Сравнительный анализ геополитических концепций Г. Киссинджера и З. Бжезинского

Введение

Геополитическая парадигма сравниваемых концепций

Конкретные геополитические задачи: их видение, приоритеты и коррекция

Заключение
Список литературы

Сравнительный анализ геополитических концепций Г. Киссинджера и З. Бжезинского

Атлантические отношения, чтобы быть значащими, должны иметь другой характер. Соединенные Штаты и Европа должны быть готовы совершать друг для друга поступки, продиктованные из национальных интересов, и не настаивая на универсальном согласии.
Другой позиции по данному вопросу придерживается Бжезинский: «НАТО дает Соединенным Штатам возможность оказывать и политическое, и военное влияние на Евразийском континенте. Расширение Европы и рост числа стран НАТО будут отвечать краткосрочным долгосрочным интересам американской политики. Европа с ее все более и более широкими границами будет способствовать росту американского влияния, но одновременно это не приведет к созданию настолько интегрированной в политическом плане Европы, что она сможет бросить вызов США в вопросах геополитической важности».8 Если этого не произойдет, то это окажет деморализующий эффект на жителей Центральной Европы, может подхлестнуть политические претензии России в Центральной России.
Ближний Восток, Центральная Азия и Азиатско-тихоокеанский регион
В то время как воинственный Ислам - самый непосредственный и очевидный вызов международному порядку, быстрый рост ядерной угрозы - это самая опасная угроза для дальнейшего выживания. Международной системе теперь противостоит неизбежное распространение ядерного оружия в руки двух очень беспокойных стран: изолированный режим в Северной Корее и в Иран, текущий режим которого поддерживает разнообразные террористические группы на Ближнем Востоке и продолжает объявлять Америку своим основным врагом.
Что касается Северной Кореи, проблема в том, должны ли вестись переговоры с двух сторон между Соединенными Штатами и Северной Кореей, или на существующем форуме шести сторон в Пекине, включая Северную Корею, Южную Корею, Китай, Японию, Россию и Соединенные Штаты. Каждая из сторон на переговорах с шестью сторонами имеет специальные политические и стратегические цели. Таким образом, технические особенности нераспространения для разработки системы безопасности Северо-восточной Азии могут быть осуществлены. Подобный анализ мог бы быть сделан и в случае Ирана, для которого форум еще не существует. Такова направления американской внешней политики придерживается Г. Киссенджер. В любом случае, решение нельзя оставлять для двусторонних переговоров США с proliferators. Американо-северокорейский принцип двусторонних переговоров оставляет Америку единственным вдохновителем будущих переговоров - без учета интересов Китая. И это позволит Пхеньяну использовать новое соглашение для будущего шантажа - как это было после двустороннего соглашения 1994. То же самое применимо, но в другом контексте, к отношениям с Ираном.
При всей их важности, региональные кризисы затмеваются фундаментальным переделом власти международной системы. Историки соглашаются, что появление объединенной Германии более чем столетие назад в неуравновешенной европейской системе, создало государство, более сильное, чем каждое из его соседей. В наше время такой процесс происходит с Китаем, и потенциальная супердержава имеет еще большее историческое значение, поскольку это изменяет центр мировых сил от Атлантики до Tихого океана. Безусловно, Китай не будет проводить столь же неблагоразумную политику, как Советский Союз, который угрожал всем своим соседям одновременно, и бросил вызов Соединенным Штатам в соревновании на выживание. Специальный случай Тайваня остается в стороне, и мы будем оказывать на него влияние, соразмерное с его значением дипломатическими и политическими средствами. Лидеры и в Пекине, и в Вашингтоне несут ответственность за формирование суждений новых поколений. Относительно Китая, приоритет должен состоять в том, чтобы удерживать национализм, заменяющий теперь коммунизм, и от перехода к конфронтации. В Америке мы должны преодолеть искушение и рассматривать историю через призму нового опыта, а не через представления прежних лет. Китай и Соединенные Штаты нуждаются в постоянном стратегическом диалоге на самом высоком уровне, отыскивая общее определение дальних целей - делая их совместимыми, где только возможно, и уменьшая опасность конфронтации, когда какие-то усилия терпят неудачу. Они должны препятствовать Тайваньской проблеме подрывать отношения.
