Студенческое движение на рубеже 19,20 веков(1898-1904гг.)

ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. ЧИСЛЕННОСТЬ И ПОЛОЖЕНИЕ СТУДЕНЧЕСТВА НА РУБЕЖЕ XIX-XX ВЕКОВ
§ 1. Количественный и социальный составы
§ 2. Правовое и материальное положение студенчества
ГЛАВА 2. СТУДЕНЧЕСКИЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ В РОССИИ 1898-1904 ГГ. И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ
§1 Политизация студенческого движения в конце XIX в.
§2. Студенческие волнения накануне первой Русской революции
ГЛАВА 3. ОЦЕНКА СТУДЕНЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ В ВОСПОМИНАНИЯХ ЕГО УЧАСТНИКОВ И СОВРЕМЕННИКОВ
§1. Оценка студенческого движения в докладных записках и делопроизводстве Департамента полиции МВД
§2. Место и роль студенческого движения среди других течений российской общественной жизни
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Студенческое движение на рубеже 19,20 веков(1898-1904гг.)

15490
100
Сословный состав студентов высших технических учебных заведений в том же 1900 г. был таким 13:
Сословия
Количество студентов
В %
Дети дворян чиновников и офицеров
1886
36,1
Дети почетных граждан, купцов, мещан, цеховых, крестьян и казаков
2955
58,8
Дети лиц духовного звания
108
2,1
Иностранцы
151
3,0
Итого
5030
100
Из приведенных данных отчетливо видно, что чем практичнее был объект приложения сил – то есть осваиваемая специальность, чем более скорую отдачу сулило приобретение этой специальности, тем больше она привлекал разночинцев, которые, по словам всё того же Чехова, «ценой молодости приобретали то, что дворяне получали с рождением».
Университеты, а тем более, технические вузы России были довольно демократичными учреждениями. Более того: сословный статус студентов, по мере приближения России к эпохе социальных катастроф, стабильно «понижался». Демократичность таких вузов объяснялась прежде всего насущными хозяйственными нуждами, а на учебу туда принимали абитуриентов прежде всего по уровню знаний.
Что же касалось вузов, готовивших кадры для сугубо административных государственных учреждений, то здесь социальное неравенство по отношению к населению России сохранялось. Более того: внутри некоторых вузов оно попросту отсутствовало ввиду социальной однородности учащихся. Рассмотрим подробнее ряд таких привилегированных учебных заведений 14:
Название
Год основания
подведомственность
1897/1898 учебный год
количество
учащихся
%
Александровский лицей (бывш. Царскосельский),
Царское Село,
с 1849 – С.-Петербург
1811
Собственной е.и.в. канцелярии по учреждениям императрицы Марии
106
44,3
Училище правоведения,
С.-Петербург
1832
МНП
(Министерство народного просвещения)
105
44,0
Лицей цесаревича Николая
(Катковский),
Москва
1868
МНП
28
(1899/1900 уч. год)
4,7
В Александровский лицей могли быть приняты только сыновья дворян, внесенных в 5 и 6 разделы родословной книги первенствующих сословий, а также сыновья военных чинов не ниже полковника, либо статского советника (т. е. чиновника V класса). В 1879 г. это правило отменили и стали принимать туда также сыновей потомственных дворян. В Александровском лицее учились 3 года (в отличие от четырехгодичного курса обучения на юридических факультетах университетов). Отличники по выходе из лицея и поступлении на государственную службу сразу получали чин IX класса, все прочие - X и XII, тогда как выпускники университетов могли рассчитывать лишь на X и XII классы.
Таким же привилегированным было и Училище правоведения.
Катковский лицей (получил неофициальное название по фамилии одного из основателей М. Н. Каткова) был основан как частное учебное заведение, но вскоре стал государственным. Студенты лицея слушали лекции на юридическом факультете Московского университета. Лицей был всесословным – туда принимались дети дворян, чиновников, духовенства, купцов, мещан и крестьян, а также абитуриенты иудейского и магометанского вероисповеданий. Однако отбор поступавших в лицей происходил признаку материального благосостояния.
