Исторический портрет Ивана Диомидовича Попко: просветителя и краеведа Северного Кавказа

В работе рассматривается личность Ивана Диомидовича Попко, известного дореволюционного просветителя и общественного деятеля Северного Кавказа и Кубани. ...

Содержание

Введение……………………………………………………………………3

Глава I. Становление личности Ивана Диомидовича Попко……………8

Глава II. Общественно-просветительская деятельность И.Д. Попко….13
2.1 И.Д. Попко - создатель первых краеведческих музеев на Северном
Кавказе…………………………………………………………………….13
2.2 И.Д. Попко как предводитель дворянства Ставропольской
губернии, Кубанской и Терской областей (1876 - 1893 гг.)……………19

Глава III. Научно-публицистическая деятельность И.Д. Попко……….22
3.1 И.Д. Попко - исследователь истории черноморского казачества.....22
3.2 История адыгов в сочинениях И.Д. Попко………………………….40
3.3 И.Д. Попко - исследователь истории терского казачества…………42

Заключение…………………………………………………………………48

Примечания…………………………………………………………………50

Список использованных источников и литературы……………………..60

Введение

Для современной исторической науки характерно усиление интере¬са к жанру персоналий, сочетающегося с возрастающим стремлением отойти от раннее догматических классовых оценок общественно-политических деятелей, ученых и мыслителей. Пересматриваются традиционные в со¬ветской историографии точки зрения, возвращаются многие забытые, а порой просто игнорируемые личности. В полной мере сказанное можно отнести к Ивану Диомидовичу Попко (1819 - 1893).
В последнее время имя этого маститого ученого, просветителя довольно часто встречается на страницах местных периодических изда¬ний, в научных статьях, в учебной и справочной литературе. Анализом его общественной деятельности и научного нас¬ледия занимаются исследователи не только Кубани, но и северокавказского регионального пространства. С творчеством Ивана Диомидовича Попко знакомятся при изучении краеведческих тем школьники и студенты. Переизданная в 1998 г. его книга «Черноморские казаки в их гражданском и военном быту» пополнила личные библиотеки всех интересующихся отечественной историей.
Сегодня внимание привлекает не только огромное научное, лите¬ратурное и публицистическое наследие И.Д. Попко, этот человек ин¬тересен как личность оригинальным мировосприятием, активной граж¬данской позицией, непростой биографией.
Исходя из постоянного интереса к личности И.Д. Попко и его творческому наследию, более тщательное рассмотрение всех аспектов его жизни будет актуально и востребовано как северокавказским обществом, так и российским в целом.
Целью данной работы является изучение жизненного пути И.Д. Попко и анализ его многогранной деятельности на благо России.
Для наиболее полного раскрытия темы исследования нам необходимо поставить конкретные задачи:
- рассмотреть факторы, повлиявшие на его становление как личности;
- проследить эволюцию его взглядов и убеждений;
- выявить и обработать материал по данной проблематике;
- раскрыть просветительскую и общественную деятельность.
Методологической основой работы являются важнейшие принципы исторического познания – историзм и объективность. Кроме того, использовались историко-сравнительный и историко-системный методы.
Историографический обзор исследования. Иван Диомидович Попко принадлежит к тому числу людей, которые еще при жизни были удостоены благожелательного внимания со стороны рецензентов и критиков. Увлекаясь историей родного черноморского казачества и будучи одним из образованных людей своего времени, И.Д. Попко в середине 50-х гг. XIX века написал несколько статей и заметок [1], однако успех и известность ему принесла книга «Черноморские казаки в их гражданском и военном быту»[2]. Одним из первых, на книгу провинциального казачьего офицера откликнулся авторитетный русский историк Н.И. Костомаров, который отметил «живость рассказа, изобилие фактического материала, новизну работы» [3].
Спустя время, при рассмотрении вопросов колонизации Северного Кавказа, Н.Л. Каменев анализирует деятельность И.Д. Попко в бытность его командиром Псекупского полка [4]. Достаточно теплый отклик в дореволюционной отечественной историографии нашла следующая крупная работа И.Д. Попко «Терские казаки со стародавних времен» [5]. Об этом свидетельствуют рецензии В.С. Иконникова и Н. Краснова [6].
Интерес к личности И.Д. Попко не угасал и после его смерти, С.В. Фарфоровский в своих работах раскрывает ранее неизвестные биографические факты, а также освещает его литературную деятельность [7]. Наиболее подробно и полно жизнь и деятельность И.Д. Попко проанализированы в работах известного кубанского краеведа и библиографа Б.М. Городецкого [8]. В целом можно отметить, что в дореволюционной отечественной историографии в основном отражена литературная деятельность И.Д. Попко, оставляя без анализа многие аспекты его многогранной деятельности.
В историографии советского периода имя царского казачьего генерала не могло претендовать на достойное внимание со стороны исследователей. Тем не менее, М.О. Косвен и Н.Г. Волкова подчеркнули вклад И.Д. Попко в развитии этнографии и музейного дела на Северном Кавказе [9].
