Закон и право в обыденном сознании русских и иностранцев.

ЗАКОН И ПРАВО В ОБЫДЕННОМ СОЗНАНИИ

РУССКИХ И ИНОСТРАНЦЕВ.

Содержание:


ВВЕДЕНИЕ
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
Глава 1. Отношение русских к закону и праву в обыденной жизни.
Глава 2. Закон и право в обыденном понимании немцами. Сравнение поведения и отношения к закону и праву русских и немцев.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Закон и право в обыденном сознании русских и иностранцев.

Закон для немца выше здравого смысла. Английский журналист однажды в 2 часа ночи стал свидетелем несчастного случая: переходившего совершенно пустую дорогу пешехода сбила внезапно появившаяся машина. После того как пострадавшего увезли в больницу, слегка потрясенный происшедшим журналист поинтересовался, что же теперь будет. Немецкий полицейский ответил: «Ничего особенного, если выживет, заплатит штраф 50 марок, он ведь переходил дорогу в неположенном месте»(2,93).
Германия, наверное, единственная страна, в которой огромное количество разрешающих табличек — здесь можно курить, ходить по траве и так далее, в других странах имеющиеся таблички, как правило, запрещающие, и это наводит на мысль о том, что в этой стране все, что не разрешено, видимо, запрещено. В дореволюционной России долгое время была популярна шутка про взбунтовавшихся немецких пролетариев, которые шли организованной колонной по Унтер-ден-Линден ровно до тех пор, пока не натолкнулись на табличку «Проход запрещен». На этом революция закончилась, и все благополучно разошлись по домам... Впрочем, это обстоятельство, наверное, стоит отнести к числу достоинств немцев.
Порядок для себя непременно предполагает и порядок для других. Немцам всегда было больно смотреть на окружающие народы, порой осознанно живущие беспорядочной жизнью. Русский философ Н.А. Бердяев отмечал, что «другие народы немец никогда не ощущает братски, как равные перед Богом, с принятием их души, он всегда их ощущает, как беспорядок, хаос, тьму, и только самого себя ощущает немец, как единственный источник порядка, организованности и света, культуры для всех этих несчастных народов». Некая агрессивность позиции автора строк извиняется тем фактом, что написаны они в годы Первой мировой войны.
Конечно, стремление провозгласить себя выше остальных, как правило, проистекает из комплекса неполноценности. Англичанам не нужны теории, обосновывающие их исключительность, они именно так себя и ощущают. Немцы же до сих пор в этом не уверены. Так же как и когда-то, во времена покорения Римской империи, далеко превосходившей их, варваров, по уровню развития цивилизации. Присвоив себе имя, именуясь Священной Римской империей германского народа, они так и не изжили комплекс неполноценности перед побежденным народом. Немецкий композитор Рихард Вагнер в своем эссе с характерным названием «Что есть немец» отмечал: «Немецкие поэзия, музыка, философия ныне высоко ценимы народами всего мира; однако в своей тоске по «немецкой славе» немец обычно не в состоянии мечтать ни о чем другом, кроме чего-то подобного реставрации Римской империи». Отсутствие же чувства юмора не позволяет взглянуть на себя самих и свои проблемы легко и со смехом.
"Стучат".
Так говорят многие русские о поведении западноевропейцев вообще и немцев в частности. Имеется в виду, что немцы, например, сообщают в свою полицию о преступлениях своих сограждан, вплоть до самых, казалось, ничтожных их прегрешений, вроде пустой сигаретной пачки, брошенной из машины на автобан.
Для немцев такое поведение нормально и морально.
Для русских иначе – оно их крайне удивляет, возмущает, кажется ненормальным и аморальным. Они говорят, что немцы «стучат». Тем самым они говорят, что немцы, вроде бы, и не совсем «хорошие» люди. Ведь «стучат»? «Стучат». А «стучать», как знает каждый русский еще со школьного возраста, нехорошо.
А немцы, в свою очередь крайне удивляются русским – их удивлению. И их поведению, конечно. И немцы иногда даже говорят о русской «склонности к нарушению законов», что, по их мнению, очень нехорошо.
Налицо взаимное и полное непонимание.
Люди говорят на разных языках, думают в разных форматах.
В чем тут дело?
Дело в том, что тут мы имеем дело с принципиально разными правовыми культурами.
В этом всё дело.
Для немца никакого «стука» нет и быть не может.
«Стучать», как известно, может только заключенный на своих товарищей по тюремной камере или лагерю. А немцы себя заключенными не считают, и к законности относятся совершенно иначе. Просто это их законы – законы их общества. И к ним они относятся соответственно: они считают, что эти законы должны соблюдать все члены общества, все члены общества должны следить за их соблюдением.
То есть, это вовсе не «стук» - это наведение порядка в своем собственном доме.
