного Суда РФ, в данном случае апелляционная жалоба на судебный акт, в том числе на определение суда первой инстанции, подлежит возвращению1. Если же апелляционная жалоба подана непосредственно в суд апелляционной инстанции после возбуждения в нем апелляционного производства по жалобе другого лица, то суд в целях соблюдения принципа процессуальной экономии решает вопрос о принятии этой жалобы к производству, не возвращая ее заявителю.
На первый взгляд это дополнение о возможности принятия жалобы к производству носит характер нового правила, однако теоретические представления о роли постановлений высших судебных инстанций позволяют предположить, что суд в данном случае все же истолковал АПК РФ с использованием «элементов расширительного характера».
ГЛАВА 2 ПРОБЛЕМЫ РАЗГРАНИЧЕНИЯ КОМПЕТЕНЦИИ АРБИТРАЖНЫХ СУДОВ И СУДОВ ОБЩЕЙ ЮРИСДИКЦИИ
2.1 Субъектный критерий разграничения компетенции между судами общей и арбитражной юрисдикции
Ч. 1 ст. 47 Конституции РФ гласит: «Никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом». В то же время, несмотря на довольно простые пра­вила, сформулированные в процессуальном законодательстве, не редко воз­никают проблемы при определении подсудности, которые, в конечном сче­те, препятствуют реализации конституционного права на судебную защиту. При этом очевидно, что больше всего уголовных, административных и гра­жданских дел приходятся на мировые и районные суды1. Именно поэтому мы предпримем попытку определить круг проблем, воз­никающих при разграничении подсудности между мировыми судьями и районными судами.
«Генеральная проблема»: отсутствие четкой законодательной концепции подсудности дел мировым судьям. В юридической литературе часто указывают, что мировые судьи разрешают простые, малозначитель­ные дела2. При этом какие-либо еще прилагательные, способные охарак­теризовать абсолютно все дела, подсудные мировым судьям, не предлагают­ся. Однако, представляется, данное мнение нельзя признать корректным, так как оно попросту не выдерживает проверку фактами.
Согласно п. 4 ч. 1 ст. 23 Гражданского процессуального кодекса РФ мировые судьи рассматривают дела, возникающие из семей­но-правовых отношений. Данная норма позволяет мировым судьям выно­сить решения, обязывающие выплачивать ежемесячно алименты в весьма значительном размере. Так, мировой судья судебного участка № 98 Хостинского района города Сочи решением от 10.02.2016 г. по делу № 2-14/2016 удовлетворил требования истца о взыскании 9655 рублей на содержание малолетнего ребенка вплоть до его совершеннолетия. Даже если в данном случае ребенку практически исполнилось 14 лет (возраст, когда он переста­нет быть малолетним), ответчику необходимо будет выплачивать указанную выше сумму на протяжении 4 лет. В конечном счете, ответчик выплатит не менее 463440 рублей. Думается, подобные дела нельзя отнести к категории малозначительных.
Заслуживает внимания и тот факт, что согласно п. 1 ч. 1 ст. 23 ГПК РФ мировой судья рассматривает в качестве суда первой инстанции дела о вы­даче судебного приказа. Поскольку нет никаких ограничений по сумме, на которую может быть выдан судебный приказ, нет и оснований говорить о малозначительности всех или хотя бы большинства таких дел.
В силу ч. 3 ст. 23 Кодекса об административных правонарушениях РФ ми­ровые судьи рассматривают целый ряд дел по правонару­шениям, наказанием за совершение которых является лишение права управле­ния транспортными средствами (ч. 7 ст. 12.9, ч. 3 ст. 12.10, ч. 3.1 ст. 12.16 и др.). Очевидно, что дело «о лишении прав» для тех категорий граждан, кото­рые имеют единственный источник дохода от деятельности, связанной с уп­равлением транспортного средства, является весьма значительным. Любое конкретное дело может иметь большое значение для конкретных лиц в отдельно взятой ситуации, и что ми­ровые судьи из всех дел рассматривают наименее значимые. Действительно, трудно поспорить с тем, что категория малозначительности весьма относи­тельна. Тем не менее, реалии современной жизни указывают на то, что «ли­шение прав» для большинства граждан куда более значительное наказание, чем штраф от 5000 до 10000 рублей, который вправе наложить лишь район­ный суд за совершение правонарушения, предусмотренного ст. 14.57 КоАП.
