Кавказская война: причины и предпосылки.

В работе рассматривается комплекс причин и предпосылок, которые привели в итоге к разгоранию Кавказской войны. ...

Содержание

Введение.
Глава 1. Особенности социально-экономического, политического и идеологического развития горцев Северного Кавказа в начале 19 в. как предпосылка начала Кавказкой войны.
§ 1. Развитие феодальных отношений горцев Северо-восточного Кавказа, как причина Кавказской войны.
§ 2. Роль набеговой экспансии в развязывании Кавказкой
войны.
§ 3.Утверждение ислама как предпосылка Кавказкой войны.

Глава II. Деятельность России на Северном Кавказе в начале XIX в. в свете причин Кавказкой войны.
§1.Влияние присоединения Грузии к России на изменение характера Российской политики на Северном Кавказе.
§ 2. Влияние на местную обстановку начала распространения Россией в регионе военно-административных порядков.
Заключение.
Примечания.
Список используемой литературы.

Введение

На пути к современной цивилизации горцы Большого Кавказа пережили немало драматически страниц этой эпохи, которая известна науке как героическая. Расставаясь с родовой организацией общественной жизни и совершая решающую для их исторических судеб революцию, горские племена , объединённые в «вольные» общества, в XIX в. изумили Россию и Европу не только героизмом, кровью и разрушениями, но и созданием в небывало короткие сроки нового общества, его ранней формы государственной организации. Это был первый крупно масштабный шаг к новому общественному порядку, занявшему у азиатских и европейских народов столетия. Шаг этот предпринимался, несмотря на то, что, на пути к новому укладу жизни стояла Россия, к тому времени ставшая сверхдержавой. Трагической кульминацией революционного преобра зования «вольных» обществ явилась для горцев Кавказская война, длившаяся более полувека. В свете настоящих событий на Северном Кавказе тема Кавказской войны, и прежде всего причин и предпосылок так как именно в них заложены корни конфликтов в северо-кавказском регионе. Всё это делает актуальным изучение причин и предпосылок Кавказской войны.
Целью нашей работы, прежде всего, является комплексное исследование и анализ причин и предпосылок Кавказской войны.
Обозначенной цели подчинены следующие задачи исследования:
- проанализировать проблемы периодизации;
- уделить больше внимание проблемным, малоизученным моментам;
- выявить особенности социально-экономического, политического развития горцев как предпосылки начала Кавказской войны;
- осветить роль утверждения ислама как предпосылки Кавказской войны;
Очень легко выносить вердикты в адрес ушедших поколений и исторических деятелей с высоты нашего времени и общественного сознания, нежели понять, почему ход истории был таким, а не другим. Понять это можно лишь исследовав всю совокупность исторических сведений, отразивших изучаемое нами событие, включая общее и особенное, объективное и субъективное, причинно-следственные связи и последствия.
Начало научного исследования не могло обойтись без рассмотрения источников – периодики дореволюционного времени таких как – Кубанские областные ведомости [1] и журнала Кавказ [2]- статья из которого дала возможность почерпнуть немаловажные сведения о зависимых сословиях в горском населении Кубанской области.
Представления о событиях предшествующих Кавказской войне были бы не достаточно детальными без государственных документов и записок полномочных лиц [3].
Немаловажное значение имеют и свидетельства очевидцев. Например – «Сказание очевидца о Шамиле». - Гаджи-Али[4].
Изучение политики России на Кавказе начали русские дореволюционные историки: Леонтович Ф.И. своими исследованиями оказал неоценимую помощь для более глубокого представления традиций, обычаев и законов горских народов[5]. Услар П.- дал представления о нравах и складе жизни в письменных произведениях горцев[6]. А так же историк Дубровин Н.Ф.[7]. Собрав громадный фактический материал, эти историки пытались осмыслить движение России на Кавказ и впервые показали геополитические аспекты проблемы – то, к чему отечественные учёные вновь начинают обращаться в последнее время. Дореволюционные авторы справедливо указывали на то, что в XVI-XVII вв. Южные и юго-восточные рубежи русского государства представляли собой обширные открытые степные пространства, по которым постоянно передвигались многочисленные кочевые народы, нёсшие смерть и разрушения русским городам и селениям.
