Вход

Социальное прогнозирование в творчестве Замятина

Рекомендуемая категория для самостоятельной подготовки:
Дипломная работа*
Код 370213
Дата создания 08 апреля 2013
Страниц 89
Мы сможем обработать ваш заказ (!) 29 марта в 12:00 [мск]
Файлы будут доступны для скачивания только после обработки заказа.
4 610руб.
КУПИТЬ

Содержание

Введение
Глава 1. Теоретически основы изучения творчества Е. Замятина
1.1 Особенности творчества Е. Замятина
1.2 Жанр антиутопии. Антиутопия в творчестве Е. Замятина
1.3 Особенности индивидуального стиля Е. Замятина
Глава 2. Социальное прогнозирование в творчестве Е. Замятина
2.1 Проблемы, затрагиваемые в творчестве Е. Замятина
2.2 Социальная значимость произведений Е. Замятина
2.3 Модель современного общества в произведениях Е. Замятина
2.4 Пути решения социальных проблем, которые предлагает Е. Замятин в своих произведениях
Заключение
Список литературы

Введение

Социальное прогнозирование в творчестве Замятина

Фрагмент работы для ознакомления

Человек, лишенный права на имя, на эмоции, на индивидуальность, старается не отличаться от других, однако главный герой нумер Д-503 постепенно начинает осознавать, что он не совсем такой как все. Это начинается с мелочей: однажды на прогулке он замечает, что у него, волосатые руки. Он считает это признаком дикости, однако автор произведения дает читателю таким образом понять, что как раз этот герой еще не полностью утратил чувства, человеческие инстинкты. Замечая свое отличие от других, сначала стыдясь его, Д-503 делает первый шаг к индивидуальности: он начинает писать дневник. Причем, если в начале дневника он четко заявляет: «Я лишь попытаюсь записать то, что вижу, что думаю – точнее, что мы думаем», то в продолжении повествования все больше места уделяется индивидуальным эмоциям – страху, беспокойству, влюбленности.
Все чаще Д-503 задается вопросом: кто же счастливее – «желтоглазый» древний человек, «в своей нелепой грязной куче листьев, в своей невычисленной жизни», или он, носитель алгебраического счастья? Герой больше не гордится тем, что он «такой же как все», он задается вопросами «Кто я? какой я?».
Толчком к прозрению главного героя является любовь, которая заставляет Д-503 ощутить всю жестокость Единого Государства. Однако любовь Д-503 разоблачают, а поскольку это чувство недопустимо для винтика в государственной машине, его подвергают Великой Операции: удаляют фантазию. Бунт одиночки становится основанием для всеобщей кампании по истреблению фантазии. Фантазия – «лихорадка, которая гонит вас бежать все дальше – хотя бы это «дальше» начиналось там, где кончается счастье»,- внушает Государственная Газета.
«Мы» – это не нация, не социальная группа, не какое-либо объединение людей, это слившееся в общем марше человечество, одинаково одетое, одинаково мыслящее и чувствующее, наконец, одинаково счастливое, члены которого отличаются друг от друга только номерами. Жители Единого Государства слепо подчиняется приказам, не задумываясь о ценности человеческой жизни. Так, например, в романе есть эпизод, когда во время запуска «Интеграла» погибает нескольку «нумеров», но что такое гибель десяти людей для огромной нации, идущей к своей великой цели: При первом ходе (= выстреле) под дулом двигателя оказался с десяток зазевавшихся нумеров из нашего эллинга – от них ровно ничего не осталось, кроме каких-то крошек и сажи. С гордостью записываю здесь, что ритм нашей работы не споткнулся от этого ни на секунду, никто не вздрогнул; и мы, и наши станки – продолжали свое прямолинейное и круговое движение все с той же точностью, как будто бы ничего не случилось. Десять нумеров – это едва ли одна стомиллионная часть массы Единого Государства, при практических расчетах – это бесконечно малая третьего порядка. Арифметически-безграмотную жалость знали только древние: нам она смешна».
