С.Н. Булгаков. "Краткий очерк политической экономии" В.В.Розанов "Легенда о Великом Инквизиторе" К.Ясперс "Философская вера" Владимир Соловьев. "София".

С.Н. Булгаков. "Краткий очерк политической экономии"
В.В.Розанов "Легенда о Великом Инквизиторе"
К.Ясперс “Философская вера”
Владимир Соловьев. "София"

С.Н. Булгаков. "Краткий очерк политической экономии"
В.В.Розанов "Легенда о Великом Инквизиторе"
К.Ясперс “Философская вера”
Владимир Соловьев. "София".

Третьим изданием выходит уже замечательная книга В.В.Розанова "Легенда о Великом Инквизиторе" и нельзя не пожелать, чтобы и оно читалось и разошлось. Розанов - один из самых талантливых и оригинальных у нас писателей. Книга его о Великом Инквизиторе Достоевского принадлежит к первому периоду его литературной деятельности, написана до радикального кризиса, который превратил его из ортодоксального верующего христианина в страстного и беспощадного критика христианства. Она полна еще христианской мистики и Розанов встает во весь свой рост. Как ни высоко мы ценим всю последующую критику Розанова и его глубокую постановку проблемы пола, но должны все-таки признать, что душа его начала постепенно опустошаться. Особенно печальную роль сыграло в жизни этого большого писателя сотрудничество в "НовомВремени"... Тема, данная Достоевским в гениальной легенде, которую Иван Карамазов рассказал в трактире своему брату Алеше, - неисчерпаема, не исчерпал ее и Розанов. Книга его по обыкновению написана с необыкновенной психологической тонкостью и красотою литературной формы, но разбросанно, без концентрации мысли, она пронизана ослепительными электрическими искрами, а наряду с этим в ней много балласта, много ненужных мелочей. На анализе Достоевского Розанов показывает, что только религиозно может быть утверждено безусловное значение человеческой личности, и это самая сильная, самая несомненная сторона его книги. "Коренное зло истории заключается в неправильном соотношении в ней между целью и средствами". "Человеческое существо, до сих пор вечное средство, бросается уже не единицами, но массами, целыми народами во имя какой-то общей, далекой цели... И где конец этому, когда же появится человек, как тело, которому принесено столько жертв - это остается никому неизвестным". Самая слабая часть книги, от которой Розанов отрекся в предисловии ко 2 изданию, это попытка оправдать страдания детей ("слезинку ребеночка"). Тут он как бы изменяет центральной своей идее об иррациональности мировой и человеческой природы (которая и ведет к религии). Розанов уделяет много места анализу той мистической диалектики, которая раскрывается в разговоре Ивана с Алешей, и недостаточно говорит о самой Легенде, некоторые мотивы ее оставляет в стороне. Недостаточно он останавливается на том, что Великий Инквизитор соблазняет людей принудительным счастьем, лишая их свободы. Розанов, кажется, обращает слишком большое внимание на католическую внешность, которую придал Достоевский своему Великому Инквизитору, и не видит всего бесконечного разнообразия образов, под которыми является этот странный старик в истории. Очень тонкую психологическую характеристику религиозных типов католичества, протестантизма и православия можно найти в книге Розанова. Приложены также очень интересные этюды о Гоголе. Вообще книга читается с захватывающим интересом и может быть горячо рекомендована читателю. Издана она очень изящно.
К.Ясперс “Философская вера”
ЯСПЕРС (Jaspers) Карл (1883-1969), нем. философ-экзистенциалист, психиатр, историософ. С 1916 проф. психологии, а с 1921 проф. философии в Гейдельбергском ун-те. При нацистах был уволен с кафедры. После войны преподавал в Базельском ун-те. Я. принципиально отказывался от построения законченной рациональной системы философии, называя свое учение «философствованием». Его теология является своего рода агностицизмом, не теряющим, однако, веру в реальность Запредельного. С точки зрения Я., внешний мир вещей и внутреннее духовное человеческое бытие (экзистенция) требуют совершенно различного подхода. Экзистенция осознает, «высветляет» себя в трагическом столкновении с внешним миром, к-рое открывает ей путь к вечной Запредельности (всеобъемлющему Абсолюту, Трансцендентности), и в контакте с др. экзистенциями (в «коммуникации»). Философ противопоставлял религ. вере с ее авторитетом «философскую веру», к-рая мыслит Абсолют с помощью «шифров», не претендующих на адекватную передачу запредельного опыта. В связи с этим Я. выступил против *демифологизации Писания, предложенной *Бультманом, к-рый пытался перевести язык Библии на язык рациональных понятий. Согласно Я., эти понятия не могут быть приложимы к Божественной Тайне, к Запредельному. Когда речь идет об иррациональном измерении, нельзя отбрасывать *миф. «В мифологических образах говорят символы, сущность к-рых непередаваема ни на каком языке. Они доступны только в их мифологической форме, незаменимы, непереносимы. Их рациональное объяснение не возможно, оно мыслимо только в новых мифах, посредством их видоизменения». Я. утверждал, что Библия, наряду с античной философией, является основой европ. культуры и веры. Однако в библ. *богословии он делал ударение лишь на одной его стороне, на идее тайны. Вольно интерпретируя диалог между прор. Иеремией и Варухом, (Иер 45:3-5), Я. утверждал, что на все  горестные вопрошания своего ученика пророк отвечал: Бог существует и в этом заключается разрешение всех трагедий. Из библ. заповедей Я. выделял три главные: запрет изображений, запрет поклоняться иным богам и повеление соблюдать этический закон. Эти заповеди были наиболее близки Я., поскольку соответствовали его «богословскому агностицизму». Бог сокровенен и непостижим; мысль о Нем должна находиться под контролем апофатического принципа. Повиновение Ему выражается в нравственном императиве. Я. рассматривал ВЗ в контексте эпохи, к-рую он назвал «осевым временем» и к-рая ознаменовалась появлением мировых религ.-нравств. учений в Индии, Китае, Греции, Палестине и Иране (1-е тыс. до н.э.). В «осевое время» произошел «самый резкий поворот в истории». Он связан с «появлением человека такого типа, каковым он является сегодня». Справедливо подчеркивая роль «осевого времени» для мирового сознания, Я. недооценивал другую «ось истории» — христианство, к-рое представлялось ему явлением вторичным. Он не увидел принципиальной новизны и уникальности Евангелия, они заслонялись для него наследием дохрист. мировых учений. Тем не менее Я. признавал, что христианство является «самой великой и возвышенной формой организации человеческого духа, к-рая когда-либо существовала».