Все три лицея были абсолютно лояльными к власти заведениями – со стороны не только администрации, но и студентов.
Статистические данные о сословном делении студенчества, конечно же, чрезвычайно важны, но, судя по некоторым признакам, такие характеристики, показательные для университетских «масс», не могли являться решающими факторами, определявшими судьбы отдельных студентов. И, возможно, не только отдельных. Интересным и весьма современными даже сегодня представляется наблюдение Н.И. Костомарова, окончившего историко-филологический факультет Харьковского университета в 1836 году. Известный историк выделил четыре типа студентов, которых он мог наблюдать во время обучения сначала в Московском, а затем в Харьковском университетах:
«1) богатые сынки, жившие на пансионе у профессоров и стремившиеся любым способом получить диплом, что было не трудно при общей продажности;
2) молодые люди, которым диплом нужен был для службы, они учились порядочно, но без любви к науке, это были медики и будущие чиновники;
3) молодые люди, действительно занимавшиеся наукой, увлекавшиеся философией, будущие учителя гимназий;
4) не настолько богатые, чтобы жить у профессоров, и не настолько трудолюбивые и даровитые, чтобы заниматься наукой» 15.
Несомненно, как и все гипотетические допущения, которые предшествовали возникновению теорий, подобного рода классификация однажды получит научный инструментарий и станет дополнительным, весьма результативным способом изучения истории (в том числе и студенчества). Во всяком случае, принести она может никак не менее интересные результаты, чем марксистский «классовый подход», и сегодня лежащий в основе наиболее распространенных способов изучения прошлого.
§ 2. Правовое и материальное положение студенчества
Подготовка очередного (пятого по счету и последнего в дореволюционной России) университетского устава началась в конце 1870-х годов. По сравнению с предыдущим уставом 1863 г. выработка нового предполагала отказ от многих либеральных установок.
Связь университетов с народническими движениями была общеизвестной. В своей записке министру внутренних дел М. Т. Лорис-Меликову граф Н. П. Игнатьев отметил (в марте 1881 г., вскоре после убийства императора Александра II), что три четверти государственных преступников и почти все цареубийцы побывали студентами либо университетов, либо других высших учебных заведений.
Действительно, бомбы для убийства Александра II приготовил Николай Кибальчич – бывший студент Петербургского института инженеров путей сообщения и Медико-хирургической академии, который во время суда над «первомартовцами» потрясал военных экспертов технической эрудицией и изобретательностью, а за несколько дней до своей казни подал проект по созданию летательного аппарата для космических перелетов.
23 августа (5 сентября по новому стилю) 1884 года новый Общий Устав Российских Императорских Университетов, принятый в ходе общего направления так называемых «контрреформ», был утвержден императором Александром III. Либеральная общественность того времени еще в ходе подготовки устава отмечала его репрессивность по сравнению с предыдущим уставом 1863 года. Забегая вперед, стоит сказать, что и эти, условно репрессивные, меры не помешали очередному террористическому акту с участием студентов. 2 марта 1901 г. тогдашний министр народного просвещения и автор нескольких вузовских учебников Н. П. Боголепов был убит бывшим студентом Карповичем, исключенным из Московского университета.