Фантастичны общество прозрачных стен, гигантская сверхмощная космическая машина «Интеграл», невиданные чудеса техники будущего. Реальны человеческие характеры и судьбы, их мысли и чувства, не заслоняемые волей верховного правителя - Благодетеля. Этот художественный сплав создает «эффект присутствия», делает повествование увлекательным и ярким.
В связи с особенностями метода следует обратить внимание на стиль Замятина. Прежде всего это ироническая и подчас сатирическая окраска монологов главного героя, обнажающая авторское отношение к ним. Вот рассуждения Д-503 об «отсталых» предках: «Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыболовство (у нас есть точные данные, что они знали все это) и не суметь дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства». К этому надо добавить особую динамику повествования: в романе много чисто кинематографических приемов изображения (достаточно вспомнить уже процитированную сцену «машинного балета»). Динамизм стиля соответствует процессу модернизации, индустриализации, которым была охвачена страна, пережившая социальную революцию. Такой стиль позволяет запечатлеть жизнь в ее движении, развитии, дает возможность развернуть картины будущего в напряженной динамике будней Единого Государства.
Своеобразие замятинской стилистики наложило отпечаток и на отбор языковых средств в повествовании. Обращает на себя внимание обилие научно-технических терминов: касательная асимптота, фнолектор, нумератор, поршневый шток и тому подобное. Все это как нельзя лучше передает атмосферу, царящую в технократическом обществе, лишенном подлинных представлений о прекрасном. Вспомним рассуждения Д-503 в 12-й записи: «Я думал: как могло случиться, что древним не бросалась в глаза нелепость их литературы и поэзии. Огромнейшая великолепная сила художественного слова тратилась совершенно зря. Просто смешно: всякий писал, о чем ему вздумается. Так же смешно и нелепо, как то, что море у древних круглые сутки билось о берег, и заключенные в волнах миллионы килограммометров уходили только на подогревание чувств у влюбленных». Герой-рассказчик постоянно что-то доказывает, обосновывает, разъясняет самому себе, будучи абсолютно уверенным в высшей гармонии нового времени. Отсюда - множество риторических эмоциональных конструкций, делающих монологи живыми и полемичными. В итоге, несмотря на ложность многих рассуждений главного героя, все время ощущаешь его живым человеком, несчастным в своей слепой вере в чудеса тоталитарного прогресса («Сердце во мне билось - огромное, и с каждым ударом оно выхлестывало такую буйную, горячую, такую радостную волну»). Проснувшееся в безымянном «нумере» поэтическое начало создает резкий контраст с неподвижным миром техники: «Я - один. Вечер. Легкий туман. Небо задернуто молочно-золотистой тканью, если бы знать, что там - выше?» Таким образом, язык и стиль романа тесно связаны с его проблематикой и образной системой.
Наблюдения над текстом романа-антиутопии приводят к выводу и о высоких художественных достоинствах произведения. Кроме того, язык и сама проблематика романа воспринимаются сегодня не менее остро, нежели в двадцатые годы. К сожалению, многие догадки и фантазии Замятина стали в нашей истории суровой реальностью: это и культ личности, и пресловутые “свободные выборы”, и всемогущий и страшный Архипелаг ГУЛАГ, и заключенный Щ-854 из повести А. Солженицына “Один день Ивана Денисовича Сегодня мы много спорим о судьбе России, о возможных путях реформ, о нужности или ненужности “железной руки” в управлении государством. В этом смысле роман Замятина был и остается книгой-предостережением, весомым аргументом в современной борьбе идей. Читая “Мы”, понимаешь, как важно уметь разглядеть за громкими лозунгами и красивыми посулами сущность происходящего в обществе. Важно всегда и везде оставаться личностью, не следовать сомнительным “веяниям времени”, оставлять за собой право сомневаться. В этом смысле фантастика Замятина для нас есть и остается реальностью сегодняшнего во многом “пронумерованного мира”.
