Проблема коллективного выбора в условиях конституционной демократии ( по работе Дж.Бьюкенена и Г.Галлока "Расчет Согласия")

Введение
Глава 1. Классификация по Бьюкенену
1.1. Классификация видов выбора
1.2. Конституционный выбор как логическая предпосылка общества
1.3. Общественный договор
Глава 2. Конституционный выбор как общественный выбор и конституционная революция
Глава 3. Коллективный выбор применительно к России
Заключение
Список использованных источников

Проблема коллективного выбора в условиях конституционной демократии ( по работе Дж.Бьюкенена и Г.Галлока "Расчет Согласия")

При этом, отсутствие у индивида каких-либо прав означает и то, что его влияние в коллективной организации может быть произвольным. В такой ситуации неизбежно возникновение диктатуры - власти одного над всеми, иначе говоря, неизбежна концентрация всех правомочий на верхней ступени иерархической лестницы. Однако столь сильная концентрация одновременно будет сопровождаться и размыванием прав. Наглядный пример тому - бывший СССР, в котором абсолютное большинство прав собственности на ресурсы, факторы производства и результаты деятельности было сконцентрировано в руках государства. Но из-за огромных масштабов и обезличенности аппарата государственного управления эти права при формальном наличии их обладателя были фактически не специфицированы. Не было ясно, за каким государственным органом закреплено то или иное правомочие. А верховный собственник - «Кремль» - физически не мог контролировать «движение» частичных правомочий по исполнительной вертикали.
Таким образом, можно сделать вывод о невозможности идентификации прав собственности без определения прав личности (и наоборот, права личности не могут быть идентифицированы без определения прав собственности). Другими словами, эти две группы прав однородны.
Глава 2. Конституционный выбор как общественный выбор и конституционная революция
В ходе любого процесса общественного выбора возникают следующие проблемы: выбора правил голосования; информационной асимметрии; высоких трансакционных издержек. Как уже упоминалось, конституционный выбор является одной из двух основных разновидностей общественного выбора. И хотя конституционные решения принимаются гораздо реже, чем постконституционные, названные проблемы должны быть тем или иным образом решены и в том, и в другом случае, иначе коллективное решение не может быть вынесено или вынесенное решение не будет «легитимным».
Конституционный выбор представляет собой выбор правил постконституционного выбора. При этом конституционные решения также должны приниматься по каким-то правилам. Следовательно, сообществу необходимо сделать предконституционный выбор. Но для принятия предконституционных решений нужно выработать соответствующие правила, то есть осуществить предпредкон-ституционный выбор и т.д. Подниматься вверх по этой логической лестнице можно до бесконечности, и нужно где-то остановиться. Почему же не на второй ступени? (Остановка на первой ступени - постконституционного выбора - равнозначна полному отказу от коллективных действий. „Коллективные решения не могут приниматься, если отсутствует хотя бы какая-то процедура согласования предпочтений индивидов.) Но и в этом случае на поверку оказывается, что любое предконституционное решение не конституционно. Процедура принятия предконституционных решений может возникнуть только как идеал в голове мыслителя (потом она может быть одобрена на основе процедуры принятия конституционных решений - тем самым создается видимость замкнутого круга). А это как раз та ситуация, которой стремилась избежать теория конституционного выбора. Задача оказалась нерешаемой. Так или иначе концепция выбора должна предшествовать выбору концепции.
Рассмотрим два «идеала» предконституционного выбора - Бьюкенена и Эрроу. Оба они весьма изящны. Первый прост, второй - более сложен.
Бьюкенен пишет: «Одним из способов избежать того, что на поверку оказывается безнадежной методологической дилеммой, является принятие правила единогласия на первичной конституционной стадии...». Правило единогласия - один из краеугольных камней концепции Бьюкенена. Действительно, если решение принято единогласно, то, следовательно, оно легитимно независимо от процедуры его принятия. В данном выводе существуют изъяны, поскольку необходимо принятие дополнительных «идеалов». Если индивид отказывается от своей «подписи» под общественным договором, аннулирует ли его отказ сам договор? При этом, если встать на указанную позицию, возникает новый вопрос. Что будет мешать составителям конституционного договора уже на стадии его заключения в условиях отсутствия какой-либо процедуры подтасовать результаты голосования и признать договор единогласно принятым, а если несогласные возмутятся, утверждать, что они изменили решение post factum?