Несмотря на то, что в отечественной историографии университетский устав 1884 г. традиционно рассматривается как свидетельство правительственной реакции на рост революционного движения, изучение непосредственно текста самого устава не позволяет с уверенностью сказать, что этот документ регламентировал университетскую и студенческую жизнь чрезвычайно жестко. Более того: против проекта устава, все же принятого в 1884 г., выступал во время его обсуждения в Государственном совете, даже обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев – он как раз настаивал на сохранении устава 1863 г., принятого в общем русле либеральных реформ, связанных с отменой крепостного права в 1861 г. 16
В уставе 1884 года действительно содержались положения, направленные на все то же «обеспечение первых нужд жизни» учебных заведений – то есть на поддержание элементарного общественного порядка и возможности нормального учебного процесса. Вопросам поддержания дисциплины устав отводил лишь шесть глав из более, чем ста:
«… Студенты и посторонние слушатели… обязаны соблюдать в зданиях Университета порядок, установленный правилами, которые утверждаются Министром Народного Просвещения…
… Вне зданий Университета, студенты подлежат ведению полицейских установлений на общих основаниях; но подчинение надзору полиции не освобождает их от повиновения своему учебному начальству…
…О всяком преступлении или проступке, совершенном студентами вне Университета, полиция немедленно уведомляет университетское начальство. В случае получения сим начальством сведений о студентах, подвергшихся взысканиям по приговору суда, Ректор предлагает каждый раз на обсуждение правления вопрос о том, может ли виновный быть оставлен в числе студентов, или же он подлежит увольнению или исключению из Университета…
… Студент, которому не зачтено три полугодия сряду или пять полугодий вообще, увольняется из Университета» 17.
Как-то не увязываются эти положения с представлением о свирепом режиме: ректор не считает себя вправе единолично решить вопрос об отчислении из университета студента, признанного уголовными преступником по приговору суда.
Что же касается карцера, в который студент мог попасть, например, за появление в нетрезвом виде или за оскорбление преподавателей или других студентов, то во время отбывания наказания студент мог посещать лекции, писать письма и встречаться с родственниками, читать учебники и научную литературу 18 – т. е. учебе студента, не умеющего себя правильно вести, карцер, скорее, способствовал. И, наконец, раз студенты, в исключительных, правда, случаях, могли быть как школьники, оставлены на «второй год» 19, то почему в университетском обиходе нельзя было сохранить другую принадлежность тогдашней средней школы – карцер?
Что же касается поощрения хорошей учебы, оно было предусмотрено тоже:
«134. Для поощрения студентов к научным знаниям, факультетскими Собраниями ежегодно предлагаются задачи, с назначением за удовлетворительные по оным сочинения, смотря по достоинству их, медали золотой или серебряной или почетного отзыва» 20. Стоит вспомнить и деятельность всякого рода научных обществ – как созданных при университетах, так и особых общественных организаций, например, знаменитого Императорского русского исторического общества, ежегодно получавшего на свою деятельность от Министерства народного просвещения 6000 рублей 21. Одним словом, деятельности студентов, желавших не «крутить революцию», а учиться, устав 1884 года никаких препятствий не создавал. Скорее наоборот – ограждал их от деструктивных тенденций того времени. Стремившиеся к знаниям на основе того же устава (ст. 72) могли посещать также лекции и иные занятия на других факультетах, помимо собственного – что, кстати, благотворно влияло на отбор достойных преподавателей, стремившихся заполучить побольше студентов.
Конечно, репутацию реакционного этому уставу создали и деятельность отдельных чиновников, и подзаконные акты, имевшие отношение к нему. Стоит вспомнить в этой связи хотя бы знаменитый «циркуляр о кухаркиных детях» (издан 1 июля 1887 г.) тогдашнего министра народного просвещения графа И. Делянова. Вот фрагмент этого документа, имеющий прямое отношение к университетскому уставу 1884 г.:
«Если Ваше Величество соизволит окончательно одобрить вышеизложенные предположения, то теперь предстоит только войти в Комитет министров с представлением:
…
2) о предоставлении министру народного просвещения, в изменение ст. 129 устава университетов 23 августа 1884 г., права определять плату за слушание лекций, не стесняясь ныне установленной 50-рублевой нормой».
К статье 129 устава мы еще вернемся, поэтому стоит привести ее целиком:
«129. С каждого студента и постороннего слушателя взимается за слушание лекций и за участие в практических занятиях – а) в пользу Университета – по пяти рублей за каждое полугодие и б) особая плата в пользу отдельных преподавателей, лекциями и руководством которых студент или слушатель желает пользоваться, в размере применительно к норме одного рубля за недельный час в полугодие» 22.