Следующая группа историков труды, которых были опубликованы уже в 30-40-е гг. Среди них такой серьёзный исследователь как Шилменг Г.М.[8].Изучавший вопросы религии и верования народов СССР. В отличие от своих предшественников, советские исследователи дали оценку Кавказской войне как антиколониальной, национально-освободительной, которую вели горские народы Северного Кавказа, отстаивая свою независимость. Эта концепция утвердилась и надолго стала общепризнанной. В том числе и в исследованиях Хашаева Х.-М., Званба С.Т., Смирнова Н.А., Марковой О.П., Иоаннисян А.Р., Фадеева А.В.[9]. Их труды стали весомым вкладом в изучение проблемы взаимоотношений России с народами Кавказа.
Оценки К. Маркса и Ф. Энгельса противоречили оценкам буржуазно-помещичьих правителей, были преисполнены искреннего уважения к суверенным правам горцев, их человеческому достоинству[10]. Это вытекало из естественной реакции на открытую экспансию колониальных поработителей.
Пытаясь объяснить причины бесконечных набегов горцев, без чего нельзя подойти к пониманию особенностей Кавказской войны, историки работы которых были опубликованы в 60-х гг:Магомедов Р.М., Хазанов А.М., Гриценко Н.П., Токарев С.А., Смирнов Н.А., Фадеев А.В., Кумыков Т.Х.[11], обратили внимание на общественно-экономическую и религиозную ситуацию сложившуюся в горных обществах.
Междоусобицы среди феодальной и старшинской верхушки, межэтнические конфликты, давление избытка населения на недостаточно высокий уровень производительных сил, пропаганда турецких эмиссаров и наибов Шамиля, набеги и карательные экспедиции, российская экспансия и подстрекательство Англии- без учёта всего этого невозможно понять истоки, характерные предпосылки войны, и в связи с этим особый интерес вызывают исследования: Ацканова М.Х., Виноградова В.Б., Авксентьева А.В., Умарова С.Ц., Скитского Б.В.[12].
Советское кавказоведение с самого начала находилось под прессом идеологического давления. Попытка владикавказского учёного М.М.Блиева десять лет назад выявить внутренние социальные истоки Кавказской войны и причины набегов горцев[13] вызвала массированные атаки на него, доходившие до жалоб в ЦК КПСС, что лишь свидетельствует о неспособности некоторых его оппонентов доказать правоту в открытой научной дискуссии. Но совершенно очевидно, что нельзя не учитывать внутренних общественных процессов, происходивших в горских обществах, находившихся к тому же на различных ступенях общественно-экономического развития.
Многочисленные исследователи 80-90-х гг. такие как: ГасановМ.О., Ахмадов Я.З., Княпин Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В., Виноградов В.Б., Габоева Л., Касумов А.Х.[14],подтверждают, что в России при всей остроте, а иногда трагичности межнациональных противоречий не было нации, наживающейся за счет эксплуатации другой. Россия часто больше вкладывала средств в развитие своих окраин, чем получала прибыли, социальная верхушка малых народов включалась в господствующий класс империи.
Методологическую основу дипломной работы составил принцип историзма то есть изучение событий и явлений в процессе становления и развития, с учётом их взаимосвязи и взаимообусловленности в конкретно-исторической обстановке и хронологической последовательности. В числе применяемых в исследовании методов отметим: 1. Метод периодизации, при помощи которого выделяются качественные изменения в ходе развития изучаемого явления. 2.Структурно-системный метод, дающий возможность рассматривать изучаемое явление со всеми его сопоставляющими чертами как единое целое.
Хронологическое исследование охватывает период с конца XVIII в. до первой половины XIX в. от времени углубления процесса феодализации и как следствие обострение классовых противоречий, и до присоединения Северного Кавказа к России.