В случае, если между индивидами нет согласия, необходимо найти ненасильственные способы принятия решений. Иными словами, должны быть произведены компенсации либо теми, кто имеет более интенсивные предпочтения по данному вопросу, чем другие, либо, если предпочтения отличаются не сильно, теми, кто относительно богаче, либо в том же случае относительным большинством несогласному меньшинству. Компенсации должны выплачиваться и приниматься добровольно. Вследствие этого сообщество действует как «совокупный индивид», рационально выбирающий наиболее выгодную для себя альтернативу. Но принцип коллективной рациональности не будет работать через механизм компенсаций, если информация, которой располагают члены сообщества, асимметрична, то есть если существует информационное неравенство1.
Предположим ситуации, в которой индивиды получили полную информацию о последствиях принятия того или иного решения. Естественно, что индивиды постараются воспользоваться информацией в своих интересах и провести выгодное для них решение. В результате более осведомленные индивиды станут богаче, однако нет гарантий, что принятое решение будет оптимальным для всего сообщества (например, по критерию Парето или по менее «сильному» критерию совокупного благосостояния). Так, механизм компенсаций позволяет принимать решения в пользу более осведомленных индивидов, что приводит сообщество к состоянию, которое можно описать термином «информационная диктатура».
Даже если бы все члены сообщества находились в неведении относительно своей роли в цепи событий, инициированных тем или иным конституционным решением, существует еще одна непреодолимая проблема - издержек принятия решений. Дж. Бьюкенен и Г. Таллок во второй части «Расчета согласия» пишут, что отход от правила единогласия обусловлен существованием непреодолимо высоких издержек принятия решений, и сообщество должно провести сопоставление издержек принятия решений и издержек коллективизации того или иного вида деятельности, чтобы найти, какое же большинство голосов является оптимальным для принятия конкретного решения по этому поводу.
Конституционная революция – процесс изменения правил конституционного выбора. В данном определении акцент делается на кардинальности преобразования, т.к. любое изменение в конституционных правилах, совокупность которых и составляет конституцию, оказывает непосредственное влияние на ход постконституционного общественного выбора и, следовательно, на все дальнейшее развитие общества.
В составе модели общественных преобразований существует две модели («идеальной») конституции и модели «конституционной революции». У одних моделей редуцирована первая часть и гипертрофирована вторая, у других - наоборот. П. Бьюкенен в своей работе попытался отказаться от создания модели конституции, сосредоточив свое внимание на конституционной революции. В «Расчете согласия» автор акцентирует внимание на процедуре и критериях перевода того или иного вида деятельности из сферы «частного выбора» в сферу «коллективного», а в «Границах свободы» - изменение видения роли государства, самой парадигмы общества. Он приводит пример конституционной революции - триумф политики laissez-faire под влиянием идей А. Смита в конце XVIII -начале XIX вв. «Адам Смит пытался освободить экономику от оков меркантилистского контроля..., он пытался показать, что с устранением действующих ограничений торговли ситуация улучшается во всех отношениях». Сегодня аналогом меркантилистского видения роли государства в экономике является так называемый «ситуационный подход», согласно которому государство должно выступать в роли брандспойта при тушении пожара. Ответ на вопрос, какова же должна быть новая роль государства, Бьюкенен преднамеренно выносит за скобки.
Таким образом, в концепции конституционного выбора должны взаимоувязываться модели и конституции, и конституционной революции.
В 90-е годы теория конституционного выбора как самостоятельная отрасль экономической науки потеряла свою актуальность. Контуры новой политической экономии были уже очерчены. Во многом это сделано стараниями лично Дж. Бьюкенена и сотрудников возглавляемого им Центра изучения общественного выбора. Однако сегодня, чтобы вдохнуть в теорию новую жизнь, нужна новая идея, а она не может появиться на заказ.
В недалеком будущем ожидается качественное изменение подхода к оценке роли государства в обществе. Ускорение процессов интернационализации обусловливает возможность уничтожения государственных границ. Сегодня масштабы современного общественного сектора в развитых странах «слишком» велики, во многих из них целые отрасли экономики были весьма успешно приватизированы. Постиндустриальное государство не может обеспечивать высокие темпы развития национальных экономических систем1.
Таким образом, викселианское правило единогласия при конституционен выборе тождественно акту божественного освящения. Если твердо знать, что каждый член сообщества добровольно сделал выбор альтернативного варианта решения и выбор каждого совпал с выбором любого другого, а также если достоверно знать, что вес потомки всех членов сообщества согласятся с этим выбором, то такое решение будет абсолютно легитимным.
