Поэтика пейзажа в лирике А.Блока

ВВЕДЕНИЕ
1.ОБРАЗ ДОРОГИ НА ФОНЕ ПЕЙЗАЖА
1.1.Зимняя и осенняя дорога
1.2. Летняя и весенняя дорога
1.3.Символ дороги
1.3.1.Образ небесного пути
1.3.2.Обращение к образу железной дороги
2.ЛЕСНОЙ И ЛУГОВОЙ ПЕЙЗАЖИ В ГЕОГРАФИЧЕСКИХ И СЕЛЬСКИХ ОПИСАНИЯХ
2.1.Живописность пейзажей Блока
2.2.Пейзажи Шахматова
3. СНЕЖНЫЕ ПЕЙЗАЖИ
3.1. Снежные пейзажи на примере циклов “Снежная маска” и “Фаина”
3.2. Зимние пейзажи в стихах для детей
3.3. Зимние пейзажи поэмы “Двенадцать”
4.ВОДНЫЕ ПЕЙЗАЖИ
4.1.Символическое звучание водных пейзажей
4.2.Петербургские пейзажи Невы и каналов
ВЫВОДЫ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Поэтика пейзажа в лирике А.Блока

На бледном небе ястреб кружит,
Чертя за кругом плавный круг,
Высматривая, где похуже
Гнездо припрятано в кустах…1
Этого ястреба уподобил поэт своему герою, которого он назвал сначала “незнакомец странный”, а затем сказал, что он “похож на Байрона”, а еще дальше назвал его демоном. Во 2-ой главе и в стихах, и в прозе, говорится о Шахматове и его окрестностях. Последнее, что написал Блок уже совсем больной, на краю могилы, - были наброски в стихах для “Возмездия”2:
Уж осень, хлеб обмолотили,
И, к стенке прислонив цепы,
Рязанцы к веялке сложили.
Стихи воспроизводят точнейшую картину из раннего детства Блока в Шахматове. И так – до последних дней, когда поэт мог работать, и болезнь не сломила его окончательно.
В Шахматове протекли “золотые годы” поэта, в более зрелые годы он ездил туда отдыхать от города, от интеллигентщины, приобщаться к природе и стихии и окунаться усталой душой в атмосферу тех же родимых мест, где он знал каждую травинку, каждое дерево. В стихотворении “Посещение” видим любовно и нежно выписанный пейзаж:
То не ели, не тонкие ели
На закате подъемлют кресты,
То в дали снеговой заалели
Мои нежные милый персты.
Унесенная белой метелью
В глубину, в бездыханность мою, -
Вот я вновь над твоею постелью
Наклонилась, дышу, узнаю1…
Не смотря на то, что воспоминания М. Бекетовой позволяют оценить значимость Шахматова для поэта, безусловно, огромный труд по установлению влияния Шахматова на творчество блока принадлежит С. Лесневскому. Изыскания, проведенные С. Лесневским, показывают читателю связи строк произведений Блока с видами Шахматова и его окрестностей, которые присутствуют отдельными живописными мазками в отрывках, в которых, на первый взгляд, трудно предположить Шахматово.
Станислав Лесневский отмечает, что если перед нами предстает такой поэт, как Александр Блок, то в его творчестве многое объясняет земля, с которой он соединен кровно, культура его народа1. Кроме большой Родины в жизни каждого человека есть Родина малая. С именем Александра Блока соединены в России абсолютно непохожие друг на друга места – Петербург и Шахматово. Петербург Блока – столица России на рубеже веков, эпох, миров; город в сумерках старого мира и на рассвете нового – Петербург-Петроград революций. Однако вместе с Петербургом в жизни и поэзии Блока дышит Подмосковье2. Если город у Блока – это почти всегда Петербург, то Россия полевая и лесная – это почти всегда Шахматово и его окрестности. Шахматово растворено в стихах Блока, укрыто от взоров. Петербург заметен и велик во всей русской литературе, а Шахматово – только в жизни Блока. Но от этого сияние малой Родины не убывает. Шахматово в судьбе поэта выдерживает сопоставление с Петербургом. Незримое, оно постоянно звучит в его поэзии. В пейзажах его стихов мы видим окрестности подмосковной усадьбы Шахматово, Клинско-Дмитровскую возвышенность, холмистые берега речки Лутосни. Шахматово – поэтический прообраз Родины.
И в Петербурге, и в Шахматове, в воспоминании и наяву, Блок не расстается с полем, лесом, лугом, цветами, со всем живым миром природы, ее грозами, небесами, светом и дождями, с летящим над холмами белым конем, с преданным псом, с тихим садом и бесконечными далями3.
