Философия экзистенциализма. Проблема духовной свободы и ответственности личности (Ясперс, Сартр, Канга)

Оглавление


Введение
Глава I Общая характеристика философии экзистенциализма
Глава II Проблема духовной свободы и ответственности личности в экзистенциальной философии
Заключение
Список использованной литературы

Философия экзистенциализма. Проблема духовной свободы и ответственности личности (Ясперс, Сартр, Канга)

Экзистенциализм исходит из субъекта, полагая, что существование предшествует сущности. Для экзистенциалиста у человека нет определения (сущности) до его существования - личностного бытия, направленного в ничто (смерти) и сознающего, переживающего свою конечность. Это означает, что человек сначала существует (появляется и занимает место в неосмысленном, грубо вещественном мире), а только потом он определяется - входит в область подлинных сущностей и смыслов. Поэтому человека как субъекта просто невозможно как-либо зафиксировать, сделать предметом анализа и понятийного выражения. Только внешний человеку мир может обладать определёнными, предметными характеристиками именно потому, что он представлен, противоположен человеку как субъекту. У Ж. П. Сартра и других субъектом, у которого существование предшествует сущности, является человек или, как говорит М. Хайдеггер, “человеческая реальность". Другими словами, экзистенциальные проблемы - этo вопросы самого факта существования каждого человека и переживание своего способа существования. 2 Человек “всегда находится впереди самого себя”, как пишет Сартр: “бытие, сознание есть всегда “не то, что оно есть, а то, что оно не есть”, оно осуждено пребывать “вне себя самого” и как раз в этом заключена его подлинная (экзистенциальная) сущность”.3 К. Ясперс полагает, что человеческое существование раскрывается в "пограничных ситуациях" - в состояниях страдания, борьбы, жестокости и враждебности мира, в которых живёт человек.
По словам Ясперса, экзистенция - это не то, о чём можно сказать “есть”, а то, что “должно быть”, становление и устремлённость за свои границы. Человек лишён и внешних обусловливающих его предпосылок и внутренне присущей ему “природы”. Он, следовательно, не имеет какой бы то ни было, раз навсегда данной определённости, он не обладает никакой “сущностью”. Сущность человека есть “ничто”, в противоположность конкретно-содержательной определённости всего остального мира вещей. Как существо “конкретное”, он не сущность, а существование. Философия, если она берётся определить, что такое человек, должна искать в нём не что-то данное, равное себе в многообразных его проявлениях, потенциально заложенное в нём, что затем актуализуется в действии, движении и состоянии. Напротив, эти преходящие состояния и переходы в иное, нахождение в ситуации и вечное обновление, устремлённость и становление, словом, сам жизненный процесс в его пульсаций и беспокойстве, всё это и есть определённость человека, он сам как существование. Для обозначения способа бытия человека в мире Хайдеггер использует термин “Dasein” (здесь-бытие).
Согласно экзистенциализму, бытие человека обусловлено его темпоральностью, где среди детерминаций времени фундаментально будущее, то есть любое действие человека - не зависимое от прошлого продолжение человеческой натуры, а устремление в будущее, когда каждое последующее движение вносит определенную частицу в человеческую сущность. Вследствие чего существенная характеристика экзистенциальности заключается в творчестве самого себя, в видении себя самого на фоне будущих событий, вечном поиске, неудовлетворенности, жажде нового. Таким образом, признаётся динамическая сущность индивида, выраженная в представлении человека в качестве проекта, существование которого предшествует его сущности, вечно трансцендирует. “Трансценденция бытия присутствия особенная, поскольку в ней лежит возможность и необходимость радикальнейшей индивидуации”, - пишет М.Хайдеггер.4 Трансценденция означает, что человек есть, прежде всего, свои возможности неисчерпаемые, неограниченные и не реализуемые до конца. Он определяется через будущее (свои проекты, замыслы и устремления), а не через прошлое; через долженствование, а не через свою действительность. Из этой онтологической устремлённости бытия - сознания вовне и возникает, согласно экзистенциалистам, долженствование как способ существования человека.
Экзистенциализм подчёркивает драматизм и трагичность человеческого бытия, неисполнимость замыслов и проектов, отторженность смысла жизни от социально-исторических процессов, вечный разлад человека с собой по поводу поисков своей “подлинности”, отсутствие внешних ориентиров в моральном выборе и прочее. Человеческое бытие есть вечное становление, не имеющее никакой конечной цели и предметного результата. Его драматизм и безысходность обретают значение подлинно человеческого удела и призвания. Трагедия, поражения, падения и противоборство с собой - это не жизненный путь человека к чему-то, не испытание и искупление на пути к спасению, не цена истории, которую человек платит ради достижения собственных целей, а единственный, исчерпывающий смысл человеческого существования - его назначение.