Территориальные рамки работы охватывают предгорные и горные районы Дагестана, Чечню, Ингушетию, Осетию, Балкарию, Карачай, Кабарду, Адыгею в которых происходили события ставшие катализаторами начавшейся в скором времени Кавказской войны.
Научная новизна работы состоит в том, что: на основе опубликованных ранее источников и исследований дать принципиально новую картину датировки, хода Кавказской войны, отойти от идеологической зашоренности, чем страдали работы авторов советского периодов и державного шовинизма исповедовавшегося в основном дореволюционными историками.
Практическая значимость работы заключается в том, что она может использоваться как для семинарских занятий студентами, как лекционный материал преподавателями высших учебных заведений, а так же для различных конференций и круглых столов.
Дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний, списка использованных источников и литературы. В основу структуры дипломной работы положен проблемно-хронологический принцип. Главы и параграфы расположены в хронологическом порядке, внутри параграфов материал систематизирован как по хронологии, так и в соответствии с проблемным принципом.

Захватнические планы шахского Ирана принимали все более широ­кий размах и поощрялись западными державами, особенно Англией. В конце XVIII в. упрочилось британское господство в Индии и откры­лись новые возможности для распространения торговли и политического влияния Англии в Иране. Агенты британской Ост-Индской компании запугивали шаха мнимой угрозой похода французских и русских войск через Иран в Индию, слухи о чем распространяли и Наполеон и Павел I. В январе 1801 г. посланец Ост-Индской компании капитан Д. Малькольм заключил в Тегеране политический и торговым договор с Ираном. По его условиям шах обязался не пропускать войска европейских держав в Ин­дию через свои владения взамен па помощь английским оружием и день­гами. Разрешался свободный ввоз в Иран английских сукон и других товаров.Малькольм добивался права постройки английских торговых и военных кораблей в Ленкорани (на побережье Каспийского моря), а шах рассчитывал воспользоваться сближением с Англией для подготовки к войне с Россией, продолжал выдвигать претензии на Грузию, верховен­ство над ханствами Дагестана и Северного Азербайджана [76].
Политически раздробленные, этнически разнородные, занятые междо­усобицами и разобщенные горами феодальные владетели и сельские об­щества Дагестана сами не могли объединиться для своей защиты, хотя в прошлом их союзам иногда удавалось наносить поражения войскам шаха. В Дагестане сохранилось более 10 феодальных владений и свыше 60 союзов сельских обществ. Царское правительство спешило воспользоваться тем, что после присоединения Грузии владетели и население, особенно северной части Дагестана, всё более склонялись к добровольному закреплению российского подданства во избежание новых вторжений из Ирана и всё чаще возобновляли прошения об утверждении в должности, помощи войском и деньгами, обещали сохранять «верность» России [77].
В 1799 г. в связи с решением снова направить русское войско в Гру­зию усилились меры по упрочению-позиции России па востоке Кавказа. Грамотой Павла I подтверждалось, что шамхальство Тарковское нахо­дится «в подданстве и покровительстве России». Шамхал Мехти получил генеральский чип и 6 тыс. руб. в год на содержание войска. Закрепля­лось подданство номинально зависимых от шамхальства объединений сельских обществ — Буйнакского, Эндереевского (Андреевского), Аксайского, Костековского и некоторых других. 12 (6) июля 1799 г. вновь были приняты в российское подданство уцмий Каракайтагский и кадий Таба­саранский с возведением их в чины и жалованьем . Царское правитель­ство, следуя своей классовой природе, стремилось привлечь на свою службу прежде всего феодальных владетелей Кавказа[78].
