Герцен А.И. и его влияние на общественное развитие российского общества.

В работе рассматриваются основные жизненные вехи А.И.Герцена, дается анализ его многогранной деятельности. ...

Содержание

Введение
Глава I. Формирование личности и взглядов А.И. Герцена
§ 1. Роль ближайшего окружения в формировании
личности А.И. Герцена.
§ 2. Формирование взглядов Герцена в студенческие годы.
§ 3. Влияние российской действительности на
формирование личности и взглядов А.И. Герцена.
Глава II. Взгляды А.И. Герцена
§ 1. Историческая концепция Герцена.
§ 2 «Русский социализм».
§ 3. Педагогические взгляды Герцена.
Глава III. Роль Герцена в развитии общественного
движения в России.
§ 1. Издательская деятельность Герцена и ее историческое значение.
§ 2. Влияние идей А.И. Герцена на развитие
общественного движения в России.
Заключение.
Примечания.
Список использованных источников и литературы

Введение
В XIX веке наблюдалось бурное развитие общественно-политической мысли России.
А.И. Герцен занимает одно из центральных мест в истории развития русского освободительного движения, русской передовой мысли.
Его идеи актуальны и сегодня, так как современные отечественные об-щественные деятели зачастую обращаются к работам А.И. Герцена о государственном устройстве, к его педагогическим, философским взглядам, художественному творчеству, публицистике, критике и истории общественной мысли и литературы, что обусловлено ценностью его субъективных взглядов, основанных на изучении теории ведущих европейских мыслителей применительно к России.
Кроме того, актуальность работы определяется следующими обстоятельствами. Во-первых, необходимостью восстановления исторической правды о роли А.И. Герцен а в российском общественном движении. Его роль и деятельность до сих пор вызывает научные дискуссии. На определенном этапе развития российского и советского государства роль А.И. Герцена трактовалась с точки зрения соответствия государственной идеологии, и часто в искаженном виде. Существует необходимость уточнения роли А.И. Герцена в российском общественном движении на максимально объективной основе.
Во- вторых, современное российское общество ищет пути выхода из социально-экономического кризиса. В этой связи возникает интерес к идеям А.И. Герцена о политическом, экономическом устройстве государства.
При этом следует отметить, что концептуальные взгляды А.И. Герцена находились в постоянном развитии: часть из них он кардинально пересмотрел под влиянием ряда исторических событий, часть уточнил и дополнил. Так, после французской революции 1848 года, которая не оправдала его надежд, А.И. Герцен мыслью и словом возвратился в Россию, что для развития общественного движения в России имело судьбоносное значение. С этого момента он начинает закладывать теоретические основы всероссийского общественно-политического движения разночинной интеллигенции, которое получило название народничества; оказывает мощное воздействие на освобождение крестьян с общинной землей, что первоначально Александр II делать не собирался и если потом согласился на это, то не без влияния «Колокола»; стремился спасти честь русской демократии, взяв сторону поднявшейся в 1863 году на борьбу за свое отделение от России Польши. Все это – деяния исто-рического значения. Они так слили, связали А.И. Герцена с историей страны 50 – 60-х годов, что он сам, как один из великих ее деятелей, стал частью этой истории.
Однако, несмотря на эту роль, А.И. Герцен со времени правления Николая I и до революции 1905, при Николае II находился в положении «государственного преступника», одно только упоминание имени которого могло стоить серьезных осложнений в жизни смельчака. Если о нем писали без вражды, то лишь за границей, если о нем говорили с уважением и читали его, то тайно. Поэтому сравнительно поздно появляются исторические работы, посвященные А.И. Герцену и его деятельности. Хронологически литературу можно разделить на пять периодов:
I. 1905 – 1917 гг.;
II. 1917 – середина 30-х гг.;
III. середина 30-х гг. – середина 50-х гг.;
IV. середина 50-х гг. – начало 90-х гг.;
V. начало 90-х гг. – до наших дней.
Отличительной особенностью первого и последнего периодов является полная свобода суждений о деятельности и творческом наследии Герцена. До 1917 года о нем писали либералы, лица испытавшие на себе влияние марксизма или убежденные марксисты.
Либеральная литература представлена книгами Гершензон М.О., Вет-ринского Ч., Богучарского В. [1]. Гершензон в своей книге попытался охватить все творчество А.И. Герцена, и в результате больше оказалось путаницы и противоречий, чем ясности. При этом по всем выдвинутым вопросам он противопоставлял Герцена Росбертусу, Лоссалю и Марксу, каждый раз отдавая предпочтение своему герою.
Биографическая работа Ветринского, напротив весьма объемна и перенасыщена цитатами из герценовских текстов. Автор отмечал наличие в творчестве Герцена «обилия идей», примыкающим, и к анархистским, и к либеральным взглядам, так как альтернативой смене повелителей выдвигался им «принцип федерализма и широкого местного и областного самоуправления» [2]. Основной ячейкой будущего социалистического общества России А.И. Герцен считал общину, артель, но, полагал автор, будто бы «экономическое значение общины… весьма мало занимало» его; он более ценил в ней «ее общий социальный смысл «и не предчувствовал, что «одной из несущих родные освобождение сил является городские рабочие» [3]. Герцена он относил к сторонникам не революционного, а эволюционного развития «не только в естественнонаучной, но и в социологической области» [4]. Богучарский в своей книге – тоже биографического характера и с тем же обилием цитат – писал, что Герцен, подобно Бакунину, не был действительным анархистом, но «в мирской сходке» видел затаившейся эмбрион прудонизма, «из которого должна произойти в будущем самая широкая общественность» [5]. Он считал Герцена социалистом, полагавшим, что Россия, опираясь на общину и артель, минует путь развития Запада [6]. Автор отождествлял экономическую сторону учения Герцена с марксизмом. Он не знал трудов Маркса, иначе они бы вполне удовлетворили его [7].
Герцен представлен не практиком, а лишь «сеятелем идей», проповедником, потому-то печать его личности и легла «на движение русской интеллигенции», которое продолжалось десятки лет [8].
Доброжелательная оценка Герцена этой группой авторов сменяется критическими оценками его творчества другой группой авторов. К ней принадлежат Д.Н. Овсянико-Куликовский и Н.С. Русанов [9]. Овсянико-Куликовский сразу заявил, что в воззрениях Герцена весьма многое «подлежит критике и решительному отрицанию». Он резко противопоставлял Герцену Чернышевского и винил его за непонимание роли зарождавшегося на Западе под руководством Маркса рабочего движения.