Глава 3. Коллективный выбор применительно к России
Ведение любого хозяйства предполагает в своей основе духовно-нравственный фундамент, который диктует соответствующий вид собственности. Последняя охватывает всю цепочку вещей, начиная с ресурсов и кончая произведенным продуктом. Всякий объект собственности, как правило, нуждается в специальных мерах по его сохранению и поддержанию. Эти меры способно обеспечить лишь само общество в лице его властных структур независимо от масштабов объекта собственности.
Собственность, поскольку она рассматривается как экономическая и правовая категория, не включает в себя вещи и факторы, лежащие за пределами хозяйственно-правовых отношений. Например, мы не можем обходиться без атмосферного воздуха. Но никому не приходит в голову сделать атмосферу объектом собственности. Являясь определенной формой субъект-объектных отношений, собственность не может быть привязана только к физическим лицам как субъектам, хотя такая точка зрения имеет место в литературе. Субъектом собственности в СССР было, как мы знаем, государство, а ныне таковыми субъектами стали разнообразные юридические лица. Право индивидуальной собственности в обществе возникает как некий инструмент для обеспечения возможности удовлетворять потребности человека в материальных и духовных благах. Общественное признание собственности осуществляется соответствующей правовой нормой. Существует, кроме того, естественное право собственности, которое не нуждается в специальных актах признания. В соответствии со сложившейся традицией законодательство включает в число объектов собственности, прежде всего, материальные вещи и денежные средства, составляющие так называемое имущество. Объектами собственности не принято считать трудовой и интеллектуальный потенциал человека, хотя без этого потенциала было бы невозможно и само имущество.
Таким образом, собственность является более широким понятием, чем право собственности. Данное право возникает тогда, когда требуется обеспечить защиту собственности. Законодательная защита, к сожалению, осуществляется даже в тех случаях, когда законодатель по тем или иным причинам нарушает естественные права человека. Пожалуй, именно этот случай имеет место при законодательном закреплении права частной собственности. Ненамного лучше обстоит дело и при доминирующем положении государственной собственности. Несколько забегая вперед, скажем, что наиболее согласованной с естественным правом человека является коллективная (совместная или общая долевая) собственность. Такой должна быть, в частности, собственность на природные блага и ресурсы. В данном случае государство могло бы взять на себя лишь функции хозяйственного ведения и оперативного управления1.
С точки зрения современного законодательства участие лица в общественном производстве дает ему право собственности на конечную продукцию лишь в том случае, если это лицо является собственником имущества, используемого в процессе производства (Гражданский кодекс РФ, ст. 218). В. Каменецкий и В. Патрикеев правы в том, что подобное основание приобретения права собственности нельзя считать удовлетворительным, поскольку здесь игнорируются затраты трудового и интеллектуального потенциала человека. А между тем именно эти затраты могли бы служить веским основанием для приобретения права собственности на производимую продукцию. Тем более что собственник используемого имущества вообще может не затрачивать свою физическую и интеллектуальную энергию, наблюдая процесс со стороны. Юридическое лицо, являясь организационно-правовой формой реализации совместной или общей долевой (коллективной) собственности, может рассматриваться в качестве коллективного собственника по отношению к имуществу данного лица и тех продуктов, которые производятся при использовании этого имущества. Проще говоря, юридическое лицо представляет собой коллектив, организованный тем или иным способом и выступающий в роли собственника. Поэтому мы вправе допустить, что юридическое лицо может быть субъектом собственности, несмотря на попытку оспорить это положение. Есть основания полагать, что в будущем система отношений собственности должна измениться в сторону безусловного доминирования общей долевой собственности. Кстати, данная форма собственности бурно развивалась в России конца XIX - начала XX в. в связи с ростом кооперативного движения, которое позднее (после октябрьской революции 1918 г.) было насильственно прервано.
Иногда собственность трактуют как волю субъектов социального действия, распространяемую ими на соответствующий объект собственности. Заметим, однако, что рассматривать собственность как проявление воли было бы не вполне корректно, поскольку за понятием воли скрывается всего лишь способность человека к выбору. Здесь важно подчеркнуть другой момент. А именно, собственность выражает некое отношение между субъектом и объектом, накладывающее определенный отпечаток также на межсубъектные (общественные) отношения. В этой связи собственность обычно рассматривают как отношение между людьми по поводу вещи (объекта присвоения). Подобным образом отношения между человеком и природой накладывают определенный отпечаток также на общественные отношения, которые мы называем социально-экологическими или просто экологическими отношениями. Столь же естественно говорить об отношениях собственности.