Ханы Северного Азербайджана тоже обращались к России со сходны­ми просьбами. В российское подданство приняты были ханства Кара­бахское и Талышинское. Уклончивую позицию продолжали занимать дер­бентские и бакинские владетели. Дербентский Ших Али-хан номинально состоял в подданстве России, но тайно извещал шахский двор о готов­ности служить ему. Недовольные этим чиновники и духовенство ориен­тировались на Россию. Они решили сместить его и направили Павлу I прошение об утверждении дербентским ханом его младшего брата Гасап Али-хапа. Просьба была удовлетворена. Ших Али-хан на словах продол­жал заявлять себя сторонником России, чтобы остаться ханом, но ему пришлось согласиться на «полюбовный» раздел владений с братом и оставить за собой только ханство Кубинское, о чем ему тоже дана была жалованная грамота. Столь же ненадежной была ориентация хана Бакинского. Он добился подтвердительной грамоты о российском под­данстве и денежной помощи па «поправление» мечетей, но на деле лави­ровал и готов был в любой момент передаться шаху. Российское прави­тельство предписывало ему обеспечивать разбирательство по русским за­конам споров между купцами, касавшихся торговли через Баку с Ираном [79].
Из сказанного видно, что уже Павел I в конце своего правления стал переходить к более энергичной политике на Кавказе, чем намечал ранее. Этот поворот был связан с мерами по завершению добровольного присо­единения Грузии к России, заинтересованностью в торговых путях в Иран по западному берегу Каспийского моря, а также с усилением угро­зы шахскпх нападений на Кавказе.
При Александре I российское правительство продолжало следовать выдвинутому еще при Павле 1 плану создания «федерации» владельцев и союзов сельских обществ Восточного Кавказа и придало этому проекту более реальную форму. Рескрипт Александра I на имя Кнорринга пред­писывал установить «между помянутыми ханами и горскими владельца­ми для общего их и народов их блага твердый союз и дружеское, под верховным моим покровительством, согласие». Давалось повеление собрать этих владельцев на съезд, объяснить им вред междоусобий и объединить их в союз для защиты от шахского Ирана [80].
Некоторые ханы предпочитали по отдельности брать на себя такие обязательства, но в сентябре 1802 г. удалось собрать почти всех владельцев Северо-Восточного Кавказа или их посланцев на съезд в крепости Георгиевск, где 26 декабря 1802 г. был подписан общий договор, имев­ший важное значение. Георгиевский договор обязывал ханов и горские общества сохранять преданность России, не затевать междоусобий, раз­бирать взаимные споры дружески, «по общим законам», а в случае шах­ского нападения «ополчаться единодушно всем к прогнанию общего их «неприятеля». Владетели приморских ханств обязались оповещать рус­ские власти о случаях кораблекрушения, охранять уцелевшее имущество, обеспечивать «наиболее лучшим образом» торговлю по суше, безопасный проезд караванов и купцов. Предписывалось оказывать поддержку рус­ским, грузинским и армянским купцам, ведущим торг в пределах «вла­дений союзников». Гарантировалось покровительство и защита торгов­цам, приезжавшим из них в Россию 38. Георгиевский договор содейство­вал сплочению владетелей и союзов сельских обществ Северо-Восточного Кавказа под покровительством России для защиты от шахских притяза­ний и ослаблению взаимных раздоров и юридически оформил их «феде­рацию» под верховенством России[81].
Во время Георгиевского съезда поступило прошение о принятии росийского подданства и от нуцала Аварского. 15(3) октября 1802 г. Алек­сандр I направил главнокомандующему войсками в Грузии предписание о выполнении этой просьбы. В апреле 1803 г. в главном городе ханства Хунзахе пуцал Султан Ахмед-хан торжественно присягнул сохранять верность России, охранять границы Грузни и Аварии, т. с. не делать на­бегов па Грузию, а в случае вторжения шахских войск — отражать их. Обусловлено было предоставление русским купцам равных прав с авар­скими. Добровольное вхождение Аварского ханства в состав России произволе большое впечатление в нагорном Дагестане и побудило ряд аварских союзов сельских обществ заявить о желании принять российское подданство, что было важно для защиты Грузии от лезгинских отрядов, угонявших людей для продажи в рабство.
Летом 1802 г. русские войска приняли меры к улучшению и обеспе­чению более надежной безопасности Военно-Грузинской дороги. Вдоль нее жили в основном осетины. Русский отряд вынудил тагаурских и дру­гих осетинских феодалов прекратить грабежи от Балты до Дарьяла. Им 'было разрешено вместо этого взимать пошлины, обещана была плата за постройку мостов и защита от кабардинских владетелей [82].