Следует сказать, что «циркуляр о кухаркиных детях», ставший в свое время сенсационным, получил у злопамятного потомства гораздо большую известность, чем его ничтожные последствия. Антиобщественные предложения министра Делянова, изложенные во «всеподданнейшем докладе» императору Александру III, были в целом успешно саботированы учителями, преподавателями университетов и прогрессивной частью администрации тогдашних учебных заведений 23.
Тем не менее, главным негативным результатом университетского устава принято считать утрату университетской автономии и университетского суда, в компетенции которого находилось изгнание из университета студента-преступника перед выдачей его уголовному правосудию. Трудно сейчас судить о целесообразности такого решения, но обставлять декоративным судом причастность студентов к тягчайшим государственным преступлениям было бы, по меньшей мере, кощунственно. В целом университетский устав 1884 года вряд ли был более репрессивным, чем уставы всех университетов за всю историю существования СССР, где была бы попросту немыслима такая норма устава 1884 г., как хотя бы частичное освобождение от цензуры собственных изданий, а также корреспонденции, получаемой из-за границы:
«138. Издания, выходящие от имени Университета или с его одобрения, и все вообще печатаемое от имени Университета, не подлежит предварительной цензуре.
139. Получаемые Университетом из-за границы печатные произведения, рукописи и учебные пособия не подлежат рассмотрению цензора и оплате пошлиной. Кипы и ящики с сими предметами, адресованные в Университет, в пограничных Таможнях не вскрываются, а только пломбируются и потом свидетельствуются в Университетах в присутствии таможенного или полицейского чиновника и заведующего установлением, для которого назначается учебное пособие, или Библиотекаря, когда получены произведения печати или рукописи» 24.
Следует, наконец, напомнить о том, что в конце XIX – начале XX вв. в высших учебных заведениях Западной Европы обучалось до 8,5 тысяч россиян – что составляло почти десятую часть тех, кто остался учиться в России. И одной из причин, которые заставляли молодых людей, стремившихся к высшему образованию, терпеть нищету и унизительное бесправие на чужбине, была та самая причина, устранить которую даже устав 1884 года не смог – это своего рода революционный психоз, поразивший русскую интеллигенцию и студенчество 25.
Согласно статье 127 университетского устава 1884 г., студенты высших учебных заведений могли рассчитывать на получение следующих видов материальной помощи: «а) стипендии из средств государственного казначейства, различных ведомств, установлений, обществ и частных лиц, соединенные с обязанностью, по назначению правительства, земства или городского общественного управления, или же сословного общества, службою по окончании курса; б) стипендии, пользование которыми не сопряжено с означенным обязательством и в) пособия в достаточном для обеспечения первых нужд жизни размере, выдаваемые впредь до назначения стипендии, под условием безукоризненного поведения и успешности занятий» 26.
Государственные стипендии назначались студентам попечителем учебного округа при соблюдении ряда условий.
Прежде всего, получателем стипендии мог быть лишь «недостаточный» студент, готовый представить «свидетельство о бедности». Разумеется, претендент на стипендию должен был хорошо учиться, а также получить положительный отзыв о своем поведении от проректора.
Стипендии выдавались на один год. Прошение о назначении студенту стипендии подавалось им в конце учебного года, но не позднее 15 мая. К прошению прилагались:
- «свидетельство о недостаточном состоянии» в установленной форме;
- свидетельство проректора об одобрительном поведении студента;
- свидетельство о сданных экзаменах за 1-е и 2-е полугодие, или только за 1-е полугодие с полученными при этом оценками;
- студенческие работы и прочие письменные свидетельства успехов претендента в учебе.
При этом на получение стипендии мог рассчитывать лишь студент, сдавший экзамены не ниже, чем на «4» (средняя оценка по результатам всех экзаменов).