Казалось бы, можно думать, что отношения собственности немыслимы без наличия соперничества и конкуренции в обществе по поводу объектов собственности. И все же это не совсем так. Отношения собственности не всегда нуждаются в защите от посягательств. Например, знаниями, которые стали нашей собственностью, мы обычно с удовольствием делимся с другими. Весь процесс обучения строится именно на передаче знаний, которыми обладает учитель как своей собственностью. Человек является собственником своих органов и даже порой готов согласиться на их пересадку другому человеку. Наконец, моя личная собственность возникает не потому, что кто-то хотел бы ею завладеть, а потому, что у каждого человека есть вещи, которыми он владеет, пользуется и распоряжается даже в отсутствие посягательств. Однако во всех случаях, когда сохранение и поддержание собственности обеспечивается властными структурами в обществе, говорят о праве собственности. Содержанием права собственности выступают как раз права владения, пользования и распоряжения вещами как своим имуществом1.
Будущее хозяйство вряд ли можно себе представить без реструктуризации форм собственности. Сложившиеся в обществе институты и формы собственности могут не соответствовать духовно-нравственным основаниям данного общества, и тогда они не находят соответствующего признания и поддержки. Вряд ли в этом случае их можно рассматривать как легитимные. Есть основания думать, что именно такая ситуация имеет место в нынешней России, где широкое внедрение институтов частной собственности противоречит идеологии и психологии коллективизма, исторически сложившимся представлениям о нравственности и справедливости. В Западной Европе, пережившей в свое время Реформацию, противостояние государства и общества в области отношений собственности в значительной степени ослаблено. Пожалуй, именно Реформация была необходимой духовно-нравственной установкой для введения частотой собственности как некой идеологической доминанты в обществе. Либерально-рыночная экономика, предполагающая принцип индивидуализма, вполне отвечает ценностным основаниям европейского общества, но не находит себе должного сочувствия в России.
Зато естественный ход событий в дореволюционной России показал, что у нас хорошо себя чувствуют кооперативные модели хозяйства и соответствующие ей институты кооперативной собственности. Влияние демографических проблем, якобы порождающих дефицит ресурсов жизнедеятельности в условиях роста населения, если и имеет какое-то значение для снижения престижа и масштабов распространенности частной формы собственности в обществе, то оно является минимальным. Гораздо важнее такой фактор, как исторические духовно-нравственные ценности.
Современная Россия, во всем стремящаяся подражать Западу, вошла в зону долгосрочных противоречий с традиционным российским обществом, которое не так-то просто переделать методом психологического давления через СМИ. И эти противоречия будут только обостряться и углубляться. Благоприятная среда для частно-собственнических интересов и частного бизнеса вряд ли когда-нибудь у нас сложится, даже если государство будет предпринимать немалые усилия, чтобы поддержать частные компании. Это вовсе не означает, что нужно брать курс на доминирование государственной собственности. По всей видимости, данный этап в России уже пройден и вряд ли повторится. Отделение людей от собственности, как это было в период существования СССР, оборачивается государственным насилием над личностью, превращением людей в «винтики» государственной машины, снижением эффективности труда и возможностей обеспечения населения соответствующим набором материальных и духовных благ, утратой чувства ответственности за результаты труда, в том числе управленческого труда.
Для так называемых российских реформ конца XX в. характерно пренебрежение историческими и национальными особенностями. Любопытная деталь: рыночная политика в начале перестройки (конец 1980-х - начало 1990-х гг.), нацеленная на разрушение государственной собственности, тем не менее, исключала развитие традиционной кооперативной собственности. В Законе РСФСР «О собственности» понятие кооперативной собственности даже не упоминалось. А между тем кооперативные хозяйства на базе общин и артелей еще во времена Д. Менделеева оценивались как зародыши перспективного промышленного развития России. И хотя артель как форма хозяйствования исчезла с исторической арены, будущее остается за коллективной собственностью, способной заменить частно-индивидуальную и даже, во многих случаях, государственную формы собственности. Ф. Рыбаков прав, когда говорит о важности преемственности национальных особенностей хозяйствования, чего в перестроечной России, к сожалению, не произошло.
Правовое государство, на которое нацелена Конституция РФ (ст. 1), предполагает систему национального законодательства, основанного на принципе социальной справедливости. Лишь в этом случае возможно говорить о верховенстве закона. Институт права частной собственности, который может вступать в противоречие с принципом социальной справедливости, способен разрушить правовое государство. Утрата социальной справедливости в системе законодательства противопоставляет друг другу государство и общество.