Власть: насилие и авторитет

Содержание


Введение
1. Власть, как неисчерпаемое многообразие
2. Соотношение насилия и авторитета в отношениях власти
3. Современная трансформация отношений власти
Заключение
Список литературы

Власть: насилие и авторитет.

Известно, что насилие, особенно "оправданное" общественным сознанием насилие (вспомним дебаты об отмене смертной казни) тесно переплетено с авторитетом закона и культурных традиций. Многие проявления насилия должны быть "легализованы" в общественном сознании, прежде чем стать "законным" и оправданным механизмом власти7.
Более того, сам акт насилия, даже физического, может быть, и, как правило, является, деталью механизма манипулирования. Тогда схему отношений власти можно представить так:
"Насилие" и "авторитет" на этой схеме, - только та, выделенная, часть механизмов насилия и авторитета, которые участвуют в реализации властных отношений. В целом же, разумеется, эти феномены гораздо шире представлены в функциональной структуре общества.
Обычно предполагается, что насилие – "архаичный" механизм власти. Существуют многочисленные точки зрения8, которые доказывают, противоположность насилия и власти, разрушение власти через насилие, и т.д. Однако каждый живущий знает или, по крайней мере, чувствует степень присутствия насилия во всех формах власти, а большинство осознает его необходимость для поддержания существования общества. А если признать манипулирование сознанием одной из форм насилия, то этот механизм влияния имеет тенденцию к стремительному развитию и доминированию, ускоряющемуся по мере развития информационной революции (популярное мнение: "независимых СМИ не бывает", "кто платит, тот и заказывает музыку", "каждый зарабатывает, как может").
Скрытный характер манипулирования не позволяет определить границы его деятельности. Комплексные результаты манипулирования, особенно отдаленные, вряд ли могут достоверно прогнозироваться самими манипуляторами, а истинные цели манипулирования, как убедительно показал С. Г. Кара-Мурза, обычно остаются неведомы манипулируемым объектам даже при раскрытии механизма влияния.9 Таким образом, манипулирование сознанием, - наиболее сложный, "квалифицированный" механизм реализации власти. Очевидно, его потенциал еще далеко не раскрыт. Я не удивлюсь, если окажется, что нами манипулируют на основе никому не известных технологий. От паранойи спасает только то, что, очевидно, технологии эти, в любом случае, пока не слишком эффективны.
Обратное влияние объекта властных отношений на механизмы влияния (чаще пассивного, но эффективного в итоге):
- основное участие в создании авторитета и легитимизации насилия;
- "естественный отбор" механизмов влияния в ходе функционирования (степень негативной реакции на конкретный механизм влияния, оценка выполнения ожидаемых (обещаемых) результатов воздействия).
Влияние подчиняемого объекта на субъект власти, показанное на схемах, может быть тривиальным, например:
- какие-то гарантии достоверной информации "с мест";
- гарантии делегирования властных полномочий в будущем.
Нетривиальность такого влияния можно показать с помощью теории социального пространства (поля) Пьера Бурдье10, доказавшей свой высокий эвристический потенциал.
Социальная топология в таком многомерном поле образована социальными акторами, дифференцированными по степени обладания свойствами, могущими давать власть над другими акторами. Совокупность таких свойств можно считать властным потенциалом актора. Этот потенциал, в парадигме Бурдье, определяется совокупной суммой т.н. капиталов: экономического, культурного, информационного, символического и т. д.
Т.е. социальное поле – это суперпозиция многих полей, соответствующих отдельным видам капитала.
Положения объекта и субъекта отношений власти в таком поле можно условно представить в виде соответствующих субполей. Если к этому рассмотрению добавить существенно вероятностный характер отношений власти (по Максу Веберу), то получается сложная, но, очевидно, адекватная модель для рассмотрения социальных отношений. В данном случае – отношений власти.
Если сделать двумерный срез такого многомерного и переменного во времени социального поля, то получим следующую картину (очень упрощенно):
Здесь - субъекты и объекты властных отношений. Властный потенциал учитывает потенциальную возможность для актора реализовать влияние посредством и авторитета и насилия (можно нарисовать такую картину для авторитета и насилия отдельно). Пересечение субполей – позиция акторов, обладающих свойствами и подчинения и власти (похоже на пресловутый "средний класс"). Из рассмотрения этой схемы, очевидно, что кроме тривиального вывода "все влияют на всех", налицо прямое влияние объекта на субъект, из-за многомерности социального поля (его картина меняется в зависимости от того, в каком месте сделан двумерный срез, т.е. в социальном поле потенциалы акторов также многомерны и, в зависимости от выбранной проекции, могут принимать различные значения). Так, в одной проекции будет играть основную роль экономический капитал, а в других – культурный или информационный. При этом определенная доля объектов власти могут стать её субъектами, и наоборот. По мнению Бурдье, экономический капитал лидирует во властном влиянии. Не исключено, что это зависит только от масштаба рассмотрения, - так информационный капитал, очевидно может принести владельцу ничуть не меньший потенциал.
