Возможность жизни на острове по книге Мишеля Уэльберка "Возможность острова"

Введение
«Возможности острова»
Заключение
Литература

Возможность жизни на острове
по книге Мишеля Уэльберка "Возможность острова"

Эта тема уже была в литературе, но только английской, у Свифта, когда Гулливер встречается с людьми, обремененными бессмертием. Нет ничего в этом хорошего, потому что отсутствие смерти не отменяет процессов старения и выживания из ума. Эти люди, отмеченные с рождения особыми метками, изначально пребывают в состоянии изгоев.
Герой Уэльбека –Даниэль – профессиональный комик, заработавший сорок миллионов евро благодаря своим способностям издеваться над всеми подряд, вне зависимости от принадлежности к конфессии, национальности, гендеру, политическим убеждениям или сексуальной ориентации.
Для того, чтобы понять некоторые образные особенности текста, следует обратиться к достаточно большому эпизоду, в котором идет речь про секту Элохистов. Возникает вопрос, откуда взялось это название?
Дело в том, что, согласно, Библейской традиции, имя Бога не только не употребляется (оно табуировано), но и, как таковое, утеряно. Осталась лишь тетрограмма, позволяющая формировать различные попытки, с выяснением имени Бога.
YHWH – латинизированный тетрограмматон. Если вспомнить, что язык Библии не имеет в своей письменной форме гласных, то разночтения неизбежны. Именно так появились Иегова, Яхве, и, естественно, Элох.
Уэльбек, как мы видим, не взирая на достаточно вольное обращение с сюжетной линией, серьезно подходит к фактической стороне вопросов.
Человек начинает ощущать жизнь в момент экзистенциальных ситуаций, т.е. когда начинает понимать смерть. В романе происходит по-другому. Без состояния детства, появляется восемнадцатилетний новый человек, который разом перепрыгивает через все проблемы, связанные с тяготами подросткового периода. Он живет себе и радуется, пока не постареет и на смену ему не придет новый клон.
Отработанные клоны, как и первоначальный человек, добровольно уходят из жизни. Счастье заключается в том, чтобы иметь право на эвтаназию, но знать , что за ней обязательно произойдет клонирование. Подобная установка обусловлена тезисом, что личность и память суть тождества.
По сюжету записки нашего современника Даниэля читают много веков спустя, и, судя по всему, уже после атомного конца света, клоны его клонов – Даниэль24 и Даниэль25. Читают и комментируют, понимая далеко не все.
Три тысячелетия спустя эти записки попадают в руки Даниэля-24 и Даниэля-25 - искусственно синтезированных клонов комика. Искусственный разум и искусственная жизнь - вот что ждет человечество, по мнению Мишеля Уэльбека. Из их несчастного далека даже бесплодные терзания комика по поводу отсутствия потенции покажутся верхом человечности и искренности. Одиночество - самая предсказуемая и одновременно самая тяжелая плата за бессмертие. Причем клонам повезло еще меньше, чем людям, - они физически не могут совершить самоубийство, на их месте тут же возникнет такой же точно клон, только порядковый номер увеличится на единицу.
"Возможность острова" - удивительный сплав жесткого реализма и головокружительной фантастики, запредельной порнографии и сентиментальных описаний так и не проснувшейся любви. Уэльбек умудряется рассказать обо всем сразу - достижениях генетики и секретах шоу-бизнеса, устройстве тоталитарных сект и судьбах далеких потомков человечества, на которые проецируются наши сегодняшние эмоции и поступки. И весь этот многосоставный коктейль ради одной банальной, но такой неподъемной мысли: мы в ответе за тех, кто будет после нас.
Образ острова в нынешней литературе, да и в кино, и в изобразительном искусстве, и в театре – один из самых важных и часто повторяющихся. Для эмигранта Уэльбека, покинувшего родную Францию и скрывшегося в Ирландии, добровольного Робинзона Крузо, остров – что в жизни, что на бумаге, – единственная возможность спрятаться от людей. Homo, которому Уэльбек полностью отказывает в определении «sapiens», обречен на жалкое прозябание в ближайшем будущем и полное вымирание в дальнейшем, и потому писатель решил загодя готовить себя к полному одиночеству. «Не в силах выносить царящего разврата, от общества людей уйду – и без возврата», – мог бы повторить Уэльбек за мольеровским героем, мизантропом Альцестом. Против разврата телесного, впрочем, писатель ничего не имеет. Его мишень – разврат и леность духа, не замечающего надвигающейся катастрофы.
«Возможность острова» в чем-то автобиографичен. Можно Даниэля представит как своеобразное альтер-эго писателя, ведь в любовном сюжете, когда герой бросает единственного товарища, по совместительству жену, из-за романа с юной и безразличной к его творческим страданиям особой, по словам бывшей супруги Уэльбека, практически каждое слово - правда.
Несмотря на то, что будущее видится Уэльбеку в исключительно мрачных тонах, он не перестает искать путей спасения – с настойчивостью, позволяющей заподозрить под личиной человеконенавистника тщательно законспирированного гуманиста. «Возможность острова» – исследование феномена сектантства, при чем здесь ситуация описана изнутри.
Вполне вероятно, что неверующий Уэльбек – член показанной в романе секты, обещающей вечную жизнь и обеспечивающей оную: отменив секс как форму человеческой коммуникации, Уэльбек открывает секрет клонирования человека, «модифицированного и улучшенного». Плата за бессмертие – одиночество, проблема неразрешимая: теперь даже и умереть не получается.
В традиции Серебряного века подобная идея была выражена феноменом Религии Третьего Завет Мережковского, Гиппиус и Философова. Так что подобная версия не нова, но Мережковские не предполагали клонирования, у них был расчет на вечную жизнь потнесколько иному сценарию.
Уэльбек - писатель от Бога (в которого не верит), и, как ни странно это обнаруживать, эпатаж ему чужд. Он мыслитель и лирик, наконец нашедший свой таинственный остров и избавившийся от оценивающего взгляда родного социума. «Возможность острова» – не только самый цельный роман писателя, прочитав который можно узнать о вселенной.
Автор романа однозначный футурист, потому что, даже навскидку можно увидеть те параллели, которыми « балуют» современного человека Сорокин с его сектами и инопланетянами в «23000», и Проханов с его озабоченностью исчезновением человека как биологического вида в «Политологе», и еще множество выкликающей катастрофу литературной футурологии, появившейся в России одновременно с уэльбековским текстом. Удивительнымобразом француз и многочисленные русские, проигрывая сценарии будущего, прогнозируют более-менее одно и то же.
«Остров» удачно вписался в контекст русской литературы, как сюжетный, так и идеологический.