Наиболее полно и всесторонне деятельность И.Д. Попко находит освещение в историографии постсоветского периода. Одной из первых к этой теме обратилась известная кубанская исследовательница Г.Н. Шевченко, попытавшись в своем историко-биографическом очерке дать целостную панораму жизни Ивана Диомидовича Попко [10]. В своих дальнейших исследованиях Г.Н. Шевченко неоднократно возвращалась к личности И.Д. Попко [11], но особого внимания заслуживает био-библиографический очерк, написанный в соавторстве с В.Б. Виноградовым и вышедший в серии «Российские исследователи Кавказа» [12].
В контексте анализа деятельности кубанского дворянства в работах С.Г. Александрова и А.И. Слуцкого показана и личность его предводителя в период 1876 - 1893 гг. И.Д. Попко [13]. Подробный анализ жизненного пути заслуженного кубанского краеведа и общественного деятеля И.Д. Попко содержится в очерке одного из уважаемых и авторитетных кубанских историков Б. А. Трехбратова [14]. Своеобразным показателем роли и места И.Д. Попко в развитии регионального исторического пространства являются научно-практические конференции организованные в его честь, где наряду с работами, посвященными непосредственно ему, представлены и современные достижения северокавказских историков [15].
Несомненный интерес представляет работа известного российского кавказоведа В. Б. Виноградова «Исторические взгляды И. Д. Попки в системе представлений об истоках гребенского казачества» [16]. Рас-сматривая взгляды Ивана Диомидовича, анали¬зируя критику в его адрес, В. Б. Виноградов вскрывает вненаучные причины неприятия исто¬риками казачества версии о самостоятельном формировании гребенцов выходцами из Червлё¬ного Яра, видя их в политическом заказе «гене¬ралов Дона» на искусственное «конструирова¬ние» приоритетной роли донских понизовцев в истории казачьих войск. Учитывая появившиеся в последние десятилетия глубокие и лишённые идеологических оков исследования, В. Б. Виноградов приходит к следующим выводам: 1) гипотеза И. Д. Попко не опровергнута, напротив, новейшие сопоставле¬ния многих дополнительных данных её поддер¬живают; 2) труд Попко до сего дня стимулирует изучение терско-гребенского казачества.
Рассмотрение «рязанской версии» Попко про¬должает Е. И. Нарожный [17]. Он подвергает анализу разнообразные письмен¬ные свидетельства, сопоставляя их с материала¬ми археологических разведок в дельте Терека. Положив в основу интерпретации материалов гипотезы И. Д. Попки и предположения А. А. Шенникова, автор не только обосновывает возможность появления червлёноярцев в низовь¬ях Терека в конце 80-х годов ХV века, но и пред¬лагает реконструкцию начального периода исто¬рии их поселений на этой территории.
Н. Г. Шевченко характеризует Попко как видного исследователя воинской ис¬тории, первооткрывателя кубанского аспекта этой темы [18].
Исследуя истоки знаний и особого творческого метода И. Д. Попко как этнографа, А. И. Федина обращается к жизненному пути учё¬ного, приводит редкие архивные материалы и труднодоступные свидетельства, опубликован¬ные в периодической печати второй половины XIX в. [19]. Отдавая дань научной ценно¬сти работ Попки, прибегнувшего к комплексному подходу, автор особо под¬чёркивает их публицистичность и «кинематогра¬фичность», которые и сегодня позволяют читате¬лю почувствовать себя непосредственным свиде¬телем описываемого.
В. К. Чумаченко, анализируя ли¬тературное творчество И. Д. Попки, приходит к признанию значительности его вклада в создание нового для российской литературы регионально¬го героя - казака Кубани, одновременно указы¬вая на определённую преемственность этого об¬раза эстетическим идеалам, сформированным украинскими классиками, такими как И. П. Котляревский и Т. Г. Шевченко [20]. Интересны и убедительны размышления В. К. Чумаченко о возможном авторстве одного из произведений, приписываемых И. Д. Попке, открывающие возможности для всестороннего познания личности историка - государственника и патриота.
В работах трёх видных исследователей из Ар¬мавира и Краснодара - Н. Н. Великой [21], С. А. Головановой [22], А. Н. Малукало [23] раскрывается та сфера деятельности Ивана Диомидовича, в которой его интересы ис¬торика казачества тесно переплетались с дея¬тельным служением казачьему сообществу. Привлекая значительные архивные материалы, авто¬ры поднимают ряд малоизученных аспектов со¬циальной истории Кубани.
А. И. Слуцкий в заключительной статье первого раздела обращается к библиотеке Ивана Диомидовича, не только подчёркивая вклад владельца в формирование книжной куль¬туры Кубани, но и обращая внимание на потен¬циал этого своеобразного источника сведений об обстоятельствах личной судьбы Попки [24].
В целом можно сказать, что, несмотря на то, что многие отечественные историки обращались к теме нашего исследования, она требует дальнейших историографических изысканий.
Территориальные рамки работы охватывают территорию Кубани, Северного Кавказа, где протекала деятельность И.Д. Попко.
Хронологические рамки. Хронологические рамки исследования определены нами в соответствии с замыслом данной научной работы – от рождения и ранних лет И.Д. Попко до его смерти (1819-1893 гг.).
Структура работы состоит из введения, трех глав, пяти параграфов, заключения, примечаний, списка использованных источников и литературы.