Для уголовных дел критерий малозначительности (если вообще уместно говорить о каких-либо «преступных делах» как о малозначительных), думает­ся, означает наименьшую общественную опасность. Однако и здесь законода­тель не избрал данный критерий в качестве универсального. Так, мировой судья судебного участка N 14 г. Липецка В. Нестеров считает странным, что к подсудности мировых судей отнесены дела по ст. 143 УК (нарушение правил охраны труда), но при этом статьи, предусматривающие нарушение специ­альных правил (части первые ст.ст. 215-217, ст. 219 УК), из их подсудности исключены. Такие примеры наталкивают его на мысль о том, что «критерий общественной опасности фактически не используется»1.
Касательно «простоты» дел, отнесенных к подсудности мирового судьи, стоит отметить, что в соответствии с ч. 1 ст. 31 Уголовно-процессуального кодекса РФ (УПК РФ) мировой судья разрешает, в том числе, дела по преступлениям, отнесенным к разделу VIII Уголовного Кодекса (далее - УК РФ), именуемого «Преступления в сфере экономики». В то же время, де­ла по «экономическим преступлениям» традиционно относят к одним из самых сложных уголовных дел2. Язева Е.Е. указывает, что «многие составы преступлений, не представляющие особой сложности в их рассмот­рении и особой общественной опасности, тем не менее, отнесены к подсуд­ности федеральных судов».
Нет прямой зависимости, на наш взгляд, между значительностью дела и его сложностью. Даже поверхностный анализ некоторого количества судеб­ных актов показывает, что дела, рассматриваемые районным судом и пред­ставляющие большую общественную значимость, порой не вызывают труд­ностей при отправлении правосудия, в то же время споры, разрешающиеся мировым судьей и являющиеся явно малозначительными (цена иска 10000­15000 рублей), иногда представляют огромную сложность для представите­лей правосудия.
Таким образом, мы видим, что все дела, которые процессуальное зако­нодательство относит к ведению мировых судей, нельзя однозначно при­знать малозначительными или наиболее простыми. В то же время, найти на основе действующего законодательства какой-либо другой объединяющий признак для всех дел, разрешаемых мировым судьей, не представляется воз­можным. Все это свидетельствует об отсутствии у законодателя четкой кон­цепции относительно разграничения компетенции мировых и районных судов. Это есть первейшая и самая важная проблема в сфере дифференциа­ции подсудности. Все остальные проблемы, рассматриваемые в данной ра­боте, следует расценивать как неизбежное следствие данной проблемы.
Частные проблемы. Одной из проблем разграничения подсудности между мировыми судьями и районными судами является проблема опреде­ления подсудности споров, возникающих из брачно-семейных отношений, затрагивающих детей. П. 2 и 4 ч. 1 ст. 23 ГПК РФ исключает из подсудности мирового судьи так называемые «споры о детях». При этом в действующем законодательстве не содержится ни исчерпывающего перечня, ни признаков таких споров. В литературе бытует мнение, что суды отождествляют поня­тия «споры о детях» и «споры, связанные с воспитанием детей» и в этой связи руководствуются п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 мая 1998 г. «О применении судами законодательства при разрешении споров, связанных с воспитанием детей», где дается открытый перечень спо­ров, связанных с воспитанием детей1. Однако это не вполне соответству­ет действительности. Так, совсем недавно Ивановский областной суд в од­ном из своих определений указал, что иск о снятии запрета на ограничение права выезда несовершеннолетнего за пределы Российской Федерации не относится к спорам о воспитании детей, однако фактически признал, что данный спор относится к спорам о детях2. Казалось бы, термин «спор о детях» введен законодателем умышленно как наиболее широкий, охваты­вающий все споры, затрагивающие детей. Однако это также не соответству­ет действительности: практика свидетельствует о том, что споры об алиментах на содержание детей рассматриваются не как «споры о детях». Таким образом, не имея никаких законодательных уточнений относительно термина «спор о детях» и учитывая огромное разнообразие семейных споров, затрагивающих детей, представляется затруднительным четко определить подсудность того или иного спора. Необходимо внести изменения в ст. 23 ГПК РФ, изменив формулировку «споры о детях» и дополнив статью критериями таких дел.
Н.А. Бату­рина указывает, что сегодня практика настолько разнородна, что единообра­зие в вопросе определения подсудности порой отсутствует даже в рамках одного суда1. Решение данной проблемы видится в качественной разработке и введении в отечественное гражданское законодательство инсти­тута соседского права (данный институт довольно давно существует не толь­ко в развитых европейских правопорядках, но и странах СНГ)2. При этом необходимо концептуально определиться с подсудностью «сосед­ских споров».