По данным позициям Бжезинский придерживается следующих позиций. Задача американской политики должна была бы состоять в том, чтобы быть уверенными, что Япония следует такому выбору и что степень подъема Китая до получения превосходства в регионе не мешает стабильному трехстороннему балансу сил Восточной Азии. Усилие управлять как Японией, так и Китаем и поддерживать стабильное трехстороннее взаимодействие, которое включает и Америку, потребует от нее серьезного напряжения дипломатического умения и политического воображения. Отказ от прошлой зацикленности на угрозе, исходящей якобы от экономического подъема Японии, и преодоление страха перед китайскими политическими мускулами помогли бы вдохнуть холодный реализм в политику, которая должна базироваться на тщательном стратегическом расчете: как направить энергию Японии в международное русло и как управлять мощью Китая в интересах региона.
Только в такой манере Америка будет в состоянии выковать на востоке материковой части Евразии эквивалент, родственный в геополитическом плане роли Европы на западной периферии Евразии, то есть структуру региональной мощи, основанной на общих интересах. Однако, в отличие от европейского случая, демократический плацдарм на востоке материка скоро не появится. Вместо этого переориентированный союз с Японией должен служить на Дальнем Востоке основой для достижения Америкой урегулирования с преобладающим в регионе Китаем.
Из анализа, содержащегося в двух предыдущих разделах этой главы, для Америки вытекают несколько следующих важных геостратегических выводов.
Распространенная житейская мудрость, что Китай - это следующая мировая держава, рождает паранойю по поводу Китая и способствует развитию в Китае мании величия. Страхи перед агрессивным и антагонистическим Китаем, которому суждено вскоре стать еще одной мировой державой, в лучшем случае преждевременны, а в худшем - могут стать самоосуществляющимся предсказанием. Следовательно, организация коалиции, направленной на противодействие подъему Китая до уровня мировой державы, привела бы к обратным результатам. Это гарантировало бы только, что регионально влиятельный Китай стал бы враждебным. В то же время любое подобное усилие привело бы к напряжению американо-японских отношений, поскольку большинство японцев наверняка были бы против подобной коалиции. Соответственно Соединенным Штатам следует воздерживаться от оказания давления на Японию с целью заставить ее возложить на себя больше ответственности в области обеспечения обороны в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Усилия в этом направлении просто помешают возникновению стабильных отношений между Японией и Китаем и одновременно еще больше изолируют Японию в регионе.
Но именно потому, что Китай в действительности вряд ли скоро поднимется до мировой державы - и по этой самой причине было бы неразумно проводить политику регионального сдерживания Китая, - желательно обращаться с Китаем как с глобально важным действующим лицом. Втягивание Китая в более широкое международное сотрудничество и предоставление ему статуса, которого он жаждет, может иметь эффект притупления более острых моментов национальных амбиций Китая. Важным шагом в этом направлении было бы включение Китая в ежегодный саммит ведущих стран мира, так называемую "большую семерку", особенно потому, что Россию тоже пригласили туда.
Несмотря на видимость, у Китая на деле нет большого стратегического выбора. Длительные экономические успехи Китая остаются в большой зависимости от притока западного капитала и технологий, а также от доступа на иностранные рынки, а это существенно ограничивает его выбор. Союз с нестабильной и обнищавшей Россией не увеличил бы экономических или политических перспектив Китая (а для России это означало бы подчинение Китаю). Таким образом, этот геостратегический выбор на практике не осуществим, даже если в тактическом плане как Китаю, так и России соблазнительно поиграть с этой идеей. Более непосредственное региональное и геополитическое значение для Китая имеет его помощь Ирану и Пакистану, но это также не служит отправным пунктом для серьезного поиска статуса мировой державы. Вариантом в качестве последнего средства могла бы стать "антигегемонистская" коалиция, если бы Китай почувствовал, что его национальные или региональные устремления блокируются Соединенными Штатами (при поддержке со стороны Японии). Но это была бы коалиция бедняков, которые тогда наверняка оставались бы бедными довольно продолжительное время.
Большой Китай возникает как регионально доминирующая держава. Будучи таковым, он может попытаться навязать себя соседям в манере, которая носит дестабилизирующий характер в регионе, или может удовлетвориться оказанием влияния более косвенным образом, следуя прошлой китайской имперской истории. Возникнет ли гегемонистская сфера влияния или более туманная сфера уважения, будет зависеть частично от того, насколько жестоким и авторитарным останется китайский режим, а частично и от того, как ключевые посторонние действующие лица, а именно Америка и Япония, отреагируют на появление Большого Китая. Политика простого умиротворения могла бы способствовать более твердой позиции Китая, но политика простого препятствования появлению такого Китая наверняка также дала бы похожий результат. Осторожное сближение по одним вопросам и четкое разграничение по другим помогло бы избежать обеих крайностей.