Таким образом, осуществилась давнишняя мечта И.Д. Попко приступить к написанию истории всех казачьих войск Кавказского края, для чего необходимо было иметь свобод­ное время и материальное обеспечение.
Но на практике все оказалось значительно сложнее. Не успел он, как следует войти в тему, как последовало избрание его в октябре 1875 г. ставропольским губернским предводи­телем дворянства. В 1876 г. император Александр II вследствие ходатайства наместника утвердил Попко в звании директора Ставропольского губернского попечительного о тюрьмах ко­митета. Затем последовали выборы его на должность миро­вого судьи Ставропольского округа и Т.д., и Т.п. Все эти многочисленные поручения не могли не отвлекать кубанско­го историка от его трудов по написанию истории казачьих войск. К тому же русско-турецкая война 1877-1878 гг. заста­вила его совсем прекратить начатую работу и отправиться в действующую армию на Кавказский фронт. Тем не менее, обещание было выполнено и в 1880 г. в Санкт-Петербурге вышла его книга «Терские казаки со стародавних времен. Ис­торический очерк. Вып. 1. Гребенское войско». Само загла­вие книги свидетельствовало о том, что ее автор планировал продолжить работу над избранной темой и выпустить в свет новые монографии.
Но судьба распорядилась иначе. В 1893 г. он тяжело заболел раком желудка, был перевезен в Харьков для опера­ции, где и умер 30 августа 1893 г. Некрологи о его смерти опубликовали многие центральные и региональные периодические издания. Утром 4 сентября сек­ретарь Ставропольского депутатского собрания Плеханов выехал с телом усопшего из Харькова в Ставрополь. 8 сен­тября состоялся вынос тела из дома покойного в Казанский кафедральный собор, а на следующий день он был похоронен на Воробьевском кладбище. Могила его, к сожалению, утра­чена. Но в благодарной памяти кубанцев и всех, кто его близко знал, он остался воином-защитником Отечества, про­светителем, одним из основоположников региональной исто­рико-этнографической науки.
3.2 История адыгов в сочинениях И.Д. Попко
Важной проблемой в творчестве И.Д. Попко была исто­рия адыгов, их быт, образ жизни, менталитет и пр. Его сужде­ния о коренных жителях Закубанья не всегда глубоки, более того, они противоречивы и непоследовательны. С одной сто­роны, в адыгах он видит «хищников», «дикарей», «дышащих разбоем» и «охотнее проливающих кровь, чем пот». Здесь его впечатления созвучны наблюдениям А.А. Бестужева-Марлинского, так же считавшего, что горцы Северного Кавказа «боль­ше любят ружье, чем заступ». У адыгов, писал Попко, нет общественной организации в виде государственной власти, жить и воровать для них одно и тоже [97]. Но важно то, что черноморский историк, еще не знакомый с теорией стадиального общественного развития, тем не менее, объяснял наличие воровства у адыгов, «как у спартанцев», как раз уровнем их общественного развития». С включением горцев в состав России он видел перспективы их гражданственности и переход с «векового проселка на боль­шую дорогу цивилизации» [98].
Рассматривая вопрос о религиозности адыгов, Попко, в частности, отмечал слабую приверженность шапсугов к исла­му. При этом он считал, что не нормы Корана заставляли адыгов подниматься на борьбу против неверных, то есть рус­ских, а «чувство чести и жажда славы, - одушевляли черкес­ского уорка на битвы и опасности» [99].
И.Д. Попко ценил в горцах дар слова, талант ораторов и храбрость воинов, употребляя такие выражения, как «соколиный налет черкес». Особенно высоко он отзывался о вооружении и боевых качествах горской ка­валерии в статье «Пешие казаки», называя ее «лучшей в мире легкой конницей» [100]. Адыгское дворянство грозно выезжало против черноморских казаков, отмечал Попко, «в блестящих кольчугах, с добрым оружием и на прекрасных лошадях арабско-персидской крови». Следуя беспристрастно­сти и объективности, казачий историк признавал, что «с пер­вого раза казачья конница должна была уступить коннице черкесской и потом никогда уже не была в состоянии взять над ней преимущество, ни даже поравняться с нею».