В начале XIX в. проведены были новые военно-адменистративные меры по упрочению позиции России на Кавказе, создана была Кавказ­ская губерния с центром в Георгиевске. Вместо бездеятельного и нереши­тельного Кпорринга в сентябре 1802 г. Александр I назначил инспекто­ром Кавказской линии, главнокомандующим в Грузии смелого и реши­тельного генерал-лейтенанта П. Д. Цицианова — из грузинских князей на русской службе—сторонника энергичных и крутых военных мер по распространению власти России па Кавказе и присоединения к Грузии всех когда-либо ранее зависимых от нее владений.
В то время шахский Иран, готовясь к войне с Россией, по-прежнему рассылал своих эмиссаров к горцам Северного Кавказа, призывая к во­оруженным действиям против России. Шax обещал вернуть Грузию передавшимся па его сторону царевичам из дома Багратидов, засылал их к осетинам с требованием прервать сообщение по Военно-Грузинской дороге и к дагестанским владетелям, обещая денежные награды за на­падения на Грузию [83]
§ 2. Влияние на местную обстановку начала распространения Россией в регионе военно- административных порядков.
Кавказская война пред­стает перед своим исследователем сложным, широ­комасштабным общественно-политическим явлением. Раскрытие ее тайн кажется столь же заманчивым, сколь и рискованным занятием, не всегда предвещаю­щим научную удачу.
Выросшая из набеговой системы, война зависела не только от внутренних социальных сдвигов в «воль­ных» обществах — главного фактора, — но и от той военно-политической системы, которую в 20-х гг. XIX в. Россия пыталась создать на Кавказе. Иначе говоря, Кавказская война, находившаяся в диалекти­ческом единстве прежде всего с социальным разви­тием «демократических» общественных структур' Большого Кавказа, волею истории столкнулась с чуждой для себя силой — внешнеполитическим кур­сом России, постоянное противоборство с которым со временем становилось не просто «чертой» Кавказ­ской войны, но и одной из ее доминант. Присутствие России на Кавказе создало ту жесткую политическую среду, в которой Кавказской войне приходилось «решать» свои глубоко внутренние социальные пробле­мы [84]. Бесспорно, при альтернативной ситуации процес­сы образования собственности, классов, государства, составлявших сущность Кавказской войны, протека­ли бы более «естественно», без внешнего деформи­рующего воздействия. Однако значение политики России далеко не исчерпывалось этим. Один из пара­доксов Кавказской войны в том и состоял, что Рос­сия, ставшая «барьером» на пути закономерностей самой войны, нередко выступала и как ее генерирующий фактор — с одной стороны, стимулируя эко­номическую жизнь горских обществ и вызывая в них глубокие социальные сдвиги, с другой — олицетво­ряя собой «образ врага» — без чего немыслима лю­бая агрессивная доктрина, в том числе мюридизм. Роль России в «драматургическом» оформлении Кав­казской войны не ограничивается этими двумя важ­ными составными, но даже только их было бы доста­точно, чтобы рассматривать содержание. Кавказской войны в контексте политических действий России на Кавказе [85].
Три могучих империи - Россия, Турция, и Персия - претендовали на владычество над Кавказом, бывшим издревле «воротами» из Азии в Европу. Отношение к этому соперничеству самих кавказских народов учитывалось явно недостаточно.
В начале XIX в. Россия отстояла свои права на Грузию, Армению, Азербайджан в двух войнах с Персией (1804-1813 и 1826-1826 гг.) и двух с Турцией (1806-1812 и 1828-1829 гг.). Народы Северо-Западного Кавказа как бы автоматически отошли к России. Но горцы не были согласны с таким поворотом событий. Когда один из русских генералов попытался объяснить черкесам, что турецкий султан уступил Кавказ русскому царю в дар, старик-горец показал на вспорхнувшую с дерева птицу и сказал: «Дарю тебе её; возьми, если можешь».