Еще одной проблемой в исследуемой в настоящей работе сфере являет­ся определение подсудности споров о компенсации морального вреда. Тре­бование о компенсации морального вреда в том случае, если оно не являет­ся производным от требований имущественного характера, подсудно рай­онному суду независимо от размера таких требований (ст. 23 и 24 ГПК РФ). В то же время Верховный Суд РФ в Обзоре судебной практики за I квартал 2002 г. указал, что «если требование о компенсации морального вреда производно от имущественного требования, когда это допускается законом (на­пример, по делам о защите прав потребителей), то такие дела подсудны ми­ровым судьям». Здесь дело даже не в том, что судебный орган в данном об­зоре выступил в роли правотворца и создал новое процессуальное правило совершенно в отрыве от законодательства (в ГПК РСФСР, действовавшем на тот момент, нет ни одной нормы, которая бы устанавливала такой крите­рий подсудности, и более того, высказанная Верховным Судом позиция противоречит и ст. 113 ГПК РСФСР и ч. 3 ст. 23 ГПК РФ). Выраженная в таком виде позиция Верховного Суда создает практическую трудность оп­ределения подсудности для требования о компенсации морального вреда. Не вполне понятно, какой суд должен рассматривать требования о компен­сации морального вреда, если такое требование хоть и производно от требо­ваний имущественного характера, но было подано отдельно от основного требования.
Все вышеуказанные частные проблемы относятся к подсудности граж­данских дел. Это не случайно. Законодатель при создании УПК РФ, КоАП РФ и недавно введенного в действие Кодекса административного судопро­изводства (КАС РФ) подошел к вопросу разграничения подсудности в высшей степени формально: ст. 31 УПК РФ указывает, что мировому су­дье подсудны уголовные дела о преступлениях, за совершение которых мак­симальное наказание не превышает трех лет лишения свободы. Исключение составляют дела по статьям, которые строго перечислены. Ст. 17.1 КАС РФ также содержит прямое четкое указание на то, что мировой судья рассмат­ривает заявления только о вынесении судебного приказа по требованиям о взыскании обязательных платежей и санкций. Ст. 23.1 КоАП РФ вовсе дает перечень статей, дела по которым подсудны мировому судье. Конечно, все­гда острым будет являться вопрос квалификации того или иного деяния. От верной квалификации зависит и подсудность дела. Однако, думается, этот вопрос лежит в плоскости материального права. Наша же проблема лежит в плоскости процессуального права. При этом неверно считать, что проблем разграничения подсудности между мировыми судьями и районными судами по уголовным и административным делам не существует. Отсутствие кон­цепции разграничения подсудности приводит, на наш взгляд, к ущемлению права на справедливое судебное разбирательство, закрепленного в ст. 6 Ев­ропейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (в частно­сти, если районный суд рассматривает дело об административном правона­рушении, максимальным наказанием за которое является штраф 10000 руб­лей, было бы справедливо, если бы районный суд рассматривал дела «о ли­шении прав».
Приведен не закрытый перечень частных проблем раз­граничения подсудности между мировыми судьями и районными судами. Однако данные проблемы, имея большую распространенность, хорошо по­казывают суть генеральной проблемы: отсутствия четкой законодательной концепции подсудности дел мировым судьям. Представляется, если бы в процессуальном законодательстве или в законодательстве о мировых судьях ясно прослеживалась суть существования мировой юстиции в России (тем более плюсы существования данного судебного звена очевидны, осталось лишь четко определить их на законодательном уровне или на уровне актов аутентичного толкования), то возможно и на практике было бы меньше про­блем при отнесении того или иного дела к компетенции мирового судьи1.
В ранее существовавшем в Российской Федерации уголовно-процессуальном законодательстве в качестве субъективного критерия, влияющего на правила подсудности и, соответственно, на право человека на рассмотрение его дела конкретным судом, также был заявлен такой признак, как психическое нездо­ровье.
Многие теоретики полагали, что мировые судьи не могут являться субъекта­ми, применяющими меры уголовного принуждения к лицам с психическими заболе­ваниями, и предлагали вернуться к ранее существовавшей редакции ст.440 УПК РФ.
О.Б. Порцева указывала, что уголовные дела о применении принудительных мер медицинского характера по первой инстанции должны рассматриваться феде­ральными судьями2.
Л.Г. Татьянина, разделявшую данную точку зрения, поясняла: «У мировых судей отсутствует специализация, они рассматривают дела незначительной и сред­ней тяжести, которые не представляют особой сложности. Организация их работы предполагает рассмотрение в едином потоке уголовных, гражданских, администра­тивных дел, что не позволяет говорить о глубокой специальной подготовке мировых судей. Представляется, что они не должны рассматривать данную категорию уго­ловных дел, так как не обладают достаточной квалификацией в области психологии и психиатрии, не специализируются на работе с указанными лицами»3.
Некоторые выражали иное мнение. В.Н. Курченко полагал, что «дела о при­менении принудительных мер медицинского характера рассматриваются составом суда, установленным ст. 30 УПК РФ. По делам данной категории подсудность дел не может нарушаться, она определяется преступлением, под признаки которого подпадает совершенное деяние в соответствии с положениями ст. 31 УПК РФ»4.