У массовых русских – иное отношение к законам. И понятно, почему.
Потому что это не их законы – это не суть законы их общества (отсутствующего).
Это законы Олигархии – законы Немногих, которые диктуют свою волю Многим.
Роль Немногих здесь сродни роли коллективного тюремщика, роль Многих («населения») здесь подобна роли массового заключенного.
Потому русские массовые люди относятся в «своим» законам иначе.
Это – законы «начальства», в нарушении которых особенного греха нет.
Потому эти люди относятся иначе к тем, кто помогает администрации обеспечивать её законность – про них говорят, что они «стучат», и их, соответственно, не любят.
Потому и отношение к слугам закона (полиции и милиции) в России и остальной Европе – разное.
Там они суть слуги общества – и отношения к ним соответствующее. Им, скажем, звонит немецкий бюргер, указывает на нарушенный его интерес (интерес его общества) и предлагает тут это нарушение исправить.
А здесь русский массовый человек называет это «стуком». Потому что здесь, в России, они суть слуги «власти» (чужой силы). Потому что они практически сама эта «власть» и есть - общепринято звать милиционера «представителем власти». А от «власти» русский массовый ничего хорошего не ждет.
Поэтому русские родители пугают русских детей милиционером (как их пугали их родители), а все взрослые люди, встретившись темным вечером с этими «слугами законами», на всякий случай переходят на другую сторону улицы.
То есть, отношение к слугам закона в России и остальной Европе не просто разное, но принципиально же разное (прим. 1). Что логично, ибо и сама законность здесь и там принципиально разная тоже. Откуда такая разница?
Конечно, самая непосредственная тому причина - наличное положение дел, когда есть Олигархия, когда есть «население», когда нет общества, когда нет Республики.
Но у этой причины есть первопричина.
Буквально «историческая» - русская правовая культура «исторически сложилась» такой, какая она есть. Русская история такова, что никогда на всем её протяжении русское «население» не жило по законам своего, русского общества – по тем законам, которые это русское общество само и «придумало», само и приняло, само и следит за их соблюдением. Этого не было – за отсутствием самого общества.
Закон всегда был чужим для русского человека – закон всегда был законом, данным «властью».
Сначала это были законы первых русских князей.
Но те законы никто не помнит – слишком давно это было, и не «Русская правда», понятно, сформировала современное русское правосознание.
«Запоминается последняя фраза»: это правосознание сформировала другая законность – ордынская и русско-ордынская. Сначала было собственно ордынское правление, потом правление русских царей - по-ордынски жестокое, по-ордынски же отчужденное.
Всегда правила чужая или внешняя воля, оформленная в соответствующее законодательство.
Всегда правила чужая законность.
Она и сформировала нынешнее отношение русского массового человека к известной ему законности.
Это объясняет многое. В частности, такое странное, казалось, такое аморальное отношение русских широких «масс» к тем же самым «бандитам». (Слово «бандит» здесь используется в широком смысле – как определенный тип человека, человека «бандитского» или асоциального сознания и поведения).
Но всё логично. Нарушители «чужого» законы – не совсем нарушители, а почти герои. Это тип «страдальца» от неправедной «власти», тип своеобразного «борца» с нею. Поэтому такое понимание законности требует и известной солидарности с народным «героем» (не «стучать»), и бессознательного уважения к нему в виде бессознательной же имитации его манере, языка и т. д.
Это объясняет и многое другое – и уточняет многое.
Например, почти привычно стало говорить о «правовом нигилизме» русского человека или его низкой «правовой культуре». Но это неверно в принципе. Нет в России ни «правового нигилизма», ни «низкой правовой культуры» – есть просто другая правовая культура.
Потому на вопрос, почему европейцы «стучат» (в представлении русского массового человека), можно ответить одним словом – ордынство. Такова глубинная подоплека отношения русского массового человека к законности вообще и к поведению европейца-законника в частности.
Разная у нас история законности. Разная история – разная законность, разное к ней отношение.
Потому европейцы вовсе не «стучат». Они сами, при помощи своих слуг, наводят свой порядок в своем собственном доме.
Но русскому массовому человеку понять такое поведение трудно – он его просто не понимает, ибо опыта такой, социальной жизни просто не знает.
Поэтому он описывает его так, как «понимает» – и тем языком, какой он знает.
Поэтому немцы в его представлении и на его языке - «стучат».