Петербург в жизни и творчестве А.Блока

Петербург в жизни и творчестве А.Блока

В движеньях гордой головы
Прямые признаки досады…
(Так на людей из-за ограды
Угрюмо взглядывают львы).
Действительно, темы Петербурга и любви у Блока тесно связаны и нередко очень трудно провести границу между ними:
Петербургские сумерки снежные.
Взгляд на улице, розы в дому...
Мысли — точно у девушки нежные,
А о чем — и сама не пойму.
Или в его стихотворении «На островах» эстетика Петербурга передаёт его очарование прекрасной утончённой женщиной:
Вновь оснежённые колонны,
Елагин мост и два огня.
И голос женщины влюбленный.
И хруст песка и храп коня.
А в другом четверостишии этого же стихотворения А.Блок, как знаки препинания, речитативом дает петербургскую символику, органично связанную с его любовным романом.
Нет, с постоянством геометра
Я числю каждый раз без слов
Мосты, часовню, резкость ветра,
Безлюдность низких островов.
Его позднее знаменитое стихотворение «Скифы» знаменует начало отрешения Блока от старого Города. Революционный вихрь мчит его прочь от «несуществующего» духовного города.
Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,
С раскосыми и жадными очами!
Для вас - века, для нас - единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!
Века, века ваш старый горн ковал
И заглушал грома, лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
И Лиссабона, и Мессины!
Вы сотни лет глядели на Восток
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот - срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет - не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!
О, старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!
Россия - Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью, и с любовью!...
Усталая обреченность и покорность року чувствуется в стихах Блока в начале Первой мировой войны. После них его стали называть разрушителем Города.
Петроградское небо мутилось дождем,
На войну уходил эшелон.
Без конца – взвод за взводом и штык за штыком
Наполнял за вагоном вагон.
В этом поезде тысячью жизней цвели
Боль разлуки, тревоги любви,
Сила, юность, надежда… В закатной дали
Были дымные тучи в крови.
И, садясь, запевали Варяга одни,
А другие – не в лад – Ермака,
И кричали ура, и шутили они,
И тихонько крестилась рука…
Александр Блок никак не мог понять и принять для себя, что всё, что было сумрачным предчувствием поколений, вдруг свершилось, и его родной Город встал на дыбы: «И всем придется, может быть, / Сквозь резвость томную идиллий / В ночь темную элегий плыть…».9
В 1917 г. в Петрограде свершались труднопостижимые происшествия. Каждый день приносил новое, невиданное, и тучи становились всё мрачней. В это время Городу было 214 лет. Но первые дни и первые годы революции вместили такое количество рассвобожденной энергии и совершающейся истории, что прошлое отделилось решительной чертой.
В первые недели 1918 года Александр Блок – весь в огне и бреду лихорадочного вдохновенья. Весь в буре музыки, рождающейся из обрывков подслушанных на улицах Города слов. Крупными мазками набрасывается широкое полотно, создается массовая, площадная драма, растет черно-белая графика «Двенадцати», как бы начерченных питерским снегом и углем.
Появление поэмы «Двенадцать» связано непосредственно с Петербургом. Этот город заставляет людей сомневаться в собственной реальности, он превращает их в мечтателей, они принимают свои идеи за панацею для всего человечества.
Встреченная возмущением одних и восторгом других, эта поэма стала и взлетом и падением гениального лирика. Как к ней ни относись (и сам автор перед смертью порывался от неё отречься), но она создана единым духом и не подлежит деформациям и сокращению. Здесь – сама красная Революция с её эксцессами, страстями, горячечными грёзами, кровожадная и требующая Истины. Но главное – в ней А. Блок воссоздает новый трагический лик России, и новый образ Города.
Поздний вечер.
Пустеет улица.
Один бродяга
Сутулится,
Да свищет ветер…
В этой поэме уже другая, кажется, что даже и неблоковская символика Петербурга. Но ведь и сам город уже другой, в нём совсем другие люди:
Не слышно шума городского,