Особое место в историографии принадлежит работе Русанова. Указав на защиту Герценом Прудона от травли его в печати, автор в то же время писал, что социализм Герцена вряд ли можно назвать чисто анархическим, да вряд ли можно и вообще охарактеризовать именем прудонизма».после событий 1848 г., говорил он, постепенно притуплялась резкость оценок Герценом государства и одновременно усиливалось становление на почву «эволюционного социализма», даже «социал-реформизма». В горячем стремлении к социалистическому идеалу» – более тесному сотрудничеству и братству между людьми – Герцен желал осуществить новые формы жизни «по возможности без регламентации, вне принудительного элемента», даже исходящего не от тирана, а коллектива [10]. Проблемой для него было найти сочетание личного с общественным, но во главу угла общественного переустройства он все же не ставил «материальное обеспечение трудящегося человечества» [11].
Ему было непонятно, почему Герцен (будто бы) не касался ни частного производства, ни частной собственности и семьи, даже поворачивался спиной к «коллективным формам организации будущего общества» [12]. Русанов не обнаружил цельности мировоззрения Герцена.
Марксистскую группу авторов составили Ленин В.И., Левин К. [13].
Ленин поставил перед собой цель выяснить настоящее историческое место Герцена, «сыгравшего великую роль в подготовке русской революции» [14].
Ленин отнес Герцена к «поколению дворянских, помещичьих револю-ционеров», но декабристы разбудили его. «В крепостной России… он сумел подняться на такую высоту, встал вровень с величайшими мыслителями своего времени», оказался «головой выше бездны современных естествоиспытателей – эмпириков и тьмы тем нынешних философов, - идеалистов и полуидеалистов». Особо отмечалось его заслуга в том, что он «вплотную подошел к диалектическому материалу», однако «остановился перед – историческим материализмом». Эта «остановка» и вызвала после поражения революции 1848 г. его «духовная драма» – крах буржуазных иллюзий в тот момент, «когда революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность социалистического пролетариата еще не созрела» [15].
Ленин осудил герценовские «либеральные апелляции к «верхам»… его бесчисленные слащавые письма в «Колоколе» к Александру II. Это было расценено им как отступление от идеи демократизма к либерализму», но писал Ленин, «Справедливость требует сказать, что при всех колебаниях Герцена между демократизмом и либерализмом, демократ все же брал в нем верх» [16].
Заслугой Герцена было признано создание вольной русской прессы за границей. « «Полярная звезда», - писал Ленин, - подняла традицию декабристов. «Колокол» (1857 – 1867) встал горой за освобождение крестьян. Рабье молчание было нарушено». Отстаивая свободу Польши и бичуя ее усмирителей, Герцен, спас честь русской демократии» [17].
Подводя итог, Ленин писал, что Герцен, разбуженный декабристами, «развернул революционную агитацию», которую «подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры – разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями «Народной воли».
Его последователь Левин, отметил крайнюю противоречивость суждений литературы о Герцене. Левин решительно заявил, что в ней, как и в журналистике, нет подобного Герцену писателя, «деятельность и произведения которого были более ясными и определенными». И в практической деятельности, и в литературе Герцен – «фигура крайне рельефная и законченная» [18]. Однако, он рассматривал сам Герцена с классовых позиций, Левин изобразил его далеко не «ясным и определенным… рельефным и закончиным». Левин считал, что ни Ветринский, ни Богучарский, книги, которых вышли после революции 1905 г., не дали полного представления о мировоззрении Герцена, и поэтому он решил исправить это положение. Прежде всего, Левин определил Герцена как идеалиста – аристократа, для которого лишь воспитание является главным путем водворения нового порядка, однако известно, что школу господствующие классы используют для «обработки» масс. Герцену была чужда идея «социалистической педагогики, ставящей в основу воспитания и обучения производительный труд и неразрывную связь науки с производством» [19].
Левин назвал Герцена конституционалистом. Новое политическое уст-ройство мыслилось им “по типу русской общины и артели” на основе феде-рализма [20].
Он считал Герцена «ярым националистом-славянофилом», а не западником. Его «социализм» утопичен. «Не зная русского народа и его истории, Герцен изобрел социалистическую систему, которая не имела корней в общественном развитии». Не обладал он и стройной, законченной, научно обоснованной системой мировоззрения, которое развивалось зигзагами и с поворотам назад. Хоть его социализм и утопичен, но это необходимый шаг, ступень в истории российского социализма [21].
Заслугой досоветской историографии является, постановка основных проблем экономических, политических взглядов и нравственных позиций учений Герцена об общественном идеале и будущем России. Ни одна из них не разработана окончательно и осталась своего рода завещанием новым поколениям исследователей.
Однако сразу после 1917 года историография по этому пути не пошла. Все суждения о Герцене были однообразны и выдержаны в строго-классовом духе.
Второй период развития историографии данной темы связан с появлением работ Каменева Л.Б., Стеклова Ю.М., Луначарского А.В., Орловского П., Ангорского Н.С., Плеханова Г.В., Поташа М., Кирпотина В., Випера Л. [22].
В работе Каменева противопоставляются более приемлемые автору взгляды Чернышевского с неприемлемыми Герцена. «Единило» их лишь одно – самобытный путь развития России, но если для Герцена он был «последним оплотом его высокого социального идеала; то для Чернышевского – «одной из возможных исходных точек для преодоления капитализма и буржуазной культуры» [23]. Попытка Герцена сочетать выработанные умственным развитием передовых стран общечеловеческие идеалы справедливости с экономикой и психологией отсталых и обреченных на умирание аграрных отношений неизбежно вводило в его построения «элементы мистической веры и идеализации российской отсталости… приводило Герцена к ряду прямо реакционных выводов в вопросах конкретной российской политики» [24]. Но, что при этом имел в виду автор, остается неизвестным, так как во всех случаях ограничивался этими общими характеристиками.
Отмечается заблуждение Герцена, принимавшего право крестьян на землю как их право на социализм, тогда как на деле это вело к широкому развитию капитализма в деревне. Все это было результатом классовой борьбы, но Герцен стоял очень далеко от признания этого принципа [24].
Поэтому к русской действительности Герцен – социалист стал консерватором в социальных вопросах, а как враг деспотизма превратился в умеренного либерала с уклоном в сторону либеральной бюрократии на уровне К.Д. Кавелина и И.С. Тургенева. Им противостоял лагерь демократии во главе с Чернышевским [25].