Причины обострения взаимоотношений между черно­морскими казаками и закубанскими народами историк объяс­нял достаточно упрощенно. Не вдаваясь в анализ геополити­ческого положения адыгов и внутреннего состояния их обще­ства, а также внешнеполитических планов России и западных стран с союзной им Турцией, он объяснял ухудшение этих взаимоотношений кознями Османской империи. «Черкесы, ­писал автор «Темрюка, - сначала для нас добрые, а впослед­ствии уступившие подстреканиям анапских пашей, пошли хищнической войной против нашей Кубанской линии» [101].
Перспективы совместного проживания адыгов под ски­петром российского императора виделись Попко оптимистич­ными, так как он смотрел на этот раз на них не как на «ди­карей», «хищников», «лентяев» и «разбойников», а как на людей, способных к разным отраслям деятельности: судоход­ству, торговле, скотоводству и главное - земледелию. «Кто наблюдал их на меновых дворах, - писал он, - тот не решится приписать им, во-первых, неспособность к судоходству, во­ вторых, лень и другие вялые свойства народов мухаммеданс­кого Востока; тот, напротив, признает в них народ, в высшей степени бодрый и годный для промышленного труда» [102]. Он считал, что после сложения закубанскими народами оружия «из них выйдет народ работящий, смышленый, пред­приимчивый и промышленный. В их натуре, - подчеркивал Иван Диомидович, - есть природные задатки для этих качеств; нужно только указать им исход и направление» [103]. При этом он, правда, оговаривался, считая, что у России имелись основательные причины считать черкесов хищника­ми, имея в виду бывшие в реальной жизни, не спровоцирован­ные русскими нападения горцев на черноморские селения, угон скота и самих жителей в рабство. Но не забудем, писал И.Д. Попко, что адыги - народ земледельческий, населяющий пло­дороднейшие равнины, способные прокормить огромное на­селение.
Историк вскользь касался вопроса об общественном ус­тройстве адыгов и отмечал, что они всегда были народом вооруженным, так как еще не создали государства. «В поли­тическом обществе, - писал он, - народ охраняется воору­женной силой, заключенной в одном сословии: вне политического общества, эта сила разлагается на все остальные лич­ности». И далее, снова возвращаясь к занятиям горцев, под­черкивал: «черкесский народ, нося оружие, пахал землю и занимался мирными промыслами» [104].
Подводя общий итог своих изысканий об адыгах, Попка заключал, что «это не апология черкес, не панегирик им. Всего меньше могли бы они ожидать панегирика от пограничного с ними казака ... Но все это высказано по крайнему чувству беспристрастия...» [105]. Личное долголетнее участие в боевых действиях Кавказской войны не очерствило души и не ожесточило характера Попко, что и позволило ему объектив­но описать быт, обычаи и нравы адыгов.
3.3 И.Д. Попко - исследователь истории терского казачества
Малоизвестным фактом биографии прославленного кубанского историка является то, что, будучи потомком запорожского казака, «числился он по Терскому войску» [106]. Между тем, именно он в существенной мере объясняет столь знаменитое отступление от традиционной «черноморской» казачьей тематики, каким является один из двух капитальных трудов И. Д. Попко - «Терские казаки со стародавних времен» [107]. Непревзойденный библиограф Кубани Б. М. Городецкий справедливо отмечал в начале нашего столетия: «...В этом сочинении, представляющем огромную ценность, Попка поставил свою задачу довольно широко. Следя за появлением казачества в крае с первых моментов знакомства его с Предкавказьем, он обращает внимание на политические и религиозные причины его постоянного заселения русскими. Он следит за колонизационным движением и развитием здесь русского населения, а также за отношением к нему в среде донских раскольников: он обращает внимание на военный и домашний быт казаков на Кавказе и останавливается довольно подробно на истории развития раскола в гребенском войске.
