Образ Санкт -Петербурга в 19 веке

ВВЕДЕНИЕ
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
Глава 1. Пушкинский Петербург
Глава 2. Петербург Гоголя и Достоевского
Глава 3. Петербург Андрея Белого
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Образ Санкт -Петербурга в 19 веке

В первой же повести, открывающей петербургский цикл («Невский проспект»), появляется определение, выражающее глубинное существо гоголевского Петербурга, — «фантасмагория».
Петербург Гоголя — город европеизированный и иерархичный, меркантильный и раздробленный. Но, прежде всего, это город фантасмагорический. В нем совершаются невероятные происшествия, реальное переплетено с ирреальным.
Значительное оказывается незначительным, ничтожным; уничижение оборачивается высотою духа; ущербность, примитивность сознания обнаруживают способность проникновения в глубинную сущность бытия.
Петербургский мир Гоголя не поддается рациональному, логическому изъяснению. Петербург Гоголя уподобляется «заколдованному месту». Так называлась одна из повестей первого гоголевского цикла, фольклорная, мифопоэтическая основа которого предопределяла сосуществование в сюжетах двух типов пространства: волшебного и бытового.
Оказывается, не только малороссийское местечко Диканька, но и европейский город не свободен от проникновения в него «нечистого», «заколдованного», ирреального.
При этом в повестях Гоголь немало примет фактической достоверности. Читатель вместе с героями наблюдает жизнь Невского пр., который «есть всеобщая коммуникация Петербурга».
Поручик Пирогов «темными Казанскими воротами» проходит «в Мещанскую улицу, улицу табачных и мелочных лавок»(10, с.54).
«В Мещанской улице» помещается мастерская жестянщика Шиллера, а его приятель, сапожник Гофман, живет на Офицерской ул. Цирюльник Иван Яковлевич («Нос») живет на Вознесенском пр., на Садовой ул. — коллежский асессор Ковалев, который в лавочке Гостиного двора покупает себе орденскую ленточку (хотя и не имеет на то никаких оснований; ордена у Ковалева нет, но Петербург умеет порождать самозванцев).
К дому Зверкова, пройдя через Гороховую и Мещанскую улицы, приходит Поприщин. В особой части Петербурга — Коломне («тут не столица и не провинция») ~ поселяется таинственный ростовщик, выразительное лицо которого заинтересует художника, он напишет портрет, принесший немало несчастий всем, кто с ним соприкоснулся. В картинной лавочке на Щукином дворе (ныне — Апраксин двор) покупает Чартков таинственный портрет. Художник приносит его на свою квартиру, которую он снимает на 15-и линии Васильевского острова.
Создавая иллюзию достоверности описываемых событий, Гоголь, как верно заметил В. М. Маркович, тут же взрывает эту достоверность. Писатель активно использует фантастические мотивы в петербургских повестях, но, в отличие от первых двух циклов, это «завуалированная фантастика»(6, с.65).
В Петербурге циркулируют слухи, герои погружаются в сновидения — в результате граница между реальным и фантастическим оказывается подвижной.
Гоголевский Петербург, чиновный, упорядоченный, оказывается и непредсказуемым, творящим особое бытие, в котором призрачность и социальная определенность не исключают друг друга. Петербургский герой Гоголя — это и обычный чиновник (смиренный Башмачкин, амбициозный Ковалев, безумный Поприщин), и гениальный художник.
Человек у Гоголя социально определен, но судьба его не предопределена окончательно социальным происхождением и чином.
Гоголя гораздо больше занимает, как соотносится внешнее и внутреннее в человеке, и проблема эта рассматривается им в той или иной форме во всех сюжетах.
Повесть о пропавшем носе, похожая на анекдот, оказывается притчей о человеке, который теряет самого себя, свое — духовное «я», но вряд ли в состоянии это заметить. Комическое и сакральное в петербургском мире Гоголя (как и в петербургском герое) располагаются близко друг от друга. Между обыденным и подлинно духовным также нет резкой границы.