Значение Замятина в формировании молодой русской литературы первых лет советского периода - огромно. Им был организован в Петрограде, в Доме Искусств, класс художественной прозы. В этой литературной студии, под влиянием Замятина , объединилась, и сформировалась писательская группа "Серапионовых братьев": Лев Лунц, Михаил Слонимский, Николай Никитин, Всеволод Иванов, Михаил Зощенко, а также - косвенно - Борис Пильняк,
Константин Федин и Исаак Бабель. Евгений Замятин был неутомим и превратил Дом Искусств в своего рода литературную академию. Количество лекций прочитанных Замятиным в своем классе, лекций, сопровождавшихся чтением произведений "Серапионовых братьев" и взаимным обсуждением литературных проблем, и, разумеется, - прежде всего, - проблем литературной формы, - было неисчислимо. К сожалению, текст замятинских "Лекций по технике художественной прозы", который уцелел, несмотря на истекшие годы, не был до сих пор, за некоторым исключением, нигде опубликован. Приведем несколько заглавий из этого цикла: "Современная русская литература", "Психология творчества", "Сюжет и фабула", "О языке", "Инструментовка", "О ритме в прозе", "О стиле ", "Расстановка слов", "Островитяне" (пример), "Чехов", "Футуризм"... Искуснейше написанное Замятиным "Сказание об Иноке Еразме" можно было бы принять за произведение протопопа Аввакума. Язык Замятина - всегда замятинский, но, в то же время, всегда разный. В этом - особенность и богатство Замятина как писателя. Для него язык есть форма выражения, и эта форма определяет и уточняет содержание. Если Замятин пишет о мужиках, о деревне, он пишет мужицким языком. Если Замятин пишет о мелких городских буржуях, он пишет языком канцелярского писаря или бакалейщика. Если он пишет об иностранцах ("Островитяне", "Ловец человеков"), он пользуется свойствами и даже недостатками переводного стиля, его фонетики, его конструкции - в качестве руководящей мелодии повествования. Если Замятин пишет о полете на Луну, он пишет языком ученого астронома, инженера, или - языком математических формул. Но во всех случаях язык Замятина, порывающий с русской литературной традицией, остается очень образным и, вместе с тем, сдержанным, проверенным в каждом выражении. Язык осовеченной деревни мы слышали, например, в рассказе "Слово предоставляется товарищу Чурыгину", написанном в 1926 году и опубликованном впервые в альманахе "Круг", в Москве, в 1927 году. Замятин в этом рассказе отсутствует: рассказ написан прямой речью мужика Чурыгина и обнаруживает чрезвычайно тонкий слух Замятина к языку своего избранника - оратора.
Наиболее любопытным являлось то, что эту форму своего языка Замятин обернул именно против математичности, против организованности, против "железной логики" точных наук. Будучи инженером-кораблестроителем, то есть человеком, привыкшим к общению с миром непогрешимых, заранее предначертанных схем, он не страдал, однако, «детской болезнью» обожествления схематики, и поэтому Замятину становилось все труднее жить в условиях советского режима, построенного на «плановости» и рационализации. По существу, вина Замятина по отношению к советскому режиму заключалась только в том, что он не бил в казенный барабан, не «равнялся», очертя голову, но продолжал самостоятельно мыслить и не считал нужным это скрывать. Замятин утверждал, что человеческую жизнь, жизнь человечества нельзя искусственно перестраивать по программам и чертежам, как трансатлантический пароход, потому что в человеке, кроме его материальных, физических свойств и потребностей, имеется еще иррациональное начало, не поддающееся ни точной дозировке, ни точному учету, вследствие чего, рано или поздно, схемы и чертежи окажутся взорванными, что история человечества доказывала множество раз.
Глава 2. Социальное прогнозирование в творчестве Е. Замятина
2.1 Проблемы, затрагиваемые в творчестве Е. Замятина
А.М. Зверев писал: “Судьба Евгения Замятина вполне подтвердила неписаный, но, кажется, обязательный закон, который властвует над творцами антиутопий: сначала их побивают каменьями, потом (чаще всего посмертно) принимаются чтить как провидцев”.
На примере Замятина прекрасно подтверждается истина, что талант и ум, как бы ни был ими одарен писатель, недостаточны, если потерян контакт с эпохой, если изменило внутреннее чутье, и художник или мыслитель чувствуют себя среди современности пассажирами на корабле, либо туристами, враждебно и неприветливо озирающимися вокруг.