Подобно Каменеву, и Стеклов в своей работе хотя и назвал Герцена «основоположником русского социализма», резко противопоставлял ему Чернышевского как деятеля, твердо стоявшего на классовых позициях. Герцен-де сделал своей специальностью обращаться с письмами к царю, оказавшись в политике «величайшим оппортунистом». Программа «Колокола» была программой «либеральных помещиков вроде Саморина, Кавелина, Унковского» [26].
Также в своих работах Стеклов называет Герцена монархистом и предшественником кадетов. Луначарский считал Герцена «одним из величайших пророков революции» [27].
Орловский не считал Герцена социалистом. По его мнению, социализм Герцена был словесной, отвлеченной и лишенной революционности теорией, попыткой деклассированных элементов дворянства найти опору в крестьянском социализме, которая окончилась крахом и разочарованием. Поэтому народнический социализм автор, ведет не от Герцена, а от революционеров – разночинцев 50 – 60-х гг. Ему не кажется умалением считать Герцена не социалистом, а буржуазным революционером. Именно перед таким Герценом, а не социалистом, есть больше основания преклоняться [28].
Плеханов попытался доказать, что нет основания связывать рождение общинного идеала Герцена с революцией 1848 г., и вообще нельзя преувеличивать ее влияние на умственное развитие Герцена, так как о будущности русского села он высказывался до этой революции [29].
Плеханов отмечал «чрезвычайно» сильный элемент прудонизма в политических воззрениях Герцена, его равнодушие к политическим формам, отсутствие принципиальной убежденности в необходимости классовой борьбы, однако признавал влияние Герцена, Огарева и их единомышленников на всю литературу «русского социализма» 70 – 80-х гг. Она лишь повторила те теоретические взгляды, проповедь которых они начали еще накануне освобождения крестьян [30].
Поташ в своей работе отрицал наличие социалистических черт в учении Герцена, свои суждения, в отличие от указанных выше авторов, уже подкрепил ссылками на ленинские положения о «прекраснодушной фразе» и «добром мечтании» [31].
Правда признавалось, что у Герцена был «ряд блестящих выступлений революционного характера», но он часто колебался между либерализмом и революционным демократизмом. В целом же он «не питал особых симпатий к революционным методам и часто все свои надежды возлагал на возможность мирного разрешения поставленных им задач» [32]. Этими критическими замечаниями автор и ограничился.
Кирпотин в своих суждениях о Герцене опирался на ленинские высказывания о нем. По его мнению, «социализм Герцена был очень низкого пошива» и его нельзя сравнивать не только с пролетарским, но и с классическим утопическим социализмом, который был предшественником марксизма, то только своим гегельянством. Словом, диалектика Гегеля готовила марксизм на Западе, диалектик Герцен стал его предшественником в России [33]. Во всем этом Герцену противопоставлялся, по мнению автора, совсем иной Чернышевский.
Это поворот в начале 30-х гг. к ленинской оценке Герцена не случае. На рубеже 20 – 30-х гг. прошли дискуссии о Чернышевской и «Народной воле», которая привела к утверждению ленинского взгляда на народничество вообще и Герцена с Чернышевским в частности как его основоположников, на что и реагировали в своих книгах Поташ и Кирпотин.
В работе Пипера делалась попытка разобраться в творчестве Герцена. В ней герценовский взгляд на роль общины в социалистическом преобразовании страны основательно представлен его высказываниями [34]. Обращаясь к герценовской концепции России, автор полагал, что она заждалась «на антитезе государства и общества» и, перенося на Герцена выводы государственной школы, писал, что, будто бы по Герцену, потребностями государства двигалась вся русская история, поэтому государство же сможет возглавить и социалистическую реформу. Отсюда и надежды Герцена на царя, его тактика перехода к социализму «без топора», а сам переход этот на экономический переворот, считавшийся им главнейшим, единственным спасителем [35]. Наконец, отмечалось влияние на Герцена Прудона, который, по мнению автора, положил неизгладимую печать на всю систему его экономических и политических взглядов, но в то же время не указано, как конкретно это отразилось на «русском социализме» Герцена [36].
Как видим, сначала крайне заполитизированные, оценки Герцена в конце периода стали приобретать научный характер, но кардинального перелома в трактовке его «русского социализма» не произвели. Пока никто не брался раскрывать его внутреннего содержания.
В середине 30-х годов в нашей историографии обнаружился резкий поворот к субъективизму и произволу в оценке народничества.
Третий период историографии темы настоящей работы представлен весьма узким кругом работ. В частности, в работе Филатова Е.М. [37] впервые сделана попытка заглянуть внутрь системы его «русского социализма», сказать о его экономической программе и сущности самоуправления. Автору очень хотелось придать широкий характер экономической программе Герцена, поэтому она восприняла составленную Герценом во Владимире программу для сбора статистических связей о губернии как основание утверждать, что он уделял особое внимание промышленности, то есть развитию города, чего в действительности в его учении не было. Для него будущее России заключалось в селе. Что же касается железных дорог, ярмарок, банковского и частного кредита, касс взаимопомощи, этому они с Огаревым, действительно, уделяли большое внимание. И на Сибирь смотрели, как на край будущего прогресса.
Четвертый период в историографии данной темы является самым про-должительным по времени, самый плодовитый по количеству работ, самый уравновешенный по суждениям литературы о нем так как, хоть и одним боком, она после XX съезда КПСС все же находилась в рамках ленинских установок, которые после сталинских указаний о народничестве отошли на задний план.
В этот период были написаны работы Галочкиной Н.Д., Покровским В.С., Теряевым Г.В., Смирновой З.В., Волгиным В.П., Володиным А.И., Пирумовой Н.М. и другими [38].
Все эти работы неоднозначны ни по вкладу в герценоведение, ни по постановке изучаемой проблемы. И хронологически они делятся на эти две половины… Первую из них составляют работы Галочкиной, Покровского и Теряева.
Галочкина, поставив перед собой задачу, специально рассмотреть «русский социализм» Герцена, к сожалению, ограничилась общими и притом нередко довольно спорными суждениями, выдержанными в духе принятых установок. Так, Герцен, писала она, «не понимал буржуазно демократической сущности всех форм домарксового социализма, но к концу жизни осознал, что движущей силой социалистической революции может быть только рабочий класс, и для успешного осуществления социализма следует теорию социализма поставить на научную основу и вооружить его ею. Однако ни сам он не выработал этой теории и не воспринял ее от Маркса и Энгельса. Между тем он считал невозможным осуществить социализм путем постепенного реформирования существующего общественного строя и требовал коренной революционной его логики. Это помогло Герцену приблизиться к интернационалу «и понять его большое историческое значение» [39].