Как только начались попытки царской администрации навязать вольным обществам горцев российские законы и обычаи, на Северном Кавказе стало быстро расти недовольство. Особенно возмущали горцев запреты на набеги, необходимость участвовать в строительстве крепостей, мостов, дорог, новые налоги, а также поддержка чиновниками местных феодалов. Так смешались противоречия: и вызванные столкновением двух несхожих культур, традиций, законов, и порождённые общим неравенством горцев, и усиленные несправедливостью конкретных людей, обладавших властью. Любое событие могло стать искрой, от которой вспыхнет война.
Накануне Кавказской войны Россия на Кавказе имела внушительные успехи. Еще в конце XVIII в. она значительно продвинулась в экономическом и по­литическом освоении Предкавказья: была создана Кавказская военная линия, активно внедрялись уп­равленческие учреждения, набирали темпы колониза­ция и хозяйственное освоение края. В начале XIX в. успешно для России закончились войны с Ираном и Турцией, фактически завершавшие присоедине­ние Северного Кавказа к России. Серьезны были достижения в Закавказье: присоединение Северного Азербайджана (1813 г.) и упрочение позиции в Гру­зии — таков итог русско-иранской и русско-турецкой войн начала века. Вместе с тем перед Петербургским кабинетом возникал целый ряд «старых» и новых проблем, связанных с «освоением» Кавказа. По-прежнему вне сферы влияния России по существу оставался Большой Кавказ2 — основной район, где, набирая силу, развивалась набеговая система горцев. В результате между Закавказьем, окончательное при­соединение которого становилось делом будущего, и Предкавказьем, включая равнинные районы Север­ного Кавказа, образовался барьер, сковывавший дей­ствия России. В отличие от Закавказья и Предкав­казья, Большой Кавказ не представлял для России особого экономического интереса. Однако без его во­влечения в сферу активной российской политики проблематичными выглядели перспективы России в Закавказье так же, как дальнейшее экономическое освоение Северного Кавказа. Впрочем, в отношении Северного Кавказа, считавшегося теперь частью Рос­сии, речь шла не только о вопросах экономического и административного обустройства. Весь этот край относился к разряду «неспокойных», где предстояло решать немало военно-политических задач: все еще слабо связанный с Россией экономически [86], Северный Кавказ со своим этническим и общественно-хозяй­ственным многообразием сохранял некую автоном­ность, позволявшую его народам усматривать в при­соединении к России лишь условную акцию.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Кавказская война своим происхождением обязана, прежде всего, тем однотипным общественным организмам («вольные» общества Дагестана, тайпы Чечни, «демократические» племена Черкессии), которые локализовались в сходных эколого-географических нишах – горных районах Кавказа. Замкнутый образ жизни в жестокой среде обитания, способствовавший консервации ранних форм общественной организации, обусловил длительный характер перехода к классовым отношениям. Слабость экономической базы привела к гипертрофии набеговой системы - известного почти у всех народов в определённом «возрасте» социально-хозяйственного института, призванного возместить внутренний материальный недостаток внешней военной экспансией. За счёт добычи (скот, рыбы, другие ценности), а также стимулируемой ею мирной производственной сферы - скотоводство, земледелие, ремёсла и торговля - происходило не только «доращивание» скудного общественного продукта до жизненно необходимого минимума, но и «первоначальное накопление» собственности в виде появлявшихся у предводителей и других участников набегов излишков. Это в конечном итоге вызвало имущественное и социальное расслоение. Жестокая, каждодневная нескончаемая война с суровой природой за выживание закалила горцев, сформировала сообщества с высокой социальной энергией, в недрах которых под поверхностью внешне монотонного и примитивного существования длительное время вызревал огромный «пассионарный» потенциал. Рано или поздно он должен был вырваться наружу, высвободив из под спуда силы и процессы преобразующего, революционного характера.
На протяжении веков объектами набеговой системы для дагестанских «вольных» обществ и чеченских тайпов являлись Восточное Закавказье, Приморский Дагестан, Кумыкская плоскость. При случае не щадились и ближайшие соседи в горах.Черкеские «демократические» племена предпочитали Абхазию, прикубанскую низменность, Черноморское побережье, хотя часто не давали покоя и друг другу. Не одним поколением отлаженная «техника» набега, имевшаяся благодаря высокогорью защита от возмездия обеспечивали походам за добычей высокую эффективность.