Поэтому чиновник и художник — в равной мере — способны выявить внутренние, сокровенные черты гоголевского Петербурга.
Башмачкин в «Шинели», косноязычный и неказистый, никем не любимый, получает имя Акакий, что означает «кроткий», «незлобивый». Намечена ассоциация с героем жития — Акакием Синайским, и в гоголевском герое начинает проступать особая форма духовности: независимость от забот материальной жизни, смирение.
Холодный, меркантильный Петербург как будто не нуждается в искусстве, однако, именно в этом городе рождается не только прекраснодушный художник Пискарев («Невский проспект»), но и автор загадочного портрета, гениальный художник («Портрет»), в личности которого Гоголь воплотил тревоги своего «я»: размышления о религии и искусстве, о соотношении в художнике аскетизма и «светлости небесного веселья». Петербург Гоголя бессознательно томится своей меркантильностью и чиноманией, потенциально устремлен к одухотворенности, к полноте бытия.
Подвижный, изменчивый образ Петербурга, бесконечно обнаруживающий все новые и новые грани своего бытия, проступает в различных гоголевских произведений: в «Петербургских записках 1836г года», где набросок физиологии о Петербурге и Москве соседствует с характеристикой петербургской сцены; в «Ревизоре», где Хлестаков, незначительный чиновник из Петербурга, принят в провинции за ревизора, и образ столичного города оказывается двойственен: он вызывает страх и ожидание чуда, порождает хлестаковщину и обещает возмездие за грехи. Петербурга появляется и в «Мертвых душах», поэме, над которой Гоголь трудился с сер. 1830-х гг до последних дней своей жизни: во вставной «Повести о капитане Копейкин» намечена аналогия между Пб. и библейским Вавилоном(10, с.55-56).
В 3-й том своих сочинений Гоголь включает, кроме собственно петербургских повестей, «Коляску» и «Рим». Столица Италии предстает как некий антипод Петербурга. В вечном городе каждый может стать художником, любая женщина достойна быть моделью для живописца, ибо искусство растворено в воздухе, красота — вне и внутри человека. Однако, эстетически уравновешенный гоголевский Рим не способен углубиться в те драматические искания духа, которые предстоят истинному художнику. Петербург же способен выявить в искусстве, в художнике как антихристово начало, так и устремленность к свету, к «благодарственному гимну».
Драматические произведения Гоголя шли на сцене петербургских театров. Комедию «Ревизор» автор читал на вечере у В. А. Жуковского (в присутствии А. С. Пушкина и П. А. Вяземского) 18 января 1836г; 19 апреля этого же года состоялась премьера пьесы на сцене Александринского театра. Премьера «Женитьбы» прошла также в Александрийском театре (9 дек. 1842г (6, с.39).
Гоголь волновала сценическая судьба его драматических произведений.
При этом он ожидал не только хорошей постановки, талантливой актерской игры, но и быстрого, сильного воздействия на зрителей. Театр в целом драматург считал той «кафедрой», с которой можно сказать много добра.
Размышления о театре, о возможном прочтении его драм. произведений нашли отражение в таких сочинениях, как «Театральный разъезд после представления новой комедии», «Отрывок из письма, писанного автором вскоре после первого представления "Ревизора" к одному литератору», «Предуведомление для тех, которые желали бы сыграть как следует "Ревизора", «Развязка "Ревизора".
Из Петербурга Гоголь уезжает в июне 1836г в Германию и, побывав затем в Женеве Лозанне, Париже, в начале марта 1837г приезжает в Рим. Последующие недолгие приезды Гоголя в Петербург каждый раз были вызваны конкретными заботами.