Что касается «русского социализма», то пишет автор, он рассматривался Герценом как частный случай «его общей теории социализма», осуществление которой казалось ему делом легким, для чего достаточно было развить заложенные в общине социалистические начала. Если на Западе надо воссоединять работника с землей, то в России – не допустить разъединения. Однако, оказывается, для Герцена социализм не был неизбежным, а лишь «предпочтительным», и все же ему не хотелось его упустить. Свои неуверенные суждения автор подкрепляет высказываниями Маркса и Энгельса о русской общине [40].
Покровский вначале своей работы говорит о разрыве Герцена с «анархистом Бакуниным» и обращении к концу жизни взора к интернационалу Маркса, он шел строго за Лениным [41]; но Ленину критиковал приверженность Герцена «мирским порядкам», но от себя добавлял, что он будто бы признавал в новом обществе «примат коллектива над личностью» и вообще необходимость сохранения самого принципа государственной власти после социалистической революции» [42].
Методологически Теряев держался общепринятых позиций, но не ограничиваясь общим, попытался высказаться конкретнее о мыслимом Герценом будущем политическом устройстве России. Он справедливо заметил, что государство по Герцену стремится «к самоуничтожению» [43] и управление в стране будет строится на основе выборности и самоуправления «села, волости и области» вплоть до Земского собора, «выборности судей и независимости суда, неприкосновенности личности, полной свободы печати, совести, вероисповедания». Это краткое повторение принципов программы политических преобразований страны, выдвинутых Герценом и Огаревым. Но автор не мог тогда сказать, что указанные демократические права мыслились ими в форме анархо-федералистского самоуправления.
Работа Смирновой отличается глубиной мысли и скрупулезностью ис-следования пути формирования экономического и политического принципов герценовского общественного строя «русского социализма», его главных составных – общинного землевладения и федеративного самоуправления; но к сожалению, в том и другом случаях дальше определения этих принципов она не пошла, не заглянула внутрь созданного ею храма, не показала, как намеревался Герцен наладить жизнь его обитателей – крестьян [44]. А вот «философию истории» Герцена она разобрала довольно основательно [45]. В целом же автор свои общие выводы подчиняло ленинской концепции Герцена.
Волгин в своих работах не выходил за рамки оценок Герцена Лениным, но подавал их мягче.
Общий вывод Волгина о социализме Герцена таков: «современно утопический по своим обоснованиям; не чуждый – в силу этого – некоторого реакционного привкуса, «русский социализм» Герцена сыграл, однако, значительную роль в развитии социалистических идей в России», послужив одним из исходных пунктов «для так называемого народничества семидесятых – восьмидесятых годов» [46].
Самый крупный в нашей стране историограф герценоведения Володин в своих работах отмечал особенность, состоящую в попытке Герцена приложить общую идею социализма «к отсталой, полуазиатской, крестьянской России… И не просто приложить – привить к России, скрестить с Россией, «одействотворить» в России» [47]. Социализм Герцена, по его мнению являлся выражением смелого теоретического поиска – поиска варианта ускоренного движения России к социалистическому переустройству при посредстве духовного опыта стран Западной Европы, воплощенного, по мнению Герцена, в ее социалистической науке – важнейшем «движимом достоянии» западной жизни» [48]. Разумеется одним духовным опытом Запада Герцен в своих планах построения социализма не ограничивался и, пожалуй, большое значение придавал «науке прикладной» – материальному опыту Запада.
Не одну книгу посвятила Герцену Пирумова. По ее мнению, Герцен идеализировал общину, а его программа «русского социализма» в «реальных условиях» того времени не могла быть осуществлена». Но в то же время она признавала, что «плодотворность поиска Герценом решения социальных проблем аграрной страны доказана полувековым господством народнической идеологии в России (это уже ново) близкими социальными моделями возникающими в ряде развивающихся стран [49]. Что касается будущего общественного строя, то он, отмечала автор, представляется по Герцену без правительства как негосударственный федерализм. Это – дань антиавторитаризму, некоторой анархической тенденции, не больше. Соглашаясь с Герценом, что положение общины после реформы изменилось, она была «введена в социальное развитие государства», Пирумова, однако заметила, что его внимание сосредоточено, не на ее разложении, а на элементах самоуправления, явно им преувеличенных под влиянием земской реформы 1864 г. Обращение же Герцена к идее земского собора она считала оправданным, нисколько не компрометирующим его революционно-демократические позиции. Еще один шаг в его теории социализма отмечен в связи с признанием им идеи учредительного собрания. [50].
Пирумова считала Герцена революционером демократом, но все же замечала, что он в разные периоды осуществления своей идеи социализма связывал «с путем эволюционного или революционного развития, и в связи с этим останавливалась на высказанном в письмах «к старому товарищу», Бакунину, предостережение не торопиться с революцией, ни с ликвидацией государства» [51].
Позже в своей работе “русский социализм” А.И. Герцена, Пирумова писала, что не считает герценовское упование на общину “чистой утопией”. В статье его большее внимание уделено “некоторой анархической тенденции” Герцена. [52]. Но в целом она не вышла за пределы общепринятых оценок Герцена.
В историографии периода, несмотря на сохранение традиционного представления о Герцене как революционном демократе, социалисте утописте, все же были сделаны попытки вторгнуться в мир его представлений об экономических и политических принципах будущего общинного быта (Филатова), подробно исследован формирования этих принципов (Смирнова); отвергнуто присуще историографии мнение об идеализации Герценом общины, причастие его к идеям русофильства, мессианства и панславянизма (Володин); высказано очень важное мнение о наличии в современном мире аналогий герценовской модели социализма и найденном Герценом разрешении вопроса личности и общинного мира (Пирумова).
Все это не только явилось существенным вкладом в герценоведение, но создавало базу и указывало направления, по которым должно было пойти дальнейшее исследование герценовского общественного идеала. Для успешного разрешения этих вопросов с 1991 г., когда провозглашенные ранее свободы слова, печати, мнений, впервые получили реальное значение, были впервые созданы благоприятные условия. Как во всем, становление нового в историографии соседствует с остатками старого и отличается крайностями суждений.
В основном историография темы представлена работами: Пустарнакова В.Ф., Маслова В.Н., Сабонникова И.В., Порох И.В., Антонова В.Ф., Афониной Р.П. [53].