На практике, несмотря на внесенные в законодательство изменения, право человека на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, реализовывалось не всегда, потому как уголовные дела за­частую продолжали рассматриваться судьями районных судов.
Например, согласно справке по результатам обобщения судебной практики по применению, прекращению, изменению и продлению применения принудитель­ных мер медицинского характера судами Московской области за первое полугодие 2010 года, в первом полугодии 2010 года судами Московской области было рас­смотрено 180 уголовных дел о применении принудительных мер медицинского ха­рактера: из них 166 - рассмотрены федеральными судьями, 14 - мировыми. В справке по вопросу подсудности таких дел указано следующее: «В соответствии с частью 3 статьи 433 УПК РФ производство о применении принудительных мер ме­дицинского характера осуществляется в порядке, установленном Уголовно-процессуальным Кодексом РФ, с изъятиями, предусмотренными главой 51 УПК РФ. Глава 51 УПК не предусматривает каких-либо исключений при решении вопроса о подсудности. Большинство судей области обоснованно полагают, что уголовные дела о применении принудительных мер медицинского характера в отношении лиц, совершивших запрещенные уголовным законом деяния, указанные в части 1 ст. 31 УПК РФ, подсудны мировому судье. Однако проверка дел показала, что ряд судей полагают, что применение принудительных мер медицинского характера отнесено к исключительной компетенции федеральных судей городских и районных судов. Так, Видновским городским судом в нарушении правил подсудности было рассмотрено уголовное дело в отношении Телебы С.М., совершившей в состоянии невменяемо­сти общественно опасное деяние, содержащее признаки преступления, предусмот­ренного ст.ст. 30 ч.3 - 159 ч.1 УК РФ (кассационное определение № 22-6434). Балашихинский городской суд в противоречии с положениями ст. 31 УПК РФ принял к рассмотрению уголовное дело в отношении Кознева А.Н., совершившего деяние, подпадающее под признаки ст. 167 ч.1 УК РФ (постановление от 15 июля 2010 года). Аналогичная ошибка была допущена Коломенским городским судом по делу Бычко­ва А.В., совершившего общественно опасное деяние, предусмотренное ст. 118 ч.1 УК РФ (дело № 1-227/10)»1.
Постановлением Куженерского районного суда Республики Марий Эл от 30 июля 2010 года Иванов А.В. был освобожден от уголовной ответственности за со­вершение запрещенного уголовным законом деяния, предусмотренного ст. 158 ч. 1 УК РФ, и в отношении него применена принудительная мера медицинского характе­ра в виде принудительного лечения в психиатрическом стационаре специализиро­ванного типа. Кассационным определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Республики Марий Эл от 20 сентября 2010 года постановление Куженерского районного суда от 30 июля 2010 года в отношении Иванова А.В. ос­тавлено без изменения. При этом в кассационном определении указано, что нару­шений норм уголовно-процессуального закона не допущено2.
В связи с этим, Верховный Суд РФ счел необходимым принять Постановле­ние Пленума Верховного Суда РФ от 07 апреля 2011 года № 6 «О практике приме­нения судами принудительных мер медицинского характера» и в пункте 5 четко обозначить следующее: «Подсудность дел о применении принудительных мер ме­дицинского характера определяется по общим правилам подсудности уголовных дел, установленным в статье 31 УПК РФ»3.
Таким образом, в настоящее время право человека и гражданина на рас­смотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, не разграничивается в зависимости от психических характеристик лично­сти. Такое положение вещей видится правильным, обоснованным и способствую­щим соблюдению важных правовых принципов (гуманизма, уважения чести и дос­тоинства личности и других).
Сегодня, несмотря на существование единых правил подсудности, установ­ленных статьей 31УПК РФ и существование представленного выше положения п.5 Постановления, в судебной практике, бывают случаи нарушения правил подсудно­сти, а именно примеры рассмотрения судьями районных судов уголовных дел о применении принудительных мер медицинского характера, подсудных мировым судьям.
30 апреля 2013 года Харабалинским районным судом Астраханской области были рассмотрены материалы уголовного дела в отношении Куанова Н., совер­шившего общественно-опасное деяние, предусмотренное ч.1 ст. 119 УК РФ. Со­гласно постановлению от 30 апреля 2013 года, уголовное дело в отношении Куано­ва Н. прекращено, в применении к нему принудительных мер медицинского харак­тера отказано. При этом Куанову Н. разъяснено, что постановление может быть об­жаловано в апелляционном порядке в Астраханский областной суд через Харабалинский районный суд Астраханской области1.