На грани 1830-1840-х гг Гоголь переживает кризис творчества, испытывает сомнения в этических возможностях искусства. Это побуждает его задуматься о соотношении светской литературы и духовной прозы. Уже в 1-м томе «Мертвых душ» Гоголь активно использует христианские мотивы: он опирается на Библию, на святоотеческое предание, на древнерусскую учительную культуру. Писателя занимает проблема воскресения нации, отдельного человека, писателя. От значимых для него, но отдельных локусов, пространств (Диканька, Миргород, Пб.) он переходит к России, взятой как некая целостность, со всеми ее достоинствами и пороками. Как в 1-м, так и во 2-м томах «Мертвых душ», сквозь образ России, ее дорогу, которая мыслится амбивалентно (может привести как к воскресению, так и к падению), просвечивает образ заблудившегося человечества. Художественное слово (в силу непредсказуемости его воздействия) представляется Гоголю недостаточным, он обращается к публицистическому и учительному слову. Последняя книга опирается также на жанровые традиции исповеди и проповеди. Гоголевское произведение призвано было сблизить светскую и церковную культуру.
И биография и, в еще большей степени, творчество Достоевского тесно связаны с Петербургом.
В общей сложности Достоевский прожил в Петербурге 28 лет. Здесь же протекает основное действие не менее чем 20 его произведений(11, с.101).
Он общепризнан как один из самых «петербургских» писателей. Его отношениям с городом посвящена обширная литература, в списке которой особое место занимает книга Н. П. Анциферова «Петербург Достоевского», по мнению которого, Достоевский «открыл в городе, самом прозаическом в мире, незримый мир, полный фантастики». В творчестве Достоевского развиваются и преломляются петербургские мотивы, впервые осознанные и сформулированные Пушкиным, Гоголем, Лермонтовым, Ап. Григорьевым и др.литераторами, оформляются основные черты «Петербургского текста русской литературы»(11, с.102).
Уже в ранних произв. («Двойник», «Господин Прохарчин», «Хозяйка», «Слабое сердце», «Белые ночи»).
Петербург как место обитания бедных людей соединяется с судьбой героев в единый образ. Внешний вид улиц и каналов тогдашних петербургских окраин, сцены их повседневной жизни, унылые дворы, лестницы, «углы», где совершаются человеческие драмы, — из этих описаний вырастает образ «самого фантастического из русских городов». Петербургские мечтатели, белые ночи, просто бедные люди и нищие, демонстрирующие свою нищету.
Для Достоевского Петербург –«самый умышленный и отвлечённый город в мире». Устами своих героев Достоевский передаёт и своё отношение к нему: «…сугубое несчастье обитать в Петербурге», «…это город полусумасшедших… Редко где найдётся столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге…». И всё – таки Достоевский очень любит Петербург. Это город его молодости, его рождения как писателя, его головокружительных успехов, трагических переживаний и утрат. Он необходим ему для творчества: часто Петербург становится источником его вдохновения. Уезжая из него, Достоевский всегда стремится обратно, возвращаясь, тяготится им. В Петербурге ему тошно, скучно и тяжело. В Петербурге у Достоевского никогда не было своего дома, постоянного угла – он всё время менял квартиры, может быть, надеясь вместе с квартирой изменить что – нибудь ещё.
Известно около 20 петербургских адресов Достоевского (11, с.104).
В 1840-х гг он дольше всего жил в доме почт-директора Пряничникова в Графском переулке. Позднее он также обычно селился по правую руку от Невского пр., отдавая предпочтение угловым домам. В 1860-х гг Достоевский поменял пять адресов в районе Сенной площади.
Три его квартиры были на Малой Мещанской (Казначейская ул., 1, 7, 9). Этот район, описанный им с почти топографической точностью в произведениях 1860-х гг («Неточка Незванова», «Униженные и оскорбленные», а особенно в романе «Преступление и наказание» и «Идиот»), в наибольшей степени осознается как «Петербург Достоевского». Где-то в Столярном переулке (ул. Пржевальского) живет Раскольников — в качестве наиболее вероятного адреса называют д. 19/5 на углу Гражданской (С. Мещанской) ул. и Столярного переулка.; на Екатерининском канале, в д. 73, — Соня Мармеладова; в д. 104 по тому же Екатерининскому каналу.
Раскольников убил старуху-процентщицу. Домом Рогожина считается дом на Гороховой ул., 19.