Свобода слова и мнений побудили Пустарнакова к дерзновенному посягательству на недавно высший авторитет. Он сразу заявил, что позволяет «себе «быть смелым» и сказать, что в «русском социализме» Герцена я, в отличие от В.И. Ленина, несколько гранов настоящего социализма вижу. Самое признание принципа «общинности» - это уже элемент социализма…». Он и не «прекраснодушная фраза», «доброе мечтание». Автор призвал отказаться от этих терминов. Но заявил, дальше не пойдет» [54]. А дальше стал утверждать, что «в русском социализме» Герцена исходным, центральным, главным , основным, несущим принципом оставался европейский, общечеловеческий, но несоциалистический, а общедемократический принцип личности, ее прав и свобод» [55]. Это он видел в жертвовании личности частью себя для общего дела; в неотвратимости, как бы сам Герцен не говорил об этом, для России пройти путь развития Запада. Указывая, что свойственный русскому народу дух общности не изжит и теперь, автор видит неудачи современного фермерства в незнании его фанатами русской истории, своего народа, самого «Герцена и других мыслителей, их прогнозов, которые, по крайней мере, частично оправдываются» [56]. Европейскую идею сам Герцен пронес «через всю жизнь и призывал русских «вдохнуть Европу в себя с тем, чтобы выработать в себе собственное». Эту задачу он ставил перед собой и завещал ее нам. [57].
«Проблема возможности мирного пути общественных преобразований, - пишет Афонина, - главная в революционной теории А.И. Герцена». Так решительно еще никто не заявлял. Она видит путь Герцена и к идее «русского социализма» через поиск мирных путей общественных преобразований. Его пугал кровавый прогресс Запада, у России не т роковой необходимости проходить через «крещение кровью». Автор призвал и теперь идти за Герценом [58].
Мослов в своей работе раскрывает изложенную в «Колоколе» идею федерализма, попытался выяснить причины, породившие ее во взглядах Герцена и Огарева.
Сабонникова, поставив перед собой задачу, определить «истоки, содержание и современные интерпретации» герценовского «русского социализма», вызывает особый интерес к своей статье. В ней встречаются интересные суждения, но в целом поставленные перед собой задачи она не решила, а в частности, современная интерпретация социализма Герцена целиком основывается на суждениях о нем современных западных исследователей, которые, судя по цитатам из их трудов, просто не знают Герцена.
Работа Пороха основательно освящена фактами, опираясь на которые он и делал свои смелые выводы. Обращения в самом начале ее [59] к взглядам Герцена на ход исторического процесса органически необходимо, так как итогом его великий демократ считал рождение идеи социализма, после чего автор имел основание заявить, что для «Герцена историзм является основой построения модели радикального реформирования быта деревни, социальных отношений и государственной системы управления России» [60]. Поскольку в основе этого преобразования была община, приводится подробное герценовское обоснование ее социалистических задатков [61].
Герцен, говорится прошел через убеждение о невозможности в России никакой иной революции, кроме крестьянской, и впоследствии остановился на признании наиболее продуктивной, равнозначной коренному социализму перевороту, «революции сверху». Именно она и позволит установить общинный социализм. Завершая последний период историографии Герцена, следует сказать, что он будучи самым коротким, тем не менее оказался наиболее продуктивным в попытках разных по убеждению авторов статей подойти к оценке его социализма с новых позиций. Читая их, убеждаемся, что община перестает быть пугалом, а мыслимый на ее базе социализм начинает, раз он основан на реальной почве, колебать навязанную веру в его утопизм. Но в целом историография герценовского общественного идеала лишь стала намечать подходы к его иному пониманию и потому не отразила еще «производственных отношений», названных Герценом «практическим социализмом».
Объективно изучению проблемы «мешало» отсутствие у Герцена плана построения будущего общества. Он ограничивался определением принципов и потому отвергал «предначертания» чего-либо, и его общественный идеал можно только «собирать по крупицам или более или менее компактным частям из всего творческого наследия. Вот почему авторы работ о нем в основном ограничивали свои задачи выяснением лишь принципов, русского социализма», который внедрялся в сознание как утопия.
Источниковую базу дипломной работы составили опубликованные письменные источники личного происхождения (нормативные), публицистика, фотодокументы, произведения живописи, выполненные в жанре портрета, литературно-художественные произведения.
Источники личного происхождения представлены документами эпистолярного жанра, автобиографическими произведениями.
Источники личного происхождения требуют внимания от историка, поскольку несут субъективную оценку автором событий, личностей. Их необходимо сравнивать и сопоставлять с другими источниками. Источники личного происхождения позволяют видить как то или иное общество влияет на человека.
Особенно важны воспоминания, переписка, художественное творчество А.И. Герцена. В сущности все произведения А.И. Герцена и теоретические, и публицистические, и непосредственно автобиографические в различной степени и форме представляют собой документы и вехи его идейного развития и борьбы и рассказ об этой борьбе.
А.И. Герцен является создателем литературных произведений особого рода; они возникли на основе его собственной жизни, его идейной политической борьбы и по праву стали не только фактами литературы, но и средством идейной пропаганды и явлениями политической жизни. В них отражена субъективная оценка А.И. Герценом исторического развития России.
Для изучения творчества и деятельности А.И. Герцена важны воспоми-нания о нем современников (Чернышевского, Огаревой – Тучковой, Пассек), которые давали собственную оценку его деятельности.
Написанные А.И. Герценом литературно-художественные произведения дают нам представления о событиях, происходивших в России XIX века, и их оценку автором.
Автобиографические произведения (Было и думы») важны тем, что в них содержится материал о его личной жизни, взгляды на исторические события по прошествии многих лет, и их оценка.
Публицистические источники важны тем, что они дают представления о концептуальных позиция А.И. Герцена, об оценке им текущих событий. Именно с помощью публицистики А.И. Герцен оказывал существенное влияние на развитие общественного движения в России в XIX веке.
Огромное по своему идейно-художественному значению литературно-критическое наследие А.И. Герцена, одного из великих русских художников и философов еще в полной мере не изучено и не оценено нашей наукой, ей еще много предстоит сделать для уяснения его вклада в теорию и историю отечественной революционно-демократической этики. Так, не исследован до конца вопрос о тайных корреспондентах русской вольной типографии. Не был предметом исследования вопрос о многообразных связях А.И. Герцена с русской и мировой литературой.
Таким образом, существуют перспективы дальнейшей разработки дан-ной темы.
Среди исторических источников по данной теме особое место занимают произведения изобразительного искусства, картины – портреты, фотографии А.И. Герцена, по которым можно определить как качества личности характера А.И. Герцена, так и изменения в его внешнем облике с течением времени.