Шахматово и Москва в жизни поэта близки не только географически. Они созвучны “тезе” поэта, его первоначалу. С. Лесневский отмечает, что первым, кто обратился к теме шахматовского начала в жизни и творчестве Блока был П. А. Журов4. Он показывает, что тяготея к Шахматову, Блок и в других местах нередко любил то, что было похоже на Шахматово, напоминало его. Прочтение шахматовского пейзажа, данное П. А. Журовым, сопрягает реальность с блоковскими образами, рельеф местности – с рельефом поэзии.
Сам Блок утверждал, что первым и главным признаком того, что данный писатель не есть величина случайная и временная, является чувство пути1. Шахматовские пейзажи предстают перед читателем с самых ранних циклов стихов – с “Ante Lucem” (1898-1900). Так сам Блок указывает Шахматово в подписи к стихотворению “Полный месяц встал над лугом”, в котором на поле “под каждою былинкой жизнь кипит”2. Уже в ранних стихах поэт соединяет на фоне пейзажа образ поля и коня, которые и дальше будут переходить из стихотворения в стихотворение:
Последние лучи заката
Лежат на поле сжатой ржи.
Дремотой розовой объята
Трава некошеной межи.
Ни ветерка, ни крика птицы,
Над рощей – красный диск луны,
И замирает песня жницы
Среди вечерней тишины.
Забудь заботы и печали,
Умчись без цели на коне
В туман и луговые дали,
Навстречу ночи и луне!1
Походом по окрестностям Шахматово было навеяно следующее стихотворение, датированное летом 1898 годом:
Странно: мы шли одинокой тропою,
В зелени леса терялись следы,
Шли, освещенные полной луною,
В час, порождающий страсти мечты2.
Этот зеленый лес, по воспоминаньям современников, тогда еще не был тронут топором: непролазные чащи можжевельника, бересклета, волчьих ягод, папоротников, вековые ели и мхи – все это встречалось на пути прогуливающихся3.
В стихотворении “Я стремлюсь к роскошной воле…” перед читателем раскрывается пейзаж летнего поля в окрестностях Дедова, где жили его хорошие друзья и дальние родственники Соловьевы4:
Я стремлюсь к роскошной воле,
Мчусь к прекрасной стороне,
Где в широком, чистом поле
Хорошо, как в чудном сне.
Там цветут и клевер пышный,
И невинный василек,
Вечно шелест легкий слышно:
Колос клонит…Путь далек!1
Окрестности Шахматово изображены и в стихотворении “После дождя”:
Сирени бледные дождем к земле прибиты…
Замолкла песня соловья;
Немолчно говор слышится сердитый
Разлитого ручья.2
Блок вступил в русскую литературу не учеником, а наследником. Литургия и летопись, плач и заклинание, народная песня и циганский романс, славянизм и торжественная государственность поэтов XVIII века, симфония поэзии XIX века от Пушкина до Полонского, от Лермонтова, до Тютчева и Некрасова – все это эхом отдается в стихах Блока, обновленное внезапными сопоставлениями, сплавленное с современным миром в пышущем жаром горниле его творческой сосредоточенности3. В стихотворениях “мистического леса” действие происходит в сельской России: неоглядные пространства небес, лохматые ели, за ними – тихое зарево восхода или заката, поля ржи и клевера, глухой цокот лошадиных копыт по проселочной дороге, ведущей в Боблово, в дом Принцессы.4 Просторы зовут поэта в дорогу, но неизбежно возвращение в Шахматово, где снова нет покоя, - ведь с поэтом всегда просторы5. Поэт любуется и просторами Боблова, имения Менделеевых:
Ярким солнцем, синей далью
В летний полдень любоваться –
Непонятною печалью
Дали солнечной терзаться…1
Высота, даль, за холмами – еще холмы. Даль желанна, что-то за далью манит путника2. В третьей главе “Стихов о Прекрасной Даме” есть датированное 3 октября мажорное, светлое и по духу шахматовское стихотворение, вобравшее радостное напряжение 1901 г:
Встану я в утро туманное,
Солнце ударит в лицо.
Ты ли подруга желанная,
Всходишь ко мне на крыльцо?3
В это время Блок почувствовал гораздо большую, чем прежде, духовную близость с Любовью Дмитриевной Менделеевой4. Символично, что герою “солнце и ветер в лицо” – так одни из самых мощных природных стихий благословляют любовь поэта в этом стихотворении. Свобода, окрыленное любовью состояние отражается в шахматовском пейзаже стихотворения “Золотистою долиной” (1902), где и живая природа (журавли, паук) и неживая природа (солнце, небо) созвучны поэту:
Золотистою долиной
Ты уходишь, нем и дик.