Долженствование человека определяется не через идеальное состояние, которого следует достичь, а через отрицание всякого конкретного и статичного состояния. То, что трансцендирует в человеке, заставляет его “пребывать вовне” и постоянно “оставлять позади себя” свою сущность, не является каким-либо позитивным началом. Это ничто, чистая отрицательность, недостаточность как онтологические характеристики человеческой реальности. В силу своего изначального беспокойства, отрицания себя человек и должен постоянно преступать через себя. За этим самоотрицанием у Сартра (а также у Камю) уже ничего больше не стоит. Человек здесь - чистая субъективность (самопроизвольность, абстрактная неудовлетворённость собой, выдвижение всё новых проектов и ниспровержение всего устойчивого).
Такую субъективистски - нигилистическую интерпретацию человеческого бытия подвергают критике Ясперс и Хайдеггер. По Хайдеггеру же, то, что “высказывается” в человеке и заставляет его “экзистировать”, есть “бытие”. В экзистенциализме совершается окончательный отказ от поисков, каких бы то ни было “истинных”, “абсолютных” определений мира, поскольку в самой универсальной системе усматривается все та же “конечность”, “ограниченность”. А потому “истина” бытия представляется как “неисповедимое”, “неизречённое”, “тайное”, “сокрытое” или неустранимо “парадоксальное”. Иначе говоря, экзистенциализму глубоко чужды какие-либо конкретные философские программы, которые могли бы стать основанием для опредёленной социально-исторической позиции. Вот почему, в конечном итоге, подлинно нравственная установка человека в экзистенциализме рисуется как пресечение самого поиска универсальных абсолютов, всеобщих принципов и идеалов. Состоит ли эта “подлинная” нравственность в готовности человека ввергнуться в жизненную авантюру, или в возвращении к истокам, к “всеобъемлющему единому”, она во всех случаях сводится к “стиранию граней”, к принципиальной неопределённости моральной позиции. По отношению к любой, и всё равно какой, именно определённой моральной системе, она есть полная отрицательность.
Ничего общего ни с пессимизмом, ни с трагическим миросозерцанием, как это часто предполагалось, не имеет один из центральных экзистенциалов – бытие – к смерти. Появление этой категории связано с важнейшей проблемой, не первое столетие стоявшей перед философской мыслью: каким образом категория “смерть” может в философии хотя бы отдалённо отразить ту роль, которую играет смерть в нашей реальной жизни, как смерть понять. Экзистенциальное представление понимания значительно шире обыденного: “понимать” значит “мочь”, быть в состоянии что-то сделать. Через понимание присутствие выказывает себя как “можение быть”, которое неотделимо от того, в какой мере нашему бытию открыты, т.е. понятны сами возможности нашего бытия. В результате здесь-бытие - это “возможность быть”, а от того, как человеческому бытию открыты в понимании его возможности, зависит то, как эти возможности им осуществляются.5 Поэтому “жизнь к смерти”, согласно экзистенциализму, конституирует аутентичный смысл экзистенции, очищённый от быта, фактов, обстоятельств. Ощутив страх бытия-к-смерти, человек должен набраться мужества вглядеться в лицо собственного Ничто, моего бытия и тем самым почувствовать подлинную экзистенцию.
Так производится окончательный разрыв с традиционной рационалистической интерпретацией самоопределения человека, с пониманием его выбора и решения как разумного акта. По этой общепризнанной ранее схеме человек сначала уясняет себе, что он такое (по своей сущности, понятию человека, в идеале, каким он еще должен стать, или же по своей индивидуальной природе и естественным интересам), а затем, исходя из этого понимания и самосознания, решает, что ему следует желать, предпочесть и делать. Всякое такое основание, соображение, признание необходимого или обязательного является, с точки зрения экзистенциалистов, уже результатом более изначального, ещё до того совершённого выбора, исконного порыва, предпочтения.
Глава II Проблема духовной свободы и ответственности личности в экзистенциальной философии
Человеческое бытие, согласно экзистенциалистам, представляет собой совершенно уникальную реальность, к которому неприменимы никакие нечеловеческие мерки причинно-следственных связей, ничто внешнее не властно над человеком, он есть причина самого себя. Вот почему в экзистенциализме человек свободен, ибо свобода - это сама экзистенция. Экзистенция является “обиталищем” человеческой свободы, а потому человек - это свобода, и он осуждён быть свободным. Основанием свободы в экзистенциализме является то, что человек сам себя создаёт, и он ответственен за всё, что делает.