В 1870-е гг Достоевский также неоднократно переезжает (1871-1872гг — Серпуховская ул., 15, дом не сохранился; 1872—1873гг — 2-я рота Измайловского полка, 11; флигель не сохранился; 1873-1874гг — Гусев переулок, 8 (Лиговский пр.,25); 1875-1878 гг — Греческий проспект, 6).
События последнего петербургского романа Достоевского «Подросток» разворачиваются в богатых квартирах аристократов и «канареечных комнатах» и трактирах Петроградской стороны и Васильевского острова(11, с.106).
Часто эти дома находятся против церкви или собора.
Петербургские церкви и соборы нравились, видимо, Достоевскому своей величественностью, законченностью форм, гармонией линий. Может ,он любит смотреть на церкви из окон своих квартир потому, что это напоминало ему совершенно необычное ощущение, испытанное им на Семёновском плацу и описанное им потом в романе «Идиот»: «Невдалеке была церковь, и вершина собора с позолоченной крышей сверкала на ярком солнце. Он помнил, что ужасно упорно смотрел на эту крышу и на лучи, от неё сверкавшие, оторваться не мог от лучей: ему казалось, что эти лучи – его новая природа, что он через три минуты как – нибудь сольётся с ними…»(4). Тогда, стоя на эшафоте и ожидая смерти, Достоевский мог видеть купола Введенского храма, теперь, увы, несуществующего. Город за прошедшие 100 лет очень изменился, многое утратил. Чтобы увидеть город Достоевского, нужно в своём воображении что – то воссоздать, что – то снести; вспомнить, что мостовые были мощёные, что фонари были газовые, что по улицам не неслись машины, а шли лошади…
Во второй половине XIX века город перестраивался. Характерной чертой города были «удивительные запахи, взрытая мостовая и перестраивающиеся дома». Только сейчас пытаются восстановить старое, а тогда больше отделывали «фасады со старого на новое, для шику, для характеристики».
Петербург – лучшая иллюстрация к романам. У Достоевского в Петербурге есть любимые места, любимое время, любимый сезон. Больше всего в Петербурге он не любит лето. Это всегда пыль, вонь, духота. Хорошее время – весна, пробуждение природы. «Самое интересное во всех отношениях время – осень, особенно если не очень ненастна. Осень – закипает новая жизнь на весь год, приезжают новые люди, начинаются новые предприятия, появляются новые литературные произведения…».
Таким образом, использованные в работе термины «Петербург Достоевского» и «Пушкинский Петербург» - это не места, где жили сам писатель и его герои, это духовное состояние города на новой ступени его истории.
Глава 3. Петербург Андрея Белого
Имя Андрея Белого прочно связано с городом на Неве — в плане творческом, в плане житейском, духовном. В памфлете “Одна из обитателей царства теней”, написанном после возвращения из Германии, он писал: “…светом окрашено для меня пребывание в Ленинграде недавней эпохи, а мое пребывание в Берлине окрашено тенью”(13, с. 231). Петербургу посвящен лучший роман Белого “Петербург” — гениальное произведение, исполненное пророческого пафоса. “Близится великое время”, — писал Белый, предсказывая полосу грандиозных социальных катастроф, потрясений, войн, завершившуюся Октябрем 1917 года. Белый указал на страшную опасность, которую представляли террористы для России. Белый был абсолютно прав, когда подчеркивал, что терроризм идет с Востока. Исторические судьбы России, судьбы русских интеллигентов на историческом перепутье — основная проблема романа, которую романист сформулировал как “Восток или Запад”. Так должна была называться трилогия, замысел которой не был осуществлен полностью: Белый написал только романы “Серебряный голубь” и “Петербург”(13, с.233).
Его герои: сенатор Аблеухов, нервозный сын сенатора студент Николай Аполлонович, террорист Дудкин, провокатор Липпанченко, агент охранки Морковин, Софья Петровна и Сергей Сергеевич Лихутины. Они — живые люди и в то же время символы.
