Дневник К. Чуковского как документ и литературная форма

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ
1 Дневник писателя: документальные и художественные черты
1.1 Понятия «дневник» и «дневниковедение»
1.2 Эстетическое, философское, коммуникативное и психологическое назначение дневника
1.3 Дневник как речевой жанр
1.4 Дневник как объект исследования
2 Дневник К. Чуковского как «протокол жизни»
2.1 Факты и исторические события в дневнике К.Чуковского
2.2 Дневник Чуковского как «интимный документ»
2.3 Портреты современников в дневнике Чуковского
2.3 Дневник как творческая мастерская писателя
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

п.).Дневник относится к частным архивным материалам, используемым при изучении "истории жизни", так же как любые личные записи и документы. Существуют заметные различия между материалом, написанном в расчете на дальнейшую публикацию, и тем, что обращен лишь к узкому кругу близких. Если в первом случае преимуществом является большая фактическая достоверность и "читабельность" изложения, то во втором обычно имеет место высокая степень раскрытия личного отношения к пережитому, особое стремление мотивировать совершенные выборы и поступки. Все дневники могут быть разделены на полные, тематические и отредактированные. Тематические, в отличие от полных, ориентированы на определенную сферу личного опыта или период жизни (можно сравнить, например: "Моя жизнь в искусстве" и "Подлинная история моей жизни"). Достоинство дневника - большая достоверность в описании личностной "подкладки" событий. Однако исследователю нужно всегда помнить о том, что дневник - это реконструированная субъектом в определенный момент жизни история. Здесь особенно вероятны смещения и ошибки, вызванные и стремлением рационально мотивировать любой поступок с точки зрения "сегодняшнего" мировосприятия, и необходимостью придать повествованию некоторую литературную форму. Единственным средством достижения достоверности и объективности при анализе "историй жизни", основанных на автобиографических данных, является метод, при котором данные должны интерпретироваться в контексте сведений, полученных из иных источников. Особенно, если цель исследования – получение историко-литературных данных. В нашем же случае сопоставление с другими данными не является прямой необходимостью, поскольку в наши задачи не входить внесение «истории жизни» К. Чуковского в общелитературный или социально-политический контекст.Дневник и мемуарные записки иногда трудно различимы: можно считать, что мемуары в целом отличает более безличный стиль изложения и необязательность линейного и упорядоченного описания сменяющих друг друга во времени событий. Повышение достоверности "историй жизни", основанных на такого рода личных (экспрессивных) документах, как дневниковые и мемуарные записи, требует, кроме привлечения дополнительных источников, использования специальных приемов критического анализа (в том числе критической оценки экспрессивного документа как исторического источника, как литературного текста и т. п.). С точки зрения фактографии, внимание следует уделить не столько экспрессивным, сколько функциональным личным документам, к которым относятся расписания, черновики, планы работы, записи финансовых поступлении и расходов.Интересная особенность дневника К. Чуковского – приведение в нем личных писем. Личные письма также могут рассматриваться как важный источник биографических данных. Письмо может рассказать достаточно важные вещи не только об его авторе, но и о получателе и взаимоотношениях между первым и вторым. И стиль, и способ изложения, и частота переписки могут быть столь же информативны, как и собственно содержание письма. Литературоведение и история дают немало примеров использования личной переписки в качестве полезного источника данных.