Можно сказать, что свобода в экзистенциалистской философии представляет два непременных условия:
возможность выбора человеком самой цели, или свобода его воли;
возможность достичь человеком поставленной цели, или свобода его действия.
Вместе с тем, в характеристике свободы человека экзистенциализмом следует видеть некоторые особенности его религиозного и атеистического направлений.
Так, для религиозных экзистенциалистов свободу можно обрести только лишь в Боге. У К. Ясперса выбор человека происходит перед лицом Бога, и подлинный его выбор - это выбор в себе “образа божьего”. Для того, чтобы этот выбор состоялся, К. Ясперс рекомендует обратиться либо к общедоступной религиозной, либо к более сложной по форме философской вере. В своей трёхтомной работе “Философия” автор на первый план в пограничной ситуации выводит свободу. По его мнению, свобода человека проявляется в способности противостоять себе, своему телу. “Сознавая свою свободу, человек хочет стать тем, чем он может и должен быть. Он рисует идеал своей сущности”. В структуру свободы, по Ясперсу, входит коммуникация, основанная на взаимной любви и доверии. Человек не может существовать просто как отдельный индивид. Свобода личности может существовать только тогда, когда свободен другой. Разрыв коммуникации приводит к уничтожению свободы. Человек должен почувствовать себя абсолютно свободным и абсолютно ответственным за то, что с ним происходит. И только эти ощущения способны родить в нем его истинное “Я”.
Примерно то же просматривается в нерелигиозном экзистенциализме М. Хайдеггера, только с его точки зрения, выбор человека предполагает необходимость поставить себя не перед Богом, а перед последней возможностью своего бытия - смертью. Тем самым человек оказывается перед лицом Ничто. Только актом своего выбора перед лицом Ничто человек обнаруживает и для себя, и для мира, что ему “говорит” в этот момент бытие. Конечно, человек может отказаться от своей свободы. Но отказаться от свободы - это отвергнуть свою личность, что значит поступать и думать так, как поступают и думают все. При этом мир, в который погружается человек, как говорит об этом М. Хайдеггер, - это “манн”(MAN), то есть по существу безличный мир, в котором всё анонимно, где каждый изолирован от других, усреднён и становится объектом действия. Это такой мир, где никто ничего не решает, а поэтому и не несёт ни за что ответственности.
Онтологию свободы правомерно расценить как наиболее важную и интересную часть рассуждений Ж.-П. Сартра. Изложенная Сартром в “Бытии и Ничто” концепция свободы имеет много общего с хайдеггеровской, представленной в “Бытии и времени” - прежде всего, в том отношении, что оба пытались включить свободу в систему базовых понятий феноменологической онтологии. Однако Сартр склонен скорее трактовать свободу как более глубокую, базисную онтологическую характеристику, как основание человеческой активности: “Первое условие активности - это свобода”.6
Сартр полагает, что “определить” свободу трудно, поскольку она “не имеет сущности”, не может быть подведена, в частности, ни под какую необходимость. В ней, как в “Dasein” у Хайдеггера, “существование предшествует сущности и определяет её”. Почему мы утверждаем, что сартровская “свобода” сходна с хайдеггеровским Dasein? Да уже потому, что и то, и другое наличествует лишь в модусе единичности! Это значит, что свобода не только не “одна и та же” у меня и у другого - она даже не “одна и та же” в разных ситуациях моего собственного бытия. Более того, попытка как-то перенести способ действия (и предпочтение, и выбор) в другой контекст означает утрату свободы. Другими словами, свободно определив своё поведение в одной ситуации и попытавшись попросту повторить это поведение в другой ситуации, человек действует “автоматически”, а значит отнюдь не свободно.
Свобода - не непредсказуемость поступков и желаний человека. Она - в поисках самого себя, или, точнее, в выборе самого себя (или, в более современной терминологии, собственной идентичности). А тем самым, и в выборе своего предметного мира, который вместе с тем выглядит как “открытие”. Но ведь выбор, если он действительный выбор, необусловлен. Жизненное (экзистенциальное) решение - это не выбор между тем, взять ли с собою зонтик или оставить его дома; выбор экзистенциален, когда ситуация судьбоносна, когда она “критическая”, и когда нет возможности избежать выбора. Поскольку человек непременно переживает критические ситуации, когда нет возможности не выбирать и когда выбор не может быть заменен подсчётом шансов, - человек “осужден” быть свободным, а свобода его абсурдна.