"Уездным" Замятин в 1913 году сразу поставил себя в разряд крупных художников и мастеров слова. "Уездное" - наша царская дореволюционная провинция, с обывателем сонным, спокойным, плодущим, серьезным, домовитым, богомольным. Уездное хорошо знакомо читателю и лично, и по художественным несравненным образцам классиков, начиная от Гоголя и кончая Горьким. Не раз встречались в этих вещах и герань душистая, и фикусы, и злые цепные собаки, и сонная одурь, и оголтелость, и навозный уют, и заборная психология. Тем не менее "Уездное" Замятина читается с живейшим вниманием и интересом. Уже тогда Замятин определился как исключительный словопоклонник и словесный мастер. Язык - свеж, оригинален, точен. Отчасти это - народный сказ, разумеется, стилизованный и модернизированный, - отчасти - простая разговорная провинциальная речь пригородов, посадов, растеряевых улиц. Из этого сплава у Замятина получилось свое, индивидуальное. Непосредственность и эпичность сказа осложнилась ироническим и сатирическим настроением автора; его сказ не-спроста, он только по внешности прямодушен у автора; на самом деле тут все - "с подсидцем", со скрытой насмешкой, ухмылкой и ехидством. Оттого эпичность сказа выветривается и вещь живет и вдвигается в современное и злободневное. Провинциализм языка облагорожен, продуман. Больше всего он служит яркости, свежести и образности, обогащая язык словами не примелькавшимися, не замызганными - как будто перед вами только что отчеканенные монеты, а не стертые, тусклые, долго ходившие по рукам. Большая строгость и экономия. Ничего не пускается на ветер; все пригнано друг к другу, никаких срывов. Повесть с точки зрения формы - как монолит, из одного куска. Словопоклонничество не перешло еще границ, как случилось это с некоторыми вещами у Замятина позднее. Нет перегруженности, излишней манерности, игры словами, литературного щегольства и жонглерства. Читается легко, без напряжения, что отнюдь не мешает цепкости содержания. Уже здесь сказалось высокое умение художника одним штрихом, мазком врезать образ в память. [Воронин, c.34]
В "Островитянах" и в "Ловце человеков" - сатира на английскую буржуазную жизнь, едкая, острая, эффектная, отделанная до мелочей, до скрупулезности. Но чем более вчитываешься и в повесть и в рассказ, тем сильнее крепнет впечатление, что захвачена не гуща жизни, не недра ее, а ее поверхность. Филигранная работа производится художником, в сущности, над легковесным материалом. Тут мелочи британской жизни; правда, эти мелочи доводят человека до плахи, но это не меняет дела. Омеханизированная жизнь по расписанию, поблескивающие пенснэ миссис Дьюли, джентльмэны со вставными зубами, мать Кембла, леди Кембл - "каркас в старом, сломанном ветром, зонтике" со своей чопорностью и извивающимися, как черви, губами, проповеди о насильственном спасении, посещение храмов, фарисейство, шпионаж, английская толпа, требующая казни, и казнь - прекрасно, хорошо, умно, талантливо, - но очень похоже на рассказы побывавших за границей Андрей Ивановичей о мещанских нравах добродетельных швейцарских хозяек, приходящих в ужас при виде мужских галош, забытых на ночь у комнаты русской эмигрантки. Занимательны и интересны они, и может случиться, что какой-нибудь Андрей Иванович через галоши эти попадет в тюрьму, там натворит еще что-нибудь неподобающее, его повесят или посадят на электрический стул. Все же преподносить подобные казусы в виде итоговых художественных обобщений маловато и недостаточно. Да еще в наши дни, после войны, во время социальных сильнейших катаклизм. В Англии, как и повсюду - не одна, а две нации, два народа, две расы, и тот, кто этого не понимает, и тот, кто глазами одной нации хоть на минуту в наше время не сумеет посмотреть на другую нацию, взвесить ее и оценить, - никогда не прощупает подлинных недр общественной жизни, ее глубочайших противоречий, ее "сути". А Замятин смотрит глазами адвоката О'Келли, кокотки Диди, отчасти Кембла, и у него в помине нет тех, других глаз, без которых теперь - ни