Критика Аристотеля Платоновской теории идей.

Введение.
Глава 1. Философия Платона: учение об Идеях.
Глава 2. Философия Аристотеля: критика мира Идей Платона.
Заключение.
Список литературы.

Критика Аристотеля Платоновской теории идей.

Как мы видим, учение о мире идей является центральным для всей философии Платона, поскольку связано с проблемой поиска основания и причины всего сущего – откуда все проистекает и благодаря чему рождается на свет. Аристотель в своей «Метафизике» для описания Платоновских эйдосов использует два слова – «идея» и «вид». Так в духе Платоновской философии «для человека [видами будет] понятие животного, понятие двуногого и в то же время еще понятие человека самого по себе»13.
Аристотель опровергает эту концепцию Платона в силу целого ряда причин.
Прежде всего, Аристотеля отталкивал сам факт противопоставления и отделения сущности вещей от них самих – сущность каждой вещи это ее Идея, но вещи представляют собой объекты чувственно воспринимаемые, а идеи помещаются в иной умопостигаемый мир, темсамым они оказываются оторванными друг от друга. Аристотель считает, что невозможно, чтобы сущность существовала сама по себе, отдельно от предмета, который она порождает. «Как идеи, будучи сущностями вещей, могут быть отдельно от них»14. Ссылаясь на диалог Платона «Федон», в котором тот подчеркивает, что идеи «суть причины и существования, и происхождения»15 вещей, Аристотель в очередной раз недоумевает, как, будучи отделенными от мира идей, чувственные вещи и предметы «могут происходить, если нет того, что будет двигать их»16.
Причастность вещей к идеям, как то видел Платон, по мнению Аристотеля всего лишь метафора, причем достаточно туманная, которая ничего не выражает. Он настаивает на том, что в таком виде идеи ничего не могут дать существованию вещей, а учение Платона не может продемонстрировать отношение идей к вещам. «Говорить, что они суть образцы и что все прочее соучаствует в них, значит говорить пустые слова и употреблять поэтические метафоры»17.
Аристотель отказывает миру идей в праве на существование, поскольку в поисках причинной основы чувственного мира, эта самая причинность у Платона и упускается из виду. «Думая объяснить сущность видимого, мы утверждаем, что существуют еще другие сущности; а как последние оказались сущностью видимого, по этому вопросу мы говорим пустяки»18.
Желая свести сущности с началом, «сторонники идей понятие длины составляют из понятий длинного и короткого, то есть из некоторого малого и великого, поверхность - из широкого и узкого»19. Каждый отдельно взятый объект материального мира наделяется не одним каким-либо свойством, а целым набором разнородных качеств. Однако «как тело будет содержать в себе линию и поверхность? Ведь, с одной стороны, широкое и узкое, с другой - высокое и низкое суть понятия совершенно разнородные»20.
Таким образом, Аристотель отказывается принимать теорию идей Платона в силу того, что предположение Платона об «идеях» как самостоятельном бытии, отдельном от существования чувственных вещей, бесполезно как для познания этих вещей, так и для объяснения их бытия. «Они вовсе не помогают ни знанию прочих вещей, потому что они не суть сущность этих [вещей], а иначе они были бы в самых этих [вещах], ни существованию, если они не присущи тем вещам, которые соучаствуют в них»21.
Чувственно-материальный мир для Аристотеля является первичным по отношению к познавательным способностям человека. Он сетует на то, что сторонники идей не смогли даже адекватно представить себе, что есть материя. «Субстрат, который они подставляют как материю,… скорее может быть атрибутом и разницею между сущностью и материю, чем быть самою материей»22, подобно тому как и великое, и малое служат всего лишь атрибутами материи, а не ей самой.
Главный вопрос о том, «как же это виды встречаются с чувственно воспринимаемым»23, по мнению Аристотеля, у Платона остается не раскрытым. Аристотель считает, что концепция Платона не в состоянии объяснить такие фундаментальные явления чувственного мира, как движение, становление, возникновение и гибель. Виды ведь «не могут быть причиною ни движения, ни перемены какой-нибудь для чувственно воспринимаемого»24.
При таком способе, по мнению Аристотеля, невозможно получить ответ на вопрос, из чего явилась деятельность, из чего пассивность, из чего прямое и т. д., «а если [получишь ответ], то только относительно сущностей, так что исследовать подобным образом стихии всего сущего или думать, что имеешь (то есть в результате исследований) эти стихии, - одинаково далеко от истины»25.
Учение Платона о мире идей лежит в основании платоновской теории познания, согласно которой знание содержится в нашей бессмертной душе и добывается от туда при помощи припоминания. Аристотель же утверждает, что «если самое лучшее из знаний оказывается врожденным нам, удивительно, как мы не знаем даже, что владеем им»26. Он считает, что нельзя ничего понимать до того, как преступаешь к исследованию. Исследование причин и начал всего сущего не может идти по пути исключительно умозрительного построения и развертываться как бы из самого себя, как это было с познанием идей у Платона, которые душа вытаскивает из самой себя. Аристотель настаивает на том, что «если есть какое знание всех вещей,… то стремящийся к этому (всеобщему) знанию, конечно, не может ничего знать предварительно»27. Таким образом, он отказывает Платону в единственно возможном способе познания чуждых всему эмпирическому и чувственному идей при помощи припоминания.
