Любовь в творчестве Тютчева и Некрасова

Введение
1.Любовная лирика Ф. И. Тютчева
2. Любовь в творчестве Некрасова
Заключение
Список литературы

Любовь в творчестве Тютчева и Некрасова

Язык стихов поэта Ф. И. Тютчева и его стилистика весьма своеобразны и заслуживают непосредственного внимания.
Характеризуя творческий процесс Тютчева, Аксаков писал, что "стихи у него были плодом труда, хотя бы и вдохновенного, но всё же труда, подчас даже усидчивого у иных поэтов".
В отношении "иных поэтов" всё правильно: у большинства из них стихи действительно можно назвать "плодом труда". Стихи же раздумий его души, души мятущейся или негодующей, влюблённой или ненавидящей, являлись как бы поэтическим завершением его духовной мысли.
Заключение
Изучение Некрасова, начавшееся еще в XIX в., особенно интен­сивным стало в советское время, чему способствовал известный идеологический фактор: в оценках литературы прошлого столетия приоритеты отдавались писателям революционной ориентации, Некра­сов же был признан ведущим поэтом революционной демократии, единомышленником и активным союзником ее идейных вождей Н. А. Добролюбова и Н. Г. Чернышевского. Это определило направ­ленность многих некрасоведческих работ; в них акцентировались связи поэта с освободительным движением в России, его гражданствен­ность. своего рода — сверенная с ленинскими суждениями — правильность его жизненного и творческого пути. Социологический аспект здесь преобладал, идет ли речь об исследованиях В. Е. Евгеньева-Максимова или же о литературоведческой публицистике А. М. Еголина. Некрасов в контексте их трудов оказывался созвучным духу уста­новившегося официоза, полностью отвечал сложившимся марксистс­ким представлениям о народности и партийности в литературе: как бы положительный герой нашей истории (допускал, правда, отдель­ные ошибки, но каялся в них и потом исправлялся), певец народных страданий, гневный обличитель крепостничества. К тому же сильней­ший поэт, в произведениях которого некоторые несовершенства фор­мы с лихвой окупаются значительностью содержания, идейностью и гражданственностью, — такой образ Некрасова внедрялся в общественное сознание. Подобная установка не располагала читателя к «вчувствованию» в некрасовские стихи, а, скорее, предлагала чтить в поэте прежде всего гражданина, как если бы в этом заключалось главное.
Совершенно иное, во многом противоположное понимание вопроса восходит к традициям формальной школы: о Некрасове еще в начале 20-х годов писали Ю. Н. Тынянов и Б. М. Эйхенбаум. В свете соот­ветствующей теории на первый план выдвигалась не народность, ассоциирующаяся с органикой и естественностью, простотой и безыскусственностью, а напротив —литературность, искусственность, сделанность некрасовских стихов, проблема мастера и мастерства. Под­черкнутый прием, подчеркнутая форма. Ее якобы недостатки, на самом деле преднамеренны, нарочиты и системны, происходят никак уж не от нехватки умения достичь, скажем, безупречного пушкинского уровня в области поэтической культуры. Это система анткэстетизмов, гротескность, смелое преодоление инерции гладкописи. «Музыка диссонансов и живопись уродства», если воспользоваться сказанными о Некрасове словами К. Д. Бальмонта. Некрасов —«некрасив» и в этом-то вся прелесть, в этом секрет его новаторства, того «нового зрения» без которого немыслим большой поэт. Отсюда и эпатирую­щая прозаизация поэтического языка, и пресловутая парадоксальная гражданственность (когда вдруг оказывается, что Поэт может и не быть поэтом, но обязан быть гражданином). Итак, гротеск, кошмар­ные видения, галлюцинации... При таком подходе как-то уж и нелов­ко ставить Некрасова в один ряд с революционными демократами, а скорее хочется сблизить его с такими мастерами, как Ф. Гойя или Ш. Бодлер.
При всей противоположности этих двух концепций — социологической и формальной — в них есть и по крайней мере один общий принципиальный момент, пусть мотивированный методологически разными предпосылками. В обеих интерпретациях Некрасова выяс­няется, что это фигура, резко противостоящая эстетству, «чистому искусству». При любом раскладе он оказывается как бы в оппозиции по отношению к представителям «чистой поэзии» — А. А. Фету, А. Н. Майкову, Я. П. Полонскому, Н. Ф. Щербине. Это весьма существенно для постижения той конфронтации литературных сил и позиций, како­вая явственно обозначилась в середине XIX в. Причем позиция, заня­тая Некрасовым, нашла себе уважительное понимание не только литературоведов социологического направления, но и филологов с формалистическим уклоном: как тем, так и другим равно чужд идеал поэта, распевающего свои песни бездумно и красиво, подоб­но соловью. И тем и другим симпатичен образ поэта, трагически опаленного жизнью, обреченного на мучительную борьбу с ней, словом, такого, как Некрасов — человек трагического пафоса и надрыва. Так что точка соприкосновения между двумя концепциями была. Противоположности сошлись, хотя и остались противоположно­стями.
В историю русской поэзии Ф. И. Тютчев вошел, прежде всего, как автор философской лирики, но его перу принадлежит и ряд замечательных произведении на тему любви. Любовные и философские стихи поэта связаны общностью лирического героя, сквозными мотивами, их роднит напряженный драматизм звучания.