Тает а небе журавлиный
Удаляющийся крик5.
Любовь и природа Шахматова соединились в стихотворении 1902 г. цикла “Распутья”:
Запевающий сон, зацветающий цвет,
Исчезающий день, погасающий свет.
Открывая окно, увидал я сирень.
Это было весной - в улетающий день.1
Весной 1903 года слагаются стихи, которые со временем войдут в тот же раздел “Распутья”. На пороге нового звучат прощальные и благородные слова шахматовскому утру жизни:
Погружался я в море клевера,
Окруженный сказками пчел.
Но ветер, зовущий с севера,
Мое детское сердце нашел.2
Сказка эта навсегда останется с поэтом, она для него – быль3.
На весенних лугах в Шахматове росли купавы, купальницы, ночами таинственно мерцали светляки4. Сказочная шахматовская весна впорхнула на поля и в леса в стихотворение “На весеннем пути в теремок” (1905):
И ушла в синеватую даль,
Где дымилась весенняя таль,
Там кружилась над лесом печаль.
Там – в березовом дальнем кругу –
Старикашка сгибал из березы дугу
И приметил ее на лугу1.
Несомненно, природа Шахматова, была неисчерпаемым источником вдохновенья поэта.
3. СНЕЖНЫЕ ПЕЙЗАЖИ
Любя российскую природу, Блок с особыми чувствами воспевал снежные пейзажи. В одном из очерков 1921 г. воспоминаний о Блоке А. М. Ремизов восклицает на смерть поэта: “Бедный Александр Александрович! Покинуть так рано землю, никогда уже не видеть ни весен, ни лета, ни милой осени и любимых, белоснежных зим”.1 То есть люди, окружавшие поэта, знали, что зимы были действительно им любимы, не смотря на вьюги, снежные жалящие иглы и метели.
Снежные пейзажи богато рассеяны по всему творческому пути Блока. Атрибуты зимних картин (снег и вьюга) можно встретить даже в летних зарисовках. Мир обыденности не любим Блоком. Зимний лес, зимнее поле он заселяет существами из царства детской сказки, - маленькими карликами, сморщенной ручкой гоняющими струи весенней воды в ручейке, добрыми гномиками, ласковой нежитью2.
3.1. Снежные пейзажи на примере циклов “Снежная маска” и “Фаина”
В циклах “Снежная маска” и “Фаина” сконцентрированы определения - снежный, снеговой, среброснежный, пламенный, а также значимые для всей лирики Блока символы: снег, метель, вьюга, вихрь, костер, огонь3. По мнению Д. Максимова, здесь можно говорить не только о символах, но и о стихиях в круговороте времени: о стихии снежной степи, втягивающей душу в круговое бесконечное движение1.
Для Блока характерен синкретизм в восприятии действительности, стремление к простому и все же идеалистическому монизму этого восприятия, стремление увидеть и воплотить взаимосвязь всех вещей и явлений мира, их единую и движущуюся “духовную” основу2. К. Чуковский отмечает, что Блок – один из самых смелых синкретистов в России, особенно в тех стихах, которые вошли во второй его том. Даже впечатления зноя и холода так неразрывно сливаются у него воедино, что безо всякого сопротивления принимаешь такие, казалось бы, противозаконные соединения слов, как снежный огонь, снежный костер, метельный пожар, и даже тот сложнейший синкретический образ, в котором он воплощает свою Снежную Деву3: “Она была живой костер / Из снега и вина”. Слово снежный он вообще применял к самым неожиданным вещам. У него были снежные нити, и снежная маска, и снежная мечта, и снежная пена, и снежная птица, и снежная кровь, и снежное вино, и снежный крест; у всякого другого поэта была бы монотонная вычура, а у него, это является одним из живых проявлений его дремотного стиля4.
Тема “снежной метели” – тема, органически вросшая в Блока. С ней связаны и изумительнейшие душевные переживания, и большие его поэтические достижения. Снежная метель – страсть, где огонь и холод, где очарование и безочарованность, где земное начинает сверкать строгим блеском вечности, не переставая быть ограниченным, преходящим, земным. Е. Дундберг утверждает, что как и в предчувствиях Прекрасной Дамы, в “снежной мятели”, в “снежном костре”, Блоку нет равных1. Здесь медлительная, раздумчивая и слегка торжественная муза его становится стремительной, блестящей, острохолодной (все те же иглы!) и своеобразно пламенной. Снежный костер – дорогою ценою купленная антитеза поклонения Прекрасной Даме.