Аристотель предлагает свое видение сущности вещей, которое в отличие от Платоновских идей, не является чем-то внешним по отношению к вещам. По его мнению, каждая конкретная чувственная вещь представляет собой единство материи и формы, в том значении, которое придает им сам Аристотель.
Для Аристотеля материя – это неопределенное, неоформленное начало каждой вещи. Это ее первичная природа, естество – «то первичное, несоразмеренное и неспособное изменяться своею собственною силою, из чего состоит или возникает что-нибудь»28, как медь в медной статуе или древесина в деревянной посуде. Сама по себе материя лишена способности творить вещи, она своего рода сырье, материал, из которого они творятся под действием внешних сил. Этой внешней силой у Аристотеля выступает форма.
Форма – это то, что «отдельно [от всего прочего]»29, форма – это конец, «законченное»30, то, что очерчивает границы материи и делает вещь тем, чем она является. Несмотря на то, что форма по своей природе нематериальна, она не чужда вещи, она в ней присутствует и составляет ее сущность. Материя может быть неоформленной, и, тем не менее, в потенции она содержит форму, как возможность. Другими словами форма оказывается реализованной возможностью материи.
Таким образом, мы видим, что материя и форма, у Аристотеля, представляют собой единство, неразрывную взаимосвязь. Для него развитие явлений чувственно воспринимаемого мира – это результат оформления материи. Однако знание сути вещей еще не достаточно для того, чтобы считать процесс познания истины свершившимся. «Очевидно, что должно достигать знания первоначальных причин, ибо тогда [только] мы говорим, что вполне понимаем то или другое, когда думаем, что нам понятна первая причина [его]»31. И говорить о таких причинах можно в четырех смыслах. Во-первых, причиной мы называем сущность и основание, в силу которого вещь становится тем, что она есть. «Ибо каждое «почему» сводится в конце концов к первому основанию, а первое «почему» есть причина и начало»32. И по Аристотелю таким началом выступает форма.
Во-вторых, «[причиною мы называем] материю и субстрат»33, т.е. то из чего рождается всякая вещь и соответственно, в третьих, то «откуда начало движения»34, поскольку «[если уничтожить движение], потеряет значение все изучение природы»35. И наконец, в-четвертых, «то, ради чего что-либо [существует], и благо (ибо оно есть цель всякого происхождения и движения)»36.
Таким образом, Аристотель наглядно продемонстрировал, что толкование сущности вещей, а также причин становления и развития сущего, через призму существования Платоновского обособленного и чуждого всему материальному мира идей ошибочно.
Заключение.
В своей «Метафизике» Аристотель дает своего рода ретроспективный анализ предшествующей ему философской традиции Античности. Он отмечает, что «из первых философов большинство думало, что только в виде материи бывают начала всего»37. Они были заняты поиском того, «из чего состоят все существа, откуда первоначально происходят они и во что, в конце концов, погибая, превращаются»38. Он ссылается на учения Фалеса, Гераклита, Эмпедокла, Парменида и других. Отдельно он выделяет учение пифагорейской школы, сделавшей акцент не на материю, а на число, и философию своего учителя Платона, который на пути построения идеализаций зашел дальше, чем кто-либо.
Помнённою Аристотеля Платон «совершил принципиальную ошибку, приписав самостоятельное существование тому, что самостоятельно существовать не может»39, и ошибкой этой явилась его теория о мире идей.
В основе философской системы Платона лежит принципиальное разграничение двух миров: мира земного и мира идей – мира подлинного существования, доступного только разуму, а не чувствам. Этот мир дает начало всем материальным объектам и предметам мира земного. Суть каждой вещи – это ее идея. Идея извечна и неизменна, она не прекратит своего существования, даже если разрушится или умрет, вещь, которая к ней сопричастна. Мужественный человек может превратиться в труса и обратиться в бегство на поле боя, но идея мужества от этого не пострадает. Красивый цветок может завять, а красивое дерево сломаться от ветра и засохнуть, однако это не отменит существования идеи красоты.
Душа человека также проистекает из мира идей, она бессмертна и полна знанием, которое получила пребывая в мире подлинных сущностей, еще до того как обрела свое тело. Но земная жизнь заглушает голос разума, чувства уводят его от внутренней скрытой истины и единственный способ возродить знание это «припомнить» о том, что уразумела душа, вращаясь в сфере эйдосов.
Для Аристотеля подобный способ видения мира оказался неприемлем. Вопреки позиции своего наставника Платона, Аристотель отдает предпочтение миру чувственному, материальному, считая, что возникновение мира идей нисколько не говорит нам о сути чувственного мира, оно не раскрывает нам основ его развития – движения, рождения и смерти.
По мнению Аристотеля, Платон не смог достаточно ясно и четко сформулировать как мир идей и чувств относятся друг к другу, каким образом идея прекрасного самого по себе делает ту или иную вещь прекрасной. Для него утверждение Платона о причастности чувственных вещей к идеям звучит как метафора, лишенная смысла и не дающего нам ничего, что могло бы облегчить познание чувственных вещей.