Далее автор касается экономического и военного быта, постепенного уничтожения старинного самоуправления, нравственного состояния края и народного образования. В конце книги имеются приложения, в виде различных архивных документов и нескольких старинных песен...» [108].
Научную значимость и широкую популярность (далеко, впрочем, неоднозначную) этого труда И. Д. Попко невозможно переоценить. Не случайно, И. Л. Омельченко автор новейшего монографического исследования о терских казаках - пишет так: «Яркая по своему содержанию военно-казачья романтика И. Попко и В. А. Потто, их известная, идеализация служебных и бытовых отношений в станице оказали большое влияние на историографическую науку, и нашли последователей среди историков Терского казачества. Их концепция являлась теоретической основой и отправным началом в работах таких исследователей, как П. Юдин, Ф. Г. Чернозубов, Ф. Ф. Пономарев, М. А. Караулов, Г. Ткачев, С. И. Писарев и др., собравших, в целом, большой фактический материал из архивных и литературных источников, воспоминаний казаков и офицеров казачьих войск, путешественников и записок русских чиновников, проживающих на Северном Кавказе» [109].
Справедливости ради подчеркнем, что и в советское время книга И. Д. Попко - обязательный атрибут историографии и исследований вcex без исключения специалистов, по истории терского и гребенского казачества (В. С. Гальцев, А. В. Фадеев, Н. П. Грищенко, М. С. Тотоев, Л. Б. Заседателева, Д. С. Васильев и др.). Она не теряет своей актуальности до сего дня, не раз открывая современным авторам новые перспективы казачьей истории. .
В данном конкретном случае ограничимся лишь одним примером выдающейся значимости.
Как и прежде, так и сегодня в неустойчивых спорах продолжают сталкиваться две основные версии происхождения гребенских казаков ­корневого пласта пребывания русских в широком ареале бассейна реки Терек [110]. Наиболее распространена в литературе та, которая считает гребенских казаков "дочерним" ответвлением от донского казачества, производным от него. По другой гипотезе, - гребенцы формировались своим собственным путем и в основе их лежали переселенцы из самых разных областей "внутренней" и окраинной России, смешавшиеся с кавказскими народами. Отсюда представления о том, что корни гребенского казачества таятся, в частности, и в Рязанской земле, откуда ­де и пришли в бассейн Терека первые переселенцы, заложившие основу гребенцам.
Среди сторонников этой - второй версии есть и те, кто дополняет ее мнением, что уже к приходу таких пepеселeнцев в предгорьях исторической Чечено-Ингyшетии и в соседних областях находились разрозненные, но весьма активные "вкрапления" в местную среду славянского населения потомков "бродников", которые в XIII - ХV веках формировались за счет русских и других беглецов из золотоордынской неволи. Эти соображения находят как сторонников, так и оппонентов, что, естественно на сегодняшнем уровне изученности проблемы [111]. Поэтому и приобретает особый интерес недавняя книга А. А. Шенникова «Червленный Яр. Исследования по истории и географии Среднего Подонья в XIV - XVI веках» [112], побуждающая вновь вспомнить об И. Д. Попко.
Для каждого, хоть немного знакомого с историей гpeбeнских казаков, уже само название книги протягивает ниточку раздумий: "Червленный Яр" - это местность в междуречье Дона и Хопpа, южная округа Рязанщины. А станица Червленная - прославленнейшая гребенская станица, чьи сторожильческие казачьи роды сохраняли не только четкие воспоминания о стародавнем "дружестве" и родстве с горцами-вайнахами, но и какие-то отголоски преданий о первоначальном "исходе" предков именно из "Червленного Яра", "Червленных гор" на Верхнем Дону.
И вот тут-то следует знать, что версия давнего "преемствования" населения Червленной от жителей "Червленного Яра" была развернуто представлена и вынесена на обсуждение именно в книге Ивана Диомидовича Попко. В ней, в частности, содержится изложение предания, записанного в 1830-х годах, согласно которому первоначальное ядро гpебенских казаков составило не нижнедонское казачество, чьи представители явились на Терек, как принято считать, в 1580-хгодах, а "рязанские казаки из волости Червленный Яр" на Хопре, переселившиеся в 1520 - 1530-х годах, в царствование московского Ивана III.