Российско-американские отношения
Отношения между Россией и Соединенными Штатами носят амбивалентный характер. Президент Владимир Путин обрушивается с суровой критикой на поведение и политику Америки, в то время как его министр иностранных дел подтверждает интерес России к партнерству с Соединенными Штатами. Вашингтон пытается добиться помощи России в борьбе с распространением ядерного оружия, одновременно с этим преследуя на границах России политику, которую Москва и многие россияне рассматривают как исключительно провокационную.
В то же время обе страны находятся под угрозой радикального исламизма; сотрудничество между ядерными державами мира жизненно необходимо, и ряд возникающих проблем – таких как экология и климатические изменения – могут быть решены только на глобальном уровне.
Учитывая ту степень, в которой национальные интересы стран оказались, переплетены, ни одна сторона не может желать, и не может себе позволить повторения холодной войны.
Обе страны дошли до такого уровня при президентах, которые пришли к власти почти одновременно и покинут свои посты примерно в одно и то же время. Примечательно, что личные отношения между президентами оставались гораздо более конструктивными, чем отношения между странами в целом.
Отчуждение распадается на две категории: с американской стороны это разочарование тенденциями внутри России, проволочками со стороны России в связи с ядерным вопросом Ирана и недовольство агрессивностью, которую Россия проявляет в отношении недавно ставших независимыми бывших частей Российской империи.
Со стороны России усиливается ощущение, что Америка не считается с Россией, требует внимания к ее трудностям, не желая при этом уважать проблемы России, провоцирует кризис, не заручившись необходимыми консультациями, и беспардонно вмешивается во внутренние дела России. Хотя жалобы каждой из сторон в некоторой степени оправданы, сложность в их улаживании отражает огромные различия в историческом опыте.
В XIX веке действуя с первого взгляда параллельно, обе страны выделили большую часть национальной мощи на расширение в смежные с ними малонаселенные регионы.
Однако было между этими странами и существенное различие. Американская экспансия осуществлялась мужчинами и женщинами, которые отвернулись от своих родных стран, чтобы строить свое личное будущее.
Российские первопроходцы вступали на завоеванные территории тропами, проторенными армиями, и аутентичное население вливалось в империю. Почти все города на юге Украины, как и, разумеется, Санкт-Петербург, были построены царями, которые насильно переселяли тысячи людей на завоеванные территории.
Масштаб этих территорий и открытость границ объясняют претензии обеих стран на исключительность. Однако американская позиция исключительности базировалась на воплощении идей индивидуализма, в то время как российская – на мистическом чувстве национальной миссии.
Американская исключительность произвела на свет по существу изоляционную внешнюю политику, время от времени нарушаемую "крестовым походами". Российская исключительность проявилась в военной экспансии. Между Петром Первым и Михаилом Горбачевым Россия расширилась от центра славянской России до центра Европы, берегов Тихого океана и вглубь Средней Азии.
До конца Второй мировой войны Россия и Америка редко вступали во взаимодействие на мировом уровне.
Америка ощущала себя в безопасности между двух океанов, по крайней мере до появления у России ракет дальнего действия и, возможно, до 11 сентября. Россия, не имея естественных границ, в особенности на западе, считала, что находится под постоянной угрозой.
Америка идентифицировала нормальное существование и мир с распространением своих политических ценностей и институтов; Россия пыталась добиться этого за счет "пояса безопасности" в прилегающих территориях. Чем более многоязыкой становилась Российская империя, тем более уязвимыми чувствовали себя российские лидеры, до тех пор пока экспансия не стала характерной чертой Российской империи.
Эта дихотомия объясняет психологическую напряженность последних лет. Для Америки крах Советского Союза был утверждением фундаментальных демократических ценностей. Для большинства россиян – даже для антисоветски настроенных – это было распадом империи, ударом по российскому самосознанию.
Для американцев 1990-е годы были периодом реформ и прогресса. Большинство россиян рассматривают это как период унижений, коррупции и национального спада. Многие американцы критикуют Путина за возвращение к авторитарной системе. Его сторонники уверяют, что непосредственным приоритетом России должно быть восстановление международного положения России. Это убеждение, согласно независимым опросам общественного мнения, кажется, разделяет большинство россиян.