В. Жирмунский отмечает, что вместе со сменой весенних зорь ранних стихов на зимние вьюги и снежные метели, во второй книге стихов, меняется сам метод символизации2. Особенно это видно в стихах “Снежной маски”. Блок обновляет метафору “’холодное сердце” на привычное для языкового мышления, но непривычное для сочетания слов: “снежное сердце”, “сердце, занесенное снегом” и “в снегах забвенья догореть…”. Последовательное развитие символа приводит к его реализации как поэтической темы. Поэт уже не говорит, что “снежная вьюга” – “в сердце”; уже не в душе поэта проносится “звонкая вьюга”, но сам поэт занесен этой вьюгой, которая стала реальностью, - по крайней мере, поэтической.3 В “Снежной маске” неподвижный образ получает движение, рассказывается целая поэма о снежных вьюгах и метелях, о снежной любви и Снежной Деве.
Поэтическая метафора позволяет предмету, означаемому прямым значением слова, иметь какое-нибудь косвенное сходство с предметом переносного значения. Метафора позволяет достигать эмоциональной насыщенности произведения4. Тема “снежной вьюги” двойственна, она соединяет метафорический ряд: “холодное сердце” – “снежное сердце” с другим метафорическим рядом: “бурные чувства” – “бурное сердце” – “в вихре страсти”. Новое осложнение вносит обычная метафора страсти – “горячее чувство”, “пламенная любовь”. Именно отсюда берут начало поэтические новообразования “пожар души”, “костер” и т. д. При слиянии этих метафорических тем у Блока вьюга становится “снежным пожаром”, “снеговым костром”, а снежинки становятся белыми искрами и белая вьюга – “снопом” из искр.
Ощутив веселое отчаяние гибели, Блок стал национальнейшим поэтом. Он полюбил свою гибель, создал из своей гибели культ. В целом ряде стихов он изобразил свою гибель – как нечто желанное и веселящее, используя всю ту же метафоричность “снежного костра”1:
И нет моей завидней доли –
В снегах забвенья догореть
И на прибрежном снежном поле
Под звонкой вьюгой умереть.
Это было написано еще в 1907 году, но тогда прозвучало слишком нарядно и чуть-чуть театрально, потому что едва ли тогда он ощущал эту тьму во всей ее обнаженной отчаянности. Но вскоре он сказал о ней другими словами:
Пускай я умру под забором, как пес,
Пусть жизнь меня в землю втоптала,
Я верю: то Бог меня снегом занес,
То вьюга меня целовала.
По словам К. Чуковского, Блок всегда был поэтом ветра и любил его больше солнца, но теперь в этом гибельном ветре воплотилась для него Россия.
В “Снежной маске” женщина, страсть и метель – нераздельны. Особенно заметно это слияние страсти и ветра в стихах, которые посвящены поцелуям: “Огневые твои поцелуи….снежный ветер повеял нам в очи..”, “И целовать твой шлейф украдкой, / Когда метель поет, поет..”. “Слушать в мире ветер” – она из тех радостей, которые жизнь дает поэту1. Для него сама Россия – это ветер, ветер бродяг и бездомников.
3.2. Зимние пейзажи в стихах для детей
Замечательные зимние пейзажи подарил нам Александр Блок в стихах, которые в советское время издавались в сборниках для детей: “Ветхая избушка” и “Снег да снег”. Поэт не дает описания неба, но читателю видится яркий солнечный день, наполненный предчувствием весны:
Снег да снег. Всю избу занесло.
Снег белеет кругом по колено.
Так морозно, светло и бело!
Только черные, черные стены…2
Даже эти подчеркнуто “черные стены” не уменьшают впечатления звонкой радости зимнего дня. Эти стихи необычны по обилию прилагательных, описывающих доброе, веселое настроение: это “веселые ребятишки” и “резвая игра” и “звонкие голоса” и “кругом ребятишки смеются” и веселыми криками “оглашается двор” и “хохочут ребята, кричат”. Снег, окружающий детей как бы символизирует чистоту детских помыслов, естественность проявления детских чувств. И в одном и во втором стихотворении за забавами детей наблюдают старики, возможно, вспоминая свое детство, “не переча ребячьему нраву”.
Снега в деревне много, и в отличие от взрослых с их повседневными заботами, ребятня знает, что с ним можно сделать:
Внукам-шалунишкам
По колено снег.