Методологической основой исследования является принцип историзма, позволяющий объективно рассмотреть события во взаимосвязи, учитывая историческую обстановку и соблюдая хронологическую последовательность.
Для рассмотрения темы использованы методы:
I. Общенаучные:
- теоретического анализа;
- теоретического синтеза;
- обобщение полученных данных.
II. Специальные:
- историко-генетический;
- историко-системный;
- историко-сравнительный;
- историко-антропологический.
В виду многоплановости темы, в работе сосредоточено внимание на исследовании узловых проблем, характеризующих разностороннюю личность и деятельность А.И. Герцена.
Исходя из разработки проблемы, учитывая ее актуальность, поставлена следующая цель: дать характеристику исторической роли А.И. Герцена в российском общественном движении XIX века.
Обозначенной цели подчинены следующие задачи исследования:
- выяснить роль окружения и российской действительности в формировании личности и взглядов А.И. Герцена;
- охарактеризовать концептуальные взгляды А.И. Герцена;
- выяснить какое историческое значение имела издательская деятель-ность А.И. Герцена для России;
- исследовать влияние идей А.И. Герцена на развитие общественного движения в России.
Практическая значимость работы определяется возможностью использования ее материалов в процессе преподавания истории России в вузе и школе, на фа

Вопрос об отношении Герцена к Европе и ее исторической возможности нельзя рассматривать однозначно. От смертельного приговора ее основам и учреждениям после революции 1848 г. он шел к признанию возможности оживления старых ее форм новым содержанием. В 1861 г. он писал: «при изменении основных отношений прежние институты, формы могут остаться, но они иначе взойдут в общественную формулу, то есть иной функцией, и тогда между новым обществом и старым государством» ничего общего не останется [78].
Таким образом, движущей силой исторического прогресса А.И. Герцен считал разум, научные знания и просвещение. Жизнь каждой нации состоит из двух начал: своеобразного, только ей присущего, и всеобщего. Только при гармоничном сочетании этих двух начал, утверждал Герцен, возможно нормальное историческое развитие.
§ 2 «Русский социализм»
При рассмотрении «русского социализма» Герцена очень важны его суждения об учениях Г. Бабефа, Э. Кабе, А. Сен – Симона, Ш. Фурье, П. Прудона и Р. Оуэна. Это выдающиеся французские социалисты. Они, по мнению Герцена, основоположники современного ему социализма.
Герцен называл «безумием» план насильственного установления коммунистической системы равных Бабефа, но в тоже время высоко оценил его как личность.
Отношение Герцена к Пьеру Жозефу Прудону было особым. Они были не только современниками, но и друзьями. Более того, Герцен называл Прудона своим учителем.
В 1850 г. появилась книга Прудона «Исповедь революционера», в которой доказывалась первостепенная важность, социального т. е. экономического, а не политического переворота. С этой идеей Герцен в 1847 г. приехал в Европу. Опыт революции 1848 года ещё более укрепил его в ней. В принципе обнаружилось сходство взглядов.
Главное, что было воспринято Герценом у Прудона, - это его учение о власти.
Герцен благодарил судьбу, что она позволила застать в живых Роберта Оуэна. Герцен называл его «материалистом». Герцен не проникся убеждениями Оуэна, но по достоинству оценил его.
Герцен воспринял западную идею социализма, но не программы его. Нравственно ближе всех было ему учение Оуэна и Прудона. Вместе они способствовали развитию мировоззрения самого Герцена. Не раз указывал на их историческое значение, он отмечал их объективно оправданные слабости и конструктивные достоинства.
Своё учение об общинном социализме Герцен назвал «новой программой». В отличие от западных теорий социализма, как правило, умозрительных и чрезвычайно сложных, теория Герцена основывалась на реалиях русской жизни и была чрезвычайно проста. Он так и писал о ней: «Вся новая программа нашей исторической деятельности так проста, что тут не надобно гения, а просто глаза, чтобы знать, что делать» [84]. «Традиционный, тысячелетиями слагавшийся общинный, коллективный быт русского народа, - вот что теперь открылось его взору и указывало, что нужно делать. «Теперь» это после неудачи, срыва его надежд и веры, особенно в февральскую революцию 1848 года во Франции. По его словам, именно с этого времени он только об одном этом, то есть о русской общине, и проповедовал» [85].
По словам Герцена, он уехал в 1847 году в Европу на встречу с грядущим социализмом как «революционер и социалист», но уже первые впечатления о ней несколько озадачили его. Там ему представилась удручающая картина деревни. Его возмущали огороженные сады, огороды и даже порой поля. Он говорил, что эти ограды напоминают бедняку о том, что он нищий. У этих разбросанных и огороженных друг от друга домов ничего общего между собой нет, все особое. И заявил, что будущее за русским селом. Это сказано было в декабре 1787 года, на кануне Французских событий.
По мнению Герцена славяне – грядущая часть человечества вступившая в историю [86]. Они живут общиною. Но именно благодаря своему общинному быту они больше, чем любой другой народ Европы, подготовлены к социальной революции. Сами же по себе они её не совершат. Они для этого нуждаются в могучей и плодотворной мысли Запада. Без его революционной идеи славянский мир никогда не может проявить свою врождённую и самобытную социалистическую сущность.
Он считал Россию центром славянского мира, так как Россия сильное и независимое государство.
Герцен видел и положительные и отрицательные стороны общины. Хотя его обвиняли в идеализации её.
Обоснованию русских «начал» Герцен посвятил ряд работ, среди которых наибольшее значение имеют: «Россия», «Письма в Россию», «Русский народ и социализм», «Русское крепостничество», «Крещённая собственность», «Старый мир и Россия», «Нашим читателям», «Порядок торжествует», «К старому товарищу».
Исходя из экономических и политических оснований общинного быта, Герцен и определил формулу русского общинного социализма. «Итак, - писал он по этому поводу, - элементы, вносимые русским крестьянским миром, - элементы стародавние, но теперь приходящие к сознанию и встречающиеся с западным стремлением экономического переворота, - состоят из трёх начал, из:
1. права каждого на землю,
2. общинного владения её,
3. мирского управления.
На этих началах, и только на них, может развиваться будущая Русь» [87].
Задача перехода России к социализму Герценом решалась очень просто: сначала освободить крестьян с общинной землёй от власти помещиков, а затем мирское управление от царской администрации. Тогда откроется простор для развития общинных начал социализма, что и осуществится под воздействием западной науки.
Переход к социализму по Герцену должен быть двухэтаный – сначала в порядке мирной экономической революции, затем, на новой экономической базе, и демократического переустройства управления страной.