Биографический метод по определению историчен - используя документы прошлого, он стремится к созданию убедительного исторического объяснения полученных сведений. Поскольку историографией называют всякую попытку реконструкции прошлого на основе документальных данных, "история жизни"- тоже форма историографии. Источники данных в историографии принято делить на первичные и вторичные. К первичным относят те источники, которые содержат непосредственные свидетельства очевидцев или прямых участников событий, а ко вторичным - свидетельства или рассказы тех, кто не присутствовал при описываемых событиях. В историографии принято считать более надежными те документы, автор которых ближе включен в описываемую ситуацию и дает описание "из первых рук". Кроме того, выше ценятся свидетельства более опытного и искушенного наблюдателя, то есть эксперта. Многие авторы полагают, что достоверность и надежность документов тем выше, чем уже аудитория, к которой адресуется автор, т. е. по мере роста предполагаемой аудитории автор все больше оказывается под влиянием тенденции описывать события в апологетическом и драматическом ракурсе: интимная исповедь постепенно превращается в пропаганду.Немаловажное значение имеет обоснованность интерпретации текста с точки зрения его характера, целей написания, предполагаемой аудитории и - шире - его социального контекста.При исследовании дневника важно учитывать и его особую пространственно-временную организацию, а точнее тот факт, что он принципиально темпорален. Дневник не выходит из времени, он принципиально и, условно говоря, сознательно погружается в него. Достигая отсроченности во времени, он разрывает стимул и реакцию, дает задержку ответа Другому и задержку ответа Другого. В этой паузе и возникает субъективность. Дневник позволяет преодолеть страх, коренящийся в переживании времени, без обращения к Другому. Пространство дневникового текста – это арена борьбы со временем, арена борьбы, где рациональное «дрессирует» эмоциональное, сначала выпуская эмоцию на простор текста, а затем набрасывая на нее рациональную узду. В итоге дневник нацелен на власть над временем, может быть, самую прозаическую. Другая, глубинная, структура времени, фиксируемая в дневнике, – противоположность бытового и исторического. В дневнике сталкиваются интимное и публичное время.  Индивидуальные события переживаются как всемирно-исторические, а всемирно-исторические - как индивидуальные. Поэтому можно сказать, что в дневнике становится возможным единство мировой истории и индивидуальной судьбы.Пространство дневника, прежде всего, задается языком. Но язык вовсе не пассивный «фон» дневникового письма. Он в качестве соглядатая присутствует и в исповеди, и в задушевной болтовне влюбленных; присутствует он и в дневнике. И это весьма существенно. Язык воспитывает и формирует мысль. И в то же время дневник, немыслимый вне языка, предстает как арена борьбы с языком. Именно впервые в дневнике, наедине с собой, человек отваживается сказать несказуемое и – молчать о том, что «говорят все». «Наше высшее решение, наше спасение состоит в том, чтобы найти свою самость, вернуться к согласию с собой, уяснить, каково наше искреннее отношение к каждой и любой вещи. Не важно, каким это отношение может быть – мудрым или глупым, позитивным или негативным. Важно, чтобы каждый человек в каждом случае думал то, что он действительно думает» HYPERLINK "http://www.phil63.ru/intimnyi-dnevnik-kak-prostaya-veshch" \l "_edn25" \o "" , - как говорил испанский философ Х. Ортега-и-Гассет.  Дневник и есть техника думать то, что мы действительно думаем, чувствовать то, что действительно чувствуем. Дневник – это техника обособления, уединения, создание мной самим субъективного пространства – создание места субъективного духа.  Подобное уединение, необходимое для сосредоточенной духовной жизни, особенно спасительно, когда общество изыскивает все новые и новые пути проникновения в мир субъективности, посягательство на личную свободу. Соответственно мы можем говорить, что в дневнике воссоздается хронотоп субъективности – душевное пространство и время бытия души.В связи с этим при анализе дневника нам представляется важным обратить внимание и на его коммуникативные свойства – выявить элементы автокоммуникации и массовой коммуникации (по адресности).