шагу. О'Келли и Диди - "потрясователи основ" благонамеренной английской жизни. Основы "потрясоваются" в гостиной почтенного викария, за обедом у леди Кембл - О'Келли явился к обеду в визитке, предпочтение отдавал виски, а не ликеру, и затеял разговор об Оскаре Уайльде, - в цирке в комнате Диди и пр. Точь-в-точь, как русский эмигрант "потрясовает" основы в прихожей цюрихской хозяйки, оставляя по забывчивости галоши. Сдается, что другие глаза другой нации в Англии, с верфей, с каменноугольных копей, заметили бы что-нибудь посерьезнее и посущественнее, да и выводы сделали бы поосновательнее. [Воронин, c.39]
Можно возразить, что тут писателем употреблен особый художественный прием: мелочами, их несоизмеримостью с кровавой развязкой как бы подчеркивается нестерпимое удушье обстановки, в коей находятся аборигены Лондона и Джесмонда. Но в том-то и дело, что здесь не художественный только прием, а нечто более глубокое, интимное, связанное с художественным "credo" Замятина корнями крепкими и неразрывными. По художественному миросозерцанию автора, в мире - две силы: одна, стремящаяся к покою, другая, вечно бунтующая, динамическая. В ненапечатанном последнем фантастическом романе "Мы" одна из героинь говорит: "Две силы в мире: энтропия и энергия. Одна - к блаженному покою, к счастливому равновесию, другая - к разрушению равновесия, к мучительно-бесконечному движению". "Уездное", "Алатырь", "На куличках" - это равновесие, энтропия. Но и здесь действует хотя бы в искаженном виде другая противоборствующая сила: Тимошка, нелепые фантазмы Кости и других алатырцев, Маруся, Сеня в рассказе "Непутевый" - вечный студент, пьянчуга, легкомысленный, безалаберный, разбрасывающийся, веселое и беспардонное житье которого кончается на баррикадах. В рассказе "Кряжи" эта буйная сила заставляет долго итти друг против друга Ивана и Марью, они "кряжи", а в кряжах должно быть это тугое, упругое, своенравное, непутевое. Все напечатанные Замятиным вещи - в этом мы убедимся еще больше ниже - символизируют борьбу этих двух начал. И Замятин с этой точки зрения безусловно символист, поставивший себе цель одеждами живой жизни одеть законы физики и химии. Аналитическим путем добытые результаты он пытается синтезировать как художник. Оттого и стиль его таков: живой народный сказ, модернизированная разговорная речь и квадратность образов: четырехугольный, квадратный, прямой, утюжный и т. д.
Две силы ведут нескончаемую борьбу: но одна - сила инерции, традиции, покоя, равновесия - тяжелыми пластами придавила другую, разрушающую, - как земная кора, облегающая и сковывающая расплавленную огненную стихию. Покой, равновесие - в сонном "Уездном", в жизни Краггсов, четы Дьюли. Только в известные редкие миги открываются клапаны, разрывается кора и тогда, как лава из вулкана, бьет буйная подземная сила разрушения. Обычно же - царит застывшее, оцепеневшее, омертвевшее. Только такие моменты ценны и полновесны. О них рассказывает главным образом Замятин. Это - ось его художественного творчества. [Воронин, c.40]
За всем тем и "Островитяне", и "Ловец человеков" остаются мастерскими художественными памфлетами, несмотря на их ограниченное значение. Как и "Уездное", "На куличках", "Алатырь", лондонские вещи писателя останутся в литературе. Нужно еще помнить, что "Островитяне" вышли из печати, когда многие из братьев-писателей, почитавшие себя хранителями заветов старой русской литературы, узрели в викариях Дьюли и мистерах Краггсах носителей человечности и гуманности, прогресса и иных добродетелей не в пример злокозненным большевикам. Замятин впоследствии не удержался на своей благородной, истинно и единственно по-настоящему "бунтарской" позиции, но об этом речь ниже. [Воронин, c.42]
известные критики 20-х годов (в лице наиболее значительных представителей) словно продублировали воссоздаваемую в романе ситуацию. Отклики на роман приняли характер превращенной формы: «Мы» оценивался не за то, что в нем есть (актуальный смысл), а за то, что в нем якобы не реализовалось.