После политических реформ 1864 – 1865 годов реформа 19 февраля 1861 года стала рассматриваться Герценом как социальная революция, которая привела в движение экономическую сторону социализма, заключённую в общине.
Герцен считал, что после реформы задача эпохи состояла в «развитии» личной свободы без потери на землю, и сохранение общинной собственности рядом с личным «пользованием» [88].
Вопрос о собственности, как известно, был одним краеугольным в дискуссиях социалистов. Если Прудон не допускал и мысли о посягательстве на частную собственность; Маркс отстаивал принцип обобществления орудий и средств производства; Бакунин страстно боролся против права наследования даже мелкого имущества, то Герцен в этом вопросе не пошёл ни за своим учителем федералистом Прудоном, ни за своим непримиримым противником централистом Марксом и ни за другом своим Бакуниным. Он, как и Милль, считая отношения к собственности главным в отличии социализма от коммунизма, полагал, что лишь последний основывается на принципе обобществления всех имуществ.
Герцен возражал Бакунину «отними у самого бедного мужика право завещать – и он возьмёт кол в руки…» [89].
Понятно, что кроме земли, которая является безусловной собственностью всего коллектива общины, крестьянин имел и личную собственность – дом, усадьбу, хозяйственные постройки, инвентарь, скот и тому подобное, чем и мог распоряжаться по своему усмотрению.
Герцен считал, что, но и в этом случае полная свобода экономических действий крестьян в рыночных условиях пореформенной России могла бы создать опасность для идеи общинного социализма.
До реформы 1861 года Герцен считал, что в общине нет конкуренции, нет внутренней борьбы, создающей «разнообразие движений.» А после реформы, когда в общине сложились узаконенные две формы собственности – общая на землю и личная на всё другое имущество, уже были устранены основные препятствия движению её внутренних сил и весь вопрос для Герцена стал сводится к тому, чтобы создать препятствие для «злоупотреблений» частной собственностью.
Общинное владение землёй гарантировало пожизненное обеспечение каждого крестьянина земельным наделом, и таким образом решалась принципиально важная для Герцена задача – исключение пролетаризации деревни. Именно в этом и заключалась исторически спасительная миссия общины. Но в ней же он теперь видел и рычаги прогресса. Крестьянин, получив на весь свой век земельный надел, начинал вести своё, по сути дела, частное хозяйство. Всё его благополучие оказывается в зависимости от его личного усердия и умения, его личной воли как рациональнее использовать землю по своему усмотрению и для личных целей. Главным стимулирующим к труду является сознание того, что только он, работник, будет владельцем и распорядителем произведённого им продукта. «Человек серьёзно делает что–нибудь только тогда, когда делает для себя» [90]. Психология частника жить лучше вызовет соперничество производителей, их конкуренцию, что было невозможно в крепостной общине. На помощь придёт наука технологии производства, опыт и сельскохозяйственная техника Запада. Всё это вместе обеспечит тот прогресс, то «развитие и движение», которого не было в прошлом и которые Герцен теперь связывал исключительно с общинным производством.
Производство должно пройти два этапа развития. Первый будет основан на общем владении землёй и частном характере производства, во втором же осуществится принцип коллективного владения и коллективного производства.
Прогресс в сельском хозяйстве возможен при наличии двух условий. Во
первых - Россия должна быть покрыта сетью железных дорог, и в ней должен быть создан рыночный спрос на продукты сельского хозяйства. Сами железные дороги не свяжут между собой отдельные рынки, сельскохозяйственный прогресс не может осуществиться. Как только все рынки свяжутся друг с другом, сельское хозяйство продвинется в перёд, какова бы ни была система земельной собственности. Во – вторых, наличие крупного общинного хозяйства, использовать при обработке земель паровой плуг, и перейти от общинного земельного передела к общинному совместному труду. Тогда распределение урожая будет зависеть от числа работающих супружеских пар.
Большую роль в общине, по мнению Герцена, играла круговая порука, то
как она предохраняла каждого члена от полнейшего разорения.
Большое значение в развитие торговли играли ярмарки. Лишь развивающаяся ярмарочная торговля создаёт и развивает частный кредит. Общенародная кредитная система, по убеждению Герцена могла бы вполне, без вмешательства государства, обеспечит развитие экономики общинного хозяйства и облегчить крестьянам время пореформенных платежей.
Решающее значение как в процессе перехода к совместной обработке полей, так и в обеспечении прогресса общинного будет иметь его механизация.
Как только крестьяне поймут все выгоды машинного производства, они, по мнению Герцена, «перейдут к обработке полей сообща и делёжку произведений и барышей». Гарантией будущего обогащения крестьян он видел в наличии круговой поруки, которая может служить, источником громадного богатства, потому что «отвечает за заём и, стало, имеет прочный кредит…в состоянии нанять машины, или лучше сказать, купить их в рассрочку…обработав большое количество пашни, чем теперь, круговая порука может при употреблении машин прокормить всё сельское население и скопить капиталы» [91].
Совокупность рассуждений Герцена о необходимых условиях перехода крестьян к совместной обработке полей, организации и стимулировании труда, его механизации создаёт уникальную, никем из социалистов России не созданную картину устройства социалистического хозяйства на базе сельской общины.
Мирская сходка и волостное самоуправление, признанные положением 19 февраля 1861 года, не вершина, говорил Герцен, а лишь основание, фундамента общего здания политического устройства будущей социалистической России. При этом он подчёркивал, что, как бы ни была сбивчива и неполна реформа 1861 года, она привела к экономическим, административным, и юридическим последствиям – введение земельных учреждений, нового суда и пр. Нужно было создать систему народного управления страной.
Герцен отрицал государство, как принцип политического устройства будущей России. Этому он давал обоснование. Обращаясь к истокам государств, он говорил, что они «сложились, как все сложилось в природе, по неопределённым стремлениям, открывавшимся возможностям, прилаживая и изменяя внутренние потребности к высшим обстоятельствам. По мере развития мысли, сознания является желание разумнее, целесообразнее устроится» [92]. При этом он отмечал, что все исторические формы государства ведут от одного освобождения к другому и ссылался на Гегеля, который даже в рабстве находил, «и очень верно», замечал Герцен, «шаг к свободе». Так, по его мнению, и государство, как рабство, «идёт к самоуничтожению», хотя его и «нельзя сбросить с себя, как грязное рубище, до известного возраста».