Весел ребятишкам
Быстрых санок бег…1
Здесь не метет вьюга, не дует ветер, не бушует стихия. Во всем чувствуется гармония: дети счастливы, что находятся в зимнем пейзаже, старики счастливы рядом с детьми. Нет в стихотворении героев в возрасте, для которого характерна “вьюга в сердце”. Поэт глядит тех, кто еще способен беззаботно радоваться таким простым, и в то же время чудесным подаркам природы, как снег. При этом, если дети играют со снегом не чувствуя холода, то старикам уже приходится согреваться горячим чаем из самовара.
Бабушки, дедушки, кошка, котята, ребятишки – это ведь элементы детства в Шахматово самого поэта, окруженного уютом и любовью многочисленных родственников. Возможно, эти стихи наиболее полно отражают отношение поэта к своему детству, а зимние пейзажи добавляют этим ощущениям живую силу.
3.3. Зимние пейзажи поэмы “Двенадцать”
О поэме “Двенадцать” Блока написаны сотни, а может быть даже и тысячи статей. Разные читатели находят свое понимание образов и символов, данных автором в поэме. Но все читатели чувствуют зимний ветер, который дует со страниц поэмы. Этот ветер – природная стихия. Д. Максимов, рассматривая творчество Блока, указывает, что проблема стихийности – одна из самых существенных в творчестве Александра Блока1. При этом, понятие стихии универсально, применимо к любым сферам бытия природы и человека, хотя объект этого понятия имеет относительное, условное значение – мыслится лишь в его контрасте с представлением об упорядоченности и организованности. Образы ветра – бури – могучего стремления истории и музыки истории будут сопровождать идейно-эстетическое самосознание Блока до конца его пути2.
Этот излюбленный Блоком отчаянный ветер гуляет в поэме “Двенадцать”. Этим ветром охвачены и все стихи Блока о России. В поэме нет ни одного эпизода, который бы не был овеян этим ветром, и какими русскими простонародными словами воспевается здесь этот ветер:3
Разыгралась чтой-то вьюга:
Ой, вьюга, ой вьюга!
Не видать совсем друг друга
За четыре шага!
Снег воронкой завился,
Снег столбушкой поднялся4.
Алексеева Л. Ф. немного иначе видит ветер и снег в “Двенадцати”: снег и ветер напоминают ей об Ангеле сильном, сходящем с неба. “Снег воронкой завился, / Снег столбушкой поднялся…” – этот образ имеет другую направленность. Земля тянется к небу, идет на сближение с ним, а не наоборот. А далее пурга все усиливается, внушает страх и заблудшие, с ослепленными пургой очами, снова вспоминают о Боге. Русская вьюга – среда, в которой плодится сомнение1.
В восприятии Е. Лундберга, снег в поэме “Двенадцать” – это не снег петербургских улиц, а космическая морозная пыль, вдруг сгрудившаяся на точке земного шара, именуемой Петербургом, Россией2. В мокрых долах гуляет тот же лихой ветер – дальше, дальше, быстрее, быстрее, ничего не видно, ничего не слышно, обморок от стремительного полета до одной из неизбежных остановок:
Ветер, ветер –
На всем Божьем свете!3
По воспоминаниям К. Чуковского, после поэмы “Двенадцать” Блок уже не мог писать. Стихия “Двенадцати”, как ураган, опустошила поэта, а окружающая действительность не позволила возродить опустошенную душу.
4.ВОДНЫЕ ПЕЙЗАЖИ
Вода в разных своих проявлениях притягивает внимание поэта. Это и могучая стихия, и символ очищения, и элемент языческих верований и связь с христианскими обрядами.
Стихией принято считать, как указано у Максимова, выражение реальной силы, не управляемой человеком или (другой вариант понятия) не познанной человеком в ее закономерности (иногда эти варианты совпадают). Эта сила имеет динамический характер, проявляется в движении (лучше всего в хаотическом), но может и сопротивляться движению, превращаться в инерцию, в косность. В обращении к стихии, в признании ее верховенства может заключаться (в каких-то определенных идейных и исторических ситуациях) освободительный момент – отказ от законов, конструкций и догматов, потерявших опору в действительности, и вместе с тем приобщение к реально существующим, питающим и поддерживающим силам жизни1.
Тему вечного круговорота времени и стихий мы встречаем в циклах “Пузыри земли” (стихия природы, вечность болот). Январем 1905 года датировано стихотворение “Болотные чертеняки”. Блок посвятил его писателю Алексею Михайловичу Ремизову, любителю народного языка и народных сказок:
Вот сидим с тобой на мху
Посреди болот.
Третий – месяц наверху –
Искривил свой рот1.