«Цикл А.А.Блока «Снежная маска»: автобиографический контекст и художественная структура»

Литературоведами давно замечено, что все творчество А.А.Блока до 1907 года – единый и непрекращающийся порыв страстной, иступленной исповеди, страстного стремления что-то разгадать, найти истинный путь жизни, оно настолько переплетено с доподлинными обстоятельствами его тогдашней жизни, настолько пронизано «субъективностью» , что без обращения к биографической основе трудно в полной мере понять стихотворения этого года, составившие главным образом цикл «Снежной маски», а частично и «Фаины».
Поэтому главной задачей данной работы представляется уяснение психологии творчества Блока, раскрытие процесса преображения поэтом фактов действительности в явления искусства.
...

Петербург был изумительно красив. И здесь, в сказочном городе, поэт слагал стихи женщине, представившейся ему загадочной кометой, ворвавшейся в замкнутый круг его жизни: «Посвящаю эти стихи Тебе, высокая женщина в черном, с глазами крылатыми и влюбленными в огни и мглу моего снежного города».
Немного фактов из предыстории: что на тот момент происходило в личной жизни Блока, каким образом судьба свела его с Волоховой и как все пережитое отразилось в стихах.
Летом 1905 года началась утомительная и бесконечная, тянувшаяся целых три года неразбериха, принесшая много тревог и настоящего горя втянутым в нее людям. Я имею в виду конфликт с Андреем Белым, который бурно влюбился в Любовь Дмитриевну и окончательно запутал отношения. Личный конфликт так тесно переплелся с идейно-лите ратурным расхождением, что подчас невозможно установить границу между тем и другим. Все оказалось подернутым одним маревом. В неразберихе были повинны все - и Блок,

Держалась ровно и строго, без тени кокетства. Одевалась в наглухо закрытые черные платья. Движения были ровные и замедленные. Лишь изредка появлялась на ее сжатых губах улыбка, которую подруги называли победоносной. У нее был глубокий, грудной, как говорили - несравненный голос. Она прекрасно читала стихи, - поэт Юрий Верховский утверждал даже, что только она одна может и должна читать Блока. Ко времени встречи Наталье Николаевне шел двадцать девятый год (Блоку - двадцать седьмой). Блок, как видно, не сразу обратил внимание на Н.Н.В. Познакомились они в октябре, а бурное увлечение прорвалось в стихах только в конце декабря. Сохранился черновик записки, адресованный Н.Н.В.: "Сегодня я предан Вам. Прошу Вас... подойти ко мне. Мне необходимо сказать несколько слов Вам одной. Прошу Вас принять это так же просто, как я пишу. Я глубоко уважаю Вас". Записка датирована 28 декабря.    Вот явилась. Заслонила    Всех нарядных, всех подруг,    И душа моя вступила    В предназначенный ей круг... Тогда начались репетиции «Балаганчика», Блок не пропустил ни одной, называл постановку Мейерхольда идеальной. 30 декабря 1906 года состоялась премьера – день, оставшийся в летописи русского театра. Наблюдая за игрой Волоховой, Блок понял, что влюблен. Участники спектакля решили отпраздновать премьеру в дружеском кругу. По инициативе неистощимого на выдумки актера Бориса Пронина придумали устроить вечеринку, на которой дамы должны были появиться в самодельных маскарадных костюмах, надетых поверх вечерних туалетов. Платья, плащи, короны и вся прочая бутафория были изготовлены из гофрированной бумаги - цветной, золотой, серебряной. Мужчинам было дозволено явиться в обычной одежде, но обязательно в черных полумасках, которые раздавались при входе.   