Групировка образов в романе В.Гюго "Собор Парижской Богоматери"

Оглавление
Введение
Группировка образов в романе В.Гюго Собор Парижской Богоматери
Заключение
Библиография

Групировка образов в романе В.Гюго "Собор Парижской Богоматери"

Это не было также столь частое в XV веке прибытие какого-либо пестро разодетого и разукрашенного плюмажами иноземного посольства».Таким образом, герои даны в естественной для себе среде и ситуации: обычный праздник. Избрание короля шутов — развлечение, но не исключительное развлечение, поскольку категория карнавала является одной из основных для европейской культуры. Карнавал, шутовское шествие, праздник — это естественная среда обитания для таких героев как Пьер Гренгуар, Жеан Фролло и Эсмеральда. Архетипически эти три персонажа могут быть рассмотрены как воплощение трубадура, ваганта и жонглера. Трубадур, изначально поэт любви, в эпоху позднего средневековья превращается в поэта высокого слога, т.е. сочинителя мистерий, хвалебных песен и т.п. Ваганты — возникшее среди студентов (школяров) движение поэтов-хулиганов, яростно сбрасывавших с пьедестала набившие оскомину традиционные ценности. Жонглер, по определению Ле Гоффа, «это странствующий затейник игр, показывающий свои забавы там, где их способны оценить и за них заплатить ... Это, так сказать, мастер на все руки. Он читает стихи и рассказывает всевозможные байки». Цыгане являются отдельным явлением средневековой культуры, с ними связано множество историй о колдовстве, похищении детей и воровстве, однако Париж и, что немаловажно, Двор чудес, объединяет «отверженных» — нищих, бродяг, попрошаек, воров, проституток, цыган — в единый народ. Несмотря на предубежденное отношение отдельных людей в толпе к фокусам дрессированной козочки: «это колдовство! – проговорил мрачный голос в толпе. То был голос лысого человека, не спускавшего с цыганки глаз», такое отношение не является специфическим негодованием, направленным на цыган: этот возглас мог прозвучать в адрес любого средневекового скомороха. В рассказе о маисовой лепешке подчеркивается, что страх перед цыганами — это нечто свойственное провинциалам и не свойственное жителям Парижа.Ожидаемого предубеждения против цыган В. Гюго не показывает, что проявляется также в описании шутовского шествия, пародирующего папскую процессию: «Впереди двигались цыгане. Во главе их, направляя и вдохновляя шествие, ехал верхом на коне цыганский герцог в сопровождении своих пеших графов; за ними беспорядочной толпой следовали цыгане и цыганки, таща на спине ревущих детей; и все – герцог, графы и чернь – были в отрепьях и мишуре. За цыганами двигались подданные королевства "Арго", то есть все воры Франции, разделенные по рангам на несколько отрядов; первыми шли самые низшие по званию. По четыре человека в ряд, со всевозможными знаками отличия соответственно их ученой степени в области этой особой науки, проследовало множество калек – хромых и одноруких: карманников, богомольцев, эпилептиков, скуфейников, христарадников, котов, шатунов, деловых ребят, хиляков, погорельцев, банкротов, забавников, форточников, мазуриков и домушников, – если перечислить их всех, то это утомило бы самого Гомера. В центре конклава мазуриков и домушников можно было с трудом различить короля Арго, великого кесаря, сидевшего на корточках в тележке, которую тащили две большие собаки. Вслед за подданными короля Арго шли люди царства галилейского. Впереди бежали дерущиеся и выплясывающие пиррический танец скоморохи, за ними величаво выступал Гильом Руссо, царь галилейский, облаченный в пурпурную, залитую вином хламиду, окруженный своими жезлоносцами, клевретами и писцами счетной палаты. Под звуки достойной шабаша музыки шествие замыкала корпорация судебных писцов в черных мантиях, несших украшенные цветами "майские ветви" и большие желтые восковые свечи». Как мы видим, цыгане являются такой же неотъемлемой частью королевства «Арго», как и другие нищие, бродяги, воры, калеки и т.д. Пародируя священную для католического мира фигуру Папы Римского, они подчеркивают свое параллельное существование по отношению к государству и государственной власти. Стать одним из них непросто, как мы видим на примере Генгуара, который не выдерживает сурового экзамена и спасается от виселицы только благодаря вмешательству Эсмеральды, которая заключает с ним шутовской брак: «с шеи поэта сняли петлю и велели ему спуститься со скамьи. Он вынужден был сесть – так он был ошеломлен. Цыганский герцог молча принес глиняную кружку. Цыганка подала ее Гренгуару.– Бросьте ее на землю, – сказала она.Кружка разлетелась на четыре части.