Сразу оговоримся, что в данной работе термин коммуникация будет употребляться в значении сообщения (передачи информации). В структуре коммуникации, как сообщения, традиционно выделяются: субъект-источник (адресант, коммуникатор); содержание коммуникации; ее форма; ее средства (знаковые, технические, институциональные и др.); адресат (субъект, которому коммуникация предназначена; в случае, если это индивид – реципиент); эффекты. Коммуникация осуществляется в определенном контексте (ситуации, среде — социальной, исторической, культурной и проч.).Традиционно различают вербальную и невербальную коммуникации, аксиальную («осевую») и ретиальную («сетевую»), личную (адресованную определенному человеку) и массовую (адресованную анонимной аудитории), «коммуникацию-разговор» и «коммуникацию-распространение» (термины А. Моля), индивидуальную (где адресантом выступает индивид, личность, лицо) и институциональную (исходящую из социального института), диалогическую и монологическую. Коммуникация может быть также спонтанной и целевой. Относительно дневника для нас будет интересной в первую очередь индивидуальная коммуникация, воплощенная в письменном тексте (он же – скрипт), а еще точнее коммуникация, обращенная к самому себе.Дневник по преимуществу монологичен; это аксиальная коммуникация; дневник сугубо личностен, импровизационен; он может быть насыщен фактами («записная книжка»), переживаниями, размышлениями («ауторефлексия»); может быть регулярным или эпизодическим, воспроизводящим последовательность событий («хроника») и отражающим движение чувств или хода мысли («поток сознания»). Но самое главное все-таки то, что он обращен главным образом к самому себе, в этом его смысл и «организующее начало».             А.Н. Алексеев выделяет три типа дневника:    а) «дневник души» (дневник в традиционном и, пожалуй, узком смысле слова, сугубое «общение с самим собой», причем на первый план выходят личные переживания и самоанализ; такой дневник обычно аутоисповедален);    б) «дневник духа» (в котором личное «я» отходит на второй план, а дневник оказывается своего рода копилкой символов, образов, мыслей и лабораторией творчества; часто — это сырье для будущих произведений; пример – «Записные книжки» А. П. Чехова);    в) «дневник факта» (где главный упор делается на внешних событиях жизни, а личные переживания и размышления отсутствуют либо сведены к минимуму). В этой классификации отсутствует вариант, когда дневниковая форма используется как литературный (художественный или публицистический) жанр и изначально имеет место ярко выраженная «коммуникация для других» (например: «Дневник писателя» Ф. М. Достоевского).В задачи нашего исследования входит определение типа дневника К.Чуковского по представленной классификации. Забегая вперед, можно сказать, что этот дневник, на наш взгляд, наиболее близок третьему типу – «дневнику факту».В большинстве случаев дневниковые записи человек может вести исключительно для себя, используя их в качестве ежедневника: что и когда произошло, с кем встретился, где побывал, какими делами занимался. Но в том случае, когда дневник ведется человеком, живущем в среде культурной, интеллектуальной или политической элиты, появляется дополнительная цель: фиксация событий частной жизни «на стыках» с жизнью общественной, так сказать в точках пересечения. То есть у автора есть целевая установка на фактографию в контексте данного исторического времени. В таком случае автор априори осознает важность своих наблюдений для будущих поколений и предполагает будущего читателя. Тогда оказывается, что человек ведет эти записи как бы для себя, но по существу — и не только для себя. Как справедливо замечал А. С. Пушкин: «Непременно должно описывать современные происшествия, чтобы могли на нас ссылаться». Для такого рода дневника А.Н. Алексеев предложил использовать термин «протокол жизни». Особенности такого дневника, выделенные исследователем:1. Протокол жизни отображает только те социальные (возможно, мелкие и частные) события, эпизоды, в которых субъект жизни лично участвовал, был если не действующим лицом, то хотя бы очевидцем. В таком случае этот протокол приобретает характер жизненного свидетельства, тем, прежде всего, и ценного, что оно есть свидетельство непосредственного участника или наблюдателя. 