Так, по А.Воронскому, замятинский памфлет относится не к коммунизму, «а к государственному, бисмарковскому, реакционному, рихтеровскому социализму». То есть памфлет «бьет мимо цели». А раз так, то и разговор о том, в какой степени писатель уловил потенциальную возможность превращения «коммунизма» в тоталитарную машину, не имеет смысла. Однако отметим, что А.Воронский мужественно признал, что с «художественной стороны роман прекрасен». Анализ романа оборачивается парадоксом: «художественно прекрасен», но «бьет мимо цели» [1]. А преодолевалась эта парадоксальность по образцу, предложенному героем романа «Мы», - «сознательным фанатизмом»; использую удачную характеристику Г.Белой [2].

Список литературы

. Александрова В. Вступительная статья// Замятин Е. Мы. Нью-Йорк, 1952. С.I-XIII.
2. Андреев Ю.А. Революция и литература. Л., 1969.
3. Барахов В.С. Литературный портрет (истоки, поэтика, жанр). Л., 1985.
4. Басинский П. Логика гуманизма (об истоках трагедии Максима Горького)// Вопросы литературы. 1991. N 2. С.129-154.
5. Бердяев Н.А. Литературное направление и "социальный заказ" (к вопросу о религиозном смысле искусства)// Бердяев Н.А. О русских классиках. М., 1993. С.324-335.
6. Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского// Бердяев Н.А. О русских классиках. М., 1993. С.186-196.
7. Бердяев Н.А. Русская идея// О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. С.43-271.
8. Бердяев Н.А. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности. М., 1990.
9. Бирюкова И.В. Публицистика Евгения Замятина: содержательные особенности и стилистическое своеобразие// Вестник Московского Университета. Серия 10. Журналистика. 1996. N 3. С.17-29.
10. Бондаренко В. Евгений Замятин и советский период русской литературы// Замятин Е. Лица. New-York, 1967. С.285-308.
11. Б.П. Публицистика// Краткий словарь иностранных слов. Под ред. Локшиной С.М. М., 1987. С.408.
12. Б.П. Публицистика// Введение в литературоведение. М., 1988. С.145.
13. Б.П. От издательства// Замятин Е. Лица. Нью-Йорк, 1955. С.7-11.
14. Б.П. Замятин// Русские писатели. Библиографический словарь. Под ред.Николаева П.А. М., 1990. С.317-320.
15. Б.П. Гуманизм// Философский словарь. Под ред. Фролова И.Т. М., 1991. С.99.
16. Б.П. Гуманизм// Философский энциклопедический словарь. Под ред. Ильичева Л.Ф., Федосеева П.Н. и др. М., 1983. С.130.
17. Б.П. Личность// Малая Советская Энциклопедия. Под ред. Введенского Б.А. М., 1959. Т.5. С.652.
18. Б.П. Еретик// Словарь русского языка в 4-х томах. Под ред. Евгеньевой А.П. М., 1985. Т.1. С.466.
19. Б.П. Замятин// Большая Советская энциклопедия. М., 1933. Т.26. С.155.
20. Б.П. Мемуары// Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.217.
21. Воронский А. Литературно-критические статьи. М., 1963.
22. Галушкин Ю.А. Вечный отрицатель и бунтарь Е.Замятин - литературный критик// Литературное обозрение. 1988. N 2. С.98-100.
23. Голдт Р. Мнимая и истинная критика западной цивилизации в творчестве Е.И.Замятина. Наблюдения над цензурными искажениями пьесы "Атилла"// Russian Studies. Ежеквартальник русской филологии и культуры. 1996. Т.II. N 2. С.322-350.
24. Горчева А.Ю. Детские лагеря ОГПУ и НКВД и пресса// Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. 1993. N 4. С.13-23.
25. Давыдова Т.Т. Евгений Замятин. М., 1991.
26. Давыдова Т.Т. и Тюрин А.Н. "...Я человек негнущийся и своевольный. Таким и останусь". Письма Е.И. Замятина разным адресатам// Новый мир. 1996. N 10. С. 136-155.