Расширявшееся со второй половины XVIII в. военное присутствие России на Северном Кавказе, с одной стороны, создавало препятствия на традиционных набеговых маршрутах, с другой, - порождало новые соблазны в виде зажиточных казачьих станиц и укреплений по Кубани и Тереку, в результате чего постепенно возобладало северное направление в промысловых рейдах горцев. Столкновение противоположных интересов России и участников набегов вылилось в перманентное состояние войны. Если для России сущность этой войны сводилась в целом к тривиальной проблеме политического освоения стратегически важных территорий, то для горских обществ она составляла нечто такое, что выходило далеко за пределы привычного смысла этого слова. Война была не просто вооружённым соприкосновением с неприятелем, а едва ли не основным экономическим укладом, всеохватывающей сферой социально-культурного бытия. Военный дух и героика насквозь пронизывали жизнь людей.
Набеговая система, как главный маховик социально-хозяйственного механизма, стимулировала формационные процессы. Постепенное укрепление материального фундамента общества, повлёкшее за собой расслоение внутри горской общины, неизбежно изменяло и «надстройку». Военная организация горцев, складывавшаяся веками и совершенствовавшаяся под воздействием внешнего (русского) фактора, служила мощным потенциальным источником формирования той объединяющей, руководящей и принуждающей силы, без которой невозможно возникновение государственности. Олицетворяли эту силу предводители набегов, временно получавшие большие полномочия.
До активизации России на Кавказе набеговая система существовала как социально-хозяйственный и военный институт. Весь его идеологический «инвентарь» сводился к героическому фольклору, прославлявшему добычу и добытчиков. Горцы совершали нападения на своих ближних и дальних соседей как будничную работу, не испытывая при этом ни ненависти, ни чувства вражды к какому-либо одному народу. Появление русских войск, сильно затруднивших эту «работу», сделавших её более дорогостоящей, привело к зарождению в сознании горцев образа врага. Россия, мощной помехой вторгшаяся в течение их жизни, не могла не возбудить против себя страстей. Возникло новое русло, куда устремилась внутренняя энергия общества. Не приходиться удивляться тому, что ислам с его делением мира на правоверных и гяуров, его доктриной газавата и благословенным отношением к добыче, его обещаниями рая на том свете в награду за праведность на этом, нашёл питательную почву на Северном Кавказе. Религия понадобилась, прежде всего, набеговой системе, которую она снабдила недостающим идеалом-лозунгом борьбы против неверных и тем самым дала ей дополнительный морально-психологический импульс. Проникая в общественную среду, где социальное и имущественное расслоение ещё не успело подорвать позиции родовой демократии, ислам первоначально не был призван решать классово-охранительные задачи. Эта функция постепенно начинает срабатывать лишь по мере обострения противоречий в горской общине.
Идеологизация набеговой системы неминуемо вела к широкому распространению нового вероучения в общественном быту и сознании, ускоряла генезис государственности. Мюридизм – строгий религиозный устав, основанный на подчинении вождю-мюрщиду – был удобным техническим инструментом организации постоянной власти, а шариат предоставил более совершенные, чем обычное право, юридические нормы, способные надёжнее охранять собственность и собственника. Принципы смирения и послушания, как и другие нравственные стандарты, превращались из сугубо религиозных в политические.
В обществе, в котором война и феодализация шли рука об руку, взаимно стимулируя друг друга, политическая система складывалась в форме личной диктатуры, генетически восходящей к предводительскому началу в набегах. Всё шло к тому, чтобы в одном лице соединились главнокомандующий армии, первосвященник, верховный светский администратор и судья. Опиравшаяся на силу, закон и идеологию автократия поднимала на более высокий уровень военную организацию и управление усложняющимися социально-экономическими отношениями, становилась эффективным механизмом саморазвития и саморегуляции общества.