Но главный герой романа — Петербург, город Петра, созданный в традициях А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского. Вот приметы городского петербургского пейзажа: желтый особняк, “большой, электричеством блещущий мост”, фосфорический свет луны, Медный всадник.
Когда Белый создавал свой роман, быстрые темпы научно-технического прогресса, над последствиями которого задумывался Белый, изменили картину мира. Диапазон “Петербурга” расширяется до Вселенной, Галактики, космических пространств, с которыми сопрягается быт и история. Путь революции для Белого неприемлем. “Слышал ли ты октябревскую эту песню тысяча девятьсот пятого года: этой песни ранее не было, этой песни не будет…”(13, с.233) Но есть другой вариант исторического процесса — плодотворный для Белого — поворот к ценностям античного мира и древнего Востока, евангельской этике.
Ленинградский ученый, писатель, доктор филологических наук Л. К. Долгополов вернул А. Белого и его роман из мрака забвения. Леонид Константинович подготовил издание “Петербурга” в серии “Литературные памятники” (М.: Наука, 1981), опубликовал книгу “Андрей Белый и его роман „Петербург”” (1988). Это лучшее, что написано о Белом. В “Петербурге” сфокусировались многие новаторские черты мирового литературного процесса XX столетия.
Белый в одном ряду с Джойсом, Прустом, Кафкой. Он опередил их, предваряя поэтику их произведений. Если говорить о Белом как о прямом предшественнике Джойса, то следует назвать поток сознания, переосмысление античной мифологии (у Белого — мифы о Сатурне и Аполлоне, у Джойса — “Одиссея”) как способ символизации и придания происходящему вселенского сущностного характера, художественная реализация теории Фрейда, изображение подсознательного распада, одиночества, разрыва связей, эдипова комплекса, определяющего отношения персонажей (Николая Аполлоновича с отцом и матерью), кинематографичность (монтаж, основанный на сцеплении ассоциаций). Известно, что Джойс в Париже любил смотреть “Броненосец „Потемкин”” С. М. Эйзенштейна, который считал Белого своим учителем. Джойса, по его собственному признанию, привлек монтаж. Бездушная чиновничье-бюрократическая власть, которую символизирует Учреждение, возглавляемое сенатором Аблеуховым, бесконечно далекая от “фабричного люда”, — прообраз недоступного замка в одноименном романе Кафки(13, с.199).
Провокация, слежка, вездесущее и всемогущее охранное отделение, опутавшее всех персонажей, как липкая паутина, гнетущее чувство страха — предвосхищение “Процесса”.
Безысходность, полнейший жизненный тупик, осознание абсурда и ужаса, когда, по словам Ф. М. Достоевского, желаешь “насекомым сделаться”, переживают персонажи романа А. Белого, превращаясь в паука или тарантула и предваряя сюжет “Превращения”.
Белый обильно использует “ключевое слово”, перерастающее в многослойную символику, — прием, характерный для романа-притчи, например, “Шпиль” У. Голдинга. Многократно повторяющееся слово “бесовщина” символизирует террор и провокацию. Роман написан по законам музыкальной композиции — эксперимент, предваряющий опыты Д. Джойса и О. Хаксли.
От романа “Петербург” Белый перешел к созданию “Петербургов”, в которых стремился зрелищно в киносценарной и драматургической форме воссоздать художественный строй романа. Его кинематогрофичность, опора на зрелищный цветозвуковой и жестовый образ позволила Белому, предрекшему кинематографу великое будущее (“Театр и современная драма”, “Синематограф”), создать талантливое, совершенно самостоятельное произведение — киносценарий “Петербург”. Он не дублирует роман, эпизоды разрастаются из отдельных штрихов, деталей, например, упоминание, что Николай Аполлонович — друг Сергея Сергеевича Лихутина, преображается в целую “картину воспоминаний”: двое юношей, один из них, сидя на дереве, восторженно говорит другу о своей любви к Софье Петровне. Белый в киносценарии как бы пишет “Петербург” заново, рисуя чисто кинематографическими средствами эпизоды, исполненные глубокого философского смысла (исторические судьбы России и Европы)(13, с.232).