Красивая и болезненная Вера Викторовна Иванова, талантливая актриса, вскоре сошедшая со сцены, предоставила свою просторную и хорошо убранную квартиру с большими розовыми диванами, пылающим камином и разостланной перед ним шкурой белого медведя. Это было неподалеку от театра, на Торговой улице. Были разосланы приглашения: "Бумажные дамы на аэростате выдумки прилетели с луны. Не угодно ли Вам посетить их бал?.." Вечеринка так и осталась в памяти участников под названием "бумажного бала". В числе приглашенных кроме Мейерхольдов, актрис, актеров и художников были молодые писатели - конечно, Блок (с Любовью Дмитриевной). Собрались после спектакля 30 декабря и веселились до утра. Женщины были по уговору в разноцветных однофасонных костюмах из тонкой бумаги, перевязанных тоненькими цветными ленточками, в полумасках, незнакомые, новые и молодые в свете цветных фонариков. Танцевали, кружились, садились на пол, пели, пили красневшее в длинных стаканах вино, как-то нежно и бесшумно веселясь в полутемной комнате; в темных углах сидели пары, вежливо и любовно говоря..." Впечатления этой ночи, отданной "легкому веселью", отразились в стихах "Снежной маски". На Волоховой было длинное, со шлейфом светло-лиловое платье, голову ее украшала высокая диадема... "Трехвенечная тиара вкруг чела..." Ее платье и туфли были украшены пряжками, изображающими змеек. Поэт и дама обменивались шутливо-колкими репликами... В длинной сказке    Тайно кроясь,    Бьет условный час.    В темной маске    Прорезь    Ярких глаз.    Нет печальней покрывала,    Тоньше стана нет...    - Вы любезней, чем я знала,    Господин поэт!    - Вы не знаете по-русски,    Госпожа моя...    На плече за тканью тусклой,    На конце ботинки узкой    Дремлет тихая змея... Когда в начале вечера дамы наводили на себя красоту, развеселившийся Блок попросил, чтобы его тоже подцветили. Наталья Николаевна, дурачась, исполнила его просьбу.    Подвела мне брови красным,    Поглядела и сказала:    "Я не знала:    Тоже можешь быть прекрасным,    Темный рыцарь, ты!" Волохова попросила поэта написать для нее стихи, которые она могла бы читать с эстрады. На Новый год она получила коробку с великолепными красными розами и парадным почерком переписанное стихотворение. Оно задало тон всему обращенному к ней лирическому потоку 1907 года: Я в дольний мир вошла, как в ложу.    Театр взволнованный погас.    И я одна лишь мрак тревожу    Живым огнем крылатых глаз…Пошли едва ли не ежедневные встречи. Стояла необыкновенно снежная мягкая погода, медленно падали большие, легкие хлопья.    Белоснежней не было зим    И перистей тучек...    После спектаклей подолгу бродили по улицам или на "удалом лихаче" уносились далеко, в пустынную снежную ночь. Блок знакомил ее со своим городом. "Среброснежные ночи", певучие вьюги, темные дали, электрический свет, разрывающий тьму, "блистательный бег саней", призывные рога метели, летящие звезды, застывший серп луны, череда чудесных "снов, обманов и видений", слепая и темная страсть, слитное чувство необъятного вдохновения и неизбежной обреченности, восторг неотвратимой гибели - все это экстатическое и вместе трагическое слилось в некое нерасторжимое художественное единство в "Снежной маске", которую Блок, подчеркивая ее внутреннюю цельность, назвал в рукописи "лирической поэмой". В своих драматических опытах поэт хотел "сойти с шаткой, чисто лирической почвы". Однако после этих попыток он снова отдался лирической стихии, родной и близкой ему по самой природе его дарования. В "Снежной маске" в наиболее обнаженной форме закреплены типические черты тогдашней художественной манеры Блока - метафорический стиль и завораживающая музыкальность стихотворного языка. Темы и мотивы "Снежной маски" - страсть, отчаянье и гибель, запечатленные в образах метели, полета, погони, - получили соответственное, идеальное по логике самого метода, художественное выражение в общей дифирамбической структуре этого цикла, в необыкновенном ритмическом богатстве сложных музыкально-словесных построений, в гибкости и легкости вольных, разностопных стихов, поистине крылатых, порхающих. "Снежной маской" завершается тот период творчества Блока, который он охарактеризовал как "антитезу" ранней своей лирике - по господствующим настроениям, темам, мотивам, художественным приемам.   "Книжка до последней степени субъективная, доступная самому маленькому кружку" - так отозвался он о книжке вскоре после того, как она была написана и издана. И вместе с тем он в дальнейшем придавал этой лирической поэме серьезное значение, назвал ее первой в числе пережитых им трех наиболее высоких творческих взлетов, когда он безраздельно отдался стихии. (Вторым взлетом была "Кармен", третьим - "Двенадцать") "Снежная маска", все тридцать составляющих ее стихотворений, была написана буквально залпом - за десять дней, с 3 по 13 января 1907 года. В иные дни Блок писал по шесть стихотворений. В начале апреля "Снежная маска" вышла отдельной изящно оформленной книжкой малого формата, с фронтисписом работы Льва Бакста, на котором были изображены снежная ночь, темное небо в россыпи звезд и поэт, устремившийся за стройной женщиной в белой маске. Говоря о поэтике цикла, нельзя не заметить, что героиню "Снежной маски" всюду сопровождает один навязчиво-постоянный эпитет - темный. Все в этих страстных стихах темное: струи, мост, дали, комета, встречи, очи, вино, вьюга, рыцарь, завеса, маска, цепи, память, сердце, вуаль, шелк, ложа, жребий, взор, орбиты, рай, плащ, вечер, голос, раб, храм, гранит, поле, плечи... Все - "темное". Люди, наблюдавшие тогдашнего Блока, единодушно говорят о его какой-то особенной легкости, окрыленности, стремительности. С "уверенной полуулыбкой" он быстро входил, как бы рассекая воздух, - полы щегольского сюртука разлетались. От него веяло ветром и вдохновением. Больше таким легким он уже никогда не был. И все же... Андрей Белый, например, прозорливо разглядел в этой метельной легкости глубоко затаенную душевную боль: "Веселье то - есть веселье трагедии; и - полета над бездной; я видел - грядущий надлом..." История этой любви довольно темна и вряд ли когда-нибудь может быть прояснена. Письма Блока к Н.Н.В. пропали, ее письма он перед смертью уничтожил. Сама Н.Н.В. в написанных на закате дней коротких воспоминаниях более всего была озабочена опровержением сложившегося по стихам представления об их романе. Она тщилась внушить читателю, что никакого романа, собственно, и не было. М.А.Бекетова, осведомленная о том, что происходило, со слов матери Блока, последовательно записывает в дневнике: "Саша хочет жить отдельно от Любы" (4 февраля), "Волохова не любит Сашу, а он готов за нею всюду следовать" (15 февраля), "Волохова полюбила Сашу" (12 марта). Да, речь заходила и о разводе (это подтверждает в своих воспоминаниях Любовь Дмитриевна) и о новом браке. Характер у Натальи Николаевны был резковатый, властный. Вот сценка, зарисованная сатирическим пером Андрея Белого: "Волохова - очень тонкая, бледная и высокая, с черными, дикими и мучительными глазами и синевой под глазами, с руками худыми и узкими, с очень поджатыми и сухими губами, с осиной талией, черноволосая, во всем черном. Александр Александрович ее явно боялся: был очень почтителен с нею; я помню, как, встав и размахивая перчатками, что-то она повелительно говорила ему, он же, встав, наклонив низко голову, ей внимал; и - робел. "Ну, пошла". И шурша черной, кажется шелковой, юбкой, пошла она к выходу; и А.А. за ней следовал, ей почтительно подавал пальто; было в ней что-то явно лиловое... Мое впечатление от Волоховой: слово "темное" с ней вязалось весьма; что-то было в ней - "темное". Мне она не понравилась". Выходит - эпитет, уснащающий строки "Снежной маски", не случаен... Блок настойчиво окружал сухощавую и довольно капризную даму ярким романтическим ореолом. Она и падучая звезда, и комета, влачащая звездный шлейф, она и "раскольничья богородица с демоническим", она и инфернальная "женщина, отравленная красотой своей", сродни нервным, властным и загадочным женщинам Достоевского. Но Снежная маска" не есть ни стихотворное изложение жизни веселого артистического кружка, ни "история одной любви".Недаром Н. Н. Волохова была, по ее словам, "несколько смущена звучаниемтрагической ноты, проходящей через все стихи". Образ героини цикла явно родствен андерсеновской "Снежной королеве".