Путин рассматривает себя в традициях Петра Первого и Екатерины Великой, которые утвердили Россию в статусе великой державы. Диктаторы даже по стандартам монархий XVIII века, они тем не менее считали себя реформаторами, которые вытащили отсталую страну с ее непокорным населением в современность.
Для того чтобы Россия восстановила свой исторический статус, Америка во многих отношениях должна казаться ей идеальным партнером. Россия не станет делать Азию центром своей политики, частично потому, что сам Китай уклонился бы от такого партнерства. Связи России с Европой традиционны, но Европа, до тех пор пока ее объединенный блок не расширится еще больше, сильно противится тому, чтобы брать на себя риски, которые необходимы для преодоления радикального джихада или тому, чтобы вводить санкции и льготы для предотвращения распространения ядерного оружия.
В стратегическом отношении Россия и США очень важны друг другу, считает Г. Киссенджер. Однако новые конструктивные отношения между Америкой и Россией потребуют модификации двух традиционных настроев: тенденции Америки к тому, чтобы настаивать на роли глобального опекуна, и тяги России к тому, чтобы подчеркивать значимость грубой силы в дипломатии.
Как две величайшие ядерные державы, США и Россия облачены особой ответственностью за нераспространение ядерного оружия.
Ключевым фактором является Иран. Перепалки по поводу тактики Совета Безопасности ООН должны завершиться общим решением. Россия, возможно, стремится к особой позиции в Иране? Если да, то с какой целью? Может ли быть другое мнение об опасности иранской ядерной мощи?
Наиболее щепетильный психологический аспект отношений Америки с Россией касается того, что Россия привыкла называть своим "ближним зарубежьем": новых независимых стран, некогда входивших в Российскую империю. Многие россияне с трудом могут думать о них как об иностранных государствах и болезненно реагируют на то, что им видится попытками со стороны Америки попирания исторических традиций. Россия должна понимать, что Америка не может не считать подлинную независимость таких стран, как Украина и Грузия, ключевым компонентом мирного международного порядка.
Главной проблемой является степень, в которой внутренняя эволюция России будет влиять на российско-американские отношения. Российские руководители должны понимать, что американская общественность также сформирована национальной историей Америки, как и Россия – своей историей. Америка всегда будет судить другие страны в некоторой степени по тому, насколько они уважают права человека.
Когда этот барьер нарушен и совершен переход от защиты прав человека к открытому давлению, возникают более комплексные проблемы. Ситуация внутри России не обязательно является сплавом ее авторитарного прошлого и новых возможностей, возникших после коллапса коммунистической идеологии. Политическая система западного стиля не может быстро возникнуть из кирпичиков российского политического прошлого. Необходимы новые возможности. Россия Путина является переходным синтезом, сложившимся в результате реакции закрытой системы СССР на требования глобализирующегося мира.
Этот синтез сочетает в себе элементы исторического авторитаризма России, централизованной бюрократии и новые возможности, открывшиеся за счет сотрудничества с объединенной Европой и дружественно настроенной Америкой.
В настоящий момент авторитарные элементы централизованной системы превалируют, хотя можно утверждать, что сейчас это проявляется в меньшей степени, чем в предыдущие периоды российской истории. Целью взвешенной политики США должна быть максимизация стимулов для эволюции России в сторону демократических стандартов. Основные факторы для этой эволюции будут внутренние, а не внешние. Излишние попытки выстроить политическую эволюцию в России могут скорее усилить авторитарные тенденции, чем наоборот.
В свете этого, отношения между Россией и США, перешедшие от трений к активному сотрудничеству, будут как нельзя более способствовать миру, прогрессу и стабильности.
В представлении З.Бжезинского у России следующее будущее. Роль, которую в долгосрочном плане будет играть Россия в Евразии, в значительной степени зависит от исторического выбора, который должна сделать Россия, возможно еще в ходе нынешнего десятилетия, относительно собственного самоопределения. Даже при том, что Европа и Китай расширяют зоны своего регионального влияния, Россия несет ответственность за крупнейшую в мире долю недвижимости. Эта доля охватывает 10 часовых поясов, и ее размеры в 2 раза превышают площадь США или Китая, перекрывая в этом отношении даже расширенную Европу. Следовательно, потеря территорий не является главной проблемой для России. Скорее огромная Россия должна прямо признать и сделать нужные выводы из того факта, что и Европа, и Китай уже являются более могучими в экономическом плане и что, помимо этого, существует опасность, что Китай обойдет Россию на пути модернизации общества.