2. Вместе с тем, протокол жизни — это не сугубо личностный документ. Здесь неуместны интимные подробности индивидуальной жизни. В этой разновидности дневника факта отражаются лишь такие «происшествия», которые, по мнению автора, представляют интерес и для других. В таком случае, это документ общественный. 3. Протокол жизни — это вовсе не мемуары, не ретроспекция, не отложенное во времени описание или реинтерпретация, а именно протокол, который ведется в ходе события или составляется по его «горячим следам». Это — первичный, а не вторичный документ личности и времени, не замутненный последующими напластованиями индивидуальной субъективности и влияний социокультурной среды. 4. Протокол жизни — это своего рода тематизированная регулярная или эпизодическая жизненная хроника. Ее можно вести в утилитарных целях — фиксируются некие реперные события, ситуации, чтобы потом учесть в последующих собственных действиях. Это может быть и способ информирования других людей об обстоятельствах своей жизни, представляющих для них интерес. Иногда присутствует и понимание культурно-исторической значимости жизненного свидетельства. 5. В зависимости от характера события (событий) или сложившихся обстоятельств, сам протоколист выступает главным героем (или одним из главных) — если тот в описываемой ситуации активно действует; или же его персона отходит в протоколе на второй план — если он является только наблюдателем, свидетелем.      6. Наконец, протокол жизни есть оперативное и более или менее преднамеренное отображение случившегося не вообще, а “в точке пересечения биографии и истории” (выражение Ч. Р. Миллса).Итак: протокол жизни — будь то за определенный период времени, будь то относящийся к отдельному событию — это первичный личностно-общественный документ. Он есть актуальное свидетельство очевидца или действующего лица (актора), выступающего наблюдающим участником драмы собственной жизни (всегда вплетенной в общественную, и — в пределе — “мировую драму”). Таким образом “протокол жизни” сочетает элементы коммуникации самому себе, другому и для других. 2 Дневник К. Чуковского как «протокол жизни»2.1 Факты и исторические события в дневнике К.ЧуковскогоДвухтомный «Дневник» Корнея Ивановича Чуковского, опубликованный в 1991—1994 гг., стал выдающимся литературным событием, поскольку по охвату исторического времени 1901-1929 и 1930-1960 годы он представляет собой ценные историко-литературные свидетельства, а по художественному мастерству – один из лучших образцов данного жанра. К сожалению, текс, представленный в дневнике, подвергнут систематической цензуре. «Я был молодой человек, только что написал Вареньку Олесову и «Двадцать шесть и одну», пришел к нему, а он меня спрашивает такими простыми мужицкими словами: <...> где и как (не на мешках ли) лишил невинности девушку герой рассказа “Двадцать шесть и одна”. Я тогда был молод, не понимал, к чему это, и, помню, рассердился, а теперь вижу: именно, именно об этом и надо было спрашивать. О женщинах Толстой говорил розановскими горячими словами — куда Розанову! <...> Цветет в мире цветок красоты восхитительной, от которого все акафисты и легенды, и всё искусство, и всё геройство, и всё».Этот рассказ Горького о Толстом приведен в Дневнике Чуковского с датировкой 18 апреля 1919 г. Запись выглядит связной и законченной, но на самом деле в двух местах сделаны пропуски. Дневник, главное достоинство которого — откровенность, пестрит купюрами, обозначенными многоточиями в угловых скобках. Вот еще несколько выбранных наугад примеров старательной редакторской работы с ножницами в руках: «Мои воспоминания о нем плохи. Надо бы написать другие: он со мной все время советовался, жениться ли ему на Книппер <...>» (Рассказ Шаляпина о Чехове. 18 апреля 1919 г.).«Память у Горького выше всех его умственных способностей. Способность логически рассуждать у него мизерна, способность к научным обобщениям меньше, чем у всякого 14-летнего мальчика <...