Информация И. Д. Попко тут же повлекла острую дискуссию между историками донского и северокавказского казачества. Полемика велась так резко, что дело дошло до прямых обвинений И. Попко в фальсификации источника.
Однако А. А. Шенников впервые проанализировал сами обстоятельства появления рукописи, использованной И. Попко, равно как и условия публикации ее изложения и затем весьма странного ее исчезновения после смерти казачьего исследователя. При этом выяснилась достаточно сложная политическая подоплека дела. С одной стороны, запись предания была сделана каким-то сосланным на Северный Кавказ и вскоре погибшим там профессором Виленского университета: судя по всему, образованный поляк был участником известного восстания 1830 ­- 1831 гг. В связи с этим, у автора книги появились серьезные основания предполагать, что полной публикации этого текста с указанием условий его записей и имени зафиксировавшего человека воспрепятствовала цензура. И. Попко был, вероятно вынужден считаться с этим, "засекретив" в своем изложении ценный и пугающий своей "нестандартностью" источник.
С другой стороны, публикация этого рассказа-предания подрывала версии верноподданных донских новочеркасских генералов-атаманов Донского войска, изучавших и пропагандировавших историю донского казачества с позиции абсолютного приоритета "низовых" (наиболее богатых и консервативных по своим воззрениям) донских казаков как в зарождении, так и в дальнейшей истории всех русских казачьих войск вообще. Эти гегемонистические версии оправдывали претензии генералов Дона на руководящую роль над всем казачеством. Вполне резонно, что обвинения И. Попко в фальсификации являются, по крайней мере, необъективными.
Между прочим, существование на Хопре казачьего городка Червленый Яр, впервые упомянутого в изложении И. Попко, подтверждено опубликованными в последствии документами. Да и уж слишком неприкрыта заинтересованность ''критиков'' не в поисках сложной истины, а в огульной дискредитации оригинальной версии И. Попко, которая в книге А. А. Шенникова получает весьма серьезные apryмeнты.
В качестве косвенного довода в пользу излагаемых построений может служить мнение авторитетного и исключительно самостоятельно мыслившего ученого Л. Н. Гумилева, который будучи близко знаком с исторической обстановкой на берегах Терека, выступил первым, кто высказался по существу труда А. А. Шенникова [113].
Историк и географ полностью согласился с построениями А. А. Шенникова, дополнив их своим собственным пониманием исторической ситуации тех времен: «А. А. Шенников выявляет в изложении И. Попко ряд несообразностей, ее отмеченных критиками. Например; червленоярцы не могли, собственно, называться "рязанскими казаками" (так как таковые были служилыми, а не вольными людьми, что резко ограничивало свободу выбора их перемещений). А главное, переселение червленоярцев не могло произойти в 1520 - 1530 годах, оно явно неверно датировано. Привлекая и сопоставляя многие дополнительные данные, автор выясняет, что ошибки И. Попко объясняются некритическим использованием некоторых исторических сочинений, прежде всего Д. Илловайского и С. М. Соловьева, и показывает, что описанные события могли произойти, по-видимому, и действительно произошли не в 1520­-1530-хгодах, а скорее всего в 1480 - 1490-х годах». Переселились в Восточное Предкавказье не все червленоярцы, а только их часть, которая и стала с середины XVI века активно пополняться теми представителями угнетенного русского крестьянства, которые бежали на окраины государства, ища спасения от усиления феодального гнета.
Это служит еще одним доказательством того, что более чем вековой труд И. Д. Попко до сего дня стимулирует оригинальные и перспективные исследования в русле изучения терского казачества, переживающего ныне трудные времена. Его справедливо оценивают как "первую специальную работу по истории вольного казачества на Тереке" [114].
Заключение