27. Дикушина Н.И. Введение// Очерки истории русской советской журналистики. М., 1966. Т.1. (1917-1932). С.73-74.
28. Долгополов Л. Андрей Белый и его роман "Петербург". Л., 1988.
29. Егоров Б.Ф. О мастерстве литературной критики. Жанры. Композиция. Стиль. Л., 1980. С.193-202.
30. Замалеев А.Ф., Осипов И.Д. Русская политология: обзор основных направлений. СПб., 1994.
31. Каретников А. Портреты// Смена. 1990. N 4. С.20-22.
32. Кашин А. Художник и человек// Замятин Е. Сочинения. Мюнхен, 1970. Т.1. С.5-21.
33. Корбюзье, Ле. К Архитектуре// Корбюзье Л. Архитектура XX века. М., 1970.
34. Коряков М. Лица и Хари// Замятин Е. Лица. Нью-Йорк, 1967. С.1-11.
35. Мальмстад Д. и Флейшман Л. Из биографии Замятина (по новым материалам)// Stanford Slavic Studies. 1987. Vol.1. Р.103-151.
36. Михайлов О. Гроссмейстер литературы// Замятин Е. Мы. М., 1990. С.5-26.
37. Михайлов О. Замятин// Краткая литературная энциклопедия. М., 1964. С.246.
38. Михайлов О. Замятин// Большая советская энциклопедия. М., 1972. Т.5. С.273.
39. Перельмутер В.Г. От составителя// Ходасевич В. Колеблемый треножник. Избранное. М., 1991. С.7-8.
40. Примочкина Н. Максим Горький и Евгений Замятин (к истории литературных взаимоотношений)// Русская литература. 1987. N 4. С.148-160.
41. Путилова Е.О. История критики советской детской литературы. 1929-1936 гг. Л., 1975.
42. Ремизов А. Стоять - негасимую свечу. Памяти Евгения Ивановича Замятина// Наше наследие. 1989. N 1. С.117-119.
43. Салайчикова Я. Евгений Замятин и культура Запада// Studia Rossica Posnaniensia. 1995. zeszyt XXVI. С.65-73.
44. Скороспелова Е. Верность себе// Замятин Е. Избранное. Кишинев, 1989. С.628-634.
45. Стрижев А. И землю пашут пулеметами. О публицистике Евгения Замятина// Литературная учеба. 1990. N 3. С.72-73.
46. Федин К. Горький среди нас. Картины литературной жизни. М., 1967. С.78.
47. Федотов Г.П. Правда побежденных// Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов. Под ред. Замалеева А.Ф. СПб., С.202.
48. Филиппов Б. Литературная публицистика Замятина// Замятин Е. Сочинения. Мюнхен, 1988. Т.4. С.5-10.
49. Флейшман Л. Джозеф Фримен и Борис Пильняк// Stanford Slavic Studies. 1987. Vol.5. Р.158-190.
50. Черепахов М.С. Проблемы теории публицистики. М., 1973.
51. Шайтанов И. "...Но Русь была одна..."// Замятин Е. Мы. Романы, повести, рассказы, сказки. М., 1989. С.3-21.
52. Чудакова М.О. Еретик, или матрос на мачте// Замятин Е. Сочинения. М., 1988. С.625-648.
53. Шишкина Л.И. Литературная судьба Евгения Замятина. СПб., 1992.

Очень похожие работы
Пожалуйста, внимательно изучайте содержание и фрагменты работы. Деньги за приобретённые готовые работы по причине несоответствия данной работы вашим требованиям или её уникальности не возвращаются.
* Категория работы носит оценочный характер в соответствии с качественными и количественными параметрами предоставляемого материала. Данный материал ни целиком, ни любая из его частей не является готовым научным трудом, выпускной квалификационной работой, научным докладом или иной работой, предусмотренной государственной системой научной аттестации или необходимой для прохождения промежуточной или итоговой аттестации. Данный материал представляет собой субъективный результат обработки, структурирования и форматирования собранной его автором информации и предназначен, прежде всего, для использования в качестве источника для самостоятельной подготовки работы указанной тематики.
bmt: 0.0053
© Рефератбанк, 2002 - 2024