Следовательно, государство есть общественная форма, «через которую проходит всякое человеческое сожитие…» Постоянно с обстоятельствами изменяясь, оно прилаживается к всё новым и новым потребностям. Везде оно начинается с полного порабощения лица и везде, по мере развития, стремится «к полному освобождению его». Огромным шагом в этом направлении Герцен считал образование общественных сословий. Такое расчленение общества было «выходом из животного состояния, как раздел труда». Ещё большим таким шагом было уничтожение сословий.
Этот процесс Герцен объяснял и несколько иначе. «Каждая степень образования, развития, даже силы государственной, требует соответственный себе цикл государственных учреждений. С каждым шагом вперёд ему нужно больше простора, больше воли, больше определённости в своих отношениях к власти, словом, больше независимой, самобытной и разумной жизни. Или государство её достигает (с боя ли, по любовному ли согласию – всё равно), и тогда оно идёт далее в истории, или нет, и тогда оно останавливается, разглаживается, распадается и обмирает, таким образом, до какого–нибудь решительного события (например: Крымская война), которая снова раскрывает ему путь развития или окончательно убивает его как деятельное, развивающееся государство» [93].
Герцен считает, что смена форм государства ведёт его к самоуничтожению. Состояние перед кончиной старого мира и рождением нового мира, соответственно, символизировали государства Франции и России.
Россия – это централизованное государство. Оно в Киевскую эпоху доходило «до такой органической формы государственной», как, например, «Англия или Швейцария», а позже до Петра I русская история представляла собой «государственную эмбриологию тёмного, бессознательного пластицизма, оседания, роста, идущего до встречи с монголами». Эта встреча прервала естественный рост страны, но в тоже время история Руси становится «сознательно в московском единстве, стягивающим части для отпора». Когда же Москва свергла ордынцев, она многое переняла у них. «Царь московский какой – то византийский хан» [95]. Тяжёлое и неповоротливое московское правительство сдерживавшее части страны в ожидании железного дубовым обручем, делало попытки «выйти из оцепенения, но члены подгибались под тучным телом». Пётр I же, «гений - палач», отбрасывая, сколь мог, славянское и византийское, с татарским кнутом и нагайкой «загонял оторванный от народа слой к западному образованию». Так по германскому подобию было создано огромное бюрократическое и военное устройство «с восточным отрицанием всех прав человеческой личности». Это дало правительству «неслыханную силу на создание и разрушение». Для Петра, государство было всё, а человек ничего. Так сложилось «безобразнейшее правительство в мире», которое продолжалось полтора века. Петербург постоянно ломал, переделывал «и сам мешал покою», который имел пристанище «только в низу, только в Крестьянской Руси» [96].
Именно она – то, сельская Русь продолжила старую, бытовую, общинную Русь. «Её связь с Москвой основывалась исключительно на чувстве государственного единства и независимости, эта же связь осталась и в петербургскую эпоху. Петровские реформы прошли над народом. Он видел в них какое–то чужое насилие, правительство же в народе видело государственную барщину» [97]. Так при Петре государство предстало в своём дуализме: «Это две России, из которых одна не народ, а только правительство; а другая народ, но вытолкнутый вне закона и отданный в работу. Государство кончилось на канцеляристе, прапорщике и недоросле из дворян; по другую сторону были уже не люди, а материал, ревизские души продажные, купленные, всемилостивейше пожалованные, приписанные к фабрикам, экономические, податные – но не признанные человеческими» [98].
Гибель петербургского самовластия при этом раздвоении народа и правительства была тем самым предопределена. Власть могла держаться только на «рабстве». При первых волнениях власть начинала выскользать из рук.
При таких обстоятельствах спасение, Герцен видел «в нас самих, в сознании нашей беспредельной свободы, нашей самодержавной независимости. Спасая себя, таким образом, мы становимся на ту мужественную и широкую почву, на которой только и возможно развитие свободной жизни в обществе» [99].
Вопрос, каким образом, сводился к мере свободы в реальном мире. «Хотите ли вы, - спрашивается свободы монтаньяров, порядка законодательного собрания, египетского устройства работ коммунистов?» [100].
По его мнению, вечной гармонии человека с обществом быть не может,
она есть определённый период и изменяется с обстоятельствами, как всё живое. Ни человек, ни общество, не могут изменить исторические отношения, которые не могут складываться по предписанным планам, но замечал он, человек должен быть современным, вести себя в соответствии с обстоятельствами. А обстоятельства эти ставили «поведение» личности перед задачей определиться в условиях грядущего социализма, который несёт ей свободу. Там она должна искать «полной свободы не для своеволия, а для разумно – нравственного бытия» [101].
Новое общество мыслилось им без правительства. Но его народнический
анархизм был основан на принципах разума, справедливости, демократизма, свободы, равенства.
Как друг свободы, независимости и развития, Герцен полагал, что пока будет существовать табель о рангах, закрытый суд, полиция будет наказывать без суда, - «до тех пор освобождение крестьян не принесёт настоящей пользы» [102].
Нужно и говорить без цензуры, тогда правительство, находящееся под надзором гласности и не имеющее средства подавить её, больше оглядывается, чем человек находящийся под надзором полиции. Социализм без «политической свободы, без равенства в правах быстро выродится в авторитарный коммунизм» [103]. А это не совместимо с идеями свободы. Надо ликвидировать централизацию, которая убивает всё индивидуальное, характерное, местное. Её главный недостаток – территориальная диктатура, доведённый до абсурда царизм. Её главный недостаток – правительство, которое во всё вмешивается, регламентирует, обо всё беспокоится. Но Герцен не допускал и абсолютной децентрализации, как в Германии. Есть среднее между этими крайностями – федерация по американскому и швейцарскому образцу. Он утверждал, что централизация «противна славянскому духу, федерализация гораздо свойственнее его характеру» и может осуществиться при социализме [104]. Он полагал, что из «мирской сходки» и казачьих «военных, республиканских и демократических общин» и должен развиться российский федеративный общественный строй социализма. Это, говорил он, будет выборное самоуправление «от села к волости, от волости к округу, от округа к области – дальше мы не шли, не должны были идти» [105].
Область стояла в центре самоуправления и стала пределом прямой выборности. Он полагал, что только на местах люди могут знать кого и за чем выбирают. Общероссийское центральное управление поэтому избиралось «только через посредство выборных областных» [106].
Когда будут образованы областные самоуправления, то они для решения
общих дел соединятся в федерацию, «в общинный союз славяно-русских областей», которые управляются сами собой, всех сами наделяют землёй, имеют свой областной банк, и для общественных дел каждая область посылает своих выборных людей для соглашений в устройстве путей сообщения, общие расходы, «составления общего банка союза» [107].