Практически важность степени такого влияния определяется определением (заданием, контролем) реальных пределов, границ власти. Сами субъекты властвования, как это хорошо известно, тяготеют к расширению границ власти. Современные политические институты власти, например, практически не нуждаются в согласовании своих действий с субъектами, которые им эту власть делегировали. Также все меньше властные структуры нуждаются в реальном авторитете для оправдания своих действий. До всеобщего ничем не прикрытого цинизма еще, конечно, очень далеко, но в перспективе виден и такой сюжет.
3. Современная трансформация отношений власти
У отношений власти есть известная особенность, - возможное отсутствия субъекта власти. Причем не в плане конспирологии, что тривиально, но так же вполне вероятно.
Это может быть лингвистическим (семантическим) феноменом, например, "власть обстоятельств", "власть собственных эмоций". Но может быть и реально существующим феноменом, особенно, когда влияние власти определяется целиком авторитетом традиций. В этом смысле "власть предрассудков" может быть как семантическим, так и социальным явлением. Видимо, именно эту форму власти имел в виду И. Кант, говоря о "нравственном законе" внутри человека. Влияние авторитета (религий, общечеловеческих ценностей, харизмы правителей и т.д.) на протяжении веков было основным в реализации власти.
Трансформация властных отношений в обществе в настоящее время происходит неравномерно и по-разному в различных культурах, но очевидная общая тенденция – снижение роли влияния авторитета. Видимо здесь сыграла свою роль история двадцатого века, принесшего миру самые чудовищные, кажется, из всех возможных, извращения властных отношений и крушение многовековых идеалов.
Роль физического насилия также имеет давнюю тенденцию к снижению. В реализации власти, оно видимо, будет присутствовать всегда, но так как эффективность его невысока, а отдаленные результаты противоречивы, вряд ли оно будет превалировать в ближайшем будущем.
В результате доминирующим является и сейчас уже и вбудущем влияние через манипулирование. Но ситуация с возможным отсутствием субъекта власти остается. Это связано с виртуализацией власти, прежде всего, политической. Власть, особенно политическая, все больше существует "сама по себе" как некий образ или знак. Она должна быть – и вот она есть. Но объект власти становится все удаленнее от нее, и точно также все более мифическим, аморфным.
На уровне корпораций власть все более становится формальным набором правил и установок, из неё исчезает живое содержание.
На уровне семьи приоритеты меняются сложным образом, здесь традиции прочнее, но также формального проявления власти и не менее формального подчинения, по моему, становится больше.
Публичный политик становится лишь имиджем, "алиби для тех, кто его формирует"11. Политика делается PR-специалистами, СМИ и имидж-мэйкерами, реально субъектом власти является часто нечто неизвестное. Тем более, что результаты реализации власти становятся все более неопределенными. Параллельно происходит, особенно в экономически и политически стабильных странах, рост доли политически неактивного населения. Население не тупеет, оно просто не чувствует, не ощущает ничего реального, или почти ничего, на том месте, где, вроде бы, находится власть. Это, в свою очередь, приводит к необязательности применения влияния авторитета и даже к его существованию. Происходит замена партийной борьбы, то есть борьбы за чьи-то конкретные интересы, борьбой брэндов и слоганов. Очевидно, что системный кризис современного общества закономерно выразился в кризисной трансформации власти. Популярное в прошлом веке "социальное партнерство" которому пророчили большое будущее, всё больше оборачивается продуманной PR – кампанией, что, впрочем, и не очень скрывается.
Среди серьезных, профессиональных социологов, трудно встретить такого, который уверенно предсказывает будущее отношений власти, даже в вопросе о доли влияния через физическое насилие. Очевидно, что современное общество в своем развитии проходит через точку бифуркации (по И. Пригожину), и его будущее предсказать невозможно. Ясно только, что социальные отношения изменятся радикально, причем не обязательно в лучшую сторону с нашей сегодняшней точки зрения. Во всяком случае, это будут не капиталистические отношения, хотя это строй оказался очень живучим и изобретательным по части выхода из безнадежных ситуаций.
Мне кажется, что есть вероятность построения некого подобия демократического общества, причем в первоначальном смысле этого термина, после того, как произойдет окончательное объединение "интеллектуальных пролетариев" всего мира. К этому ведет и необратимость процессов глобализации всех сторон человеческой деятельности, и возрастающая сложность технического компонента. Когда они пересекутся, возможность организации общества на новой основе станет реальностью.
На что же можно рассчитывать нашим потомкам? На достижение высшей степени манипулирования сознанием, и построенной на этом стабильности? Трансформации Интернет–ресурсов в объединяющую одиноких людей в непонятную пока структуру? Замену нынешнего человечества обществом генетически сконструированных гармоничных людей? Ясно одно – нынешние механизмы власти исчерпали свои ресурсы или близки к этому. Тысячи компаний по всему миру на основе самых разнообразных подходов и культур проводят тренинги, в каждом развитом государстве работают коллективы квалифицированных политологов, но эффективность их деятельности неуклонно снижается. И, очевидно, этому есть какое-то объяснение. Не хочется думать, что наша технократическая цивилизация потребления подходит к своему финалу. Финал этот не выглядит оптимистичным.
Возможно, именно социология ближайшего будущего решит проблему трансформации общества и вместе с ней – будущее отношений власти, как основного организующего деятельность людей начала. Но социологи очень неохотно делают прогнозы…
Заключение