Казалось бы, рассуждения Сартра легко опровергнуть, пользуясь аргументами здравого смысла – о какой свободе идёт речь, если человек мал и даже ничтожен по сравнению с “обстоятельствами”, включающими и силы природы, и роковые случайности, и мощь созданной людьми государственной машины, и многое другое. Да, соглашается Сартр, “я не “свободен” избежать ни влияния моего класса, ни влияния моей нации, ни влияния моей семьи - не способен даже стать творцом собственной силы или удачи, ни справиться с самыми малыми своими причудами и привычками. История любой жизни, какой бы она ни была, - это история неудачи”. Конечно, продолжает Сартр, “человек оказывается сделанным климатом и почвою, расой и классом, языком, историей коллектива, часть которого он составляет, наследственностью, индивидуальными обстоятельствами своего детства, приобретёнными привычками, большими и малыми событиями его жизни”. Все это если и не очевидно, то тривиально. Но почему же все эти тривиальности не были аргументами в глазах защитников свободы? Хотя бы уже потому, что всё перечисленное в их представлениях о сущности человека принималось во внимание в роли препятствий или “ограничителей” свободы. Более того, именно наличие препятствий свободе и делает её очевидной! Быть свободным - не значит “получать всё, что хочешь” - это, скорее, быть в состоянии хотеть именно того, чего хочется: здесь человек “исходит из самого себя”. Поэтому, подчёркивает Сартр, “успех никоим образом не важен для свободы”. А потому единственное подлинно философское определение свободы - это то, что она есть автономия выбора.7
Мы постольку личности, поскольку свершаем свой, только свой, выбор. Свобода “для себя” - это “просвет бытия” или “разрыв в бытии”, это момент решения. Жизнь свободного - только выборы самого себя, череда “разрывов бытия”, которые осуществляются с каждым актом выбора.
В философии Камю, как и в философии Сартра, человек первоначально выступает в своём абсолютном одиночестве и конечности. Смысл существования утрачивается самым радикальным образом. Точка зрения А. Камю - это, так сказать, “героический пессимизм”. Надежды у него нет, но у него есть свобода. Вне единственной фатальной неизбежности смерти есть свобода. Остаётся мир, в котором человек - единственный хозяин. И он должен оставаться человеком, несмотря ни на что.
Учитывая всё вышеизложенное, нет нужды доказывать, что для философов-экзистенциалистов свобода неотрывна от ответственности. Сартр говорит: “...человек, будучи осужденным на то, чтобы быть свободным, несёт на собственных плечах тяжесть всего мира: он ответственен за мир и за самого себя, и это способ бытия”. Правда есть один особый случай: “я не могу отвечать за то, что родился”. Но это значит, по Сартру, всего-навсего, что я не отвечаю только за свою ответственность. Моё бытие не имеет основания, я просто “заброшен” в мир, но после этого и вместе с этим я начинаю отвечать за себя, я свободен и ответственен, оставаясь беспочвенным. Но это значит также, что речь идёт об экзистенциальной ответственности, а вовсе не об ответственности перед кем-то: обществом, отечеством, родителями или детьми. Понятно, считает Ж.-П. Сартр, свобода как определение человека, его экзистенция не зависит от других, но, как только осуществляется выбор или начинается действие, человек вынужден желать вместе со своей свободой свободы других людей. Иначе говоря, человек может поставить своей целью свою свободу лишь в том случае, если он поставит своей целью также и свободу других.
Итак, без свободы нет и ответственности. Если человек не свободен, если он в своих действиях постоянно детерминирован, предопределён какими-либо духовными или материальными факторами, то он, с точки зрении экзистенциалистов, не отвечает за свои действия. Но если человек поступает свободно, если существует свобода воли, выбора и средств их осуществления, значит он в ответе и за последствия своих действий.
Когда экзистенциалисты говорят, что человек сам себя выбирает, они имеют в виду, что каждый из нас выбирает себя, но тем самым они также хотят сказать, что, выбирая себя, мы выбираем всех людей. Действительно, нет ни одного нашего действия, которое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы быть, не создавало бы в то же время образ человека, каким он, по нашим представлениям, должен быть. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, что мы выбираем,- всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех. Если, с другой стороны, существование предшествует сущности, и если мы хотим существовать, творя одновременно наш образ, то этот образ значим для всей нашей эпохи в целом. Таким образом, наша ответственность гораздо больше, чем мы могли бы предполагать, так как распространяется на все человечество.