Поскольку претендентов на стипендии было обычно больше, чем стипендий, администрация вуза могла устроить конкурс на их получение. Конкурс мог состоять из одного или двух экзаменов, письменных или устных, а также коллоквиума по сочинениям и работам.
Тем не менее, даже при несоблюдении установленных правил студент все-таки мог получить стипендию – например, если он не сдал экзамены в связи с тяжелой болезнью.
Хотя стипендия выдавалась на один год, студент, нарушивший условия назначения стипендии, мог быть ее лишен. Для лишения стипендии требовалось решение правления вуза, а также утверждение такого решения попечителем учебного округа.
Получатель стипендии одного вида мог также ходатайствовать о ее замене стипендией другого вида. Государственные стипендии (т. е. стипендии из сумм государственного казначейства) могли получать лишь студенты христианского вероисповедания. Размер стипендии студента Санкт-Петербургского университета в 1896 г. составлял 300 рублей 27.
Выпускники высшего учебного заведения, получавшие во время учебы стипендию, должны были затем отрабатывать ее. Так, за получение казенной стипендии в течение одного года выпускник должен был провести на государственной службе полтора года. Однако и из этого правила могли быть исключения. Бывший получатель казенной стипендии освобождался от обязательной отработки в том случае, если по окончании курса он не смог получить места по независящим от него причинам. Освобождение от обязательной отработки стипендии выпускник мог получить также в том случае, если он возвращал вузу всю полученную им сумму. И, наконец, от отработки мог освободить министр народного просвещения особым распоряжением. В одном из номеров за 1910 г. газета «Студенческая правда» сообщала о 100 исках на сумму около 7000 рублей, поданных против бывших получателей студенческих стипендий, уже ставших к тому времени материально состоятельными врачами, инженерами и юристами «с жирком и с брюшком», но так и не вернувших стипендии своему университету, – из чего можно сделать вывод, что такого рода неблагодарное поведение было нередким и даже систематическим.
Кроме стипендии, огромное влияние на личный бюджет студента могло также оказать освобождение от платы за обучение. Получение такого освобождения сопровождалось целым рядом бюрократических процедур, сходных с процедурами получения стипендии 28.
На каких основаниях со студентов официально взималась плата (что может показаться довольно странным нашим современникам)? Взимание платы со студентов государственных университетов предусматривал университетский устав 1884 г.:
«147. Плата, взимаемая со студентов и посторонних слушателей и пользу Университета …, а равно прочие специальные средства Университетов, составляют неотъемлемую их собственность. Средства сии могут быть употребляемы: а) на пособия учащимся, служащим в Университете и семействам этих лиц, с разрешения Попечителя; б) на пополнение сумм для вознаграждения стипендиатов, оставляемых при Университете; в) на издержки по напечатанию научных сочинений, издаваемых от имени Университета или с его одобрения; г) на издержки при торжественных собраниях и вообще мелочные расходы по разным предметам, с разрешения Попечителя; д) на командировки Профессоров и других лиц, имеющих ученые степени; е) на улучшение учебно-воспитательных установлений Университета; ж) на добавление к суммам, отпускаемым на содержание и ремонт университетских зданий» 29.
То есть из данного правового акта следует, что деньги, вносившиеся студентами за обучение, оставались в самом университете. Например, плата самих студентов за лекции составила в 1894 г. 12,7 % от общего бюджета российских университетов 30. По нашим подсчетам – очень приблизительным, сделанным на основе во-первых, названный выше цифры 12,7%, во-вторых, названного в Уставе 1884 г. бюджета шести университетов (С.-Петербурга, Москвы, Харькова, Казани, Киева, Одессы) в 2.268.790 рублей, и общего количества студентов университетов (16.497) в 1902 г. – мы пришли к выводу о том, что плата за лекции могла составлять от 20 до 30 рублей в год. Стоит напомнить, что размер стипендии в университете составлял 300 рублей в год.