>» (4 декабря 1919 г.).«Лекция о Блоке прошла оживленно. Слушали хорошо, задавали вопросы <...>» (5 мая 1921 г.).«Сегодня событие: приезд Ходасевичей <...>» (6 августа 1921 г.).«Вечер у Маяковского <...>» (27 февраля 1923 г.).Дневник охватывает почти семьдесят лет. По своему значению для истории русской литературы он может быть сопоставлен с дневниками цензора Никитенко и братьев Гонкур. Дневник Чуковского является, с одной стороны, документом внутренней жизни — он состоит из жалоб на тяготы жизни, частого для писателя недовольства собой, наконец, грустно-торжественных предсмертных записей. С другой стороны, основное содержание Дневника составляют встречи с собратьями по перу, разговоры, слухи, сплетни, война с редакторами, литературные сплетни, литературные нравы — все, что находится за кулисами официальной словесности. Примерно с середины 30-х годов появляются следы собственноручного вмешательства Чуковского в текст ранее написанный — необходимые меры на случай, если тетради попадут в чужие руки: вырезанные страницы, записи, прославляющие вождя; ни слова о страшных событиях времени, в крайнем случае — глухие намеки. Вместе с тем автор явно отдает себе отчет в том, что оставляет потомству памятник большой исторической ценности.Дневник Корнея Чуковского выступает одновременно как тип скрипта и реального социального феномена. Он есть имманентная и практически универсальная форма письменной автокоммуникации, способ оперативного отображения личностью (в первую очередь для себя) внешних и внутренних событий своей жизни. Эти события неизбежно вплетены как в жизнь непосредственного окружения пишущего, так и в «жизнь историческую».Если задаться целью, вычленить из дневника документальные факты, то получится вполне летописная хроника советской действительности. Фиксация событий у Чуковского выглядит следующим образом:15 октября, вторн. 1918. Вчера повестка от Луначарского - придти в три часа в Комиссариат Просвещения на совещание…25 октября, четверг. На вечере в «Шиповнике». Долго говорил с Андреевым. «О семи повешенных». 22 или 24 февраля 1919. Мы в коллегию «Деятелей Худож. Сл.» избрали Мережковского, по моему настоянию.Но сухой фиксации хроники у Чуковского противостоит зачастую краткая, но емкая личная оценка – людей, фактов, событий, отчего документ приобретает эмоциональную окрашенность:Октября 21. Репин за это время вышел из Академии, был у Толстого и в Крыму и возвратился. Я был у него в среду. Неприятно. Был у него какой-то генерал, говорил о жидах, разграбленных имениях, бедных помещиках. Репин поддакивал. 13 февраля. Вчера было заседание редакционной коллегии «Союза Деятелей Худож. Слова». На Вас. Остр. В 2 часа собрались Кони, Гумилев, Слезкин, Немирович-Данченко, Эйзен, Евг. Замятин и я. Впечатление гнусное. Исторические события, зафиксированные в дневнике писателя, показывают и реально происходившее в тяжелые для страны годы и то, как переживали социальные и политические потрясения современники и, конечно, сам Чуковский:4 марта (1917). Революция. Дни сгорают, как бумажные. Не сплю. Пешком пришел из Куоккала в Питер. Тянет на улицу, ног нет. У Набокова: его пригласили писать амнистию… При этом чуткое перо писателя фиксировало для себя не просто газетные варианты новостей, а изменения в мировоззрении, менталитете народа, изменения ценностей и жизненных приоритетов:10 марта. Вчера в поезде – домой. Какой-то круглолицый самодовольный жирный: «Бога нету! (на весь вагон) смею уверить вас честным словом, что на свет я родился от матери, не без помощи отца, и бог меня не делал. – Бог жулик, вы почитайте науки». А другой – седой, истовый, почти шепотом: «А я на себе испытал, есть Господь Бог вседержитель» - и елейно глядит в потолок. Ценность дневника писателя заключается еще и в том, что в нем живут не официозные, яркие воспоминания о происходящем в культурной среде российского общества:5 марта 1919. Вчера у меня было небывалое собрание знаменитых писателей: М. Горький, А.Куприн, Д.С. Мережковский, В. Муйжель, А. Блок, Слезкин, Гумилев и Эйзен.