В своем исследовании мы предприняли попытку создания исторического портрета одного из видных представителей кубанского дореволюционного общества – Ивана Диомидовича Попко. Несмотря на большой отрезок времени, который разделяет нас и эпоху И.Д.Попко, его личность и судьба привлекают современных исследователей.
Сделав анализа широкого круга литературных источников, мы пришли к выводу, что формирование личностных параметров его характера происходит в детские и юношеские годы, и во многом связанно с казачьим происхождением и воспитанием Ивана Диомидовича Попко. Этот фактор впоследствии сыграл не последнюю роль в научных интересах и пристрастиях казачьего историка.
Вся жизнь И.Д. Попко тесно была связана с историей Черноморского, а затем Кубанского казачьих войск. Пройдя путь от рядового до генерал-майора, он знал нелегкую казачью судьбу изнутри, посвятив военному служению Родине более 50-ти лет. Был награжден семью орденами и шестью медалями. Нес службу на кордонных линиях, принял участие в Крымской войне 1853-1856 гг. и русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Кроме того, можно сказать, что во многом благодаря военной службе, он имел доступ к материалам и архивным источникам по истории казачества, что предопределило объективность и достоверность его исследований.
Имея в своем активе большое количество публикаций, главное внимание в своем творчестве уделил истории казачьих войск Северного Кавказа и их взаимоотношениям с местными народами. Знаковым событием в его судьбе было написание и опубликование книги «Черноморские казаки в их гражданском и военном быту», благодаря которой он обрел признание и известность, как среди рядовых читателей, так и маститых историков. В дальнейшем, сконцентрировавшись на изучении северокавказского казачества, он представит на суд читателя книгу «Терские казаки со стародавних времен», также получившую положительные отзывы и рецензии.
Помимо военной и научной деятельности, Иван Диомидович Попко находил время и на общественную работу. Долгие годы он был бессменным предводителем кубанского и ставропольского дворянства, проявляя заботу о развитии социокультурной сферы нашего региона.
Таким образом, подвергнув критике, широкий круг источников, опираясь на собственные умозаключения, мы пришли к выводу, что Иван Диомидович Попко внес достойный вклад в развитие кубанской земли и является достойным представителем дореволюционного кубанского общества, одним из лучших сынов кубанского казачества.
Примечания
1.Попко И.Д. Закубанские воры. Из записок пластуна // Русский инвалид. - 1855. - № 72; Помандруйко. Пластуны // Ставропольские губернские ведомости. - 1855.- № 13-15; Помандруко. Некоторые сведения о Черноморском казачьем войске // Русский инвалид. - 1857. - № 192.
2. Попко И.Д.Черноморские казаки в их гражданском и военном быту: Очерки края, общества, вооруженной силы и службы, в рассказах с эпилогом, картой и рисунками с натуры: В 2-х ч. - СПб., 1858.
3. Костомаров Н.И. Черноморские казаки. Сочинение Ив.Попки // Основа. - 1861. - Август. - С.1-8.
4.Каменев Н.Л. Несколько слов о колонизации Западного Кавказа вообще и Псекупского полка в особенности // Кубанские ведомости - 1867. - № 39.
5. Попко И.Д. Терские казаки со стародавних времен. Исторический очерк. Вып.1. Гребенское войско. - СПб., 1880.
6.Иконикова В.С. Отзыв на книгу И.Д. Попко Терские казаки со стародавних времен. Исторический очерк. Вып.1. Гребенское войско. - СПб., 1880 // Русская старина. - 1881. - № 7. - С.1; Краснов Н. О книге И.Д. Попко «Терские казаки со стародавних времен». Вып.1. Гребенское войско // Военный сборник. - 1881. - № 1.- С.1-7.
7.Фарфоровский С.В. Биографические сведения о И.Д. Попко // Русский архив. - 1910. - № 1. - С.93-95; Он же. Литературная деятельность И.Д. Попко // Труды Ставропольской ученой архивной комиссии. Вып.2. - Ставрополь, 1910.