– Брат! – произнес цыганский король, возложив на их головы свои руки. – Она твоя жена. Сестра! Он твой муж. На четыре года. Ступайте».Гренгуара таким образом принимает в общество отверженных, однако поэт остается человеком вне общества. Его интересует собственное благополучие, а не благополучие братства отверженных или удовольствие знати. И то, и другое необходимо ему лишь в той мере, в которой может принести пользу: сохранить жизнь или наполнить карманы. Его «трагический» конец выглядит авторской насмешкой: «Пьеру Гренгуару удалось спасти козочку и добиться успеха как драматургу. По-видимому, отдав дань множеству безрассудных увлечений – астрологии, философии, архитектуре, герметике, – он вернулся к драматургии, самому безрассудному из всех». Предательство Гренгуаром Эсмеральды предопределено сюжетной линией, оно лишь одна из иллюстраций слов, сказанных Клодом Фролло королю Франции, инкогнито посетившего известного алхимика в поисках секрета философского золота: «малое берет верх над великим; один-единственный зуб осиливает целую толщу. Нильская крыса убивает крокодила, меч-рыба убивает кита, книга убьет здание». В образе Жеана Фролло, погибающего во время неуклюжей попытки освобождения незнакомой ему Эсмеральды, воплощен образ любопытного парижанина, которому важно быть в центре событий. Школяр, беспечно тянущий из серьезного брата деньги на кутежи, Жеан искренне и со всей самоотдачей включается в процессы парижского духа. Бунт черни со Двора чудес подхватывает его точно также, как подхватила бы и другая толпа. Он не озабочен вопросами справедливости, однако, ввязавшись в игру, он готов играть всерьез и в итоге умирает от рук Квазимодо, который, по замыслу воспитавшего его Клода Фролло, должен был стать искуплением возможных прегрешений Жеана: «чувство сострадания усилилось в Клоде при виде этого уродства, и он дал себе обет, из любви к брату, воспитать ребенка: каковы бы ни были впоследствии прегрешения Жеана, их заранее искупал тот акт милосердия, который был совершен ради него. Это был как бы надежно помещенный капитал благодеяний, которым он заранее обеспечивал маленького баловня, сумма добрых дел, приготовленная заблаговременно, на случай, когда его брат будет испытывать нужду в этой монете, единственной, которою взималась плата за вход в райские врата». В свете бескорыстного милосердия Эсмеральды, проявленного к горбуну после неудавшейся попытки похитить ее, это беззаветное служение выглядит особенно символичным. Горбун, которого избрали королем шутов и которого воры и бродяги признали своим спасает Эсмеральду от любой опасности, которая, по его мнению, может ей угрожать. «Капля воды превращает прикованного к позорному столбу умирающего от жажды Квазимодо в беззаветно преданного, способного на любые жертвы человека: "За эту каплю воды, за эту каплю жалости я могу заплатить лишь всей моей жизнью", — говорит он сжалившейся над ним Эсмеральде. Милосердие поднимает Квазимодо до восторженной любви, из жестокого и озлобленного человека преображает его в бесстрашного, гуманного героя, противостоящего огромной вооруженной толпе». Он пытается реализовать свой обет, однако искренние порывы в «Соборе парижской Богоматери» постоянно ведут к несчастью и к гибели — от Жеана Фролло, до Квазимодо и Эсмеральды.Искренность отверженных обитателей Двора чудес и страстных подверженных ничем не сдерживаемым страстям представителей низов общества противопоставлена холодному расчету среди сильных мира сего. Выше было показано как священник Клод Фролло «покупал» для младенца Жеана предстоящее спасение. Такой же расчет мы видим в образе короля и других представителей светского общества. По замечанию Е.М. Евиной, «образы капитана-аристократа Феба де Шатопер или Флер де Лис — прямое олицетворение пошлости и эгоизма светского общества. Они "изящны и бесчеловечны". Бездомные обитатели Двора чудес способны на героизм: выступая в защиту Эсмеральды, они мужественно идут на штурм Собора». Таким образом, можно предположить еще одно значение образа штурма Собора: воплощение убежища и духовной жизни находится в руках лицемерных властей и в искреннем порыве народные массы объединяются, пытаясь не столько низвергнуть Небеса, сколько добиться их. В. Гюго подсказывает неоднозначность этого образа, раскрывая значение загадочной фразы Клода Фролло «Вот это убьет то» и рассуждая о значении изобретения книгопечатания.Париж — город, в котором могут пересечься судьбы самых разных людей. Париж эклектичен, но это эклектика хорошего вкуса. Так В. Гюго описывает отправившихся на прогулку парижанок и провинциалку следующим образом: «две из этих женщин были одеты, как пристало одеваться почтенным парижанкам.